Клубника на десерт

Глава 17

9 мая

От Коула Джареду

Я боюсь, что поступаю неправильно. Наверное, даже жестоко. Я живу во лжи и ненавижу себя за это. Я не мешаю Джонатану верить в то, что наша связь может длиться вечно, хотя точно знаю, что этому не бывать. Но я не собирался вводить его в заблуждение. Просто в Нью-Йорке все было так хорошо, что дома оказалось слишком легко уступить искушению позволить этому «хорошо» продолжаться.

Никогда еще я не сидел на одном месте так долго, и вздорный ребенок внутри меня начинает проявлять беспокойство. Он снова требует, чтобы я уехал – куда-нибудь, куда угодно, – и я знаю по опыту, что вопреки всему не смогу ему отказать. Он всегда держал меня под контролем. Это лишь вопрос времени, когда я в очередной раз пойду у него на поводу.

Я точно знаю, что мой отъезд станет началом конца. Я чувствую это всеми фибрами своего существа. Как и то, что Джонатан не может не подозревать, что что-то не так. Я бы мог объясниться с ним, но зачем, если итог будет одинаков. Он не поймет. Не поверит мне. Мы потратим наши последние дни на ссоры. Он будет клясться, что мы что-нибудь да придумаем. Он пообещает достать с неба луну. Уверен, он даже попытается пойти мне навстречу. Неважно. Все закончится как обычно. Рано или поздно он устанет от моей неугомонности и оставит меня.

И потому я решил молчать. Я решил не лишать нас обоих счастья – пока оно еще возможно. Неужели я поступаю неправильно? Неужели неправильно оставаться до тех пор, пока тот ужасный голос у меня в голове не станет настолько громким, что я не смогу его заглушать? Неужели неправильно позволять ему любить меня?

Не отвечай.

Правда в том, что я не мог поступить иначе. Я слишком сильно его люблю.

***

В среду утром, придя на работу, я нашел на столе записку о том, что Маркус хочет видеть меня и как можно скорее. Теперь, когда я перестал ездить в командировки, у нас не было причин встречаться так часто, как раньше, однако ничего необычного в его просьбе не было, и я, не придав ей большого значения, поднялся к нему в кабинет. Как только я открыл дверь и увидел его лицо, то понял: что-то неладно. Его обычная энергичная веселость сменилась серьезностью, отчего я сразу занервничал.

– Спасибо, что так быстро пришел, Джон. Закрой за собой дверь.

В этой просьбе тоже не было ничего странного, и я призвал себя не волноваться. Закрыл дверь и сел на свое обычное место напротив его стола.

– Что-то случилось? – спросил я.

Он все смотрел не на меня, а на какую-то точку под потолком, и я заставил себя сосчитать до пяти. Потом еще раз. Наконец он сделал глубокий вдох и посмотрел мне в лицо.

– Джон, мы тебя отпускаем.

Стены вокруг зашатались. Мой мир рухнул, и мне пришлось напомнить себе, как дышать. Я словно оказался на одном из тех ярмарочных аттракционов, где под ногами у вас проваливается пол. У меня зашумело в ушах. Появилось тошнотворное чувство головокружения.

– Что?

– Джон, компания борется за выживание. Нам едва-едва удается выходить в плюс. Вывод старших менеджеров из штата отчасти помог, но этого недостаточно.

– Вы говорили мне, что никто не потеряет работу! Вы говорили…

– Я помню свои слова, Джон, – сказал он, – и тогда они были правдой. У меня не было причин подозревать, что все обернется иначе.

– Что произошло?

– Монти пытается сократить расходы. Совет принял решение буквально только что, в понедельник.

– Но почему именно меня?

– Не только тебя. Весь отдел младших менеджеров. Всех десятерых человек.

Он вздохнул и, глядя в стол, потер шею.

– Лично я голосовал против сокращения. Но поскольку это мой департамент, то мне и выпало стать тем самым козлом, которому сегодня придется сказать десяти людям о том, что у них больше нет работы.

Я спрятал лицо в ладонях. Я понимал, правда понимал, что вины Маркуса во всем этом нет. Он никогда не желал мне зла. Но справиться с нарастающей внутри меня яростью я не мог.

– Ты, как старший, Джон, узнал первым. Мы готовы предложить тебе выходное пособие в размере оклада за один месяц…

– Всего за один? Я проработал здесь девять лет!

– Джон, – сказал он твердо, и в его голосе зазвучали резкие нотки. – Прости. Ты должен понимать, что все это исходит не от меня.

Сделав глубокий вдох, я заставил себя ответить:

– Понятно.

Он снова вздохнул.

– Выходное пособие плюс компенсацию за неиспользованные отпуска. – Хоть так. Этого добра у меня было много.

Я встал.

– Насколько я понимаю, сокращение вступает в силу немедленно.

Потирая лоб, Маркус снова опустил глаза в стол.

– Да. Все твои документы уже подписаны, так что загляни сперва в отдел кадров. – Когда я открыл дверь, он снова заговорил. – Джон, у меня впереди еще девять твоих коллег. – Я понял, что так он просит меня помалкивать. Мало кому хотелось бы узнать о своем увольнении из сплетен.

– Да, сэр, – сказал я.

Он вышел из-за стола.

– Мне жаль, Джон, – произнес он, пожимая мне руку. – На самом деле.

– Мне тоже. – Это было все, что я мог сказать.

Я очистил свое рабочее место. Пока я собирался, стараясь сохранить непроницаемое лицо, мои коллеги один за другим возвращались от Маркуса. К тому времени, как сбором вещей занялись пятеро из нас, остальные конечно же догадались, к чему идет дело. Кто-то пришел в уныние. Кто-то разозлился. Один, кажется, даже испытал облегчение. Ну, а я… Я чувствовал, что меня предали.

Около двух я вернулся домой, где никого не было. Я сам не знал, рад я или расстроен тем, что мне не нужно рассказывать Коулу о том, что случилось, прямо сейчас. Я бросил пиджак с галстуком на пол. Скинул ботинки. Лег на диван и уставился в никуда.

Как такое могло произойти? Эта мысль крутилась у меня в голове снова и снова. Как?

Девять лет я угробил на эту компанию. И за все это время ни разу не сказал «нет». Я не ходил в отпуск. Я был образцовым работником. И чем же мне отплатили? Минимальным выходным пособием, рукопожатием и извинением?

Может, зря я тогда согласился на понижение? Да, пришлось бы переехать, зато сейчас я не был бы безработным. Но потом я подумал о последних нескольких месяцах с Коулом и понял, что сделал правильный выбор. Я бы не променял время с ним ни на что другое.

Что возвращало меня к первоначальному вопросу. Я поступил правильно. Так как со мной могло такое произойти? Я прогонял эту мысль в голове снова, снова и снова, но, попеременно впадая то в ярость, то в абсолютное отчаяние, ответа не находил.

Не знаю, сколько времени я так пролежал. Наверное, долго, потому что в какой-то момент я почувствовал, что хочу есть. Чуть ли не умираю от голода. Взгляд на часы сообщил мне, что было почти четыре. Я не знал, что делать. То ли позвонить Коулу, то ли просто напиться в хлам.

Я все еще мучился с выбором, когда он пришел.

Я не видел его, поскольку так и остался лежать на диване, а дверь находилась у меня за спиной. Но я услышал щелчок замка, а потом шаги и шорох бумажных пакетов – он был, видимо, только что из магазина.

– Привет, солнце, – сказал он. – Почему ты вернулся так рано? Ты не заболел? – Я не ответил. Наконец он появился в поле зрения – с выражением тревоги на лице и коричневым бумажным пакетом подмышкой.

Признание далось мне проще, чем я ожидал.

– Я потерял работу.

– О нет! – Бросив пакет с продуктами на журнальный столик, он присел на краешек дивана рядом со мной. – Что случилось?

Я не мог даже взглянуть на него. Видеть сочувствие в его глазах было больно, и я продолжал упорно смотреть в потолок.

– Сокращение. Уволен весь мой отдел.

– Джонни, мне жаль. Очень-очень. – Он взял мою руку в ладони. – Не знаю, что еще сказать, чтобы это не прозвучало банально.

– Ничего.

– Солнце, скажи, что ты хочешь, чтобы я сделал.

– Просто… – Я сам не знал, чего хочу, пока у меня не вырвалось: – Оставь меня одного. Ненадолго.

Наступила гробовая тишина, а потом он сказал:

– Хорошо. Я пойду домой. – Он встал, но я поймал его за руку и, когда он обернулся, наконец-то смог заставить себя посмотреть ему в глаза.

– Нет. Не на столько долго. Просто дай мне пару минут.

– Хорошо. – С озабоченным видом он снова сел, продолжая держать меня за руку. – Я собирался приготовить ужин…

– Было бы здорово.

– Цыпленка с луком-шалот…

– У нас есть вино?

– Зинфандель. (сорт черного винограда, используемый для производства красных вин – прим. пер.)

– Нам понадобится две бутылки.

– Хорошо. – Он наклонился и поцеловал меня. Его губы были мягкими, немного нерешительными и такими сладкими, что в горле у меня образовался ком. Он отстранился, чтобы заглянуть мне в глаза. – Все, что только захочешь, Джонни.

Ужин был фантастическим, но я, кажется, даже не поблагодарил его. Я позволил себе вдрызг напиться и вырубился, пока он убирал со стола, а наутро, проснувшись с похмельем, весь день с отвратительным настроением провалялся в постели.

Все это время он не отходил от меня ни на шаг. Был безгранично терпелив со мной и вел себя необычно тихо. И я ни разу не заметил в его глазах грусть.