Клянусь этой жизнью

Глава 5. Все еще молча

— До сих пор читаешь эту книгу? — спросила Кара, проходя мимо, пока я раскладывала стирку на диване.

— Да, — ответила я, последовав за ней на кухню. Села на барный стул и стала наблюдать, как она достает ингредиенты для смузи. Уже полдень, и через час у нее был запланирован урок

— Ты почти не ешь, Эми.

— Нет, ем. Все в порядке. Слушай, а ты не хочешь сделать «Кровавую Мэри» вместо смузи?

Она рассмеялась.

— Ты решила стать алкоголичкой?

— Мне нужно кое-что тебе рассказать, — произнесла я твердо. Она уставилась на меня, улыбка исчезла.

— Мне отменить урок? — спросила она.

— Помнишь ту книгу? Ну, которую… которую написал Колби?

— Кхм, конечно же, помню. Я только дочитала ее. Ты читаешь ее сейчас. И я буквально полминуты назад спрашивала тебя о ней.

— Да, что ж… — мне хотелось сказать ей правду, но я не могла заставить себя сделать это. — Просто хотела поблагодарить тебя за то, что дала мне ее почитать.

Она улыбнулась.

— И это все?

Я кивнула.

— Все еще хочешь, чтобы я сделала «Кровавую Мэри»?

— Нет, тебе надо идти на урок, — ответила я.

— А ты разве не идешь? — спросила она.

— Нет, я свой отменила. У меня ужасная мигрень. Скорее всего, я отправлюсь на пробежку и постараюсь немного продвинуться в написании рассказа.

— Хорошая девочка. — Она схватила сумочку и, направляясь к двери, крикнула через плечо.

— Кстати, я рада насчет книги, но по-настоящему тебе стоит благодарить того, кто засунул Нью-Йоркер²³ с этой статьей в мой ящик в школе. Именно так я о ней и узнала.

Я уставилась на закрывшуюся дверь. Кто-то подбросил ей журнал со статьей о Дж. Колби?

Я пробежала четыре мили, вернулась в квартиру и села за компьютер. Писать сейчас было категорически невозможно, поэтому я снова открыла его веб-сайт и уставилась на фотографию. Дальше я нашла форму для вопросов и набрала новое сообщение:

Джейс, зачем ты разворошил прошлое? Зачем? Зачем? Зачем???

А, и твои писательские навыки просто отстой!

Я удалила все и снова раскрыла книгу.

Из «Всех дорог между нами»

Мистер Уильямс, наш высокий и умный на вид учитель биологии, стоял у доски и читал лекцию, периодически задавая вопросы классу, но я не слышала ни слова из того, что он говорил. Я думала о Джексе, который сидел прямо позади меня. Я накручивала волосы на пальцы и представляла, каково это будет — поцеловать его.

Его тело было слишком длинным для наших школьных парт, так что ему приходилось сидеть, вытянув ноги. Периферическим зрением я видела их по бокам от себя. Теперь я начала замечать все те ощущения, которым раньше не придавала значения. Он сидел сзади, и я чувствовала спиной исходящее от него тепло — оно словно окутывало меня.

Мистер Уильямс прочистил горло и громко вопросил.

— Эти клетки не обладают клеточным ядром и другими мембранными органоидами. Кто скажет, как они называются?

Никто не поднял руки.

— Фишер! — рявкнул мистер Уильямс.

— Прокариоты? — сказал Джекс так, словно не был в этом уверен. Но мне-то было известно, что он знал ответ наверняка.

— Правильно, — сказал мистер Уильямс. — Эмерсон, ты слушаешь?

Я села ровненько на стуле.

— Да, сэр.

— Хорошо, — сказал учитель. — Тогда повтори-ка нам, о чем мы тут болтаем весь урок?

У меня заколотилось сердце, и классная комната закружилась перед глазами. Ненавижу, когда меня вызывают на уроке. Я понятия не имела, каков ответ, пока Джекс не прошептал:

— Биноминальная номенклатура.

Он с тем же успехом мог сказать «я хочу заняться с тобой любовью» — вот, как шепот Джекса о «биноминальной номенклатуре» прозвучал для меня.

Мистер Уильмс все еще глазел на меня. Я ткнула указательным пальцем в потолок и провозгласила:

— О биноминальной номенклатуре!

— А, так ты все-таки слушала, Эмерсон. Хорошо, — сказал мистер Уильямс.

В автобусе по дороге домой, Джекс произнес:

— Действительно сложно обращать внимание, о чем говорят на уроке, когда ты постоянно накручиваешь прядь волос на палец, сидя прямо передо мной. — Он сжал мою руку и улыбнулся. Что-то в том, как он дотрагивался до меня, ощущалось совершенно иначе, чем прежде.

— Что-то я не заметила, чтобы у тебя возникали трудности с правильными ответами.

— Просто говорю. Сегодня мне хотелось лизнуть тебя в шею.

— Джексон, — произнесла я тихим, заговорщическим шепотом. — Это отвратительно! — но я чувствовала, как кожа на шее покалывала от предвкушения.

— Правда, мне хотелось поцеловать тебя, но я не мог забыть зрелище, как язык Хантера оказался у тебя во рту.

— Он и правда засунул язык мне по самые гланды. — Я вздрогнула, и Джексон рассмеялся еще сильнее, поэтому я врезала локтем ему в бок. Мне было тяжело справляться с этой новой атмосферой флирта.

— Выглядело отвратительно, Эм.

— Ну, это был мой первый поцелуй. Перестань дразнить меня.

— Я и не дразню. Просто в этом кроется некая утонченность, понимаешь? Я научу тебя всему позже, — подмигнул он.

— Господи, иногда ты чертовски самодоволен.

— Но ты все равно любишь меня.

— Да у меня просто выбора нет, — сказала я.

Мы по очереди спрыгнули со ступенек автобуса.

— Пока, мисс Билс! — крикнул Джексон на ходу. — Увидимся завтра.

— Твоя мама работает сегодня вечером? — поинтересовалась я.

— Да, а твой отец?

— Думаю, да.

— Круто, тогда, может, зайдешь? Мы можем посмотреть телек у меня дома. И я мог бы исправить все, чему успел научить тебя Хантер, — невозмутимо предложил он.

— Джексон Фишер, ты прекратишь это наконец?!

— Да шучу я! Просто приходи, и мы побудем вместе, как всегда. Я на тебя не давлю.

— Хорошо. Сделаю домашку и приду.

Одной рукой он обнял меня за плечи.

— Можешь и мою сделать, если хочешь.

— Нет уж, сам справишься, Казанова ты наш.

Он рассмеялся.

— Ты права. Тем более, у меня по математике и биологии баллы выше твоих.

— Знаешь что, думаю, все это внимание других девчонок вскружило тебе голову. По-моему, ты меня не заслуживаешь.

— Ну, мне не важны другие девочки. Только ты.

В воздухе сгустилось предвкушение. Мы разговаривали и смеялись всю дорогу до дома.

Тогда мы этого еще не понимали, но в нашей жизни всегда присутствовала тоска по любви. Наша невинность была прекрасна, ее невозможно было снова запечатлеть, невозможно воссоздать. Иногда, в автобусе, когда мы с Джексом проезжали мили дороги, я мечтала, что мисс Билс развернется и увезет нас из Нибла. Мы втроем будем жить вместе в этом автобусе, где-нибудь, где не будет утонувших братьев, матерей-наркоманок и Алко-монстров.

Моя улыбка испарилась, стоило мне заметить потрепанный грузовик марки Toyota, принадлежащий отцу, криво припаркованным у нашего дома.

— Скоро увидимся, — сказала я рассеяно.

Джекс поцеловал меня в макушку.

— Жду не дождусь.

Прежде чем он зашел в свою дверь, а я в свою, мы оба обернулись. Он поцеловал пальцы и помахал мне. Я ответила тем же.

Стоило открыть входную дверь, как я все поняла. Дом находился во мраке. Затхлый дух выпивки и курева ударил в нос, как только я вошла. По пути в свою комнату я оглянулась и увидела, что отец валялся в отключке на кушетке, телевизор был включен, а рядом с отцом лежала пустая бутылка из-под водки.

Войдя к себе в комнату и закрыв за собой дверь как можно тише, я села за домашнее задание.

Он должен был уйти на работу около четырех вечера, поэтому без четверти четыре я спустилась в гостиную и попыталась разбудить его.

— Папа? — я потрясла его за плечо, но он лишь ударил по моей руке. — Ты опоздаешь на работу.

— К черту эту работу. Я не вернусь туда, — пробормотал он в подушку. Алко-монстр вернулся.

Давненько я не видела его в таком состоянии.

— Пап? Да брось…

— Я сказал, отвали от меня, Эмерсон! Ты что, оглохла?

— Ладно, прости.

Я вернулась в свою комнату, чтобы закончить подготовку к завтрашней контрольной по биологии.

Немного погодя я услышала, как он неуклюже идет по коридору. Распахнув дверь моей спальни, он направился к комоду и начал рыться в ящиках.

— Где они?

— Где что, папа?

— Твои деньги с яичного ранчо.

Его грудь то вздрагивала, то опускалась.

Я встала и подошла к маленькой сумочке, которая висела на спинке кровати. Открыла ее и вытащила пачку купюр, в основном одно- и пятидолларовых — всего около тридцати восьми долларов. Я так долго копила их, чтобы купить платье для танцев в конце года.

Он вырвал их из моих рук.

— Папа, это мне на…

— Меня не еб*т для чего они. Разве я не был добр к тебе?

— Вообще-то…

— Не был?! — заорал он.

— Был, сэр.

На его лбу выступила испарина.

— Я найду другую работу, поняла, п**да малолетняя?

Это слово задело меня и заставило почувствовать себя физически больной. Я заметила, что от волнения вырвала прядь своих волос, очень сильно закрутив их.

Он вылетел из моей комнаты, и спустя минуту я услышала, как заводится его грузовик.

Подойдя к окну, я наблюдала, как он едет вниз по дороге. Вместо того, чтобы переживать из-за денег, я сосредоточила все свои мысли на Джексе.

Я неторопливо вымыла посуду и переоделась в чистую одежду, потом подхватила упаковку попкорна, который нужно готовить в микроволновке, и отправилась к Джексу. Он открыл дверь, стоя без рубашки, босиком и с широкой улыбкой. На нем были мои любимые джинсы.

Я улыбнулась, но он заметил грусть в моих глазах.

— Что стряслось? — он держал дверь открытой, но стоял передо мной и не пропускал. Он указал на мой дом. — Что он тебе сделал?

— Ничего. Это неважно. Он уже ушел.

— Иди ко мне.

Мы обнимались дольше обычного.

Его грудь тяжело вздымались под моей щекой. Руками я чувствовала впадинки на его бедрах — там, где выступали мышцы. Джексон был мужчиной, а я — женщиной, и когда мы прижимались друг к другу вот так, все на свете приобретало смысл.

Я неохотно отстранилась и продемонстрировала ему попкорн.

— Можно мне нагреть его здесь?

— Давай я сам.

Я последовала за ним на кухню.

— Что хочешь посмотреть сегодня?

— Позволю выбрать тебе. Буду джентльменом. Но сначала скажи, почему ты не хочешь рассказывать мне о том, что произошло?

— Да потому что ничего необычного. — Я запрыгнула на стойку рядом со старым желтым холодильником. — Отец напился. И не пошел на работу.

Включив микроволновку, Джекс подошел и встал между моих ног. Положив ладони мне на бедра, он провел руками вверх и вниз.

— Мне это нравится.

— Прикасаться ко мне?

— Да. Я люблю, когда есть только ты и я. Как сейчас. Я чувствую себя уютно.

Мое сердце бешено заколотилось.

— Сейчас ты сплошное сочетание слов и эмоций. Что нашло на тебя, Фишер?

— Было тяжело видеть тебя с Хантером.

Я наклонила голову набок.

— Было тяжело два дня подряд смотреть на вот это, — я указала на почти сошедший засос у него на шее.

— Знаю.

— Он назвал меня п**дой.

— Кто?

— Отец. Раньше он никогда меня так не называл

Джекс закрыл глаза в отвращении и покачал головой.

— Я убью его, — прошептал он. Это был не первый раз, когда Джекс говорил что-то подобное, но мы всегда знали, что это просто разговоры. — Боже, Эм. Ты не заслуживаешь такого.

Мои глаза наполнились слезами.

— Все. Сегодня я больше не хочу плакать.

Он приподнял мое лицо так, чтобы мы смотрели друг другу в глаза, а затем провел указательным пальцем по моему подбородку. Изучая меня, он переместил свой взгляд с моих глаз к губам. И в этом взгляде читалось благоговение.

— Что? — спросила я, и в следующее мгновение его губы прижались к моим. Он целовал меня медленно, сладко. Осторожно обняв ладонями мою шею, он углубил поцелуй. Я сжала руками его плечи. Он казался большим по сравнению со мной. Безопасным, теплым, родным. Прервав поцелуй, он открыл глаза и на секунду улыбнулся мне. Я вернула улыбку, и Джекс поцеловал меня снова. Я передвинула руки ему на ребра и притянула ближе. Он проложил дорожку из поцелуев по моей челюсти к уху. Мое дыхание учащалось.

Низким голосом он прошептал мне на ушко.

— Я так долго этого хотел.

— Ну как? Было нормально? — нервно спросила я.

— Тише. Было идеально.

Он нежно прикусил мочку моего уха. Я всхлипнула.

— Убери от нее свои руки. — невнятный голос моего отца разнесся по темному коридору.

Джекс отстранился, но не убрал рук с моей шеи, а его взгляд удерживал мой. Я замерла.

— Я сказал: убери от нее свои гребаные руки.

Глаза Джекса увлажнились, и он сжал веки, как будто хотел сделать так, чтобы мы исчезли.

Он покачал головой и шепнул.

— Это не взаправду.

— Все в порядке, Джекс. Отпусти меня. Со мной все будет хорошо.

Он все-таки убрал руки с моей шеи и одними губами прошептал «мне жаль».

— Ты не виноват.

— Тащи свою задницу домой, Эмерсон, — голос моего отца сотряс стены.

— Хорошо, папа, — я спрыгнула со стойки и подошла к нему. — Пойдем, — сказала я и кивнула в сторону двери.

— Сначала я потолкую с этим дегенератом.

— Папа, я только поцеловала его. И больше ничего. Да мы вообще целовались впервые, — я посмотрела назад на Джексона, чьи глаза теперь расширились и наполнились паникой.

— Заткни хлеборезку и п***уй домой сейчас же!

— Прошу, не трогай его! — взмолилась я в последний раз.

Я остановилась сразу же, как только вышла за дверь и прислушалась. Но услышала только, как он сказал.

— Еще раз к ней прикоснешься, и я убью тебя. У меня в доме заряженное ружье, которое уже дожидается тебя.

Услышав, что он подходит к двери, я кинулась домой, забежала к себе в спальню и захлопнула дверь.

Он пришел не сразу. Наверняка ему нужно было сперва отпить из той чудо-бутылки, которую он купил на мои кровные деньги, прежде чем кричать мне в лицо. На секунду я понадеялась, что он оставит меня в покое, но это было бы слишком просто.

Не в стиле моего отца.

Через сорок пять минут дверь в мою комнату распахнулась.

— Вставай, маленькая лживая сучка.

Впервые в жизни я высоко подняла голову и подошла к нему. Посмотрела ему прямо в глаза, за что получила пощечину! Я в шоке уставилась на него. Он дал мне пощечину. Он никогда не бил меня так по лицу. Раньше он грубо хватал меня и толкал, когда дела шли совсем плохо, но никогда не бил с такой силой и целеустремленностью. Я собралась, расправила плечи и снова подняла к нему лицо. Я была напугана и вся тряслась.

— Ты хочешь быть лгуньей и шлюхой?

— Нет, сэр.

Пощечина!

— Маленькая дрянь!

Пощечина!

— Ты обманула меня, Диана!

Пощёчина.

Почему он назвал меня именем моей матери?

— Я — Эмерсон, папа!

И снова пощечина.

Я зарыдала.

— Прости, пап…

И снова.

— Мне даже не пришлось прикасаться к этому сосунку Джексону. Он чуть не описался прямо там, от одного моего взгляда!

Что-то во мне внезапно изменилось. Отец мог обзывать меня гадкими словами и что угодно говорить о моей матери, он мог обсирать хоть всех людей в мире, которых презирал, всех шлюх, наркоманов и дегенератов, но Джекса он трогать не смел. Он не имел права даже имя его произносить вслух. Я бы не позволила ему такого оскорбления без боя.

На удивление спокойным голосом я сказала.

— Да пошел ты.

Отец стоял и смотрел на меня, неподвижный, ошеломленный.

— Я сказала: пошел в жопу, злобный ублюдок! Ты не имеешь права!

Ударив кулаком, он повалил меня на пол и долбанул ногой по голове. Я отключилась и очнулась через несколько секунд. Он бил меня по спине пряжкой ремня. Я кричала от боли и молила его остановиться. Я попыталась уползти на четвереньках, но он наступил мне на спину, а затем перевернул за волосы. Ударил по лицу, и я снова потеряла сознание. Я парила где-то на грани беспамятства и ощущала, как мое тело бьют, как он наносит мне удары снова и снова.

Потом дверь в спальню с треском распахнулась, и я увидела черное худи и кроссовки Джексона, приближающегося к нам.

Я попыталась закричать: «Нет, Джекс!», но не смогла произнести ни слова. Я боялась, что отец убьет его. В одно движение Джекс оторвал отца от меня и повалил его на комод. Я пыталась оставаться в сознании. На моем лице и ресницах застыла кровь, но, несмотря на все это, я могла видеть, как Джексон удерживал отца, наносил ему удары, один за другим.

— Ах ты кусок дерьма! — кричал он, ударяя его снова и снова.

Когда отец, казалось, то ли не мог шевелиться, то ли вовсе вырубился, Джексон подбежал ко мне с широко открытыми, испуганными глазами. Он легко поднял меня на руки. Его слезы падали мне на лицо, но я больше ничего не чувствовала.

— Господи! Боже мой, — повторял он. — Господи, только не умирай, Эм. Пожалуйста, не оставляй меня.

Я отстраненно подумала, что, наверное, выглядела просто ужасно, а потом снова потеряла сознание. А когда пришла в себя, поняла, что лежала на сиденье отцовского грузовика. Моя голова покоилась у Джекса на коленях. Пока вел, он все время повторял:

— Постарайся не засыпать, Эм.

Моя одежда прилипала к телу из-за пропитавшей ее крови. Я начала ощущать покалывание и боль во всем теле.

У Джексона было ученическое разрешение на вождение — скоро ему исполнится шестнадцать, и он получит права. Может, тогда мы сможем, наконец, покинуть Нибл, подумала я.

— Эмерсон, я люблю тебя. Пожалуйста, не закрывай глаза.

Но я не могла выполнить его просьбу: мне так хотелось помечтать о нас в какой-нибудь другой жизни, где мы могли бы любить друг друга.

В больнице Джекс не отходил от меня ни на секунду. Он не оставил меня даже после того как полицейские и соцработники из службы защиты детей заверили его, что со мной все будет в порядке. У меня было сотрясение мозга, почерневшие и опухшие глаза, разбитая губа, небольшие порезы от пряжки ремня и много синяков, но в остальном все было в порядке. Когда мы узнали, что моего отца арестовали (без особого сопротивления), Джексон немного расслабился, но все равно не ушел. А я и не хотела, чтобы он меня бросал.

В течение двух следующих дней мы стали чем-то вроде сенсации в местных СМИ. Про нас с Джексом написали целую историю в газете. Пятнадцатилетний мальчик спас жизнь своей девушки, пятнадцать миль вез ее в госпиталь, а потом на руках отнес ее израненное тело в неотложку. Нас обоих обхаживали, как только могли. Медсестры носили Джексу еду, обработали его побитую руку и разрешили ему спать в моей палате.

Но наше счастье длилось недолго.

— Тебя отправляют в приемную семью, — сказал он в утро, когда меня выписали.

— Знаю. Они отправят меня в Нью-Клейтон. Это не очень далеко. Мы сможем видеться по выходным, — эта новость опустошила нас обоих, но я хотела, чтобы он знал: мы еще сможем быть вместе. — Ты мой самый лучший друг, — сказала я.

— Я так сильно люблю тебя.

В его взгляде плескалась мольба. Он выглядел неопрятно после двух дней без душа, а из-за постоянного волнения еще и казался куда старше пятнадцати. Длинные каштановые волосы торчали во все стороны, а в глазах полопались сосуды.

— Со мной все будет хорошо. С нами все будет хорошо, и я тоже люблю тебя. Когда ты получишь права, сможешь приезжать и видеться со мной.

Облокотившись о мою больничную койку, он коснулся пальцами моей щеки. Я вздрогнула.

— Поверить не могу, что он сотворил с тобой такое. Почему в этот раз все так получилось?

— Не знаю. Хватит переживать, ладно? У меня все будет отлично… ну, лучше. Всего несколько лет, и мы сможем уехать в Калифорнию. Мы будем жить вместе, пойдем в колледж, и ты допишешь свой роман, и еще мы обязательно заведем кота.

Он рассмеялся.

— Я люблю собак.

— Значит, заведем кота и собаку.

— Клянешься?

— Обещаю тебе, Джексон. Это значит намного больше детских клятв.

— Я заставлю тебя сдержать обещание. Найду тебя и заставлю его сдержать.

— Тебе не придется, — ответила я.

Паула, мой социальный работник, вошла в комнату.

— Привет, Эмерсон. Привет, Джекс. Прежде чем мы уйдем, Эмерсон, тебе нужно будет поговорить с детективом из полицейского управления. Я могу присутствовать там в роли твоего представителя. Им потребуется твоё краткое заявление. Твой отец признал себя виновным, поэтому тебе не придется выдвигать обвинение, но нужно будет дать показания.

— Ладно.

После встречи с сотрудниками полицейского управления мы с Джексом вышли из здания. Его мама ждала его в своей старой машине. Она лишь помахала мне рукой, даже не потрудилась при этом выйти из машины. Мне стало интересно, почему.

— Что с твоей мамой?

— Не знаю. Не волнуйся о ней.

— Что она сказала тебе сегодня утром, когда ты позвонил ей? — он покачал головой. — Скажи мне, Джексон, прошу тебя.

Он вздохнул.

— Она волновалась, что участие в этой заварухе с твоим отцом доставит мне неприятности — подвергнет опасности поступление в колледж и все такое. Ты же знаешь, как она рассчитывает, что я позабочусь о ней, верно? — он закатил глаза.

— Ты совершил героический поступок. Пожалуйста, не позволяй ей заставлять тебя чувствовать себя плохо из-за этого. Ты мой герой.

Он протянул ко мне руку и провел большим пальцем по моей нижней губе.

— Думаю, это ты герой, Эм. Ты такая сильная… бесстрашная.

— Я ужасная трусиха. Помнишь, как ты нашел в сарае жуткого огромного коричневого паука?

— Ты права. Ты ужасная трусиха, но лишь когда речь заходит о пауках.

Паула подъехала на своей машине и подождала, пока мы с Джексом попрощаемся.

— Я безмерно благодарна, что ты есть в моей жизни, Джексон. Ты спасаешь меня снова и снова.

Он улыбнулся, в его глазах стояли слезы.

— Быть без тебя на этой дурацкой пыльной дороге — отстой.

— А ты повторяй себе, что это ненадолго.

— Ты будешь звонить мне каждый день, да?

— Я постараюсь. Это всего лишь Нью-Клейтон. Не так уж далеко. Как думаешь, она разрешит тебе брать машину, когда ты получишь права?

Он оглянулся на Лейлу.

— Давай уже, Джекс, мне надо на работу! — заорала она.

— Скорее всего, нет. Боже, Эм, я просто в ярости, потому что не хочу оставлять тебя.

— Не нервничай, ладно? Мы что-нибудь придумаем. Может, Паула сможет помочь. Ты ей нравишься.

Я провела ладонью по его щеке. В его прекрасных, любящих глазах читалась боль.

— Я люблю тебя, Джексон, а ты любишь меня. Это все, что имеет значение.

Он кивнул, а затем наклонился и прижался своими губами к моим. Закрыв глаза, я почувствовала слезы на своей щеке, а потом он ушел. Прямо перед тем, как его мать рванула с парковки, он посмотрел на меня сквозь пассажирское стекло, поцеловал свою руку и помахал мне. Я сделала то же самое.