Клятва

Глава II Десять лет спустя

Осень — тоскливая пора. Вечно льют дожди, бьют грозы, а крышесносный ветер буйствует на занесенной ковром из жухлых, отдающей бронзой листьях, земле. Едва греющее солнце почти не выползает из мрачных, темно-синих туч и только изредка показывает свои раскидистые рыжие лучи.

Но Егерь любил осень. По странной причине он предпочитал меланхолию умирающей природы, что догорала последними красками цветов, радостному пению птиц, играющих в аккомпонент расцветающей весне. Ему нравилось видеть последние вздохи самой природы, перед тем как она умрет, чтобы вновь возродиться.

Егерь был из тех крепких мужчин, перед которыми любая жизненная невзгода рассыпалась в пепел, оставляя после себя лишь незамысловатые узоры в виде шрамов на теле. Ему было под пятьдесят, хотя его точного возраста никто не знал да и знать не хотел. Телом он напоминал могучего богатыря, с, тем не менее очень удрученным, уставшим, изъеденным морщинами лицом. Его глаза, что когда-то блестели ярким лазурным блеском моря, затянуло густым, клубящимся туманом, который, кажется, уже ничто не развеет.

Кавказец, который был им лишь наполовину, не торопясь вел 255 КРАЗ, проезжая по не раз проторенной дороге. Фасадом ей служили кривые, горбатые, сросшиеся друг с другом в уродливом танце тополя и березы. Часть из них лишь напоминала деревья: торчащие вверх, обнаженные пожаром пепельно-серые стволы являли собой результат кошмарно разбушевавшегося пожара, что пронесся волной по многим сибирским лесам.

Егерь не торопясь дернул коробку передач, отчего машина чуть прибавила ходу.

Черный клубок, сидевший на сиденье сбоку, слегка дернулся. Позже существо навострило уши, вытащило из укрытия морду, осмотрелось.

— Не смотри на меня так, Зевс — обратился Егерь к клубку шерсти, — ещё не приехали.

Зевсом кавказец называл отнюдь не греческого бога грома, а своего питомца, являющегося то ли волком, то ли псом. Во всяком случае, перевозчик привык считать его полуволком, сочетающем в себе лучшее от обоих видов.

И правда, внешне Зевс был очень здоровой и упитанной немецкой овчаркой, с черной, как смоль, гладкой шерстью и совершенно белыми, будто снег, слепыми глазами.

Полуволк лапой почесал ухо, потянулся, затем зевнул, похваставшись длинными и острыми, как шипы, клыками.

Егерь улыбнулся, почесал пса за ухом.

— Да, дружище, — сказал он, обруливая глубокую, размытую недавним ливнем, яму, — тоска смертная, согласен. Но, что сделаешь? Хочешь, книжек почитай.

Перевозчик иронично перевел взгляд на небольшую стопку книг, что уместилась меж сидений. Присмотревшись, можно было увидеть знаменитые работы Достоевского, Толстого, Булгакова, Тургенева.

Зевс лениво перевел свой бледный взгляд на труды классиков, после — на своего хозяина. Вероятно, читать пес не любил.

Возле книг на всякий случай лежал АКСУ 74 и старый-добрый ПМ, которые можно было использовать при первой необходимости. Но такой необходимости не возникало давно.

— Давай хоть музыку включим, — наконец сдался кавказец, — а то как на поминках.

Он покрутил магнитолу, встроенную в кабину. Та надоедливо покряхтела, но после нескольких попыток заиграла песню группы «Кино» — «Перемен».

Так они и ехали еще час. Лениво играла музыка, Егерь изредка что-то говорил, а полуволк в ответ зевал или рычал.

Когда солнце провалилось за горизонт, а луна смогла занять свой небесный трон, грузовик уже успел подъехать к девятому пункту.

Луна бледно освещала этот крохотный городок или, как его официально называли: пункт закрытого цикла жизнеобеспечения номер девять.

Таких пунктов в России было невероятное множество, но почти все из них до начала войны были строго засекречены. И когда появилась острая необходимость в спасении сотен тысяч гражданских, пункты пришлось открыть для всех беженцев.

Девятый был одним из первых пунктов, куда массово начали ломиться, лишенные крова люди. И вот, спустя почти пятнадцать лет после начала Последней человеческой войны, пункт еще держался. Да, твари время от времени осаждают его, еды совсем немного, а оружие и патроны постепенно заканчиваются, но, несмотря на всю ломящую тяжесть, пункт держался. Не в меньшей степени это была заслуга Виктора Рубахина — бывшего майора с одноименным прозвищем, отправленного сюда для защиты миряков. Он был достаточно мудр и крепок волей, чтобы продлить пункту жизнь. После всего, именно Рубахин взял на себя полную власть над городком.

Егерь подъехал к КПП, представляющему собой простецкий кирпичный домик, с треснувшими стеклами. Внутри горел свет, а в нем угадывалась объемная тень охранника. Дверь распахнулась, из КПП выскользнул короткий темный силуэт, со вскинутым наперевес автоматом Калашникова.

— Стоять! — неуверенно гаркнул охранник, тщательнее прицеливаясь в кабину КРАЗа. — Кто такой?

— Виталич, не дури, — буркнул Егерь, выглядывая из машины. — Свои.

Силуэт почесал голову, подошел ближе.

— А, Егерь, — понимающе кивнул здоровяк, вес которого не выдерживали пуговицы на военном комбинезоне, — про-ик! Проезжай…

Егерь внимательно посмотрел на охранника: того нехило шатало, а амбре из запаха прокисшей капусты разило на всю округу.

— Пьем, Виталич, — сухо констатировал перевозчик. — Опять?

Охранник пошатнулся, попытался встать по стойке ровно, но получилось это у него скверно.

— Никак не… Еге-ик! — он заткнул себе рот руками, подождал несколько секунд. — Майору не г-ри только… Он же меня вздернет.

Егерь слегка улыбнулся.

— Отворяй ворота, алкаш. Не вздернет тебя никто. Разве что закодируют.

— Что ты! Знаю я, как Док тут кодиру… Ик! Щас все отопру…

Ржавые ворота протяжно завыли.

КРАЗ проехал дальше, а Виталич дальше пошел давить пузырь водки, припрятанный под тумбочкой в КПП.

Девятый пункт сам по себе был небольшим, но в меру оснащенным необходимыми модулями, самым большим из которых была столовая. Огромная по размерам и занимающая добрых десять процентов всего городка. Недалеко от столовой располагались шестнадцать бараков, в которых проживали гражданские. Рядом с бараками ютились еще пару блочных зданий для размещения офицерского состава. Позади жилищного сектора расположились деревянные туалеты и душевые, работающие в лучших деревенских традициях, тобишь, через две здоровых цистерны с водой на крыше. Одну греют от печи, а вторая стоит холодной. Так и поступала вода по двум трубам в смесители. По правой стороне от этой конструкции располагались штабы командования, медпункт, склад для хранения оружия, а вот в самом конце, уже в полностью изолированном секторе, расположился небольшой автодром с побитым временем техникой.

Егерь жил в небольшом гараже, расположенном как раз невдалеке от жилых бараков.

Гараж был достаточно большим, чтобы в нем мог уместиться внушительных размеров КРАЗ, и достаточно уютным, чтобы в нем мог жить человек и его непоседливый питомец.

— Дом, милый дом, — буркнул перевозчик, гася зажигание. — Приехали.

Зевс послушно дождался пока дверь откроется, затем юрко выпрыгнул из кабины и не спеша направился к миске с едой.

Внутри было в меру по-свойски: на слегка отсыревшем потолке ярко горели лампы, работающие от генератора, что стоял на реке, которая разлилась совсем невдалеке. Удивительную штуку может собрать человек если ему припрет! Вроде и собрано из автомобильных запчастей и хлама, а вроде и достаточно мощная мини-ГЭС, способная давать электричество всему пункту. На многочисленных столах и тумбах лежали разного рода инструменты: отвертки, молоток, ключи, трещотки с головками всех размеров, разобранный на запчасти движок — донор от такого же КРАЗа. Невдалеке от мастерского стола стоял закрытый на ключ ржавый сейф, рядом с ним — старый советский холодильник небезызвестной компании «ЗИЛ», переживший уже несколько войн, но до сих пор работающий исправно. Егерь хранил там все, что имел: картошку, мясо, сало, консервы, овощи, кое-где даже завалялась шоколадка, которая в древности могла посоревноваться с самим холодильником.

Пока перевозчик закрывал ворота, Зевс вдруг оторвался от миски, навострил уши и метнулся к проему дверей. В темноте Егерь различил силуэт. Быстро выхватил ПМ, прицелился.

— Ну-ну! Ты еще пришей меня тутова, вот так история выйдет!

Голос у незнакомца был хриплым и сиплым.

Перевозчик опустил пистолет. Выдохнул.

— Чтоб тебя, Тема, — буркнул перевозчик, — я уж думал…

Послышался хриплый, но добрый смех.

— Курица — не мясо, слышал? — хохотал Артем. — Другое дело — свинина или говядина. С картошечкой, м-м-м!

Егерь ножом из автомобильной рессоры резанул еще один кусок копченого сала, не церемонясь, тут же проглотил.

— Оно и верно. Но если подумать, курица — мясо птицы, да? Но с тобой согласен.

— За это надо выпить!

— Это точно.

Они ударили здоровенными жестяными стаканами с крепким пивом, проглотили больше половины и даже не поморщились.

Напротив Егеря сидел суховатый мужик, лицо которого посекли десятки морщин. Его густые брови блестели сединой, своей мощью давя на горящие медным блеском глаза.

— О-ох, — протянул Артем, — охрененно!

Он утер с белесой, густой бороды, пенку от пойла.

Егерь в ответ только кротко хмыкнул и подцепил еще сала.

— Как у тебя Данька-то? — прервал повисшее молчание кавказец.

Артем проткнул вилкой кусок говяжей тушенки, затем взял кусок черствого черного хлеба и, соорудив этакий бутерброд, отправил себе в рот.

Тщательно прожевав, ответил:

— Да как? Нормально все, только вот всё огрызается со мной. Дескать, то дядька не так делает, это. Возраст, что с него взять?

Егерь отпил пива.

— Тём, так ему уже восемнадцать. Какой возраст? Че ж ты его раньше не прищучил?

Товарищ махнул рукой.

— Знаешь, Дамир, стар я уже щучить его. Может он и прав. Говорит, понимаешь ли, что мы тут все гнием, в «жопе мира».

Егерь фыркнул:

— Весь мир — одна большая задница, в этом я тебя уверяю.

— Молодость на то и молодость, — вздохнул Артем. — У него ж сердце горит, рвется за оковы. Я это еще с детства у него заметил: всё не сидится ему на месте. А глаза, глаза горят! В лучшее место рваться надо, говорит, а не здесь отсиживаться!

Егерь немного нахмурился, еле заметно вздохнул.

— Но мне-то куда, старику? — продолжал Артем. — Я уже свое отъездил. Хватит.

Перевозчик налил еще. Теперь водки.

— За молодые, горящие сердца! — догадался Артем. — Опа!

Спирт неприятно обжег глотки.

Повисла тишина. Изредка мигала лампочка, как пчела жужжал холодильник, мерно били небольшие часы, расположившиеся у жесткой жестяной кровати.

— Ты с Витькой-то мириться будешь? — серьезно спросил Артем, выдержав паузу.

Егерь вынул из кармана пачку помятых сигарет. Достал зажигалку. Закурил.

— Все собираюсь, — ответил перевозчик, — на самом деле уже и не упомню, почему рассорились… Слишком много воды с тех пор утекло. Так что да, поеду. Навещу пьяницу.

Артем хохотнул, затем опрокинул стакан водки. Слегка поморщился.

— Этыть, тоже давно его не видел. Лет уже как десять… Да, брат, время будто сквозь пальцы проходит. А казалось, мы еще вчера!

Перевозчик заметно помрачнел.

— Коришь себя за те деньки, — снова угадал Артем. — До сих пор.

— Не дает мне жизнь покоя, — вздохнул Егерь, — всё что-то душу ломит. Десять, мать его, лет ломит.

Артем откинулся на спинке скрипящего стула. Улыбаясь, взглянул на товарища.

— Знаю, рану тебе это не излечит, — сказал он, — но есть у меня к тебе предложеньице.

— Это какое?

Кабинет начальника девятого пункта Рубахина Виктора Антоновича. Рассвет. Старый, пропахший Советским союзом кабинет со скрипящими от любого шагу полами, треснувшими вдоль и поперек окнами, покосившимся хлипким шкафом и совершенно древним чайным сервизом на потерявшем приличный вид, офисном столе.

— Ты предлагаешь пойти и вычистить всю деревню с этими псинами?

За столом, прямо напротив Егеря, положив руки на стол, сидел Рубахин. Он был плечист и широк, на источенном временем лице зияли несколько шрамов.

— Да, — ответил Рубахин, отпив немного чая из сервизной кружки, — Волки не перестают таскать дозорных. Последнее время они совсем охренели. На той недели сожрали троих. За одну, сука, ночь, Егерь. Троих.

Перевозчик закурил. Не торопясь вдохнул никотина, слегка расслабился.

— Сколько особей в логове?

Рубахин поправил короткие седые волосы на голове. Взглянул в окно, где солнце только заходило.

— Штук двадцать, максимум — двадцать пять.

— Щенки?

— Насколько знаю, там пара выводков и несколько обычных стай.

Егерь хохотнул.

— Серьезно, Майор? Двадцать побитых псин терроризируют огромный пункт и ты ничего с этим не сделал раньше? Где твоя хватка?

Рубахин вздохнул, вынул сигарету с мундштуком, тоже закурил.

— Видимо, в заднице, раз не могу разобраться сам и прошу тебя. Мои солдаты сказали, что в основном их грызет одна из стай, самая малочисленная и до ужаса кровожадная. Вожак у этих ублюдков — здоровенный одноглазый волк, с очень уж острыми клыками. Они его Пеплом прозвали, за светло-серую шерсть.

Рубахин вдруг зашелся приступом кашля.

Егерь слегка качнулся на стуле, осмотревшись по сторонам.

«Все в труху. Стены, потолок, стол… — думал перевозчик, — да и сам Майор долго не протянет, раз уж Тема меня попросил…»

— Знаю я тебя плохо, Егерь, хоть ты тут почти десять лет живешь. Но наслышан о твоих навыках. Я тебя прошу о таком первый и последний раз. Помоги забить этих ублюдков, а я в обиде не оставлю.

За окном завыл ветер, разнося по стеклу капли дождя. С горбатых деревьев посыпались листья.

— Ладно, Майор, — медленно проговорил перевозчик, поднимаясь со стула, — Согласен. Согласен только потому, что Тема попросил.

Рубахин слегка улыбнулся.

— Спасибо, Егерь. Выдвигаетесь завтра утром. Группа — двадцать человек, из них четверо — юнцы Хриплого.

— Мне Тема вчера сказал, что салаг своих поведет. Надеюсь, остальные будут нормальными бойцами?

Рубахин кивнул.

— Тогда до скорого, Майор. Бывай.

— Бывай, Егерь.

Дверь хлопнула. Рубахин устало выдохнул. Вдруг снова закашлялся, прикрывшись платком.

— Что ж такое? — буркнул он, осматривая тряпку.

Она была вся в крови.