Посёлок Лесенки, июль 2017 года
Боря поколдовал над бывшим телефоном и вернул его Марине со словами:
— Ты теперь тоже рыбка в мировой сети. Пользуйся моей добротой.
Не рыбка — муха в паутине, подумала Марина, разглядывая смартфон, даже паук по ее душу имеется. И неожиданно для самой себя провела вечер, с головой погрузившись в новейшие развлечения интернета. Древний ноутбук, купленный еще в Швеции, с выбитыми клавишами и рябым дисплеем, жадно пожирал мегабайты обновления через мобильный вай-фай. Старый почтовый ящик, про который она напрочь забыла, за столько лет был катастрофически заспамлен — телефон надоедливо звякал, сообщая об очередном загруженном письме, пока Марина не отключила уведомления. Она с некоторым трудом освоила один из популярных мессенджеров и тут же получила от Бори яркую картинку с радостной глупомордой собакой и сообщением:
> эй, подруга, похоже, мы завтра выходные!!!
> почему? — набрала Марина.
> мчс передает штормовое. не улети!
Марина раскрыла балконную дверь, задохнулась от влажного, удушающего порыва. «Южак». Даже бора более предсказуема, чем южный ветер. Море в белых барашках. Отсюда волны кажутся небольшими, но и в Черном, и на Азове капитанами небольших судов южак проклинается больше, чем норд-ост.
Телефон звякнул:
>я подъеду завтра, посмотрю крепления на контейнере.
>что, всё так серьезно?
>береженого бог бережет
Марина сладко зевнула. Выходной, это хорошо. Рука опять потянулась к телефону. Книги, новые книги — вот, по чему она истосковалась. Вся ее цифровая библиотека в ноутбуке пропала весной, когда пришлось менять жесткий диск. Боря говорил, есть специальные приложения для чтения. Но сначала…
— Мама?
— Мариночка! Родная! Ну, наконец-то! Куда ты пропала? Я изволновалась вся! А звонить боюсь, вдруг оторву от работы. Как ты, доченька?
— У меня все хорошо.
— Где ты сейчас?
— На море.
— Решили отдохнуть все-таки? Молодцы! Как погода? Купаетесь?
— Сейчас нет. Ветрено. Послушай, — Марина открыла дверь на балкон и встала в проеме, развернув мобильный к морю. — Слышишь?
— Ой, Мариночка! Так слышно хорошо! Море шумит!
— У меня новый телефон. Я даже смогу, наверно, позвонить тебе по видеосвязи… не знаю… интернет здесь плохой…
— Доченька, позвони обязательно. Никитку увидишь. Так вырос, такой молодец! Первое место на соревнованиях по боксу. А в школе теперь как хорошо учится! Все говорят, с такой мамой отличником станет!
Мамуля, подумала Марина, мамочка, пожалуйста.
— Марина, а вы как с Мишей?
— У нас все по-прежнему.
— И что он? Никак? Так нельзя, доченька. Четыре года вместе! Я на ю-тьюбе ваше видео смотрела. Только оно старое уже, тебя там плохо видно. А Мишу совсем не видно, одно плечо с гитарой, песня какая-то… слишком агрессивная. Может, пора уже остепениться, родная? Ну ты подумай, сколько можно? Вся жизнь так и пройдёт, по гастролям?
— Мама!
— Молчу! Ты хоть фотографию его пришли, нормальную. Почти зять, а я не видела никогда.
— Обязательно. Всё, прости. Я денег вышлю. У меня теперь приложение есть, специальное. На карту твою переведу.
— Мариночка, не надо! Гошик хорошо зарабатывает, нам всего хватает. Купи лучше что-нибудь себе. Отложи. Вам с Мишей понадобятся.
— Мам, я пришлю. Это Никите на день рождения. Купите ему… не знаю… скутер.
— Он новый планшет просит. Ну… хорошо. Скажу ему, от сестрички.
После разговора Марина попыталась читать, но не смогла сосредоточиться. Майк посмеялся бы, если б услышал Ольгу Сергеевну, свою несостоявшуюся тёщу. Где он сейчас? А бог его знает. Колесит где-нибудь со своей группой, мечтая, чтобы «Большие надежды» заметили в мире большого шоу-бизнеса. В отличие от Миши, Марина мечтала только о том, чтобы её подольше не замечали. Но это ей поступали заманчивые предложения, это её несколько раз пытались переманить в другие, более успешные группы. Во время очередных гастролей по дешевым приморским клубам, год назад, она просто бросила «Большие Надежды» и осела на побережье, незаметно для себя самой подбираясь все ближе к Мергелевску. У неё были серьёзные причины так поступить.
Утром по пляжу носило мусор. Море гудело, палатки трещали. Вазген приехал с сыновьями, свернул торговлю, закрыл контейнеры. Пляжники разбежались. Марина прогулялась до Лесенок, купила клубнику, половину жареной курицы и финики — всё то, о чем ненавязчиво мечталось в последние дни, когда похолодало и мысли о еде стали приходить чаще. По дороге домой она увидела Борю. Тот восседал в шезлонге на самом ветру, в темных очках и бейсболке, натянутой на самый нос и смотрел на волны. Вид у массажиста был загадочный.
Марина хотела пройти мимо, но Борис повернул к ней голову, поднял вверх указательный палец и кашлянул. Она подошла, он приподнял очки. Выглядел Танников скверно: красивое лицо его было припухшим на щеках, веки набрякли и отливали лилово-красным.
— Что, плохой день? — поинтересовалась Марина.
— Я бухал, — сухо сообщил Боря, надевая очки и отворачиваясь. — Почти всю ночь.
— Один?
Борис неодобрительно поджал губы:
— Вот зачем ты сейчас так, а? У меня есть, с кем от стресса прокапаться. Сядь, — приятель указал на стопку пластиковых лежаков.
Марина с тоской посмотрела в сторону профилактория, но села, пристроив на песке пакеты с покупками. Боря ее забавлял. А она, похоже, забавляла его. Но не больше. Массажист сунул руку в ее пакет, достал бутылку минералки и с наслаждением забулькал. В ответ на жалостливый взгляд Марины буркнул:
— У меня осмотический дисбаланс.
— Эт чё, сушняк? Говори по-человечески.
— Я и говорю. Не всем же зэ о жэ? В пять утра в штормовое купаться. Ты часом не чокнулась, подруга?
— Чокнусь я, если хоть один день не поплаваю. Только так и выживаю, — сказала Марина, устраиваясь на лежаке и постепенно проникаясь атмосферой предураганного моря. — Так ты тут неподалеку, что ли, заливался?
— В Лесенках, в «Ступеньках», знаешь такую забегаловку? Уютный подвальчик с невзрачной вывеской. Очень популярное местечко среди любителей живой музыки и хорошего пива. Мне друг показал, иначе я бы не нашел. Вчера здорово посидели. Пришлось в кабинете досыпать. Пошёл на рассвете отлить, а там ты. В смысле, не там, а в море.
— Ко мне дельфины подплывали, двое, — сказала Марина. — Страшно. Издалека они милые, а вблизи такие махины. Захотят поиграть, а плаваю я средненько.
— Не скромничай.
Марина дёрнула плечом:
— Есть много подтвержденных случаев, когда дельфины толкали утопающих к берегу, но о тех, кого они толкали от берега, статистика, само собой, умалчивает.
— Ты — убийца романтизма.
— Я такая.
— И чего так?
— Жизнь, — Марина потянула из пакета вторую бутылку, борясь с непослушной прядью волос, выбившейся из-под полотняной шляпы и липнущей ко лбу.
— А я романтик до мозга костей, — Боря с хрустом потянулся.
— Медузы твои ценят?
— Ещё как! Дай!
— Эй, я вообще-то из неё уже отпила!
— Моя микрофлора твою сожрет и не подавится, — Борис быстро приговорил отобранную у Марины вторую бутылку. — Эх, пива бы. И глюкозки капель двести внутривенно.
— Иди спать.
— Не могу. У меня встреча с дамой.
— В таком виде?
— Да это только к лучшему. У нас с моей нынешней медузкой не все гладко. Она поверит, если скажу, что переживал грядущий разрыв и плакал всю ночь?
— И ароматизировался перегаром?
— Ладно, пил от горя и плакал всю ночь от чувств-с. В кабаке. Под грустный анплаг. Как там группа называлась? «Большие Надежды», — Боря прочитал название на помятом флаере, вынутом из кармана. — Подходящее название. У меня на наше с Валюшей расставание большие надежды, если фатум не вмешается… Солистка у них хорошенькая. А так — фигня полная.
Марина взяла из рук массажиста флаер, рассмотрела романтично-серьезные лица рок музыкантов и протянула рекламку приятелю.
— Оставь, — сказал тот. — Они здесь еще недели две торчать будут. Сходи, пива выпей, проветрись. Хотя о чем это я? Тридцать метров в секунду, сиди дома.
— Глобальное потепление, — вставила Марина.
— Глобальное охренение, — согласился Боря. — Ладно, пойду.
Марина доплелась до профилактория, поднялась к себе на третий этаж под неодобрительные взгляды стилизованных мозаичных фигур с пошарпанных кафельных простенков. Таджики тоже бездельничали, носились по коридорам с кастрюлями, приветливо здороваясь, — начальство с удовольствием выгнало бы их на работу и в ураган, но боялось проверок, которые участились на подходящей к концу стройке. Поговаривали, что ветшающий профилакторий скоро расселят и пустят под снос. Пора искать себе другую работу, подумала Марина, желательно подальше от Мергелевска.
День пролетел незаметно, как это часто бывает с щедро отмеренным на безделье временем. К вечеру непогода совсем разгулялась. Казалось, ветер вот-вот выдавит стекла из старых рам. Марина побродила по комнате под вой урагана, поужинала курицей, устроилась в кровати с телефоном, бездумно полистала веб-страницы и незаметно заснула.
В начале девятого в дверь глухо постучали. Марина сонно потопала в прихожую, костеря про себя неугомонных гастарбайтеров, отперла и отлетела к стене коридорчика под весом рухнувшего на неё тела. Безвольные руки повисли у неё на плечах, с них капала кровь.
— Боря?! Какого?! — просипела Марина, с трудом удерживая сползающего на пол массажиста.
Тот оторвал от ее плеча заплывшее багровое лицо и коряво проговорил разбитым в мясо губами, пытаясь криво улыбнуться:
— Фатум… вмешался… всё-таки.
— Ты в аварию попал?!
— Не-а, — весело отозвался Борис и закашлялся.
— Тебя избили?!
— А похоже, что… я упал?
— Твою ж…!
Боря что-то прохрипел. Дорогая его футболка была порвана и залита кровью у ворота. Кажется, он начал отключаться. У Марины подгибались колени. Она собрала в кулак всё самообладание, ударом ноги захлопнула раскрытую настежь дверь и, стиснув зубы, оторвалась от стены.
Мергелевск, ЮМУ, сентябрь 2006 года
В начале августа Марина с волнением и радостью увидела свою фамилию в списке зачисленных в ЮМУ абитуриентов, а конец лета провела в состоянии эйфорического счастья, которое не испортила даже необходимость работать. До самого сентября она была девочкой на побегушках в магазине «Всё для ремонта» и знала теперь всю палитру колеров для водных и акриловых красок, ассортимент дверных ручек и пластиковых плинтусов. Зато заработала денег на новую одежду — не ходить же в том, в чем школу заканчивала, всё-таки начинается новая, студенческая жизнь, насыщенная событиями (хоть бы, хоть бы!) и почти самостоятельная. Почти, потому что от ЮМУ, Южного Медиа Университета, до Мергелевска, где мама снимала крошечную однокомнатную квартирку, было сорок минут на маршрутке или час с небольшим на электричке. Предполагалось, что Марина будет утром ездить в университет, а вечером обратно, как делали многие студенты и преподаватели, потому что мама слышать не хотела ни о какой общаге, средоточии разврата и неотвратимой умственной деградации.
В день общего сбора, по пути в универ, Марина ещё раз попыталась уговорить маму позволить ей подать заявление на предоставление общежития. Безрезультатно. Стоя в очереди в деканат факультета, Марина с завистью поглядывала в окно на здания студенческого городка. Не видать ей весёлых вечеров с новыми друзьями, жареной на общей кухне картошечки, «дошираков», попоек и прочих запретных удовольствий. После последней пары мама будет ждать Марину дома со скучным, свежеприготовленным, питательным ужином и громким ежедневным отчетом по телефону глуховатой бабушке. С другой стороны, чего жаловаться? Из её класса повезло нескольким счастливцам, пробившимся в Москву и Питер, да ей, Марине, уехавшей на юг и поступившей на «бюджет» в университет, в котором даже чихнуть и сморкнуться стоит немалых денег. Остальные одноклассники удовлетворились местными вузовскими филиалами и колледжами. А Ольга Сергеевна, бросив работу и поручив престарелую маму заботам тёти Веры, отправилась в Мергелевск вместе с дочерью. Мама у Марины была решительной и верила, что Господь Бог одобряет каждый её шаг. Поэтому, возможно, в жизни её все спорилось и складывалось, не так, так эдак, и её, Марины, рождение в свое время тоже попало под категорию «что ни делается, всё к лучшему».
В Мергелевске Ольга Сергеевна довольно быстро собрала клиентуру, не стесняясь заходить в офисы, раздавать визитки и фото с примерами работ, размещать объявления в местной газете и предоставлять невиданные скидки новым клиенткам. Целый день она моталась по городу с чемоданчиком, перекусывая на бегу и работая даже по ночам, если были желающие. Работа мамы была для Марины неиссякаемым источником чувства вины. Она пыталась убедить Ольгу Сергеевну, что той будет гораздо удобнее трудиться на дому, в их съёмной квартире, если Марина поселится в общежитии.
— Мариночка, — вздыхала мама. — Я здесь словно на свет божий заново родилась, а ты меня хочешь опять в четырех стенах запереть? Я хоть людей вижу, город узнаю. У меня после работы в горле комок, вся эта пыль от коррекции, хоть в маске, хоть без, а так я там прошлась, тут пробежалась, воздухом морским подышала… Город не такой большой, не мегаполис, где-то на маршрутке, в центре — на трамвае.
— Отговорки, — ворчала Марина. — Дома ты могла быть отдыхать между наращиванием. Видно же, что устаёшь. Губы синие, похудела, круги под глазами. Где тебе высыпаться? В трамвае?
Ольга Сергеевна сердито махала на дочь рукой, продолжая обзванивать клиенток и редактировать расписание в маленьком сереньком блокнотике. Она не любила опаздывать и очень заботилась о своей репутации исполнительного и точного мастера. По сравнению с крошечным Гоголево, Мергелевск был избалованным городом. Клиентки постоянно требовали новинок и ревностно следили за последними веяниями ногтевой моды. Чтобы выдержать конкуренцию, Ольга Сергеевна записалась на очередные, очень продвинутые курсы нэйл-дизайна. Это был последний компромисс, на который она пошла по требованию дочери. Из-за дорогих курсов, по её мнению, Марине пришлось целый месяц батрачить по жаре в помещении без кондиционера, рядом с вредной строительной химией.
Марина дождалась своей очереди и вошла в приемную деканата. Секретарь прочитала фамилию на титульном листе папки, но, вместо того, чтобы отксерить документы и вбить данные новой студентки в компьютер, почему-то пожевала губами и спросила:
— Портфолио у нас оставляли?
Марина испуганно кивнула. В голову тут же полезли страшные мысли. В портфолио были олимпиадные листы и грамоты с разных вокальных конкурсов. Что-то не так? Нужно было что-нибудь ещё туда положить?
Секретарь уже куда-то звонила:
— Тамара Даниловна, вы спрашивали… Михеева… Марина … Да, поняла, отправляю.
— Вот, — секретарь написала несколько цифр на листочке, — номер кабинета. Там сейчас Тамара Даниловна. Она хочет с тобой поговорить. Подойдёшь туда.
— Хорошо, — пролепетала Марина и на негнущихся ногах вышла из приёмной.
Ольга Сергеевна, выслушав бессвязные объяснения дочери, попыталась войти в деканат, но туда как раз хлынула толпа студентов. Тогда она решительно взяла дочь за руку и двинулась по коридору, читая номера кабинетов и негромко ворча:
— Может, какую-то справку забыли? Ты же зачислена? Зачислена, приказ был. Не паникуй раньше времени.
Кабинет был в другом крыле университета. Здесь располагался относительно новый коммерческий факультет продюсирования и рекламы. Ольга Сергеевна ахала и восхищалась, оглядываясь по сторонам. Но Марина не замечала ни сверкающего ремонтом здания, ни удобных диванчиков в коридорах, ни уютных ниш с растениями в кадках и настенными телевизорами. Она шла, кусая губы и сдерживая слёзы. Почему у неё всегда всё не так, как у других? Все остальные первокурсники сейчас спокойно отправятся на ознакомительную лекцию, одну её зачем-то послали невесть куда.
Под нужным номером оказался деканат ФПР. Ольга Сергеевна пожала плечами и постучалась. Вежливая секретарша тут же пригласила их в кабинет Тамары Даниловны. Увидев приветливое лицо декана, Марина сразу успокоилась. Тамара Даниловна достала из ящика стола папку с портфолио, пролистала несколько файлов, потом положила на папку руку и с улыбкой обратилась к вошедшим:.
— Понимаете, у нас, в ЮМУ, очень высокая творческая активность: конкурсы студенческой песни, фестивали, благотворительные концерты. Вы, должно быть, знаете: мы на Московском КВНе в прошлом году в полуфинал вышли. Между факультетами конкуренция тоже очень велика. Мы, ФПР, с момента создания факультета ни на одном музыкальном конкурсе не проигрывали, ни разу. Это было бы позором. Продюсеров и рекламщиков выпускаем, а каким-нибудь филологам уступить? У нас три музыкальных коллектива: народной песни, популярной музыки и рока. Факультет хорошо финансово обеспечен, таких спонсоров имеем! Общежитие у нас прекрасное, после ремонта! Во времена советского педвуза, на базе которого был создан ЮМУ, в нем жили иностранные студенты — сами понимаете, отдельные комнаты, в каждой душ, туалет. Библиотека у нас какая! С интернетом! Столовая отдельная, спонсоры оплачивают обеды стипендиатам, питание очень хорошее, — декан многозначительно покивала Ольге Сергеевне, — вы же понимаете, если ребенок сыт, и беспокойства меньше…
Марина, раскрыв рот, переводила взгляд с лица мамы на лицо Тамары Даниловны. Деканша, оформленная в стандартном административном стиле, была молодящейся дамой под пятьдесят: крашеные в блонд, начесанные в пух волосы, яркая помада, строгий костюм с треском на бюсте. Она смотрела на них с надеждой, но Марина всё ещё не понимала, чего от неё хотят. Зато Ольга Сергеевна всё поняла и сидела, строго поджав губы. Но глаза ее блестели знакомым азартным блеском. Обычно с таким блеском в глазах мама торговалась с рыночными торговцами или выбивала скидки на рекламу своих услуг. Ольга Сергеевна мягко перебила Тамару Даниловну:
— Мы всё понимаем. Таких талантливых детей, как моя Мариночка, очень мало. Она тоже с десяти лет ни одного вокального конкурса не проигрывала, — Марина потянула маму за рукав, но та недовольно на неё зыркнула. — Там, в портфолио, всё есть. Но дело в том, что Мариночка уже зачислена на Управление Персоналом.
Деканша снисходительно улыбнулась:
— Это не проблема. ФУП идёт навстречу, задним числом оформим приказ. Занятия ещё не начались. Вместо недостающих экзаменов организуем собеседование, но это, опять же, формальность. Могут возникнуть проблемы с английским языком, у нас есть предметы, преподавание которых ведётся специалистами из США и Великобритании. Но раз девочка у вас талантливая, с такими высокими баллами по предметам, то догонит и перегонит.
Марина заволновалась и снова вцепилась в мамин рукав. Ольга Сергеевна с притворным сожалением вздохнула:
— Нам ваш факультет финансово не потянуть. Мы ж потому и на бюджет…
Тамара Даниловна радостно замахала руками:
— Если ЭТО ваша главная проблема, то это не проблема. У факультета есть спонсорский фонд, для одарённой молодежи. Оплатим всё обучение! Некоторые дополнительные услуги можно провести через профсоюз. Не волнуйтесь! Главное — соглашайтесь! Потом жалеть будете! Управление Персоналом и ФПР… пфеее…ну не сравнивайте даже! Я же вас у ФУПа зубами выгрызла! Отбила с таким боем! Не подведите!
— А кем она сможет работать по окончании?
— Выбор огромный! Кино, радио и телеиндустрия, рекламные агентства, Пи Ар, и это только в общих чертах. Возьмите брошюру.
Ольга Сергеевна полистала яркую рекламку и обратилась к Марине:
— Ну что, солнышко, что ты решишь? Подумай, не спеши.
— Я согласна! — выпалила Марина. — А в общежитии можно поселиться?
— Конечно, — с заметным облегчением кивнула Тамара Даниловна.
— Марина, — строго одернула дочь Ольга Сергеевна. — Мы же договорились: никаких общежитий! Будешь ездить домой.
— Ох, подумайте хорошенько, — декан неожиданно поддержала Марину. — На маршрутках — вечером пробки, утром пробки, зимой гололед и поломки. Электричка — два, три часа в сутки, отобранные у сна и отдыха, летом — жара, зимой — холод. Да и недешево это, а проездные для студентов не предусмотрены. Общежитие у нас хорошее, тёплое. В этом году выделили деньги на стиральные машины в цокольном этаже. Торговый центр скоро откроется в посёлке, базарчик есть у трассы. У нас многие студенты даже на выходные остаются, самостоятельность тоже нужно воспитывать.
Ольга Сергеевна, растерявшись от вескости доводов, молчала.
— А вы сходите, посмотрите условия, — предложила декан. — Скажете коменданту, что от меня. Если понравится, возвращайтесь писать заявление. Очень на это надеюсь.
В общежитии Марина с мамой прошлись по этажам, заглянули в несколько комнат. Марина чувствовала себя странно. То, что она приняла за насмешку судьбы, оказалось на деле невиданной удачей. ФПР был престижным факультетом. Первый его выпуск (четыре года назад) почти в полном составе был известен по именам в индустрии кино, музыки и рекламы. На День Открытых Дверей даже сам Мамонтов из Москвы приезжал, общался с абитуриентами.
— Неплохо, — признала Ольга Сергеевна. — Я в твои годы, студенткой технологического, о таком и не мечтала, комнату с тремя девчонками делила. И ничего, нормально жили. Готовили вместе, весело было.
— Зачем ты сказала, что я все конкурсы выигрывала? — вспомнив, возмутилась Марина. — Я два раза даже в полуфинал не вышла!
— А что она расхвасталась? Мы тоже не лаптем деланы. Ты себя не недооценивай. Ты у меня могла бы в консерваторию поступить! Сама же решила на юг ехать, к морю…. Нет, солнышко, Бог нас любит! Велел тебе петь, вот и будешь петь! И по профессии можно по музыкальному направлению пойти… Двери здесь хлипковаты.
— Значит, ты согласна? Разрешаешь?
Ольга Сергеевна остановилась у окна, потерла пальцем разводы на стекле. Поднеся руку к горлу и громко сглотнув, сдавленно произнесла:
— Боязно мне что-то. Как ты здесь, одна? Самой за покупками, самой готовить.
— Ты же жила самостоятельно в мои годы.
— Эх, ты мои годы и ЭТИ годы не сравнивай! Знаю я, что сейчас за общаги. Одно только успокаивает: комната отдельная — заперлась и сиди. Слышишь, вечерами сиди, никому не открывай! И днём тоже! Каждые выходные — домой! С девочками дружить — только хорошими! С мальчиками, если не хулиганы, учатся хорошо и не пристают! Каждый вечер — звони! Мне звони! Бабушке звони! Рюкзак тебе нужно купить хороший для продуктов, мало ли что у них тут за рынок. Я готовить буду на два дня. Мясо сама не покупай! Холодильник! Как здесь с холодильниками?! Не спросили!
— Мама! — взмолилась Марина. — Всё будет хорошо. Не накручивай себя заранее. Не нужен мне холодильник! Сама же слышала, стипендиатам талоны дают на обеды в столовой. И комендантша подтвердила. А столовая совсем рядом, у главного входа в корпус.
Ольга Сергеевна смахнула с ресниц слезу и строго сказала:
— Посмотрим еще, что там за обеды. Всё, пошли заявление писать.
Прекрасная, замечательная комната досталась Марине. С приятными, свежими обоями, еще не отмеченными сыростью и прикосновением грязных рук, крошечной кухонькой за перегородкой с узенькой душевой кабинкой и совсем миниатюрным туалетом. Из мебели имелось только кухонное, встроенное, да косоватый платяной шкаф. Старшекурсники-практиканты под чутким руководством молодой и симпатичной комендатши приволокли матрас, подушку, маленькую тумбочку и стол, то ли обеденный, то ли рабочий. Все, впрочем, было новое, с наклейками мебельной фабрики, и в блоке на некоторое время поселился приятный древесно-лаковый запах. До кровати дело так и не дошло. Комендантша обещала, просила зайти и напомнить, но каждый раз ее кабинет был занят другими студентами, и Марина просто бросила матрас в угол, нарядив подушку в красивую наволочку и застелив импровизированную постель ярким пушистым пледом. Мама привезла полочку для книг, и те же мрачные старшекурсники помогли повесить ее над столом, который все-таки оказался единственным, а значит, — письменным. На полочке выстроились учебники, тумбочку украсили полотняные коробочки из Икеи с косметикой и разной мелочовкой. Лампа с уютным желтоватым светом, подушечки, бязевые занавески, несколько литографий на стене — девочка с одуванчиком и ползущая по яблоку улитка — и безликое жилище на четвертом этаже под номером четыре-одиннадцать, стало домом, местом, куда приходят, чтобы быть счастливыми. Через несколько дней после заселения практиканты притащили в комнату странную невысокую конструкцию из досок, шириной примерно в метр, придвинули ее к окну и прикрутили к полу шурупами, объяснив Марине, что «раньше так и было». Конструкция действительно аккуратно встала на старые полосы и вмятины. На ней были ровные круги и разводы, словно от воды, и Марина предположила, что кто-то из прежних жильцов соорудил ее как подставку под цветочные горшки. Поразмыслив, она сделала перестановку, и цветочный «подиум» стал ее кроватью. Засыпая, она видела огни на горах и кораблях вдалеке.
Первые дни, вернувшись из универа, Марина несколько раз обходила свое личное двадцатиметровое пространство, с трудом веря в выпавшее на её долю счастье. Она обедала в студенческой столовой, где борщи, сероватые диетические котлеты и вечная перловка вполне её устраивали. А вечерами, сбегав в магазин, готовила салат, а иногда тратилась на йогурт или фруктовое пироженое. Хранить продукты в блоке было негде, и хотя мама грозилась накопить денег и купить маленький холодильник, Марины ее отговаривала. Она и так была всем довольна. Месяц пролетел в сплошных удовольствиях. Но настоящая учеба, после вступительных лекций и семинаров, началась не так радужно, как ожидалось, причем неприятности вылезли, откуда их не ждали.
В третьей группе, куда попала Марина, к её удивлению и облегчению, ребята подобрались вполне обычные, было даже несколько стипендиатов, таких же, как она. На первой паре по истории Марина познакомилась и подружилась с соседкой по парте, аккуратной стобалльницей Леночкой, постоянно краснеющей и всего опасающейся. Завелся в группе и свой «ботан», очкарик Сергей, к которому тут же прилипла кличка Серёжик. Серёжик быстро выделил Марину как «своего человека», и каждую перемену развлекал ее разговорами на умные темы, странно двигая глазами под толстыми очками и брызгая слюной. Марина вежливо слушала, ей было интересно. Постепенно знакомясь с одногруппниками, она наполнялась уверенностью в своих силах. Преподаватели, большинство, насколько можно было судить по редким парам и многочисленным лекциям, тоже подобрались хорошие. На факультете говорили, что Тамара Даниловна переманила к себе лучшие кадры со всего ВУЗа.
Марину хвалили. Вот только большинство студентов в группе, в отличие от нее, было выпускниками престижных школ, учениками лучших репетиторов, и даже те, кто полностью оплачивал свое обучение, не смогли бы попасть на престижный ФПР без серьезного отбора. Впервые Марина почувствовала разницу в предвузовской подготовке на «Введении в мировую экономику», которую читала пожилая англичанка, не делающая никаких поблажек русскоязычной аудитории в плане темпа речи и произношения. И Леночка, и очкастый Серёжик, и чудаковатые друзья-не-разлей-вода Виталик и Слава (с первых же дней откровенно и запланированно филонящие), и остальные одногруппники, как и весь первый курс ФПР, слушали преподавательницу без особого напряжения, конспектируя лекцию. Лишь иногда по аудитории шел шепоток, и англичанка, уловив непонимание на лицах студентов, охотно объясняла отдельные термины, от чего Марине было ни холодно, ни жарко, поскольку объяснения были на том же быстром и сложном английском. Закусив губу, она кое-как исписала одну страничку тетрадки, и то как можно более непонятным почерком, чтобы соседка по столу не заподозрила, чтобы она ничего не понимает. Одолеть ей удалось лишь схемы, и то благодаря тому, что они проецировались на доску.
Выйдя из лекционного зала, Марина сползла по стене, почти сев на пол, и отстраненно уставилась в противоположную стену. На коленях сминалась тетрадка с конспектом. Восемь лекций, а потом восемь семинаров, по одному на каждую тему. Все, ей конец! Можно, конечно, переписать конспекты у одногруппников, несколько человек даже носит на лекции диктофоны и ноутбуки, но смысл? Она вообще только отдельные слова понимает. Окончательно добило Марину то, что кто-то из однокурсников, выходя из лекционного зала, похвалил преподавательницу за простоту изложения. Простоту?
Студенты расходились на большую перемену. Коридоры возле лекционных залов опустели. И только Марина сидела у стены, оплакивая свою жалкую судьбу. Никто не виноват, только она сама. Поверила в сказку, приняла иллюзию за реальность. Кого пыталась обмануть? Нужно позвонить маме. Пусть она приедет. Они вместе пойдут к Тамаре Даниловне, будут каяться и умолять вернуть все, как было. А с другой стороны, какое Марина имеет право волновать маму? Она сама принимала решение. Ей самой все и исправлять.
— Алло, гараж! Альбионша ушла уже?
— А?
Марина вздрогнула. Перед ней стояла девушка с яркими зелеными глазами, длинными темными волосами, в коротенькой юбочке и блузке на тонких бретельках. На блузку был пришпилен бейджик с аббревиатурой факультета и номером курса, цифрой четыре. В руках четверокурсница держала стопку разноцветных папок.
— Тьюторша здесь еще? — нетерпеливо спросила девушка
— Кто?
Девушка цокнула и немного наклонилась, вглядываясь в бейджик Марины.:
— Первый курс? А, тогда понятно. Мисс Бергер еще здесь?
— Нет, — пробормотала Марина, вставая. — Все уже ушли.
— Бли-и-ин! — девушка подергала дверь аудитории и с досадой покачала в руке стопку папок. — Меня убьют теперь. У нее расписание какое-то странное. Придется по всем этажам мотаться.
— Она, кажется, в кафетерий пошла, — робко предположила Марина. — Вроде говорила, что пойдет.
Несколько слов про чашку кофе были единственными, что она с трудом поняла из речи преподавательницы.
— Да? — приободрилась четверокурсница. — Я как раз туда собиралась. А ты чего здесь? Плакала, что ли?
— Я? Нет! — Марина потерла глаза и обнаружила, что ресницы мокрые.
— Да видно же! Че, обижают? У-у-у… Первый курс, терпи!
— Никто меня не обижает, — предательски обиженно проговорила Марина. — Я не поэтому…
— Блин, волосы какие у тебя классные, — девушка без всякого стеснения взяла в руку прядь Марининых волос и покрутила ее между пальцами с длинными алыми ноготками. — Как отрастила?
— Не знаю, само как-то, — польщенно пробормотала Марина.
— Красишь?
— Нет.
— Химия?
— А? Нет. Такие… с детства…
— Сами вьются? — девушка завистливо присвистнула. — Везет. Вот бывает же так, что кому-то сразу все, а кому-то ничего. И глаза свои?
— В смысле?
— Цвет? А у меня линзы. Смотри, прикольно да? Некоторые почему-то пугаются. Я вот все думаю покраситься в рыжий. Буду как ведьма. Сексуально, да? Но мне, кажется, не пойдет. Как думаешь, пойдет?
— Не знаю.
— Не, не буду. Я смуглая. Это таким, как ты, идет, белокожим. Ну, так что? Чего ревела?
— Долгая история.
— Пожрать пойдешь? Пошли. Я преподшу поищу, а ты мне расскажешь.
— Я в столовую, у меня талоны.
— В столовой ешь? И жива еще? Поэтому худая такая? Может мне тоже там есть? Похудеть хочу.
— Ты и так… очень стройная.
— Что, правда? А так? — девушка повернулась боком. — Задница нормальная, не телевизор?
— Ну… нормальная. Красивая.
— Уф! Первые приятные слова за сегодняшний день! Кстати, меня Надя зовут. Надя Колесова. А тебя?
— Я Марина… Михеева…
— Так, Марина Михеева, сейчас выкидываешь свои талоны и идешь со мной в кафетерий. Если Бергерша там, я тебя… горячим бутербродом угощу, со всем, что захочешь. И чай. Или кофе. Кофе будешь? Латте? Капучино?
— Я…
— Я пью по-венски, в нем калорий меньше.
Марина сама не поняла как, но через несколько минут уже шла по коридору, болтая с Надей о достоинствах разных видов кофе. В кафетерии было людно. Надя с радостным воплем выхватила взглядом сутуловатую спину мисс Бергер. Пообщавшись с преподавательницей, избавившись от папок, с облегчением на лице, она устремилась к стойке и потребовала у Марины выбрать начинку для сэндвича:
— Ветчина? Грибы? Соленый огурчик? Перчик, перчик острый возьми!
Немного растерявшись, Марина согласилась попробовать все, что предложила её новая знакомая. От запахов забурчало в животе. Нагрузив подносы, девушки направились к стеклянной стене кафетерия. Но стоило им подойти ближе, к вожделенному столику с видом на парк и мягкими креслами подскочила компания ребят. Четверо студентов с хохотом и кривлянием попадали в кресла. Одного кресла им не хватило, и высокий красивый парень с длинными светлыми волосами, собранными в хвостик, с грохотом потащил к нему тяжелый стул от стойки. Другой парень, растрепанный черноволосый, откинувшись в кресле и ухмыляясь, глумливо салютовал Наде средним пальцем.
Надя остановилась и с досадой топнула ногой.
— Блин! А-а-а-а… День так хорошо начался, слишком хорошо! Так и знала!
— Чего ты? — удивилась Марина. — Давай сюда сядем. Здесь тоже красиво.
— Да я не из-за столика! — сказала Надя, разворачиваясь и унося поднос в глубину зала. — Видела квартет? Муратов с компанией! Практика еще в августе закончилась, а они только сейчас явились! И конечно, справки предъявят! Ва-а-а! Как меня это бесит! Я три недели, как дура, за них рапортовала! И кто меня надоумил в старосты пойти?! А пожалуюсь в деканате, Муратов меня задолбит! Я тебе вот что скажу: запомни эти лица и держись от них подальше.
— Хулиганы? — спросила Марина, вспомнив заветы мамы.
— Не то слово, — Надя выбрала место и села, кивнув светловолосой девушке за соседним столиком. — Дана, привет… Первокурсниц едят, пятикурсницами закусывают.
— Да? — удивилась Марина, вытягивая шею и всматриваясь в «хулиганский квартет».
— Ладно, проехали, много чести дебилам. Рассказывай, что у тебя стряслось. Нет, сначала пожуй. Давай, я тебе еще половинку своего бутера отломаю, мне и так много! Блин, просила же без соуса!
Марине понравился и ее сэндвич, хрустящий, с полосками расплавленного сыра, и кусочек Надиного бутерброда, с острым соусом и каперсами. Она украдкой почитала чек, прилипший к картонному стаканчику с латте, и немного расстроилась. Дорого. Придётся оставаться стройняшкой на столовском меню.
Попивая вкусный кофе, чувствуя, как сыто оттопырился под футболкой живот, Марина рассказала Наде о своем лингвистическом провале. Колесова призадумалась. Марина ожидала, что Надя скажет что-нибудь утешительное, но та только молчала, покусывая губы.
— Знаешь, это только начало, — наконец произнесла Колесова. — Дальше будет хуже. На третьем курсе режиссуру преподают американцы. Есть курс истории кинематографа. Там тоже иностранцы. Да и мисс Бергер спуску не даст, она леди железная.
— Буду переводиться, — обреченно вздохнула Марина.
— Не вздумай. Что-нибудь сообразим, — Надя машинально взяла с тарелки кусочек каперса и отправила его в рот. — Есть одна идея. Может, и хорошо, что Муратовская компания вернулась. Один из них, по крайней мере, в учебе относительно адекватный. И он у меня в долгу.
— Кто?
— Вадим. Вечером с ним поговорю. Мне все равно у него отчет по практике забрать надо. Ты, кстати, в каком блоке живешь?
— В четыреста одиннадцатом.
— Супер! Я в четыреста двадцатом. Почти соседи. Значит, так. С экономикой поможет Вадим. Он долбанутый перфекционист: хранит лекции за все курсы, всё набирает и распечатывает. «Введение в экономику» у него точно есть. Переведешь и вызубришь. А потом… нет, лучше прямо сегодня начинай зубрить английский, иначе здесь не выживешь. На репетитора деньги есть? Тогда придется долбиться самостоятельно. Сейчас в интернете куча всяких сайтов и подкастов. Можешь взять мою карточку, по ней работать в сети в библиотеке, у меня там сто часов оплачено. Я тоже помогу, чем смогу.
— Вау! Спасибо!
— Подожди меня благодарить. Поверь мне, скоро взвоешь. Сама знаю, в десятом классе язык запустила, потом так пахала! Забыла, что такое отдых и развлечения! Ничего, зато на первом курсе за все оттянулась! Сок будешь?
Марина и Надя еще немного поболтали за стаканом сока, и Марина не скрывала, как рада была завести такое знакомство. Их разговор прервало появление того самого черноволосого и черноглазого парня, что так едко ухмылялся Наде за столиком. Парень подошел и резко наклонился над Колесовой со спины, почти коснувшись ее шеи губами и дурашливо заглядывая в складки блузки. Марина растерялась и не успела предупредить новую знакомую — слишком стремительно приблизился лохматый хулиган.
— Ва! — взвизгнула Надя, прижимая руки к груди. — Муратов! Охренел?! Я так заикой останусь!
Парень поднес к Надиному лицу ладонь, раскрыл ее и чем-то звякнул. С его пальцев свисала флэшка с серебристым брелоком в виде скорпиона.
— Что за прикол?! — рявкнула Надя. — Нормально нельзя было отдать?!
Колесова гневно зашипела, схватила флэшку одной рукой и оттолкнула голову парня другой. Муратов не смутился, тряхнул волосами, мельком глянул на Марину и, так и не произнося ни слова, отвернулся и двинулся прочь.
— Господи! — воскликнула Марина. — Какой страшный!
Наверное, воскликнула слишком громко, потому что Муратов резко остановился, обернулся и посмотрел прямо не нее долгим взглядом из-под тяжелых век. Марина первой опустила глаза. Когда она подняла взгляд, Муратов уже был далеко. Он шел к столику, сунув руки в карманы джинсов, а она несколько раз глубоко вздохнула, пытаясь выровнять дыхание.
— Да, жуткий тип, — согласилась Надя, рассматривая необычный брелок. — И в чем я перед Богом провинилась? Попала бы в пятую группу, там одни ботаны.