Глава 2

Обзор был невелик. Или трещины на сером камне или часть моря, заигрывающего с взъерошенной галькой. Курти смотрел на рыбака. Длинный, тощий, до черноты загорелый тот стоял у края деревянной набережной и забрасывал в воду удочку. Разглядеть рыбака так подробно было несложно, он был голый по пояс. Жарко. Курти никогда раньше такого не испытывал. Прежде ему бывало только холодно. Рыбак уже третий раз возбужденно тащил удочку из воды и третий раз разочаровано качал головой. Странно он рыбачил. Слишком быстро подсекал, так рыба на крючок нормально не насадится. И место странное. В Елове у пирса ничего не ловится. Вода грязная. Может здесь рыба другая?

Над головой летали чайки, Курти поднял голову и заслонил лицо рукой. Солнце било в глаза. Ни повернуться, ни отвернуться Курти не мог. Узкую клетку после выгрузки приставили к каменной стене. Казарма или сарай. Его продержали в клетке все плавание и только сейчас, у замка загремел ключами надсмотрщик.

— Пошел, — Курти выволокли наружу. По наивности сделал первый шаг в сторону, но ему на шею тут же накинули веревочную петлю и той же веревкой ловко связали руки за спиной.

— Стой здесь.

Так «пошел» или «стой»? Курти осторожно скосил глаза в сторону. Какой огромный порт. Намного больше, чем в Елове. Кораблей сколько! А людей!!

Толпа начиналась чуть выше по склону холма, куда убегала лестница. Странно одетые люди сновали по каменной улочке огражденной полукруглой ажурной оградой с завитками и не обращали на то, что происходит внизу, никакого внимания. Курти перевел взгляд с людей на дома. Похожие он уже видел в Арнери. Большие, в четыре-пять этажей.

— Чего встал?! — надсмотрщик толкнул его в спину.

Нет, этот парень не знает, чего хочет.

Курти врезался носом в спину какого-то бугая перед ним. Того вытащили из похожей клетки чуть раньше. Их таких было уже несколько и теперь накинув петли и связав руки, строили в колону по одному.

Бугай хмуро оглянулся, но ничего не сказал.

— Выгружай! Осторожнее!! Это для княжеского стола, медузу тебе в глотку!!!

Совсем рядом разгружали корабль. Грузчики не обращали на них никакого внимания. Зато не сводили глаз стражники в разноцветной, в широкую вертикальную полоску форме. Форма могла бы показаться нелепой, но в руках у стражников были протазаны, на боку фламберги. И жесткие выражения лиц, смешными не казались. Стражники оцепили эту часть причала плотной цепочкой.

Курти разглядывал плюмажи на их шлемах. Хотелось покрутить головой, чтобы разглядеть город, но мешала петля на шее. Он не имел ни малейшего понятия, где он и что происходит?

Бугай впереди что-то сказал. Над головой Курти орали чайки, и он не расслышал.

— А? — переспросил он.

Бугай снова оглянулся, смерил его взглядом. Курти удивился, как тот вертит головой. И веревка ведь не мешает. И это при такой бычьей шее.

— Я не тебе. Пытаюсь понять — где мы? — бугай говорил странно, шипя и не выговаривая некоторые согласные.

— И где?

Бугай не хотел с ним разговаривать и отвернулся. С кем тогда до этого говорил, если Курти ему не годится в собеседники? Бугай тем временем продолжал разговор с самим собой:

— Звезд ночью толком не видел, все кусками. Но кажется это Пять княжеств, — здоровяк сильно шепелявил.

— А-а-а, — с умным видом произнес Курти. Название ему ничего не говорило.

— Но вот что мы здесь делаем? Рынка рабов здесь раньше не было. Это надо в соседний Хафур идти. Перевалочный что ли? Но они вроде воюют, — продолжал разговор сам с собой бугай. На Курти не смотрел.

Курти неприятно резануло слух слово «рабов», но тут он отвлекся на странный шум. В нескольких ярдах от них тянулась дорога. То есть, видимо это была дорога. Неглубокая одинарная колея в земле, хоть и неширокая, была вымощена изнутри ровным, отполированным камнем. Тянулась в туннель под холмом, на котором возвышались опрятные домики. Вот из этого туннеля и раздавался странный шум. Курти проследил путь странной дороги взглядом. И увидел, как из туннеля выкатывается что-то. И это что-то грохотало. Пленники, которых выуживали из клеток, и которых становилось все больше, одновременно обернулись на шум и одновременно подались назад к краю причала.

Широкая, сколоченная из толстых досок четырехугольная рама, с ножками, как у стола, выехала из туннеля. Ножки заканчивались небольшими деревянными колесами, катившимися по бокам от дороги. Еще одно огромное колесо замыкало конструкцию и плотно сидело в колее дороги, как в желобе. Тележку накрывал выпуклый медный кожух, из-под которого и доносился грохот. На самом верху располагалась скамейка, где сидел пестро разодетый возница в шляпе с длинным пером. Он сосредоточенно держался за торчащий из конструкции рычаг. За тележкой катилась прицепленная закрытая повозка с решетками.

Малый толкнул рычаг вперед, раздался скрип, тележка остановилась. Возница спрыгнул с нее, отцепил от повозки и подошел к надсмотрщику.

— Можно грузить, но мне колесницу развернуть надо. Своих не дашь?

— Они не для этого.

— Я знаю для чего они.

— Тогда знаешь и ответ на свой вопрос. И развязывать я их не рискну. Сбежит кто, а мне отвечать.

— Тогда из крейклингов кто-нибудь.

— Это их и спрашивай, но сразу скажу, откажут.

— Тогда ты помоги.

— Еще чего! Сам свою тарахтелку разворачивай.

— Она не моя, она казенная. А я на службе князя. Так вот, когда меня спросят, почему я не привез невольников вовремя, я честно скажу, что из-за того, что их надзиратель отказался помочь.

Собеседник возмущенно посмотрел на возницу, но тот лишь пожал плечами. Надзиратель выругался сквозь зубы и направился к Курти. Остановился, смерил взглядом бугая перед ним и начал его развязывать.

— Сейчас поможешь этому типу развернуть его тачку. Не рыпайся и не пытайся бежать. Все равно не получиться, крейлинги бежать не дадут, а вот покалечить, а то и убит могут. Не умирай раньше времени. Тачку не бойся, она просто громкая, а то, что сама, без лошади ездит, так это не колдовство, это наука! — Последнее слово надзиратель произнес торжественно и со значением.

Бугай потер запястья, насмешливо взглянул на него.

— Хорошо, что сказал, а то меня аж трясло от страха.

— Борзый ты для раба.

Бугай нехорошо посмотрел на надзирателя. Под этим взглядом тот попятился, тут же взял себя в руки.

— Иди, давай.

Возница вместе со здоровяком поволокли самодвижущуюся тележку к обратной стороне фургона. Точнее тащил здоровяк, а возница свой край поддерживал.

— Где мы? Что за место? — Курти расслышал, как бугай спросил возницу.

Тот, сцепляя повозки насмешливо ответил:

— Странно, обычно про колесницу спрашивают. Как она сама ездит? Кто внутри сидит?

— Все спрашивают про то, что им интереснее всего. Мне интересно, где мы?

— Болтливый ты для раба.

— Ага. Еще и борзый. Мне уже сказали.


На причале было уже около сотни невольников. Один из надзирателей пересчитал их и, подойдя к крытой повозке, открыл обнаружившуюся в боку дверь.

— По одному, — и кивнул в проем.

Толпа стала потихоньку «вливаться» в фургон.

Курти вошел одним из первых. Точнее не вошел, а его втолкнули, когда он разглядывал возницу, доставшего из тележки длинный гнутый прут, воткнувшего в бок тележки и с треском завертевшего им. Курти опять врезался в того же бугая, только что помогавшего разворачивать колесницу.

Тот недовольно взглянул на него.

— Да что с тобой?

Что отвечать Курти не знал, к тому же его внимание отвлекла странная пара. Странная потому, что это двое уже находились в повозке. Пристегнутые цепями к поручню они сидели на полу и на новых пассажиров не взглянули.

Зато надзиратель, стоявший у входа, приветливо кивнул:

— Привет старые знакомцы. По второму кругу, я так понимаю?! — и заржал.

Старые знакомцы ничего не ответили. Только один поднял голову и посмотрел на спрашивающего. Странно. Курти показалось, что прежде, чем опустить голову он задержал взгляд на нем. На Курти.

Люди набились в повозку, как сельдь в бочку. Дверь захлопнулась. Заскрипел засов. Было слышно, как трещит возница прутом.

Все молчали. Потом фургон наполнился осторожными голосами:

— А где мы?

— Не знаю. Странно как-то. Это не рынок.

— Куда нас везут?

— Что это за штука? Как она едет?

— Нет, а все же куда нас?

Треск сменился на уже знакомый грохот. Фургон двинулся с места.

Бугай, в которого Курти врезался, сделал шаг к прикованной парочке.

— Где мы?

Ему не ответили. Они даже не пошевелились. Только мелко раскачивались в такт движения повозки. Курти не понравились их глаза. Как у приговоренных.

Зычный голос гаркнул:

— Да успокойтесь вы. Дальше виселицы не увезут. Привезут — поглядим.

Прокричавший это мужик был высокий, уже немолодой, лет тридцать, наверное. Резкие, угловатые черты лица, но хомячьи щеки. Разговаривал насмешливо, сквозь зубы. На пол-лица татуировка. По щеке-паутине в сторону бритой макушки карабкается паук. Мужик цепким взглядом разглядывал всех в вагоне.

Курти схватил за плечо один из «старых знакомцев». Тот самый, что задержал на нем взгляд.

— Слушай парень. Почти наверняка тебя спросят: «Футы или фунты?». Так вот, — отвечай «футы». Тогда у тебя шанс есть. А с «фунтами», все! Ты не жилец. — И гремя кандалами вернулся обратно к стене.

Курти растеряно смотрел на него и лишь, когда тот обратно сел, спросил:

— А?!

Но больше тот ничего не говорил.

Ехали недолго. Повозка остановилась, все замерли. Опять загремело железным. Какое-то время ничего не происходило, потом откуда-то сверху и слева хриплый голос пролаял:

— Последняя партия. Сколько их?

Люди в повозке повернули головы к источнику звука.

— Не знаю, контролер на пристани считал, но он доложиться пошел Фабрису, — ответили ему справа.

Толпа повернула голову туда.

— А по списку? Они же с корабля.

— Так и список у контролера.

— И как мне их теперь распределять?

— Да подожди пару минут. Какая разница? До конца недели, сам знаешь, половина не доживет.

Курти, вместе со всеми вертел головой. На последней фразе застыл.

Дверь открылась, но за ней никого не было. Пленники в недоумении смотрели в проем. Тележка остановилась внутри помещения. Широкий коридор из белого камня уходил вправо.

— Так и будете стоять?! Вперед по проходу! — донеслось из глубин коридора.

Пленники осторожно, озираясь, сначала по одному, затем гурьбой двинулись по коридору. Выход преграждал фургон. Юг, жара, повозка была как раскаленная, а каменный пол почему-то холодный. Аркообразный коридор тянулся около ста футов и заканчивался закрытой красной дверью на всю стену. Невольники, заполнив эту часть коридора, остановились перед дверью, не зная, что делать дальше.

Красная дверь резко приоткрылась и так полуоткрытой и замерла. Оттуда выпрыгнул мальчонка в колпаке с бубенчиками. С вытаращенными глазами он прыгнул в расступившуюся толпу и пританцовывая прокричал низким, с хрипотцой голосом:

— Здорово твари!!! Вы у нас сегодня на закуску!!! Рвать! Жрать! Рвать! Жр-р-р-р-рать! — Потом замер, губы вытянулись в глумливую улыбочку под огромным носом и Курти разглядел, что это не мальчишка, а карлик. Карлика, тем временем, затрясло, как в падучей и он продолжил танцевать, крича:

— Рвать! Рвать! Рвать! Рвать будут. — Он начал грязно, с завываниями ругаться.

Дверь полностью открылась, вышло несколько стражников все в той же в широкую полоску форме. Последним вышел франт в фиолетовом платье, в широкополой шляпе с длинным мечом на боку. В ухе блеснула серьга.

— Кто Хальдора выпустил? — вздохнул он.

— Да никто, Ваше Благородие. За ним же пригляду нет.

— Уведи и пошли кого-нибудь в фургон, там Джус и Карел прикованные, пусть тоже сюда идут.

— Слушаюсь.

— Классная шляпа.

Курти с изумлением посмотрел на сказавшего это, уже знакомого, бугая. Как и все. Как и франт в шляпе.

— Рад, что тебе нравится шепелявый. Хотя я больше рад твоему настрою. Твои задор и наглость тебе пригодятся.

— Если нравится моя наглость, то я могу тебе еще и в морду дать — кивнул здоровяк, — ты вообще в восторге будешь.

Но эти слова франта расстроили. Он кивнул одному из стражников и тот двинул древком алебарды наглецу под дых. Тот с удивительной для такого амбала проворностью, дернулся, пытаясь отскочить, но помешала толпа и он, согнувшись, скорчился на полу.

— Здравствуйте артисты, — продолжил тем временем франт и расплылся в неспешной улыбке, глядя на реакцию. — Вы не ослышались. Теперь вы действительно артисты. Вам выпала редкая честь…

— Рва-а-а-а-ать!!! — вопль карлика донесся откуда-то издалека.

Франт поморщился и закрыл ногой дверь.

— Вам выпала редкая честь выступать в удивительном и единственном в своем роде Цирке! И это не просто цирк. Это Водный Цирк!

Франт улыбнулся тонкими губами и продолжил:

— Нам с вами важно найти взаимопонимание. Я хочу, чтобы вы понимали, где вы находитесь и что вам предстоит… нет, не так — он качнул головой, — чего от вас ждут люди? Ждет публика. Да, вы люди подневольные. Но, поверьте, как и большая часть обычных артистов. А у нас представления куда ярче.

Толпа невольников молча смотрела на него. Никто ничего не понимал.

— Мечта каждого артиста — прославиться, — франт в шляпе вошел во вкус, — прославиться, сделать свое выступление незабываемым. Так, вот — у вас будет такая возможность.

Франт улыбнулся и прижал руку к груди:

— Обещаю — каждое ваше выступление будет, если и не незабываемым, то запоминающимся! — Улыбка стала шире, — во всяком случае, для вас. А теперь за мной.

Дверь перед ним предусмотрительно распахнули, франт скрылся в проеме.

— Пошли, пошли, бегом! — закричал один из стражников.

Толпу стали подгонять сзади невесть откуда взявшиеся за их спинами новые стражники. Крайних толкали древками алебард. Толпа, вслед за франтом вливалась в широкий проем двери. Бугай встал с каменного пола и с шипением втянул воздух сквозь зубы.

— Какой обидчивый, — покачал он головой. И опять непонятно, к кому обращался?

Курти вслед за всеми вошел в огромный зал. В лицо дыхнуло прохладой. Толпа невольников оказалась на большом, но невысоком балконе. Посредине балкона стоял круглый мраморный стол. Под балконом лениво плескался бассейн, занимавший большую часть зала. Конец бассейна уходил куда-то за дальнюю стену. Начинался бассейн не в помещении, а где-то за ним и стена служила скорее перегородкой, чем частью зала. По краям бассейна шло ограждение из красного мрамора. Из его прожилок вырастали чугунные ажурные решетки. Красивые, но массивные.

— Меня недавно спрашивали, кому бы я соответствовал в обычном цирке? Варианты были разные, но мне больше всего нравится слово «смотритель». Итак, я ваш смотритель Арман Пикар, — франт стоял у края балкона, упираясь спиной в ограждение и настроен был благодушно.

— Плавать надеюсь, все умеют? Хотя это не так уж и важно. Не все представления, напрямую связаны с плаванием. Но вода присутствует в каждом. А теперь я познакомлю вас с еще одними участниками ваших будущих триумфов… О-о-о… кого я вижу?! — от устремил взгляд куда всем за спины.

Все обернулись. Стражники ввели на балкон тех двоих, что были прикованы в тележке.

— Не поверите, скучал… — и тут же вновь к толпе. — Нет, нет. Знакомить я вас буду не с ними. Здесь есть другие, не менее важные участники. Причем прямо здесь. Они уже в этом зале, — и снова начал улыбаться. Стражники заухмылялись вслед за ним.

— Вот тебя мелкий как зовут?

Курти не сразу понял, что обращаются к нему. Смотритель Арман, подошел к нему и приобняв за плечи повел его к балконному ограждению.

— Посмотри вниз. Всех касается!

Курти посмотрел. Вода была прозрачная и он увидел.

Внизу плавало несколько тварей. Про акул Курти слышал, но сам не видел. Не водились они около Еловы. Но описаний от моряков слышал предостаточно, чтобы понять — внизу не акулы.

Сизое удлиненное тело. Семь-восемь футов в длину. Неярко выраженная форма головы и подобие толстой шеи, чего у рыб не бывает. Короткие, толстые лапы. Нижние почти не различимы, верхние чуть крупнее. Треугольный плавник на спине и поперечный хвостовой. Одна из тварей повернулась белесым брюхом вверх и Курти разглядел огромные зубы в вытянутой приоткрытой пасти.

— Парень, ты на меня не обижайся, судьба у тебя такая. По идее, мы должны были подготовить свиную тушу, чтобы продемонстрировать их возможности, но не успели.

У Курти, что-то оборвалось внутри.

— Сегодня день суматошный, — продолжал Арман, крепко обнимая его за плечи, — а без демонстрации нельзя. А ты мелкий…

— Нас кормить когда будут?

Хватка Армана обмякла. Он удивленно обернулся.

— Что?

Один из заключенных, невысокий и пухлый, с начинающейся лысиной среди курчавых рыжих волос, чуть заискивающе повторил:

— А нас кормить когда будут?

Арман поднял брови и произнес:

— Вот начало сезона в этот раз. Все суматошно, наспех. Кого только не покупают. Ты как сюда попал-то? Ты кто?

Он отпустил Курти и направился к толстяку.

Курти ухватился за ограждения балкона, не сводя глаз с бассейна. Ноги были ватные.

— Пит Андрес ваше Сиятельство. Камералист я. Казначеем был при купце Хилде айт Янсене. Он сказал, что я проворовался, но честное слово…

— Да плевать мне. Хотя с закупщиками я все же поговорю. Им даются совершенно ясные указания, какого типа рабы нужны, но все равно вот такие вот проскакивают. Камералисты.

Арман подошел к толстяку и теперь приобнял уже его.

— Рабы? Мы же артистами будем, вы сказали, — толстяк говорил все так же растерянно.

— Ой, чудо ты мое. Ты мне прям, понравился, честное слово. Ты до сих пор ничего не понял. То есть не как все, — которые хотя бы осознают свое положение, но не догадываются лишь о деталях, а не понял вообще ничего.

Арман подвел Пита к краю балкона и лениво протянул руку одному из стражников. Тот вложил ему в руку нож.

— Вы вниз так и не посмотрели? А зря. Там есть на что взглянуть. Стражники стали подталкивать людей к краю балкона. Армана с толстяком взяли в круг, чтобы никто не подошел слишком близко. Арман продолжил:

— Это знакомьтесь, кайкапы.

С этими словами, он поднес нож к шее толстяка.

— Они тоже, в некотором роде артисты. И большую часть времени, выступать вы будете с ними. Привезли их из такого далека, что вы никогда о таких местах и не слышали. Я и сам-то про Тагаронгу узнал только от малагарцев, но это не важно.

Глаза толстяка расширились. Он задергался, переводя испуганный взгляд от бассейна к ножу.

Арман перерезал веревку связывающую шею толстяка и начал резать веревки на его руках.

— Это не даже не для того, чтобы вас напугать. Это для того, чтобы вас мотивировать.

Он повернул толстяка лицом к себе.

— Проголодался, значит. Они тоже. Кого же накормить?

Бывший камералист затрясся.

— Кайкапы абсолютно слепые. У их нет глаз. А с акулами у них есть одно общее — продолжил Арман, поигрывая ножом, — реагируют на кровь. — Он вытянул руку толстяка над бассейном и быстрым движением провел ножом по его ладони.

Густая крупная капля упала вниз. Твари, которых смотритель назвал кайкапами, и лениво плавали кругами в воде, как взбесились, заметавшись по бассейну.

— Я же говорю — голодные. А ты им кажется, понравился. И еще — Арман руку толстяка не отпускал, сочувственно смотря в глаза. — Кайкапы реагируют на любое движение в воде.

Арман отпустил Пита Андреса и отошел. К толстяку подскочили два стражника и свесили его над бассейном вниз головой. Тот закричал и замахал руками.

— Макните.

Стражники спустили толстяка чуть ниже. Тот невольно замолотил руками по воде. Беспорядочно метавшиеся кайкапы замерли и бросились к этой части бассейна.

— Поднимайте.

Стражники стали вытаскивать Пита обратно. Натужно, с кряканьем.

— Тяжелый, ваша светлость.

Одна из тварей выпрыгнула из воды и клацнула зубами перед подвешенной жертвой.

— Это они сонные еще, — кивнул Арман. Если бы прицельно, на звук…

Один из каймапов выпрыгнул и чуть не зацепил стражника державшего Пита. Тот с руганью отпрянул, выпустив ногу толстяка. Второй стражник не удержал тяжелое тело и бывший камералист полетел в воду. Бассейн вскипел.

Кричал Пит Андрес недолго.

Курти по-прежнему стоял около бортика и не моргая смотрел вниз. Там ничего нельзя было разглядеть. Все бешено бурлило. Мелькало что-то сизое, белое, серебристое, а потом все стало красным. Курти в этой мешанине запомнились только зубы.

— Я же говорю, Ваше Благородие — тяжелый он, — развел руками стражник.

— Да черт с ним, — махнул рукой Арман. Главное все увидели. Думаю, мотивации им теперь достаточно, — он снова засмеялся.

— Но самое главное в нашем цирке, даже не эти милые создания. Цирк, это еще и необычные механизмы, созданные мастером, который в силу своей скромности не считает их чем-то невероятным, хотя поверьте — они невероятны. Но с ними вы познакомитесь чуть позже.

С улицы раздался звон часов. Арман выругался.

— Черт, а может и не так и «чуть». Так! Выступать начнете сегодня же. Пожалуй, сейчас же. Публика собирается потихоньку. Из-за наших смуглых малагарских друзей корабль с вами здорово задержался, а сезон начинается уже в полдень. Вечером тоже выступления будут. И не перенести — гости созваны на конкретный день.

Арман поднял голову и громко чеканя слоги выкрикнул:

— Вкратце, чтобы вам было хоть что-то понятно — вы будете выступать в различных состязаниях. Почти всегда это будут соревнования между вами же. Иногда один на один, иногда групповые. Чтобы было интереснее — зрителям, не вам — для соревнования будут использоваться различные механические приспособления. Лишнее говорить, что зрители будут делать ставки. Впрочем, это вас напрямую не касается. Проигравшие отправятся кормить кайкапов. И не потому, что это наказание, просто в этом суть конкурсов. Именно поэтому вас сейчас и мотивировали. — Арман не оборачиваясь, ткнул пальцем назад в сторону бассейна, откуда были слышны всплески. — Соответственно, с течением времени, а продлится все это пару месяцев, вас будет становиться все меньше. Но! — Он поднял вверх палец! — Последнее соревнование будет групповым. И те несколько, кто его выиграет… — он ткнул пальцем вперед. На мраморный стол посреди балкона стражники уже ставили большой ларец с выпуклой крышкой. — Получат вот это — закончил фразу Арман.

Один из стражников окинул крышку шкатулки. По залу и без того светлому от отражающейся от бассейна воды запрыгали яркие блики. Ларец по самую кромку был заполнен золотыми монетами.

— Десять тысяч золотых. Кто и когда из вас хотя бы видел подобную сумму? Не то, что в руках держать. Победители ее получат. Больше только за поимку Эрика Бешеного дают.

Курти заметил, что при этих словах, шепелявый бугай, прежде откровенно скучавший, удивленно поднял голову.

— Деньги мы даем победителям, чтобы они знали, что есть ради чего стараться. И что не обязательно опускать руки, мол, все равно погибать, прекращать игру и тем портить нам представление. Нет. Без надежды человек жить не может. Победите, получите и золото, и свободу. Здорово, правда?!

Смотритель направился к выходу и уже в дверях обернулся:

— Все это повод к философскому размышлению. Уже через пару недель половина из вас разделит судьбу того бедолаги из бассейна. А еще через месяц — половина от оставшейся половины. Но вот думать надо не об этом. Думайте о золоте и свободе. А не о том, какую дикую боль вы будете испытывать, когда вас будут рвать на части. И не об отчаянии, которое будет этому сопутствовать, что вот это вот конец вашей жизни. Не надо! Думайте о золоте!

В дверях он столкнулся с приземистым мужчиной, одетым в черный камзол. Странно бледное для юга лицо было усыпано веснушками. Белоснежные брыжи усиливали бледность.

- Херр Фабрис, — кивнул вошедшему Арман, — они ваши.

— Застращал уже? — усмехнулся бледный.

— Да само вышло. К тому же крейклинги уронили одного.

— Теперь понятно, что за вопли я слышал. Я, грешным делом, подумал, что представление без меня началось.

— Как можно?! — договаривал Арман уже из коридора.

Фабрис ступал по каменному полу осторожно, будто крался. Прозрачные глаза на бледном лице смотрели сквозь толпу.

— Основное, думаю, Арман вам сказал. Но он вообще с юмором и излишне благороден. Уверен, даже того бедолагу, что только что покормил собой моих зверюшек, он спускал, не роняя достоинства и с шуточками. Я другой. Не то, чтобы вас гнобить буду, за меня это уже жизнь сделала, но и церемонится не стану. Не потому, что ненавижу вас. Нет. Я вас не знаю и совершенно к вам равнодушен. Поэтому относиться к вам буду как к товару.

Он безучастно скользил глазами по толпе. Взгляд уперся в шкатулку и Фабрис усмехнулся.

— И последнее. Мало выиграть. Даже после победы вести себя надо с умом. Понимать свое место. А не орать публике в лицо: «получите суки!». И уж тем более не показывать неприличные жесты членам магистрата. Правда, Карел?

Он обращался к тому самому заключенному, что говорил Курти про футы и фунты. Тот стоял, не отрывая глаз от пола.

— Я спрашиваю — правда?! — Фабрис повысил голос.

— Правда, Ваша Милость — торопливо кивнул тот, кого назвали Карлом. Голос у него бы хриплый. Будто заржавевший механизм, которым редко пользуются.

— В Цирке МЫ устанавливаем правила. И тот, кто выигрывает, действительно уходит живой, свободный и с деньгами. Но неуважения мы не допустим. Правила приличия, это тоже правила и тот, кто их нарушает, остается на второй сезон. Правда, Джус? — Фабрис обращался ко второму заключенному бывшему прикованным в фургоне.

— Правда, Ваша Милость — ответил тот.

— Да не переживайте так. Вы же победители. Однажды уже выиграли. Потому что молодцы и играть умеете. В этот раз проще будет. Уже все знаете. Карел, на моей памяти ты так и вовсе лучший игрок. И если бы сдуру не стал оскорблять сенешаля Бонифация айт Досандо, то ушел бы с деньгами, вместе с остальными победителями. Как ты им вслед смотрел, — Фабрис покачал головой. — Не поверишь, жалко тебя стало.

Он замолчал. Глаза устремились в сторону. В зале повисла тишина. Ничего не происходило. Фабрис просто стоял и не мигая смотрел сквозь стены.

Прошло не меньше минуты. Невольники переглядывались. Фабрис кивнул, вытащил белоснежный платок, побрызгал на него из флакона и приложил к носу.

— Начнем.

Загрузка...