Клоуны водного цирка

Глава 13

Пацана не было уже долго. Мысли лезли в голову самые дурацкие. Через десять минут появилась уверенность, что этот Курти утонул. Воздуха на большее ни у кого не хватит. Или парень кинул его. Точнее их. Карел настороженно озирал нары. На нарах храпели, сопели, но никакой гарантии, что на них никто не смотрит, нет. Карел здесь с прошлого сезона и знает, чего надо бояться. Кинутся за ними остальные в бассейн, поднимется шум и конец побегу. Даже если они нырнут первые, далеко не уйдут. Стражники будут знать, где их встретить.

— Почему не хочешь свое имя назвать? — спросил вдруг Карел. — Кто ты на самом деле?

— Если не хочу называть имя, то не назову и причину, верно? — уклончиво ответил Эрик.

В глубине камеры послышалась возня. Эрик и Карел обернулись на шум. Послышался звук падения, рычание.

— Не вздумай со мной связываться! — угрожающе сопел кто-то.

— Я все про тебя знаю! Знаю кто ты!

К костровой решетке выскочил Неправильный, за ним Джус. Эрика и Карела возле бассейна они увидели одновременно. Потасовка прекратилась. Обе пары уставились друг на друга. Удивленно и неприязненно.

Джус ни слова не говоря, кинулся к ним и сунул голову в бассейн.

Как он понял?!

— Открыто — выдохнул Джус, высунув голову. Больше сказать ничего не успел, Карел схватил его за рубаху и злобным шепотом приказал заткнуться.

Неправильный подошел ближе и наблюдал за развитием ситуации.

— А чего ждем-то? — спросил Джус.

— Ты не понимаешь слова «заткнись»?!

— Почему же? Понимаю. Но это я еще тихий. А могу заорать так, что нас услышат все!

Первой мыслью Эрика было схватить Джуса и окунуть головой в бассейн. Он уже представил, как ударит того под дых и пока тот не очухался, сунуть головой в воду. Левой рукой схватить за длинные волосы на затылке и давить вниз. Правой держать руки за спиной. Если держать крепко, то дергаться Джус не сможет. Тем более при хорошем ударе в живот.

Эрик двинулся вперед и на его лице было хорошо написано, что он собирается сделать. Джус дернулся назад, вырвавшись из хватки Карела.

Но Эрик остановился. Слишком рискованно. Никакой гарантии, что удастся сделать тихо. А если и удастся, то куда Джуса потом девать? Эрик продумывал как протащить труп сквозь щель между стеной и решеткой и как это будет неудобно и шумно, но в этот момент вынырнул пацан.

Новая ситуация ни у кого радости не вызывала. Но исходить надо было из того, что есть. Курти рассказал про путь, что он обнаружил, про старика кормившего кайкапов и, помявшись, рассказал про горгулью, обитающую в туннелях. По сконфуженному виду было понятно, что сомневается, поверят ли ему?

— Может решетка не столько не выпускает нас, сколько не впускает кого-то еще? — с умным видом задался вопросом Неправильный. Эрик попросил его больше не выпендриваться.

— Значит, уходим завтра ночью — сказал Курти, — старик приходит кормить их в два часа.

— Осталось надеяться, что нас не потащат завтра на следующий конкурс, — покачал головой Эрик.

— Вас не тронут. Вы подтвердили свой статус любимцев, поэтому до какой-то значительной игры можете отдыхать, — заверил Карел.

— Вас и вчера не должны были трогать. Но они что-то необычное с этим цветком затеяли. Для гостей каких-то важных, как я слышал, — подтвердил Неправильный. — Поэтому вас, как на открытии отличившихся, и хапнули. Но теперь вы с пацаном, пару недель, думаю в безопасности. Чего, к сожалению, не сказать о нас троих.

— А вы тут причем? — зло и ласково спросил Эрик.

Джус безмятежно скалился ему в лицо.

Эрик хмыкнул.

— Да. Теперь от вас и не избавиться. Придется с собой брать. Вы ведь не отвернетесь, когда мы в воду полезем. А вы чего драться затеяли ночью? Что не поделили?

Неправильный бросил сумрачный взгляд на Джуса. Тот посмотрел на него не менее злобно. Но ничего не ответили.

— Ладно. На сегодня приключений хватит. Спать пошли все. — Все-таки капитанские привычки Эрика неистребимы. Но спорить со столь откровенным приказом никто не стал.

Под утро, что руки, что спина разболелись сильнее. Уснуть из-за боли не мог, поэтому лежал и старался не стонать. Нельзя. Подумают, что ослаб и уже не так опасен. Жак и его «кентовка» могут этим воспользоваться.

Вместо сна набегами накатывала мерзкая дрема, где присутствовали красные недомерки, полосатые волки и плавающие зубастые верблюды с плавниками. Хирург и Лиза разговаривали о «Недотроге» под его нарами и каждый раз отворачивались в сторону, когда он наклонялся, чтоб расслышать внимательнее.

Когда наступило утро, обрадовался. Боль стала меньше, а камерный быт отвлекал от ноющих разрезов. Руки Эрик осмотрел. Ничего серьезного. Через несколько дней заживет. Спина хуже. Заживет через неделю. Но прямо сейчас сильно болело.

«Завтрак» был почти нормальным. Каша из чечевицы. Потом пацан подогнал целую рыбину и хороший кусок хлеба. Пусть черствый, но от того не менее вкусный. Сам Эрик вчера не смог насладиться ужином победителя, а пацан неведомым образом умудрялся хранить где-то продукты со стола.

Тюремная жизнь была скучной, но богатой на разговоры. Эрик не прислушивался, лежал, стараясь ни о чем не думать. Но потом услышал свое имя и насторожился. Нет. Его не называли Шепелявым. Собственно, к нему вообще не обращались. Но кто-то недалеко несколько раз произнес: «Эрик». И тоже, ничего странного, казалось бы. Эрик, имя нередкое. Но говорили именно, что об Эрике Бешеном.

Вспомнилось, что вчера он уже слышал, как кто-то называл его имя. Повернулся, свесился с нар и стал искать глазами говорившего.

Невысокий, средних лет говорун сидел на нижней койке, в нескольких ярусах слева. Стриженные светлые волосы и плоское лицо с таким выражением, которое бывает у человека все повидавшего и теперь снизошедшего до того, чтобы научить знанию молодых.

— Так-то он мужик нормальный. С ним можно иметь дело. Хотя характер — да. Злой он. Чуть что не по его, так сразу в морду засылает. Уж сколько раз было — разойдется, так братва меня зовет. «Выручай, Юджин! Эрик опять быкует!». Я к нему подхожу, спокойно так говорю — «Эрик, братан, что за кипеж не по делу?! Не чмори парней. Если есть рамсы, давай разведем спокойно». Он успокаивается тогда и говорит — «Юджин, друган! Только ты меня понимаешь! Я с остальными даже разговаривать не могу». Я его в каюту уведу, мы с ним бухнем нормально — я потом к парням возвращаюсь, говорю — «Чё? Как? Нормально все?!» Я когда входил, они вставали всегда. Говорил им не надо, я же не Бешеный, но они все равно вставали. Уважали.

Говоруна окружила толпа человек пятнадцать и с интересом слушала. Эрик первый раз в жизни видел эту физиономию, но сам невольно заслушался.

— Вот нас всегда так и звали Эрик и Юджин. Это я ему посоветовал на караван Сагульский напасть. И план я разработал. Да и куда он без меня?! — говорун покачал головой — Эх, капитан! Не уберег я тебя.

— А что случилось-то? — спросил кто-то.

— Да?! Что случилось-то? — поддержал запрос Эрик.

Говорун опустил голову, покачал ею, тяжело вздохнул.

— Один он в море ушел. Я на берегу остался. За домом приглядеть. За казной. За бабой его. Любила она меня. Ух! Но я сразу ей сказал — держись Эрика! Он человек тебе нужный, а мне друг. Поэтому все, что было меж нами теперь забудь! Она поплакала и к нему ушла, раз я так сказал. Не мог я так с Бешеным поступить! Друганы мы! Он понимал, что баба меня любит, но не сказал ничего. Только однажды подошел и так молча мне руку пожал. Ничего не говорил, но я-то все понял. А она…

— Так с ним-то, что случилось? Не с ней! — еще раз спросил Эрик.

Слушатели чуть не шикнули на Эрика. Поймал несколько недовольных взглядов. Такая история, а он! Говорун, снисходительно посмотрел на него и понимающие кивнул.

— Сагульцы его окружили в море. Он один против десяти дрался, но… — Юджин покачал головой и закрыв глаза, тихо произнес — меня-то рядом не было… не было меня рядом… прости, капитан. Покойся с миром. Что еще тебе сказать?

Эрик сам многое мог бы сказать этому Юджину, но по понятным причинам сделать этого не мог. Поэтому только скорбно кивнул и спросил:

— А ты-то как здесь оказался?

— Когда узнал, что и как, собрал ребят и пошел сагульцев тех искать.

— Нашел?

— Нашел, но много их было. Слишком много, — Юджин перешел на шепот и смотрел в даль. Точнее в дверь камеры, но так безотрадно, что у Эрика чуть не защемило сердце.

— Да и не взяли бы они меня живьем!!! — завопил вдруг Юджин, так, что все, включая Эрика, вздрогнули, — но оглушило залпом с сагульского брига, я на палубе лежал, сделать ничего не мог. Только видел, как он ближе подходит, все три мачты пересчитал. Но сил не было.

— Шлюп — вздохнул Эрик.

— Что?

— У брига две мачты. Если там третья появилась, но парусное вооружение как у брига, раз ты перепутал, значит это шлюп. Еще могли быть галеон, каракка, барк или баркентина, но их с бригом никак не перепутать, там часть парусов косые.

— Да оглушен я был, не помню всего уже, — досадливо отмахнулся рассказчик.

— Да, понимаю, — кивнул Эрик, — это все объясняет. Тем более, что ни бригов, ни шлюпов в составе военного флота сагульцев нет. В основном галеоны, да галеры, пара баркентин и шхун, один флейт. Они на нем оружие в колонии возят. Обратно золото. На нем команда всегда большая… — тут он махнул рукой, — ладно это неважно — и отвернулся.

Через минуту мимо проходил Курти и сочувственно взглянул на трясущуюся спину напарника. Даже такого несгибаемого проняло. Слишком много всего свалилось. Вон плачет.

В три часа пополудни двери камеры распахнулись. Обитатели насторожились. Рано для забора на игру. Но вместо того, чтобы кого-то забрать, в зал втолкнули новеньких.

Их было пятеро. Напуганных, растерянных и ничего не понимающих. Эрик подумал, что позавчера они все выглядели так же, а сейчас ничего. Освоились и на новичков смотрели с легким чувством превосходства.

Двери за новоприбывшими захлопнулись. Трое стояли на одном месте, ничего не предпринимали, только осторожно осматривались. Четвертый испуганно озирался, когда захлопнулась дверь, торопливо подошел к ней, и будто не веря в ее существование, стал щупать. Пятый повел себя страннее всего. Смуглый, горбоносый с яростными миндалевидными глазами, он отпрыгнул к стене и прижавшись к ней спиной оскалился, приняв угрожающую позу.

На него, как и на остальных мало кто обращал внимания. Бросили несколько любопытных взглядов и все. Эрик уже встречал раньше малагарцев, но для многих обитателей камеры привезенных в Баэмунд издалека, чернявый злюка выглядел необычно и на него пялились. Малагарец не понимал куда попал и всех вокруг считал врагами. Судя по позе, ждал нападения.

Эрику показались смутно знакомыми жесты новенького, который испуганно щупал дверь, и он поднял шею, чтобы рассмотреть внимательнее. От движения взвыла израненная спина и Эрик забыл обо всем, кроме приступа боли. Спустя некоторое время к нему подошел Неправильный и смешав деловитость и робость в интонации поинтересовался, как распределять новеньких? Эрик поинтересовался, какого хрена он спрашивает об этом его? Неправильный, совсем потерявшись, залепетал что-то про главенство в камере, но Эрик напомнил, что уже отвечал ему на этот вопрос. Неправильный вдруг заговорщицки кивнул, сказал «понял» и с многозначительным видом удалился. Пока Эрик обдумывал, что это значит, Неправильный проходя мимо бассейна обернулся и таинственно подмигивая, провел рукой по воде.

Идиот.

Неправильный не рискнул подвести новоприбывших к Жаку лично, но указал направление. «Батя» скинул работу на Сютреля и тот что-то гундося «прописывая свежачок».

Дверь камеры еще раз открылась, вошло несколько «полосатиков» с оружием в руках, но забирать людей на игру не стали. Стояли у двери, высматривая кого-то. Подозвали Карела. Когда удивленный победитель прошлого сезона подошел, стражники, не говоря ни слова, уволокли его.

Эрик, нахмурившись, наблюдал за сценой. Ничего не понятно, и делать выводы не стоит. Хотя увели одного из участников предстоящего побега. Плохо. Не то, то, что потерял товарища. Он его таковым и не считал. Тот навязался. Плохо, то, что неизвестно куда и зачем увели. И что может сказать.

Когда Карела провели на третий этаж и в коридорах появились ковры, а на стенах гобелены, страх слегка отпустил. Тащили вроде и не на арену и не в подвал.

Ввели в комнату за изящной, лакированной дверью, пристегнули цепью к столу. Крейклинг в берете подергал цепь, проверил как она крепится, смерил раба неодобрительным взглядом и вышел.

Оставшийся один Карел удивленно рассматривал комнату. Небольшой кабинет. Дорогая мебель, в основном полки, уставленные книгами. Около стола, с другой стороны, валялся упавший свиток. Часть стены освобождена под картину, на которой в цветущем саду резвились девы. За ними подглядывал пастушок из-за куста алого рододендрона. Над пастушком завис крылатый пухлый карапуз. Голый, но с луком и стрелами.

Под картиной открылась дверь и в кабинет вошел Бонифаций айт Досандо. В руках еще свитки, увидел тот, что валялся на полу, покачал головой, поднял, стал вчитываться. Затем сложил все бумаги в стеллаж, взял кувшин с вином, налил в кубок, сел по другую сторону стола, напротив Карела и стал жадно, с шумом пить.

— Здравствуй Карел, — оторвался он, наконец, от чаши.

— И вам здравствовать, фрайхерр айт Досандо, — Карел покорно склонил голову.

— Я надеюсь, ты меня простишь, что я вынужден прибегнуть к мерам безопасности в разговоре с тобой. — Бонифаций показал на цепь. — Мне почему-то кажется, что ты меня не любишь.

— Вы вольны делать, что вам хочется, фрайхерр, — Карел не поднимал голову.

— Тоже верно. — Бонифаций поправил камзол и стал обмахиваться. — Жарко. Ты, наверное, удивлен, что я тебя позвал?

— Вы вольны делать…

— Да прекращай ты уже, — Бонифаций хлопнул по столу ладонью. — Вот, право слово, дерзкий ты мне больше нравился. В тебе боец чувствовался. А сейчас сидишь, бубнишь.

— Я поумнел фрайхерр айт Досандо.

— А это легко проверить. — Бонифаций отставил кубок в сторону, — скажи, ты веришь, что можешь выиграть игру этого сезона?

— Это сложно сказать, — удивленно ответил Карел. — Никто этого не знает.

— В прошлом сезоне ты победил. Должен чувствовать в себе силы.

— Победа это не только сила. Важны и расчет, и обыкновенное везение.

— Ты прав. Расчет важен. — Бонифаций налил себе вина, — скажи Карел. Что ты хочешь от жизни? Планы какие-нибудь уже составлял?

Карел удивленно поднял голову. Издевается, что ли? Но не похоже. Задрав голову, Бонифаций пил вино. Красная струйка бежала по подбородку. Карел сглотнул и опустив глаза ответил:

— Не в том я положении, чтобы составлять планы.

— Ладно, — Бонифаций отставил посуду и наклонился вперед, — ты веришь, что можешь выиграть призовые десять тысяч?

— Я не знаю, как еще отвечать. Для меня сейчас не деньги главное. Когда цель выжить, то о деньгах толком и не думаешь.

— Я тоже считаю эту идею с призом в десять тысяч нелепой. Дело не в самих деньгах. Для княжества это капля в море, но интерес, у вас игроков, другой. Хотя это больше приманка для зрительского воображения. Скажи, Карел. Если у тебя будет уверенность, даже гарантия, что ты выиграешь сегодняшнюю игру, чтобы ты сказал?

— Я буду играть сегодня?!!

— Ты не должен этого бояться. Тебя это должно радовать.

— Радовать?! Я на арену выйду. С кайкапами.

— И с кайкапами и с другими игроками. Это важнее.

— Почему?

— Потому что сегодня гонки. А в моих силах сделать так, что тебе подберут неважнецких соперников.

— Что вы от меня хотите?

— Вот это я и пытаюсь тебе объяснить. — Бонифаций наклонился так, что почти залез на стол. — Карел, если ты выиграешь сегодняшние гонки, то завтра отправишься домой.

Карел смотрел на Бонифация и ничего не говорил.

— Кроме того, ты получишь сто золотых. От меня, лично. Больше тебе не надо, верно?

— Почему?

— Почему всего сто?

— Почему вы это делаете?

— Лишний вопрос. Прими расклад, как есть и пользуйся им.

— Предположим, я выиграю сегодняшнюю игру. Но кто меня отпустит? Из камеры Цирка выходят или через центральный выход, торжественно и с золотом или через задний, по кусочкам.

— Выйдешь через задний с золотом. Без торжеств. Карел, я здесь не последний человек и в моих силах организовать так, что ты можешь пойти куда угодно. Да и не заметит никто твоего отсутствия. Вас в камере больше сотни, пропажи тебя никто и не заметит.

Карел сузил глаза.

— Ты сейчас подумал, что под «пропажей» я имею в виду совсем не то, что сказал. Верно? — засмеялся Бонифаций. — Успокойся. Твой труп мне ни к чему. Возни много, прятать его. Найдет кто-нибудь или заметит. Вопросов будет столько, что вовек не отмоюсь. Вот тебе честное слово. Слова сенешаля и слово купца. Выиграешь сегодняшнюю игру и отправишься куда хочешь. Но сегодняшнюю игру, ты должен выиграть. Обязан, Карел!

— Ваш какой интерес?

— Какой ты любопытный, — вздохнул Бонифаций, — упрямый, я бы сказал. Тебе не все равно? Цель есть, способ указан, награда обозначена. Зачем тебе причины?

— Простите мою дерзость, но я все-таки немного знаю вас.

— Ах, да. Ты же меня не любишь. Оттуда и недоверие?

Карел снова уставился в стол.

— Ладно. С тобой видимо надо быть честным. — Бонифаций налил еще себе вина, — последнее время мои торговые дела, мягко говоря, в упадке. А если говорить не мягко, то мои финансы переживают катастрофу. И я, собираюсь поставить все свои деньги на тебя.

— Вы готовы так рисковать из-за раба?

— Из-за тебя?! Ты тут причем? Ты инструмент, который решит мои проблемы. Инструмент крепкий и надежный. Ты не просто так прошлый сезон выиграл. Но, чтобы свести возможный риск к минимуму, я организую так, что соперников тебе подберут послабее… хотя я уже говорил. У меня выхода другого нет. Я мало того, что все свои деньги на тебя поставил, я еще и занял серьезную сумму, чтобы увеличить предстоящий выигрыш.

— На меня многие будут ставить.

— Никто не знает, кто будет сегодня выступать. Я позаботился. А ставки были слепые. Только по номерам. Ты будешь пятый.

Бонифаций сделал несколько глотков, поймал взгляд Карела и добавил:

— Прости, тебе вина не предлагаю, тебе сегодня выступать.

— Можно воды? Я пить хочу.

— Ну не буду же я тебе наливать. В камере воды полно, потерпишь. Ладно. Теперь, когда ты знаешь, в чем мой интерес, спрошу — ты понимаешь, что только от тебя зависит, отправишься ты домой или нет?

— Понимаю, — ответил Карел.

— Рад, что мы с тобой поговорили, и ты не держишь на меня зла. Главное, это дело. Верно?

— Верно.

— Все. Иди.

Бонифаций взял со стола колокольчик и потряс им. Дверь открылась, Карела увели.

Зыбкая, вязкая дрема накатила в середине дня и Эрик, лежа на животе, услышал собственный храп. Встрепенулся, убрал с губы слюну и с сожалением понял, что проснулся. А жаль. Сейчас хорошо бы поспать. И боль бы меньше чувствовалась и сил бы было больше для ночного побега.

Внизу кто-то смеялся. Эрик не обратил бы внимания, но смех нарастал и мешал заснуть. Мысль наорать на них, мелькнула и сразу ушла. Если так избегал главенства в камере, то нечего и вести себя, как бугор.

Но спать смешливые соседи мешали и Эрик невольно заинтересовался, что там происходит.

Сютрель стоял посредине камеры, у решетки и с преувеличено озабоченным видом чесал у себя в затылке.

— Даже не знаю, что с тобой делать? Ничего четкого и забористого в тебе нет. Как тебя обозначить врубиться не могу. А без погоняла нельзя. Никак нельзя.

Перед ним стоял новенький, тот самый, что дверь рассматривал. Что в происходящем было смешного, непонятно, но остальные веселились вовсю.

— Я доктор, — осторожно и испуганно сказал новенький, — может так, и будете меня называть, раз по имени нельзя?

— Да, я бы со всем нашим удовольствием, — Сютрель участливо приложил руки к груди, — но погоняло «Лекарь», на одном уже висит. Где он? А вот, знакомься, — Сютрель ткнул пальцем в Шпринку, который после «знакомства» заржал еще сильнее.

— Скажи, Лекарь, ты ведь не отдашь ему свою кликуху? — серьезно спросил его Сютрель.

Шпринка уткнулся лицом в матрас и стал всхлипывать от смеха.

— Видишь? Не отдаст. Вон как расстроился. Может Коновалом будешь?

— Я не коновал, я доктор! — возмутился новенький.

Голос показался Эрику знакомым. Но убей бог, он не помнил, где его слышал.

— Ты расскажи, как на крытку попал? Может по пролетке тебя сблатуем и кликуху дадим?

— Что?

— Я тебя спрашиваю, как на нары приземлился? За что тебя сюда?

— А. Это, — новенький опустил голову. — Понимаете, я…

— Не понимаю. Говори сразу и по делу. И привыкай так говорить всегда. Без соплей и исповедей. Не вздумай врать, просекут с лету!

— Я здесь за убийство, — опустив голову, произнес новый обитатель камеры.

— Ты?! За мокруху?!! И кого же ты замочил? Мышь на навозной куче?

— Нет, — тихо ответил новенький. — Семь человек. Семью. Отца, мать, трех сыновей и дочь. А также их горничную и конюха.

Смеяться перестали. Чуть охреневший от полученной информации Сютрель смерил его недоверчивым взглядом и спросил:

— Это как? Дом баклажил, что ли? Или на дороге шиша с криком ловил?

— Нет. Я их лечил. У них подозрение на проказу было. Муж, моряк, завез с юга… наверное. Врачевать их никто не хотел. Я бы тоже не пошел, но была нужна работа. Я взял у них деньги, купил настой мяса гадюк и яд. Этим лепру лечат. Правда! Этим! А когда готовил микстуру, налил в нее слишком много яда. У меня руки тряслись, — виновато опустил голову новенький. Я когда еще готовил, понял это, но тогда мне показалось, что ничего страшного в этом нет. Подумаешь, немного перелил. Настоя купил мало. Он дорогой, а я это… сэкономил. Купил немного рома. И когда с рынка возвращался, выпил.

— Ясно. И с тобой все ясно, и с твоим местом в жизни. Видишь вон те нары, возле отхожего места?

— Вижу.

— Твои. А вот погоняло никак не придумывается. Но мы вот, что сделаем. Ты его не у нас спросишь, а у дубаков полосатых снаружи.

— Как это?

— Подходишь к двери, наклоняешься к щели и громко базлаешь: «господа легаши, дайте имя от души».

— Легаши?

— Это традиция. Они не обижаются. Всё понимают.

— И долго кричать?

— Пока имя не дадут. И вот тогда это имя станет твоим. Во всяком случае, до тех пор, пока ты здесь. Кстати, ты сам откуда?

— Из Ликеделла.

Эрик вспомнил, где он слышал этот голос. И подался назад. Не хватало, чтоб новенький его узнал.

— Это пиратская столица который? — уточнил Сютрель. — Слышал. Ладно, иди к двери заряжай ры-ры.

— Прямо сейчас?

— Конечно! Как ты жить без имени будешь?

Доктор, тот самый мальчишка, которого Эрик в Ликеделле позвал, чтобы вылечить раненного Рыжего, подошел к двери и под плохо скрываемый смех окружающих лег перед ней.

— Господа легаши, дайте имя от души!

Доктор был не такой уж и дурак, но высококультурно наивен. Хоть и покрутился в низах, но привыкнуть к такому обществу не сумел. Да и алкоголизм не способствовал развитию навыков общения. Эрик немного знал такой тип людей. Погрузиться в пьяное забытье и больше ничего от жизни не надо.

Доктор кричал под дверь минут десять, иногда прикладывая к тонкой щели ухо, надеясь услышать ответ. Затем дверь открылась и в камеру вошли крейклинги. Человек пятнадцать. Вид у них был и мрачный, и озадаченный одновременно.

Доктор встал, неуверенно улыбаясь. Крейклинг в берете, надо полагать главный среди вошедших, окинул его взглядом. Затем сказал, что-то вроде «гкхм», обвел взглядом камеру и давящихся от смеха пленников. Сказал «понятно», схватил доктора за шкирку и нагнул к бассейну.

Били недотепу дубинкой по спине. И не то, чтобы очень больно, но выразительно. Чтобы все видели. Доктор только слабо вскрикивал, вырваться не пытался. Его оставили на полу, но ушли крейклинги не сразу. Один из них взял ведро и каждый из пятнадцати, по очереди, зачерпнул воды в бассейне и размашисто вылили на пол.

Когда дверь закрылась, часть обитателей камеры ржали в голос, часть не менее громогласно ругалась. Скучно не было.

Жак отрядил несколько человек убрать воду. Новоявленные «шныри» недовольно гребли ее по полу. Тряпок не было и Сютрель заставил их использовать в этом качестве собственные рубахи ржавого цвета. Затем он повернулся к валяющемуся на мокром полу доктору и присев на корточки рядом покачал головой:

— Ну, ты понял, что сделал не так?

Тот смотрел на него, как кролик на удава. Сютрель кивнул:

— Ты кричал слишком тихо. Они нормально и не расслышали. Ладно, не переживай. Зато у тебя имя есть. Теперь ты Дубина.

Дверь в очередной раз открылась, втолкнули Карела.

Он удивленно окинул взглядом мокрый пол, обошел поднимающегося со стоном доктора, но дойти до своего места на нарах не успел.

— Карел! Господи, это ты?!!

Карел остановился и стал шарить глазами, не понимая, кто его позвал.

— Карел Нери! Невероятно! Это действительно ты!!!

Карел удивился. Никто здесь не знал его фамилии. К нему подскочил один из новеньких, только сегодня попавших в камеру.

— Карел! Ты жив?!!

Карел узнал изумленного человека перед ним.

— Джино?!

Они обнялись.

— Откуда ты здесь?!!

— Здесь? Я даже не знаю, где я? Я раньше про Пять княжество только слышал. А про Баэмунд нам только вчера сказали, когда в клетке везли. А потом этот Арман про Цирк говорил. Я почти ничего не понял.

— Я объясню потом. А пока рассказывай, рассказывай!

— В Ривоссе совсем тяжко сейчас. Да и у соседей не лучше. В Алессе мор начался, в Пьяччо опять хагуры с налетом пришли. Они с северных степей как пришли шесть лет назад, так лагерь у Вербана поставили и все на юг ходят. Но это еще при тебе началось. Город, ту часть, что под холмами расположена, выжгли. У меня там тетка живет, рассказывала. Только те, кто на гору к храму Ваманта сбежать успели, выжили. А я, после того как порт семья Фарбоне выкупила, без работы остался. Они всех, кто за семью Мерсо в драке на рынке стоял, специально искали и вычищали. Мне повезло, я в порт не пошел, догадывался, что ничего хорошего из этого не выйдет. Мне потом ребята рассказывали. Маддалена, сестра младшая из Фарбоне, сука та еще, всех работников выстроила и шла вдоль шеренги, с теми чудиками, которых мы тогда отметелили. Они всех, кого из наших опознали, сразу били. На земле, ногами. Алдосу три ребра сломали, а Пьеро голову разбили. Доктор потом несколько часов кожу ему зашивал. Он видеть вроде перестал после этого.

— А ты?

— Говорю же, не пошел. Но мне же мать кормить надо и сестер. Отправился в долину Больфачо. В батраки, на ферму к пуньо наниматься.

— Они ж там упыри все!

— Знаю. И лишний раз убедился. Убирал виноград, оливки. Все за три крейцера в день. Попросил пуньо, чтобы он меня на полдня отпустил в Ривоссу. Деньги, что я скопил, отнести матери. Он меня обругал, сказал, что я и так бездельник, а теперь еще и отпрашиваться смею? Я ночью ушел по-тихому, матери деньги принес. Она плакала и просила, чтобы я обратно не уходил. И так проживем, говорила. Придумаем, что-нибудь. А, что мы придумаем? Сестры тощие стали, но гордые. Честную работу искали. Велия шить начала, Луки служанкой устроилась. Но платят мало. Я с ними побыл, радости столько! Сам уже возвращаться не хотел. Но вернулся. Деньги нужны. А кто-то донес, что я ночью уходил. Пуньо орал, что после моего ухода у него деньги пропали. Я ничего не брал, Карел! Я никогда не воровал. Дрался, много дрался, но никогда не воровал! А он паскуда жирная, сказал, что сдаст меня стражникам-секонцони. Я стою, что сказать не знаю. Мое слово против его. Он — пуньо, уважаемый землевладелец, а я босяк драчливый из порта. А он видит мою растерянность и так вкрадчиво говорит, что для того, чтобы все миром уладить, мне надо еще раз в город сходить. Я не понял и спросил. А этот выродок, улыбается, так по-свински и говорит, чтобы я привел Веронику, сестру мою младшую. Ей только четырнадцать исполнилось. Тогда говорит, все это уладим.

Лицо Джино искривилось в исступленной злобе.

— Я догадываюсь, как ты сюда попал, — вздохнул Карел.

— Я ударил. Сразу. Я и дальше бил, когда он на полу лежал, но бил уже бездыханного. Это потом понял, что убил еще с первого удара.

— Ясно.

— Мать жалко, сестер. Не себя. Как они теперь без меня? Одни.

Карел осторожно спросил:

— Джино. Я хотел тебя еще кое о чем спросить. Точнее о ком.

Джино отвернулся.

— Она ждала тебя, Карел. Долго ждала.

Карел почувствовал, как, что-то оборвалось у него в груди. Хотел спросить, но не мог произнести ни слова. Краем глаза отметил, как Жак и его компания забились в угол, который вчера разыгрывали в тараканьих бегах.

Джино, удивленно косясь на них, продолжил разговор сам.

— Когда ты пропал, тебя и не искал сначала никто. Честно. Не потому, что всем плевать было. Ты и раньше пропадал куда-то. Может, загулял? Паолина первая начала искать. Отец ей запрещал, выговаривал на площади, что это позор, что дочь такой почтенной семьи позорит себя, разыскивая бродягу, оборванца. Она слушала, до сих пор помню, опустив голову и губу закусив. Отец ее домой увел, а она потом опять, вечером по домам ходила. У знакомых твоих. Вырвалась как-то. Говорила, чувствует, что с тобой случилось что-то.

Карел тяжело задышал.

Джино продолжил:

— Отец ее запирал. Братья караулили. Потом ей жениха нашли. Не из местных. Фредерико какой-то. Фамилию не помню. Купец. Молодой, не урод. Хотя по мне, женоподобный. Богатый. Она долго не соглашалась. Я точно знаю. Да вся Ривосса знает. Она в комнате запиралась, а отец под дверью кричал, просил вразумиться. Город и слушал.

Карел смотрел в одну точку и не перебивал.

— Не могло же так продолжаться долго. Как-то вот уломали. Не знаю как. Я на месте этого Фредерико, послал бы всю затею к черту. Нужна такая жена?! Ладно, тебя не любит, но ведь она кого-то другого любит. Хотя он, кажется, увести ее собирался.

— Почему «кажется»? — встрепенулся Карел.

Джино вздохнул.

— Она ждала тебя Карел. Долго. — Он затих.

— Да не молчи!!!

— Я был на той свадьбе. Это как раз после того, как я с порта вылетел, было. Паолина молчала всю свадьбу. У них в доме отмечали. Во дворе. Всю улицу Трильяни столы заняли. На площадь часть вывели. Богатая свадьба была.

— Что ты мне про улицу рассказываешь?!

— Улица к утесу ведет Карел. Ласточкиному утесу, — Джино сглотнул. — Его теперь утесом Паолины называют.

Карел сжал зубы. Точнее челюсти сжались сами. Он попытался что-то сказать, но вместо слов вырвался стон.

— Никто не понял сначала, куда она идет. Прямо в свадебном платье. Встала и пошла. Мало ли. Это уже потом…

Двери распахнулись. В камеру, колонной по двое вошли хмурые крейклинги. С годендагами в руках. Впереди все те же двое здоровяков в кожаных безрукавках.

Начиналась Игра.