Книга судьбы

Глава десятая

Палм-Бич, Флорида

— Постойте! — ору я, вылетая из-за угла фойе и мчась к закрывающимся дверям лифта.

В кабине какая-то блондинка демонстративно отвернулась в сторону, притворяясь, что не слышит меня. Вот за что я ненавижу Палм-Бич. Двери кабины уже готовы слиться в жарком поцелуе, но я успеваю прыгнуть вперед и протиснуться внутрь. Оказавшись в моем обществе, блондинка отворачивается к панели управления и старательно делает вид, будто ищет кнопку экстренного открывания дверей. Наверное, стоит помочь ей, и пусть проваливает.

— Спасибо, — выдавливаю я, согнувшись пополам и стараясь перевести дыхание.

— Какой этаж?

— Четвертый.

— Ах, так вы работаете у…

— Да, — прерываю я ее и выпрямляюсь, чтобы наконец рассмотреть свою попутчицу.

Она во все глаза смотрит на мое лицо, потом быстро переводит взгляд на электронный указатель этажей. Если бы она могла выбежать из кабины с криком: «Чудовище, спасите!», то так бы и сделала. Но, как и любая хозяйка в Палм-Бич, она готова закрыть глаза на что угодно, если это поможет подняться еще на одну ступеньку социальной лестницы.

— Должно быть, это круто — работать с ним, — добавляет она, мой новый лучший друг, пусть даже при этом избегает смотреть мне в глаза. Впрочем, к этому я уже привык. Вот уже два года у меня не было ни одного свидания. Но любая мало-мальски симпатичная красотка горит желанием пообщаться с президентом.

— Круче, чем вы думаете, — говорю я, когда двери открываются на четвертом этаже. Я со всех ног бросаюсь налево, в сторону двойных запертых дверей. Не из-за блондинки, естественно, а из-за того, что я и так уже…

— Опаздываешь! — раздается позади меня недовольный скрипучий голос.

Я резко разворачиваюсь к открытым двойным дверям номера «люкс», отведенного для агентов Секретной службы, в котором за стеклянной перегородкой типа банковской сидит мужчина. Шея его толщиной не уступает моему бедру.

— Сильно? — на бегу кричу я, поворачивая к закрытым дверям на противоположной стороне застеленного бежевым ковром коридора. На всем этаже, не считая дверей Службы, они — единственные и, в отличие от ипотечного банка или юридической компании, расположенных этажом ниже, сработаны не из дуба, а из другого, намного более прочного материала. Они черные, облицованные сталью. Пуленепробиваемые. Как и наши окна.

— Сильно, — отвечает агент, когда я вытаскиваю из кармана служебный жетон. Не успеваю я провести его через считывающее устройство, как слышу мягкое чавканье, и запертые двери открываются.

— Спасибо, Эй-Джи! — кричу я через плечо, распахивая двери настежь.

Оказавшись внутри, я бросаю взгляд налево, где у стены обыкновенно стоит на страже охранник Секретной службы. Его там нет, а это значит, что президент еще не прибыл. Отлично. Я смотрю на стол в приемной. Дежурной тоже нет на месте. А вот это плохо.

Проклятье! Это значит, что все они уже собрались…

Я вновь пускаюсь бегом по огромному ярко-синему ковру, в центре которого вышита президентская эмблема, и сворачиваю налево, в коридор, стены которого украшают отвратительные картины и такие же скульптуры президента. С тех пор как мы оставили Белый дом, подобные изделия прибывают каждый день — от почитателей, поклонников, просто незнакомых людей. Они рисуют карандашом, красками, грифелем, углем, ваяют в бронзе и из прочих, иногда подручных, материалов. Вот самые последние: набор зубочисток из Флориды, на каждой из которых вырезан профиль президента, и ярко-желтое керамическое солнце с его лицом в середине. При этом я уже не говорю о том, что присылают нам корпорации: они хотят, чтобы предыдущий президент получил каждый компакт-диск, каждую книгу и каждый DVD-диск, которые выходят в свет, хотя мы неизменно переправляем все образцы в президентскую библиотеку. Налетев на буковую тросточку для ходьбы, на которую наклеены детские фотографии Мэннинга, я проскакиваю коридор и направляюсь в предпоследний кабинет…

— Мы рады тебя приветствовать, — раздается дребезжащий женский голос, когда головы всех присутствующих поворачиваются ко мне. Я быстро пересчитываю собравшихся, чтобы понять, последний я или нет — двое, трое, четверо, пятеро…

— Ты последний, — подтверждает мои опасения Клаудия Пачеко, наш руководитель аппарата, откидываясь на спинку кресла перед своим заваленным бумагами столом красного дерева. По обыкновению каштановые, седеющие волосы Клаудии стянуты в тугой, милитаристский узел на затылке, а губы заядлой курильщицы не оставляют сомнений относительно происхождения характерной хрипотцы в ее голосе. — Президент с тобой? — спрашивает она.

Я отрицательно качаю головой, лишая себя единственной уважительной причины на опоздание.

Уголком глаза я вижу, как Бев[10] и Орен злорадно ухмыляются. Еще бы, им есть отчего веселиться. Они не сводят глаз с маленького значка, который носят на лацкане пиджака и который сейчас лежит на углу стола Клаудии. Выполненный в форме Белого дома, золотой значок размерами не превышает фишку для игры в «Монополию». Впрочем, его отличие заключается в дурно отлитых профилях президента и первой леди, прижавшихся друг к другу и соединенных общим ухом, которое, подобно амулету, болтается на цепочке под ними. Много лет назад президент купил его для Клаудии, что называется, для прикола, у какого-то уличного торговца в Китае. Сегодня значок служит напоминанием о традиции, которую она принесла с собой из Белого дома: тот, кто приходит последним на планерку сотрудников аппарата утром в понедельник, должен носить его до конца недели. А если вам случится вообще не присутствовать на этом совещании, то значок будет украшать ваш лацкан в течение целого месяца. Но, к моему удивлению, Клаудия пока что не делает попытки вручить его мне.

— Что это за проникновение со взломом? — с резким акцентом уроженки Массачусетса интересуется она.

— Проникновение со взломом?

— В Малайзии… какой-то мужчина в комнате отдыха президента… разбитый стеклянный столик. Или я плохо говорю по-английски?

В средней школе Клаудия была той самой девочкой, которая организовывала все внеклассные мероприятия, но при этом никогда не получала от них удовольствия. Та же самая картина повторилась, когда она возглавила диспетчерскую службу в Овальном кабинете, а эта работа не зря считается одной из самых неблагодарных в Белом доме. Она здесь не для того, чтобы заслужить благодарность или прославиться. Она служит здесь потому, что считает это своим долгом. И намерена принять все меры к тому, чтобы и мы прониклись этим чувством.

— Нет… разумеется, нет… — бормочу я, запинаясь. — Но ведь это не было проникновением со взломом.

— В рапорте написано обратное.

— Они прислали вам рапорт?

— Они присылают нам все, — говорит Бев, сидя на небольшом диванчике для двоих под пикантным названием «любовное гнездышко», стоящим перпендикулярно к столу Клаудии. А уж в таких вещах она разбирается. В качестве главы корреспондентской секции она ведет всю личную переписку президента и при этом даже знает, какие шуточки позволительно включать в его поздравления по случаю их дней рождения. Учитывая, что таких «друзей» у него набирается никак не меньше десяти тысяч, работа эта не столь проста, как кажется на первый взгляд. И Бев безупречно справляется с ней только потому, что работает с президентом с тех самых пор, когда он впервые баллотировался в Конгресс почти четверть века назад.

— И там написано, что это было «проникновение со взломом»? — спрашиваю я.

Клаудия берет в руки рапорт, в то время как Бев вертит в пальцах значок, до этого спокойно лежавший на углу стола.

— Проникновение. Со. Взломом, — повторяет Клаудия, выделяя голосом каждое слово.

Я не свожу глаз со значка, глядя, как Бев задумчиво и многозначительно поглаживает большим пальцем профили президента и первой леди.

— Там хоть было что красть, в этой комнате отдыха? — интересуется Бев, откидывая назад крашеные черные волосы и выставляя напоказ свитер, в треугольном вырезе которого красуются грудные имплантаты. Она получила их вместе с прозвищем «Грудастая Бев» десять лет назад, когда мы только въехали в Белый дом. В средней школе Бев удостоилась титула «мисс Совершенство», и даже теперь, в возрасте шестидесяти двух лет, следы былой красоты еще явственно заметны на ее лице.

— Никто ничего не украл. Поверьте мне, это не было проникновением со взломом, — говорю я, выразительно закатывая глаза, чтобы показать, что я думаю о рапорте Секретной службы. — Парень был просто пьян. Он искал ванную комнату.

— А разбитый стеклянный столик? — возражает Клаудия.

— Нам повезло, что он просто разбился. Представьте, что было бы, если бы этот мужик решил, что перед ним писсуар, — прерывает нас Орен, заранее смеясь собственной шутке и почесывая свою новомодную щетину.

Обладая ростом в шесть футов и один дюйм, Орен остается самым высоким, красивым и крутым парнем из всех, кого я встречал в жизни. К тому же он единственный, кого я с натяжкой, но могу назвать своим ровесником. По тому, что он сидит сбоку от стола Клаудии, я могу сказать, что сегодня он пришел первым. Ничего удивительного. Если Бев была у нас «мисс Совершенство», то Орен относился к числу умных мальчиков, которые посылают глупых себе за пивом. Прирожденный интриган, руководитель нашего отдела путешествий и экскурсий, он обладает своеобразным чувством юмора, политическим чутьем и тактом, как ни странно это звучит. Вот и сейчас, после одного-единственного его замечания, вся комната моментально забывает об этом чертовом столе. Я киваю ему в знак благодарности и…

— Так что там случилось со столиком? — переспрашивает Бев, все еще не выпуская из рук значок.

— Это моя вина! — пожалуй, чересчур запальчиво восклицаю я. — Почитайте рапорт — я наскочил на него, когда этот парень выбегал из комнаты.

— Уэс, не кипятись, — не повышая голоса, обращается ко мне Клаудия. — Никто не обвиняет тебя в том…

— Я всего лишь хотел сказать… Если бы я решил, что это серьезно, то задержал бы этого малого любой ценой. Даже Служба сочла, что он попросту заблудился.

Слева от меня Орен выразительно теребит лацкан своего пиджака, надеясь, что я ничего не замечу. Глядя на Бев, он пытается привлечь ее внимание. Сам он носил значок всего раз, и то только после того как я сказал ему. «Подожди в своем кабинете, тебя хочет видеть президент», хотя президента даже не было в здании. Это был дурацкий розыгрыш, за который сейчас он отплатит мне по полной программе. Он снова делает знаки Бев. К счастью, она пока ничего не замечает.

— Послушайте, мне очень стыдно за свою неловкость, но, быть может, мы покончим с этим? — говорю я, глядя на часы и понимая, что действительно опаздываю. — Президент просил меня…

— Ступай, — отпускает меня Клаудия, закрывая свой ежедневник. — Но я прошу тебя об одном одолжении, Уэс. Когда сегодня вечером ты будешь на благотворительной вечеринке, посвященной сбору средств для лечения больных фиброзно-кистозной дегенерацией… я знаю, что ты всегда очень аккуратен, но после этого проникновения со взломом…

— Это не было проникновением со взломом.

— …раскрой глаза чуточку пошире, ладно?

— Я всегда осторожен, — заявляю я, направляясь к двери и едва не сталкиваясь с…

— А как же значок? — раздается хриплый, грубый голос с вращающегося кресла в углу комнаты.

— Все-таки ты влип, — роняет Орен.

— Красный свет, красный свет! — восклицает Клаудия. Насколько мне известно, то же самое она говорит своим детям. Я замираю на месте. — Спасибо, ББ, — добавляет она.

— Я всего лишь делаю свою работу, — с характерным акцентом уроженца южных штатов хрипит ББ, медленно цедя слова уголком рта.

Обладатель неухоженной гривы растрепанных седых волос и измятой рубашки с пуговицами на концах воротничка и выцветшей монограммой президента на манжетах, Б. Б. Шайе пребывает рядом с президентом с незапамятных времен, еще с тех пор, когда тот даже не был знаком с первой леди. Одни говорят, что это какой-то дальний родственник Мэннинга… другие уверяют, что он — всего лишь выживший из ума старый слуга еще по Вьетнаму. Как бы там ни было, ББ остается верной тенью президента вот уже почти сорок лет — и, подобно всякой тени, по коже у вас начинают бегать мурашки, если вы смотрите на него слишком долго.

— Извини, малыш, — ухмыляется он желтыми зубами, когда Бев протягивает мне золотой значок в форме Белого дома с болтающимися головами.

Для большей достоверности скульптор нанес зеленые блестки на глаза первой леди. Поскольку серые блестки отыскать значительно труднее, глаза президента остались нераскрашенными.

— Если тебя будут спрашивать, отвечай, что это твои внуки, — любезно советует Орен, когда я раскрываю заколку и втыкаю значок в лацкан. Иголка протыкает ткань и впивается мне в подушечку большого пальца, выступает капелька крови. Ладно, бывало и хуже.

— Кстати, Уэс, — добавляет Клаудия, — один из кураторов библиотеки обмолвился, что хотел бы услышать твое мнение об экспонате, над которым работает, так что будь повежливее, когда он к тебе обратится…

— Если что, звоните мне на сотовый, — киваю я на прощание, сопровождая свои слова взмахом руки. Направляясь к двери, я на бегу слизываю кровь с пальца.

— Будь осторожен, — напутствует меня ББ. — Людям случалось умирать и от более мелких царапин.

Он прав. Выскочив в коридор, я проскакиваю мимо картины маслом, на которой президент Мэннинг изображен в роли инспектора манежа. Дрейдель сказал, что у него появились новости о Бойле. Пришло наконец время узнать, кто же он такой на самом деле.