Клятва

Глава XXIII Новый год

Двадцать девятое декабря.

Мороз гулял по улицам города, жёг руки и лица снующим туда-сюда горожанам, а ветер гнал их в дома, где под тёплым одеялом, с горячей кружкой свежего, травяного чая, можно было растопить холод сибирской зимы, осевший глубоко в душе.

В тот день, в привокзальном здании, где расположился крупнейший городской бар, Живик — добросовестный грузин и хозяин этого заведения, жил своим обычным днем: оттирал до блеска пивные кружки, аккуратно расставлял бутылки с горячительным по многочисленным деревянным полкам барного стола, помогал немногочисленному персоналу с обслуживанием стольких же немногочисленных клиентов, что коротали время в приятной компании.

— Эй, это вон тудыть, — ругался Живик на недавно принятого работника. — Куда ты ставишь?! Я говорю: это к тем ящикам, а не к этим!

После, бармен как обычно выпровождал слишком напившихся постояльцев и выпровождал их таким же обычным способом: пинком под зад. После, он, очень поэтично высказываясь, упорно оттирал с дубовых столов, оставленные бухариками подарки. Грузин то и дело одёргивал своих изуметельно красивых официанток от дополнительной работёнки, которую предлагали местные богачи, потряхивая полным кошельком.

День шёл как обычно. Ровно до того момента, пока в дверях не показался Дмитрий Степанович Стицев. В гражданской форме.

Живик, стоя за барной стойкой, рефлекторно откупорил ближайшую бутылку пойла, налил полрюмки и выпил, даже не сморщившись.

Беркут аккуратно снял дубленку, повесил её на вешалку. Милая официантка, которая поспешила поприветствовать старого охотника и усадить за премиальный стол, почти мгновенно обожглась об отказы командира. Вздохнув, пошла дальше обслуживать столики.

Одет Беркут был просто, но со вкусом: блестящие на свету ламп, ботинки, шитые чёрные брюки, подстёгнутые массивным кожаным ремнем, и, что самое интересное, белая рубашка, слегка расстегнутая у груди и заправленная в рукавах.

Живик нервно закрутил длинные усы, видя, как гость твердым шагом направляется к нему.

— О, приветствую, Дмитрий Степанович! — он крепко поздоровался с командиром, попытался искренне улыбнуться. — Какими судьбами, мой дорогой? Выпить-закусить?

— Привет, Живик, — командир, не торопясь уселся на барный стул, потер лысину, — Нет, не сегодня. Занят, понимаешь ли. Столько дел уладить надо.

Живик понимающе взглянул на охотника, слегка кивнул.

— Всегда было интересно, мой дорогой друг, во сколько ты встаешь, чтобы все это успевать?

Беркут посмотрел на блестящие серебром механические часы.

— В пять, иногда в пять тридцать, — ответил он, слегка подкрутив заводной шарнир. — Но я к тебе по делу, Живик.

Бармен снова попытался скорчить довольную рожу, сверкнув парой золотых зубов.

— И по какому же, мой дорогой друг?

— Видишь ли, — начал Беркут, вынув из штанов сигареты. Похлопав по карманам, и не найдя зажигалку, он жестом попросил Живика прикурить. — Через два дня Новый год, праздник. А у нас на базе из праздничного только полудохлая елка, которой уже лет пять, если не больше.

Живик кивнул, подставил пепельницу.

— Поэтому мои люди, а также рейдеры и ланцеты, — продолжил он, аккуратно сбивая пепел, — будут праздновать здесь, в баре.

Живик сглотнул слюну, еле сдерживаясь от крика ужаса.

— Хорошо! Конечно! Без проблем! — затараторил он и вынул отсыревший блокнот из-за стойки, затем, дрожащими руками еле отыскал сломанный карандаш, отлистал на тридцать первое декабря. Стиснул зубы. Число было свободно.

— Я хочу полностью, повторю, полностью, арендовать весь этот бар на два… Нет, на три дня.

Живик кивнул, рваными буквами черканул в блокнот очень неприличное слово, которое, тем не менее, прекрасно описывало суть намечаемого дня.

— На счет выпивки можешь не ломать себе голову, — сказал Беркут, чуть покурив. — Людей много, своей притащим. Но вот о еде позаботься обязательно. Найми двойной, или тройной персонал. Скажи, что оплата будет по двойному или тройному тарифу.

Беркут обернулся, поймал на себе сосредоточенный взгляд одной из официанток. Она тут же отвернулась и продолжила принимать заказ со столика.

— Ко всему этому, — продолжил охотник, — скажи своим прекрасным официанткам, чтобы тридцать первого декабря работали здесь. Можешь даже напрячь другие бары, мне уже без разницы. Но персонала должно быть достаточно, надеюсь ты понимаешь.

Живик хохотнул, быстро черканул в блокнот ещё несколько слов.

После тщательного подсчета окончательной цены, в который входили и услуги персонала, и аренда здания, и еда, и прочие элементы для хорошей русской попойки, вышла очень приличная сумма на пятнадцать тысяч рублей. Беркут, услышав ценник, улыбнулся и сразу же согласился. Заправляла бара покраснел, как помидор, осознав, что цену можно было заломить и побольше.

— Ну что ж, Живик, хорошая сделка, — Дмитрий Степанович потушил сигаретный окурок, поднялся. — Мне пора идти, но накануне я ещё загляну, посмотрю, как всё подготовлено.

— Конечно, Беркут, конечно! — улыбнулся бармен, и по-дружески хлопнул командира по плечу.

Они попрощались и как только охотник скрылся за дверьми, Живик громко и очень яро выругался.

— Так, бегом всё, что плохо стоит на склад! — гаркнул Живик собравшемуся вокруг себя персоналу. — Дорогой алкоголь, резные стулья, окна… Окна завесить чем-нибудь! Всё прячьте от этих зверей! Всё!

— Но Леон Лезарович, — сказал молодой парень в робе. — Склады и так забиты! Куда нам всё это девать?

Живик в одно мгновенье покраснел.

— Да хоть в жопу! — взорвался он. — Ты не понимаешь, что после их пьянки ничерта от моего трактира не останется? Знаешь, что было в прошлом году?

Юноша опустил голову, пожал плечами.

— Они сожгли половину бара! Сожгли! Самодельными салютами! И знаешь, кто за это платил? Я!

После началась суета: стулья, имеющие хоть какую-то форму уносились на склад, литры алкоголя, от которых ломилась барная стойка, испарялись в считанные секунды.

— Леон Лазаревич, — снова пробурчал юноша, — куда вы так торопитесь? Ещё же два дня!

Грузин ударил кулаком по столу, поморщился.

— Антошка, — сдерживая поток гнева проговорил он. — Они всегда берут аренду на тридцать первое число. Но нажираются уже тридцатого! И пьянствуют, дай Господи, пока всё не разворотят, не выжрут всю выпивку и…

Живик осекся, видя как официантки прислушиваются к каждому его слову.

— В общем лучше подготовиться заранее, чтобы потом проще было собирать мой трактир по осколкам, Антошка.

Парень понимающе кивнул и, еле протиснувшись сквозь заваленный склад, принялся укладывать всё на свои места. А Живик тем временем, отправился страховать своё имущество.

— Страховка? — щуплый мужчина, одетый в богатый костюм почесал аккуратно уложенную седую бороду. — На твой бар? Тридцать первого?

Живик кивнул.

— Думаешь, после прошлого года мы оформим тебе страховку на бар, а потом будем за него еще и раскошеливаться?

Живик кивнул.

Мужчина поправил аккуратные, остроконечные очки, почесал ручкой у виска.

— Нет, Леон Лазаревич, — улыбнулся страховщик, — больше вы меня и мою компанию не проведёте. Я отказываю вам в страховании.

Грузин насупился. Сильно, очень сильно, помял пальцы на руках. Посмотрел на кабинет.

— Вот ты, дорогой мой, — начал Живик, — сидишь в хорошеньком кабинете, за хорошим столом, пьешь дорогой кофе, вертишь дорогой ручкой, одетый в дорогой костюм. А знаешь, где буду сидеть я второго января?

Страховщик отрицательно повертел головой.

— А я тебе скажу, дорогой мой, — продолжил грузин. — По уши в дерьме. Они разнесут мне бар в щепки, если ты не поддержишь меня в такой ситуации.

— Что тебе мешает отказать им?

— Отказать!? — удивился грузин. — Ты что! После такого плевка мой бар и вовсе опустеет. Он же сталкерский, как-никак.

Страховщик сделал задумчивый вид, поправил серебряный перстень на руке.

— А, — догадался Леон Лазаревич, — понимаю. Смотри, если ты, именно ты поможешь заключить мне этот чертов договор, то я отстегну тебе…

Живик намеренно снизил тон, зыркнул по сторонам.

Голоса страховщика мгновенно поползли на лоб.

— Тогда и я получу денежную защиту, и ты не останешься в обиде. Ну как, поимеем эту конторку?

Страховщик заулыбался, достал форму с ручкой.

— Оформляем?

— Спрашиваешь!

Что-то глухо ударилось об пол. После послышались вяло произносимые маты.

Корсар нахмурился, приложил пальцы ко лбу, поднялся и заполз под тёплое одеяло. Инстинктивно отыскал подушку и упал в нее. На ощуп она оказалась слишком упругой.

Он чуть привстал, откинул одеяло. Потёр красные глаза.

Осмотрелся.

Сегодня он лежал в очень уютной комнатке: рядом с кроватью стояла маленькая тумбочка с небольшим круглым зеркальцем. Она была усеяна всякими женскими штучками: помады, какие-то мази, старые бутылки от шампуней, куча расчесок и заколок. Казалось, апокалипсис затронул всё, кроме средств для ухода за женской красотой. На стенах было наклеено огромное количество постеров со звездами и знаменитостями прошлого века: музыканты, артисты, художники и поэты.

— За-а-ай, — послышался из-под одеяла сонливый женский голос. — Ты куда?

Корсар испуганно схватился за сердце. Обернулся. Приподнял одеяло.

Под ним, в очень странной, неестественной позе, совсем без одежды, раскинулась девушка лет восемнадцати-девятнадцати, с растрёпанными в разные стороны, густыми чёрными волосами. Впрочем, сталкер смотрел совсем не на волосы.

— Ого, — тихо удивился он, — вот это я нажрался вчера… Где я был-то?

— За-а-ай, — одеяло зашевелилось, сталкер почувствовал на себе теплые женские руки. — Полежи со мной еще…

Хватка ослабла, после чего Корсар аккуратно выпустил руки из ловушки.

— Ну уж нет, — прошептал он, — я этого… Ну того… За хлебом… На работу пошёл, в общем.

Он оделся так быстро, как одевался только в армии. Застегнул штаны, еле отыскал разбросанные по полу носки, быстро напялил кофту, наскоро накинул чёрное пальто и быстро растворился за дверью.

Как только он вышел из четырехэтажного здания, то сразу же отдышался. Залез в карманы, отыскал сигареты и зажигалку.

Было чертовски холодно. Он не понимал, как мог умудриться прийти сюда, в город, только в одном пальто и тонкой кофте. Но после таких пьянок рассуждать логически было самым недейственным методом. А ведь солнце ещё не успело выползти из-за горизонта. Вокруг темень, да такая, что черт ногу сломит.

Впрочем, сталкеру не понадобилось свету, чтобы на инстинктивном уровне, чувствуя, как ломит кости и виски, отыскать место, где можно опохмелиться.

Он шёл, еле разбирая дорогу, тщательно массировал виски, пытаясь прогнать чувство усталости и дикой слабости, то и дело падал в снег, но, подобно фениксу, восставал и шёл дальше.

Чёрные фигуры вышли из теней ночи и скользнули за ним.

Сталкер по запаху пива и рассола быстро отыскал какой-то бар, через ноги зашел в него, распугивая поддатых посетителей. Хозяин трактира — скрюченный в три баранки старичок, как обычно вяло спросил:

— Чё лакать будешь?

— Что покрепче, — ответил Корсар, стискивая зубы от вгрызающейся в мозг боли. — И это… Сразу двойное.

Когда старик отдал ему две полные кружки пива, сталкер направился к столикам.

— А плата? — прошипел старичок, хмуря брови.

— Потом… Я ещё возьму, — солгал Корсар и направился к свободному месту.

За столом сидели двое мужиков и о чём-то оживленно спорили.

— Извините, — заплетающимся языком сказал сталкер, — я присяду. О, благодарю.

Горожане переглянулись, пожали плечами.

Корсар за одно движение опустошил одну массивную кружку, затем, после небольшого отдыха, принялся за вторую.

Дверь в бар со скрипом отворилась. Две чёрные фигуры в масках скоро стояли у столика, где Корсар пытался одолеть похмелье.

— Господа, — хрипящим голосом сказал один из незнакомцев, — валите к черту, пока мы вам кости не переломали.

Стол тут же опустел, оставив сталкера наедине с двумя незнакомцами.

— Вам чего, дупела? — спросил сталкер, добивая остатки какой-то крепкой бодяги. — Пить не с кем?

Дупела переглянулись, хохотнули.

— А на тебя тут кое-кто зуб положил, — буркнул один из них. — Сказал тебе кости переломать и в дерьмо помакать.

— Ага, — добавил противный голос рядом, — но я боюсь, мы заказ перевыполним.

Корсар небрежно откинул кружки с пивом. Утёр отросшую за длительный рейд бороду. Осмотрелся по сторонам. Те немногие, кто остался, сосредоточенно смотрели на него. Особенно бармен, что пугливо спрятался за стойкой.

— Ха-ха-ха, — засмеялся сталкер. — Якубенок с жиру бесится, а? Ну ладно. Щас я через вас ему кое-что передам.

Корсар поднялся, с лету увернулся от прямого удара в лицо. Сделал лёгкий полуоборот, схватил одного из наёмников и быстрым, чрезвычайно быстрым движением познакомил его с деревянным столом. Основательно.

Пока нападающий выл, схватившись за хрустунвший нос, второй вынул пистолет, постаравшись прицелиться сталкеру в пузо.

Но было поздно.

Корсар схватил его за руку, со всей силы вывернул кисть в обратную сторону. Пуля продырявила потолок. Сталкер, услышав сдавленный визг наемника, хищно улыбнулся и вдарил ему между ног. Тот согнулся, выпустил обильный поток слюней.

Второй оторвался от стола. Вынул нож, попытался ударить в шею.

Корсар сделал оборот, прошёл мимо стального лезвия. Изрешетил нападающего быстрыми, точными хуками прямо в лицо. Тот обмяк, завалился на спину.

Второго, того, что ещё держался за свое самое сокровенное место, сталкер схватил за волосы, жёстко ударил коленом. Один, второй, третий раз.

Наёмников рухнул без сил.

Корсар не спеша поднял выпавший пистолет с пола, подошел к держащемуся за лицо недоналетчику. Поправил пальто, оттер пятнышко крови с щеки.

— Н-да, — протянул он, — дерьмовые из вас избиватели и наказатели. Уж лучше людей Кобы цепанули бы.

Говоря это, он вдруг заметил вываливающийся из-за черной куртки документ.

— Та-а-к-с, — он поправил помятые страницы документа. — Чижиков Владимир Олегович. Офицер внутреннего бюро контроля общественной безопасности. Пф!

Сталкер выбросил документ прочь.

— Слушай сюда, Чижик, — прошипел он, перезаряжая пистолет. — На меня смотри, упырь.

ВКОБ-овец кое-как оторвал руки от разбитого в кровь лица.

— Передай Якубу и Кобе: меня им не взять. А если ещё раз попытаются, я очень посодействую, чтобы эту жирную свинью и его пса зажарили на костре. Понял?

Чижик замахал головой.

— Ну, а для большего эффекта, — он не спеша направил пистолет между ног спецназовца. — Ба…

Бах!

Раздались жуткие визги.

— Слышь, Бармен! — обратился Корсар к старичку за стойкой, когда ВКОБ-овец чуть поутих. — Вот с этих мудаков возьмешь плату за пойло.

Бармен испуганно кивнул, видя сколько крови придется оттирать.

— Кстати говоря, старик, какое число?

— Тридцатое, — закряхтел бармен, видя как сталкер бесцеремонно пинает второго человека Кобы.

Корсар удивленно присвистнул.

— Так завтра новый год! — весело гаркнул он, закончив пинать солдата. — Всех с Наступающим!

Он поправил пальто, растрёпанную прическу, выпрямился и зашагал к выходу.

Старичок выдохнул.

Она сидела у окна, укутавшись в тёплый плед и медленно пила настоявшийся кофе. Листая страницы романа она то и дело вздыхала, смотря на белого голубоглазого кота, что распластался рядом.

— Эх, — вздохнула Вика и небрежно бросила книгу в сторону, оставив принца в теплом браке с принцессой. — Вот как обычно! У всех, блин, любовь-морковь, женитьба, долго и счастливо, а у меня что? А, Мурзило?

Она взглянула на кота. Тот потянулся, удовлетворённо выпустив когти. Вика почесала его за ухом. Кот протяжно замурчал.

— Только ты меня и понимаешь, — медленно проговорила она. — Вот так и помру! С котом, старой девой…

Мурзило попытался улизнуть из крепких объятий девушки, но, не в силах сопротивляться твердой женской хватке, противно зашипел.

— Ну чего-чего? Что тебе опять не нравится?

Мурзило посмотрел на пустую миску. Замяукал.

— А, тебе опять только жрать и охота! Сколько можно? Все вы, мужики, одинаковые.

Она лениво потянулась и нырнула под одеяло. Так она пролежала почти полчаса, пытаясь заснуть. За окном была та ещё темень, но часы били пятый час утра. Уснуть Вика не смогла. Она услышала протяжный, сдавленный крик, хлопок дверей за окном и отборные маты. Отборные маты, произнесенные очень знакомым, наглым голосом.

Она вскочила с постели, быстро прикрылась пледом и, минуя стопки отчетов, разбросанных по столу тумбам и даже полу, рванула к окну.

Как следует подышав на узоры деда Мороза, она энергично стёрла их и начала приглядываться.

Внизу, выбив двери близлежащего трактира, громко бранился какой-то растрепанный мужик, одетый во что попало, совершенно без вкуса и стиля. Она догадалась о смысле его слов по импульсивной жестикуляции.

Брови девушки тут же подскочили, когда она увидела, что руки и лицо незнакомца испачканы в крови. Испачканы очень, очень сильно.

— Это, это что… Корсар? — Вика обернулась к мурлыкающему коту, что обвил ее ноги, в попытках выпросить еды. — А что он тут забыл?! Идиот! Время… Время пять утра!

Корсар в это время зачерпнул в обе руки приличные охапки снега, громко произнес древние проклятия и обмазал себе лицо. После энергетика жестикуляций усилилась.

— Дурак! — она застучала в окно. — Что ты творишь? Да если Дмитрий Степанович узнает, что ты… Что ты там делал?!

Кот сделал очередной круг между ног, замурлыкал сильнее.

— Пш! — шикнула Вика, элегантно топнув ножкой. — Ты разве не видишь, что этот… Ненормальный там делает?!

Корсар ещё что-то пробурчал себе под нос, быстро нырнул в карман пальто, достал фляжку, открутил и хорошенько отхлебнул.

— … год! …шёл… нам! — слышалось из-за замерзшего окна.

Во тьме ночи было сложно что-то разобрать, но девушка, будто почувствовав что-то неладное, быстро оделась: напялила облегающую майку, затем нырнула в черную водолазку, накинула теплый свитер, после — прекрасную песцовую шубу, вязаные перчатки, шарфик и, конечно же, не менее тёплую шапку. Она быстро посмотрелась в зеркало, что стояло на прикроватной тумбочке, слегка поправила одежду, хотела нанести себе небольшой макияж, но четко услышав протяженные ругательства, выбежала наружу.

Когда она скользнула вниз по лестницам пятиэтажного здания, выйдя наружу, то мигом рванула к дворику, где кричал опьяневший сталкер. В полутьме она сумела разглядеть чёрное тело, наполовину утопшее в снегу.

— О боже! — она попыталась поднять тяжелое сталкера из снега. — Как же от тебя несет! Ты живой?!

— Катюха? — сталкер едва оторвал голову от обжигающего снега. — Ты что ли?

— А ну цыть! — Вика покраснела и треснула Корсара по лицу. Небольно.

Он поморщился, но ничего не сказал.

— Вставай давай, вставай!

Она смогла обхватить его плечо, по-змеиному изогнувшись, взяла за торс и потащила из сугроба.

К счастью, сталкер более-менее пришел в себя уже через минуты две. Всё благодаря неустанным хлесткам хрупкой девушки.

— Чего ты меня лупишь! Пусти!

Она отпустила сталкера, отчего тот треснулся головой о промерзшую землю.

— Ой! Прости, ты цел? — она нежным движением потерла рассеченный лоб.

Корсар схватился за голову, поправил волосы.

— Ага, — буркнул он, — чувствую себя великолепно, мать его.

— Черт бы тебя побрал, — буркнула она, почти что выплевывая легкие. — Что с тобой такое? Вот блин-блин-блин, моя шубка!

Одежда была испачкана в крови. Задело и заячьи сапоги, и любимую шубку, и шапку, и тем более варежки.

— Ну да, кровь она такая, — сказал сталкер, осматривая алые узоры на руках, — липкая, зараза.

Рысь уткнула руки в бока, насупилась, немного выпячив губу.

— Корсар! — она вдруг закипела. — Ты охренел бухать в такое время! С ума что ли сошел?! А если Дмитрий Степа…

Сталкер ухмыльнулся, изящным движением приставил палец к губам Вики, заставив ту, как по щелчку, умолкнуть.

— Дмитрий Степанович, — начал Корсар, доставая сигарету из кармана дубленки, — сам щас бухает. Да и ты мне не мамка. Сам разберусь… Вика.

Она треснула сталкера ещё раз. Треснула больно.

— Какие вы мужики безответственные! Да вы все…

Дальше началось красочное описание недостатков мужского пола, описание достаточное подробное. Настолько, что Корсар уже через пару минут выкурил целую сигарету и принялся за вторую.

— Всё? — спросил он, когда визг стих.

Вика фыркнула, топнула ножкой, пытаясь как можно быстрее отдышаться.

Сталкер почувствовал как руки леденеют, а в тело въедается холод. Невольно вздрогнул.

Вика, заметив это, протяжно вздохнула.

— Время пять утра, — более мягко сказала она и присела рядом, — а ты без шапки, без перчаток. Пойдем… Пойдем хоть чаем тебя напою, что ли.

Корсар повел бровями.

— Чаем? А пива нет?

Она слегка улыбнулась, но тут же посерьезнела.

— Нет, — фальшиво злор буркнула она. — Чай! Только чай.

— Мих, может ну его? — спросил Даня, когда его товарищ принялся ползти по водосточной трубе женского общежития.

— Не ссы, Дань, мы ведь только одним глазком! — хохотнул Миша и сделал очередное подтягивание по трубе.

Ползти было ещё прилично. Оба юноши долго не могли решиться на эту операцию. Сначала идея поглазеть на девушек пришла к Мише, когда он, отдыхая на полученные деньги в баре, увидел несколько прекрасных девушек за соседним столиком. Как бы он не пытался к ним подсесть и завязать разговор их защита оставалась неприступной. В конце концов, ему пришлось спешно бежать из бара под громкие крики девушек и ругань Живика. К счастью, он успел узнать, что дамы были студентками медицинского университета, ну тобишь, при ланцетах учились.

— Я тебе говорю, во-о-о-от такие! — Миша активно рисовал круги в воздухе, пытаясь высказать свое восхищение. — Ай да! Мы по трубе заберемся и посмотрим! У них всё равно окошки постоянно расшторены.

Даня, сидя на лестнице, среди небольшого городского парка, что пестрил березами и тополями, приняв задумчивый вид, почесал затылок.

— Не знаю, Мих, — наконец сказал он, — мне сегодня на тренировки надо. Егерь сказал…

— Егерь сказал, Егерь сказал! — буркнул Миша, слегка нахмурившись, — У тебя на уме одни тренировки! Как приехали, ты только и делаешь, что тренируешься, жрёшь, дрыхнешь и снова тренируешься. Пить ты не идешь, по бабам тоже. Может ты из этих?

Даня посмотрел на Мишу.

— Охренел? Чёрт с тобой, пошли! Пошли-пошли, что ты вылупился? Но я тебя, идиота, просто подстрахую, понял?

Миша широко улыбнулся, хлопнул товарища по плечу.

— Это недалеко, — сказал он, поправляя шапку-ушанку на голове. — Сначала прямо по улице, потом направо и во-о-н туда.

— Чувствую, нам с тобой хорошенько попадет.

И вот теперь, Миша героически полз на третий этаж, к окну без штор.

— Почти-почти, — подбадривал друга Даня, то и дело оглядываясь по сторонам. — Пару рывков!

Миша показал палец вверх, едва удержавшись за мерзлую трубу и, тревожно вздыхая, пополз дальше.

«И с чего он вообще взял, — подумал пепельноволосый, — что именно в восемь утра там кто-то будет переодеваться?».

Наконец, Миша добрался до третьего этажа, аккуратно ступил на кирпичный выступ и прополз дальше. Скоро заветное окно было рядом.

— Дебил, — буркнул себе под нос Даня, — кувыркнешься вниз и конец твоим амурским играм.

Миша прильнул к окну и принялся активно на него дышать, растирая разводы на стекле.

— Ну-ка, ну-ка, — шептал скалолаз, — опа!

Он вцепился взглядом в растопленное окошко. Сначала нахмурился, потом слегка улыбнулся, затем расплылся в радости.

— Даня! — по-детски взвизгнул он. — Да тут целое раздолье! Ого-го-гошеньки!

Вдруг его радость прервал тонкий женский вскрик, отборные медицинские словечки. Окно быстро открылось и Миша вдруг отшатнулся с карниза.

— Мадам, — испуганно залепетал он, — да мы только! Нет, что вы… Только не сковородкой!

Что-то глухо треснуло. Ловелас, не удержавшись, начал падать.

— Миша! — испугался Даня, видя как обмякший силуэт его товарища летит вниз.

Шмяк! Миша, словно пушечное ядро, пробил огромный сугроб. Даня посмотрел на окно, из которого ошарашенно глядела обнаженная девушка. После тщательного осмотра, он уверился в словах своего друга, купающегося в снегу.

— Ах! — пискнула блондинка то ли от смущения, то ли от ужаса произошедшего. — Козлина! Что вы тут удумали? Извращюги! Охрана!

Из окна высунулось ещё несколько дам. Даня задержал взгляд и на них, но, почувствовав как атмосфера накаляется, ринулся спасать друга.

Когда он успел вытащить Мишу, теперь больше похожего на снеговика, во двор выбежало несколько амбалов, с дубинками на вооружении.

— Миша, нам кирдык, — буркнул Даня, натягивая шарф на лицо, — поднимайся, любовник хренов!

Бежали они как никогда. Даня, поддерживая опьяневшего от снега друга, бежал прочь из злосчастного двора общежития. Охранники пытались нагнать мерзавцев, поймать за шиворот и знатно измолотить беглецов до посинения. Мише, что еле перебирал ногами, то и дело прилетало брошенными дубинками, отчасти из-за того, что Даня им прикрывался.

— Стоять, засранцы! — ворчал амбал, кривя лицо. — Поймаю — убью!

Но они были уже далеко. Мелькнули за проржавевшим забором, свернули в какой-то переулок, напугав спящего у мусорки бедняка, сделали пару-тройку фальшивых кругов по кварталу и помчались дальше, до самого сталкерского бара.

Когда они шмыгнули за дверь, прикрыв ее собой, Живик уже во всю дирижировал процессом зачистки бара от всего ценного. Сейчас грузин упорно откручивал череп йети с барной стойки.

— Придурок ты, Миша, — шипел Даня, жадно хватая воздух, — придурок и идиот.

— Пошел ты, — ответил ловелас. — Зато такое увидел!

Грузин, услышав шепотки, обернулся.

— Вам чего, шкеты? Бар закрыт до десяти! — гаркнул Живик. — Видишь, дорогой, надпись, закрыто до десяти! Хотя…

Он схватил падающую черепушку, положил её на стойку. Засучил рукава кофты, хмуря брови, подошёл к беглецам.

— Ты, мой дорогой, егерьский сынок?

Даня кивнул, смотря на злую рожу бармена.

Грузин хмыкнул, потёр усы.

— Сегодня уже тридцатое, — он почесал залысину, — а я ещё не всё убрал. Значит так. Держи. Это тебе, это тебе.

Он вручил беглецам метлу и швабру. Миша с Даней переглянулись.

— Чего, дорогие, вылупились? Завтра вы здесь дебоширить будете, а убирать кто? Вот и я о том же.

— Не-не-не, — замахал головой Миша, — иди к черту, Живик, со своей уборкой.

— Вот-вот, — поддержал Даня, отставляя метлу.

Грузин вздулся, стиснул зубы.

— Черт с вами! — он нырнул в карман брюк, вынул несколько монет и небрежно всучил ребятам в руки. — Вот вам средства, а теперь марш за работу. Нужно вычистить всё добела!

Егерь недолго постоял у входа. Большое, коридорного типа, сложенное из шлакоблоков здание, бурлило огнем. Из многочисленных труб валили клубы пара, слышался звон металла, бьющего о металл, шум нескольких молотов и отборная брань.

Сталкер не без труда отворил обледеневшую, массивную железную дверь. Зашел внутрь, тут же скинув шапку от невыносимой жары.

Воздух здесь, раскалили до предела. Гортань и лёгкие обжигало будто бы кипятком. Перевозчик осмотрелся.

Большие, просторные жерла печей пестрили раскаленными до красна углями, искажающими воздух невыносимым жаром. У каждой из пяти печей стояла массивная наковальня и куча инструментов рядом с ней: молоты и молоточки, кувалды и клещи, заполняющие обширные полки посеревших от пекла шкафов. Меж печей ходили кузнецы: здоровые, как сам Егерь, почти все с усами или бородой. Их лица избороздили трещины и морщины, но тем не менее, в серых глазах играла жизнь, особенно в те моменты, когда они высекали искры. Егерь завороженно смотрел за их тяжелой работой, за переменным взмахом молота, стуком металла, за шипением воды в чанах для закалки.

Кузнецы в основном ковали холодное оружие, занимались его ремонтом и обслуживанием, работали над модификацией огнестрела, но только в другом здании. А больше всего любили выпить. Обильно.

— Кого нахер там принесло? — раздался знакомый Егерю голос.

Из-за клубов пара, вспотевший и красный, вышел бородатый сухой старик, с подтянутым, волевым лицом.

Увидев Егеря, он сразу подобрел, отложил огромный молот.

— Егерь, друг мой! Здарова, чёртов ублюдок!

Они крепко пожали руки.

— За заказом, сталбыть?

— А он готов, Клим? — спросил перевозчик, снимая медвежью шубу.

Клим хохотнув, ткнул Егеря вбок.

— Пойдем, до моего скромного угла, покажу.

Они прошли через обжигающий поток горячего воздуха, обогнули несколько печей и оказались у самой крайней. Пока шли, кузнецы вокруг также тепло здоровались с кавказцем.

— Я только вчера его закончил, — удовлетворенно сказал Клим, когда они приблизились к его углу, у которого, казалось, было жарче всего.

Старик подошёл к дубовому столу, обитому металлом. На нём расположилось произведение его искусства.

— Ого, — удивился Егерь, глядя на клинок, — вот это ты постарался, Клим!

Кузнец довольно улыбнулся, предложил перевозчику взять оружие в руки.

Это был длинный воронёный клинок из дамасской стали, оснащённый изогнутым, грубо отделанным эфесом, что направлением уходил к обуху. Сам же обух было очень широким, и постепенно расширялся к клинку, особенно у окончания, там, где обретал четыре острых и толстых зазубрины, позволяющие человеку, что не обладал особыми познаниями в искусстве меча, рубить врага, как скот. Клинок блестел темными расплывчатыми узорами, плывущими волнами по клинку.

— Дамасская сталь, — пояснил Клим, — несколько сотен прокалённых слоев, зазубренное лезвие, семьдесят сантиметров лезвие, ещё тридцать — рукоять. Двухсторонняя, очень тщательная заточка. Ей любого йети можно укокошить и на сдачу пару сотен ходаков, как бумагу порезать.

— А вес?

— Этот фальшион весит два с половиной килограмма. Почти в полтора раза больше, чем обычные, но и просьба у тебя была особенная.

Егерь быстро рассек лезвием воздух, после удовлетворенно кивнул.

— Ох, точно!

Клим быстро зашарил по шкафу, заваленному разными инструментами, спешно отыскал аккуратные деревянные, обитые кожей ножны.

Егерь вонзил клинок.

— Крепятся как обычно, на пояс. Помотал же ты меня с этим заказом, — хохотнул кузнец, — я даже этот сраный Совет пропустил.

— Слышал, ты нажрался тогда.

Клим нахмурил брови.

— Сталбыть тот, кто это брякнул, охренел. Я, конечно, пил, но в основном маялся с этим фальшионом. Три пота с меня сошло.

Кавказец улыбнулся, вынул из кармана толстый мешочек и вручил его кузнецу.

— Да что ты! — отмахнулся Клим. — Я в долгу у тебя, смекаешь? Не спас бы ты меня тогда, где б я был?

— Забудь, — спокойно сказал Егерь и насильно положил деньги старику в руки. — Это ведь не мне, а пацану.

— Ладно, проставлюсь сегодня, — хмыкнул кузнец и рухнул на рядом стоящий неотесанный стул. — И давно ты себе сына нашел? Бабу какую отпердолил?

Егерь присел рядом.

— Нет, не нашел, — грустно улыбнулся кавказец, — это Артёма племяш. А Тёма сам сгинул…

Клим протяжно охнул.

— Что ж ты раньше не сказал! Придурок ты, Егерь! Я ж… Ах, черт! Ещё одного Бог забрал. И что ты, воспитываешь пацана?

— Да, — вздохнул перевозчик, — клятву Тёме дал, что пристрою его, от смерти сберегу.

— А это на кой? — кузнец потянулся за деревянным стаканом с пивом. — Подарочек?

Егерь взглянул на фальшион.

— Типо того. Память хоть обо мне будет.

Клим поперхнулся пивом.

— Ты-то помирать не собирайся, сукин сын! Мы с тобой ещё выпить напоследок должны!

— Завтра и выпьем, — предложил перевозчик. — Как на это смотришь?

Клим радостно привстал, развел руками:

— Сугубо положительно! Я всё ждал, пока меня, благочестивого кузнеца, пригласят нажраться на Новый год.

Они дружно рассмеялись. После Егерь поднялся и, замотав фальшион в ткань, ещё раз поблагодарил кузнеца.

— Завтра как следует отметим, — сказал Егерь, прощаясь с кузнецом.

— О! Это еще мягко сказано!

Тридцать первого декабря бар был полон под завязку. Столы ломились от изобилия еды и выпивки. Было всё: пиво, водка, вино, коньяк, самогон, абсент, сидр, виски, мартини, ром, даже чертов ирландский скотч. Еда была представлена скромнее, в основном мясо: жареное, тушёное пареное и запечённое. Но были и копчёные колбасы, сало, рыба. Ко всему этому бардаку шли и овощные гарниры: картофель во всех его представлениях, салаты из солений, сами соленья — помидоры и огурцы и их всевозможные сочетания. Меж столиков юлили официантки, одетые в очень короткие обтягивающие юбки и блузки с глубоким декольте. Сталкеры, на удивление, сидели спокойно, даже не прикасаясь к выпивке. Они ждали.

Барная стойка пустовала. Не было ни Живика, ни дорого алкоголя на ней, ни трофейного черепа йети. Зато огнями блестела гирлянда пёстрой зелёной ёлки, что укромно стояла в углу. Она была увешана самодельными, простецкими игрушками: лампочками, разноцветными тряпками и треснувшими новогодними шариками. Но, несмотря на простоту, от неё веяло новогодним настроением и теплом.

— И где он? — буркнул Булат, крутя в руках граненый советский стакан. — Я уже выпить хочу.

— Потерпи, — сказал Крюк, одетый в очень старую, но все же молодящую его измученную кожу, — сейчас выступит.

Даня, Егерь и Корсар сидели за тем же столиком и ждали, как все остальные.

— Обычно я не люблю пустой бубнеж, — Корсар поправил воротник своего военного кителя, — но Беркут попусту никогда не трындит.

Все вдруг замолкли. Сталкеры перестали шушукаться, а официантки с ними кутить. Даже Зевс, что опять рвал зубами какую-то тряпку, умолк.

Все взгляды сосредоточились у барной стойки. Не спеша, размеренно шагая, Беркут приблизился к центру стойки. Он был одет в том же стиле, что и два дня тому назад. Честно говоря, почти все сталкеры примерили на себя официальный стиль, хотя многим могло показаться, что одеваться со вкусом — совсем не для бывалых охотников. Даже анархист Корсар одел праздничную военную форму.

Беркут посмотрел на своих бойцов. Набрал воздуха в легкие.

— Не буду официальничать, — начал он, — знаете, не терплю формальностей. Сегодня у всех нас, охотников, ланцетов и рейдеров, а также немногочисленных кузнецов, что сели там, где побольше выпивки, — Беркут слегка ухмыльнулся. — Сегодня у нас праздник. Новый год. И каждый год мы с вами дружно собираемся, пьем и, извините за выражение, сношаемся до самого утра. А после Живик рвёт волосы у себя на голове и жопе, пытаясь добиться страховых выплат.

По бару поползли лёгкие смешки.

— И сегодня точно такой же день. Но… — Беркут посмотрел на небольшой советский автоматический счетчик, что стоял на стойке. — Этот год выдался тяжелым. Мы потеряли тридцать человек. Пятерых — в нескольких рейдах: весной и летом. Но наша последняя вылазка забрала остальных двадцать пять.

Десять человек придавил скальник. Одиннадцать сгинуло в деревне от лап йети и ходаков. Среди них было двое совсем юных парнишек. Ещё четверо погибли во время ночного нападения в лесу.

Миша с Даней переглянулись.

Советский счетчик показывал цифру тридцать.

— Все они погибли, следуя своему пути, — продолжил Беркут. — Кто-то хотел заработать деньжат, кто-то — сразить всех монстров в округе, кто-то — развлечься. И все они сгинули в лесах нашей тайги. Я не буду говорить, что они навсегда останутся в наших сердцах. Многие забудут их через полгода. Через полгода некоторых из вас тоже может не стать. Все мы с вами подохнем, что уж. Так давайте почтим память наших погибших товарищей. Нет, не слезами. Мы отпразднуем победу! И пусть радость нашей победы разнесется даже там, где принято рыдать! Пейте, веселитесь, пусть дни нашей жизни прогорают и мчат дальше! Пусть, когда смерть придет к нам, мы встретим её с распростертыми объятиями, без сожалений о прожитом! Не бойтесь умирать, бойтесь не жить! С Новым, 2029 годом!

Булат утёр слезу с щеки.

— Умеет за душу взять, чтоб его, — здоровяк поднял полный пива стакан. — С праздником, мужики!

— С праздником! — подхватили другие столики.

Зал оживилися. А Беркут нажал на кнопку сбоку календаря, обнулив счетчик.

Праздник начался.

Заиграла музыка. Сталкеры чокались друг с другом, пили, не жалея печени.

— Воткни что-нибудь бодрое! — гаркнул Корсар и отвесил пинка бедному Мише, который пытался разобраться с хитро подключенным магнитофоном.

— Эй, Корсар! — возмутился парень. — Охренел? У тебя есть, что включить?

Сталкер хмыкнул, вытащил из-под плаща коробочку с диском. Поставил.

— Во! Это другое дело! — поддержал кто-то из зала.

Булат с Крюком решили помериться силами. Отбросили пиво прочь, засучили рукава и начали армрестлинг. Крюк потел, не давая амбалу сдвинуть себя с места.

— Охереть, Крюк, — удивился Даня, — я думал…

— Думал я дрыщ, по сравнению с этим бугаем, — хохотнул сталкер, когда ручейки пота полились с его лба. — Выкуси, Булат!

Крюк всем своим коротким телом навалился на бугая, но выдохся.

Булат хохотнул, с лёгкостью положил руку Крюка на стол.

— Да ты и есть дрыщ, — улыбнулся здоровяк и ткнул друга под бок.

Крюк хмыкнул и опустошил кружку пива залпом.

— А ты чё, трезвенник? — возмутился сталкер, смотря на трезвого, как стеклышко, Даню. — Ну-ка, на! Ну, на!

Бугай схватил пепельноволосого и с силой оттопырил его рот. Пиво скоро оказалось внутри.

— И водочки!

Даня закашлялся, потом грязно выругался, но всё же не закусил.

— Красава! — хмыкнул здоровяк и начал подзывать официантку.

Даня огляделся. Всё слегка помутнело, но он все же смог отыскать столик Корсара, Егеря, с которыми болтали каких-то два подозрительных типа. Вдруг он почувствовал на руке прикосновение.

— К черту старших, — шепнул Миша. — Ты же в курсе, что тут все официантки ноги раздвигают?

Пепельноволосый хотел отвесить Мише по башке, но промазал.

— Че ты такой мутный? Пошли, хоть к кому-нибудь подкатишь. Ну, давай!

Даня почувствовал как адреналин разгоняется по крови, когда увидел одну знакомую даму. Ту самую, что присмотрел ещё перед тем, как Егерь размазал Корсара по полу арены.

— Вот я и говорю, жизнь — дерьмо ещё то, — сказал Корсар и откупорил крышку бутылки с ромом. — Вот держишь ты удачу за жопу одно время, а потом она тебя.

Егерь отхлебнул спиртяги, слегка поморщился.

— Соглашусь с тобой, Корс, — кивнул перевозчик. — Как будто Бог нас невзлюбил. Навалил дерьма на лопату.

Напротив сталкеров сидели двое молодоватых парня, лет восемнадцати-девятнадцати. Один был широк в плечах и в меру пузат, с чёрными как смоль волосами и неплохой для своего возраста щетиной. Другой наоборот — худ и гладко выбрит.

— Ну, а у вас как жизнь пацаны?

— Идёт потихоньку, — сказал худой, особо налегая на сидр. — Книги вот пишем о местном городе.

— Книги? Ха-ха-ха! — рассмеялся Корсар. — И что как, выходит?

— Ага, вот одну почти закончили.

— Документальная история последних событий, — пояснил тот, что с щетиной, — Путешествия и всё в таком роде.

— Откуда ж вы знаете документальную правду последних событий, — удивился Егерь. — Вы в рейде что ли были? Да и что это за правда такая?

Парни переглянулись, почувствовали небольшое напряжение.

— Ну вы это, отдыхайте, мужики, — сказал тонкий. — Удачи вам!

— Да, — поддержал второй, — а то жизнь вам еще дерьма навалит…

— Эй, а пить? — гаркнул Корсар им вслед, но они будто сквозь землю провалились.

— Странные какие-то, — буркнул Егерь, — мутные типы.

Бар бурлил жизнью как никогда. Кто-то танцевал, кто-то пил, кто-то пил и танцевал. Клим, пришедший сюда задолго до остальных, был в дрова.

— Эй, Клим, ты чего? — Беркут ткнул кузнеца в бок. — Ты уже нажрался?

— А я что? — он еле приподнял голову. — Я когда начал бухать, я уже был пьяный…

После этих слов кузнец потерял связь с реальностью.

Некоторые резались в карты, били друг друга по голове, обвиняя в подтасовке. Даня же с Мишей, на удивление быстро охмурили пару официанток.

— Ну что ты такой стесняшка, — хохотнула блондинка и обвила руками парня, присев на колени. — Можешь потрогать меня. Смелей!

Даня зарумянился, неуверенно взглянул ей в глаза. Вернее попытался взглянуть. Он смотрел совсем на другие места.

Вдруг парень почувствовал сильный прилив крови, сглотнул слюну. Глаза блеснули животным блеском и он схватил официантку за бедра, да так, что та взвизгнула от удивления. Через несколько мгновений он скрылся с похищенной за дверьми, ведущими в спальные номера.

— А твой малой там нехило развлекается, — крикнул Корсар, пытаясь перекричать галдеж пьянеющей толпы.

Егерь улыбнулся.

— Пусть кайфует, заслужил.

— Дайте людям рому!

— Ну-у-у-жно по-любому, — кричала толпа в такт песне, — людям выпить рому!

Официантки еле успевали наливать выпивку, менять тарелки и обслуживать клиентов. Алкоголь и не собирался иссякать.

— Весь приличный люд превратился в сброд, — буркнул Живик, слушая как бьется стекло и трещит дерево. — Прощай, мой маленький трактир…

Булат вскочил со стула и принялся, несоразмерно своим габаритам, плясать.

За соседним столиком шла попойка на спор. К ней быстро подключился Корсар и уже через пару минут опустошил почти литр, вроде как водки. Его соперник, однозубый дедок, рухнул на пол. К счастью, не помер.

— Вот так вот! — рассмеялся сталкер, раскинув руки. — Пить уметь надо!

Вдруг он почувствовал слабость, такую паршивую, что тут же обмяк и, вслед за дедулей, повалился на пол. Это была не водка, а восьмидесяти градусный абсент…

Он проснулся. Огляделся по сторонам. Музыка до сих пор играла, пьяницы танцевали и пили, почти не касаясь еды. Глазами он отыскал знакомые лица. Отряхнулся, подошел.

— Что это у вас тут? — он поморщился, помассировал виски. — Топорики?

Кряжистый мужчина с самурайским хвостиком улыбнулся.

— Хруст, ты?

— Ага, — хохотнул командир, — а это Ланцет. Неужто не признал?

Рядом за столиком сидел знакомый сталкеру дедушка, что то и дело качал головой.

— Алкоголь вас губит, — сказал он, — деформирует ваш мозг.

— Он у меня как видишь давно… деформирован, — сказал Корсар. — Так что тут за соревнования?

— Метаем топоры. Видишь цель?

— Ага.

— Попадёшь — с меня сотня.

Корсар ухмыльнулся, приметил взглядом окружность, начерченной на стене мишени. Нащупал что-то тяжелое рядом, занёс над головой. Не обращая внимание на крики остановиться, метнул. Топор прочертил косую черту, несколько раз покрутившись в воздухе.

— Попал! — обрадовался сталкер, чуть ли не прыгая от радости. — Видели?

Все посмотрели на пробитую насквозь стену. За ней только успела уединиться какая-то пара. И теперь на влюбленных были сосредоточены все взгляды. А из-за проломленной дыры, торчал десятикилограммовый колун.

— Уп-с, — сталкер почесал затылок, — ну я же попал! Так что сотку сюдыть.

Хруст вынул из военного кителя десять железных монет.

— Ох, господи, — вздохнул Ланцет, — сумасшествие…

Час сменял другой, а веселье не утихало. Из бара лился смех, брань и крики. Вечно суровые сталкеры сегодня могли отдохнуть.

Среди гула, гомона и веселых рож, выделялось грустное лицо Вики. Несмотря на то, что бывать на празднествах она не любила, сегодняшний случай стал исключением.

На ней была белая, спускающаяся до колен юбка, плотно облегающая в нужных местах, такая же белая блузка и аккуратные, цвета снега, туфли. Её осветленные, длинные, вьющиеся кудри были собраны в небольшой хвостик и, несмотря на плотные резинки, стремились распуститься во всю красу.

Вика сидела и скучала, то и дело заглядывая в пустой стакан. Пить она категорически не хотела. За время праздника к ней уже не раз подходили мужчины разного сорта: большие и кряжистые бородатые викинги, аккуратные и элегантные джентльмены, но всех она отшивала простой, но до ужаса лаконичной фразой: «Отвали».

— Что-то она заскучала, — сказал Беркут, обгладывая здоровенный свинной шашлык, — хмурая, как моя покойная теща.

Егерь добавил себе рома, немного отпил.

— Мужика ей надо, — сказал перевозчик, — а то это не дело такой красавице одной быть.

Корсар поправил рукава кителя, хищно накинулся на остатки тушёного мяса, приготовленного в собственном соку.

— А я слышал, что тебя, Корс, она домой к себе пьяного тащила.

Сталкер быстро проглотил кусок мяса, запил пивом.

— Да и чё? Я просто тогда в неприятной ситуации был, она и помогла.

Беркут с Егерем рассмеялись.

— Чтобы Вика и просто так кому-то помогла, — ухмыльнулся Охотник. — Не трави нам, старикам, байки. Может уже остепенишься, а?

Корсар поморщился, вяло посмотрев на сталкеров. Затем взглянул на Вику.

— А, нравится все-таки, — угадал Егерь. — Ну так вперед, Ромео.

— Пошли вы!

Корсар быстрым движением налил водки в рюмку, опустошил за один глоток. Затем поправил форму, пальцами расчесал волосы.

— Смотрите и учитесь, старпёры.

Он поднялся, выпрямился и, гордо шагая, пошёл к другому столику. Вика отвлеклась от кружки, увидев сталкера, чуть улыбнулась.

— Мадемуазель, — чуть более низким голосом сказал Корсар, присаживаясь за стул напротив. — Как вы смотрите на то, чтобы провести этот чудесный вечер вдвоём?

Удивленное лицо девушки слегка зарумянилось, она откинула выбившиеся волосы с лица, чуть опустив изумрудные глаза.

— Хм… — она изобразила задумчивость и осмотрелась вокруг. — Почему бы и нет?

— Официант! Бутылку вина!

Старпёры удивленно переглянулись.

Близилась полночь. Мглистое небо было удивительно чистым, на нем оспой высыпало блестящие, горящие белым пламенем, точки звезд. Луна, как королева этого бала, взойдя на свой трон, сверкала холодным серебряным блеском.

— Запускай! Чё ты там разобраться не можешь?

— Сейчас… Какой придурок нацепил взрывпакет на это убожество?

Булат и Крюк ковырялись в коробках. Готовили они к пуску жестяные пороховые ракеты, что использовались вместо салютов.

— Готово, мать вашу!

— Поджигай!

Вся толпа из бара сейчас мяла снег на улице. Было чертовски холодно. Сталкеры и немногочисленные сталкерши, официантки и просто случайные бродяги ждали салюта. Словно дети, все смотрели на блестящую серебром небесную гладь. Даня, весь красный как помидор, поправлял растрепанные волосы и, приобняв такую же взъерошенную официантку, ждал. На него, отцовским взглядом смотрел Егерь, а Зевс, вьющийся у перевозчика в ногах, удивлённо посматривал то на пепельноволосого, то на маящихся с петардами сталкеров. Рядом был и Беркут, что закурил трубку, которую он курил чрезвычайно редко, только по праздникам. Миша, еле стоя на ногах, держался за плечо, не менее распьяневшего Клима. Оба они продолжали пить, несмотря на свое состояние нестояния.

Корсар и Вика стояли особняком от толпы и, тепло обнявшись, чего-то ждали.

«Вот жопа, — думал сталкер, чувствуя как девушка крепко сжимает его сухие руки, — и куда я вляпался?».

Корсар почувствовал на себе взгляд ухмыляющегося Егеря и Беркута.

Искра побежала по фитилю.

— А оно точно взлетит? — испугался Крюк, убегая от жестяных цилиндров со взрывчаткой.

— Не боись, — уверенно сказал Булат, — взлетит!

— Ели не взлетит, с РПГ салют устроим как в прошлом году! — крикнул будущий груз, по имени Клим.

«Салюты» заискрились. Что-то зашипело.

— Летят! — обрадовалась Вика, приобняв новоиспеченного жениха. — Смотри!

— Вот это щас будет бабах, — хмыкнул Корсар, вспоминая, сколько взрывчатки воткнул в эти салюты.

И бабах случился. Салюты взмыли в небо, стрелами разорвав воздух. Бах! Бах!

Они разразились яркими взрывами, короткие змеи огней лизнули небесную гладь.

Все, словно дети, закричали от радости, выкрикивая поздравления, обнимая друг друга и крича заветное: «С новым годом!».

— Вот это рас… — Клим осекся, чувствуя как горлу что-то подступает.

— С Новым годом!

Толпа еще долго радовалась простым бомбам, что взорвались в воздухе. Словно дети они чувствовали весёлую атмосферу праздника, чувство наивной радости.

Они хохотали и шутили.

Корсар почувствовал, как ее губы впиваются в него. Уже не в силах занудствовать, он крепко прижал ее к себе в ответ.

— Вот это Новый год, — Даня почесал затылок, всё еще не осознавая произошедшего и происходящего. — Бред какой-то…

Он повернулся, увидел Егеря.

— Как тебе праздник?

Даня невольно улыбнулся, посмотрев вокруг.

— Охрененно! Я пьяный в дрова, но довольный, как слон!

Кавказец дружески хлопнул юношу по плечу.

— Держи, Дань, это тебе.

Он протянул ему фальшион, аккуратно заправленный в ножны.

Даня удивленно посмотрел на Егеря.

— Это… Что?

— Фальшион, — ответил перевозчик. — Мой прощальный подарок. Будет, чем тварей рубить.

Парень улыбнулся, чуть вытащил оружие из чехла. Клинок хищно блеснул черной дамасской сталью.

— Ну нифига себе! — Даня крепко вцепился в руку учителя. — Очертеть, Егерь! А почему… Почему прощальный?

Егерь грустно улыбнулся, посмотрел на своего ученика.

— Потому, что я уезжаю, — сказал он после недолгого молчания. — Навсегда.

Даня выронил клинок из рук.

Салюты продолжали искриться блестящими огнями.