Клуб желаний

12

Мара волочила сумки с провизией, взбираясь по покрытым соляной коркой ступеням своего домишки на северо-западе города. «Квартал святого Бена» — так они всегда называли свой район, но с тех пор как яппи и всякие пижоны повадились селиться в здешних местах, название постепенно менялось на более стильное, «Северный центр». Зато и налоги росли с той же неуклонностью.

Мара пыталась дотянуться ключом до замка, но сил не было — тяжеленные сумки руки оборвали; в результате пришлось опустить покупки прямо в соль, чего она всячески стремилась избежать.

Притащив сумки на кухню, Мара протопала по деревянному полу назад, чтоб закрыть дверь. Теперь снова придется мыть пол.

Типпи уже сунул нос за полуоткрытую сетчатую дверь, которая без грубого нажима никогда до конца не закрывалась. Услышав шаги, отпрыгнул и припустил мимо Мары, низко припадая к земле.

— Там тебе ни диетической кормежки, ни тепленьких батарей, — сказала ему в хвост Мара. — Жизнь уличного кота — не сахар.

Типпи примчался на кухню и уселся возле сумок, аккуратно обернув себя хвостом. Кончик хвоста постукивал по линолеуму — так женщина постукивала бы наманикюренным пальчиком по крышке стола. Зеленые глаза внимательно следили за Марой.

— Да-да, понимаю. — Мара принялась выкладывать покупки. — Само собой, все это очень заманчиво — свобода, травка, шуры-муры. Но я тебе вот что скажу: рыться в мусорном баке, чтоб поужинать, — разве такой участи достоин мой драгоценный Типпи?

Все, чему полагается находиться в холодильнике, убрано, остальное брошено как есть, и Мара, подхватив Типпи, направилась в гостиную. Кот извивался, выкручивался и, наконец, мявкнул басом, протестуя против насилия над кошачьей личностью.

— Ну-ну, ш-ш-ш! Чем мы недовольны?

Мара опустилась в кресло у окна.

Сегодня вечером у нее состоится внеочередное заседание Клуба книголюбов. Они встречались всего две недели назад, и о нынешнем собрании ей дали знать чуть не в последнюю минуту. Ну и пусть. Желания у них сбываются с такой скоростью, что всем, само собой, хочется немедленно попробовать еще. И Мара только за.

Утром она глаз не могла отвести от картинки на стене напротив своего стола в офисе доктора Сили. Такая славная яхточка! Смотрела-смотрела да и решила взять отгул на полдня, рвануть из кабинета куда подальше. Отчалить. Доктор Сили, естественно, был страшно недоволен, что его сотруднице понадобилось заняться какими-то там «личными» делами, однако разрешил:

— Ладно, если вам так нужно… — И он воззрился на Мару в надежде получить объяснение, но та злорадно промолчала. Пусть помучается.

Доктор взбесился бы, узнай, что она просто лодырничает. Именно поэтому Мара решила, что сейчас самое правильное будет отдохнуть. Она удобно развалилась в мужнином кресле у окна, поглаживала кота и наслаждалась полуденным солнышком. Типпи потоптался у Мары на коленях и свернулся клубком. Солнце согревало лицо; если зажмуриться, можно вообразить себя где-нибудь в жарких странах. А что, желание замечательное. Особенно в февральском Чикаго, когда так холодно и снежно и солнце показалось впервые за целую неделю. Впрочем, желаний у нее не сосчитать.

Исполнение ее первого желания сотней долларов не ограничилось, хотя после того случая ничего особо выдающегося Маре не подворачивалось. Находились центы, четвертаки. Два дня назад она обнаружила двадцатку в кармане вернувшихся из прачечной джинсов. Все пригодится, решила Мара, особенно когда Генри узнает, что настала ее очередь принимать Клуб. Выпивка и закуски неизменно пробивали в их бюджете дыры, которые потом приходилось усиленно латать. Она так и слышала язвительный голос Генри: «Драгоценный закусон для драгоценных дамочек».

«Драгоценная» — этим словечком Генри величал любую состоятельную фифочку при прическе и, само собой, при маникюре, холеную, одетую с иголочки. А Мара от себя добавила еще и такой критерий — женщина, у которой на темном шерстяном пальто ни единой пушинки. В вопросе, кого можно причислить к категории «драгоценных», у них с Генри полное единодушие: того, кто больше смерти боится пушинок и бедности.

Поначалу Мара поторопилась отнести к этой категории Линдси и Джил, зато в отношении Клаудии и Гейл она такой ошибки не сделала. С Клаудией она познакомилась на каком-то скучном мероприятии в Академии. И тогда же Клаудия пригласила Мару в Клуб книголюбов, поскольку они весь вечер просидели в уголке, толкуя о книгах, пока Дэн и Генри оплакивали свою любимую бейсбольную команду «Чикаго Кабс». На первых порах Мара чувствовала себя в Клубе немного не в своей тарелке — не привыкла к такому «драгоценному» окружению, — но потом притерпелась. Они выбирали жутко интересные книжки.

А теперь Мара всех женщин в Клубе считает драгоценными, но в истинном смысле слова. И всех просто обожает — разве что кроме Джил. Да и та становится абсолютно нормальной, когда вылезает из своей скорлупы и демонстрирует какие-никакие эмоции, что в последнее время случается немножко чаще.

Мара погладила Типпи и со вздохом оглядела свою гостиную. У Джил такая стильная квартира, сразу видно, что к каждой мелочи приложил руку дизайнер. Все продумано до тонкости. А дом Мары оформляла сама жизнь. И журнального столика у нее больше нет. Типпи, Генри и ребята хорошо поработали над ним во время прошлого футбольного сезона.

Злодеяние вскрылось однажды вечером, когда Мара возвратилась домой. Она подъехала к гаражу и, не веря своим глазам, вытаращилась на мусорный бак, из которого самым жалким образом торчали две уцелевшие ножки того, что некогда было ее трехногим журнальным столиком.

— Типпи прыгал на этот столик двенадцать лет, — набросилась она на Генри, войдя в дом. — Попробуй объяснить, как это ему удалось сбросить стеклянную крышку плюс отломать металлическую ножку!

Генри только пожал плечами, даже и не думая оправдываться. Мальчишки закивали, поддерживая папочку. Но у Мары были все основания полагать, что безвременная кончина столика имеет самое непосредственное отношение к обороне «Медведей» и их бесславному проигрышу команде «Грин-Бей Пакере» в это самое воскресенье.

Старый обшарпанный столик все же лучше, чем никакой, и сегодня он здорово пригодился бы. Мара представила, как ее гости пытаются удержать тарелки на коленях, а бокалы ставят прямо на пол. Может, побежать да купить первый попавшийся? Мара вытащила из-под Типпи руку и глянула на часы. Потревоженный кот недовольно выгнул спину и снова улегся. Увы, нет времени. Ну и ладно. Иногда кажется, что жить без чего-то не можешь, а на самом деле оно тебе вовсе и не нужно. Обойдется как-нибудь. Подруги простят.

Мара почесала Типпи за ухом и принялась тихонько напевать: «Яхта под луной и ты. Вот это был бы рай…»

Давнишняя песня Билли Холидей. У Мары приятный голос; ее часто сравнивают с Билли Холидей. Когда-то она думала, что голос сослужит ей добрую службу, сделает имя. Как же давно это было. Мечта уступила сначала Генри, а потом ребятам, а затем учебе на ассистента стоматолога, чтоб было чем оплачивать счета. А сейчас Маре и самой ясно, что она, мечта то есть, всегда была немножко надуманной.

Мара запела в полный голос: «О дивный край, где я и ты, и ветерок июньской ночью».

На коленях мурлыкал Типпи.

Зато теперь… теперь ее мечта, может, и не такая уж надуманная. Мара позволила этой мысли задержаться, совсем недолго, на минутку-другую.

«И лучше декораций нет, чтоб увидать мечты наяву».

Махнув рукой на диваны, члены Клуба книголюбов расселись прямо на полу Мариной гостиной. Без журнального столика так даже удобней, будто на пикнике.

Птицей с подбитым крылом в пластиковой миске печально покоился сложенный наподобие оригами белый листок бумаги. Миска стояла тут же, на полу, заваленном свечами, травами и прочими магическими причиндалами, заставленном бокалами и пустыми бутылками. Все желания уже были вытянуты, осталось последнее — Клаудии.

«Может, снять у них с шеи этот камень? — думала Клаудия. — Плюнуть на все и разбежаться по домам?»

Клаудия наблюдала, как расслаблялись подруги в перерывах между желаниями. От души радовалась за них, каждую обожала, но не могла удержаться от жалости к самой себе. Она так верила, что наконец забеременеет. И сроки, и температура — все было на ее стороне. Желания подруг сбывались без осечки, и Клаудия полагала, что ее собственная беременность — вопрос практически решенный. Последние две недели она то и дело прикладывала ладонь к животу, надеясь, страстно желая. Ну не дура ли? Месячные пришли на три дня раньше. В прошлую пятницу утром, как раз перед ее звонком Гейл из школы.

Подруги хором утешали Клаудию. Твое желание не так просто исполнить. Надо подождать. Ведь всего две недели прошло. Только Линдси позволила себе недобрую реплику: «Матушку-природу не подгонишь!» Матушку-природу не подгонишь? Ну и ну!

Сегодня они начали с Джил. Та примчалась с опозданием и сразу объявила, что у нее мало времени, поскольку у них с новым приятелем свои планы.

— Творческое вдохновение? — скептически спросила Гейл, вытащив из миски записку Джил. — Ты считаешь, что тебе недостает творческого потенциала? А по-моему, твои работы и так великолепны.

— Спасибо, но… Знаете, я готова все бросить. Нужна молния, творческое озарение, только тогда — успех, фурор! Надоело дурака валять.

В этот раз, заметила Клаудия, никто не скрытничал, все были предельно откровенны.

Линдси наконец призналась, что ее мечта — быть целиком и полностью принятой в высшее общество Чикаго, а не рыскать по его окраинам, как приходилось до сих пор, радуясь, что благодаря семейному имени ее вообще подпускают.

Раньше всякий раз, когда разговор заходил об обществе, Линдси отмахивалась, уверяя, что ей это до лампочки. И ее независимый кружок в школе должен был бы служить тому доказательством, но Клаудию не проведешь, особенно учитывая то, что она каждый божий день наблюдает у себя в Академии. Клаудия всегда знала, что благотворительная активность Линдси, все ее заскоки и «идеи» — это ее способ подружиться, вписаться, стать своей.

И подруги загадали для Линдси занять достойное место в светском обществе.

Клаудия и не сомневалась, что Гейл попросится на работу. Гейл и попросилась, когда подошла ее очередь, но так, что все рты раскрыли. Гейл пожелала вернуться в театр.

Ах да, конечно. Клаудия забыла. Сколько раз сама бегала на школьные спектакли, в которых была занята Гейл. Больше всего ей понравились «Фанаты». Классная постановка. Гейл там играла красотку Мелоди. И как играла! Потрясающая актриса, на сцене так и лучилась. Клаудия присмотрелась к нынешней Гейл. От прежней любительницы искусства остались только короткие светлые волосы. Впрочем, волосы Гейл меняют цвет каждые два-три месяца, а тряпки у нее всегда — умереть не встать. На Клаудии такое смотрелось бы как на корове седло. Определенно, Гейл создана для театра. Как обидно и грустно, что Клаудия об этом позабыла.

А еще печальнее, что об этом чуть не забыла сама Гейл.

— Знаете, я пока сюда шла, сто раз желание поменяла, — начала Гейл. — Все мечтала: вот вернусь на работу, в свое старое агентство, возьмусь за прежнее дело, сочиню еще какой-нибудь потрясный слоган. Но как представила: кабинет, деловые костюмы, презентации, мозговые штурмы и вся эта муть… Все какое-то… ненастоящее, что ли. И тогда я задумалась: а чем бы я на самом деле хотела заняться, что мне по сердцу? И меня осенило — театр! Я еще в школе поставила крест на театральной карьере, потому как вбила себе в голову, что пойди я по этой дорожке, непременно сдохну с голоду. А я и росла без особых излишеств, так что мне почти нищего детства по горло хватило. А сейчас — отчего бы не попробовать? Устроилась бы в какой-нибудь театрик, их нынче развелось как… Или в рекламную киностудию. Да мало ли куда. Если уж желать, так пусть это будет мечта всей жизни.

— Я так рада, что Гейл заговорила о театре, — заметила Мара, когда вытащили ее желание. Обычно живая и говорливая, Мара вдруг посерьезнела. — Понимаете, я когда-то… пела. — Она сделала паузу. Никто из подруг понятия об этом не имел. — Вообще-то я и сейчас пою, но только коту. — Мара хихикнула и снова стала самой собой. — А между прочим, я получила стипендию и могла бы учиться пению в Университете Индианы, но не поехала.

Все переглянулись. Вот это новость!

— В то лето, когда мы окончили колледж, я… словом, я забеременела Аланом. Мы с Генри спешно поженились, и вместо Индианы я очутилась в общежитии для женатиков. Нелегко, доложу я вам, быть мамашей в институтском городке. Нас таких было немного, и мне всегда было жутко неловко — по возрасту студентка, а уже с ребенком. Но я не жалею. И ничего бы не поменяла. Обожаю Генри и мальчишек, а музыка, кто знает, музыка… это такой крест. Вряд ли из меня получилась бы вторая Барбра Стрейзанд или Билли Холидей, и кончила бы я училкой музыки в захудалой дыре. — Мара тоскливо вздохнула. — И все же…

— И все же, — подхватила Гейл, — за гроши учить музыке ораву скучающих сорванцов в сто раз лучше, чем снимать зубной камень пациентам доктора Сили. Так ведь?

Мара с грустной улыбкой кивнула.

И тогда они загадали, чтоб Мара вновь обрела голос.

— Знаете, девочки, я что-то совсем без сил. — Клаудия оторвала взгляд от записочки, томящейся в миске. — Если хотите, давайте на этом прервемся, а в следующий раз начнем с меня.

Мара, раскрыв рот, вытаращилась на Клаудию:

— Ни за что!

— Шутишь? — Гейл схватила с полу миску. — Что тут у тебя такое?.. — Она вытащила похожую на раненую птичку записку и помахала перед Клаудией: — Что ты хочешь скрыть от своих подружек? — И начала разворачивать бумажку.

— Да нет, не в том дело. Просто… у всех желания сбываются… — Клаудия поправила очки на носу. — А у меня…

— И у тебя сбудется, ясное дело, сбудется, — уверенно заявила Линдси. — Очень уж трудное желание ты выбрала для первого раза, вот и все.

— Не унывай, Клод, — ласково, как своей Эмили, проворковала Гейл. — Что-то мне подсказывает… — Она взглянула на записку и недоуменно уставилась на Клаудию. — Не могу прочесть, что ты тут начеркала… На. Сама читай. — Она протянула листок Клаудии.

Клаудия покосилась на клочок бумаги, где было зачеркнуто ее желание написать роман. «Я передумала, — сказала она себе. — Не нужны мне больше никакие романы». Хоть это и не совсем правда. Вместо этого она загадала желание для Дэна. Пожелала, чтоб у того все сложилось с работой, — что бы это ни означало. Откроет ли он в конце концов собственную фирму или станет больше зарабатывать на нынешнем месте, ей безразлично. Главное, чтоб он был счастлив. Желание не такое уж бескорыстное: если Дэн не будет переживать из-за работы, он и из-за ребенка не станет психовать.

Старое желание она перечеркнула, а новое нацарапала в самом низу листочка, стараясь уместить его целиком. Немудрено, что Гейл ничего не поняла.

— Я для Дэна загадала. Чтоб у него сложилось на работе. — Клаудия подняла глаза. Поверят или нет? — Не знала, как лучше выразиться. То ли попросить, чтоб он больше зарабатывал, — это его точно порадовало бы, — то ли загадать, чтоб он открыл свою фирму. Вот и получилась такая мешанина.

— Ну и в чем проблема? — Не дожидаясь ответа, Мара взялась за книгу с заговорами. — Итак, загадываем желание для Клаудии, точнее — для Дэна и его удачной карьеры.

И тогда Клаудии пришла в голову мысль: печально, когда забываешь свою мечту, но еще горше, когда боишься попросить, чтоб она исполнилась.