Глава 3 Опасные люди

Не знаю, то ли мне улыбнулась удача, то ли Бог решил меня наказать, но я всё-таки благополучно покинул Францию. Удивительно, что, в отличие от отца, у меня получилось это сделать с первого раза и без особых проблем. На протяжении всей подготовки к путешествию я постоянно ожидал любого подвоха, но всё шло как по маслу. Элен не изменила своего решения, а меня и Жака никто так и не заподозрил в расхищении могилы. Сам Жак, узнав о том, что я всё-таки уезжаю в Прагу, даже повеселел. Ещё бы, ведь наш труд оказался не напрасным, и, к тому же, я больше не буду угнетать его своим затравленным видом. Не скажу, что совесть совсем перестала меня мучить, однако, к моменту отъезда я почти не волновался из-за могилы и своего напарника. Гораздо больше меня занимали мысли о том, как мне придётся выслушивать бесконечные перебранки Франсуа и Ренара. Наверное, самый главный недостаток Франсуа — это его безудержная тяга к болтовне по делу и не по делу. Любое помещение, в котором он находится, всегда наполняется его громким голосом, от которого просто невозможно скрыться. Мне иногда кажется, что он упивается собственным голосом, а сам Франсуа не раз говорил, что он бы смог стать неплохим певцом, если бы имел музыкальный слух. Ему абсолютно не важно, кто его собеседник, он может заговорить с кем угодно. Разумеется, это нравится далеко не всем. Особенно от его болтливости страдают слуги, ведь одно дело выслушать избалованного дворянина, и совсем другое вступить с ним в диалог. Ренар слишком своенравен для обычного камердинера, и он никогда за словом в карман не лезет. Более того, в узком кругу он зовёт Франсуа на «ты» и не упускает возможность продемонстрировать своё превосходство. Не знаю, чья это была инициатива, но лично я не восторге от такой фамильярности. Но если Ренар на людях ведёт себя более или менее пристойно, как подобает слуге, то со мной он не церемонится вообще. Моё присутствие его всегда раздражает. А всё из-за старой истории, которую у меня до сих пор не хватает духу рассказать Франсуа. По крайней мере, и в этом есть свои плюсы. Когда Ренар в первый же день нашего путешествия поинтересовался, откуда у меня, «наглого дармоеда», взялись деньги, я намекнул на то, что и у него, наверняка, есть свои тайны. Тогда он закрыл рот и больше не поднимал этот вопрос.

Удивительно, но общество Франсуа и Ренара меня почти не напрягало, хотя, признаюсь, первое время было тяжело. Ренар часто ворчал из-за того, что ему не нравилось наше купе, потому что ему якобы было тесно, и вообще один человек лишний. Обычно, в очередной раз обругав купе, он начинал критиковать железные дороги и поезда, которые величал «консервными банками». По его мнению, путешествовать дилижансом куда проще и безопасней, а почему — знает только он сам. По крайней мере, ни одного аргумента я от него так и не услышал. А вот Франсуа восторгался всем. Его устраивало и наше просторное купе, и чудный вид из окна, и то, что компании лучше нашей не найти на всём белом свете. Ещё Франсуа любил насвистывать обрывки разных мелодий. Получалось у него, если честно, немного фальшиво, только я терпел его концерты, а Ренар чуть ли не угрозами заставлял своего господина прекратить «издевательство над ушами». Совместным, если можно так выразиться, развлечением у нас было чтение газет. Причём совместным оно стало, когда мы проезжали через Германию. Накупив на очередной станции газет, Франсуа бегло проглядывал содержание статей и потом читал их вслух уже на французском. Я был доволен этой идеей, так как немецкий язык знаю на очень примитивном уровне. Неприятно только было то, что Ренар перебивал Франсуа: язвительно комментировал все новости и ругал немцев за то, что они писать не умеют. Зачастую доставалось и переводчику. Относительная тишина обычно наступала, когда мы доставали шахматы или карты. Втроём не играли никогда, потому что Ренар ни в какую не хотел учиться играть в шахматы, а я, в свою очередь, косо смотрел на карты — мой отец говорил, что до добра они не доводят.


Я много раз представлял себе наш приезд в Прагу, но я и подумать не мог, что этот момент не принесёт много приятных впечатлений. На вокзал мы прибыли за полночь, и ещё много времени ушло на то, чтобы добраться до гостиницы. Останавливаться абы где Франсуа не пожелал, тем более, что гостиницу с труднопроизносимым названием ему посоветовал граф де Сен-Клод. Несмотря на поздний час, Франсуа был радостным и бодрым, и казалось, он может без устали проехать весь город вдоль и поперёк. Я же вовсю клевал носом и мечтал поскорей лечь спать. Едва очутившись в холле гостиницы, я сразу почувствовал себя неуютно. После тёмной улицы свет гигантской хрустальной люстры буквально слепил, отовсюду искрилась позолота, мраморный пол пестрел, как шахматная доска, и больно били по глазам кроваво-красные обивки диванов с тяжёлыми резными ножками. Ехидно улыбались дамы и кавалеры с полотен в массивных рамах и чересчур откормленными выглядели торчащие из каждого угла младенцы с крыльями и луками. В центре холла тихонько журчал настоящий фонтан. Я всю жизнь провёл в богатом поместье, не раз наведывался к де Левенам, но такой кричащей безвкусицы ещё не видел.

Из полудрёмы меня вырвал шум. Я обернулся.

На полу в хаотичном порядке валялись вещи, вывалившиеся из чемодана. Конечно, это не по-товарищески, но я порадовался, что с моим багажом всё в порядке: я бы не пережил, если бы на полу оказались предметы из могилы Родерика. Да, я не смог не взять их с собой.

— Да что же это такое! — Ренар присел на корточки и резким жестом отогнал смутившегося носильщика. — Почему это мне так повезло?!

— По-моему, всё вполне логично, — откликнулся Франсуа. — Я тебе говорил, чтобы ты купил себе новый чемодан, потому что у этого замок износился, а ты вечно отмахивался. Вот тебя высшие силы и покарали за скупость.

Я хотел помочь Ренару, но он и меня отогнал.

— Вот у кого денег куры не клюют, пусть и покупает себе новое, а я старое починю.

— Видать, хорошо починил, раз всё на пол падает, старый скряга.

— Мне сорока ещё нет, какой я старый? — возмутился Ренар, запихивая на место коробку с принадлежностями для бритья.

— А, действительно, — усмехнулся Франсуа. — Тебе же всего тридцать восемь, как я мог забыть.

Я огляделся. Немногочисленная прислуга смотрела на нас с трепетом и явно боялась подойти ближе. Ну вот. Ещё зарегистрироваться не успели, а уже цирк устроили.

— Будь я твоим отцом — снял бы штаны да ремнём по голому заду! — прошипел Ренар. — Мой только так меня и воспитывал.

— Я категорически против насилия. Меня никогда били. Поэтому я, в отличие от тебя, просвещённый и одухотворённый.

— Это кто тебе сказал?

— А почему мне об этом должен кто-то говорить?

Мне это надоело, однако я ничего не мог поделать. Если вмешаться, то представление только затянется.

В холл с улицы вошёл невысокий старик. Большой головой, дряблыми щеками и короткими ногами он напоминал бульдога. Но если у этих собак вид обычно печальный, даже хмурый, то старик был весел. Скорее всего, он был прилично пьян, иначе как объяснить то, что он свой цилиндр напялил на швейцара и отдал ему трость, без которой точно бы рухнул. Вероятно, он был постояльцем, раз его никто не поспешил вытолкать в шею. Он сделал несколько неуверенных шагов вперёд и остановился.

— Чёрт меня подери! — выдал он на английском звучным басом. — Глазам своим не верю, кого я вижу!

Мне даже стало любопытно, кого он там увидел. Я быстро огляделся, но кроме нас, не считая обслуживающего персонала гостиницы, в холле никого не было.

— Какой смешной тип, — улыбнулся Франсуа.

— Так ты его не… — я не успел договорить, потому что «смешной тип» с неподобающей прытью подбежал к нам и нечаянно выбил из рук Ренара чемодан.

— Боже мой, не ожидал, что мы когда-нибудь снова встретимся! — воскликнул старик. На разозлившегося Ренара он и внимания не обратил. Он таращился на меня с маниакальной радостью.

Уж его-то я точно не знал.

— Родди! — вдруг взвыл незнакомец.

Я попятился.

— Сожалею, но вы обознались… Ай, пустите! Больно!

Этот сумасшедший вцепился мне в волосы!

Франсуа поспешил мне на помощь, но, похоже, недавно выпитый алкоголь, придавал старику просто колоссальную силу.

— Шевелюра так и осталась тёмной, ни одного седого волоска! А усы зачем сбрил, подлец? Они тебе так шли! А ладно, ты и без них красавчик. Держу пари, женщины от тебя по-прежнему без ума. Эх, Родди, я всегда говорил, что ты везучий, не то что я…

Никогда не думал, что принимать похвалу иногда противно! Мне хотелось, чтобы град из комплиментов прекратился сию же минуту, но старик очень крепко держал меня за волосы, и вырваться было бесполезно. От него так несло табаком, спиртным и ещё какой-то дрянью, что я начинал медленно сходить с ума.

— Ренар, сделай что-нибудь, — попросил Франсуа.

В этот самый момент меня одарили смачными поцелуями в обе щеки. Это было выше моих сил!

Я задёргался ещё сильней и, чувствуя как тону в собственной беспомощности, жалобно крикнул:

— Да отпустите же меня!

Ренар накинулся сзади на моего обидчика и повалил его на пол. Я слишком сильно дёрнулся и, если бы не Франсуа, тоже бы не удержался на ногах. Оказавшись на свободе, я первым делом достал из кармана платок, чтобы убрать с лица следы лобызаний.

— Что здесь творится? — мы с Франсуа одновременно обернулись и увидели молодого человека во фраке. — Не трогайте его! Руки прочь! Эй, почему никто в этой чёртовой гостинице не может остановить драку?!

— Ещё одна английская рожа нарисовалась, — пробурчал Ренар.

Франсуа скривился.

— Фу, Ренар, нельзя быть таким грубым. И отпусти ты уже этого джентльмена.

— Сэмми, сынок, ты посмотри кого я встретил, — как ни в чём не бывало сказал старик. Его словно не смущало, что он сидит на полу холла. — Это же Родди Сандерс, мой старый добрый друг! Помнишь, сколько я тебе о нём рассказывал?

Я чуть было не лишился чувств, когда услышал свою фамилию. Родди Сандерс… Родерик Сандерс! Неужели я столкнулся с тем, кто знал моего деда?

Старик протянул сыну руку, чтобы тот помог ему встать. У меня захватило дыхание: на одном из его пальцев красовался перстень с затейливой печаткой, точь-в-точь такой же, как у Родерика. Значит, он тоже приехал сюда на собрание клуба.

— Не слишком ли вы молоды для того, чтобы дружить с моим отцом? — Сэмми с подозрением уставился на меня.

— Да, пожалуй. Просто ваш отец обознался, я не Родди Сандерс.

Его лицо исказила злобная гримаса.

— Приношу вам свои искренние извинения, — процедил он сквозь зубы. — Мой отец иногда чересчур увлекается излишествами.

— Мы извинения принимаем, только следите за ним получше, а то, видите, он на людей кидается, — оскорблённым тоном сказал Франсуа и посмотрел на меня.

Старик тяжело опёрся на плечо сына.

— Кого вы пытаетесь обмануть? Это же Родди… Мы раньше с ним вместе…

— Нет, — зашипел Сэмми, уводя его в сторону, — ты ошибся. А всё потому, что не слушаешься доктора и напиваешься всякий раз, стоит мне только отвернуться.

Франсуа проводил их взглядом и протяжно вздохнул.

— Ну и ну, что время делает с людьми. А ведь и мы когда-нибудь можем стать такими.

— Если ты в старости будешь таким, я тебя пристрелю, а лучше сам сдохну, — отозвался Ренар.

— Я бы предпочёл вариант, где мы оба остаёмся живы. Ну хватит, у нас есть проблемы поважнее далёкого будущего. Роберт, как ты смотришь на то, чтобы ещё раз оказаться в объятьях этого любителя полуночной выпивки?

Я в ужасе помотал головой.

— Да ни за что!

— Отлично, тогда… Нет-нет! — Франсуа отвлёкся на осмелевшего носильщика. — Поставьте. Мы здесь не останемся. Гостиница, в которой никто и пальцем не пошевелит, если постояльцев будут убивать, нас не устраивает. А уж про интерьер я промолчу. Страшно представить, как выглядят номера.


Мы с Ренаром были в шоке от каприза Франсуа, но поскольку он считался негласным лидером в нашей компании, пришлось подчиниться. Искать другую гостиницу ночью, в незнакомом городе — сомнительное удовольствие. Однако это оказалось не так-то и хлопотно. Швейцар за небольшое вознаграждение посоветовал нам аналогичное заведение на соседней улице. Гостиница, название которой означало «Старый дуб», приглянулась мне, как только мы переступили порог. Ничего общего с тем кошмаром, от которого мы отказались. Внешняя скромность компенсировалась уютом и приветливостью, с которой нас встретили. Меня даже не расстроило, что мой номер располагался этажом ниже, чем тот, куда заселились мои компаньоны. В какой-то мере, я даже обрадовался, тому, что у меня наконец-то будет возможность побыть наедине с собой.

Вот только кто бы дал мне выспаться! Ни свет ни заря меня разбудил Франсуа. Ему не терпелось поскорее разведать окрестности.

— Сколько можно мять подушки? Так ведь можно и всю жизнь проспать. Давай быстрей собирайся. Я уже отправил записку графу, и пока мы будем гулять, придёт ответ. Ну, Роберт, вставай! Нам надо столько всего увидеть!

Спорить с Франсуа занятие неблагодарное.


Город, который в моих фантазиях виделся мне мрачным, приятно поразил своей пестротой. Дома и прочие чудеса архитектуры гармонично соседствовали друг с другом, несмотря на разные стили и цвета. Здания средневековой постройки важно, но без лишней гордости, располагались в окружении более новых и элегантных, украшенных лепниной. Глядя на всё это, я чувствовал себя маленьким ребёнком, жаждущим познать, что скрывается в книге за красочными картинками. Очень не хватало проводника. Хочу справедливо заметить, что Париж, где я периодически бываю по делам Элен, не менее красивый город, производящий впечатление на всех приезжих. Однако там я часто вспоминаю о том, что родина моих предков вовсе не Франция, и нахожусь я в чужой стране чуть ли не на птичьих правах. Прага же встретила меня, как гостя, без претензий и обязательств. Забыв о своих проблемах, я смотрел по сторонам и болтал с Франсуа. Он бесстрашно ходил по совершенно незнакомым улицам, и спустя некоторое время я тоже расслабился и перестал стараться запомнить обратную дорогу.

На отдых мы расположились в небольшом ресторанчике. К счастью, не стали ничего заказывать из местной кухни: всё новое для меня, особенно в большом количестве — стресс. Франсуа также решил пока что воздержаться.

— Ренар, вот по глазам же вижу, — внезапно сказал Франсуа, размешивая сахар в чае, — страсть как курить хочешь. Только выйди, пожалуйста, на улицу. Ты же знаешь, что Роберт не выносит запаха табака. Да и я жду не дождусь, когда ты перейдёшь на более приличное курево.

То ли Ренар сообразил, что молодой господин собрался посекретничать, то ли и впрямь курить хотел, но он тут же ушёл.

Франсуа понизил голос.

— Извини. Не хочу портить тебе настроение. Но пора во всём разобраться.

Я обречённо кивнул.

— Тот случай до сих пор не даёт мне покоя, — мой друг отложил в сторону чайную ложечку. — Я понял, за кого тебя приняли. Да и ты, наверное, тоже. Элен говорила, что твой дед был… Как бы сказать помягче…

— Она мне то же самое говорила.

— Ну вот. Знаешь, когда мы с тобой обратно его закапывали…

Я еле удержался от ехидного комментария. На самом деле мы Родерика не сами закапывали. На следующий день после обнаружения разорённого захоронения мы вдвоём пришли на кладбище понаблюдать за тем, как могильщики будут возвращать на место уже приведённый в порядок гроб.

— …у меня тогда возникло ощущение, будто над ним надругался кто-то из его окружения. Посуди сам, остальные надгробия были в полном порядке, никто даже не полез в склеп де Ришандруа, хотя, насколько мне известно, там есть, чем поживиться. Я хотел ещё тогда поделиться с тобой этим предположением, но у тебя была такая кислая мина!

— У меня тоже возникали подобные мысли, — с усилием выдавил я из себя.

— Значит, ты меня поймёшь. Я бы не хотел, чтобы ты связывался с кем-нибудь из друзей твоего деда. Может, у меня просто фантазия разыгралась, но, по-моему, это опасные люди. А я поклялся Элен, что буду тебя оберегать.

— Спасибо тебе.

— Ты не сердишься?

— За что?

Франсуа медленно погладил пальцем край чашки.

— Да, глупость сказал. Просто я бы на твоём месте поступил бы совсем по-другому. Я бы не стал обходить стороной опасность и вцепился бы, как собака, в этого пьяного идиота, чтобы хоть что-нибудь узнать о Родерике. Да, я, наверное, рассуждаю с позиции избалованного аристократа, но думаю, что не смог бы жить в полном неведении. Я не виню тебя, ты просто более благоразумен.

— А ты более смелый.

— Может быть. Скажи, а тебе самому никогда не хотелось узнать о прошлом своей семьи?

По телу забегали мурашки. Дыхание перехватило.

Надо было всё сразу рассказать Франсуа.

Нет, я всё сделал правильно. Он бы не одобрил мою выходку.

— Да, — тихо сказал я, — мы с тобой действительно разные. Меня как-то больше настоящее интересует.

Франсуа поднял свою чашку.

— Слава Богу, что мы всё-таки вместе. За братскую дружбу.

— За братскую дружбу, — с улыбкой повторил я.

Фарфоровые чашки мелодично звякнули.


Ответная записка оказалась немного не такой, как мы ожидали. В ней говорилось, что граф де Сен-Клод с детьми находится в Крумлове, и будет в Праге только через пару дней, точнее, одиннадцатого июля. Франсуа отнёсся к этой новости весьма равнодушно, Ренар стал жаловаться на впустую потраченное время. А меня раздирали противоречивые чувства: у меня появилось больше шансов попасть на собрание клуба «Рука славы», но я, как назло, боялся этого. Желание забыть о делах Родерика упорно боролось с моим страхом. Конечно, куда проще было последовать совету Франсуа и ни во что не ввязываться. С другой стороны, я бы не простил себе, если бы бросил всё на полпути к цели.

Когда наступило злосчастное десятое июля, я просто не мог найти себе места от волнения. Как помешанный, я использовал любую возможность, чтобы взглянуть на циферблат часов. Я никак не мог решить, что мне делать, и из-за этого очень злился на себя. Время тянулось медленно, и это злило меня ещё больше. К счастью, Франсуа не замечал перемен в моём настроении. Даже когда мы оставались наедине, он больше не поднимал неудобные для меня темы.

Ближе к вечеру я совсем измучился. Оставалось придумать план «побега», а в голове у меня до сих пор не было ни одной более или менее подходящей идеи. Куда я теоретически мог пойти? В незнакомом городе? Один? Да никуда.

Идея появилась сама собой, когда Франсуа приспичило отправиться на поздний променад. Он звал меня с собой, но я отказывался, ссылаясь на усталость и нелюбовь к прогулкам по ночным улицам. Неожиданно мой друг проявил неслыханную тактичность, предложив остаться со мной в гостинице, чтобы мне не было скучно. Как же я ликовал, когда Ренар обозвал меня «великовозрастным обалдуем», которому не нужна «нянька»! Только тогда его господин согласился ненадолго со мной расстаться.


Добрался я до нужного места без приключений. Ни одно из моих опасений не сбылось: мало того, что я, нанимая экипаж, правильно объяснил, куда мне нужно ехать, так я ещё и не опоздал. Мне просто везло. Даже подозрительно везло.

Дом, в котором должно было проходить собрание клуба, выглядел довольно неприметно. Трёхэтажный, из тёмного камня, с минимумом украшательств. Обычный частный дом, с виду ничего особенного. На крыльце, заложив руки за спину, стоял высокий, до безобразия худой мужчина, выряженный как дворецкий. С высоты своего роста он придирчиво изучал чёрные ботинки, которые были на нём надеты. Он, словно от скуки, не мог придумать себе более достойного занятия. Я робел и не спешил подходить к нему, поэтому следующие несколько минут наблюдал за входом из-за угла. Надеюсь, неисправный фонарь и густые нестриженные кусты делали меня в каком-то смысле невидимкой. Единственным неудобством для меня были сверчки, пронзительно орущие и норовящие прыгнуть прямо в лицо.

На улице, бодро постукивая каблуками по мостовой, показался тип в вызывающе светлом костюме, из-за которого он отдалённо походил на привидение. Быстрыми шагами он приблизился к двери злополучного дома.

— Добрый вечер, — поприветствовал он дворецкого. — Чудесная нынче погода! С удовольствием прошвырнулся пешком.

Говорил он на английском, как пьяный, слегка растягивая гласные.

— Позвольте вашу руку, сэр, — глухо ответил дворецкий. Даже не поздоровался. Странно.

— Ах да, конечно. Вот, — гость протянул ему правую руку, и тот, наклонившись, поднёс её к своему лицу. Для поцелуя, что ли?

Дворецкий выпрямился.

— Вы хорошо знали покойного, сэр?

— А как же!

— Прошу, — дворецкий открыл дверь и жестом пригласил его внутрь.

Не успел я обдумать увиденное, как к дому подъехала карета. Кучер помог выбраться из неё миниатюрной даме. Она, как и предыдущий гость, уверенно направилась к двери. Руку в чёрной перчатке, на которой что-то блеснуло, она протянула дворецкому раньше, чем он произнёс…

— Позвольте вашу руку, сэр.

Сэр? Разве так к женщинам обращаются?

— Вы хорошо знали покойного, сэр?

— О боже, — в низком голосе незнакомки ясно слышалось раздражение, — неужели за столько лет нельзя было придумать что-нибудь более оригинальное? Да, хорошо знала, чёрт вас побери.


Спустя ещё пару визитёров я окончательно убедился в закономерности этого спектакля. Дворецкий подносит к глазам руку, чтобы убедиться в наличии золотого перстня, а пассаж про покойника — что-то вроде пароля, который точно собьет с толку случайного человека, даже если он раздобудет перстень или сделает копию. Хотя узнать пароль, в общем-то, не такая уж большая проблема, даже я справился с этой задачей. Как и все, я легко прошёл мимо цербера.

В длинном, оклеенном бордовыми обоями коридоре и прилегающей к нему крошечной гостиной собралось не менее десятка человек. Несмотря на тесноту, далеко не все были склонны к общению, и у многих был такой вид, будто они не знают никого из присутствующих или просто не хотят знать. Это мне было на руку. Небольшое оживление царило вокруг маленькой дамы. Она была единственной женщиной, и, похоже, ей льстило, что ей уделяют почти всё внимание. При более ярком освещении я заметил, что она, вероятно, ровесница Элен. Не хочу показаться грубым, но выглядела она гораздо хуже тётушки. Вульгарный макияж только подчёркивал нездоровый цвет лица и многочисленные тонкие морщины. Усугубляли её образ тяжёлый взгляд и снисходительная улыбка. Смуглый, похожий на цыгана, мужчина называл незнакомку «мадам Эмили», но она утверждала, что это имя ей больше не нравится, и она уже два года «мадам Анжела». Ко всему прочему, мадам Эмили-Анжела без стеснения курила сигару, а на мой взгляд, нет ничего хуже курящей женщины. Джентльмены не отставали от неё, поэтому помещение, как туманом, быстро наполнялось дымом.

Терпеть не могу, когда при мне курят. Я сразу вспоминаю мужа Элен, который незадолго до своей смерти дымил, как паровоз. К концу жизни у Паскаля де Ришандруа был ворох неприятных болезней, в том числе и связанных с лёгкими, но он упрямо не желал отказываться от вредной привычки. Когда он курил, он удушливо кашлял, сплёвывал и при этом виртуозно сквернословил. Короче, зрелище было отвратительное.

Несмотря на приставучего лакея, предлагавшего шампанское, виски и ликёр, пили с меньшей охотой, нежели курили.

Из-за внезапно появившегося знакомого «бульдога», у меня возникло постыдное желание спрятаться за занавеску. Однако он на меня не обратил ни малейшего внимания. Его привлекла мадам Эмили-Анжела и её собеседники.

Было уже почти десять часов вечера, когда явился дворецкий и сообщил, что господин председатель готов начать собрание. Нас проводили в большой зал, в центре которого располагался сервированный стол, накрытый белоснежной скатертью. В камине с узорчатой решёткой мягко потрескивал огонь. Все стены были увешаны охотничьими трофеями: от рогатых голов оленей, косуль и лосей просто рябило в глазах. Большинство чучел имело меланхоличный вид. Некоторые же словно застыли во времени, их морды выражали страх и отчаяние перед безжалостными охотниками. Был бы здесь Франсуа, он бы немедленно прочёл лекцию о том, что ради забавы животных убивают только варвары, и что зоонекрополис в комнате — верх безнравственности. Вот только его слова могла бы обесценить его неудержимая любовь к блюдами из мяса и кожаным вещам.

Председатель, седовласый человек с солидными бакенбардами, ждал нас, стоя под чучелом благородного оленя.

— Добро пожаловать, дорогие друзья, — он пытался придать своему тону официозность. — С прискорбием вынужден сообщить, что предыдущий председатель клуба, Джордж Квинси, на прошлой неделе отбыл в мир иной…

— Ну, наконец-то этот бред про покойника пришёлся кстати, — прохрипел кто-то позади меня.

Послышались тихие смешки.

— Поэтому по правилам клуба новым председателем являюсь я — его сын, Майкл Квинси, — председатель никак не отреагировал на колкость. — Ещё немного, и наше собрание начнётся. Попрошу проявить ещё чуть-чуть терпения.

Он плавно подошёл к камину и с непритворным усилием слегка отодвинул металлическую фигурку в виде стоящего на задних лапах медведя. Что-то загрохотало, пол завибрировал. В самом углу комнаты куда-то вглубь отъехала приличная часть стены. Из образовавшейся дыры виднелись уходящие вниз каменные ступени, скудно освещённые факелом.

Председатель указал на неё жестом дворецкого и так же сказал: «Прошу».

В этот момент мне стало страшно по-настоящему.

Деваться было некуда.

Загрузка...