КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ, 2021

Игорь КИСЕЛЁВ
МЫСЛЯЩИЙ ОКЕАН

Техника — молодёжи // № 13’2021 (1076)

12 сентября 1921 года во Львове, в тогдашней Польше, в большой еврейской семье появился на свет будущий польский философ, футуролог и писатель-фантаст, эссеист, сатирик, критик Станислав Герман Лем, автор фундаментального философского труда «Сумма технологии», в котором он предвосхитил создание виртуальной реальности, и искусственного интеллекта, но он же, анализируя наблюдаемое, от искусственного интеллекта до компьютерных игр, скептически расценивал перспективы цивилизации в целом: «Технология открывает новые возможности для злого умысла… Телевидение перенасыщено насилием и делает нас невосприимчивыми. Интернет упрощает нанесение вреда ближнему».

Он стал классиком общемирового масштаба при жизни. Его произведения переведены на 41 язык. а их общий тираж составил около 30 миллионов книг. Говорить о нём — не цель нашей статьи сегодня, но и не посвятить ему несколько добрых слов было бы нехорошо, потому что Лем написал «Солярис». и это было прямое попадание в ту область вероисповедания каждого человека, которая для него важней всего.

Юность Лема пришлась на период бурных потрясений для Польши. В 1939 он получил аттестат о среднем образовании, а во Львов вошли советские войска. При Советах Лем без особого энтузиазма изучал медицину. В Политехнический институт его не приняли. Когда в 1941-м пришли немцы, Лем стал работать помощником механика и сварщиком в германской фирме, а после освобождения, в 1944-м, продолжил обучение на медика. С 1946 года Львов перестал принадлежать Польше, и Станислав переехал в Краков, но своё будущее новоиспечённый медик видит в литературе. В том же 1946-м еженедельный журнал «Nowy Swiat Przygod» печатает роман Лема «Человек с Марса», а пять лет спустя выходит первая НФ-книга автора «Астронавты».

В конце пятидесятых — шестидесятых годах Лем пишет романы, которые заставили говорить о нём как об одном из крупнейших фантастов: «Эдем». «Возвращение со звёзд», «Солярис», «Непобедимый», «Глас Господа». В 1973-м Лем был удостоен почётного членства в американской организации писателей-фантастов SFWA.

«Солярис» — книга о главном

Но через три года был из неё исключён за критику американской научно-фантастической литературы, которую называл китчем, обвинял в плохой продуманности, бедном стиле письма и чрезмерной заинтересованности в прибыли, в ущерб новым идеям и литературным формам. Такой уж он был — диссидентом в Народной Польше и таким же в Америке, послав ко всем чертям и само американское общество, и конкретно, ранее весьма уважаемого им Филиппа Дика, который первым плеснул в него ядом:

«В отличие от американских собратьев по перу, творчество Лема — это тропинка в прошлое для самого Станислава, чудом уцелевшего по поддельным документам в годы фашистской оккупации Польши, когда большинство членов его семьи попали на небеса через газовую камеру, и ржавую печь, предложенные им холокостом…»

Вероятно, этого не знал Филипп Дик, написавший в ФБР письмо следующего содержания, а по существу, донос:

«Лем, вероятно, является целым комитетом, созданным Партией за «железным занавесом» для захвата монопольной властной позиции для манипуляции общественным мнением посредством критических и педагогических публикаций… Для нашей сферы, и её чаяний было бы печально, если бы большая часть критики и публикаций оказалась под контролем анонимной группы из Кракова».

Сегодня считается, что данное письмо было написано в приступе шизофрении. Однако своё дело оно всё-таки сделало.

И как бы в противовес имперскому мнению из-за океана, вызывает уважение теплота его слов о самой читающей в те годы стране — СССР:

«У русских, когда они ощущают интеллектуальное приключение, температура эмоций значительно более высока, по сравнению с другими странами. Сартр, когда возвращался из Москвы, был буквально пьян от того, как его там носили на руках. Я тоже это испытал. Русские, если кому-то преданны, способны на такую самоотверженность и жертвенность, так прекрасны, что просто трудно это описать».

Но к чувству триумфа примешивалась горечь:

«Мне хотелось, чтобы это происходило в моей родной стране. В Польше всё было по-другому. В Москве меня все знали и читали, сам Генеральный конструктор, Сергей Королёв, создавший всю космическую программу СССР, читал Лема, и любил Лема, а у нас эти партийные начальники и полковники не имели обо мне ни малейшего понятия. Я был вышитой подушечкой, которую пожелали иметь гости, вот им её и предоставляли».

Но, что это, по сравнению с тем, что им уже написана главная его книга — «Солярис». Если кратко, то это вот о чём:

Солярис. Когда люди столкнулись с Солярисом — уникальным явлением во Вселенной, мыслящим океаном — его, естественно, начали изучать. В целом, Солярис был признан неагрессивной планетой, покуда экипаж очередной станции не столкнулся с явлением, когда во время сна Солярис считывает с мозга человека то, что, казалось, давно и прочно забыто — а поутру рядом оказывается кто-то из близких. Уже умерших. «Гости» не помнят, как очутились на станции, что с ними происходило до того — но осознают себя именно теми людьми, которых космонавты не хотели бы помнить. И неожиданно оказывается, что даже в космосе человек не может продвинуться в понимании мира, потому что он не понимает и не знает сам себя. И огромный, загадочный космический океан становится зеркалом, в котором честно и болезненно отражается душа.

Не избежал этого и прибывший на станцию, чтобы разобраться с пугающим явлением, астронавт Кельвин, постепенно понимая, что планета сама идёт на контакт, сама изучает прибывших, используя воспоминания людей.

Кельвину Океан посылает его девятнадцатилетнюю возлюбленную Хари, которая за десять лет до описываемых событий покончила с собой после размолвки с ним. Не описать тех эмоций, которые испытывал Крис, когда утром увидел давно умершую возлюбленную. Потраченные нервы вспыхивают новой любовью, и всё-таки понимая бесперспективность таких отношений, Кельвин пытается избавиться от фантома Хари, отправив его ракетой в полёт за пределы станции, но это не помогает — Хари появляется опять, точно такая же, причём не помнящая своего предыдущего появления. Кельвин уже не в силах противиться её присутствию, и начинает просто жить и общаться с ней, как с обычной женщиной. Другие же члены экипажа, в отличие от Кельвина, тщательно скрывают своих «гостей».

Люди научились обманывать, и очень хорошо это делают…

Эпилог у этой драмы крайне печален. Постепенно фантомы всё же понимают — они всего лишь копии. Но от этого они не перестают быть менее человечными: «Никто меня не понимает лучше, чем ты, и никто тебя не понимает лучше, чем я. Если с тобой что-нибудь случится, то я потеряю и себя тоже», — эти слова снова принадлежат им обоим. В конце концов Хари приходит к вполне человеческому решению: «я себя не понимаю, я себя не принимаю, я такой себе не нужна», и находит способ убить себя, не в силах выдержать мучений. Но вряд ли её жертва изменит ситуацию: у людей слишком мало знаний, слишком мало возможностей, да и есть ли право решать?

Огромный, загадочный космический океан становится зеркалом, в котором честно и болезненно отражается душа.

И что остаётся? Остаётся остаться на станции, чтобы совершить ещё одну попытку, ещё ошибку, но. не даёт покоя некая недосказанность.

В противоположность А. Толстому и в отличие от большинства коллег, Лем был действительно вовлечён в науку. Он писал статьи по философии техники, теории мозговой деятельности и кибернетике, знал, как работает наука изнутри, и оттого был лишён и наивного преклонения перед ней, и столь же наивного страха. Не зная наук, Алексей Толстой, в принципе, исповедовал те же «заблуждения». Можно, конечно, надув щёки, сказать господам писателям: оба ваши взгляда ошибочны, но штука в том, что каждый из нас не только внезапно смертен, как уверял Воланд, но каждый из нас теряет, и именно в неподходящий момент, когда мы любим…

Человеку нельзя состоять из ничего. Кроме материи, он ещё состоит из любви и прошлого, у него есть мозг, в обязанности которого наши дела, но однажды у каждого что-то происходит по Пастернаку: «как книга жизни подошла к странице, которая дороже всех святынь».

Писатель — не описыватель, он должен выдавать мысли. Любовь, разум, вера — его основные инструменты, но иногда эта фабула не работает, и тогда мир получает выдающееся произведение. Океан Солярис это лишь фон, такой же, как и неблизкий Марс. И «Аэлита», и «Солярис» — это о неутолимой жажде человека вернуться назад, исправить свою ошибку. На этом ломались все, но только Толстой и Лем, в отличие от уже упомянутого, Филиппа Дика, дают человеку на это право, быть может, наделяя его правами Бога, позволяя забыть, кто он на самом деле, и что последним в цепочке стоит не он, последний в ней Господь Бог.

У героев обоих произведений муки раздвоенности,

которые они с трудом преодолевают

И так же, как «Аэлита», и как «Евгений Онегин», «Солярис» недописан, предоставляя читателю самому право его закончить

Честно скажу — и я не уверен, что правильно понимаю эти книги. И Толстой, и Лем исповедуют одно, может быть, их взгляды ошибочны, но они точно не о тех, кто решил поиграть в Богов.

В 1982 г. после ввода военного положения в Польше, Станислав Лем покинул родину. Прослушал курс лекций в берлинском «Wissenschaftskolleg», год спустя переехал в Вену, затем в Италию. За границей Лем написал две свои последние научно-фантастические книги: «Мир на Земле» и «Фиаско». Закончив их, заявил, что уходит из НФ, и с тех пор публиковал в основном футурологические работы и интервью. В 1988 писатель вернулся в Польшу.

Станислав Лем скончался 27 марта 2006 года в кардиологической клинике Ягеллонского университета. Писатель похоронен на Сальваторском кладбище в Кракове.

Он не хотел бессмертия, и напрямую говорил об этом — но очень бережно относился ко времени. «Я никогда не читал, чтобы убить время. Убить время — всё равно, что убить чью-то жену или ребёнка. Для меня нет ничего дороже времени». Он не получил бессмертия напрямую, но в честь Лема назван астероид (3836) Лем, открытый 22 сентября 1979 года Н. С. Черных в Крымской астрофизической обсерватории.

Смерть — это представляешь по-разному, но всегда это остро…

Как и у другого писателя-фантаста, Александра Беляева, у Лема, скромное надгробие, не соответствующее заслугам обоих…