Клятва

Глава XIX Атака мертвецов

Во время рассказа, вокруг стала скапливаться толпа заинтересованных слушателей. Уже успело прилично стемнеть, звезды затянуло свинцовыми тучами, грозящими вот-вот выпустить тонны снега. С каждой минутой холодало, мороз пёк руки и ноги, пробирался глубоко под шубы, но никто не хотел лишать себя интересной байки старого ветерана.

Высоко горел большой костёр, плясали рваные силуэты теней на белых коврах снега.

Егерь закурил и умолк, дав понять, что рассказ окончен. Окружившие костёр сталкеры зашушукались.

— Ха! Вот это история, — хохотнул кто-то из собравшихся, — а Бугор ещё тот придурок!

— Ага, — ответил другой. — Кто ж знал, что Егерь был на такое способен. Молодость — дурная кровь, а, брат?

Перевозчик сухо улыбнулся.

— Кстати говоря, — спросил крепко сбитый сталкер, сидящий по-турецки на старом, отверделом пне, — а щас-то ты что один? Без Рома с Хриплым?

Все затихли. Глухо трещал костер. Даня, сидящий совсем близко к рассказчику, который пять минут назад ухахатывался с истории, резко помрачнел. Зевс жалостливо заскулил.

— Нет их больше, — стараясь сдерживать поток гнева, слез и боли, выдавил Егерь. Больше ничего не сказал.

Поползли шепотки, через которые почти каждый узнал подробности. Оказывается, что Живик давно растрепал всем вокруг о том, что Егерь в одиночестве кого-то поминал. Догадаться кого, было несложно. Но мало кто в это верил. До этих слов.

— Вот те на… — тоскливо протянул Булат и бросил дров в костер, — таких легенд, таких людей смело… Что уж о нас, простых сталкерах, говорить?

— Точно, — поддержал Крюк, нервно дергая рыжую бороду, — про Хриплого, честно сказать я и не слышал после отъезда, но про ромовские заслуги весь город знает. Связь наладил во всей близлежащей округе, почти в одного. Вдобавок ещё пункт небольшой основал, этакое связующее звено между военными шавками и сталкерами. Но какие-то сучары его пристрелили… А салага твой, ведь Артёма племя…

Егерь нахмурился, понимая, что подтверждать слухи было лишним.

— Ну-ну! — включился Корсар. — Человек тут перед вами распинался, историю забавную рассказал, а вы — ох, как же грустно, что больше их нет… Ясен-хрен грустно, большая это потеря, что уж тут. Но давайте не будем на больное давить? Честь имейте, господа.

Он бросил окурок в снег и закурил снова. Из-за туч на мгновение показалась луна.

— Ты, прости, брат, действительно перегнули.

— Ничего, — отрезал Егерь, — сменим тему.

Пламя взвилось вверх.

— Знаете, я тут тоже историю вспомнила! — из толпы прорезался тонкий, мягкий женский голос.

Корсар ухмыльнулся, увидев, как Даня насторожился.

Уверенным, спокойным шагом, в круг самых первых слушателей, элегантно втиснулась девушка. Укутанная как все прочие — в утепленную серую курточку, большие ей размером перчатки, отчасти скрытая под беличьим шарфом, с яркими, будто кошачьими, пылающим огнем, маленькими глазами. Мужская, неотесанная одежда, не убивала в ней красоты.

Она плавно села на рядом лежащее бревно, где расположился Даня, что поглаживал полуволка, закинула ногу на ногу, ехидно улыбнулась, не побоявшись острых зубов Зевса.

— Ну так, чего ты там вспомнила, Рысь? — хмуро спросил Булат.

Она сверкнула белоснежными зубами.

— Было это месяц назад. Шлялась тогда по нашей базе, на стрельбище, шмаляла по мишеням.

Даня задергался, заерзал пятой точкой по бревну, боясь посмотреть ей в глаза.

— Значит, вижу — паренек молодой совсем, в руках мосину держит, — Рысь широко улыбалась, невзначай окидывая Даню взглядом, — и банку выбить пытается.

Егерь чуть улыбнулся.

— Ну, а соль-то в чем? — возмутился Крюк, растапливая солидный кусок сала на костре. Девушка закатила глаза, намекнув на бестактность возражающего. Впрочем, того больше интересовало мясо.

— А он, значит, так уверенно прикладывает её к глазу, еле оттягивает затвор, кое-как целится, а потом — бам! Чертыхается, отлетает на пару метров назад, кричит, бедненький, держится за глаз.

Все дружно загоготали, подтрунивая над горе-снайпером, который даже мосинку в руках удержать не может.

Стрелком этим был Даня. Он хорошо помнил тот суровый декабрьский день. Тогда он стрелял из пистолетов и только пробовал калаши. Но когда суровый наставник отлучился по делам, Даня заприметил винтовку своего дяди. Ту самую, из которой он бил волков в проклятой деревне. Устоять был не в силах: оглянулся, вокруг — никого, схватил оружие. А дальше — известная история. Крик распугал всё вороньё, а матюки, выученные у местных охотников и дополненые военными наречиями, быстро разнеслись по стрельбищу. Так что, подошедшей девушки, надменно скривившей губы, он не заметил.

Она отчитала его как щенка, за то что тот неправильно держал винтовку — оказывается, нужно было весь упор давать в плечо и глаза держать на безопасном от мушки расстоянием, чтобы не произошло то, что уже случилось. Да и мосина оказалась куда массивней, жёстче и мощней, чем он предполагал. От банки, в которую Даня чудом попал, не осталось ничего. Егерь, вернувшись, по-доброму посмеялся над историей и сказал, что с этим монстром — он кивнул на оружие покойного дядьки — ему не совладать.

Ещё несколько дней Даня ходил еле видя: мало того, что один глаз вырвали, так теперь и второй опух так, что теперь он смотрел на мир глазами китайца. Вдобавок, сердце обжигали ручьи стыда, вызванного несчастным происшествием. «Так опозориться, ещё и перед девушкой…» — корил себя юноша, краснея всякий раз, когда на глаза попадалась улыбающаяся Рысь.

— Ну ладно-ладно, — успокоился Корсар, весело смотря на Даню, — он же салага, с кем не бывает?

Пока разговаривали, жарили мясо. Кто-то напевал песни, кто-то травил очередные байки, кто-то вспоминал былое. Компания разрослась и галдела ровно до тех пор, пока из теней ветвей не возник Беркут. Серьёзный, нахмуренный взгляд, проницательные и тяжелые глаза.

— Я вижу у вас тут балаган, — спокойно, потирая кончики усов, сказал он, — по какому поводу?

Крюк тихо чавкал сало, молодой сталкер с гитарой в руках весело щебетал с Рысью, Даня и Корсар говорили о своём, а Егерь, молча гладил своего питомца. Все, слыша спокойный барритон командующего, стихли.

— Ну, тут Егерь, — Крюк глотнул кусок сала. — Историю рассказывал. Вот мы и…

— Ясно, — перебил Беркут. — Машина на ходу?

Булат приподнялся, вжал живот и гордо заявил:

— Конечно, Беркут! Всё готово. Теперича нам и сварки не надо, чтоб поддоны латать.

Хмурые брови командира растаяли, но голос остался таким же спокойным и жестким.

— Отлично. Всем пять минут на сбор и спать. Завтра длинная дорога. Выполнять. Вика, зайди ко мне как разложишься.

— Так точно, — мягко ответила Рысь, потягиваясь на бревне.

Толпа тихо рассосалась, скоро остались только Егерь, Даня, Корсар, Крюк и Булат.

— Хе, пошла Беркута ублажать, — улыбнулся Крюк. — Сучка!

— А тебе-то что до её дел, Крюк? — ответил Корсар, докуривая сигарету.

Тот поморщил нос, но так ничего не ответил. Булат, на удивление, заснул и словно часовой маятник раскачивался туда-сюда, сидя на пне. Крюк не удержался и, слепив снежок, бросил в друга. Шлёп! Булат встрепенулся, вскочил, быстро вынул пистолет из кобуры, принявшись внимательно изучать просторы леса.

— Ха-ха! — улыбнулся шутник, рассматривая недоумевающее лицо товарища. — Ладно, соня, просыпайся. Нам ещё в кузове дерьмо убрать надо, там спать завалимся.

— Где? — спросил Даня.

— В п… — Булат осекся. — В кабине, салага. Где ж ещё.

— Это точно, — поддержал Корсар, спрыгивая с подножки машины. На удивление, он даже не пошатнулся от настойки, которую тянул все то время, пока Егерь травил байку. Он быстро скрылся во мраке леса, даже не попрощавшись.

Даня посмотрел на часы: 11:36. Егерь, увидев время, поднялся, отряхнулся. Полуволк тут же вскочил и прильнул к ногам хозяина.

— Нам тоже пора, Дань. Пошли.

Салага последовал примеру наставника и, терпя боль в затекших ногах, поковылял следом.

— До завтра, мужики! — крикнул Булат вслед.

— До завтра! — ответил Егерь, дружелюбно помахав рукой.

Проснулись все бодро, жаль только, что погода продолжала бушевать: ветер, снежная пурга, затопленная снегом дорога. Вдобавок, мороз совсем не хотел отступать и на утро тело жгло ещё сильней. Под руководством Беркута техника быстро выдвинулась с поляны, оставив после себя, лишь глубокие провалы снега. Выстроились в ту же схему, как и прежде: снегоходы впереди, в центре — основные машины, в хвосте перемалывал снег ЯМАЛ.

Ехать было еще невесть сколько. Общая поездка уже занимала около шести дней, за которые, помимо стад оленей, периодически подстреливали мутировавших волков, несколько чистых кабанов. Вышло, пусть и не без труда, отловить пару рысей. Но после крупного оленьего стада тайга совсем опустела. А потому на ближайшие несколько часов единственным развлечением, по крайней мере у Корсара, стало рассматривание причудливо скрученных деревьев, на фоне обильно идущего снега.

— Тоска зеленая, — в очередной раз тянул он, когда смотрел в белесую даль, — сколько ж уже можно…

Егерь, не отвлекаясь, сосредоточенно вел машину, Даня снова что-то черкал в ежедневнике, Зевс спал. Всё как всегда.

Минута тянула другую, час сменял другой. Вдруг зашипела рация, разогнав хандру:

— Внимание всем! Через десять минут доберемся до рубежа. Первому звену ориентироваться по берегу реки.

Корсар мигом оживился, заёрзал, оторвавшись от долгого сна. Солнце почти зашло в зенит, тучи сгустились вокруг, но закрыть светило не посмели.

— Ну, ёп твою за ногу, наконец-то! — радостно верещал Корсар, видя, как Шестьдесят шестой впереди останавливался.

Снегоходы встали чуть дальше точки рубежа, остальные сомкнулись в знакомое кольцо. ЯМАЛ остановился рядом.

Корсар тут же вышел, захрустел всем телом и блаженно выдохнул. Следом вышли Егерь, Зевс, Даня.

Морозно.

Остановились снова на большой поляне: дальше деревьев было всё больше и больше, дорога тоньше, извилистей, запутанней.

Шестой день пути, животные всё реже… Это знаменовало окончание известного маршрута. Руководство, во главе с Беркутом, отдало приказ разбить лагерь, как минимум до завтрашнего утра. И ждать. Чего, непонятно.

— Этого хватит? — спросил Даня, бросая охапку веток на расчищенный снег. Корсар хмыкнул, приказал принести еще.

— Вот же засранец, — буркнул Даня, но вспомнил, что он не один.

Юнец уже в четвертый раз ходил вглубь леса за палками, вместе с ещё тремя парнями его возраста, которых он раньше не замечал.

— Вас как звать-то хоть?

— Я — Саша, — протянул руку небольшой, щуплый парнишка с зелеными глазами, тонкими, почти женскими чертами лица и еле прорезавшимися усиками под носом.

— Меня Михой зовут, — ответил на молчание второй, с курносым носом-картошкой, большим, рассечённым здоровенным шрамом, широким лбом и пухлыми губами. Сам выглядел крепко.

— Даня.

Как оказалось, ребята были родом из города, но жизни до Удара, в силу возраста, почти не помнили. Как подросли, работали кто где: Сашка собирал железо и сдавал местным, зарабатывая копеечку на еду, а Миша после смерти отца перебивался случайным заработком…

— А мамку я свою совсем не помню, — говорил Миша, пытаясь сломать свежую березовую ветку, всем телом навалившись на нее. — Экх… Батя говорил, что она погибла при аварии, ещё до Взрывов, но я ему почему-то никогда не верил.

— Жаль конечно, что так оно вышло, — вздыхал Саша, присев у рассохшегося соснового ствола, — Соболезную. У меня вот все, слава Богу, живы-здоровы.

— А ты, Мишка, в охотники зачем подался? — спросил третий, до сего момента молчавший.

Чуть выше Дани, широкоплечий, с длинным острым носом, тёмно-голубыми глазами. Он то и дело хмурил взгляд, морщился, пиная снег.

— А куда ещё, Никит? — переспросил Миша, наконец, щелкнув ветку. — Предлагали либо на арену — мусор собирать, дерьмо за тварями чистить и песок ровнять, либо на поля — спину гнуть. Я и там и там пахал, как батя слег. А он ведь у меня охотником был да еще каким!

— И каким же? — ехидно спросил Никита, потершись о ствол дерева, имитируя упорную работу.

— Его Буйволом кличили. Здоровый такой дядька был, с самого зарождения города тут. Мне батя даже рассказывал, что с Егерем, Хриплым и Ромом они от тварей пару секторов зачистили.

— Ха! — усмехнулся Никита. — Не поверю. С Егерем тут только один знакомый, вот он.

Все с интересом посмотрели на Даню.

— Что вы уставились? — он отвлекся от сбора веток. — Знаком, если так можно сказать.

— Это мягко сказано! — охнул Саша, волочащий здоровое бревно. — Ты с ним путешествуешь, а это дорогого стоит.

— А расскажи, как ты с ним путешествовал? — поддержал Миша.

— Да, интересно уж, как с таким человеком, — Никита сделал сильный акцент, — слоняется кто-то вроде тебя. Не поведаешь, каково путешествовать с такой шишкой, пепельноволосый?

Даня сжал березовую ветку, да так, что та хрустнула, расплескав щепки по снегу. Он криво улыбнулся.

— Всего-ничего. Просто придется пожертвовать друзьями, родным человеком, зрением, психикой и лицом. А в остальном мелочи — убийства, пытки, смерти. Можете лично у него спросить, если больно интересно, каково это ходить с ним рядом и собирать кости его жертв.

В голосе звучал металл, каждое слово он будто чеканил.

Все посмотрели на черную пиратскую повязку, исполосованное шрамами лицо, пепельные волосы, бурлящий ненавистью янтарного цвета глаз и замолчали, каждый занимаясь сбором хвороста. Но Миша не выдержал.

— А что… Дань, а что с тобой случилось, что ты стал вот… таким?

Даня вздохнул.

— Не твое дело, — отрезал Даня, в порыве, ломая очередную ветку.

Снова напряженное молчание.

— А… Понятно, — старался прервать тишину Саша. — На город вот раньше тоже часто нападали, пока стену не додумались возвести.

— Стену? — переспросил пепельноволосый, вспоминая монументальное сооружение вокруг города сталкеров.

— Ну да, разве не видел? Огромная такая бетонная стена, через которую хрен какой ублюдок пролезет.

Даня смутно вспомнил, как в ночи, приезжая в город первый раз, видел серые ограждения за КПП, но значения им не придал.

— И что, помогают?

— А то! — Сашка улыбнулся. — Щас, конечно, твари почти не нападают, но вот в первый год жали конкретно. Ходаков куча, лешие, волки, крысы… Всех и не пересчитать. Но что они могли сделать? Царапали стену, толпились возле неё, пока старшие с пулеметов их гасили.

— Помню тот день, — высокомерно фыркнул Никита, — тогда шестерых ходаков завалил.

— Ты? Ха! — в голос рассмеялся Миша, чуть ли не роняя ветки. — Да после того как нас в отряд приняли, ты ж ведь даже крыс-переростков боялся!

Никита побагровел, но важной мины не лишился.

— Неправда. Я, в отличие от тебя, тренировался и работал много, поэтому Беркут меня и взял в рейд.

— Оно и видно, — съязвил Миша, видя, как Никита сломал две тоненьких веточки и ожидал, пока остальные закончат.

Даня, уже собрав приличную охапку, не думая, сунул ветки лентяю в руки.

— Э-э…

— Без «э». Щас себе доложу и пойдем. А что за ходаки такие?

Миша с Сашей переглянулись, пожали плечами.

— Это слабый аналог леших, пояснил Саша. — Последние быстро двигаются, также быстро регенерируют, пули их почти не берут. В бою очень опасны. А вот ходаки — просто ходячие мишени. Шатаются без дела, иногда даже ударить толком не могут. Но вот толпой становятся жутким врагом, да ещё и живучие, как тараканы. Лучше жечь их сразу или с чего калибром покрупнее гасить.

Даня повел бровями. Надо же. Егерь, конечно, в перерывах между тренировками, рассказывал о разных тварях: волках, леших, домовых, лихо, кикиморах, йети…Но вот про ходаков он слышал впервые. По правде сказать, гуманоидных тварей он совсем не видел и относился к рассказам о них, скорее как к интересной сказке, чем как к реальной угрозе. Ему казалось, что они очень редки и встретить их в лесу — та ещё задачка.

— А ты неплохо осведомлен, — отметил пепельноволосый, — что, книжки читаешь?

Саша, еле удерживая нагруженный вес, закряхтел:

— Ага… Вроде того… Нам старшие много интересного рассказывают, а я записываю, анализирую. Что-то типо бестиария.

— И много там написал?

Саша, не в силах стоять на ногах, рухнул на снег и уронил ветки. Даня загрузил выпавшую часть себе.

— Спасибо, а то тяжеловато… — замялся ботаник. — Пока занес немного, в основном из рассказов опытных охотников. А тут выдалась возможность в рейд ехать! Думал, успею всю книжку исписать. Одно ведь дело истории слушать и совсем другое — вживую видеть. А нет, — он вздохнул, — рейд уже кончится скоро, а у меня только… олени.

Никита фыркнул, актёрски запрокинув голову.

— Ну ничего, в следующий раз обязательно что-то выжму, — мечтательно проговорил он.

Наконец, хворост был собран. Они, не торопясь, побрели к лагерю. По пути Миша предложил встретиться в более-менее тихом месте, подальше от суеты старших, поговорить о своём. Даня, пусть и нехотя, но принял тот факт, что ему не хватает простого общения со сверстниками. Корсару было плевать, куда он уйдет, а Егерь сейчас был в ЯМАЛе, решал с Беркутом какие-то вопросы. Поэтому, оставив недовольному сталкеру очередную охапку дров, парень скрылся у дальних машин.

Возле дрыхнущего сном покойника безызвестного сталкера, собрались, развели костер.

«Этого придурка ещё принесло» — невольно подумал Даня, видя надменное лицо Никиты, неуклюже крутящего в руках ПМ.

Говорили о всём: тренировках, сталкерах вокруг, девушках, машинах, тяжёлой жизни, тварях, прошлом. Пацаны долго рассказывали о том, как их взяли в охотники, как тренировали, уму-разуму учили. Для них это было первое серьёзное дело, — на прошлых рейдах их оставляли в патрулях — так что все относились к происходящему предельно серьёзно.

— Вот заработаю себе имя, потом в элите буду, там глядишь и генерала заменю, — мечтал Миха. — Будут потом внуки говорить: «А мой дед ой-ой-ой каким мужиком был!».

— Ну да, — острил Никита, — поди, попробуй.

— А ты чего хочешь? — спросил Саша, съёжившись от мороза и прильнув ближе к костру.

— Я? Да ничего особенного. Жить и в ус не дуть. Не надо мне в элиты биться, классным травником становиться и мир изучать, — он презрительно посмотрел на Сашу, который доселе рассказывал о своих мечтаниях. — Мне просто жить, где безопасней, вкусно есть, с красивыми телками в кровати кувыркаться и пиво пить. А остальное — по боку.

— Деньги тебе с неба упадут? — холодно спросил Даня, буравя выскочку хмурым взглядом.

— В этом и вся суть, — Никита растянулся в фальшивой улыбке. — Здесь, думаю, подработаю рейд-другой, получу репутацию хорошую, а с рекомендациями охотников не только у них работу найдешь. В охране Совета, например.

— Ого! — ахнул Миша. — Не высоко лететь хочешь, воробей?

— По крайней мере, ложных надежд, чтобы стать вторым Беркутом, у меня нет. Мы еще прозвищ себе не заработали, а ты уже мечтаешь генералом стать. Тьфу!

Саша, ощущая как атмосфера накаляется, вдруг перешел на Даню, который с интересом наблюдал за перепалкой:

— А ты, Дань, что хочешь?

Тот задумался. Стиснул зубы. Сжал кулаки. Выдохнул.

— Перебить монстров. Пусть не всех, но до каких дотянусь. И не важно, какого калибра: йети или ходак, леший или ещё какая тварь похуже. Всех хочу вырезать.

— Ха-ха-ха! — рассмеялся понятно кто. — Серьёзно? Да ты хоть понимаешь, что подготовленная группа опытных охотников даже из десяти человек, с трудом возьмет хотя бы одного йети! Вот ты и правда какой-то безумец. Один может и осилишь пару леших, но чтобы с йети квитаться, ха-ха…

Даня злобно оскалился, но не ответил. Его опередил Саша:

— Но ведь Егерю под силу такое. Завалить йети в одиночку, орудуя только тесаком.

Никита натянул надменную улыбку ещё больше.

— Такой как Егерь один на тысячу! А таких как мы — остальные девятьсот девяносто девять, понимаешь, Сань? Большинство таких самонадеянных болванов и гибнут на первых ходках.

— А ты у нас прямо-таки ветеран, — парировал Даня, — смотрю опыт плечи ломит.

— Без юношеского максимализма, — пояснил Никита, потягивая спину. — И идиотизма.

Ещё слово, неверно брошенная фраза и Даня бы втоптал выскочку прямо в снег, умыв его в собственной крови… Но вдруг раздался крик Корсара.

— Эй, вот вы, идиоты! Даня, сукин сын, поднял жопу и в КРАЗ, живо!

Все вскочили, пепельноволосый быстро и без лишних вопросов пошел к сталкеру.

— Вы тоже к своим, марш! — гаркнул Корсар. — У нас тут что-то интересное намечается…

Чем-то интересным оказался рывок в восточную сторону деревни. Пока Даня вместе с остальными прохлаждался, одному из сталкеров — Гралю — пришла неплохая идея.

— Слушай, Корсар, — обратился он к сталкеру, который перебирал страницы «Преступления и наказания» Достоевского, найденного у Егеря в кабине. Не то чтобы чтиво ему сильно нравилось, но делать было нечего.

— Чего тебе? — спросил он, не отвлекаясь от книги.

— Есть толковое предложение, — ухмыльнулся Граль. — Не буду тянуть, скажу сразу: на востоке, в сорока минутах езды отсюда, есть старенькая деревенька — Пустовье. Я ещё мальцом там был, бабка моя там жила…

— Рожай быстрее, — буркнул Корсар, следя по строчкам за тем, как Раскольников бьет бедную процентщицу топором по голове.

Граль нахмурился, но продолжил:

— Чёрт с тобой. После войны я никого из её жителей не встречал, видимо, все там и померли, да и попробуй выберись из такой чащи. Хотя, может живы ещё да не…

— Граль, не тяни кота за яйца.

Рассказчик вздохнул:

— Я к тому, что она глубоко в лесах. Про жителей ни черта не слышно, а мы в сорока минутах езды от неё. Ну я подумал, почему бы нам не съездить туда, может чего полезного найдем?

— Так, — Корсар закрыл книгу, оставив Родиона наедине с трупом бабки, — это к Беркуту надо. От меня ты что хочешь?

Сталкер сел на поваленный сосновый столб, почесал густую бороду.

— В том и дело, Корс. Если я к начальству пойду с таким предложением один, меня выпрут и потом ещё здесь оставят, снег по тайге чистить. Но вот с тобой, птичкой поважней, может чего и выйдет.

Корсар задумался, пришлось закурить.

— Хм, идея неплохая, — после долгого молчания выдал он. — Штабу все равно делать нехрен, возятся щас с картами. Можно будет и цепануть часть состава.

— Я о том же, — согласился Граль. — А там может чего интересного обнаружится. Ты если Егеря к этой затее подключишь, считай, дело в шляпе.

С этими словами он встал, поправил куртку, посмотрел на Корсара:

— Ну, а дальше сам решай. Моё дело — предложить.

И Корсар согласился. Почти сразу пошёл к Беркуту, решать вопрос лично. В кабине ЯМАЛа торчали пара техников, возящихся у передатчиков, Рысь, перебирающая какие-то бумажки и сам Беркут, который что-то живо обсуждал с Егерем.

— Будут тебе маршруты, — заверял командир, хлопая перевозчика по плечу. — Вот в Совете отчитаемся и получишь. Я уже отдал картографу соответствующие распоряжения. Подготовит свежие и в лучшем виде.

Егерь удовлетворенно кивнул головой.

— Вот они где! — громко сказал Корсар, бросая на всех беглый взгляд. — Сидите-пыхтите?

— Типо того, — ответил за всех Беркут. — Что-то хотел?

Корсар улыбнулся, утёр нос.

— Конечно хотел. У меня к тебе, господин Беркут, предложеньице есть.

Вкратце сталкер рассказал идею командиру и, несмотря на хмурое лицо последнего, уже решил сколько техники и бойцов ему понадобится.

— Пятьдесят человек, — он постепенно загибал пальцы, — а следовательно, тринадцать машин от общего состава. Людей, считай, я уже нашёл.

Беркут поморщил лоб, скривил лицо.

— Хм, — протянул он, — даже не знаю, Корсар.

— Один хрен вы с картами возитесь, — возмутился сталкер. — Так хоть делом займемся. Хабар лишним не бывает, а?

— Да, — внезапно согласился Егерь, — к тому же деревня брошенная и располагается совсем недалеко. Тварей зимой почти нет, хладнокровные они, большинство в эту пору в спячку впадают, до лучших времен. А раз деревня пустует, то откуда им там взяться? До вечера успеем управиться.

Пожалуй, мнение перевозчика перевесило всякие сомнения.

Беркут потер усы и, вздохнув, дал добро:

— Чтобы к ночи вернулись. Всё.

— Конечно, мамочка! — съехидничал Корсар, расплывшись в улыбке. — Разрешите готовить состав, товарищ главнокомандующий?

— Шуруйте уже.

— Дмитрий Степанович, — мягко протянула Вика или же Рысь, — можно мне с ними?

— Нет, — отрезал Беркут. — Тебе ещё отчеты по численности, пойманным зверям, нынешней комплектации снаряжения и амуниции заполнять. Сиди, работай.

Она вздохнула, нехотя погрузившись в бумаги.

А Егерь и Корсар, формально попрощавшись, принялись готовить состав.

Хотя Корсар и соврал, что собрал добровольцев, желающих нашлось прилично. Среди них затесались Даня, с новыми знакомыми, Булат и Крюк, Граль, и ещё несколько десятков таких же отморозков, которым не сиделось на месте. Все расселись по машинам: Граль с Егерем (вместе с Даней они поехали впереди) оставив недовольного Корсара в хвосте на Шишиге Булата и Крюка.

Вьюга, наконец, стихла, солнце приветливо раскидывалось еле теплыми лучами, обжигая белесые сугробы снега.

Скоро колонна машин оказалась у Пустовья.

Деревня оказалась совсем не такой уютной и маленькой, как рассчитывал Корсар. Длинные, будто сросшиеся воедино дома, оттеснённые друг от друга лишь небольшим слоем косого забора, изредко — профлистом. Лишь на небольших холмиках виднелись одинокие, занесенные тоннами снега отшельные хибарки, мирно загнивающие вдали от всех. За домиками виднелся край небольшого, уже порядком промерзшего озерца, блестящего солнечными зайчиками, что прыгали по льду, отражаясь от солнца. И только кривая, пестрящая глубокими провалами дорога, ветрами очищенная от большей части снега, встретила путников. Было совсем пусто. Ветерок лениво качал свалившиеся ставни окон, пытался открыть подгнившие двери, попасть в брошенные дома.

Машины заглушили моторы, затихли.

— Так, — Егерь посмотрел на Граля, — дальше командование я беру на себя. Ты не против?

Сталкер пожал плечами и быстро вышел из грузовика, не в силах больше терпеть недовольных рыков Зевса.

Даня, сидевший рядом, наконец, нормально уселся, унимая затёкшие суставы. Осмотрелся, дрогнул.

— Эй, — Егерь хлопнул пепельноволосого по плечу, посмотрел на него., — Всё будет впорядке. Вряд ли здесь будут твари.

— Тогда мы тоже так думали, — буркнул Даня, пряча записную книжку за пазуху.

Егерь посмотрел на Никиту, который споткнулся о крыльцо Шестьдесят шестого и рухнул лицом в снег, усмехнулся и сказал:

— При случае, теперь ты сможешь дать отпор. Не зря ведь я тебя тренировал?

Даня вздохнул.

«Действительно, — подумал он, — после тренировок я научился многому: владению рукопашным и ножевым боем, стрельбе… Стал сильнее, ловчее, умнее, проворней, хитрее. Я знаю как убивать, куда стрелять, как бить, в общем говоря всё то, что мне пригодится дальше. Но… Хватит ли у меня духа, чтобы не испугаться? Хватит ли силы оставаться холодным и расчётливым, смогу ли я, по крайней мере, защитить хотя бы себя? К черту! Как говорил Корсар: „Не забивай голову хернёй пока есть патроны, а когда все выйдут, уже можно и пораскинуть тем, что от головы останется“. Да и вовсе не факт, что случится что-то страшное. Может, я просто надумываю?»

— Эй, уснул что ли? — перевозчик ткнул подмастерье под бок. — Выходим, нас только и ждут.

Все стояли у свалившейся таблички, где на выцветшем фоне, еле виднелась понурая надпись: «Пустовье».

— Ну что? — весело крикнул Корсар столпившимся вокруг людям. — Ай да искать сокровища, а?

Егерь, спустившись с КРАЗа, недовольно хмыкнул.

— Что такое, мистер зануда? — иронично спросил сталкер, кривя детскую гримасу.

Все сухо посмеялись.

— Надо обмыслить ещё кое-чего, — спокойно ответил Егерь, приближаясь к табличке. Перевозчик открыл новую пачку сигарет, закурил. Столпившиеся ждали.

— Нас много, деревню обшерстим быстро. Значит, нужно разбиться по группам и пойти в разные направления.

— Нас пятьдесят бошек, — ответил Корсар. — Можно разойтись по десять человек и одного командующего к каждой группе приставить.

Егерь кивнул, сбил пепел с сигареты.

— Предлагаю так: первая группа — левая часть, первый сектор, вторая — левая часть, второй сектор и так далее. Пятая группа идет в самый конец деревни, к вон тем зданиям, — перевозчик пальцем ткнул в одиноко стоящие далеко от остальных дома. — Я отвечаю за первую группу, Корсар — за вторую, Граль держит третью… Остальные две?

Из толпы смутившихся лиц показались две руки. Желающими оказались Крастер — толстопузый мужичок, уверенно размахивающий РПК-74 и Булат с «Печенегом» на плече.

После, командиры стали пополнять ряды добровольцами.

— Жгут ко мне!

— Иди сюда. Да, ты!

— Чибис, Руппер, — гаркнул Корсар. — Ко мне!

— Ты, ты… И ты. В первую.

Скоро суета закончилась, сталкеры распределились. Даня, на удивление, предпочёл быть с Булатом, Крюком и новенькими знакомыми, чем с Егерем. Впрочем, кавказец только одобрил такую инициативу.

— Отлично, — перевозчик выбросил окурок, поправил разгрузочный жилет, проверил готовность своего семьдесят четвертого АКСУ и одернул медвежью шубу. — Отряд! Разбиться и рассредоточиться по периметру деревни! Связь держать постоянно. Начали!

Дальше всё как по плану: группы двинулись в разные стороны, опустошая деревню, словно саранча. Тащили все, что видели: консервы, запчасти от автомобилей, мотоциклов и тракторов, баллоны с горючим газом, оставшиеся в домах, удавалось найти даже целые снегоходы, пусть и порядком потрепанные временем. Всё грузили в рюкзаки, мешки, притащенные с собой, мелочи пихали в карманы, а самое крупное и тяжелое сразу уносили в машины. Несмотря на опасения, что помимо сталкеров в Пустовье кто-то есть, было подозрительно тихо. И пусто. Жители, будто испарились: ни трупов, ни костей, ни брошенных в спешке вещей. В один момент все будто исчезли. Это настораживало.

— Жуткое место, — бормотал Саша, осматривая занесенные снегом крыши домов. — Прям не по себе.

— Пф! — фыркнул Никита, поправляя шапку-ушанку на голове. — Трус. Чего ж тут бояться? У-у-у! Призраки!

— Хорош уже, — буркнул Миша, сильнее сжимая калаш, — клоун недоделанный.

Даня отмалчивался, но был готов в любую секунду сорвать АК или новенький дробовик «Рысь», полный жекана, и изрешетить незнакомцев свинцом. Но только ветер недружелюбно свистел им в спины.

Шли они к дому, стоящему на небольшом холмике, невдалеке от подобных ему отшельников. Словно старый мудрец он щурился сваленными друг к другу ставнями окон, хмурился заваленными набок бревнами, скрипел единственной оставшейся от забора калиткой.

— Да правда, чего ж бояться? — повторял Никита. — Булат, Крюк и остальные совсем недалеко, вон в той гнилушке шарахаются. Чего ты разнылся, Саш?

— Незнаю, — отвечал он, — жутковато здесь…

Саша съежился, с трудом поправил свалившийся с плеча калаш. Его трясло, хотя одет он был в теплые рыжие лисьи шкуры.

Наконец, они подошли. От забора дома осталось лишь название, торчала только треснувшая, горбатая калитка, окна, съехавшая на бок крыша, грозящая вот-вот свалиться, пустые, на удивление сохранившиеся окна, по которым плясали солнечные блики.

Небо вновь стало затягивать свинцовыми тучами.

— Вот же срань, — Миша хлопнул по колену, — сколько ж можно? Только солнышко выглянуло и вот те, на!

— Хорош уже на звезды жаловаться, — хмыкнул Никита. — Пойдем в дом.

За грязным, покрытым пылью окном что-то дёрнулось. На мгновение. Даня моментально выхватил автомат, прицелился, даже не успев подумать.

— Стой! Не ходи туда.

Никита посмотрел на дуло автомата, засмеялся.

— Ха-ха! Что, пепельноволосый? Испугался, небось? Пукалку уже высунул, куда стрелять-то собрался?

— И правда, Дань, — Миша посмотрел на напряженное лицо боевого товарища, — что такое?

— Ребят, может не пойдем? — Саня попятился назад, чувствуя, как атмосфера накаляется.

Никита, усмехаясь, демонстративно обернулся к Саше, затем к окнам дома.

— Да там же никого нет, придурки! Ты ведь, согласен, Мих…

Он замолк, как только увидел тёмный, расплывчатый силуэт, что стоял за окнами домика.

— Вы… это видите? — спросил Никита, теряя дыхание. — Черт бы побрал, что…

Все замерли. В доме кто-то был.

— Нет-нет-нет! — испуганно лепетал Саша, дрожащими руками стягивая автомат. — Кто это?!

Даня снял предохранитель. Щёлк.

— Стреляем насчет три, — пытаясь унять дрожь в голосе, говорил он. — Раз.

— Стоять! — Никита усилием двух рук отвел дуло автомата. — Может это выживший? Может ему нужна помощь?

Резко потемнело. Тучи сомкнули солнечный шар.

— Идиот, — прошипел Даня, всматриваясь в силуэт, — кто там, мать твою, может быть?

— Эу, ребятки! — раздался из дома приятный старческий голос. — Шо вы там мерзнете? О, господи, на улице то зима, едрить-колотить, а они ходют в чём попало!

Бойцы переглянулись. На лице проступил пот. Руки у всех неистово дрожали, как бы их не пытались унять.

Даня старался держать себя в руках, хотя и был на пределе, Саша уже успел пустить слезу, Миша и Никита молча раскрыли челюсти.

В доме был старик.

Прямо за пыльными окнами, стоял дедушка, с пышной седой бородой, маленькими добрыми глазами, одетый в старый камуфляж. На его голове торчала зелёная рыбацкая панама. Он прищурился, зажег рядом стоящую свечку. Тёплый свет разогнал липкий мрак, застеливший ветхий домик.

— Ну! Чего застыли? — по-доброму заворчал дед. — Шуруйте уже с мороза, я как раз печку только затопил!

— Что за срань, — прошептал Даня, вжимаясь в приклад. — Что за срань?

— Это ведь не может нам казаться, ребят? — переспросил Саша, отходя все дальше и дальше. — Кто это?

— Дедушка! — проглатывая страх, крикнул Никита. — А что вы там делаете?

Старик нахмурился.

— Как что? Живу!

— Но ведь, кроме вас здесь никого нет, — продолжал парень, — как вы тут оказались?

Дед поковырялся, с усилием приоткрыл окно. Свеча задрожала, чувствуя холод снаружи.

— Чего, внучок? Совсем уж плохо слышу, повтори!

— Дедуль, я говорю, как вы тут оказались, вокруг ведь никого нет!

Старик чуть выглянул из окна.

— Ну так, после войны отсюда все поубежали, а у меня ноги больные, не смог. Да и куда мне, старику? Я своё отжил. А вы кто, откуда?

Дед вдруг вздрогнул, схватился за сердце.

— Ой, господи, — закряхтел он, — внучок, не пугай старика, убери автомат, Христа ради!

Даня, не думая, опустил оружие.

— А вы… Вы точно человек? — кривя лицо от ужаса, спросил Саша. — То-точно?

— Эй, ты чего, сынок? — старик потер густую бороду. — Тут отродясь кроме людей никого не было. Все сатанинские отродья стороной это место обходят, жрать-то тута нечего. А я им, старый, не нужен. Смотрю вы напуганы сильно, заходите! У меня тут чаёк стынет, печенья есть. Я уже ох сколько лет с живыми людьми не разговаривал.

Все переглянулись, пожали плечами, выдохнули. Страх ушел, оставив только какое-то странное, гипнотическое, тёплое чувство.

— Дверь открыта, ребятки! У меня ноги толком не ходят, так что заходите сами, не стесняйтесь! — дедушка улыбнулся, прикрыл окно, махнул рукой, приглашая гостей зайти.

— Вот же остальные охренеют, — бормотал Никита, убирая оружие за спину, — живой человек!

— Ага, — выдохнул Миша, до сего момента утирающий литры пота. — Я уж испугался…

— Да, — облегченно улыбнулся Саша, ускоряя темп, — я, честно, уже замерз!

Даня шёл с остальными. Вдруг, у самой калитки замер. Принюхался, совсем инстинктивно.

— Парни, — он задрожал, — не идите.

— Всмысле? — спросил Миша. — Что такое?

— Запах, — Даня принюхивался тщательнее, — какой-то… Нечеловеческий.

Саша нахмурился, Никита только ухмыльнулся.

— Ну-ну! — фыркнул выскочка. — Чёртов трус и зануда. Боишься всего. Видишь же, дедушка больной, совсем один здесь.

— Вам чай с сахаром или без? — раздалось из дома. — У меня тут ещё травы лечебные есть.

Никита, сложив руки, закатил глаза.

— Видишь? Всё, пошли!

— Я сказал: стоим! — процедил Даня сквозь зубы и снова вскинул автомат. — Стоим и ждём, мать вашу. Я говорю… запах… Люди так не пахнут.

— А ты больно в запахах разбираешься? Псина или волк какой? Зря тебя в рейд взяли, жалкий трус, — буркнул Никита. — Вы как хотите, а я на холоде торчать не собираюсь.

Он заскрипел гнилыми ступеньками, быстро поднялся к двери. Щёлкнула гнилая доска.

— Дедушка, я захожу, у вас замка нет?

В ответ молчание.

— Ха-ха! — рассмеялся Никита, — А вы забавный. Надеюсь, что кружечку чая мне уже налили.

— Никита, сукин сын! — рявкнул Даня. — Стой, мать твою! Стой!

— Пошел ты, Дань, — сказал он, отворяя дверь. Шагнул внутрь. Хлоп!

Тишина.

В окне до сих пор стоял старик и добродушно улыбался.

Саша и Миша стояли на месте, завороженно глядя на дверь домика.

— Идиоты! — рявкнул Даня, влупив каждому по щеке. — Чего вы уставились?

Они схватились за лицо, замотали головой, выругались.

— Дебил, — ворчал Миша, — Ты чего?

— Даня, ты охренел? — взбесился Саша, затем взглянул на окно и обомлел.

На месте старика теперь стоял Никита и во весь рот улыбался.

— Ну что, придурки? — кричал он. — Видите? Здесь тепло и уютно. А ещё дедушка…

Черная тень мелькнула перед ним, разрезав тьму. Парень отшатнулся, схватился за горло. Руки окрасились в красный, изо рта потекли струйки крови. Она брызнула на стекло, отпечатавшись алым шлейфом. Никита задрожал, рухнул телом на подоконник, расплескал кровь по стеклу. Так и застыл, обхватив руками горло и умирающими голубыми глазами, глядя на придурков, не решивших зайти внутрь.

А милый старик стоял позади, по-доброму махая рукой.

— Ну, что вы, ребятки? Заходите на чаек! Грех на морозе столько торчать!

— М-м-мамочка… Что-что, что, только что случилось?! — залепетал Саша, пуская слезы. — А? Что такое! Это ведь не сон, нет? Я ведь хотел зайти туда, хотел! А Никита, он что, что с ним? Он правда м-мёртв?

— Господи Иисусе, — бормотал Миша, срывая Калашников, — что с ним? Дань, что с Никитой? Что происходит?!

Даня сжал зубы. Вдохнул свежий зимний воздух.

Он помнил рассказы Егеря. Тот рассказывал ему о таких тварях. О домовых, обитающих в брошенных деревнях, таящихся в тёмных углах одиноких домов. Твари, способные влиять на сознание и дурманить разум жертвы, заставляя того поверить в то, чего он сам хочет, чтобы заманить и сожрать. Некоторые из них настолько сильны в своем искусстве, что способны создавать почти отдельные мирки, наслаивать иллюзию на реальность, смешивая всё в одну картину. И глупая жертва, не понимая сути, попадётся. Даня знал, с самого начала знал, что это за тварь. Но настойчиво не верил, что здесь, именно здесь, мог затаиться домовой. Он до последнего не верил в происходящее.

— Кранты Никите, — сухо заключил пепельноволосый, смотря на кровь стекающую по стеклу, — сообщите группе, что мы попали на домового. Быстро.

Кровь прилила к лицу. Ноги дрожали, руки не слушались. Пот пробивал лицо.

А старик не унимался — безумно реалистичная иллюзия приветливо улыбалась, зазывала к себе в логово, будто не понимая, что жертвы видят растерзанный труп товарища.

Саша заплакал. Миша нервно сообщал в рацию происходящее, выслушивая отборные маты Булата. Напряжение натянулось, словно гитарная струна. И никто не хотел играть свой аккорд.

— Эх, вы! — грустно произнесло существо. — Не хотите уважить старика!

Вдруг он исчез. Поблёк, растворившись в воздухе. Даня держал прицел. Егерь говорил, что они любят играть с жертвой. И даже если не смогут достать когтями, будут стараться изводить иллюзиями.

— И насколько же ты хитер, сукин сын? — шипел Даня. — Миша, Саня, успокоиться! Сейчас он будет насылать иллю…

Он обернулся. Миша, свернувшись клубком, обильно выплевывал кровь. Живот вспороли, выпустили кишки наружу. Рядом стоял Саня, истерично смеялся, давил фальшивую, злую ухмылку.

— Ты что творишь, урод?

Даня прицелился.

Миша закашлялся, сплюнул тонкий ручеек крови. Взгляд притупился, остекленел.

— Саня, что ты творишь?

Тот только посмеялся, рассекая воздух охотничьи ножом.

— Ха! Ты — монстр, тебя надо порезать? Да!

— Отвали, придурок! Подойдешь — накормлю свинцом! Ты не понимаешь, что творишь!

Снег багровел, в такт шагам убийцы.

— Хе, нужно отрезать тебе голову и скормить монстрам! Да, псина? Да, чёртово отродье?

Даня положил палец на курок. Он дрожал. Как в ту ночь. Боялся двинуться, страх сковал тело.

«Нет-нет! Я не могу, не могу двинуться… Черт, меня будто сжали, — думал он. — А ведь я обещал…»

— Ты ведь лгун! — хихикал Саша, не переставая зло улыбаться. — Врёшь нам, себе, всем вокруг! Трус. Ну давай, выстрели в меня, пришей!

Он почти подошел. Потом согнулся. Сделал рывок. Удар! Даня успел увернуться, взять Сашу в захват, обездвижить руку с ножом. Он сдавил его шею, так, что тот стал похож на помидор и нелепо закряхтел.

— Сдохни, сука! — бормотал пепельноволосый. — Раз в себя не можешь придти, так хотя бы сдохни…

— Эй! Даня, сюда!

Даня на секунду отпустил обмякшее тело Саши, посмотрел в направлении дома.

— Егерь?

Перевозчик был около двери, держал АКСУ наготове.

— Слава богу ты здесь! — Даня облегченно выдохнул. — Там, в доме, домовой! Сильный, зараз-за!

— Вижу, — спокойно ответил перевозчик, глядя на распластанный труп Миши. — Отпусти этого и оставь снегу. Он уже без сознания. Нужно прикончить эту мразь. Живо ко мне!

Даня бросил кряхтящего Саню, схватил выроненный калаш, быстро побежал к дому.

— Эй! — сзади послышался знакомый, хриплый голос. — Ты не туда идешь, сынок.

Даня замер. Обернулся.

— Дядя?

Хриплый стоял в своем привычном положении, чуть сгорбившись. Одет он был в обычное сталкерское тряпье.

— Ты запутался, сына. Это не Дамир.

— Что… что происходит?

Позади Артёма всплыли две черных фигуры.

— Дядь, сзади, сзади! — закричал Даня, вскинув автомат. — Осторожно, сзади!

Артем улыбнулся, закурил сигару. Кубинскую.

— Даня, это не Дамир, — он ткнул пальцем в Егеря, — а дешёвая копия.

Силуэт перевозчика задрожал.

— Даня, твою мать, не отвлекайся, иди сюда! — ворчал перевозчик, кивая на дверь.

Голова закружилась. Стало совсем плохо соображать. Будто разум взяли в тиски.

— Не бойся, иди ко мне, — спокойно сказал Артем. — Так будет лучше.

— Но… Но эти двое?

— Они помогут, Дань. Поверь мне.

— Не слушай его! Черт, щас эта тварь уйдет! Даня, шуруй сюда!

Но было поздно.

— Прости меня, дядь… Что не смог спасти… Прости, — слезы ручьем пустились по щекам. — Я хотел… Правда хотел тебя защитить…

Он всеми силами прижался к Артёму.

— Всё в порядке, сына… Будь сильным.

Очертания поплыли, всё задрожало, растеклось и смешалось. Тонкий писк забил уши. Но и он скоро стих.

Проснулся от взрывов. Громких, оглушающих взрывов. Где-то близко.

— Твою мать! — смутно послышался чей-то голос рядом.

— Там чё, динамит лежал? — спросил второй, не менее знакомый.

— Скорее всего баллоны с газом.

Взгляд немного прояснился, писк в ушах утих. Одинокий домик буквально разорвало, разворотило в щепки. Его обуяло дикое пламя, жадно пожирающее гнилые доски.

Разбилось окно. Оттуда, шипя, взвывая и крича, вырвался маленький карлик, пытающийся отделаться от прицепившегося огня. Он упал в снег, заворочался, что-то вскрикнул. Бах! Раздался очередной взрыв, разбивший остатки домишки. Тварь прибило к снегу кусками горящих досок. Она что-то недовольно просипела и стихла. Снег окрасился в черно-красные тона, а щепки досок, словно град, осыпали землю.

Миша, смотрящий за происходящим, перекрестился.

— Может он жив? — хныкал Саша, сидя обняв колени. — Может, Никита жив?

Булат сел рядом, положил руку на плечо.

— Нет, Саш. Его теперь даже не похоронить. Сгинул он.

Сашу затрясло. Бугай оставил его.

— Приём, это четвертая! Булат, мать вашу, что там за взрывы? — запищала рация.

— Приём. Домовой, закидали молотовыми. Видимо, в доме были баллоны с газом, они и рванули.

— Тварь убили?

— Да, но у нас один двухсотый и двое трехсотых, лёгких.

В рации выматерились.

— Нас Беркут повешает! Чёрт, ладно… Мы всё обыскали, давайте подтягивайтесь к нам и сваливаем отсюда. Остальным группам сейчас сообщим.

— Понял, Крастер. Ждите. Конец связи.

К этому моменту Даню успели поднять. Он отряхнулся, вытащил из снега автомат, потер лоб.

— Что случилось? — он посмотрел на собравшихся. Вся пятая группа: Булат, Крюк, Ильин, Шувер, Косой, Ожог и он с пацанами. Все ошарашенно смотрели на догорающий домик.

— Ты сам не свой был, — пояснил Крюк, усевшись на старый пень — Мы пришли, а тут Сашка лежит, еле дышит и ты у ворот домика стоишь. Мы тебя звали, но ты не слушал. Слава богу, вдруг замер, так тебя Булат и схватил, хорошенько отогрев по голове.

— Ты уж прости, Дань, — серьезно сказал Булат, — иначе никак было.

Даня кивнул, посмотрел на Саню, потирающего шею.

— Да… Ты тоже прости, — бормотал Саша. — Я думал вы с Мишкой в ходоков превратились, вот и полез…

Сам Миша не ответил, только грустно вздохнул.

— Да, Дань. Видимо, сильный домовой попался…

— А Никитка, — протянул Ильин, кривя кислую мину. — Никитка!

— Отставить нытье, — жестко процедил Булат, — оплакивать будем потом. Задача сейчас — сомкнуться с четвёртой группой. Они все обшмонали, да и нам тут делать нечего. Приказ понятен?

— Так точно, — дружно прогалдели сталкеры.

Были они в тридцати метрах от того проклятого места, так что, до четвертой группы оставалось недолго.

Ба-бах! Последние остатки дома обвалились, оставив после себя только горсть щепок и пепла.

— Ну, хуже уже точно не будет, — выдохнул Саша, утирая пот и слезы с лица.

Оставшиеся девять человек колонной двинулись вглубь деревни. Шли быстро и молча.

Даня поморщил нос. Обернулся. Позади, совсем невдалеке, у старых скрученных берез стоял человек. Горбатый, сутулый, засыпанный снегом. Что-то кряхтел себе под нос.

Парень скинул калаш, прильнул к мушке, разрядил несколько пуль точно в голову. Туша затрепыхалась, рухнула наземь.

— Это что за срань? — спросил Миша, вытаскивая сорок седьмой.

Группа оглянулась. Крюк выматерился. Булат поддержал.

— Это, мать вашу, — процедил Ильин, — ходаки…

Наледь на снегу трещала, сугробы лопались, будто воздушные шарики. Из-под белого ковра поднимались десятки живых трупов. Грязные, обросшие, уродливые сгнившие снаружи и покрытые волдырями, с кусками льда, вросшими прямо лицо, ломая себе кости, они, словно в голливудских киношках, восставали из снежных могил. Одеты были в простую, гражданскую одежду, а вернее, то что от нее осталось: кофты, джинсы, шубы, штаны…

— Так вот куда все делись, — выматерился Булат, готовя «Печенег». — Ну держитесь… Четвертая группа, у нас тут десятков пять ходоков! Срочно требуется подкрепление! Двигаемся к вам!

Твари прорастали из снега, ломая горбы, хрустя остатками тела, медленно брели к живым.

— Так, мужики! Двигайтесь первые, мне тут работы на пару минут, — хищно оскалился Булат, выставив пулемет.

Пока Крюк вел остальных ко второй группе и попутно отбивал возникающих тут и там тварей, Булат, дав остальным отойти подальше, приступил к работе.

— Ха-ха! Получите, сукины дети!

Брызги пулеметных очередей змеями взвились по воздуху и рассекли тела несчастных тварей. Ходоки ломались, словно спички, хрустя иссохшими костями, мычали что-то себе под нос, пока свинец воротил их морды.

В руках Булата пулемет казался легкой пластиковой игрушкой, которой он виртуозно вертел, размалывая уродцев. Вот, одна тварь пробилась из-под снега совсем рядом, выкинула кривые тоненькие руки, потянулась к ноге. Шмяк! От старого тракториста осталось только название.

Ра-та-та!

«Печенег» дрожал, пытался выбиться из рук, но Булат отлично держался, ловко переводя его на очередную пачку уродцев. Цок!

— Твою мать, патроны… — оружие заглохло, Булат нырнул под шубу, вытаскивая пулеметную ленту.

Вдруг почувствовал вязкие, липкие руки на плече. Рефлекторно врезал твари прикладом, отчего голова ходока запрокинулась, а после и вовсе рухнула в снег. Тело чуть простояло и отправилось вслед за ней.

Он принялся быстрым шагом отступать. Ствол «Печенега» после второй ленты чуть покраснел.

— Перегрелся, сукин сын!

Сталкер отстреливал напирающих тварей короткими очередями.

Он чувствовал, как спектакль из жанра развлекательного, перетекал в драму.

А ходаков ничуть не убавилось. Булату удалось прибить около пятидесяти-пятидесяти пяти, но сволочи пробивались из под снега, словно грибы после дождя, всё множась и множась.

— Крюк! — кричал он, добегая до группы. — Их слишком много, я их не вывезу!

Простым автоматчикам тоже приходилось несладко. Вооруженные калашами, Ильин, Шувер, Косой, Миша и Саша гасили ходоков автоматами, а Крюк, Даня и Ожог разряжали дробь в особо наглых, приблизившихся вплотную.

— Где Крастер с остальными? — матерился Шувер, пробивая прикладом голову очередного ходака, выряженного во все женское. — Мы долго так не продержимся!

Крюк, закусив губу, осадил ещё троих ублюдков со старого-доброго «БАЙКАЛА МР-153».

— Выкуси, урод! — гаркнул он и поймал еще одного. — На!

Бах! Бах!

Пустовье наполнилась жизнью. И запахом смерти…

— Булат, приём! — раздалось из рации. На фоне звенящих очередей, было тяжело разобрать хоть что-то.

Сталкер выхватил рацию, держа опустил пулемет и выхватил ПМ.

— Нас тоже прижали! — пыхтел голос на той стороне, пытаясь переорать крики и автоматные выстрелы. — У нас тут лешие! И ходаков не всраться просто!

Булат выругался, сплюнул. На лице вспучились красные, пульсирующие вены.

— Мы отходим к колхозному гаражу, на северо-востоке! Он вдали ото всех домов, увидишь!

Булат вспомнил строения, смутные очертания которых видел по приезду.

— Понял! Держись, Крастер!

В рации не ответили — она захлебнулась в криках и нескончаемой стрельбе.

— Всем быстро к гаражу! — он ткнул на большой ангар, стоящий вдалеке от остальных домов. Благо, отсюда, до него было несложно добраться. Они прорывались сквозь тварей, решетили их свинцом, били прикладами, прокладывая себе путь. Булат осаждал толпы пулеметом, дробовики не подпускали уродов ближе, автоматы стрекотали, не останавливаясь. Ситуация все больше походила на кошмарный сон, воплощенный в жизнь.

Даня старался глубже дышать, успокаивая клокочущее сердце, Саша лил слезы и, стараясь не попасть по своим, лупил автоматом в разные стороны, Миша дергался, не мог толком прицелиться, но стрелял, помогая товарищам.

Ветер раздувал снег все сильнее, закручивая его в страстном танце. Скоро поднялась такая метель, что дальше пяти-шести метров ничего не было видно.

— Крюк, сзади! Сзади!

Сталкер обернулся, успел пробить мозги появившемуся из-за снежной пыли монстру.

— Где этот чертов гараж? — кричал Ильин, прикрывшись руками от режущего лицо снега. — Сколько здесь ещё тварей?

— Мать вашу! — орал Булат, чья тень еле виднелась где-то впереди. — Получите!

В снегу заблестели десятки пулеметных вспышек.

— Мама! Мамочка! — визжал Саша, увидев лицо ходака вплотную. — А-а-а!

Вовремя подоспел Даня, разрядив в уродца дробью. Тот взвизгнул, растворившись во вьюге.

Наконец, впереди показались очертания гаража, проглядывающие сквозь снежную насыпь. Рядом послышались автоматные очереди и отборные русские маты.

— Быстро! Быстро в ангар!

— Крастер! — гаркнул изо всех сил Булат. — Мы здесь!

Вьюга разразилась нешуточная.

— Где? А, чёрт, Булат, я нихрена не вижу!

Где-то рядом раздался сдавленный крик, а за ним хруст костей.

— Урод! — зарокотал автомат. — Диса! Диса, ты жив?

— Оставь его! — гаркнул другой голос. — Пошли, идиот, пошли в гараж!

Снова рокот оружий, глушимый вьюгой.

Даня слезящимися глазами взглянул сквозь снежный покров. Прочертились и ворота колхоза. Булат вместе с остальными мужиками встали за юнцов, приказывая последним бежать внутрь. Они сомкнулись полукольцом и держали оборону. Твари выскакивали из снега, мелькали то тут, то там. Патроны брызгами тонули в снегу, под визг умирающих тварей. Позади раздался рык РПК Крастера.

— Булат, ко мне! Оставшиеся — закрыть ворота! Мы вас прикроем!

Крюк, Ожог, Шувер и Ильин разбились по двое и налегли на створки, пока пулеметчики травили мразей свинцом. Косые, сгнившие ворота, нехотя поползли по снегу.

— Уходим, уходим! — заорал Булат, видя как ворота закрываются.

Крастер, несмотря на свои не самые маленькие габариты, свесил пулемет и быстро помчался вслед за бугаем. Как некстати, за ними увязался ходак, почти нырнувший внутрь зернохранилища. Ворота скрипнули, тварь наполовину протиснулась.

— Получи, сука! — рявкнул Крастер.

Череп мрази лопнул, вспенившись сгнившими мозгами. Все позволили себе несколько секунд отдыху.

— Крастер, — кряхтел Булат, глядя во тьму, — сколько вас?

Сталкер закашлялся, сплюнул, зажёг налобный фонарик. Блёклое пятнышко света забегало по тёмным уголкам ангара.

— Девять… Зябла сожрали.

— Восемь, — прошипел кто-то из темноты. — Денчика тоже…

Крастер выматерился.

Тьму разбило ещё несколько фонариков, хороводом расплывшимся по тьме. Все огляделись.

Гараж внутри был полупуст. Где-попало были разбросаны деревянные коробки, железные, рухнувшие с потолка, конструкции. По углам виднелись насыпи зерна, видимо, давно промерзшего и прогнившего. Недалеко в углу ютился старый-добрый трактор «Беларус», грустно взирающий на людей разбитым лобовым стеклом. На его морду насадили паллетные вилы, которые за долгие годы успели проржаветь и покрыться приличным слоем пыли. Два больших, широких проема на стенах пропускали тусклый свет в эту обитель мрака. В общем-то говоря, гараж был не таким уж и большим, как показалось многим сначала. Всего тридцать метров в длину и пятнадцать в ширину.

За воротами было тихо, только ветер зло насвистывал и скрипел гнилыми досками.

— Отойти всем дальше, сделать себе укрытия и ждать! — рявкнул Крастер, перезаряжая пулемет. — Кто знает, что будет дальше…

Все послушались приказа, разворошили коробки, подтащили металлические блоки и прочий хлам, соорудив небольшие укрытия. Крастер сел за вентиляционным каркасом, установив на него РПК.

— Ты пробовал связаться с другими? — крикнул Крюк, не отводя мушки с двери.

— Пробовал, — ответил Крастер, — но нихрена. Видимо, у них тоже весело.

— Твою мать, — ругнулся Ильин, — и что нам теперь делать?

— Ждать, — процедил Булат, что сидел с противоположной от командира четвертого, стороне, — Что нам еще остается.

— И где эти суки? — спросил Ожог, — Только лезла куча…

Как назло, после этих слов в дверь что-то врезалось. Гнилые доски зашатались, бешеными ударами их стало выламывать. Отвалилась одна, вторая, третья… Из расщелин выглянули кривые руки, обезображенные морды, тела ходоков и леших.

— Стреляй по головам! — крикнул Крюк автоматчикам, — Будут ближе, мы встретим!

Ра-та-та-та! Пули резали ворота, добивали еле держащиеся доски, вскрывали лица тварям, отчего те дергались, остатками дерева вскрывая себе глотки. Несмотря на то, что рокот и галдеж оружия не утихал, монстров меньше не становилось. Щелей все больше, твари ползли свободней. Некоторые не обращали внимания на свинец.

— Твою мать, лешие!

Саша, услышав это слово и вспомнив, на что они способны, взвизгнул.

— Не ной, — буркнул Миша, проглатывая выскакивающее сердце, — Выживем, обязательно…

Даня стрелял из калаша, пока в том еще были патроны. Дробовик он свесил, до поры, до времени. Попадать становилось все труднее. Руки устало дрожали, его трясло, пот пробивал все больше и больше. Он думал, что это его последний день. Что какая-нибудь тварь вынырнет и вцепится ему в горло. Но видя разрыдавшегося Сашу, схватившего лихорадку Мишу, и трепещущие взгляды старших, он понимал, что боится не один. Никто не хотел умирать.

«Егерь мне не поможет, — думал он, — Нет тут таких смельчаков. Пока, даже несмотря на весь ужас, я могу только одно — стрелять…»

Последний рубеж обороны провал особо причудливый леший. Выпученные, почти вываливающиеся из орбит рыбьи глаза, пухлые щеки, уродливое лицо и очень сильные, не свойственные карликовому телу, руки. Он выдрал последние доски, не дающие прохода, ринулся вперед, несмотря на вспоровшие брюхо, остатки ворот. Словно пес, он на четвереньках мчался к Дане, ловко подпрыгивая на брошенном металле. Минуя десятки пуль, он оторвался от земли. Даня не успел отклониться. Леший вцепился ему в плечи, пробив толстую шубу. Даня рухнул на пол, выронил автомат, успев лишь выставить руки. Леший зарычал, вытаращив острые зубы, разбрызгивая противные зеленые слюни ему по щеке.

Когти прошли глубже, Даня простонал. Смерть была совсем рядом. Дышала ему в лицо. Он попытался выхватить дробовик но не смог — руку свело нестерпимой судорогой.

Тварь уже почти вцепилась ему в горло, как вдруг, что-то мелькнуло над ее головой. Удар приклада. Леший пошатнулся, рухнул наземь. Рокот автомата был так близко, что еще чуть-чуть и пули бы попали в пострадавшего.

— Получи! Получи! По-лу-чи!

Саша остервенело топтал тушу лешего, от головы которого, осталось только название. Вместо нее багровело темно-красное, слизистое пятно. Саша оглянулся, тут же поднял Даню.

— Спасибо, Саш, — выдохнул он, стискивая зубы, от боли в плечах, — Спасибо…

Даня оглянулся. У испещренных ворот расстелился ковер из трупов, еще дергающихся в предсмертных конвульсиях. Из щелей ворот пробивался свет.

Больше ходоков или леших не было. Совсем.

Все сбито дышали, подрагивали и не смели опускать ружий. Одну, две, три минуты все стояли недвижимо. Было тихо.

— У-ух, — выдохнул Крюк, смотря на распластавшуюся тушу ходока-фермера, — Вроде все.

Солдаты неуверенно опускали стволы. Последними успокоились Булат с Крастером.

— Наконец-то, — Ильин выматерился, — Наконец-то… Он тут же закурил.

Еще несколько последовали его примеру.

— Эй, молодняк, вы как? — Крюк обернулся к пацанам.

Все дрожали, пытались схватить побольше воздуха, что-то тихо бормотали.

— Понятно… Даня, ты жив?

Парень, неустанно утираясь от остаток слюней лешего, кивнул.

— Да… Сашка спас.

— Хе, — фальшиво хохотнул Крюк, — А ты не только ныть умеешь.

Саша отвернулся и хныкнул.

— Ладно, хорош пререкаться, — сказал Булат, — Патроны у меня почти вышли, один короб остался. Ты как?

— Я тоже почти пустой, — ответил Крастер, — Так что, парни, теперь вы нас кроете.

— Я вообще нема, — сказал Жгут, вышагивая из тьмы, демонстративно потряхивая автоматом.

— Я тоже, — поддержал Хабба.

В ходе недолгой переклички выяснилось, что все либо пустые, либо почти пустые.

— Мать вашу, — кряхтел Леня Паровоз, — Это вообще не дело. Надо выруливать отсюда, к остальным группам.

— Верно, — поддержал Хлеборез, — Надо сматывать. У меня такое чувство, щас еще партейка полезет. Да и вроде вьюга потише.

И правда, снаружи вьюга стихала, словно оглашая окончание битвы.

— Так, хорошо. Значит щас аккуратно выходим по несколько человек. Пока одни выходят, другие — прикрывают снаружи и наоборот. Все, пошли.

Аккуратно, словно боясь прервать устоявшуюся тишину, обе группы зашагали к воротам. Хрустели кости мертвых ходоков и леших, ботинки стучали по лужам крови и слизи. Первыми приблизились Жгут, Хлеборез и Леня Паровоз. Среди них затесался и Сашка, едва не сблевавший, от кучи трупов и отвратительного запаха тухлых яиц. Он оторвался от Миши с Даней почти сразу, сказав, что больше не может терпеть этого места и хочет быстрей наружу.

Все они навалились, чуть приоткрыли одну дверь ворот. Свет проник внутрь, осветил уставшие, вспотевшие лица сталкеров. Едва первые из них успели сделать шаг, как вдруг землю тряхнуло. Еще раз. Еще.

Все быстро переглянулись, чуть попятились. Тонкую белую струю, затмила тень, пожирающая все отблески света, бегущих из щелей меж досок.

Сталкеры застыли, было слышно лишь тяжелые вздохи. Булат, дрожащими руками схватил пулемет.

За воротами раздалось спертое, прерывистое дыхание, схожее с медвежьим рыком. Еще тяжелый шаг, пошатнувший ворота.

Даня, чувствуя как холодный пот пробивает его в очередной раз, несмотря на животный страх, посмотрел наверх. Оттуда, из развороченных досок, глядел огромный, размером с яблоко, ядовито оранжевый, глаз. Существо за воротами медленно осмотрело испуганных букашек, трусливо пятившихся назад. Его взгляд остановился на трясущемся, словно зяблике, пареньке, из глаз которого лились слезы.

Саша, почувствовав как в животе пустеет, а сердце прячется в пятки, задрожал пуще прежнего, побледнел. Он аккуратно, очень медленно обернулся, посмотрел на остальных и дрожащими губами спросил:

— Это… Это… Йе… Йети?

Что-то с треском вырвало ворота.