КЛУБ ЛЮБИТЕЛЕЙ ФАНТАСТИКИ, 2023

Александр МАРКОВ
Исполнитель желаний

Техника — молодёжи // № 5’2023 (1102)

Рис. Геннадия ТИЩЕНКО

Поначалу я подумал, что на кресте распят человек, у которого нет ног по колени. Крест высился на границе кукурузного поля. Ещё не созревшие колосья тянулись к небесам. Издали казалось, что на руках сквозь прогнившую кожу местами проступают вены. Подойдя поближе я различил, что это лишь провода. Через проплешины на голове тускло сверкал металл черепной коробки.

Как я мог так ошибиться? Над мертвецом должно быть полно ворон, а тут был обратный эффект. Их нигде не было.

— Отменное пугало, — подтвердил мою мысль Рифт. Я встретил этого мальчишку на окраине кукурузного поля. На вид ему было лет пятнадцать. Кожа на его лице выгорела до светло-коричневого, а волосы — до соломенного. На нём были коричневый мешковатый комбинезон, сплошь состоявший из одних заплат и скрывавший очертания фигуры.

Похоже, он следил за тем, чтобы робот не разодрал связывающие его путы и не убежал, вернее не уполз. А может и не убежал. Он ведь не чувствует боли в отличие от человека, так что может спокойно опираться на свои обрубки. Но может Рифт следил за тем, чтобы никто незаметно не подошёл к посёлку. Я не вызвал у него никаких опасений. Он выбрался из кукурузных зарослей и поджидал меня на дороге.

— Привет, — сказал он, когда между нами осталось метров пять, и с интересом установился на мой велосипед, с которого я слез неподалёку от поля и сейчас просто катил, удерживая за руль. — Меня Рифт зовут. А тебя как?

Я представился и предложил Рифту сесть на мой велосипед. Он отчего-то отказался. Может, не умел или думал, что в моём велосипеде есть электроника. Мы шли рядом.

— Ты же Рассказчик? — спросил Рифт и заглянул мне в глаза.

— Да, — кивнул я, — хожу-брожу, развлекаю людей рассказами о том, что было и что есть.

— Я так сразу и понял, — Рифт замолчал, о чём-то задумавшись, точно в себя ушёл.

— Знатное у вас пугало, — сказал я, возвращая парня в реальность. Рано ему ещё было погружаться в грёзы.

— Ага, — сказал Рифт и улыбнулся. — И ворон отгоняет и всяких непрошенных гостей отваживает. Он здесь давно. Сколько себя помню, всё здесь висит. Ему в башке оставили немного солнечных батарей, чтобы мог шевелиться, а убежать не смог. Давно уже ни один робот здесь не появляется, а то мы бы таких пугал понаставили вокруг всех наших полей.

— Это старая модель. Они потихоньку ломаются. Мало их осталось.

— А ты откуда знаешь? — спросил Рифт, подозрительно на меня уставившись.

— Ну, я же по свету брожу и не только рассказы рассказываю, но и собираю их, чтобы потом тоже рассказать. И о роботах. Этот безобидный. Его создавали в помощь людям, чтобы помогал по хозяйству. Зря вы с ним так.

На самом деле «безобидной» была только базовая модель такого робота. Я слышал истории о том, как с их мозгами проделывали операцию, схожую с лоботомией, после которой у них уже не было установки «не причинять вреда людям». Может, и с этим сотворили что-то подобное и если он слезет с креста, поползёт истреблять людей.

— Так много чего людям на пользу создавали, и что из этого вышло? — рассуждал Рифт. — Мы от всего, где есть электроника, отказались. По мере своих сил очищаем землю от этой заразы. Но её сделали слишком много. Нам со всей электроникой не справиться.

— Что ж вы всякие чайники молотками разбиваете? Там ведь тоже полно всяких микросхем.

— Ты не смейся. Я же сказал — от всего. Но что это всё я тебе рассказываю? — спросил Рифт. Чувствовалось, что он немного обиделся. — Это ведь ты должен рассказывать.

— Расскажу, расскажу, но всем сразу, — успокоил я парня. — Я не хотел тебя обидеть, лучше расскажи, о чём ты мечтаешь?

— Хм, — парня смутил мой вопрос, и он задумался на какое-то время.

— Не думай, говори, что первое в голову придёт. Обычно это оказывается самым лучшим.

— Тогда я хочу путешествовать, как и ты, по разным землям. Только хочу, чтобы они были такими, как раньше, до того, как люди стали впадать в спячку. Но это ведь невозможно? — он с надеждой посмотрел на меня.

— Не знаю, — сказал я, — может, нет, а может, и да.

Поселенцы считали любую электронику злом, будто из-за неё случилось то, что случилось и если её уничтожить, то мир станет прежним. Даже машину они называли исчадием ада. В её двигатель надо сразу всадить заряд дроби, чтобы она никуда не смогла убежать, а потом убить автопилот, всадив следующий заряд дроби в приборную панель. Вот поэтому я ездил на велосипеде, с которого демонтировали всю электронику.

Поселение окружал забор, высотой метра в четыре, сделанный из железных листов разного размера. Этого стального Франкенштейна даже не удосужились выкрасить в один цвет, поэтому он походил на лоскутное одеяло. По его верхней кромке тянулась извивающаяся спиралью колючая проволока. Через каждые двадцать метров высились башни на подпорках. На одной из них я заметил дозорного. Судя по солнечному отблеску, он разглядывал меня в подзорную трубу или в прицел снайперской винтовки.

Мы подошли к массивным воротам. Заскрежетав уставшим железом, отворилась маленькая дверь. В образовавшемся проёме возник крепкий поселенец лет тридцати в пыльном комбинезоне и бейсболке. Его загорелое лицо, испещрённое морщинками, заросло начинающей седеть бородой. Через плечо у него был перекинут ремень с арбалетом, а на поясе висел колчан с болтами.

— Ты спал? — спросил он вместо приветствия.

— Да, — сказал я.

Что уж отпираться, если у меня на руке есть круглый шрам, оставленный пластиковой трубкой, через которую в мои вены поступала питательная жидкость. Сейчас его скрывал рукав длинной рубашки, но мне обязательно придётся её снять, когда предложат помыться. Некоторые маскируют эти шрамы татуировками. Но, увидев такие татуировки, всем ведь понятно зачем они сделаны и что они скрывают.

— Когда проснулся? — спросил поселенец, будто я был каким-то медведем-шатуном, представляющим для окружающих большую опасность, и лучше его от греха подальше умертвить.

— Почти три года назад.

— Как?

— Повстанцы напали на хранилище и пробудили меня. Теперь вот брожу по свету, — поселенец хотел послушать мои рассказы, но всё ещё колебался. Тогда я применил приём, который всегда давал результат, — мне кажется, что ты мечтаешь стать чемпионом мира по боксу.

— Прямо в точку, — расплылся в улыбке поселенец. — У меня комната обклеена вырезками из старых журналов: Мухамед Али, Клайф Оуэн, Денис Шпарга-лов. Они у меня с детства. Я сам немного занимался. Давно. Да что теперь говорить об этом, — он махнул рукой. — Но как ты догадался?

— Да это сразу видно, если на тебя взглянуть. Движения выдают в тебе боксёра. Не хотел бы я с тобой встретиться на ринге.

— Да ладно, какой ринг? Соревнования же не проводятся. Они в прошлом, как и вся прошлая жизнь, — своими словами я окончательно расположил его к себе и развеял все сомнения, если они вообще были. — А что ты не заходишь-то?

Ветер подтолкнул меня в спину. Проходя сквозь ворота по их толщине я понял, что забор вокруг поселения одинарный, то есть железные листы и всё. А то бывает, что их ставят в два слоя, между ними наваливают камни или кирпичи и заливают бетоном. Получается прочнее, чем забор в один слой, но всё равно толку от него мало. Он остановит разве что мародёров на грузовике, а вот для более серьёзного противника, у которого вместо ног и рук — протезы с гидроусилителями и тем более тех, кто сразу состоял сплошь из таких приспособлений, любой забор всё равно что из картона.

Я увидел вытоптанный двор, окружённый хижинами, построенными из всего что удалось отыскать: камни, бетонные плиты, в них вживляли даже корпуса старых машин и ещё какой-то хлам, который я не сумел распознать. Между кромкой забора и крышами оставалось ещё метра полтора — специально для часовых, которые каждую ночь обходили посёлок по периметру и следили за тем, чтобы никто на него не напал.

По площади бегали куры, что-то клевали, в загонах пряталась всякая живность.

— Пойдём со мной, — позвал меня старик с седой головой, обветренным загорелым лицом и очень живыми глазами. — Отдохнёшь с дороги и перекусишь. Проголодался?

— Есть немного, — кивнул я.

Старик провёл меня в домик из пластика, указал на стул в центре гостиной, а сам пошёл вглубь дома, принёс на подносе плошки с супом, овощным рагу и ещё бадейку кваса. Похоже, он был здесь за главного. Странно, что он сам меня угощает, мог бы попросить кого-то из своих соплеменников, но, возможно, он сам решил меня проверить.

Иногда мне давали разбить какой-нибудь электронный прибор, в котором интеллекта было не больше, чем в таракане. Поселенцы руководствовались мыслью, что этот прибор дальний родственник ИскИна и он не позволит своим слугам убить его. Но мои хозяева разрешали мне расколотить даже компьютер, пусть его никто и не похоронит после этого, а бросит где-нибудь в лесу или в поле, как ненужный хлам, и никто его не воскресит, хотя его органы могли послужить в качестве донорских для какого-нибудь другого компьютера, у которого рак съел все внутренности, но пощадил обшивку. Так что я легко проходил эту проверку, хоть и неприятно было ощущать себя одним из тех варваров, которые крушат всё что связано с ушедшей цивилизацией.

— Этого много, — сказал я, кивнув на еду.

— Впрок наешься, — сказал старик, — Будто не знаешь, что есть надо столько, сколько дают.

— Как верблюд, — сказал я.

— Ага, — кивнул Старик. Он правильно рассудил, что прежде чем требовать от меня рассказов, меня надо накормить, а то я не смогу нормально слова сказать, потому что у меня изо рта будет капать слюна. — Так как тебя зовут?

— Даниил, — честно признался я. Я, конечно, вновь мог соврать, потому что никаких документов, подтверждающих мои слова, предъявить не мог — бумажные и пластиковые вышли из обихода, но маркировку, данную мне при рождении, здесь всё-таки могли распознать.

— Рифту ты сказал другое имя. Но я тебя понимаю. Нельзя всем говорить настоящее имя. Интересно будет тебя послушать. К нам Рассказчики не часто заходят.

— Вкуснотища, — похвалил я, расправившись с угощением. — Спасибо. Я б ещё не отказался в баню сходить. Помыться с дороги не помешало бы. У вас вода не дефицит?

— Пахнешь ты, не скажу чтобы плохо. Вполне приемлемо. Но раз хочешь, будет тебе баня.

Избавившись от грязи я вновь вернулся в дом. Старик сидел за столом, за которым я ел, и что-то писал шариковой ручкой на пожухлом листке бумаги. Таких листков у него была целая пачка.

— Я так и не узнал, как вас зовут, — сказал я.

— Алексей, — сказал он, долго рассматривая моё лицо, — но так меня звали давно. Сейчас меня зовут Гром. Для тебя я тоже Гром.

— Вам не захотелось, чтобы вас звали Алексей?

— Алексеем меня звали в другой жизни. В этой меня зовут Гром.

Я понимал, что он говорит не о реинкарнации, а о том, что Алексеем его нарекли при рождении, но после того, как люди стали ложиться в виртуальный сон, он придумал себе другое имя.

— Я понял, вам не нравилась та жизнь.

— Города были полны людей. Они сидели друг у друга на закорках, громоздили дома до небес, но всё равно всем места не хватало. Ты же помнишь те времена?

— Конечно.

Сейчас полно брошенных домов — от человейников, рассчитанных на тысячи людей, до совсем крохотных, где и одной семье было тесно. Они постепенно разрушались.

— Но сейчас гораздо хуже. Меня пробирает дрожь, когда я представлю все эти дома, где в стеклянных гробах лежат миллионы людей. Ты ведь тоже там был, — он кивнул на мою руку с едва видневшимся шрамом.

— Да.

— Разве тебе нравилось жить чужой жизнью?

— Нет. — Я не пояснил, что в снах видел не чужую жизнь, а свою. Вернее ту, что могла бы у меня быть, не случись катастрофы с самолётом, в которой погибли близкие мне люди. В снах они были живы. — Итак, тебе не нравится, как было, но то, как есть — тебе не нравится ещё больше.

— Да. Но, видишь ли, в детстве я мечтал стать космонавтом. Смотрел на звёзды и мечтал, что когда-нибудь полечу к ним. Ну пусть не к ним, а хотя бы к Марсу. А потом стало ясно, что ничего этого не будет. Не будет у нас никаких марсианских баз, звёздных колоний тоже не будет, потому что никому они не нужны. У нас вообще ничего не будет, потому что сперва устали бороться слабые, легли в виртуальный сон и получили там то, что не могли получить в реальной жизни.

— Тебя не уложили и всех, кто здесь.

— Надолго ли всё это? — спросил Старик, посмотрел на меня, и мне на миг показалось, что он меня раскусил. — Жаль, что в реальности наши мечты уже не сбудутся.

Я помнил, как рекламировали виртуальность. Сперва отделались от неперспективной части населения, потом почти от всех. Остался только «золотой миллиард» и те, кто его обслуживал. Но они прогадали. ИскИн, сделанный, чтобы следить за спящими, решил, что в сон надо погрузить всех, так что тех, кто не хотел ложиться в виртуальность, уложили насильно.

Старик повёл меня в большой сарай, в котором был лишь один громадный зал с длинными деревянными столами, наставленными рядами. Зал быстро заполнялся. Люди здоровались друг с дружкой, будто не виделись на завтраке или обеде, жали руки Грому и мне. В таких поселениях частенько принимают пищу все вместе. Запасы еды — общественные. Вот и готовили на всех сразу и всем одинаковое. Каждый принёс с собой тарелку и теперь дежурный по кухне наваливал в них овощное рагу вперемежку с куриным мясом из большого чана, который он таскал на тележке, и давал куски свежего хлеба.

Собралось человек семьдесят: мужчины, женщины, дети. Их было слишком мало, чтобы совершать дальние рейды, потому что каждая пара рук была нужна в хозяйстве. У них вряд ли была радиостанция, потому что даже ламповую, которую, поди собери из того, что было в их распоряжении, можно отнести к дьявольским и вредным приспособлениям. Не говорю уж о более совершенных приборах. Они ведь напичканы электроникой. Поселенцы живут в вакууме. Ничего почти не знают о том, что творится вокруг. Информацию приносят такие ходоки, как я. Но редко. Я не буду им говорить о том, что в ближайшем к ним поселении, до которого было почти сотня километров, вот уже месяц, как нет людей. Они исчезли после того, как я там побывал.

Я сидел во главе одного из столов вместе с Громом и украдкой рассматривал поселенцев. Кивнул Рифту, а он кивнул в ответ и улыбнулся. Парень, охранявший ворота, сидел рядом с ним. Он мне подмигнул и напряг бицепс на правой руке, демонстрируя рельефную мускулатуру. Я показал ему большой палец в знак восхищения. Мечты этих людей я знал. Мне нужно было узнать мечты остальных.

Кто-то хотел занять место старика, когда он умрёт или даже до этого, но этого они, конечно, тоже не говорили. Я улавливал обрывки их мыслей.

— Ты встречался с отрядами повстанцев? — спросил меня парень, который сказал мне, будто мечтает вырастить такую пшеницу, которая будет давать по четыре урожая в год, но я видел, как он поглядывает на девушку, сидевшую в двух столах от него, и догадался, что главная его мечта — жениться на ней. Девушка взаимностью ему не отвечала. Его мечта может и не осуществилась бы в реальности, но в снах — она точно сбудется.

— Конечно, они ведь меня разбудили.

— Расскажи про них. Ты ведь ходишь по свету, чтобы передавать вести от них? Как их найти?

Я рассказывал, что будить спящих — опасное занятие, потому что в городах полно роботов, охраняющих их сон. Я видел, как загораются глаза у парней. Им было скучно здесь. Они хотели подвигов. Их держал Гром, говорил, что в посёлке полно забот. Всё-таки я вовремя сюда пришёл. Не случись этого, здесь многие стали бы занозой для ИскИна.

— Ты ведь сам спал. Как там в виртуальности?

А вот это опасный вопрос, потому что начни я говорить правду, они догадаются кто я на самом деле. Вот я им и соврал, что там ненастоящая жизнь и поэтому я никому не желаю попасть в виртуальность. К ней привыкаешь, как к наркотику, потому что реальная жизнь кажется хуже виртуальной. От виртуальности сложно излечиться. Я так и не сумел. Этого я не сказал.

Мне всегда хотелось оставаться в виртуальности. Там живы мои близкие. Каждый раз, когда меня будили, чтобы вновь заслужить сон, приходилось платить всё дороже и дороже. Когда-то для этого достаточно было всего лишь одного бодрствующего. Теперь цена сновидений была дороже. В тот первый раз меня разбудили вовсе не повстанцы, а ИскИн, создающий сны. Те, кто не спит, мешают ему, он не властен над ними и это ему не нравится. Я был нужен ему, чтобы их усыплять, ведь за то, чтобы оказаться в виртуальности, я был готов на всё.

Я умел хорошо рассказывать. Меня специально этому обучали, и у меня осталось ещё много историй в запасе, когда колокол объявил, что пора спать.

Поселяне расходились неохотно, потому что хотели ещё меня послушать. Пришлось пообещать, что я останусь в посёлке ещё на денёк-другой, прежде чем двинусь в дальше. Днём буду помогать в поле, а вечером — рассказывать.

— Ты можешь остаться не на день-два, а подольше, — сказал мне Гром.

— Насовсем? — спросил я.

— Можешь насовсем. Чего по дорогам ходить? Опасное дело. А здесь хорошо. Не торопись, в общем. Подумай.

— Спасибо, подумаю, — сказал я. — Спокойной тебе ночи.

— И тебе спокойной ночи и хороших снов.

Он не знал, что хорошие сны я могу получать лишь в одном месте, но я их заслужил. Здесь я даже не засну. Могу только закрыв глаза притвориться спящим. Я так и сделал.

Посёлок быстро погрузился в тишину. Крепкий сон сморил даже дежурного на стене. Так всегда бывает после моих рассказов. Мой голос обладает гипнотическими способностями. Он убаюкивает. За свою жизнь я встретил лишь двух человек, у которых был к нему иммунитет.

Все такие посёлки давно нанесены на карты. Пусть даже они располагаются в непроходимых чащобах, а их жители не используют электричество, всё равно когда-нибудь они себя выдадут и их найдут со спутников слежения, подключённых к ИскИну.

Скоро в посёлок прилетят транспорты, заберут всех, отвезут в бетонные соты и опустят в хрустальные гробы, где у каждого из них сбудутся все мечты. Зря я, что ли об этом их расспрашивал? Я знал, что делаю для них благо.

Гром в снах наконец-то станет космонавтом. Он полетит на Марс, а может даже к звёздам. Те, кто хотел занять его место — займут. Крепкий парень, охранявший ворота, станет чемпионом мира по боксу, а Рифт отправится в далёкое путешествие. А я надеюсь, что и мне дадут немножко пожить в виртуальных снах, прежде чем вновь отправят искать тех, кто ещё не спит.