Клоун

5

В моей квартире все было подготовлено к приему. Освещение сведено до минимума, долгоиграющие пластинки — на проигрывателе. Достаточно нажать на клавишу, и из репродукторов польются чарующие звуки томной испанской музыки. Но поскольку еще не изобрели самонаполняющихся бокалов, я был вынужден оставить Изабель Мерман одну в гостиной, чтобы приготовить на кухне коктейли.

Когда я вернулся, она стояла посреди гостиной, склонив немного голову набок. На ней было черное вечернее платье с оранжевой отделкой и без рукавов. Верхняя часть платья состояла из двух половинок, которые красиво ниспадали с шеи до талии, закрывая ее маленькие, но упругие груди. Стройная талия подчеркивалась широким лакированным поясом, а юбка была просторной и волнистой. Это даже нельзя было назвать платьем. Это было нечто, что должно было постоянно напоминать мужчине, что женщина создана для того, чтобы ее соблазняли.

Я поставил бокалы на маленький столик перед моей огромной кушеткой.

— Интересная у вас квартира, — заметила она деловым тоном.

— Интересная? — переспросил я.

— Вы даже не сказали, что не считаете работу в полиции своим основным занятием.

— Ну-ка, повторите, пожалуйста, еще раз. С первого раза это звучит как-то не совсем понятно, — сказал я.

Действительно, я совершенно не понял, что она имела в виду.

— Судя по убранству вашей квартиры, вы отнюдь не полицейский, а профессиональный соблазнитель.

— О, пусть вас это не тревожит, — ответил я. — Я никогда не действую прямолинейно, только косвенными методами. Например, я могу сказать так: «Почему бы вам не раздеться, милая? Ведь иначе вы помнете свое платье!»

— Сперва я все-таки присяду и немного выпью, — сказала она, опускаясь на кушетку и показывая мне на кресло, стоящее напротив. — А вы сядете вон туда. И мы будем очень мило беседовать.

— А вы не считаете, мадам адвокат, что немного нервничаете?

— Возможно. — Она посмотрела на меня с легкой улыбкой. — Ведь здесь нет ни судьи, ни присяжных. По этой причине я начинаю подозревать, что вы не дадите мне слова.

— Ваши мысли текут все по одному и тому же руслу. Я никогда не соблазняю женщин, которые не хотят, чтобы их соблазняли, — скромно ответил я. — И в первую очередь, наверное, потому что они бегают быстрее, чем я. Мне за ними попросту не угнаться.

— Может быть, поговорим для начала о чем-нибудь другом? — сказала она, взяв бокал.

— Мы могли бы поговорить о Джордже, — предложил я. — Его поход в магазин закончился удачно?

— Это не остроумно, — ответила она.

— Кстати, чем он занимается?

— Джордж Риверс? Он работает у Людвига Яноса чем-то вроде бухгалтера.

— Вчера он тоже был у Шепли?

— Кто, Джордж? — Она улыбнулась. — Может быть, ему было бы и интересно танцевать, но только с компьютером.

— Элтон Чейз был вашим хорошим другом?

— Нет, этого сказать нельзя.

— Он вам не поверял свои тайны?

— Какого плана тайны?

— Ну, например, относительно своих перспектив на будущее, о своих сокровенных надеждах, желаниях. Или, например, о том, как он в действительности относился к своему шефу — Людвигу Яносу.

Она покачала головой.

— Нет. К тому же я считаю, что вы слишком быстро переключились. Из профессионального соблазнителя сразу превратились в профессионального полицейского. Моя дружба с Элтоном Чейзом носила чисто приятельский, совершенно платонический характер. Вот и все. Он был холостяком, я тоже не замужем. Поэтому мы часто помогали друг другу, когда один из нас получал приглашение на какой-нибудь вечер, куда надо было являться вдвоем. На этом, собственно, все и кончалось.

— Но на этот вечер к Шепли вы отправились отдельно?

— Да. Потому что каждый из нас получил отдельное приглашение. — Она вздохнула. — Поверьте мне, если бы я могла вам хоть чем-то помочь, я бы сделала это. Но я совершенно не имею никакого понятия, кто мог бы быть заинтересован в смерти Чейза.

— А Эндерсон, — продолжал спрашивать я, — этот гениальный отшельник, что вы можете сказать о нем?

— Только то, что мне рассказал о нем Элтон. Он отказывался приехать в город, и поэтому Янос был вынужден отправиться к нему.

— Его точного адреса вы не знаете?

Она пожала плечами.

— Где-то за Лысой горой, в самом что ни на есть необитаемом месте. Мне кажется, что его нетрудно найти. Достаточно спросить первого крота, который повстречается вам на пути.

— А что вы скажете о Дэвиде Шепли? — допытывался я. — Раньше он работал с Яносом. А что он делает сейчас?

— Видимо, работает над своими проектами. — Она снова пожала плечами. — Откуда мне об этом знать? К моим услугам он уже давно не прибегал.

— Знаете, моя дорогая, — недовольно сказал я, — вы просто выглядите этаким сверхчудом неосведомленности. Кстати, так же, как и все другие, хоть как-то замешанные в этой истории. Послушаешь вас всех и поневоле решишь, что Чейз сам перерезал себе глотку. Так, шутки ради. Или от безделья.

— Не смейтесь, пожалуйста, — отрезала она. — Во всем этом нет ничего смешного.

— Яноса можно назвать лжецом? — спросил я. — Как вы думаете?

— Людвига? — Она покачала головой. — Он действительно очень скользкий и хитрый, но без особой надобности лгать не будет.

— Значит, всю ту корзину разнообразной лжи, которую он постарался наворотить мне сегодня, он считал необходимой, — сказал я, словно раздумывая над своими словами.

— А вы уверены, что он вам лгал? — холодно спросила она. — Или это пока только ваши собственные предположения? — Ее рот немного скривился в иронической улыбке. — Разве полиция сегодняшнего дня уже не оперирует такими терминами, как «улика» и «доказательство»?

— Видите ли, и он, и его жена либо прирожденные лжецы, либо считают, что в данном деле ложь необходима.

— От Нины можно ожидать всего, что угодно, — ответила она. — Но Людвиг — другое дело.

— Он заботился о ваших высоких гонорарах?

Ее лицо сразу залилось краской.

— С вашей стороны подло говорить такие вещи! — почти крикнула она.

— Но, тем не менее, это правда, не так ли?

— Черт вас возьми! Конечно, правда! Но я не подохла бы с голоду, если бы Людвиг подыскал себе другого юриста.

— Вам нравится Янос?

— В известной степени. Вы должны понять: он не относится к тем людям, которые могут нравиться во всех отношениях. Он — трудный человек и агрессивный. Только большая часть его агрессивности — это лишь маска, которую он надел на себя.

— И под маской скрывается простой и честный человек, который старается скрыть свою простоту и скромность?

— Самая его неприятная черта заключается в том, что он слишком большой эгоист и старается заполучить все, что только лежит в пределах его возможностей, а заполучив, сразу теряет интерес к предмету своих вожделений.

— К людям он тоже так относится? — спросил я. — К своей жене, например?

— Кто его знает!

Она поднесла бокал к губам и медленно, словно опасаясь чего-то, выпила его.

— И он ревниво охраняет свою собственность?

— Думаю, что да.

— Если бы он узнал, что у его жены связь с Элтоном Чейзом, он мог бы его убить, чтобы защитить свою собственность?

Она поставила бокал на столик.

— Вы снова подтверждаете, что у полиции появились другие методы работы. Вместо того чтобы искать доказательства, улики, вы, полицейские, пытаетесь работать как психологи-самоучки.

— Мы делаем только то, что в наших силах, — скромно ответил я. — Тем более что нам на расследование отводят слишком мало времени. Все думают, что мы заняты только тем, что берем взятки от торговцев наркотиками, мафии и рэкетиров.

— Что ж. Я не считаю, что это звучит так уж неправдоподобно, — раздраженно сказала она.

— Вы хотите меня соблазнить?

— Что??? — Она снова вспыхнула и залилась краской. — Вы что, с ума сошли?

— Да, нет, я спросил просто так. Почему-то эта мысль мне внезапно пришла в голову, — успокоил я ее. — На какое-то мгновение я было подумал, что иногда женщины пользуются другой техникой, но теперь, после вашего дикого возгласа, я отбросил эту мысль.

— Вы просто невозможны!

— А вы просто невероятны! — ответил я. — Что вас ожидает завтра? У вас много работы?

— Не очень. — Она наморщила лобик. — А что?

— — Может быть, поможете мне в моем расследовании? — предложил я. — Мы бы прокатились с вами в пустыню и посмотрели бы, не повстречается ли нам какой-нибудь крот.

— Вы это серьезно?

— Конечно! — ответил я. — И наверняка хоть частично поможете мне, если Эндерсон начнет бросаться незнакомыми техническими терминами.

— Хорошо! — сказала она после небольшой паузы. — Когда мы поедем?

— Я заеду за вами в десять утра.

— Хорошо, время меня устраивает, но только не заезжайте за мной, — решительно заявила она. — Я не хочу, чтобы соседи стали судачить о том, что я близко знакома с полицейским.

— Неплохо сказано, — заметил я.

Мы еще какое-то время сидели и молча смотрели друг на друга, пока не прикончили коктейли. После этого я отправился на кухню, чтобы приготовить новую порцию, и возвратился с полными бокалами. Изабель взяла у меня свой бокал, внимательно посмотрела на него, потом бросила на меня испытующий взгляд и медленно поставила бокал на столик.

— Не очень оригинально, — сказала она.

— Что вы имеете в виду? — не понял я.

— Ваша стратегия, — пояснила она. — Пытаетесь напоить меня, чтобы потом соблазнить.

— Почему вы вдруг решили, что я собираюсь вас соблазнять? — Мой голос был полон благородного негодования.

— Это же ясно, как Божий день, — она коротко рассмеялась. — Вся эта прелюдия в ресторане… полумрак в вашей гостиной… Отличный ужин и много-много вина. Ко всему этому нужно было бы добавить приглушенные звуки чарующей музыки, кушетку, на которой легко могли бы разместиться человек шесть, и опять вино, вино, вино…

— Соблазнение — это такая игра, в которую играть можно только вдвоем, — начал я втолковывать ей непреложные истины. — А вы, судя по всему, играть в эту игру не хотите. Поэтому мне и приходится сидеть тихонько, как пай-мальчику, и старательно взвешивать все «за» и «против», касающиеся другой возможности.

— Какой же?

— Возможности изнасилования, — сказал я с ухмылкой.

— Изнасилования?!

Она вскрикнула и вскочила с кушетки, задев коленом стоявший перед ней столик, при этом она потеряла равновесие. Я с величайшим удовольствием раскинул руки, чтобы поймать ее в свои объятья. Стараясь лишить меня такой возможности, Изабель инстинктивно дернула ногой, каблук тотчас же запутался в складках ее широкой юбки, верхняя часть платья с треском распалась на два лоскута, и она, перелетев через столик, рухнула на меня. Кресло, в котором я сидел, опрокинулось назад. Я сделал отчаянную попытку удержать Изабель от окончательного падения, но она развила такую скорость, что в руках у меня осталась только нижняя часть ее платья. Я быстро выкатился из кресла и вскочил на ноги. То, что я увидел, ошеломило меня. Согласно закону инерции Изабель прямо-таки въехала по пояс под мой любимый ковер. Это был черный ковер из овечьей шерсти, который я купил несколько недель тому назад и сладострастно предвкушал, как он будет прекрасно гармонировать с обнаженным бело-розовым женским телом. Сейчас я убедился в этом, правда, ситуация несколько отличалась от той, какая рисовалась в моем воображении.

Изабель, должно быть, сделала сальто-мортале, иначе невозможно было бы объяснить, почему она оказалась на спине. Сквозь ковер угадывались контуры ее головы и маленьких грудей, возвышавшихся, словно два холмика. Она колотила пятками об пол и что-то яростно вопила, впрочем, нетрудно было догадаться, что именно.

Сперва я хотел извлечь ее на свет Божий, но быстро передумал и решил не рисковать. Думаю, что в подобной ситуации ни один мужчина не отважился бы это сделать. Я был не лучше и не хуже других, поэтому поспешно ретировался на кухню. Едва я успел приготовить себе коктейль и, не смакуя, выпить его, как дверь в кухню широко распахнулась, и появилась почти совершенно обнаженная Изабель. На шее у нее болтался обрывок былого великолепия.

— Как вы могли додуматься до такого? — вперив в меня свои сверкающие зеленые глаза, глухо спросила она.

— До чего «такого», — осторожно осведомился я.

— Убить меня вместо того, чтобы изнасиловать?

— У меня и в мыслях этого не было! — поспешно начал оправдываться я. — Вы стали падать и…

— Я прекрасно помню, как все было. Только зачем вы сорвали с меня платье, а потом вышвырнули из кресла?

— Оно опрокинулось само, — робко сказал я. — Я имею в виду кресло, а не платье. Я хотел вас удержать, но, как видите, сумел поймать только ваше платье, а не вас.

— И вы думаете, я этому поверю?

— Нет, не думаю, — огорченно сказал я. — Но, тем не менее, клянусь вам, что это правда!

— Ха-ха! — Этот смех прозвучал приблизительно так, как самое скверное ругательство. — Вы только взгляните на меня! Платье разорвано, я стою перед вами почти голая и…

Я решил не спорить и сунул ей в руку бокал с виски. Она выпила содержимое бокала двумя большими глотками.

— У вас есть ванная комната? Приготовьте мне что-нибудь выпить, а я тем временем схожу в ванную и подумаю, покончить ли мне только с собой или с нами обоими.

— Можете не очень торопиться.

— Знаете, что я вам скажу? За это платье я заплатила девяносто долларов, и надела его только сегодня.

— Но у вас остался воротничок, — ответил я успокаивающе. — И в нем вы выглядите довольно симпатично, напоминаете древнеегипетскую рабыню.

Изабель показала мне спину и исчезла в спальне. Сзади она выглядела еще более соблазнительной, чем спереди. Я занялся приготовлением напитков. Затем вернулся в гостиную, поставил мебель на место и стал ждать.

Через какое-то время за моей спиной кто-то тихонько кашлянул. Обернувшись, я увидел перед собой Изабель. Она как-то неуверенно улыбалась мне. Волосы ее были еще немного влажными. Зеленые глаза поблескивали, рот был слегка приоткрыт, и я видел, что она кончиком языка проводит то по одной, то по другой губе.

— Прежде чем принять душ, я долго рассматривала себя в зеркало, — сказала она. — Смотрела, нет ли синяков.

— Угу…

— Вы были правы. — Она слегка наклонила голову. — Я действительно похожа на рабыню из Древнего Египта. Только вот никогда не слышала, что они носили черное трико… — Она поиграла ленточкой на шее. — Поэтому я оставила их в ванной. Так я выгляжу более естественно, не правда ли?

— Конечно… Конечно… — хриплым голосом подтвердил я.

Я не мог оторвать глаз от ее бело-розового прекрасного тела, белоснежных холмиков с ярко-красными кораллами, маленького треугольничка под пупком, и почувствовал, что меня начинает колотить дрожь. Я был готов щелкнуть пальцами, чтобы призвать своих рабов, которые с нетерпением ожидали моих распоряжений… Что желает моя любимая рабыня? Пирамиду? Пожалуйста! Почему бы нет? Можно сразу две! А может быть, она хочет стать царицей одного из подвластных мне государств? Нет? Что ж, тогда мы отправимся в новый поход, чтобы завоевать для нее другое государство…

— Я вижу, что вы не забыли приготовить напитки. — Она подошла поближе и взяла бокал со столика. — Надеюсь, ты не будешь возражать, если я буду называть тебя просто Эл? Правда, у тебя почему-то такой вид, как будто ты находишься под гипнозом.

— Вы… вы внезапно переменили свое решение? — только и мог проговорить я.

— Можно сказать, что и так. — Она неторопливо села напротив меня на кушетку и изящным движением закинула ногу на ногу. — Когда я стояла под душем, у меня было достаточно времени все обдумать и проанализировать. Когда я сегодня вечером пошла с тобой в ресторан, я думала, что уж на этот-то раз меня ждет что-то другое… Точнее говоря, любовь с полицейским. Поэтому я так и вела себя. А что мне это принесло? Да ничего, кроме синяков…

— По-моему, никаких синяков не видно, — удалось выдавить мне из себя.

— Всему свое время. — Она горько усмехнулась. — Ну, и поскольку мы упомянули о времени, то разреши мне задать тебе вопрос: сколько времени тебе нужно…

Я издал в ответ лишь какой-то совершенно нечленораздельный звук.

— Ты сидишь, словно парализованный, так что я даже побаиваюсь приближаться к тебе, как бы не напугать.

— Я все еще не могу придти в себя, — пытался я объяснить свое состояние.

Я допил бокал и не спеша поставил его на столик. Благодаря этому разумному поступку я развязал себе руки в буквальном смысле слова. Я поднялся с кресла и направился к кушетке. Изабель внимательно смотрела на меня своими зелеными глазами. Я взял ее на руки и понес в спальню. Когда я бросил ее на кровать, она слабо вскрикнула.

— Прости меня, дорогая, — сказал я, снимая с себя куртку, — я совсем забыл, что твоя голова не выносит сотрясений.

— А ты не тратишь слишком много слов на женщину, Эл, — сказала она. — Но зато ты, наверное, силен в другом?

Минут через сорок она сладко зевнула и стала поудобнее устраиваться на кровати.

— Знаешь, что я хочу сказать тебе, Эл? — спросила она.

— Мои силы в настоящий момент полностью иссякли, — быстро сказал я в ответ. — Но «иссякший» любовник все-таки намного лучше слюнявого романтика, — добавил я. — И любая женщина во всех случаях предпочтет первого. Правильно?

— Правильно. — Она слегка опять зевнула. — Именно это я и хотела тебе сказать.