Клятва

Глава XXII Совет

Коридор.

Стены пестрили большими, широкими полотнами картин и золотистой окантовкой узорчатых изваяний. Обволакивающий лёгким теплом, шёл свет, расходясь с многочисленных узорчатых люстр, увешанных над коридором.

В аккуратно отделанных, деревянных рамках окон почти догорал закат. Солнце, брызгаясь остатками оранжевого света, утопало за горизонтом, а тонкий серп луны, не спеша восходил на свой небесный трон. Хлопьями кружился снег, засыпая только-только расчищенные дороги города.

— Это что, товарищ Ленин? — спросил Корсар, намеренно не выговаривая букву «р». — Не знал, что эти пердуны — фанаты коммунизма.

На полотне действительно, раскинув руки, стоял первый вождь Советского союза, окруженный аплодирующей толпой пролетариата.

— А здесь Суворов, — Егерь смотрел на толпу сигающих с обледенелого утеса солдат, которых направляла твердая рука Александра Васильевича.

— В жизни они бы явно не поладили.

Беркут стоял у раскрытого окна и курил.

— Эти репродукции тащили со всех музеев, из городов в округе, — пояснил Дмитрий Степанович. — Здесь тебе и Эйнштейн, и Александр II, и Ленин с Суворовым. Даже Брежнева не забыли. Кого только не натащили. Когда будем в Зале Собраний у вас вообще челюсть отвалится. Они же как сороки, прут всё, что блестит.

— И сколько будем ждать? — вздохнул Корсар и стал бесцеремонно шариться в тумбочке под портретом Ленина.

Пошебуршив он не нашел ничего, кроме пары болтов и отсыревших тетрадных листов. Грустно присвистнул.

— Пока нас не пригласят, — Беркут сбил пепел с сигареты, выдохнул дым. — Любят они официальность.

Егерь перестал рассматривать картины, обернулся к командиру.

— А тебя не смущает, что сначала собираются они, а только потом приглашают нас? Пахнет лицемерием.

— Тут здесь им все пропитано, — буркнул Дмитрий Степанович. — Нас вообще как организацию тут многие недолюбливают. Ну и я в частности, им по яйцам прошёлся не раз.

Егерь нахмурился и посмотрел на две узорчатые дубовые двери с позолоченными ручками. Вдруг они дернулись, а из проема вынырнули две тени. Облачены неизвестные были в сплошную черную спецназовскую форму, лица были плотно прикрыты балаклавами.

Под рукой, в кобуре, торчали пистолеты, а на поясе болтались длинные дубинки, которыми обычно колотят людей, преступивших закон.

— Внутреннее бюро контроля общественной безопасности, — пояснил Беркут, отвлекаясь от окна. — Сокращенно: ВБКОБ.

— Ага, — фыркнул Корсар, впиваясь в фигуры злым взглядом. — Оборотни в погонах, чтоб их.

— Не будем сейчас. Можно идти.

Они направились вперед по коридору.

Беркута ВБКОБ-овцы пропустили сразу, а вот Корсара с Егерем тщательно обыскали. Даже слишком.

— Ну куда! — шикнул Корсар. — Там-то я точно ничего не пронесу, куски вы…

— Шагай, — холодно сказал один из них.

«Так бы и плюнул в морду, — подумал сталкер, ступая за двери, — жаль она под маской».

Следом обыскали Егеря и не нашли ничего, кроме пачки сигарет и зажигалки. Дальше проверять не стали.

— Проходи.

— Итак, господа, — здоровенный толстяк, раскинув руки на офисном кресле, которое еле-еле выдерживало его габариты, качнулся, — Совет можно считать открытым. Без лишних приветствований, поясню контекст. Дмитрий Степанович, лидер охотников, ни свет ни заря, возвращается из долгого и изнурительного рейда, а после, снова ни свет ни заря, созывает всех нас. И созывает срочно, чрезвычайно срочно. Поэтому спрошу без лишних слов: что случилось, Беркут? И вместе с этим, что даже более важно: выполнен ли заказ?

Сидели члены Совета в большом, овалообразном кабинете, большим ровно настолько, чтобы в нем, за столом, могли уместиться почти тридцать человек. Но сегодня в кабинете главной администрации города было всего десять самых влиятельных и крупных игроков в городе, тех, кто содержал в своих руках такую власть, что ни одному горожанину не снилась.

Кабинет веял шиком и блеском.

Горела тысячами огней огромная люстра, прямиком из двадцатого века, усыпанная хрусталем и золотом, с одним лишь отличием — электрическими лампами. Змеями ползли и извивались деревянные, украшенные резьбой и позолотой арки, не спеша щёлкал дрова шикарный, выложенный из белого камня камин, а на полу, под овалообразным столом из темного дуба, расстелился шёлковый турецкий ковер, на котором пустили абстрактные узоры лепестков, обнажённых женщин и лоз винограда. В изящных, очень широких шкафах, теснились книги всех веков: от Цицерона до Достоевского, от Библии до последних работ по нейробиологии. В каждом из хранилищ уместилась не одна сотня книг. Огромные часы-маятники, что стояли около камина, мерно качали маятником из стороны в сторону, отсчитывая минуту за минутой. А на фронтальной стене, прямо с огромного полотна, гордо задрав голову, взирала Елизавета ll, облаченная в бархатное платье, и мерила весь этот блеск и богатство, удовлетворённым взглядом. Само собой, такая превосходная картина была замкнута в золотистую рамку и прикрыта лучшим стеклом, лишённым даже намека на царапину.

Корсар, усевшись на кресло где-то посередине, ещё долго не мог привыкнуть к мягкой, слегка пружинистой подкладке. Оглядывая залу, он то и дело придерживал челюсть.

На столе, за которым уселись все из Совета, подле каждого стояла бутылка выдержанного коньяка и аккуратный, граненый по углам, тюльпановый стакан.

«Охренеть, мать вашу, — хмурился Корсар, — мы, значит, пьём водку с самогоном, и то, если повезет, живем в халупах, работаем на износ, а эти во тебе! Картины, камины, ковры. Тьфу! Какие с них коммунисты?».

Несмотря на то, что Корсар пару раз бывал на заседаниях, сюда он попал впервые. Раньше дела обсуждали в баре. Тогда всё было гораздо уютней и проще. А теперь, когда ремонт администрации, на которую вбухали тучу бабла был закончен, сталкер чувствовал себя как бродяга у аристократов. Впрочем, так оно и было.

Он посмотрел на рядом сидящего Егеря, затем на Беркута. Им тоже было не по себе. Перевозчик смотрел то на стакан с выпивкой, то на разжиревших советчиков.

В воздухе висела паршивая атмосфера, напряжение росло и тянулось, пахло лицемерием и напускной вежливостью. А ведь заседание только началось.

Дмитрий Степанович набрал воздуха, потёр пальцами виски. Собрался мыслями.

— Заказ выполнен, Якуб, — после недолгого молчания сказал он. — Триста оленьих голов, пять десятков волков, из них — восемь трупами.

— Недурно, — Якуб почесал густую щетину, шмыгнул носом и потянулся к выпивке. — Денюжки уже ждут. Триста двадцать пять тысяч рублей. Но это без учета вычета моих и твоих налогов, сборов и, конечно, Безвозмездных в фонд развития города.

Беркут поморщился.

— Всё как обычно, доставкой через моих людей. Но раз заказ выполнен, — Якуб поднял стакан, демонстративно понюхал и отпил. — В чём дело?

— Кажется, я догадываюсь, — сказал старичок, сидящий ровно напротив Беркута.

Его лицо избороздили десятки морщин, на длинном носу он держал аккуратные, округлые очки, что на свету электрических ламп, рассредоточенных по кабинету, блестели ярким жёлтым светом. На голове у него была обильная, кудрявая, седая шевелюра, спадающая до плеч. Но больше всего его выделяла огромная, пышная, белесая борода, как у Толстого. Внешне старичок был хорошо сложен, даже для своих лет.

— В больницы пару часов назад доставили почти сорок трёхсотых. Тяжёлых. У одних повреждены рёбра, у других — ноги или руки. Третьи с повреждениями внутренних органов. В общем, если составить список всех ранений, хватит протянуть от госпиталя до сюда. И все из охотников. Мои врачи уже занимаются ими, — старичок обратился к Беркуту, слегка кивнув. — Но я предполагаю, что отлеживаться им ещё прилично.

— Спасибо, Алексей Владимирович, — чуть добрее сказал командир охотников. — Вы верно догадываетесь. Мы в дерьме.

— Ты в дерьме. Ты в дерьме, Беркут. Не впутывай весь Совет в свои проблемы.

Голос у говорящего был хрипящий и паршивый, хотя он выглядел приятно: широкий в плечах, высокий мужчина, лет тридцати-тридцати пяти, с коротко стриженными черными волосами и длинной, козлиной бородкой, которую он то и дело потирал. На нем была униформа спецназа.

В отличии от остальных членов Совета, он уже опустошил добрую половину стакана и сейчас крутил на столе большой, испещренный узорами перстень, в который был вправлен самый настоящий, красный, как кровь, рубин.

— Ошибаешься, Коба, — спокойно и холодно парировал Беркут. — Это не только мои проблемы. Это проблемы рейдеров. Это проблемы ланцетов. Это твои проблемы. И всех тех, кто сейчас собрался в этом зале.

Коба криво усмехнулся.

— И что же это за проблемы? — вмешался ещё один голос.

Беркут посмотрел в другую сторону стола.

На него уставшими, изумрудными глазами, смотрел высокий, кряжистый мужчина. Он сплел пальцы на руках, положив на них подбородок и внимательно слушал. Это был Хруст, лидер рейдеров.

Глава тех, кто горбатят спины в выжженных ядерными ударами городах, похороненных под радиоактивным пеплом, в поисках двигателей, проводов, патронов и оружия. Тех, кто гибнет от лучевых болезней, в попытках вынести то немногое, что осталось лежать под руинами погибшей цивилизации.

— Во время зачистки одной из деревень, — начал Беркут после недолгого молчания, — моих бойцов осадили полчища мутантов. Ходаки, лешие…

— Ха! — Якуб язвительно улыбнулся, в его голубых глазах заплясали огоньки. — Серьёзно, Беркут? Ты созываешь Совет, чтобы мы послушали чудесную историю о том, как твои бойцы резались с ходаками и лешими? Серьёзно? Это твой повод собрать всех нас?

— Было около полутора тысяч тварей.

Некоторые члены Совета напряжённо сглотнули слюну.

— Один йети, домовой и чудовище, из-за которого я вас и созвал, — продолжил Беркут. — Сейчас мы имеем дело с угрозой такого масштаба, от которой у тебя, Якуб, появится неимоверное желание послушать мои чудесные истории и сделать всё, чтобы эта чудесная история сюда не явилась.

Камин щелкнул и следом из него брызнули искорки пламени.

— Йети? — старичок поправил оправу очков. — Сейчас? Господи, наука их не видывала уже лет десять так точно! Как он там оказался? Что случилось?

Беркут посмотрел на рядом сидящих Корсара и Егеря. Первый тяжко вздохнул, хотел сплюнуть, но вспомнил, где находится.

— Мы зачищали деревню. Как её там… Пусровье? Нет, черт бы ее побрал… Пустыхо?

— Пустовье, — поправил сталкера Егерь, видя, как недовольно морщатся члены «высшего общества».

— Точно. Так вот…

Корсар предался красочному описанию происходящего и ловко комбинировал рассказы Булата со своими фантазиями. Слушая рассказ, Егерь то и дело усмехался, ведь, как оказывается, йети был побежден огромной палкой, которую удачно метнул Корсар, а потоки монстров он гасил голыми руками, лишь изредко применяя автомат.

Глаза слушающих оставались незаинтересованными ровно до того момента, пока не объявился йети, а при первом упоминании скальника у многих глаза на лоб полезли. Хотя, старичок, весь рассказ держал рот раскрытым от удивления.

— Это же нонсенс! — воскликнул он, когда Корсар закончил. — Почему же вы не притащили эту неопознанную тварь сюда? Уму непостижимо!

— Спокойнее, Алексей Владимирович, — Якуб лениво посмотрел в опустевший стакан, открутил бутылку коньяка и налил ещё, — всё это не имеет за собой никакого подтверждения. Это существо… Камушек?

Корсар кивнул.

— Этот Камушек, — продолжил толстяк, — мог оказаться, незнаю… Простой горой мусора или иллюзией, которую наслал домовой. Ну, или вы просто нашли там склад самогона и вусмерть нажрались…

— Простая гора мусора или иллюзия раздавила тринадцать моих бойцов и ещё сорок отправила в больницы? — вспыхнул Беркут. — Что ты такое несешь, Якуб?

— Спокойнее, господа, — сказал толстый, округлый мужичок, то и дело шмыгающий раскрасневшимся носом. — В любом случае, чудовище побеждено, так что повода для беспокойств нет.

В этом противном, слегка сдавленном голоске, Корсар узнал Барона— заправлялу арены.

Егерь холодным взглядом посмотрел на толстячка, криво улыбнулся.

— Все вы слишком беспечны, — сказал он. — Этот монстр выдержал одновременный огонь двадцати пулеметных спарок, кучи калашей, пулеметов, шести зарядов «Бульдога». А потом, как ни в чем не бывало раздавил семь снегоходов, смял в бумагу два УАЗА и ещё покоцал пару Шестьдесят шестых. Вы понимаете, что случится, если подобная тварь придет к городу? Вы осознаете масштаб угрозы?

Гитарной струной повисла нагнетающая тишина, прерываемая только тяжелыми вздохами Барона.

— И что ты предлагаешь, Беркут? — спросил Хруст, почесав аккуратную остроконечную бороду.

— Я предлагаю всем вам вытрясти побольше денег из кошельков и вложиться в укрепления города. Значительные укрепления.

— То есть, семиметровой стены, которая толщиной в целых пять метров, не хватит? — фыркнул Якуб. — Её не пробьют ни ходаки, ни лешие, ни йети, ни огромные камни.

— Знаешь, мне по большей степени плевать на судьбу этого города, — прошипел Беркут, открывая бутылку коньяка. — И если это чудовище проломит стены и прорвется через рубеж охраны, — командир посмотрел на хмурое лицо Кобы. — А потом примется планомерно выкашивать всё население, придавливая одну пачку гражданских за другой, то я и пальцем не поведу. Я могу в любой момент собрать своих людей и сняться с лагеря, а вы будете лично расплачиваться кровью за собственную ушлость. Не в моих интересах вытягивать из вас каждую копейку для защиты ваших же людей.

Коба, которому вконец надоело крутить перстень, ловко нацепил его на палец, а затем добил остатки коньяка на дне стакана.

— Своих-то ты защитить не смог, — буркнул он. — Охренеть. Двадцать с лишним бойцов полегло в какой-то дерьмовой деревне в заднице тайги. И после этого ты думаешь, что мы будем слепо исполнять твои приказы? Приказы того, кто и своих-то защитить не в силах?

В глазах Беркута заискрились маленькие молнии.

— И правда, — сказал Якуб, заливая за шиворот ещё коньяка. — Ты стареешь, Беркут. Где твой профессионализм? Раньше ты выполнял заказы быстро, приносил кучу зверья и тряс нас так, что самим на пожрать не оставалось. А что теперь? Твой самый крупный рейд за последнее время стал твоим самым крупным провалом. И ты претендуешь на прошлый авторитет, тыкая нас, как щенков, в дерьмо?

— Кстати говоря, — Барон громко высморкался в белый платочек, — птички мне напели, что очень давно, лет эдак… Да, лет десять назад, Дмитрий Степанович, отправился в ходку за тысячи километров отсюда. И, по слухам, также как и сейчас потерпел сокрушительное фиаско! Десятки трупов, сломанных хребтов и судеб из-за хотелок одного человека! Именно после этого случая, энтузиазм нашего Охотника поутих. Ровно на десять лет.

— И даже по их прошествию, — добавил Коба, — снова обжегся на том же месте. Не пора ли тебе на пенсию, Степанович? Той хватки-то уже нет, дай дорогу молодым.

Часовой маятник лениво перекатился в другую сторону. Огонь лизнул стенку камина.

Паршивенькая атмосфера нарастала.

Беркут посмотрел на обвиняющих жёстким, суровым взглядом. Не спеша отпил из тюльпанового стакана, слегка поморщился.

— Засунь своих птичек себе в жопу, Барон, — медленно проговорил он после долгого молчания, — иначе скоро я обломаю им крылышки. Дела прошлых лет — это исключительно мои дела и вам до них нет никакого дела.

Охотник невзначай посмотрел на Егеря. Тот, сжимая кулаки, буравил испепеляющим взглядом, выпучевшего глаза Барона.

— А что касается моего профессионализма, — он посмотрел на кислую улыбку Якуба. — То факты говорят за себя. При планке в сто пятьдесят голов неизмененных животных, я притащил тебе три сотни чистых оленей и ещё с пять десятков мутантов. Всего за неделю. А вот мои потери, — Беркут впился взглядом в противную морду ВКОБ-овца. — Ни тебя, Коба, ни кого другого касаться не должны. Если вы хотите забрать моё место, то объявите голосование и посмотрим, кого выберут мои люди. Думаете, они поверят в то, что я добровольно ушёл? Они же волки — дикие, злые, неотёсанные хищники со звериным чутьем. И во главе им нужен такой же хищник. Думаешь, твои золотые подачки, Якуб, заставят их плясать на задних лапках? Или тебе, Коба, кажется, что твоя дубинка сломает им хребты? Думаешь, Барон, твоя трава, пойло и шлюхи купят их доверие? Если вы решили, что выбив меня, получите мою власть и влияние, то глубоко, очень глубоко ошибаетесь. Вас сожрут и не подавятся.

Обвиняющие переглянулись и умолкли. Ответить было нечем.

— И верно, — согласился Хруст, зачесывая густые, белые как снег волосы назад, сплетая из них самурайский хвостик, — дело принимает серьезный оборот. Сейчас не до грызни за точки влияния. Как вижу, эти двое, что сидят рядом с тобой, толк в битье монстра знают. У вас, мужики, есть идеи, что нам со всем этим делать?

Корсар качнулся на стуле, посмотрел на Егеря.

— Скальник, — сказал перевозчик, перенимая эстафету рассказов, — наверное, самое опасное чудовище, которое я видел за свой век. Огромное, до ужаса сильное и разрушительное. Как сказал Беркут, если эта херня доползет до города, то за пару часов от ваших укреплений не останется и следа. Если говорить сухо, то по мощности оно сопоставимо с несколькими танками и парой-тройкой пехотных отрядов, вооруженных крупняком. В прикрытии. Так что, гасить его надо тем же.

— Откуда же мы возьмем танки? — спросил из дальнего угла широкий, одутловатый мужичок, с шикарными, пышными усами, которым позавидовал бы сам Ницше. — У нас просто нет таких ресурсов!

Это был заведующий сельским хозяйством, Серпов Василий Михайлович, которого и в народе, и в Совете, звали просто Михалычем.

— Хм, — высокий, худощавый мужчина, не торопясь посмаковал немного коньяка, — Барон, когда мои люди налаживали освещение в твоих гаражах, то заметили под тентами несколько законсервированных, совсем не тронутых танков. Позволь спросить, почему до сих пор об этом, кроме меня и тебя никто не знает?

Барон громко чихнул. Слава богу, в платок.

— Так этыть, Тесла… — замялся он, чувствуя как все взгляды сосредоточились на нем. — Готовил я их, готовил…

— Продать ты их готовил, — буркнул Хруст, — разобрать на части и впихнуть как контрафакт воякам на пункты, обходя контроль Кобы.

Глава внутреннего бюро контроля общественной безопасности не выдержав взгляда, отвернулся, выпил коньяка.

— Да какой там! — Барон фальшиво улыбнулся — Я держал их про запас, до поры до времени, а сейчас вона как! Они и нужны!

— Сейчас не время мелочиться, — буркнул сидящий поодаль от Якуба, Гробов Виталий Юрьевич, заведующий министерством строительства. — Если такая тварюга придёт, от нас и нашей меркантильности не останется и мокрого места.

— Значит, вытаскивай танки, Барон, — сказал Хруст, щелкая пальцами на сухих, испещренных шрамами, руках. — Всё, что есть. И приводи в боевую готовность.

— Стоять! — Якуб ударил толстыми руками по столу, да так, что у сидящего, возле края стола, суховатого, крепкого мужика, с крошечными глазами, задрожал стакан.

Он встрепенулся, посмотрел по сторонам, потряс головой.

— Не время спать, Всеволод Викторович, — буркнул Беркут. — В этой операции вы тоже примете непосредственное участие.

Всеволод потер слезящиеся, красные глаза, рукавом от старой, советской куртки, такой, которую носили автомеханики.

— Так я чего? — не понимая спросил он. — Сперва грызете глотки друг дружке, аж визг стоит, а теперь вона, о обороне языки зачесали. Надыть топлива на танки? Так я вам отолью сколько надыть, не обижу.

Он залпом опустошил всю кружку коньяка и даже не поморщился.

— Стоять, — медленно повторил Якуб — Может танков и не понадобится. Куда вы спешите? Лучше ответь мне, Беркут, как вы, без танков, РПГ и прочей херни увалили эту мразь?

— Тебе же говорят, идиот! — взорвался Корсар. — Двадцать пулеметных спарок, ещё пачка пулеметов, несколько выстрелов из «Бульдога» и один мощный заряд из противотанковой винтовки! В глаз! Ты жопой слушаешь?!

Якуб покраснел, его жирные губы задрожали.

— Да как ты смеешь, щенок, — прошипел он, — так со мной говорить? Я тебя раздавлю и скормлю псам…

— Попробуй, жирная свинья.

— Довольно! — не выдержал Алексей Владимирович, которого обычно кличили Ланцетом. — Сколько можно пререкаться? Вы прямо как малые дети! Прекратите выяснять отношения! Сейчас мы все, простите за выражение, в полной заднице.

— И из нее надо выбираться, — спокойно сказал Егерь. — Смерть этого чудовища — результат жертвы двадцати хороших бойцов и почти сорока раненых. Плюсом к этому ушли тысячи патронов, десятки гранат, шесть залпов из гранатомета и один, точный выстрел из противотанковой, я подчеркиваю, противотанковой винтовки, прямиком в глаз. Этот ублюдок помотал и выбил из боеспособного состава первоклассных охотников, отправив либо под землю, либо в больницы. Есть ли у вас такие жертвы, которыми мы заплатили за этот рейд?

Повисла тишина, прерываемая треском костра и тиканьем маятника часов. Все молчали, не зная, что ответить.

— Резюмируем, — наконец сказал Хруст. — Группа Беркута, будучи на рейде, столкнулась с полчищами мутантов и одним неведомым чудовищем. Это чудовище, именуемое скальником, охрененно помяло охотников, придавив кучу техники и людей. Монстра убили, но сам факт появления такого ублюдка, означает, что в любой момент нас могут прижать к стенке и в считанные часы от нашего города, в который мы всадили столько сил и времени, останется буквально ничерта, если мы не предпримем мер. И учитывая это, часть из нас отказывается проводить кампанию по защите города, ссылаясь на то, что чудовище не такое страшное, как кажется. И раз наше мнение разделилось, предлагаю решить все просто: голосованием.

В голосе рейдера чувствовалась скрытая насмешка и, пока он говорил, часть из собравшихся трусливо отвела взгляд.

— Кто за начало кампании по укреплению обороны города? — спросил Хруст, поднимая руку.

За ним жест повторил Ланцет, следом Беркут, а за ним и Тесла, и Михалыч, и Всеволод Викторович, неимоверно быстро опустошающий бутылку коньяка. Самыми последними сдались Коба, Барон и Якуб.

Так или иначе, согласились все.

— Решено, — заключил Хруст. — Предлагаю следующий план действий: Барон расконсервирует танки, приведёт их в боевую готовность. Тесла и Всеволод Викторович помогут с их обслуживанием. Следом, все финансовые издержки на себя берет Якуб, как глава внутренней торговли.

Толстяк поморщился.

— Я и Беркут вместе с Кобой, в разы усилим охрану и выставим дальние патрули, плюс ко всему найдем экипаж в танки, — Хруст немного отпил из стакана. — А Виталий Юрьевич займется возведением оборонительных и заградительных сооружений. Как вам план, господа?

Все переглянулись. При ярком блеске хрустальной лампы было отчетливо видно, как часть собравшихся кривится и недовольно вздыхает.

— Придётся увеличивать налоги, — проговорил Якуб и зашарил по карманам черных шитых брюк. — Иначе такие издержки негативно скажутся…

— Никакого повышения налогов, — обрезал Беркут. — Каждый из нас и так ежемесячно, если не ежедневно, жертвует по двадцать процентов от прибыли, в безвозмездное развитие города. Так что воспользуйся теми резервами, которые успели накапать.

Якуб фыркнул, достал стальную, украшенную языками пламени, зажигалку, затем поджег массивную кубинскую сигару. Егерь уловил знакомый запах.

— Да, конечно, — сказал Якуб немного помолчав. — Накапать там успело. Немало.

— Значит решено, — сказал Хруст. — С завтрашнего дня приступаем к реализации проекта. С этим разобрались.

— Минуточку, — тактично прервал Ланцет, убирая опавшие волосы за уши. — Дмитрий Степанович, вы так и не сказали, почему вы не привезли этот удивительный субъект сюда, в город?

— Более сотни тонн камня, костей и хитина, — пояснил Беркут и посмотрел на догорающие остатки полешек. — Было бы почти невозможно притащить его сюда. Особенно в таком состоянии.

— Да, этот дерьмодемон и после смерти нам хлопот доставил, — буркнул Корсар и, не удержавшись, взял бутылку и хорошенько отпил коньяка. Не церемонясь, прямо с горла.

— Дерьмо… Ну и дерьмо!

Он поморщился и отставил бутылку. Якуб нахмурился и взглянул на свои остатки пойла.

— Кстати о нем, — Хруст откинулся в кожаном кресле. — О дерьме. На севере, ближе к Иркутску, на нас стали нападать какие-то фанатики. Мозгов у них совершенно нет, впрочем, как и тактики. Палят во все стороны и не боятся подохнуть. В этот раз, слава богу, отбились, но давече мои парни сообщили, что встретили ещё группу. Четыре трупа. Моих солдат.

Беркут посмотрел на рейдера, понимающе кивнул.

— Уж не связано ли это с потерей контакта с ретранслятором в Иркутске? — спросил Тесла, поправляя русые волосы на голове. — Сигнал был потерян совсем недавно, в районе двух месяцев назад.

— Так в чем проблема? — Гробов потёр вспотевший лоб, сплел пальцы на большом животе. — Свяжитесь с Ромом. Он же полгода назад там антенны проверял!

— Ром недоступен, — пожал плечами Тесла и глянул в пустой стакан, — уже как несколько месяцев.

Егерь вздохнул, затарабанил пальцами по столу.

— Больше вы с ним не свяжетесь, — медленно проговорил перевозчик. — Его… Весь перевалочный пункт вырезали какие-то бандиты. Я выпытал из одного ублюдка, что их, уродов, спугнули с насиженных мест какие-то церковники с крестами на лбах.

Хруст удивлённо повел глазами.

— Паршивенько, — отметил Якуб, — очень паршивенько. Почему же мы узнаем об этом только сейчас?

— Потому что Совет был собран только сегодня, — Беркут успел остановить пыхтящего от гнева Егеря. — Хотя по планам он должен был состояться в первых числах ноября и…

— Пустите! — забурчал голос из-за дверей. — Пустите, идиоты! Я — Мимик Владимир Николаевич, главный правосудитель этого города! Хотите горбатиться на плантациях у Михалыча!? Так я вам быстро устрою, куски вы дерьма! А ну, разошлись!

Входная дверь задрожала, ручка нервно задергалась. Послышался шум и гам, отборные маты. Дверь распахнулась и в зал вбежал, пыхтя и ругаясь, толстый, высокий мужчина с блестящей от света хрустальной лампы, лысиной на голове. Он был слегка горбат и будто бы сплющен. Одет в черную мантию, из-за которой выглядывали язычки белой рубашки. Он поправил очки, посмотрел на заседающих. Шмыгнул носом и, громко стуча туфлями, зашагал к свободному креслу. Шлёпнулся на местоьрядом с дрыхнущим Соляровым Всеволодом Викторовичем, который, наконец, успел опустошить всю бутылку. Своими громкими движениями он заставил его проснуться.

— Дико извиняюсь, господа, — затараторил Мимик, раскладывая на столе кучу заполненных бумаг. — Коба, не мог ты найти бойцов поумней? Эти придурки не пускали меня. Меня!

— Ты уж прости, — холодно сказал ВКОБ-овец, — они приказ выполняют.

— Мне законы и приказы не писаны, — буркнул Мимик, поправляя очки. — Так-с, что я пропустил?

— Почти ничего интересного, — буркнул Якуб, выпуская облачко дыма.

— Раз так, — главный правосудитель города, зарыскал по карманам и, отыскав ручку, быстро поставил несколько подписей в разложенных по столу, бумагах, — то сразу скажу: из-за этой чрезвычайности, я опоздал на три, на три заседания! Ужас и кошмар! Мне нужно было судить двух подростков за разбой и кражу пятнадцати булок хлеба, затем вынести приговор юноше, который пытался ограбить оружейный склад и, наконец, посадить старикашку, который напоил бедную девушку снотворным и хотел провернуть свои грязные делишки…

— Успокойся, Николаич, — хохотнул Барон. — Ты время видел? Какие заседания?

Мимик насупился, погладил залысину на голове.

— Время суду не помеха, — буркнул он и отпил из горла бутылки. — Я работаю днем, ночью, вечером и утром. Всегда.

— Забавно, — Беркут помял пальцы на руках, — на двух из трех заседаний ты будешь бить по рукам малолеток, которые хотели наесться хлебом.

— И стыбзить огнестрел, — добавил Мимик и черканул еще несколько подписей в бумагах. — Уму непостижимо!

— А ведь я давно талдычу вам о создании Министерства образования, — сказал Беркут, — но вы все бережете деньги. Посмотрите, к чему приводит ваше игнорирование. Дети таскают хлеб, а потом горбатятся у Михалыча на поле.

Михалыч, до сего момента, сидящий в покое, недовольно хмыкнул.

— Не вороти из меня гитлеровца, — возмутился он. — Мне как приказывают, я так и делаю! Думаете мне приятно этих салаг стегать по самое не хочу? Да не всякий мужик такую работу выдержит, сталбыть, что о пацанах-то говорить! А девки то, девки! Жопой светят в переулках, а самим-то токмо шестнадцать стукнуло!

Он вздохнул, пригубил ещё немного выпивки.

Корсар поморщился.

— Так что я супротив не буду, — продолжил он, вылакав еще алкоголя. — Этих бестолочей надо в ежовьи рукавички брать и учить уму-разуму.

— Не кривись, Якуб, — сказал Хруст, смотря на его засаленные подбородки. — Шевелить жирком пора. У меня тоже люди не молодеют, а мрут постоянно. Того глядишь через лет пять останемся мы у разбитого корыта.

— О том и речь, — согласился Беркут. — Большинству моих бойцов уже за сорок. Пора думать о замене.

Ланцет утвердительно кивнул.

— Несмотря на улучшение средней продолжительности жизни, во многом благодаря новым лекарствам и улучшению обстановки в городе, смертность всё ещё превышает рождаемость. А это может вогнать нас в дефицит рабочих кадров.

Лампа на люстре противно замигала.

— Незнаю откуда у вас столько стариков, — буркнул Якуб, — на гражданке всё нормально. Торговля идет…

— Нет-нет-нет, — Мимик замотал головой. — Все отвратительно! За последний месяц на двенадцать процентов увеличилось количество краж и изнасиловний, только за последних четыре процесса я, при поддержке ВБКОБ накрыл несколько маленьких наркокартелей. И угадайте, кто был во главе этих гнусных делишек? Парни до восемнадцати лет!

— Что уж говорить, — нехотя протянул Коба, — мои ребята последнее время только и вяжут малолеток. Большинство грабежей из-за вот этого, — он поднял бутылку коньяка и демонстративно повертел в руке. — Так что да, надо думать о преемственности поколения.

Якуб вдруг громко закашлялся и отбросил тлеющую сигару на стол.

— А ведь было предложение ввести обязательный призыв, — он, словно ванька-встанька, закачался на кресле. — И что вы мне ответили?

В его глазках заплясал огонек. Он взглянул на Беркута, затем на Хруста.

— Мы сказали тебе, что бессмысленно, абсолютно бессмысленно устраивать обязательный призыв, — спокойно пояснил Беркут. — Во-первых, только испугаем молодняк, за шкирку утягивая в авангард. Наши ряды могут поредеть в считанные часы, как сейчас, и никакие деньги не смогут купить вторую жизнь. Думаешь, больша́я часть молодых ребят променяет секс, алкоголь и рок-н-ролл на кровь, пот и смерть?

— Во-вторых, — добавил Хруст, — если мы будем принудительно толкать пацанов в наши ряды, проку от них не будет совсем. Им нужно будет минимум два-три месяца на боевую подготовку. А даже если мы кое-как их и подготовим, у них все равно не будет цели. Того, ради чего можно подвергать себя ежеминутной опасности. Это мы, старичье шизанутое, помним ещё довоенное время, пытаемся хоть кого-то спасти и сами не сдохнуть. При этом лезем в такие места, где волки срать боятся. А дети что? Им проще в подворотнях сношаться и траву долбить, чем честь города отстаивать.

Барон снова громко чихнул, на этот раз, еле успев приложить платок.

— Но мы же организовали экспериментальную группу из щенков, — он быстро шмыгнул носом. — Чем вам не понравилась эта затея?

Беркут помассировал виски, опрокинул ещё немного коньяка.

— Из двадцати человек, всего трое отправились в охотники, — наконец сказал он. — Двое погибли и ещё десять получили пулю от Западных, во время рейдов Хруста. А оставшиеся восемь, те, что вступили к Кобе, насколько знаю, сейчас горбатятся у Михалыча, за превышение должностных полномочий.

Лидер ВКОБ кивнул.

— И что вы, господа умники, предлагаете делать? — спросил Якуб.

— Создавать полноценные школы, искать среди гражданских учителей, организовать им достойную плату, чтобы был спрос идти работать, ввести патриотическое воспитание, дабы молодняк стремился защищать город, — перечислял Беркут, загибая пальцы. — А после четырех-пяти лет полного обучения распределять в войска. Рейдеры, ланцеты, ВКОБ, кузнецы… Кстати говоря, где Клим?

— Бухой дрыхнет, — фыркнул Гробов. — Как всегда. Срал он на наши Советы.

— Понятно… В общем говоря, нужно всерьёз взяться за воспитание молодежи и через лет пять-десять, у нас будет достойная замена.

— Позволь спросить, Беркут, — Якуб криво улыбнулся. — Почему ты так ратуешь за город и при этом говоришь всем нам, что тебе на него плевать?

— Я независим от ваших решений, — сказал Беркут. — Но тем не менее, раз у меня есть власть, я должен хотя бы попытаться вырастить здесь поколение, на которое смогу оставить город. Поколение, которое будет любить и защищать свою Родину, а не последние гроши в кармане.

«Щас распла́чусь, — подумал Корсар, смотря на воодушевленно вещающего Беркута. — А нам таких слов и в праздники хрен скажет».

Якуб, выслушав Охотника, очередной раз поморщился и окончательно сдался. Больше он не говорил.

— Так-так, лирика, это, конечно, превосходно, но! — быстро проговорил Мимик, как только разобрался с бумагами. — Отчеты. Прошу, господа…

По столу быстро разошлись расписанные сверху донизу бумаги, испещрённые цифрами и отметками.

— Итак, — продолжил главный правосудитель города, — Начнем с Вас, Виктор Якуб, за последний квартал вы отдали… Хм, две шестьсот на тридцать один…

— О нет-нет-нет! — Корсар вскочил с насиженного места, тут же почувствовал как судорога вгрызается в ноги. — Я эту срань слушать не собираюсь! Ты уж прости, Беркут, но я пас. С математикой на Вы ещё с третьего класса, поэтому, извольте, но я покидаю сие отвратительное местечко.

Корсар уловил недовольный взгляд Якуба, ухмыльнулся.

— Я тоже должен идти, — согласился Егерь и поднялся из-за стола, — бывай, Беркут.

Командир охотников лениво посмотрел на объемные пачки отчетов, недовольно вздохнул.

Следующие три часа обещали быть невероятно унылыми и скучными.

Хлопнула деревянная дверь.

— Итак, восемьдесят тысяч шестьсот рублей. В довесок к этому, ещё семнадцать процентов накладных, включая к этому повременные выплаты БГН, получается…

Беркут потер услы, аккуратно отложил отчёты в сторону.

— Впрочем, мне тут тоже делать нечего, — решил Охотник, поправляя рукава военного кителя. — Дальнейшие обсуждения продолжим после Нового года.

— Беркут! — гаркнул Серпов. — Опять сбагрить решил?

Дмитрий Степанович мягко улыбнулся, посмотрев на негодующего завхоза.

— Как говорят в спецвойсках, не сбагрил, а тактически ретировался. Но не беспокойся, Михалыч, я отправлю вместо себя своего секретаря. Судя по стопкам бумаг, считать придется много.

— Ленивый ты засранец, — буркнул Хруст, пальцем отмеряя количество бумаги.

Беркут ещё раз посмотрел на недовольных советчиков, затем на что-то возбужденно подсчитывающего Мимика.

— Vai all'inferno! — сказал он и тут же тактически ретировался за дверь.