Китай. Большой исторический путеводитель

КИТАЙСКОЕ ОБЩЕСТВО ЭПОХИ ТАН[3]

По конфуцианским канонам, общество, в соответствии со своей Небом определенной природой, должно делиться на «верхи» и «низы». Танские правители ни в коем случае этого не оспаривали, да это было и в принципе невозможно. Различные слои общества искони отличались друг от друга: придерживались определенных, привычных для них норм общения (этикета), носили свою одежду, по-своему строили и украшали дома (хотя принципиальных отличий, по большому счету, не было: в своей основе план императорского дворцового комплекса был подобен плану простой крестьянской усадьбы).

Наследственная аристократия всегда входила в привилегированную часть общества. Она делилась по титулам и рангам (иногда стоящим над рангами госслужащих), в соответствии с ними получала земельные наделы. Правда, в Китае, как правило, не существовало майората — обязательного наследования недвижимого имущества единственным правопреемником, поэтому владения дробились, влияние наследственной знати снижалось. Кроме того, в лучшие времена Поднебесной действовало правило, согласно которому почетный ранг передавался последующему поколению с понижением на одну ступень, и в обозримом будущем он, если не подкреплялся заслугами потомков, мог сойти на нет. Высшие аристократические титулы (в западной литературе их названия обычно переводятся европейскими аналогами — «герцог», «маркграф», «граф», «барон») могли присваиваться наиболее заслуженным сановникам, полководцам и прочим выдающимся подданным вне зависимости от их происхождения. С другой стороны, за большие провинности титулованные господа могли быть переведены в разряд простонародья.

В танские времена, когда четко проявилась давно уже обозначившаяся в Поднебесной линия на примат личных заслуг при выдвижении на государственную службу, определенная роль «породы» никогда не оспаривалась. Хотя бы как признак врожденной доброкачественности и хорошего аристократического воспитания, не говоря уж о принадлежности к старинному влиятельному клану. Но «благородство» все больше ценилось выслуженное.

При Ли Шимине в основном сложилась та система подбора кадров, которую можно назвать классической и которая просуществовала века. Благодаря которой из низов в идеале можно было подняться очень высоко и даже встать по правую руку от императора в качестве «канцлера правой руки» (кстати, можно вспомнить, что основатели двух императорских династий по происхождению были крестьянами). В основе ее лежала система государственных экзаменов. Успешно сдавшие их получали степень «ученого мужа» шэньши и пользовались преимуществами при назначении на должность. Об этом мы уже говорили, и представятся еще случаи поговорить о замечательной китайской экзаменационной системе подробнее. Пока же остановимся на том, что представляла собой государственная система Поднебесной в эпоху правления династии Тан.

На самом верху император, Сын Неба: он тоже прошел «экзамен», получив Мандат на правление. Главное его предназначение — осуществлять духовный контакт с Небом, Землей и своими царственными предками, а также всегда иметь в мыслях вселенскую гармонию и благо подданных Поднебесной (впрочем, можно добавить и варваров: они все-таки тоже частица вселенной, а также ближняя и дальняя периферия Поднебесной).

От стоп Сына Неба нисходила лестница «любимых сыновей» — чиновников. Семейная терминология неотъемлема от характеристики любой китайской социальной структуры. Поэтому можно было считать, что под лестницей любимых старших сыновей находятся неразумные младшие сыновья — простонародье. Вся в целом общественная структура представлялась продолжением личности монарха: его мышлением, органами чувств, мышцами. По ней от Неба и его Сына распространялась вниз высшая энергетика — доходя до самого последнего подданного. И это не идеологическая аллегория: китайцы, при их символическом складе ума, действительно воспринимали устройство Поднебесной таким вот образом (только не все, разумеется, такой высокой способностью были наделены в равной мере, а кто-то и вообще ее не удостоился).

Самые любимые сыновья служили при дворе или губернаторами. Близ императора находились два высших его советника — цзайсяны (канцлеры), избиравшиеся из членов императорского дома или высших сановников. Высшими учреждениями были кабинет министров, совет двора и государственная канцелярия.

Кабинет министров, главный орган исполнительной власти, осуществлял управление через шесть ведомств:

— ритуала, в чью сферу ответственности входило исполнение обрядов и церемоний, нравственность подданных, их образование, различные религиозные культы и организации, прием иностранных посольств и отправка китайских. Оно же следило за деятельностью пяти других ведомств;

— финансовое — вело учет налогоплательщиков и наделов, следило за правильностью налогообложения и ходом сбора налогов, ведало государственными монополиями;

— военное — отвечало за войска, их штат, обеспечение и подготовку, охрану границ, а также за приграничные военные поселения;

— наказаний — курировало суды, тюрьмы, правильность судопроизводства;

— общественных работ — определяло фронт необходимых работ и обеспечивало их выполнение;

— ведомство чинов, осуществлявшее контроль за продвижением чиновников по службе, их набор и убытие, назначение и перемещение (в провинции на одном месте больше трех лет сидеть не полагалось — чиновника перебрасывали куда-то еще, порою за тридевять земель).

Обособленно стояли палата инспекторов и цензорат — «глаза и уши» китайского императора (непременный атрибут и всякой другой рассчитывающей на долголетие власти).

При дворе имелись различные специфические службы: обслуживания персоны императора, его дворцов, казны и прочие.

Областные органы управления жестко подчинялись столице. Как мы уже говорили, на уездном уровне штатным назначенцем был только один чиновник, а роль его компетентных помощников охотно брали на себя главы «сильных домов», причем зачастую не требуя за это никакой платы. Что это значило — думаю, людям с житейским опытом объяснять не надо. Писцы и различные помощники были наемными служащими, а роль курьеров, носильщиков и прочей обслуги, как правило, выполняли по трудовой повинности местные крестьяне.

Под руководством уездного начальника находились органы деревенского (вплоть до пятидворок) и городского самоуправления. Сельские старосты вели списки жителей общины, следили за ходом земледельческих работ, за шелководством и шелкопрядением, отвечали за полную и своевременную уплату налогов, отправляли людей на выполнение повинностей, следили за порядком в деревне, организовывали религиозные церемонии и празднества. В экстренных случаях поднимали односельчан на борьбу со стихийными бедствиями или на поимку беглых преступников.

Снизу вверх непрерывно шли всеохватывающие информационные потоки. В совокупности — перед нами продуманный, развитой, выверенный механизм (если не сказать организм), обладающий таким идеологическим обеспечением, какое недоступно ни одной современной политической системе, будь она хоть трижды тоталитарная.

Представляет несомненный интерес юридическая система, в достаточно законченном виде сложившаяся к 737 г., когда был издан законодательный кодекс, — но последовательное оформление которого происходило во все предшествующие годы Тан.

За мировоззренческую основу кодекса были приняты представления о мировой гармонии, о космической роли человека, о силах инь и ян, о первоэлементах — и, разумеется, конфуцианство во всем его объеме. Наказание преступника являлось безусловно необходимым по соображениям мирового масштаба: если оно не свершится, содрогнется земля, выйдут реки из берегов, будут мор и глад — Небо не простит нарушения мировой гармонии.

Сообразно с незыблемыми конфуцианскими канонами, социальный порядок рассматривался исходя из принципа главенства семейного начала. Тягчайшими преступлениями были названы «десять мерзостей», и всем мерзостям мерзостью было отцеубийство. Не только оно, но и избиение родителей, дедов и бабок — не говоря уж о покушении на их убийство, а также осквернение часовен предков и гробниц наказывались смертью. Не заслуживали пощады и преступления против Сына Неба: мятеж, измена, поджог или осквернение императорских гробниц и дворцов. За страшнейшие преступления казни подлежал не только виновный: удушение ждало его отца и сыновей, а несколько поколений других ближайших родственников обращалось в рабство. Имущество их конфисковывалось. По мерзостной категории проходило и колдовство.

Преступлением была недостаточная скорбь по усопшим родителям — за это полагалось наказание вплоть до вечной ссылки. Жену, осмелившуюся ударить мужа, ждал год принудительных работ, наложницу — полтора.

Серьезным преступлением было всякое нарушение придворного этикета. Закон был строг к должностным проступкам, например, промедлению в исполнении вышестоящего указания и даже в регистрации его. Тяжесть наказания могла быть смягчена при наличии у виновного высокого ранга. Согласие виновного на понижение ранга могло быть платой за отмену телесного наказания — но этого практически никогда не происходило. Подобное разжалование означало «потерю лица», и проштрафившиеся чиновники обычно сами упрашивали, чтобы им всыпали палками по пяткам или по чему другому, что ни есть у китайца — лишь бы сохранилось их служебное положение. Но по отношению к высшим должностным лицам, занимающим самые ответственные посты, закон бывал неумолимо принципиален: они могли быть полностью лишены лица переводом в разряд простолюдинов.

Тяжесть наказания могла зависеть от соотношения статусов обидчика и обиженного — даже родство со знатной особой облегчало участь виновного. Хозяина, забившего насмерть провинившегося раба, ждало сто ударов тяжелой палкой (вообще-то посмотреть бы на него после такой порции), а раб или слуга, неумышленно причинившие смерть своему господину, осуждались на казнь.