Клянусь этой жизнью

Глава 2. Я не смотрела

Наконец перестав читать, я поняла, что все время плакала. И чувствовала себя выпотрошенной рыбой. Встав с кровати, отправилась в гостиную, мимо Кары, которая сидела на диване и печатала на ноутбуке.

Я повернулась к ней с красными, опухшими глазами. Ее собственные глаза расширились от беспокойства, она застыла, глядя, как я шагнула на кухню, будто бы ждала, что я рухну на пол и разлечусь на тысячу осколков.

— Все нормально, — произнесла я. — Книга очень эмоциональная. Мне просто нужен стакан воды, — с этими словами я потянулась за текилой.

Она встала и пошла за мной на кухню.

— Это не вода.

— И?

— Сейчас десять утра.

— И?

— Ты как будто рыдала часами напролет… И ты ненавидишь крепкий алкоголь — повторяю — в десять утра.

— Кара, ты самая понимающая из всех людей, которых я знаю. — Я посмотрела на бутылку в одной руке, затем на стакан в другой, пожала плечами, поставила стакан и потопала в свою комнату с одной только бутылкой.

— Я волнуюсь за тебя, — крикнула Кара, когда я уходила.

— Я в порядке. Просто собираюсь сесть, почитать и устроить себе день психического здоровья, — повернувшись, я улыбнулась, а затем заперла дверь спальни.

— Дни психического здоровья обычно не включают в себя текилу в десять утра! — крикнула она мне через дверь.

— Со мной все хорошо!

Я слышала, как она что-то бурчала, но мне было необходимо приступить к сложному расследованию в Фейсбуке и Интернете.

Я внимательно изучила обложку и страницу с информацией об авторе книги. Никаких фотографий или биографии, только веб-сайт и контактные данные издателя. Я искала ключ к разгадке личности автора, но на самом деле мне это было не нужно. Я и так совершенно точно знала, кто написал эту книгу. Единственной загадкой для меня было то, где этот человек шлялся последние двенадцать лет.

С первых строк «Всех дорог между нами» я узнала себя в рассказе Джей Колби. А все потому, что история была обо мне. Длинная грунтовая дорога, полтора часа езды на автобусе до школы, папа-алкоголик, сбежавшая мама и тайные ужины в сарае… Это были подробности моей собственной жизни. Эмерсон была никем иным, как мной. А Джекс? Это определенно Джейсон Колбертсон, соседский мальчик, который когда-то был для меня всем… моим «первым» во всех смыслах. Тот человек, с которым я не разговаривала и которого не видела больше десяти лет.

У меня развился лёгкий коронарный синдром, откровенно говоря. Некоторым девушкам было бы лестно стать вдохновением для главного бестселлера года, я же была слишком занята планированием жестокого убийства Джейса. Но среди моих смертоносных планов всплывали тысячи вопросов. Почему Джейс написал эту книгу? Почему от моего лица? Рассчитывал ли он, что я ее прочту? Или наоборот, надеялся, что этого не случится, и просто хотел использовать мою историю для написания бестселлера? Мне нужно найти его, чтобы получить ответы на все эти вопросы… или, по крайней мере, высказать ему все, что я об этом думала.

Я искала Джея Колби в Фейсбуке, Инстаграме и Твиттере, хотя уже знала, что Джейсона Колбертсона не будет ни на одной из этих платформ, потому что пыталась найти это имя раньше. Но и сейчас у меня ничего не вышло: очевидно, обе его личности держались подальше от социальных сетей. Затем, я вбила в Гугле его псевдоним и нажала на вкладку «Картинки».

Могу поклясться, что мое сердце остановилось. Я сделала внушительный глоток из бутылки. Никаких лимона или соли, только я, текила и мои злые пальцы, щелкающие по каждой гиперссылке.

Его фотографии были практически одинаковыми на каждой открытой мною страничке. За двенадцать лет, прошедших с тех пор, как мы виделись в последний раз, он весьма похорошел. Более утонченный, более мужественный. Но все же, в его ухмылке угадывалось что-то мальчишеское и высокомерное.

Козлина.

Я знала, что он это сделает. Знала, что он напишет книгу раньше меня. Он был великолепен еще в десять лет. Почему же ему не быть великолепным в двадцать семь? Сделав еще один глоток из бутылки, я начала читать небольшой отрывок о нем, находящийся под одной из фотографий.

«После окончания Колумбийского университета Джей Колби уехал с побережья и обосновался недалеко от Лос-Анджелеса. Его рассказы были опубликованы в «Нью-Йоркере» и других авторитетных изданиях. Долгожданный дебютный роман «Все дороги между нами» подвергся критике из-за того, что оказался более мягким по сравнению с его ранними работами, но как сказал сам Колби: «Это самая суровая и самая правдивая история, которую я когда-либо писал». Он сказал, что данный роман — чистая выдумка, но вдохновением ему послужило тяжелое детство в сельской местности Огайо».

Я начала хохотать и рыдать одновременно. Набрав URL-адрес его веб-сайта, который был указан на обложке книги, я попала на сайт с белым фоном и специальным полем, где я могла отправить сообщение Дж. Колби.

Мило. Я могу сообщить ему напрямую о том, что он гребаный придурок.

«Дорогой, Джейсон!

Ты жулик. Мне захотелось написать тебе лично, несмотря на то, что долгие двенадцать лет от тебя не было ни слуху ни духу, с того дня, когда ты сделал то, что сделал, — помнишь, что именно? Что ж, сейчас нет смысла вспоминать об этом. Давай лучше поговорим о том, как ты украл историю моей жизни и опубликовал ее. Ты, подлый человечишка! Почему ты никогда не связывался со мной? Обещал, что разыщешь меня, но так и не нашел. Я искала тебя целый год, гадая, что случилось, куда ты делся и почему все еще не дал о себе знать. Ощущаешь ли ты себя виноватым в том, что случилось? А теперь ты смеешь спекулировать моим ужасом и болью? Ты — меркантильный кусок дерьма! Поверить не могу, что когда-то любила тебя и доверяла тебе! Не могу поверить в то, что ты сделал со мной…

Эмилин

P.S. Ты дерьмовый писатель».

Я перестала печатать, удалила все, расплакалась, сделала еще один глоток и начала заново.

«Дорогой Джейсон!

Я ничего не понимаю. Что с нами произошло? Где ты был? Чем ты занимался? Ты женат?

Эмилин

P.S. Хреновый из тебя писатель».

Удалила и сделала еще один глоток.

«Дорогой Джейсон,

Почему?!»

Удалила, сделала еще один глоток и вновь открыла книгу.

Из «Всех дорог между нами»

Когда мы учились в шестом классе, зима пришла с проливными дождями, и мы с Джексом каждый день промокали до нитки. Обычно он брал зонт для нас двоих и держал его над нашими головами по дороге к остановке и обратно, но этого было недостаточно.

Самое худшее, что может принести дождь, когда ты живешь у грунтовой дороги — это грязь, и она была везде. Я даже обнаруживала ее внутри носков, на своих пальцах и внутренней стороне штанин. Грязь было не остановить, но мы справлялись с ней самым лучшим образом: играли ею, лепили из нее фигурки и вымазывали себе лицо, притворяясь зомби и пытаясь напугать Брайана, пока тот репетировал с группой в гараже.

Мои волосы немного отросли после того инцидента со стрижкой, слава тебе, Господи. Быть двенадцатилетней девчонкой и так странно, не хватало еще птичьего гнезда на голове. Джекс стал выглядеть немного глупо с жирной кожей и мелкими прыщиками, но я ничего не говорила ему об этом. Я едва ли понимала, через какие изменения приходят наши тела. Мы много общались и очень скоро дети в школе привыкли видеть нас вместе. Нас называя женихом и невестой, но нам было плевать. Мы нравились друг другу, поэтому, если одноклассникам так уж хотелось нас дразнить, то пускай.

Играя вместе, мы воображали себя исследователями на большом корабле посреди океана. Я даже не видела океан в реальной жизни, зато наблюдала его в мечтах. Я говорила Джексу: «Когда-нибудь у меня будет дом на берегу океана, и дельфины будут подплывать прямо к заднему крыльцу, а я буду кормить их виноградом».

— Дельфины не едят винограда, глупышка. Они питаются рыбой, и ловить ее умеют куда лучше, чем ты, так что не волнуйся об их пропитании.

— Где ты об этом узнал?

— Канал «Дискавери».

Мне тоже хотелось, чтобы у нас было кабельное. Но отец на это обычно отвечал: «кабельное стоит денег, а в последний раз, когда я проверял, ты не зарабатывала ни цента».

Желание ответить: «Как и ты» было настолько сильным, что мне буквально приходилось закрывать рот ладонью, чтобы удержать слова.

Все это было во время обострения у Джекса любви к Мелвиллу. Он забирался на наш деревянный забор под проливным дождем, указывал на него и кричал:

— Там она дует! Горб, как снежный холм! Это Моби Дик!¹⁰

Я смеялась и закатывала глаза, но все равно называла его капитаном Ахэбом,¹¹ когда он был подавлен, и это поднимало ему настроение.

Мы были единственными друзьями друг у друга. В том году мать Джекса, Лейла, работала на двух работах, а его брат был занят всем на свете, что помогало ему убить время. Джексу пришлось бросить бейсбол, поскольку некому было забирать его после тренировки, и это в значительной степени подорвало его шансы когда-либо завести друзей-мальчишек. Он был отчужденным, изолированным, как и я. Мы считались изгоями во всех смыслах этого слова, но со временем меня все меньше волновало, что думали остальные. Все, что имело значение — только мы.

Мы оба увлекались книгами. Даже в двенадцать лет собирались прочесть всю классику. Вероятно, некоторые книги были не для наших юных умов, но мы все равно бросали себе вызов. Нашим единственным спасением был тот старенький деревянный сарай среди сорняков, находящийся вне пределов слышимости ругательств моего пьяного отца. Там мы могли создать наш собственный вымышленный мир. Притвориться английскими королевскими особами шестнадцатого века, волшебниками или убийцами драконов. Мы были не бедными, голодными, брошенными детьми в конце пустынной дороги. А супергероями, фокусниками и президентами нашей страны.

Когда, наконец, наступила весна, мы были полны решимости выйти на улицу и снова заняться исследованиями. Примерно в полумиле от наших домов, за линией деревьев, был ручей. Из-за дождя в том году он стал больше похожим на реку с сильнейшими течениями. Каждый взрослый предупреждал нас быть осторожными; даже мой бездельник-отец говорил: «Тебе лучше включить свой большой мозг и держаться подальше от бухты. Хочешь поплавать, можешь сходить в бассейн в городе».

Но общественный бассейн находился в семи милях езды на велосипеде, и вход туда стоил три доллара. Я не могла добраться туда самостоятельно, поэтому нужно было ждать, пока Лейла подвезет нас, но даже тогда мне пришлось бы занять деньги, чтобы попасть внутрь. Честно говоря, сходить в городской бассейн было несбыточной мечтой. Для нас это стало легендой, фантастикой, как Диснейленд или Европа. Мы с Джексом пытались представить, каково это — поехать туда.

— Держу пари, они продают фруктовое мороженое и попкорн, и, наверное, у них и клоуны есть, — сказала я, когда мы лежали в траве на старом спальном мешке, который я нашла в своем гараже, наслаждаясь импровизированным пикником. Джекс принес банку яблочного пюре, а я принесла «Фан Дип»¹², которую мой отец купил для меня в 7–Eleven¹³. Мы смешали «Фан Дип» в банке и по очереди ели ложками.

— В общественных бассейнах нет клоунов, гениальная ты наша.

— Откуда тебе знать? — сказала я.

— Просто знаю!

— Спорим, там высокие трамплины? Пятьдесят футов над водой.

— Ты хоть знаешь, как это высоко — пятьдесят футов? Тебя просто размозжит об воду, и ты умрёшь от удара.

— Ты такой всезнайка, Джексон. Почему бы не позволить девочке помечтать? Мы все равно никогда не попадём в этот бассейн, потому что нас никто туда не отвезёт. К тому же, на это нужны деньги, а в последний раз, как я проверяла, ты не зарабатывал ни цента.

Он откинулся на одеяло, закинул руки за голову и закрыл глаза.

— Я не всезнайка, у меня просто есть кабельное. И как только мне исполнится шестнадцать, я устроюсь на работу. Я заплачу, и мы пойдем в бассейн. Вот увидишь: это просто большая дыра с водой.

Я воспользовалась шансом, чтобы осмотреть каждый дюйм его фигуры, пока он лежал с закрытыми глазами. Мне были так любопытны изменения его тела. Мое собственное тоже менялось, и меня это пугало. Джекс становился выше, и я была уверена, что он будет таким же высоким, как его отец, хотя вообще он больше походил на свою мать цветом кожи и чертами лица. Мама Джекса была француженкой, и у них обоих была кремовая кожа, которая круглый год выглядела загорелой. Его каштановые волосы и карие глаза перемежались золотыми оттенками. Он отращивал волосы, потому что смотрел по телевизору шоу, которое проходило в Калифорнии. Сказал, что у всех в Калифорнии длинные волосы.

Я пыталась отрастить свои непослушные каштановые локоны. Не знаю, зачем, ведь я всегда заплетала их в косу. Может быть, какая-то часть меня думала, что однажды я поеду в Калифорнию вместе с Джексом, и я хотела выглядеть соответствующим образом. Мы оба желали от жизни чего-то большего, нежели сорняки да кукуруза. Все книги, которые мы читали, наполняли нас глупыми идеями, забивали наши головы вещами, которых, возможно, у нас никогда и не будет.

Я легла рядом с ним и уставилась прямо на солнце. Он повернулся набок и подпёр голову локтем.

— Ты ослепнешь, если будешь так делать, — тихо сказал он.

— Оставь меня в покое.

— Почему ты в таком плохом настроении? У тебя ПМС?

— Да что ты знаешь об этом?

— Много чего.

— Сомневаюсь, но даже если и так, с твоей стороны грубо говорить со мной об этом.

У меня еще не начались месячные, но я не собиралась говорить ему об этом.

Мы услышали, как издали Лейла зовет Джекса.

— Дерьмо. Я лучше пойду, — сказал он. Схватил банку с яблочным пюре и скрылся в траве.

Я легла, закрыла глаза и заснула. А проснулась незадолго до сумерек и поняла, что меня заживо съели комары. У меня скрутило живот и разболелась голова. Когда я встала, то почувствовала тепло между ног. Я отчаянно сжимала ноги, сворачивая свой спальный мешок.

К тому времени, как я добралась к своей входной двери, я знала, что джинсы сзади полностью пропитались кровью. Закрыв дверь настолько тихо, насколько это возможно, я на цыпочках прошла мимо кухни в сторону коридора.

— Эмерсон? Где ты, черт возьми, была?!

Я на цыпочках направилась на кухню, где увидела сидящего за столом отца.

— Я была на улице и случайно заснула.

Его взгляд упал сначала на свернутый спальный мешок, а затем на участок между моими штанами. Он встал так быстро, что опрокинул стул.

— Папа, нет!

Прежде чем я успела что-либо сделать, он схватил меня за волосы у основания шеи и оттянул мою голову назад, чтобы мы смотрели друг другу в глаза.

— Эмерсон! — на этот раз мое имя звенело как гром в его груди. — Черт возьми, чем ты там занималась?

— П-Папа… — я чувствовала, как кровь текла по моим ногам, а из глаз капали слезы. Этот день был просто кошмарным. — У меня начались месячные.

Он моргнул. Открыл рот, закрыл, потом вновь моргнул, отпустил мои волосы и сделал шаг назад. Нахмурился. Провел рукой по своим усам несколько раз, уставившись в никуда.

— Иди приведи себя в порядок, — пробормотал он, посмотрев в пол.

Я побежала в ванную, захлопнула дверь и включила душ. Держа руку под струей воды, я ждала, ждала и ждала. Черт возьми, почему именно сейчас? Мой отец не оплатил счет за газ, поэтому горячей воды не было. Сьюзан, странная подруга моего отца из мотеля месяц назад сказала мне, что в крайнем случае всегда можно «помыться как шлюха». Это значит намочить полотенце и вытереться им. К тому возрасту я уже понимала, почему Сьюзан были известны такие вещи. Ванна по-шлюшьи — это то, что мне сейчас нужно.

Спустя час ванная напоминала место преступления. Мама даже не оставила ни одной прокладки на случай, если у ее дочки, которую она бросила, начнутся месячные, пока она находится одна дома с Алко-монстром.

Я сидела на унитазе в тишине, обернутая в кровавое полотенце, считая в голове дни до того момента, как стану взрослой и смогу уехать из этого гребаного города. Две тысячи семь дней четырнадцать часов и двенадцать минут до моего восемнадцатилетия.

— Тук-тук, — донесся женский голос с той стороны двери.

— Кто это?

— Лейла Фишер. Твой отец попросил меня прийти.

Ясненько. Чертов трус.

Очень медленно открыв дверь, я осмотрела коридор. Она стояла на безопасном расстоянии, скрестив руки. Лейла была худой, красивой от природы женщиной с пухлыми губами и длинными прямыми волосами. Несмотря на то, что муж бросил ее, оставив в одиночку растить двоих сыновей, в ее глазах все еще светилась надежда. В этом я ей завидовала.

— Ты поможешь мне? — спросила я, нервно дернув за волосы.

— Да.

Я шире открыла дверь, чтобы впустить ее.

— У меня есть чистая одежда, чтобы переодеться. — Я подняла рваное нижнее белье. — Но ее не хватит надолго, если у меня не будет прокладки или еще чего-нибудь.

— Дома у меня ничего нет. Если бы я только знала…

— Понимаю, — ответила я. Почувствовав, как кровь течет опять, я быстро села обратно на унитаз.

— Нет, я имею в виду, что не знала, что твоя мать ничего не оставила. Я бы дала тебе прокладки, чтобы ты хранила их здесь, на всякий случай.

— Ну, она не оставила ничего.

— Ладно, что ж… — секунду она стояла, будто пыталась сообразить, что же делать, потом подошла ко мне, оторвала несколько листов туалетной бумаги, накрутила их вокруг своей ладони.

— Положи это в белье, одевайся и пойдем со мной. Я отвезу тебя в магазин. Твой отец дал мне пару долларов.

— Правда? — я была шокирована.

Она рассмеялась.

— Конечно. Он же не монстр.

— На самом деле, монстр, — прошептала я.

— Да, но он любит тебя, Эмерсон. Ведь он все еще здесь, верно?

— Он не любит меня. Взгляни на меня, — я скосила глаза и высунула язык. Она рассмеялась.

Настроение чуть-чуть поднялось.

— Ты — глупая девчонка. Неудивительно, что Джекс так любит тебя.

Несколько секунд стояла тишина.

— Любит меня? — спросила я с придыханием. Мы с Джексом были друзьями, но из-за того, как она произнесла те слова, мне вдруг почудилось, что, может быть, глубоко спрятанные чувства, те, которые я сама толком не осознавала, что-то да значили.

Все вдруг стало легким, как если бы мы вдруг катапультировались с планеты и начали дрейфовать в свободном пространстве и времени. Меня убивали судороги, по ноге текла кровь, но это не имело значения: я плыла на облаке, и все потому, что Джекс любил меня. Пусть я знала это и раньше, но когда кто-то произнес это вслух, я окончательно в это поверила.

— Он знает?

— О чем, дорогая?

— О моих… эм… ну… — я указала на свой живот.

— Он был дома, когда пришел твой отец. И Джекс распереживался, потому что твой папа был в панике.

Я была подавлена.

— Значит, он в курсе?

— Не волнуйся. Просто одевайся и встретимся снаружи.

Я сделала, как она просила, пройдя мимо отца, который сидел за столом на кухне, уставившись в окно.

— Скоро вернусь, пап.

Он не ответил, но в этом не было ничего необычного. Иногда у папы случались моменты человечности, как, например, в тот момент, когда он обратился к Лейле. Я представила, как он выглядел, запыхавшийся и просящий о помощи. Этого было недостаточно, чтобы я почувствовала себя любимой им, но хватало, чтобы я сама ощутила подобие любви к нему. Или это была жалость. Когда тебе двенадцать, очень сложно разобраться в собственных чувствах.

Внутри «Камаро» Лейлы играли «Guns N'Roses»¹⁴. Она не сделала тише и не попыталась заговорить со мной по дороге в магазин. Когда мы оказались в магазине, она бросила в корзину упаковку прокладок, а также несколько батончиков мюсли и фруктовые желе.

— Давай договоримся, что их ты будешь держать в секрете от отца, хорошо? Храни их в своей комнате на случай, если проголодаешься.

Я сомневалась долю секунды.

— Ты в курсе, что Джекс отдает мне половину своей еды, верно?

— В курсе. И уже давно. Я не сержусь из-за этого. Твой папа ненадежен. Он совсем плох. А что еще хуже, он не может вновь стать тем работающим алкоголиком, которого мы все знали и любили.

Я замялась.

— Хочешь сказать, мой отец всегда был алкоголиком?

— Он не был придурком, но пил всегда, — она взяла плитку шоколада. — Могу поспорить, что ты жаждешь одну прямо сейчас.

— Боже, я душу отдам за шоколадку.

— Так и думала. — Она бросила ее в тележку.

— Что ещё Джекс рассказывал тебе?

— Это не мое дело. Мне и так хватает забот.

Раз — и все мои фантазии о Лейле Фишер развеялись как дым. Я-то думала, она идеальная, что она тот человек, который никогда не сможет спокойно спать, зная, что в соседнем доме я, брошенная и голодная по вине пьющего отца. Но я поняла, что ей все было известно, и про обеды и ужины в сарае тоже… но все равно она не пошла к нам домой, чтобы поговорить с моим отцом.

Когда кучка дерьмовых взрослых постоянно подводит, у ребенка развивается весьма мрачный взгляд на жизнь.

Лейла взяла упаковку из двенадцати бутылок «Budweiser»¹⁵ и отнесла наши вещи к кассе.

— Пачку «Сamel Lights»¹⁶, — сказала она кассиру и заплатила ему монетками.

По дороге назад она выключила музыку.

— Теперь, когда ты стала женщиной, ты можешь забеременеть. Ты же знаешь об этом?

— Да. Мы учили это в школе.

— Отлично, вам с Джексом следует держать руки при себе.

От тона, которым она это произнесла, меня затошнило.

— Мы просто друзья.

— Вы были просто друзьями, потому что были детьми, — она взглянула на меня. — Но больше вы не дети.

Самое время сменить тему.

— Ты расстроена, что отец Джекса и Брайана ушел?

Она надула шарик из жвачки.

— Прошло уже много времени. Я больше об этом не думаю. К тому же, у Джекса и Брайана разные отцы. Ты не знала об этом?

— Нет, откуда?

— Джекс тебе никогда не рассказывал? Что ж, отец Брайана умер, когда ему было два года. Автомобильная авария, — она посмотрела вдаль. — Он был хорошим человеком. Брайан очень на него похож, — она казалась подавленной.

— А Джекс похож на своего отца?

— Отец Джекса просто сбежал, гребаный придурок, — она повернулась и посмотрела на меня, все еще жуя жвачку. — Извини, милая, это было грубо. Будем надеяться, что Джекс совсем не похож на своего папу. Некоторые мужчины могут быть настоящими м*даками, если захотят. Тебе лучше усвоить это прямо сейчас. Но я верю, что когда-нибудь Брайан сделает какую-нибудь девушку очень счастливой.

В моих мечтах Брайан был идеальным принцем — а для какой двенадцатилетней девочки не был бы? Когда я видела, как он подъезжает на своей старой машине, то выбегала на улицу и усаживалась на забор. Когда он проходил мимо меня со своей гитарой, то всегда говорил мне: «Привет, милашка». Но я была слишком застенчивой, чтобы что-то отвечать. Тем не менее, грустно слышать, что Лейла не считала Джекса милым лишь потому, что его отец их бросил. Моя мать тоже ушла. Делало ли это меня похожей на нее? Когда мы доехали до конца дороги, я заметила, что машина Сьюзан припаркована у нашего дома.

— Это подружка твоего отца?

— Да.

Было темно, и в доме не горел свет.

— Сегодня ночью я не работаю. Заходи к нам. Я научу тебя использовать тампоны, когда подрастешь.

Я колебалась.

— Не хочу, чтобы Джекс…

— Ой, не волнуйся. Он не обратит внимания, потому что приклеен к телеку.

Я нервничала. На протяжении двух лет, что мы дружили с Джексом, я никогда не была у него дома. Мы или играли на улице, или тусовались в сарае. Когда я вошла в дом вслед за Лейлой, то поняла, что дом Джекса был практически копией моего, за исключением того, что все находилось с противоположной стороны. Здесь было темно, и только свет от телевизора в гостиной освещал нам путь. На полу лежал старый, потрёпанный ковер, а в воздухе витал запах сигарет и еще чего-то неопределенного.

Все это время я воображала, что дом Джекса выглядел так же изумительно, как и дома, изображенные в журнале Марты Стюарт. Теперь же я увидела, что, несмотря на теплые запеканки, которые делала его мама, его жизнь не слишком отличалась от моей.

Мы шли через гостиную, где Джекс сидел спиной к нам и смотрел телевизор. Вдруг он развернулся и посмотрел прямо на меня. Послав мне сочувственную улыбку, он повернулся обратно к экрану.

В спальне Лейлы, где царил полнейший беспорядок, я уселась на край не застеленной кровати. Взяв в руки небольшой предмет одежды, похожий на кожаный топик, я уставилась на него.

— Это юбка, — сказала Лейла.

— Это? — я подняла ее выше.

— Для моей работы. Я танцовщица. Джекс не говорил тебе?

— Нет.

Скорее всего, ему было стыдно. Я знала, что она подразумевала под словом «танцовщица», но не собиралась никак это комментировать.

Она подошла ко мне и положила руки мне на ляжки. Затем наклонилась ближе и произнесла.

— Я снимаю с себя одежду ради денег, потому что я забеременела Брайаном, когда мне было шестнадцать. С тех пор моя жизнь превратилась в дерьмовое шоу.

Я дернулась назад.

— Мне жаль.

— Я снимаю одежду ради денег, Эмерсон. Насколько это печально? — она смотрела мне в глаза, продолжив жевать ту же жвачку, которую жевала всю ночь.

— Э-э… печально, полагаю… Но, по крайней мере, люди хотят видеть тебя голой, так ведь? — я всегда старалась быть оптимисткой. За месяцы после того, как мать ушла, я научилась находить положительное сторону в любой ситуации. Мне казалось, если я буду всегда позитивной, люди ответят мне тем же. Ага, конечно.

В любом случае, Лейла не ожидала одобрения. Она пыталась преподать мне урок. Поэтому встала, скрестив руки.

— Мужчины готовы платить, чтобы увидеть голышом кого угодно.

— Я этого не знала.

— Но это правда.

— Ну, по крайней мере, ты здесь. Ты рядом с Брайаном и Джексом.

Лейла, конечно, не заслужила звание «матери года», но по крайней мере, она не бросила своих детей.

Слезы потекли из ее глаз. Я почувствовала, как у меня сжалось горло при мысли о моей матери, живущей где-нибудь на солнечном пляже в райском месте. Лейла, не издав ни звука, села рядом со мной на кровать, но я знала, что она плачет.

— Я никогда не оставлю своих мальчиков. Я люблю их больше всего на свете.

— Ты хорошая мама, даже если тебе приходится надевать дерьмо вроде этого, — я подняла кожаную юбку.

Той ночью Лейла читала мне инструкцию с обратной стороны упаковки от прокладок и учила пользоваться тампонами, что было очень странно. Еще она все время напоминала мне, как тяжело быть молодой матерью. Она говорила о Брайане и его музыкальном таланте. Сказала, что он станет легендой и знаменитостью; что у него природный дар — играть на гитаре; что он спасет их всех, гастролируя по миру и зарабатывая кучу денег, и освободит свою семью от жизни в этом гнусном городке.

Иногда Лейла отлучалась в ванную, оправдываясь, что ей нужно высморкаться, но я знала, в чем дело. Около одиннадцати вечера мы услышали стук в дверь ее спальни, и после этого вошел Брайан. Вокруг старшего брата Джекса разливалось какое-то сияние, как будто его действительно послали сюда с небес. У него были длинные волосы и улыбка суперзвезды. Меня сразило наповал — еще с того первого раза, когда я увидела, как Брайан настраивал свою гитару в гараже.

— Мама? Мама?

Казалось, Лейла была немного не в себе, когда сидела за крохотным туалетным столиком, глядя на свое отражение. Брайан слегка улыбнулся мне, подходя к своей матери, из-за чего мой живот сделал сальто.

— Брайан, я в порядке, — сказала она.

— Мам, пора закругляться, уже поздно. Завтра тебе нужно отработать двойную смену. Эмерсон, думаю, тебе пора идти домой, — он произнес это деликатно, но мне все равно стало стыдно.

— Конечно.

— Нет, Эмерсон, останься. Брайан, пускай она останется. Она может почитать мне на ночь и потом уйти.

Он сначала взглянул на меня, будто бы спрашивая, нормально ли я к этому отношусь. Я кивнула, после чего он повернулся к Лейле.

— Ладно. — Он направился к двери, но, проходя мимо меня, наклонился и прошептал на ухо. — Не позволяй ей манипулировать тобой.

Я вздрогнула, все мое тело покрылось мурашками от одного его дыхания на моей шее.

— Да… сэр.

Он рассмеялся.

— Не нужно называть меня «сэром».

Сердце бешено колотилось в груди.

— Хорошо.

После его ухода Лейла залезла под одеяло.

— Иди, сядь рядом со мной.

Я подошла к изголовью кровати, и она вручила мне «Нэшнл Инквайрер».¹⁷

— Почитай мне это, ладно?

— Конечно.

— Мне всегда хотелось иметь дочь, — произнесла она, заставив меня почувствовать себя счастливой. Надо же, в мире есть люди, которые хотят, чтобы у них была дочь.

Я прочла ей статью о пьяной Хиллари Клинтон, которую отправили на реабилитацию.

— Это не может быть правдой, — сказала я.

— Я так и знала, что Хиллари — алкоголичка, — невнятно пробормотала Лейла.

— Думаю, это выдумка.

Я пролистала оставшуюся часть журнала, просматривая тексты об Иисусе и НЛО. К тому времени, как я дочитала вслух все основные статьи, Лейла крепко спала. Я сползла с кровати, вышла из комнаты и пошла по коридору. Заметила Брайана в его комнате, он курил трубку — я предположила, что это была травка. Он просто махнул мне рукой, когда я проходила мимо, и я ответила тем же.

— Эй! — прошептал он.

Я подошла к его двери.

— Привет, — робко произнесла я.

Он опустил трубку.

— Заходи.

Отмахнувшись от дыма, я подошла к кровати, на которой он сидел.

— Как дела? — я огляделась. На его стенах висели постеры с изображениями рок-групп и календарь с обнаженными женщинами.

— Я работаю над песней. Хочешь послушать?

— С удовольствием.

Я села на кровать рядом с ним, а он положил себе на колени акустическую гитару.

— Обещай, что не будешь смеяться, хорошо?

Меня поразило то, что Брайан нервничал, и мне стало интересно, как он воспринимает меня. Я выросла в одночасье; больше я не была маленькой подружкой его младшего брата.

— Я бы никогда не рассмеялась… думаю… думаю, что ты великолепен, — мой голос дрожал от нервов.

Он усмехнулся, а затем собрал свои длинные волосы в хвост на затылке. У меня промелькнула мысль, что Джекс будет выше и красивее, чем Брайан, когда вырастет, но я выбросила ее из головы. Я была влюблена в Брайана в течение многих лет, и он собирался спеть мне серенаду.

Он начал бренчать на гитаре, а затем исполнил сложную мелодию. Я думала, он собирается петь, но он этого не сделал.

— Ну, что думаешь? — спросил он взволновано.

— Хорошо, но что насчет слов?

Он снова рассмеялся, а затем протянул руку и взъерошил мои волосы, будто я была лабрадором.

— Такая глупышка. Я гитарист в группе. И не пишу тексты.

— Ох, черт возьми, откуда мне знать? В любом случае это было круто, — мое лицо стало пунцовым быстрее, чем за миллисекунду.

— Спасибо, что послушала. Эй, уже довольно поздно. Тебе лучше бежать домой, малыш.

— Хорошо. — Я быстро вышла из комнаты, надеясь, что Брайан не заметил, насколько я была убита горем из-за того, что он не попытался поцеловать меня. Наверное, это было бы неправильно для парня его возраста.

В гостиной Джекс спал на диване. Я накрыла его одеялом, и он зашевелился.

— Что ты делаешь? — пробормотал он.

— Иду домой. Просто хотела укрыть тебя, — ответила я.

Он вскочил на ноги, внезапно проснувшись.

— Я провожу тебя.

— К соседней двери, дурашка? Тебе не обязательно провожать меня.

— Но я хочу.

За время нашей тридцатиметровой прогулки он зевнул около пяти раз. На пороге засунул руки в карманы.

— Завтра суббота.

— И? — ответила я.

— Хочешь поиграть в исследователей на скалах?

— Это же детская игра, тебе не кажется, Джекс?

— Ах, да, — сказал он. — Ну, тогда хочешь пойти почитать у реки? Мама подобрала для меня несколько новых книг из библиотеки.

— Возможно. Посмотрим, как я буду себя чувствовать завтра.

— Конечно, — ответил он, зевнув.

— Пожалуй, я пойду, — я искала в его глазах какой-то знак.

Он просто улыбнулся, ничего не подозревая. Джакс еще не дорос до того уровня, где я находилась эмоционально или физически, а для Брайана я была слишком мала. Черт.

— Спокойной ночи, Эм.

— Спокойной, Джекс.

В моем доме было темно, и мой отец и Сьюзан потеряли сознание в нижнем белье на полу гостиной. У меня была сумка с батончиками мюсли, фруктовые роллы, упаковка гигиенических прокладок и изношенная копия «Бессмертных».¹⁸ Я вошла в свою спальню и посмотрела на себя в зеркало, висящее за дверью.

Впервые я заметила, что мои бедра стали шире, а грудь — больше, чем арахис. Я выросла. Это был момент, когда я начала ненавидеть свою мать. Несмотря на то, что с тех пор, как она уехала, прошло несколько лет, боль от ее отсутствия стала жгучей. Никогда так остро не чувствовала, что меня бросили, как в тот день, когда я стала девушкой.

Может быть, дело было в неудачной попытке Лейлы проявить доброту, из-за которой я ощутила нехватку материнской нежности. Моя собственная мать казалась доброй и нежной, когда была рядом, но она не смогла выдержать ту жизнь, которая ей досталась. Она могла расплакаться из-за подгоревшего хлеба в духовке.

Я понятия не имела, куда она ушла, и не знала никого из ее родни, и была ли у нее вообще родня. Однажды она исчезла, и в нашем доме осталось мало ее следов… как будто ее вообще никогда не существовало.