Клоун

8

Доктор Мэрфи вернулся обратно в гостиную, увидел, что я стою у бара, и направился прямо ко мне.

— Дайте мне что-нибудь выпить. Все равно, что, — сказал он. — Но лучше двойную порцию.

Я налил в стакан виски и протянул ему.

— Как себя чувствует миссис Янос?

— Вы хотите с ней поговорить?

— Да, сейчас.

— Чувствует она себя вполне хорошо. Но я сделал ей укол. Такой дозой снотворного можно усыпить и слона. Так что она сейчас спит.

— У нее серьезные ранения?

— Завтра у нее вырастет шишка на лбу, но ничего серьезного с головой не произошло.

— А спина?

— Спина какое-то время, конечно, поболит, а потом все постепенно подсохнет и пройдет. Вы, как мне кажется, очень беспокоитесь о здоровье этой дамы?

— Не уверен, что «беспокоюсь» — подходящее слово, — сознался я. — Судя по всему, это самая настоящая бестия. Но и ее супруг, видимо, ни в чем ей не уступал.

— Это тот, которого увезли десять минут тому назад?

— Он самый, — подтвердил я.

— Меня, конечно, это совершенно не касается, — заметил он, — но все-таки было бы очень интересно знать, какой метод вы применили на этот раз, Эл?

— Опять вы хотите порекомендовать мне что-нибудь весьма оригинальное, — буркнул я.

— Да, понимаете, Эл, в этой истории полно трупов, — ответил он. — Поэтому последний из оставшихся в живых неизбежно должен оказаться убийцей, не так ли?

— Действительно, очень оригинальная мысль, — ответил я, — и очень смешная. Если бы я не боялся порвать мышечные связки, я бы уже катался от хохота.

— Кстати, сегодня вечером я произвел вскрытие Эндерсона, — сказал Мэрфи. — Все свидетельствует о том, что он уже трое суток мертв, а не двое. Говорю вам на тот случай, если это имеет какое-нибудь значение для вас. А горло его было перерезано точно таким же манером, как и у первого, — справа налево. Со стороны убийцы. Поэтому можно с уверенностью сказать, что убийца не был левшой. Это имеет какое-нибудь значение?

— Возможно, — медленно ответил я. — Да, наверное, все-таки имеет.

— Очень рад, что смог оказаться хоть чем-нибудь полезен, — сказал он, недоверчиво глядя на меня.

— Дело в том, что из троих подозреваемых двое потеряли правые руки в автомобильной катастрофе, — добавил я, — а третий подозреваемый — карлик. Но ведь он мог встать на стул, когда ему понадобилось перерезать этим людям глотки.

— Вы считаете, теперь должен я громко расхохотаться? Нет, Эл, я не буду этого делать. У меня очень грустно на душе. — Он допил свой виски, с сожалением посмотрел на пустой стакан, а потом вдруг сказал: — Ну, мне пора сматываться. Кстати, полицейский, который вызвал меня к вам, сказал, что шериф вот-вот взорвется. Он сказал кому-то, что если бы вы сидели на своем рабочем месте вместо того, чтобы колесить по округе, то трупов было бы меньше.

— Я буду иметь это в виду, — пообещал я. — И большое вам спасибо за все, док!

— Мне всегда доставляет радость хоть немного подбодрить ближнего своего, — ответил он снисходительно. — Думаю, что утречком я еще забегу сюда проведать вдову. И, пожалуйста, окажите мне небольшую любезность, Эл. Не выискивайте очередной труп раньше завтрашнего вечера. Даже у дежурного в морге начинается нервный тик, когда он слышит ваше имя.

Он дружелюбно помахал мне рукой и исчез за дверью. Я снова налил себе виски. Домой идти не хотелось. Что в таком случае остается делать?

Была уже почти половина одиннадцатого, когда я стоял перед дверью ее квартиры и нажимал на кнопку звонка. Я вынужден был позвонить трижды. Наконец с двери сняли предохранительную цепочку, и появилась небольшая щель. Зеленый глаз с недоверием смотрел на меня.

— Я же сказала, что позвоню сама, — резко сказала Изабель.

— Это не личный визит. — Я — официальное лицо, — сказал я. — Может быть, тебе показать мой служебный значок?

— О… о…

Повозившись с цепочкой, она открыла дверь. На ней был короткий шелковый халат. Гладкие черные волосы отливали матовым блеском.

— Проходи в гостиную, — сказала она.

Гостиная была маленькой, но обставлена суперсовременно. Я осторожно присел на какую-то абстрактную штуковину, обтянутую пенопластом. Она присела на что-то очень похожее напротив меня.

— Значит, официальный визит?

Она сердито нахмурила брови, но в ее зеленых глазах я заметил насмешливую искорку.

— Но сначала нечто личное. Я хотел бы высказать тебе одновременно свои поздравления и соболезнования, — сказал я.

Она удивленно подняла брови.

— В связи с чем?

— Поздравления приношу по поводу твоей помолвки, — ответил я. — Правда, я не совсем уверен, можно ли Джорджа Риверса назвать в полном смысле счастливчиком, но он оказался очень предприимчивым.

— Вот как, ты уже в курсе? — Она закусила нижнюю губу. — Он обладает своеобразным талантом высказываться в самый неподходящий момент.

— А теперь прими соболезнования по поводу кончины твоего патрона.

— Патрона?

— Людвига Яноса, — уточнил я. — Покончил с собой сегодня вечером. Приставил револьвер к подбородку и выстрелил. Всю гостиную обрызгал своими мозгами.

— Он… Что?.. — Ее лицо позеленело. — Прости… — Она вскочила и выбежала из гостиной. Я услышал, как хлопнула дверь ванной, и спросил себя, неужели я от природы такой жестокий или только разыгрываю роль человека, которого ничто не берет.

Минут через пять Изабель снова вошла в гостиную с белым, как мел, лицом.

— Мне нужно выпить чего-нибудь покрепче, Эл, — сказала она каким-то тусклым голосом. — Ты мне не приготовишь?

— Конечно! — сказал я и направился к бару, продолжая говорить: — Янос считал, что Чейз и его жена устроили против него заговор и пытались приписать ему оба убийства. А он не имел совершенно никаких доказательств, чтобы опровергнуть эти обвинения, и решил, что у него нет другого выхода…

— Оба убийства? — словно эхо, повторила она.

— Когда мы с тобой ездили к Эндерсону, — сказал я, — мне пришлось кое-что утаить от тебя. Дело в том, что Эндерсон был дома, только мертвый. — Я приготовил напитки и протянул стакан Изабель. — Ему перерезали горло. Как и Чейзу.

Она поднесла стакан к губам и судорожно глотнула коктейль.

— Если я вдруг сейчас начну кричать, — сказала она через несколько секунд, — то виноват в этом будешь ты.

— Убийца выкрал его изобретение, — продолжал я. — Если убийцей был не Янос, то настоящий преступник здорово потрудился, чтобы бросить на него серьезное подозрение. И, судя по всему, Чейз тоже был замешан в этом деле.

— Никак не могу поверить, — пробормотала Изабель. — Это слишком много для меня. Сперва Элтон, потом Людвиг и Эндерсон. — Она покачала, головой. — Просто непостижимо!

— Мне нужна кое-какая информация, — сказал я. — Она касается фирмы Яноса. Вчера у меня состоялся милый приятельский разговор с Джорджем, но я не думаю, что он был со мной вполне откровенен. А от тебя он таиться не будет. Ведь вы помолвлены.

— Хочешь, чтобы я пошла на подлость по отношению к нему, так? Или считаешь, что я жадна на мужчин? Я еще даже не решила, сделала ли я правильный выбор. Однажды я предложила ему переспать со мной, чтобы узнать, подходим ли мы друг другу с сексуальной точки зрения. После этого он не разговаривал со мной целых три дня. Когда ты так неожиданно появился у нас в бюро, я подумала, что небольшая интрижка на стороне будет мне очень полезна.

— Чтобы сделать некоторые сравнения?

— В какой-то степени.

— Но если Джордж все-таки не решится на это? Как же ты тогда будешь совершенствовать свою сравнительную сексологию как науку? — спросил я. — Во всяком случае, до брака.

— О, кое-какие планы на этот счет у меня есть, — пробормотала она. — Кроме того, я хотела вовлечь его в такую ситуацию, из которой ему не было бы возможности выбраться. Но теперь все это кажется мне незначительным и совсем не таким уж важным.

— И все-таки, я думаю, что он будет с тобой откровенен.

— Да, наверное, — скучным тоном сказала она. — Что ты хочешь узнать?

— Спроси его, не помнит ли он, разговаривал ли Чейз по телефону с Эндерсоном?

— Что еще?

— Не просил ли его Чейз взять напрокат костюм клоуна для вечеринки, которую устраивали Шепли, и не рассказывал ли ему Чейз вообще об этом вечере.

— Еще?

— Что он вообще знает о сделке с Эндерсоном?

— Узнаю завтра утром, — пообещала она.

— А почему не сегодня вечером?

— Сегодня у меня нет настроения вообще с кем-нибудь разговаривать. Это относится и к тебе, Эл.

— В таком случае позвони мне сразу. Или, может быть, нам лучше завтра пообедать вместе?

— Мне кажется, что я не смогу больше никогда есть с тобой, — ответила она раздраженно. — Мне становится нехорошо от одного твоего вида.

— Ну, хорошо. Буду ждать звонка.

— Если не забуду, — ответила она. — И если у меня будет время.

Я допил коктейль и поднялся. Когда я был уже в дверях, она окликнула меня.

— Хочу задать тебе один вопрос, — сказала она.

Я повернулся к ней.

— Какой?

— Когда Джордж рассказал тебе о нашей помолвке, ты не почувствовал угрызений совести, что переспал со мной?

— Насколько я помню, это случилось всего один раз, а такие мелочи никаких угрызений совести у меня не вызывают.

— Что же, ты вообще ничего не почувствовал при этом разговоре?

— Почувствовал. Мне стало немного жаль его.

— А если я расторгну помолвку, ты будешь доволен?

— Не знаю, — искренне ответил я.

— Ты уже уходишь? — спросила она, глядя куда-то в сторону. — Почему бы тебе не остаться у меня на ночь?

— Хочешь сравнить сегодняшние данные со вчерашними?

— Ты самый противный человек, которого я когда-либо знала, Эл Уилер! — сказала она с ударением на моем имени. — Надеюсь, что рано или поздно ты свалишься с лестницы и сломаешь себе шею! Или с тобой случится припадок падучей, и ты грохнешься посреди улицы! Или… или…

— Согласно данным моей таблицы, прибор Уилера работал вчера с предельной точностью, — перебил я ее. — А стрелка наслаждения показывала все сто процентов. Меня просто удивляет, как ты не начинаешь стонать при одном только прикосновении к мужчине. Джордж — настоящий счастливец! Правда, после медового месяца от него, возможно, мало что останется, но, как говорится, за счастье надо платить…

— Убирайся вон!

Бокал, пронесшийся над моей головой, ударился о дверь и разлетелся на сотни осколков. Я поспешно ретировался. Дома я включил приемник и попытался успокоиться с помощью прекрасного и все понимающего голоса Лизы Минелли. Потом выпил еще порцию виски и улегся.

Должно быть, я совсем сошел с ума, отказавшись от такого заманчивого предложения. Да и Изабель Мерман не совсем в своем уме, если собирается выйти замуж за такую скучную и бескровную счетную машину, какой является Джордж Риверс… Не сошел ли с ума и Людвиг Янос, когда пустил себе пулю в лоб, или же его действительно кто-то загнал в самый угол, и он не видел из него выхода… С этими мыслями я заснул.

Телефонный звонок разбудил меня около восьми. Звонил шериф Лейверс. Я понял это сразу, потому что после первого звука, раздавшегося в трубке, у меня чуть не лопнули барабанные перепонки. Он кричал, рычал, грохотал и ревел, как зверь, пока не задохнулся от собственного крика. Я не стал ждать, пока он закончит свой концерт, и повесил трубку. Тут я неожиданно вспомнил одно имя, которое упомянула Нина Янос во время нашей первой встречи, Джил Хиланд, адвокат. Я решил нанести ему визит. Терять мне, кроме своей должности, было нечего, а ее, если бы я решился поехать сейчас в контору шерифа и предстать пред его очи, я мог бы потерять в течение нескольких секунд.

Войдя в контору адвоката, я сразу заметил, что здесь делается все, чтобы создать для клиентов самую благоприятную атмосферу. Мебель была прочной, но не роскошной. Комнаты в меру освещены. Темноволосая секретарша, лет двадцати пяти, встретила меня с предупредительной улыбкой и в то же время вопросительно, словно хотела запечатлеть в своем мозгу мою фигуру на всю жизнь. Она доложила Хиланду о моем визите, и я должен был несколько минут подождать, прежде чем он меня принял.

Хиланду было лет сорок. Голова его успела облысеть, но сам он был пышный и цветущий. Его светло-серые глаза как-то странно помаргивали. Создавалось впечатление, что он вот-вот заснет.

— Я уже слышал о том, что случилось вчера, — сказал он после обычного обмена любезностями. — И все еще не могу этому поверить. Сначала убийство Элтона Чейза, теперь самоубийство Людвига Яноса…

— Я хорошо понимаю ваше состояние, мистер Хиланд, — вежливо сказал я. — Завещание Яноса находится у вас?

Он кивнул.

— Да, оно здесь, в письменном столе. Я ведь сразу понял, что ко мне придет кто-нибудь из полиции. Вы хотели бы с ним ознакомиться?

— Может быть, вы мне расскажете в общих чертах, что там содержится?

— В связи со сложившейся ситуаций, это совсем не так просто сделать, — ответил он. — Между Чейзом и Яносом существовало определенное соглашение. Оба они являлись пайщиками фирмы. Людвигу принадлежали шестьдесят процентов всего дела, а вместе с этим, следовательно, и право решающего голоса. Так обычно и бывает в аналогичных случаях. Было между ними заключено и соглашение на тот случай, если один из пайщиков внезапно умрет. Оставшийся в живых пайщик автоматически получает право выкупить оставшуюся часть согласно уже заранее оговоренным условиям. Но теперь, когда оба мертвы, я не совсем представляю себе, как будет решен вопрос. Теоретически, как я полагаю, наследникам Чейза должна быть выплачена соответствующая сумма, специально оговоренная в соглашении, а все дело должно перейти к наследникам Яноса. Вы следите за ходом моих рассуждений?

— Да, конечно, — ответил я. — Но давайте начнем с другого. Кто наследует Чейзу?

— Судя по всему, близких родственников у него нет, — ответил мне Хиланд. — Наследником будет двоюродной брат, который живет в Нью-Йорке.

— А как обстоит дело с Яносом?

— Тут единственной наследницей является жена.

— К ней перейдет все состояние?

— До последнего цента. — Казалось, что Хиланд не совсем рад такой перспективе. — Весь капитал фирмы, дом, земельный участок, ценные бумаги. Все вместе это составляет весьма солидное состояние.

— Нельзя ли поточнее?

— С точностью до цента я, конечно, сказать не могу, но думаю, что около пятисот тысяч.

— Без всяких вычетов?

— За исключением доли Чейза, которая будет составлять приблизительно тысяч пятьдесят.

— Значит, Нина Янос станет наследницей состояния в четыреста пятьдесят тысяч?

— Да, — ответил он сухо.

— А как вы думаете, Людвиг Янос мог бы совершить убийство? — спросил я, меняя тему разговора.

Ему понадобилось какое-то время, чтобы осознать смысл моего вопроса, затем он медленно кивнул головой и сказал:

— Если его вывести из равновесия, мог сделать все, что угодно. Он совершенно терял над собой контроль. Я сам неоднократно был свидетелем этого. Но он никогда бы не смог совершить заранее обдуманного и подготовленного убийства. Убить он мог только в состоянии аффекта. Вас удовлетворяет мой ответ, лейтенант?

— Угу… А вы знаете некоего Дэвида Шепли?

— Кажется, я встречался с ним, но всего один раз. Правда, я знаю, что он и Людвиг раньше работали вместе… Пока Людвиг не женился на женщине, на которой собирался до этого жениться Шепли.

— Я признаюсь, до сих пор не могу понять, почему Янос покончил жизнь самоубийством, — сказал я. — Или он действительно был виновником смерти Чейза и Эндерсона? Или понял, что у него нет иного выхода из создавшегося положения?

— В любом случае ему нужно было бы сначала позвонить мне, — вздохнул Хиланд. — Я, правда, не защитник, но в любом случае попытался бы удержать его от этой глупости.

— Я попробовал это сделать, — ответил я. — Но у меня ничего не вышло. Давайте теперь предположим, что Янос не виновен в смерти Чейза и Эндерсона. В этом случае возникает очень важный вопрос: кому было выгодно так искусно взвалить на него подозрение и этим довести его до самоубийства?

Хиланд пожал плечами.

— Его жене…

— Может быть, кому-нибудь еще?

— Если иметь в виду только финансовую сторону дела, то больше просто некому, — решительно ответил он. — Но ведь не всегда деньги являются важным мотивом для наших поступков, не так ли? Бывают и другие причины. Например, месть.

— Вы знаете кого-нибудь, у кого мог быть иной мотив?

— Возможно, Шепли… — Он невесело улыбнулся. — Вы знаете, у вас очень опасная манера беседовать, лейтенант. Если я не буду начеку, боюсь, что начну рассказывать вам и о своей интимной жизни.

Я тоже улыбнулся в ответ.

— Не могли бы вы мне сообщить что-либо, что помогло бы в моем расследовании, мистер Хиланд? — спросил я без особой надежды.

— Увы, думаю, что нет. — Он забарабанил пальцами по столу. — Хотя минутку… Правда, не знаю, имеет ли это какое-нибудь значение для вашего расследования. Дело вот в чем. Все считали, что Людвиг должен умереть еще полгода назад. Но потом выяснилось, что ему был поставлен неверный диагноз.

— Может быть, вы расскажете об этом поподробней? — попросил я.

— Врачи сказали ему, что у него карцинома и что жить ему оставалось не более полугода, в крайнем случае год. Но потом выяснилось, что врачи ошибались. Опухоль оказалась не злокачественной, но Людвиг узнал об этом после операции. Врач, который поставил ему неправильный диагноз, сразу после операции уехал из этих мест и поселился где-то на восточном побережье.

— Когда все это было?

— Около двух лет тому назад.

— До его женитьбы на Нине.

— Все это происходило непосредственно перед женитьбой. Но Людвиг, по складу своего характера, верил, что наслаждаться жизнью нужно до последнего мгновения. Именно потому он и женился на ней, что хотел найти блаженство в брачных узах. Наслаждаться телом любимой женщины вместо того, чтобы сидеть с хмурой физиономией и безропотно ожидать, когда пробьет твой последний час. Он сам мне это сказал как-то в личном разговоре.