Клуб "Твайлайт". Часть 1

Глава 17

Мергелевск, август 2017 года

Девушка-мастер в салоне, в который Марина заехала по дороге в «Кроссроуд», задумчиво подержала в ладонях рыжие пряди и сказала с упрёком:

— Что же вы такую красоту запустили? Волос вьющийся, от природы повреждённый, посёкся, побился — длина есть, вида нет.

— И что теперь? — испуганно спросила Марина.

Парикмахер пожала плечами:

— Горячие ножницы. Не волнуйтесь, длина хорошая останется. Потом не запускайте — увлажнение и ещё раз увлажнение. Спрейчик сейчас подберём.

Увидев себя в зеркале после сушки, Марина вздрогнула. Она словно на десять лет назад вернулась: волосы всё ещё были длиннее, чем тогда, но освобождённые от мёртвых концов, сбрызнутые чем-то терпко пахнущим кудряшки поднялись над лицом, переливаясь всеми оттенками меди.

— Вот, — с удовлетворением сказала мастер, перекидывая всю волнистую копну набок через пробор. — Вот это ваш образ. Смотрите, как глаза сразу заиграли. Бровки делать будем?

— Будем, — решительно заявила Марина, любуясь собой. — Скажите, а у вас в салоне есть визажист? Мне макияж нужен, сценический.

Визажист оказался парнем вполне мужественного вида, молчаливым и серьёзным. Марина заробела, ожидая, что он тоже сообщит ей что-нибудь нелицеприятное о лице или коже, но он молчал. Молчал и смотрел на неё, отойдя подальше и переводя взгляд с волос на одежду. Потом подошёл совсем близко, наклонился через плечо и указал сначала на глаза:

— Смоки: графит, серебро, — потом на губы: — Шоколад и блёстки. Тон прозрачный, хайлайтер. База на веки. Сверху закрепим. При желании даже сутки походишь.

Марина благодарно кивнула.

— Будешь замазывать, — парень коснулся наманикюренным пальцем веснушки на её щеке, — найду и по рукам надаю.

Марина опять кивнула, слегка покраснев.

Когда она расплачивалась у стойки администратора, визажист подошёл и встал рядом, оценивающе наклоняя голову то к одному, то к другому плечу. Потом бросил в той же небрежной манере, с серьёзной интонацией:

— Иди, засияй их всех, — и ушёл в зал, не попрощавшись.

В ответ на изумлённый взгляд Марины администратор с виноватой улыбкой пожала плечами.

— Народу печально, — сказал Макс. — Привет, классно выглядишь.

— Чё так? — спросила Марина. — Спасибо. В смысле, где народ?

— Так детское же время. После девяти только попрёт, а у нас ещё и сдвижка по сету, идём сразу после «Кольщиков льда». До оргов тутошних не достучишься. «Кольщики» — это высер бога рока. Или мы воткнулись-взлетели-убили смурфиков, или падаем в говно следом. Короче, е&ашим по полной… или в аут… Горло починила?

— Вроде да, — сказала Марина.

— Ты к девчонкам в гримёрку стукнись, вещи оставь, на втором этаже.

— Окей.

Всё вышло очень неплохо. Подтянувшаяся к шести вечера публика сразу приняла группу. После угрюмых «Кольщиков», выдавших тусклое «электричество» с упором на богатый внутренний мир лирического героя и апокалиптичный смысл текстов, «Мракобесие» и «Валторна» «Надежд» зашли на ура. Для Марины всё тоже сложилось почти идеально, вопреки её наихудшим ожиданиям. На третьем куплете «Мракобесия» тихо и настойчиво защекотало в груди — так Марина, превращаясь в неопалимый искрящийся факел, переживала на сцене «взлёт», выброс энергии. Публика отреагировала почти сразу. Марина ловила в зале глаза и лица. Они были жадными, эти лица и эти глаза, впитывающими всё, что отдавалось через музыку и голос.

Нас не коробит

От Высшей Воли!

Мы не спесивы —

Верим в Высшие Силы!

Рвём гнилые устои,

Не выносим вид крови!

Не ищем славы,

Не рушим уставы…

Но кто мы, даже вместе если,

Против бестий мракобесия?!

Кто мы, даже вместе,

Против демонов лжи и мести?!

Однако Марина всегда считала, что Мише лучше всего удаются лиричные композиции. Во время гитарного соло Майка в «Восковых крыльев» она всегда отступала вглубь сцены, позволяя Мише перетянуть на себя внимание зрителя. Потом выходила под «пушку», подхватывала припев и солировала на третьем куплете:

Когда-нибудь ты мне простишь

Бессилье и бескрылье.

Когда нуждался ты во мне,

Я билась в этом тяжком сне!

Ввысь взмыли с тобою,

Вверх, вслед за судьбою.

Верили: это всерьёз,

Но плавится воск.

Сбит, сломаны крылья,

Мир полон насилья!

Думали, это всерьёз,

Но плавится воск.

Вот и теперь виртуозная игра Майка уносила зрителей в мир щемящей тоски и грусти по несбывшейся любви. Марина отступила, как обычно, поймала взгляд Степана, тускло улыбнулась в ответ. Барабанщик нагнул бычью голову, провёл языком по верхней губе — подал ей недвусмысленный знак. Ну-ну.

Зал взорвался аплодисментами. Почти все зрители стояли у сцены, лишь где-то в глубине кто-то сидел за расставленными у стен столиками.

После выступления Майк догнал Марину в коридоре у гримёрок, закинул ей руку на шею, пошёл рядом:

— Я же говорил — ты наше спасение! Феноменально выглядишь сегодня! Куда сейчас?

— Домой. Переехала недавно, добираться далеко.

— Чёрт, жаль!!! А с поклонниками пообщаться? Мы потом в бар, только дождёмся, когда «Дирижабли» отпоют. Подумай, мы б тебя завезли.

— Нет, Майк, не стоит. Я своим ходом. Мне тяжело после такого перерыва. Устала.

— А я пока в драйве, но чувствую, тоже скоро «отдача» пойдёт. Видела продюсера из «Твайлайта»? Слева сидел.

— Нет, не смотрела.

— Чувак, кажется, проникся, с глаз с тебя не сводил. Может, хоть в этот раз повезёт, а?

— Может.

Марина зашла в гримёрку, села перед зеркалом, глядя на своё отражение, взяла со столика ватный диск и бутылочку со средством для снятия макияжа, но положила всё назад — она чувствовала себя сильнее в образе, который всех «засиял». Долго ждать не пришлось — дверь открылась и закрылась, щелкнул замочек. Степан подошёл сзади, опёрся о спинку вращающегося стула тяжелыми руками и животом, поймал её взгляд в отражении. Он был уже поддат — в нос Марине ударила струя коньячного дыхания, Стёпа очень уважал хороший коньяк, и поклонники его часто баловали.

— Я всегда подозревал, что ты рыжая. Рыжая — бесстыжая. Интересно, а ты рыжая… везде?

Он задышал чаще, просунул толстую пятерню ей под волосы и подбородок. Марина уклонилась. Степан усмехнулся в зеркало, убрал руку и развернул её на стуле к себе. Она однажды видела его фотографию пятнадцатилетней давности, на ней он был гладеньким пацаном с густыми волосами. Он и теперь считал себя красавцем, не стесняясь ущерба, который нанесли его внешности алкоголь, курево и прочие… излишества. Удивительно, но все эти группиз[1], что мотались за «Большими Надеждами», ничего не имели против залысин, пивного живота и пожелтевших от трубки зубов. Скорее всего, и хорошенькая, как кукла, Юля, которую Марина видела только на фото, тоже принадлежала к числу поклонниц барабанщика, неплохого, кстати, музыканта. Марина знала, что Степана не раз пытались переманить в другие группы, особенно во время продолжительного застоя «Больших Надежд», но он всегда оставался рядом с Майком.

Первый «подкат» Степан совершил почти сразу после прихода Марины в группу. Она осталась на шумный междусобойчик и уже уходила, когда барабанщик догнал её в фойе и зажал в тёмном углу. Марина запаниковала и в первую секунду просто одеревенела: почему-то вспомнились события студенческой юности — вонючий физкультурный мат в подсобке рядом со спортивным залом и грубые пальцы на груди. Помешал «процессу» Майк: наорал на Степана (кажется, спьяну вообще плохо понимающего, почему на него наехали), проводил Марину до такси. Миша был подавлен — он уже месяц ходил вокруг Марины кругами, не решаясь признаться в своих разгорающихся чувствах, которые она заметила, но на которые не собиралась отвечать. Барабанщику чувства Майка были по барабану. Он делил всех женщин мира на два типа: первые Степана хотели, а вторые были фригидными, но это только потому что со Степаном никогда тесно не общались, а если бы пообщались, то тоже его захотели бы. Женщин второго типа, если они оказывались поблизости, барабанщик всегда настойчиво преследовал. Из сострадания. Чтобы «вылечить». Поэтому за первым натиском последовали второй, третий и четвёртый. А потом всё слилось в одну непрерывную «охоту».

Это всегда происходило в каких-нибудь тёмных углах (однажды в мини-вэне Макса, куда Марина опрометчиво села одна, дожидаясь остальных музыкантов). Чем больше она сопротивлялась, тем настойчивее становился Степан. Она ушла из группы, окончательно разбив Мише сердце, потому что знала: или в один прекрасный момент никто не подоспеет вовремя, чтобы помешать барабанщику довести дело до конца, или она не сумеет отбиться. Она была уверена, что Макс и бас-гитарист Крис обо всём знают, но не вмешиваются, вряд ли из страха — скорее, из-за нежелания рушить установившиеся в группе стабильно-дружеские отношения. А может, из-за убеждённости в том, что Марина тоже получает удовольствие от внимания их друга.

— Не устояла, вернулась? — сказал Степан с ухмылкой. — А я тебя ждал, знал: вернёшься. Ротик какой у тебя сегодня… сладкий. Это всё для меня? Ценю. Времени мало, давай по быстрому. Ещё нагоним… позже.

Он потянулся одной рукой к ширинке, а пятернёй другой руки к затылку Марины. Она опять уклонилась, немного откатив стул, чтобы спинка уперлась в столик, подтянула ноги к груди, поставив их на край сидения, сказала задумчиво:

— Знаешь, мне один парень обещал, что если ко мне кто-нибудь прикоснётся, он ему сердце вырвет. Вот нельзя вам, мужикам, верить. Всё самой приходится делать.

Степан продолжал непонимающе ухмыляться, делая шаг ближе. Марина резко выпрямила ноги, метя ему в пах — попала и куда метила, и в бедро. Не дожидаясь, пока барабанщик очухается (он всё-таки оказался крепким, всего лишь согнулся, попятился и зарычал), она ударила его железным носком ботинка под рёбра слева. Потом вскочила и продолжала бить уже у стены, повалив на пол. Ей пришлось вкладывать всю силу в удары — она была ничем против кулаков крупного парня, и если бы он воспользовался хоть малейшей передышкой, ей пришлось бы худо. Опыт драк у Марины был, но ей никогда не приходилось сражаться один на один с мужиком в два раза её больше. Её преимуществом стали неожиданность и основательная Степана заторможенность из-за поддатости: он начал прикрывать лицо, оторвав руки от паха, лишь когда она прицельно ударила его в нос и рот. Но как только он стал ловить руками воздух и возиться на полу, пытаясь встать, она схватила со столика шлем и пулей вылетела из гримёрки.

Вадим волновался: с чего начать? Заговорить с Мишей, сделав вид, что со-продюсер из «Твайлайта» здесь с предложением для группы (которая его ни капли не интересует), или сразу пообщаться с Мариной? А о чём? Зачем он вообще пришёл на концерт? Если бы кто-нибудь смог ему это объяснить, он был бы очень благодарен.

Ярник топтался в коридоре, куда его провёл администратор клуба, морщась от гремевшей за стеной музыки. Он заметил, как Марина зашла в одну из гримёрок. И увидел, как она выходит, через несколько минут после того, как за ней с деловым, сосредоточенным видом, почему-то не постучавшись, заскочил барабанщик «Больших Надежд».

Марина выбежала, хлопнув дверью. Прошла несколько шагов, выравнивая шаг, грудь её вздымалась под лёгкой, модного вида длинной майкой. Она несла подмышкой мотоциклетный шлем с зелёной полосой. Хотя Вадим уже видел её на пляже и только что на сцене, сердце его зашлось неровным стуком. Всё, как раньше. И не так. Он узнавал её фигуру и черты, волосы и глаза в тёмных росчерках макияжа, но… она прошла мимо и подняла взгляд как раз напротив него, застывшего у стены. Повела глазами, продолжая двигаться. Узнала. Взгляд был недобрым, предупреждающим. Вадим ошеломлённо поднял руку, чтобы остановить Марину, но в следующую же секунду отвлекся: из гримёрки, вопя и матерясь, вывалился барабанщик. Он был в крови, держался за челюсть и пачкался в юшке из носа. Упал на одно колено, продолжая орать, оставив отпечаток ладони на полу. Музыканты «Больших Надежд» при виде своего коллеги застыли, как вкопанные, а потом кинулись к нему, подбежав почти одновременно с охранником. Двое затолкали окровавленного парня в гримёрку, а Миша принялся что-то втолковывать секьюрити, размахивая руками. Вроде до чего-то договорился, охранник двинулся прочь, с подозрением оглядываясь. Лохматый Миша ринулся по коридору в том направлении, куда ушла Марина. Вадим стоял, быстро моргая, упершись затылком в стену: к чёрту, всё к чёрту! Бежать прочь! Каждая встреча с Мариной — потрясение! Ему не двадцать лет, чтобы каждый день через такие стрессы проходить. И что будет, если узнает Ренат?

Ренат заехал к дяде и тёте, сделав большой круг. Тётя Зоя к обеду не вышла, постилась до заката. Ренат за едой поговорил с дядей о своём театральном проекте, выслушал возражения, но, кажется, сумел убедить Андрея Эльмировича в том, что дело того стоит. Дядя заметно призадумался, признался, что прекрасно понимает: то, что делает племянник, уже выходит за рамки «игрушек». Внимание и интерес городской общественности — это нечто другое, выход на иной уровень. Андрей Эльмирович задумал идти в политику, а общественно-полезная деятельность Муратова-младшего может привлечь дополнительные бонусы. Тётя Зоя вышла в прихожую, обняла племянника:

— Сыночек, ты похудел. Что с тобой? Что творится с тобой, дорогой? Сходил бы ты в мечеть, поговорил с имамом, он посоветует тебе, что делать, иншаллах!

— Апа, — с нежностью сказал Ренат, — всё со мной хорошо. Ты же знаешь, я не…

— … Знаю, дорогой. И всё же… вдруг. Лейла в этом году на празднике будет, я так рада. Соберёмся всей семьёй. Я твоих уговариваю приехать. Тимур всё занят, Надя приболела.

— Я знаю, звонил вчера. Русланчик простудился, бабушку заразил. Ничего серьёзного, врач сказал.

— Приезжай к нам почаще. Мы так редко тебя видим. Скоро Лейла будет дома, станет больше поводов тётю и дядю навещать.

— Да, тётушка.

Ренат изо всех сил старался спрятать замешательство — тётя словно почувствовала, что от неё что-то скрывают, постоянно заговаривала о Лейле, пока он прощался. А он как раз ехал забрать «сестрёнку» из аэропорта. Задумка её Ренату не нравилась. Но дядя сейчас очень занят, может, и получится у Лейлы спрятаться на пару недель, отдохнуть от присмотра родни. Муратов-младший очень хорошо её понимает. И всё чаще задумывается в последнее время.

Солнце тревожно догорало над бухтой. Трасса утомляла бесконечными светофорами, но времени у Рената было ещё много. Рейс почти ночью, для Лейлы забронирован номер, пока на три дня, потом он собирается снять для неё квартиру на оставшееся до «официального приезда» время.

Стоя на очередном светофоре на мосту через реку Колейку, Ренат потёр ладонью левую часть груди — там ныло, то ли рёбра, то ли сердце. Нужно пить меньше кофе и показаться врачу. Позже, сейчас без кофе никак — он катастрофически не высыпается. Рядом затрещал мотоцикл, Ренат покосился через окно, отвлекшись от бесконечных красных цифр на светофоре, заинтересованно вгляделся. На зелёном «кавасаки» сидела девушка, из-под непроницаемо чёрного шлема струились по спине рыжие кудри. Красивая. Ренат лениво заскользил глазами по стройным ногам, обтянутым кожаными брючинами с серебристыми застёжками-молниями. Длинная шея, изящные лодыжки, в контрасте с ними — грубые ботинки. Ему никогда не нравились такие вот… бруталки с нарочито небрежным, вызывающим стилем в облике, но девушка на мотоцикле была… интересной. Увидеть бы её лицо. Открыть окно и заговорить? У мотоциклистки из-под шлема тянется к поясу шнур наушников — может и не услышать.

Светофор предупреждающе запищал. Девушка наклонилась вперёд, кладя ладонь на рукоятку газа. Повернув ручку, она слегка отвела локоть вниз и вбок. Рената словно током ударило прямо в сердце: на руке у девушки был шрам, который он узнал бы и через сто лет.

Он гнался за ней до следующего светофора, но она, видимо, даже не подозревая о погоне, легко лавировала между машин и оторвалась от него на жёлтом. Ренат вышел из машины за мостом, постоял несколько секунд, приходя в себя. Безумие! Это какое-то безумие! Он попытался убедить себя в том, что ему опять привиделось и никакого шрама на руке у девушки не было (всё просто совпало: рыжие волосы, тяжёлые ботинки), но не очень в этом преуспел.

Посёлок Кольбино, август 2017 года

Альбина измаялась, дожидаясь, когда из сада уйдёт медлительный садовник. Сергеич, наконец, скрылся за углом, и она выскочила из машины, оглядываясь вокруг. Охранники на шлагбауме Альбину пропустили, номера её машины всё ещё были в списке местных жителей. Главное, чтобы Ренат не сменил код на электронном замке. Но тот, кто считает, что весь мир валяется у его ног, не станет заморачиваться с такой мелочёвкой, правда же? Альбина победно усмехнулась, когда дверь запиликала и открылась.

Она постояла внутри, прислушиваясь. Нет, ничего. Лишь тишина. Запахи, всколыхнувшие воспоминания. Она понеслась наверх по лестнице, в гардеробную, дрожащими руками принялась сбрасывать с полок вещи, но замерла, отодвинув дверцу отделения для аксессуаров, сразу разглядев доселе незаметный внутренний короб, в этот раз почему-то оставленный Ренатом незапертым. Вот где ты был всё это время! Она потянула ящик на себя, рука её ещё больше задрожала. Не мешкая ни секунды, Альбина выхватила браслет из футляра и поспешила вниз. Клюшки для гольфа висели на специальных петлях в шкафу со спортивной экипировкой у входа на первый этаж. Альбина медленно вынула одну из них, с железной головкой, с наслаждением покачала в руке.

Чувствуя себя Булгаковской Маргаритой, она прошлась по первому этажу. С чего начать? Пожалуй, вон с того набора сливочников, выстроившихся на низкой перегородке между кухней и зоной гостиной, Муратов привёз их Швеции, ручная роспись, хорошенький узорчик на белой керамике. Как там говорила гадалка? Выплеснуть злость, мешающую ей мыслить трезво? Извольте, она готова.

Она размахнулась. Осколок керамики ожёг ей щеку, но она уже ничего не замечала, круша всё вокруг.

Ренат издалека заметил Лейлу у здания аэропорта. Её трудно было не заметить. Она была яркая и высокая, на каблуках смотрела Ренату прямо в глаза, а не снизу вверх, как он привык. Она смотрела и улыбалась.

— Прости, опоздал немного. Зачем вышла? Жарко.

— Рену-у-усик! Как же я рада тебя видеть! А-а-а-а! — Лейла обняла Рената за шею, запрыгала на каблучках, словно школьница. Люди на остановке маршрутки смотрели на них, улыбаясь. — Наконец-то я почти дома! Как я устала! Ненавижу самолёты!

— Ты прекрасно выглядишь!

— А вот ты не очень, — Лейла отстранилась, продолжая обнимать Рената за шею, сосредоточенно всмотрелась в его лицо. — Похудел. Погрустнел.

— Все так говорят. Устал, наверное.

— Ничего, я тебя развеселю и откормлю.

…— Что значит «откормлю»? — спохватился Ренат уже у машины, укладывая в багажник чемоданы.

— Я тут подумала, — невинным тоном сказала Лейла, усаживаясь, — не хочу я в отель. Я дома твоего не видела ещё. Можно я у тебя поживу? Две недели. Ну Рену-у-усик!

— Ты с ума сошла?! Ты понимаешь, что это будет для нас означать?

— Да какая мне разница?! Ты мой братик! — Лейла тряхнула волосами.

— Ты представляешь реакцию дяди, если он узнает?

— Ренат, давай по-честному! Реакцию тёти Зои!

— Вот именно!

— Сколько можно? — с досадой сказала Лейла, отворачиваясь к окну. — Сколько это может тянуться? Уже забыть надо. Это всё позапрошлый век, все эти их планы насчёт нас с тобой. Если бы у меня были свои деньги…

— Лейла, дело не в деньгах.

— Нет, в них! Плохо от кого-то зависеть! Я сто раз пожалела, что уговорила дядю и тётю отправить меня в Штаты. Думала, хоть там смогу пожить нормально, сама. А теперь всем должна!

— А от меня ты чего хочешь? — устало спросил Ренат, внимательно глядя на дорогу.

— Ничего, — Лейла обиженно надула пухлые губки. — Ты всегда был на моей стороне! В кого ты превратился? С каких пор тебя интересуют благопристойности? Ты что, стал ханжой? А, поняла! — она повернулась от окна, оживлённо сверкнув глазами. — У тебя там девушка?! В твоём доме!

— Нет, — он покачал головой. — Была. Мы расстались.

— Жаль, — Лейла опять надула губки. — Мы бы познакомились. У меня ни одной подруги. Только ты.

Ренат не выдержал и улыбнулся:

— Уж кем кем, а подругой я ещё не был. Ладно, мы заедем ко мне, поговорим, накормлю тебя ужином. Но после — в отель. Смотри, не проговорись потом.

— Ну что ты! Отлично! — Лейла заметно повеселела. — В принципе, я тебе уже сейчас самое главное скажу: я всё решила!

— Что? — Ренат оторвался от дороги и посмотрел на девушку с подозрением: в устах Лейлы такие фразы обычно означали для него начало неприятностей.

— У меня есть профессия, есть желание работать. Нет только… — она сделала торжественную паузу, — … парня. И мне нужен не просто парень, я хочу замуж! И ты мне в этом поможешь!

— Я?! Как?!

— Да не пугайся ты! Просто сделаем вид, что я ещё не приехала. Я поживу у тебя, буду тебе готовить… знаешь, как я прекрасно готовлю?! Я дипломированный специалист! А за это время найду себе нормального парня! Желательно, русского! В принципе, это не главное, чтобы русского, главное, чтобы в меня сразу влюбился… Высокий, зачем мне коротышка? Порядочный! О, скромный чтоб был! Красота не главное! Лучше, пусть будет в меру привлекательный. Так что, видишь, по последним двум пунктам понятно, что тебе ничто не грозит!

— Да уж! Я всегда знал, что привлекателен не в меру. И не скромен… Лейла, ты собираешься найти такого парня за две недели?!

— За две с половиной! И не парня, а жениха!

— Господи! — Ренат с обречённым видом потёр подбородок. Кажется, это будут тяжёлые для него две недели.

— А что? Я хорошая. Я готовлю. Я скромная. Нетребовательная. Милая, общительная. Красивая, в конце концов!!!

— Лейла, ты не капли не изменилась.

— Радоваться должен!

— Я радуюсь.

Лейла принялась со смехом рассказывать об учёбе в Денвере, за разговорами время в дороге пролетело быстро. У самого посёлка в гарнитуре у Рената запищало. Зазвучал голос Макара:

— Ренат Тимурович, где вы?

— Подъезжаю к Кольбино. Что-то случилось?

— Небольшое происшествие. Всё под контролем. Ждём вас.

Шофёр отключился. Ренат стиснул зубы. Что за день?! Что там у них стряслось в «Твайлайте»?

Оказалось, стряслось не у них, а у самого Рената. Макар, пригнавший родстер Муратова от клуба, стоял перед воротами дома рядом с поселковым охранником, озабоченно переговаривающимся по служебной рации. Дом был тёмен, тревожно мигал красный огонёк на двери, предупреждающий, что она не заперта и приоткрыта.

— Ренат Тимурович, — сказал Макар, удивлённо ответив на приветствие незнакомой ему девушки, вылезшей из лексуса. — Дверь открыта, я вызвал Артёма Петровича. Подозреваем взлом. Видео с камер запросили… Ренат Тимурович! Куда вы? Это небезопасно!

Муратов уже шёл по кирпичной дорожке. Он толкнул дверь, прислушался. В доме было тихо, лишь натужно гудела внизу система кондиционирования, автоматически запускающаяся при повышении температуры. Ренат включил свет, присвистнул, с хрустом прошёлся по осколкам посуды и стекла, прикидывая размер ущерба. В дом осторожно зашёл Артём, крякнул, сказал:

— Ты б подождал бродить. Мало ли. Пусть ребята тут всё осмотрят с собакой.

Ренат раздражённо дёрнул плечом, прищурился, быстро зашагал вверх по лестнице.

— Мурашка, стой! Сказано же тебе! — сердито крикнул Олейников.

— Всё, Тёма, отбой! Без сапёров обойдёмся, — отозвался сверху Муратов.

Он стоял в гардеробной перед разгромленными ящиками и смотрел в пустой фиолетовый футляр. Подвигал нижней челюстью, иронично усмехнулся. Хотел же избавиться от психологических «якорей», привязавших его к прошлому? Теперь можно не беспокоиться — избавился. Ко всеобщему удовлетворению. Если увидит Альбину, обязательно скажет ей спасибо. И всё-таки он недооценил злость и обиду свей бывшей, теряет хватку. Зато совершенно спокоен и даже доволен отчасти — даже удивительно.

Артём уже просматривал видео с камер на ноутбуке, похмыкивая и качая головой. Дело ясное: привлекать посторонних к происшествию не надо, сами разберутся, если Мурашка вообще захочет разбираться.

Ренат спустился, вышел к машине, кинул Макару, указав на Лейлу, топчущуюся у порше Рената с отчаянно любопытным видом:

— Отвези её в отель. Бронь на имя Лейлы Залятовой. В дороге с ней особо не разговаривай.

— Почему? — на лице у перенервничавшего шофёра отобразились разные невероятные предположения.

«Потому что ты холостой, высокий, скромный, порядочный и в меру привлекательный», чуть не сказал Ренат, но вслух объяснил:

— Девушка устала после перелёта.

Посёлок Лесенки, август 2017 года

Марина позволила себе оглянуться только на стоянке, выдохнула, присела на сидение мотоцикла, давая отдых ноющим и дрожащим ногам. Болела лодыжка, в голове пульсировало, перед глазами стояло лицо Вадима. Оказывается, во время выступления она смутно видела его сидящим в зале, с левой стороны от сцены, но проигнорировала тревожно стукнувшее сердце. Только этого не хватало! Только не это! Ох, как же тяжко!

— Марина! — с ней подбежал запыхавшийся Майк, остановился в нескольких шагах, покачал головой, покрутился на месте, вскинув руки, и несколько раз жалобно проговорил: — Марина! Марина!

— Что Марина? — её голос был уставшим. — Мне подождать? Полицию вызывать будете?

— Полицию?! — вдруг гневно выкрикнул гитарист. — Имей совесть! Я сам ему добавлю! И парни поддадут!

— Не сто́ит, — мягко проговорила Марина, чувствуя, как немного развязывается внутри узел тревоги. — Ему хватит. Он трус.

— Почему ты не сказала? Мне! Пацанам!

— Я говорила. Вы всегда считали, я преувеличиваю.

— Мы думали…

— … я его сама провоцирую? Развлекаюсь так? Хобби у меня, знаешь ли, в свободное время порванные бюстгальтеры зашивать! Обожаю синяки на ляжках и выдранные с корнями волосы!

— Он же успокоился в последнее время! Я думал, он с Юлей!

— Юлей, Машулей, Натулей… — Марина пожала плечами. — Макс с Крисом всегда в другую сторону смотрели, когда он меня тискал. Только ты пытался помешать.

— Ты же знаешь…

— Ладно. Проехали. Я ухожу. Совсем. Извини.

— Марин, я с ним поговорю… Да нахер разговоры! Я заставлю его уйти из группы!

— Которую вы же вдвоём и создали? Сможешь доказать, что ты теперь в «Надеждах» самый главный? А Макс с Крисом тебя поддержат? — она иронично улыбнулась. — Нет, Майк. Просто мой тебе совет: девок в группу не берите. Возьмите хорошего парня солистом. И ноу проблем. Главное, не молоденького совсем. А то мало ли что Стёпе в голову взбредёт в один прекрасный момент.

— Зачем ты так?

— Как зовут того продюсера из «Твайлайта»? Не этого… второго…владельца клуба.

— Муратов. Ренат Муратов. Он…

— И где этот клуб? В каком районе?

— На Кольцевой, возле парка «Радуга». Дай мне свой новый номер. Ты же его поменяла?

— Поменяла. Не дам, — она уселась на мотоцикл. — Если обо мне будут расспрашивать, скажи, ты мой номер не знаешь. И где живу, не знаешь. Хорошо, что ты этого не знаешь, Миша, ты слишком… мягкий и уступчивый. Ты очень хороший. Прощай.

Она отъехала на несколько километров вдоль моря и остановилась. Музыка, музыка. Ей срочно нужна подходящая музыка. Всё лечится правильно подобранной музыкой. Моррисончик, милый, где ты? Спаси меня, мёртвый поэт! В наушниках зазвучал голос Джима Моррисона:

Жду, когда ты придёшь.

Жду твоей песни.

Жду, когда ты объяснишь, что пошло не так.

Это самая странная жизнь из всех, что я знал. [2]

Марина просмотрела карту, выбрала путь через мост и въехала в Мергелевск через ту часть города, которую совсем не знала, новую, с аккуратными зелёными зонами и широкими улицами. Поплутала по дорогам и остановилась перед серо-стальным зданием в стиле хай-тек, из-за сложных геометрических форм напоминающим постройки из фильмов о далёком и прогрессивном будущем. Она сняла шлем и долго стояла, глядя на «Твайлайт».

— Значит… ты всё-таки сделал это. Осуществил свою мечту. Я рада за тебя… Видишь, всё к лучшему. Всё было к лучшему.

В плеере телефона зазвучала «Unhappy Girl»[3], и, отъезжая от парка, Марина нажала на «стоп».

Мергелевск, ЮМУ, декабрь 2006 года

Ольга Сергеевна тяжело присела на стул, взяла в руки фотографию:

— Значит, всё-таки этот мальчик? Ты же говорила…

— Мама, — Марина счастливо зажмурилась, — всё так быстро произошло!

— Нерусский какой-то, — пробормотала Ольга Сергеевна. — Ты уверена? Знаешь, они какие, нерусские? Дома посадит, заставит детей только рожать и растить. Раз в месяц выгуляет в ресторан на семейный праздник, и опять дома сиди.

— Мама! — возмутилась Марина. — Я вообще-то пока замуж за него не собираюсь!

— А почему нет? Вот у меня одна клиентка за армяна вышла. Как сыр в масле катается, дом, деньги, а сама — русская. И семья его против не была, сразу…

— Мама!

— Нерусские часто хорошие, почтительные, дети, опять же, красивые… как их… метисы…

— Мама, ты смеёшься, что ли? — Марина с подозрением уставилась на Ольгу Сергеевну.

— Да шучу я, шучу. Просто мне тревожно. Иногда смотрю на тебя в последнее время и думаю: три месяца прошло с твоего поступления сюда, ты была такая малышка, а тут сразу девушка, и парень есть уже. Быстро всё как-то. Мне страшно от того, что ты такой красавицей выросла. Я такой не была, но и то… Надеюсь, твой… Ренат тебя защитит.

— Да, он меня защищает. Ревнует и охраняет от всех.

— Я ж говорю, нерусский!

— Мама!

— Ладно, солнышко, пойду. Мне ещё собираться и билет взять.

— Ты точно решила, что будешь дома Новый Год встречать? Мы же всегда с тобой вместе встречали, всегда!

— Так, солнышко, сейчас всё по-другому. Ренат-то твой, небось, обидится, ну как зарэжэт меня!

— Опять смеёшься?!

— Мариночка, ты знаешь, как я тебе доверяю. Моя доченька самая умная, благоразумная, думающая. Главное, не позволяй любви разум заслонить… нет, о чём я говорю? Ты скромная и порядочная девочка. Рената я твоего, конечно, ещё не знаю, но раз он тебе понравился, значит, тоже хороший. Когда ты нас познакомишь? Давай после праздников! Но в случае чего, сразу звони! А я с бабушкой повидаюсь, тётей Верой, отдохну целых десять дней! Счастье-то какое! А ты звони! Звони каждый день! Ты же знаешь, это я с тобой такая спокойная и покладистая, а без тебя буду думать и переживать! Ну не могу я иначе! Я твоя мама! Каждый раз от тебя с кровью отрываюсь!

— Я знаю! Ты самая лучшая мама на свете! Я буду звонить каждый день!… Мам, ты выглядишь очень уставшей. Этот твой бронхит всё не проходит… меня это тревожит! Ты ещё раз у врача была?

— Конечно! И в Гоголево ещё схожу, после Рождества. Не волнуйся, подлечусь за выходные!

— Обещай! Я тебя очень люблю, мама!

— И я тебя, солнышко! Пусть этот новый год принесёт тебя только радость!

…

— Так, Михеева, стоять! Куда?

Не успела Марина вылететь из аудитории, как Ренат уже держал её за плечо и подозрительно оглядывался.

— Я кушать! Мне надо очень-очень быстро! У меня пересдача по английскому! — затараторила Марина. — А то меня не допустят! Отпусти, я побегу!

— Много бегать вредно. Когда у тебя пересдача?

— На четвёртой паре. Мне ещё повторить нужно.

— Ладно, идём.

— Куда ты меня ведёшь? Мне надо в столовую. У меня же талоны!

— Ты правда думаешь, что девушка Рената Муратова будет и дальше кушать, — Ренат передразнил её интонацию, — перловку и запивать её компотом из сухофруктов?

— Что ты имеешь против компота из сухофруктов?

— Ничего. Я тебе его даже закажу в кафетерии. Там его действительно из груш и абрикос варят, а не из лимонной кислоты.

— Я не хочу, чтобы ты на меня тратился!

— Ты не можешь тут чего-то хотеть или не хотеть. Это — область моего влияния, и не надо в неё влезать. Я же не говорю тебе, какую губную помаду выбирать. Кстати, — Ренат остановился, достал из кармана носовой платок, вкусно пахнущий каким-то мужским парфюмом, и вытер ей губы.

— Эй! — возмутилась Марина.

— Слишком ярко. После пар пойдём в торговый центр и купим тебе что-нибудь попроще… гигиеническую, с клубничкой, ням-ням.

— Ты всё-таки… точно… нерусский!

— У меня мама русская, зовут Надя, — невозмутимо сообщил Ренат, — работает в детском садике. А отца зовут Тимур, он химик-технолог, любит говорить, что мужчина и женщина равны, но неодинаковы. У меня ещё трое братьев.

— Ой, как мило! — Марина остановилась, всплеснула руками. — Я люблю, когда в семьях много детей. Это же так весело!

Ренат прошёлся немного вперёд, оглянулся, оценивающе прищурясь, подняв одну бровь:

— Любишь, значит? Ну-ну…

…

— Привет, — Дима (Марина наконец узнала его фамилию — Мельников) двумя руками вытянул у неё из пальцев папки, словно случайно прижав её ладонь к пыльной бумаге, — давай помогу, тоже потаскаю.

— Ну… — Марина оглянулась, аккуратно высвобождая руку, — ладно. Сороковой кабинет. Ты неси, а я ещё пойду возьму. Там много ещё.

Театральная группа освобождала кабинет для хранения своего реквизита рядом с залом и выносила на свалку старые папки с доисторическими рефератами и курсовиками, написанными ещё от руки. Ренат не позволил Марине набрать сразу много папок и теперь нёс где-то позади тяжёлый ящик с макулатурой.

Дима и ещё какой-то парень, кажется, третьекурсник с ФПР, подошли вдвоём. Третьекурсник встал у стены, щелкнул модным телефоном-слайдером и, судя по пиликанью, стал играть. Мельников задержал взгляд на лице Марины, улыбнулся:

— Боишься меня, что ли?

— Не-е-ет, — Марина снова оглянулась.

— Всё времени не было с тобой на репетиции поговорить. Приходил к тебе в блок, ты не открыла. Ты мне давно нравишься, давай встречаться.

— Я не могу… у меня парень есть.

— Нет у тебя парня, я узнавал.

— Е-е-есть.

— Лапшу не вешай, когда бы ты успела? Поехали сегодня в город, погуляем? Я за рулём, отвезу, куда скажешь.

— Димон, — не отрывая взгляда от телефона, отозвался от стены третьекурсник, — она типа и вправду с Муратовым встречается.

— С кем? С Муратовым? Да чё ты порешь?! Я бы знал! — раздражённо бросил Мельников через плечо. — Ну что, Марин? Во сколько за тобой зайти?

Марина вспомнила, что Дима не был на той самой репетиции три дня назад, когда Ренат во всеуслышание заявил, что они теперь вместе. Вспомнила она и о подслушанном за кулисами разговоре Мельникова с приятелем, кажется, как раз этим, что сейчас пиликал телефоном. Точно, с ним! Тот разговор был очень… гадким. Мельников явно был озабоченным, хотя и не скажешь по тому, как он вёл себя, когда прилюдно общался с девушками. После тех его комментариев о ней Марина потом несколько дней ходила с ощущением, будто её измазали чем-то грязным, расстраивалась, ёжилась от брезгливости, засыпая, вновь и вновь вспоминая комментарии первокурсника, и жалела, что не может никому пожаловаться. Но сейчас-то у неё есть кому пожаловаться!

Ренат вышел из-за угла, поднял бровь и окинул взглядом всех троих. Потом вопросительно посмотрел на Марину.

— Вот он, — она мстительно ткнула пальцем в Мельникова. — Предлагает с ним встречаться. И обсуждал меня со своим другом, вон тем, — она перевела палец на третьекурсника (тот отделился от стены и начал медленно перемещаться вдоль дверей кабинетов). — Сказал, что у меня сочная… задница. И это самое… приличное, что он сказал.

Мельников продолжал дерзко улыбаться. Он был крепким и высоким, занимался волейболом, но Марина знала, что пару недель назад Муратов нокаутировал в баре «тяжеловеса» Боровикова с пятого курса.

Ренат неспеша поставил коробку на пол и шмыгнул носом. Выпрямился, хрустнув плечами. Может, Мельников всё же знал о драке в «Кактусе», а может, просто впечатлился выражением лица друга, уже довольно далеко отползшего вдоль стены, так как оглянувшись, сделал шаг назад.

— Бегите, глупцы! — Марина медленно и жутковато улыбнулась.

Потом принялась ловить, подпрыгивая и напевая, взметнувшиеся ворохом листы из рефератов, с удовольствием прислушиваясь к удаляющемуся тройному топоту ног по коридору.

Посёлок Кольбино, август 2017 года

Марина подъехала к посёлку со стороны рынка, сама открыла шлагбаум специальной пропускной картой, которую дал ей Борис. У ворот дома она заметила светлую фигуру Игната. Подросток нервно прохаживался взад-вперёд. Подбежал к ней, стоило ей подъехать. Но, вопреки ожиданиям Марины, не стал осматривать, обнимать и поливать слезами свой «ниндзя», а выпалил:

— Ты где шляешься? Дед и дядя Боря будут тут через десять минут! Уже подъезжают!

— Как?! — ужаснулась Марина.

— Так!!! — возопил Игнат. — Дед раньше решил вернуться! Я чуть не попался и-за тебя! Объясняй ему потом!

— Где твои друзья озабоченные? — спросила Марина, судорожно помогая Игнату укрывать мотоцикл чехлом в гараже.

— Сама ты…! Ушли! Давно!

— Кальян спрятал? Дымом не воняет?

— Откуда я знаю?! Я принюхался уже!

— Конечно, воняет! — возмущенно сообщила Марина, взбежав на второй этаж. — Освежитель мне, быстро!

— Закончился! — Игнат выскочил из ванной, тряся пустым флаконом.

— Блин!!! — Марина влетела в комнату, схватила со столика пузырёк с духами, принялась вертеться в коридоре, раскрыв дверь в комнату мальчишки, брызгая по сторонам. Расстроившись, влепила Игнату подзатыльник. — Они дорогие, бездельник! Зла на тебя не хватает!

— Я что, знал?! — подросток смущённо потёр затылок, вскинулся: — А сама?! Ты себя в зеркало видела?! Ты похожа на… рокершу!

— Я и есть… Чёрт! Точно! Бегом, вынес всё из своей комнаты! Жратву, говорю, убери со стола! Я в ванную! Улыбаемся и машем, понял?!

Она плеснула в лицо водой над раковиной, прошлась по векам пенистым гелем, посмотрела, как течёт по щекам волшебный макияж из другой жизни. На губах даже после умывания осталось немного цвета. И глаза продолжали сиять. Или это был такой свет в ванной?

…Они с Игнатом, словно примерные ребятишки, встали у лестницы. Радостно улыбаясь. Кардашев поправил очки и сказал с довольным видом:

— Ну что, ужились, наконец? Я рад! Хорошо как дома. Пахнет замечательно, чистота!

— Ой, — встрепенулась Марина, — я сейчас ужин приготовлю! Мы просто вас не ждали!

— Я не выдержал, — немного смущенно признался Кардашев. — Понял, что ужасно хочу снова работать. Вот и Боря меня подзуживал всё.

Танников, до этого стоявший молча (Марина ловила на себе его лёгкие взгляды вскользь), одобрительно хмыкнул, подхватил сумки и пошёл наверх.

— Он что, тоже здесь жить будет? — шёпотом спросила она у Игната.

Тот пожал плечами:

— Не знаю, бывает, живёт по паре дней…

Но Танников уехал сразу после ужина. Кардашев, потирая усталые веки, поднялся к себе. Марина облегчённо выдохнула, надела огромные розовые перчатки и начала укладывать тарелки в посудомоечную машину. Пришёл Игнат, кинулся помогать, хотя больше мешал. Она рявкнула на него, он отстал с довольным лицом и, прислонившись к холодильнику, принялся с сочным хрустом грызть яблоко.

— А говорила, вы с дядей Борей только дружите.

— Повторю для особо непонятливых: мы только дружим. Даже не очень… уже.

— М-м-м-м… ясно.

— Что тебе ясно?

— Что это ты с ним уже не дружишь, а он с тобой ещё да. Ты вообще… немного глупая, по-моему.

— А ты очень умный, как я погляжу.

— Смотря с кем сравнивать. Я, например, уверен, что если крёстный захочет заняться нормальным делом, скажем, собирать металлолом, ему всего лишь нужно будет пойти на площадь Свободы и поулыбаться там железной Крестьянке, той, что рядом с Рабочим. Она сразу же спуститься со своего пьедестала и пойдёт за дядей Борей.

— Долго придумывал?

— Нет. Это экспромт. Я развитый не по годам. Много фильмов смотрю, со смыслом.

— Заметила.

— Я… — Игнат помолчал, разглядывая обкусанное яблоко, почесал нос… — никакие дырки в ванной не ковырял и никогда за тобой не подсматривал. И не буду. Очень нужно! Митю не слушай. У него гормоны.

Марина выпрямилась от духовки, бросила в раковину грязную тряпку и стянула резиновую перчатку, протягивая подростку руку:

— Проехали. Я ничего такого не имела в виду. Мир?

— Мир. Пока готовишь и убираешь. А если будешь ябедничать, я расскажу, как ты яблоки у соседа воровала. И соседу расскажу. Он вредный тип, сделает вот так, — Игнат с высокомерным видом поднял одну бровь, — и будет потом нудить. Я его терпеть не могу, но расскажу, поняла? — подросток вручил Марине огрызок и пошёл к лестнице.

Марина вздохнула, выкинула огрызок в мусор, тоже достала из холодильника яблоко и принялась хрустеть им, поглядывая в окно. Ей больше не вспоминалось окровавленное лицо Степана. И лицо Вадима тоже. Вкусно пахло жареной курицей, яблоко было сочным и немного терпким. Жизнь налаживалась. Как всегда.

[1] Поклонницы

[2] Waiting for the Sun (The Doors)

[3] Несчастливая девушка (The Doors)