Книга утраченных сказаний. Том I

VII БЕГСТВО НОЛДОЛИ

^{Рассказ Линдо не прерывается, он так же спешно написан карандашом (примерно на этом месте он переходит в другую такую же тетрадь явно без какого-либо разрыва композиции), но я счел разумным начать здесь новую главу, или новое «Сказание», вновь взяв название с обложки тетради.}

Однако не оставили боги надежды, но многократно встречались они под погубленным древом Лаурэлин и оттуда расходились вновь по всей земле Валинора в неустанных поисках, яро желая отмстить за раны, нанесенные дивному королевству их; и по зову богов помогают им в той погоне и эльдар, не единственно лишь на равнине, но также и в горах, вверх по склонам и вниз, ибо нет выхода из Валинора на запад, где простираются холодные воды Внешних Морей.

Но не молчит Фэанор, стоя на площади подле дома Инвэ на вершине Кора, и кричит он, чтоб собрались все нолдоли вкруг него и внимали. И многие тысячи их сходятся услышать слова его, неся тонкие факелы, так что вскоре место сие залито мрачным огненным светом, какой прежде никогда не озарял этих белых стен. Когда же собрались они и видит Фэанор, что большинство здесь — нолдор^[прим.1], призывает он их воспользоваться тьмой, смятением и слабостью богов, дабы сбросить ярмо — ибо так в безумии своем называл он дни блаженства Валинора — и уйти, унося с собою то, что могут и посчитают нужным:

— Если сердца ваши слишком слабы, чтобы вам следовать за мною, узрите же, как я, Фэанор, уйду один в просторный волшебный мир искать самоцветы, что принадлежат мне, и, быть может, множество великих и нежданных приключений падет на мою долю, что достойно чада Илуватара более, нежели слуги богов^[прим.2].

Воспряли тогда желавшие немедля следовать за ним, и хоть мудрый Нолэмэ ведет речь против подобной поспешности, они не желают слушать его, и все возрастает неистовство их. Вновь просит Нолэмэ, чтоб хотя бы отправили посольство к Манвэ, дабы попрощаться, как подобает, и, быть может, снискать благосклонность его к походу и получить его советы, но Фэанор убеждает их отринуть даже столь невеликую мудрость, потребную для сего, говоря, что сделать так значило бы получить лишь отказ, и что Манвэ запретит им уходить и не отпустит их.

— Что для нас теперь Валинор, — молвят они, — когда столь умалился свет его, если обретем мы с большей радостью беспредельный мир.

И вооружаются они, как только могут, — ибо в те дни ни эльфы, ни боги не думали много об оружии — и взяли с собою премного драгоценных камней и одеяний; но все книги знаний оставили они, и, истинно, немного было в тех книгах, чего мудрецы их не могли воссоздать по памяти. Нолэмэ же, видя, что не вняли совету его, не пожелал разлучиться с народом своим и пошел с ними, и помогал во всех приготовлениях. После того спустились нолдоли с холма Кор, освещенного пламенем факелов, и, поспешив вдоль ущелья, по берегам залива Тенистого Моря, что вторгался здесь между холмов, достигли обращенных к морю поселений солосимпи.

^{Следующий небольшой раздел текста был впоследствии вычеркнут, поперек него были написаны слова «Вставить Битву в Копас Алквалунтэн», а вместо него было вставлено дополнение. Фрагмент, от которого отец отказался, выглядит следующим образом:}

Большинство народа сего отправилось с богами в погоню, но некоторых из оставшихся призвали нолдоли пойти с ними, как призывали уже иных из тэлэри, однако из Инвир никто их словам не внял. Поскольку дев и жен среди нолдоли почти столько же, сколько мужей и отроков, хотя много малых детей оставили они в Коре и Сирнумэне, не знали нолдоли, что предпринять, и в крайней нужде той, обезумев от горестей, в затмении разума, свершили они то, в чем горше всего раскаивались после — ибо из-за тех деяний немилость тяжкая пала на весь народ их, и даже сердца сородичей обернулись на время против них.

Придя в Копас, где была тихая гавань, любимая солосимпи, захватили нолдоли все корабли этого народа и подняли на борт всех своих женщин и детей, и несколько еще [?иных], среди коих были те из солосимпи, что присоединились к нолдоли, будучи искусны в мореплавании. Бесконечно долго шли они вдоль берега, что становился чем дальше на север — все более диким и неприветливым, и корабли следовали за ними, не удаляясь в море, и так, говорили мне, покинули нолдоли Валинор. Но подробности мне неведомы, и, быть может, есть сказания, не известные никому из рода гномов, в коих лучше повествуется о горьких событиях того времени. Более того, слышал я, что говорят…

^{Дополнение, заменяющее этот фрагмент, было записано аккуратно и весьма разборчиво чернилами на отдельных листах через промежуток времени, величину которого я определить не могу.}

Большинство их народа отправилось с богами в погоню, но многие собрались на побережье возле жилищ своих, и уныние царило средь них, но все же немало солосимпи работало там, где стояли их корабли, а главнейшим из сих мест было то, что называли они Копас, или, более полно, Копас Алквалунтэ, Гавань Лебединых Кораблей[46]. Была тогда Лебединая Гавань подобна чаше спокойной воды, и лишь на востоке, по направлению к морю, кольцо скал становилось немного ниже, и там пробилось в гавань море, образовав огромную каменную арку. Столь велика была она, что два корабля, кроме лишь самых больших, могли разминуться в ней, буде один станет выходить, а другой — искать пути в тихие синие воды гавани, и даже верхушки мачт их ничуть не задели бы камня. Прежде немного доходило туда света Древ из-за стены, потому всегда освещалась гавань кольцом золотых светильников, а разноцветные фонари обозначали причалы и пристани разных домов; но сквозь арку виднелись вдали бледные воды Тенистых Морей, чуть тронутые сиянием Древ. Красива весьма была гавань сия для взора, когда белые флоты, сверкая, возвращались домой, и потревоженные воды превращали свет светильников в зыбкие отблески, сплетая невиданные узоры из множества мерцающих лучей. Но ныне неподвижно стояли все суда, и мрак глубокий опустился на гавань, ибо померкли Древа.

Из солосимпи никто не внял неистовым словам нолдоли, кроме лишь нескольких, коих сосчитать можно было по пальцам двух рук; и потому в печали двинулся народ нолдоли вдоль берегов Эльдамара к северу, покуда не достигли они утесов, вершины которых глядели на Лебединую Гавань, — там давно уже высекли солосимпи в камне витые лестницы, что вели к кромке воды. Путь отсюда на север становился весьма тяжек и суров, а было средь нолдоли дев и жен почти столько же, сколько мужей и отроков, хоть многих малых детей оставили они в Коре и в Сирнумэне, пролив немало слез; посему, не зная, что предпринять, и в крайней нужде той, обезумев от горестей, в затмении разума, свершили они то, в чем после горше всего раскаивались — ибо из-за этих деяний тяжкая немилость богов пала на весь народ их, и даже сердца эльдалиэ обернулись на время против них.

Зри же, мыслит Фэанор: нет у их воинства никакой надежды быстро пробраться вдоль берега, кроме как на кораблях.

— А буде, — сказал он, — прибрежные эльфы не отдадут нам корабли, должны мы взять их.

Потому, спустившись в гавань, попытались они взойти на стоявшие там корабли, но солосимпи воспретили им, однако не устояли они против великого множества гномов, и оттого родилась вражда меж эльдар и эльдар. Так, подняли нолдоли всех женщин своих и детей, и великое воинство впридачу на борт, и, отвязав корабли, начали грести великим множеством весел в море. Гнев великий возгорелся в сердцах Прибрежных Флейтистов, когда увидели они похищение кораблей, созданных их искусством и долгими трудами — а иные из тех судов, как то рассказано, встарь построили на Тол Эрэссэа боги, и были то древнейшие из кораблей, ладьи чудесные и волшебные. И нежданно раздался средь них глас:

— Никогда не покинуть ворам Гавань на наших кораблях!

И все солосимпи, что были там, быстро взбежали на стену скал, на арку, под коей пройти должен был флот, и, стоя там, кричали гномам, чтобы те вернулись; но гномы не обратили на них внимания и не изменили курса, и солосимпи стали грозить им камнями и напрягли свои эльфийские луки.

Видя то и полагая, что уже разгорелась битва, подошли те из гномов, кому не удалось отплыть и на чью долю выпал пеший путь вдоль берега; поспешили они зайти сзади солосимпи и, внезапно напав на них возле врат Гавани, убивали их безжалостно или сбрасывали в море; и так впервые гибли эльдар от оружия своих сородичей, и было сие деянием страха. Премного было число солосимпи, что пали, и немало пало гномов, ибо тяжкий бой пришлось им вести, чтобы пробиться обратно с узких троп по вершинам утесов, потому что многие эльфы прибрежного народа, услышав шум битвы, собрались позади них.

Но, наконец, все свершилось, все корабли вышли в открытое море, нолдоли последовали далее, но разбиты маленькие светильники, и темна стала Гавань и очень тиха, если не считать лишь слабого звука плача. Подобны сему были все деяния Мэлько в этом мире.

Теперь же говорит сказание, что, пока плакали солосимпи и боги продолжали обыскивать равнину Валинора или сидели в унынии под погубленными Древами, прошло немало времени, что было временем мрака, в течение коего страдал народ гномов от тягот величайших, и все, чего есть в мире недоброго, одолевало их. Ибо одни шли бесконечно долго вдоль берега, покуда не померк и не забылся оставшийся далеко позади Эльдамар, и чем дальше к северу, тем все более дикими и непроходимыми становились места; но корабли держались поблизости, не отходя далеко в море, и шедшие по берегу нередко видели их сквозь сумрак, ибо корабли медленно плыли в тех тяжких водах.

Обо всех скорбях, что сопровождали нолдоли на том пути, не знаю я всего, и никто того не рассказывал, ибо дурная была бы то повесть, и хотя могут гномы поведать о тех днях подробнее, нежели я, все же весьма не любят они останавливаться на горьких событиях того времени и не часто тревожат память о них. Но все же слышал я, что говорится…

^{Здесь заканчивается вставленный фрагмент, и мы возвращаемся к исходному тексту, набросанному карандашом:}

…будто никогда бы не совершили они ужасного перехода через Квэркаринга^[прим.3], будь они уже подвержены усталости, недугам и множеству немощей, что после, вдали от Валинора, стали их уделом. Но благословенная пища богов и их питье еще не иссякли в жилах нолдоли, и были они наполовину божественны — но не имели они лимпэ, дабы унести с собою, ибо лишь много после того было сие питье дано фэери, во времена Похода Освобождения; и бедствия мира, что отравил присутствием своим Мэлько, вскоре пали на них.

— Однако, если простишь ты мне, что прерываю рассказ твой, — рек Эриол, — что значат слова твои — «ужасный переход через Квэркаринга»?

— Знай же, — молвил Линдо, — что побережья Эльдамара и взморья, что тянутся дальше, на север, после широкой гавани Копас поворачивают на восток, так что после бессчетных миль, дальше даже на север, чем Железные Горы, возле пределов Ледяных Царств Великое Море из-за того, что берега Великих Земель выгнулись к западу, сузилось до неширокого пролива. Пересекать воды эти весьма опасно, ибо полно там лихих течений и водоворотов ужасной мощи, и плавают там ледяные острова, сталкиваясь друг с другом и раскалываясь со страшным грохотом и давя и больших рыб, и суда, если они осмелятся заплыть сюда. Однако в те дни узкий перешеек, после разрушенный богами, тянулся от западной земли почти до самого восточного берега, но был он, однако, нагромождением снега и льда [?высившегося словно колонны] и изобиловал расщелинами и утесами, а потому — почти непроходим;

то был Хэлькараксэ, или Ледяной Клык^[прим.4], — все, что осталось от древних и страшных льдов, ползших через край сей до того, как закован был Мэлько и север оттаял, а здесь льды удержались из-за того, что море сужалось и пролив [?загромождали] ледяные острова, плывшие с севера, куда отступила зима. Полоска же воды меж краем Ледяного Клыка и Великими Землями называлась Квэркаринга, или Студеная Пучина^[прим.5].

Воистину, знай Мэлько об отчаянной попытке гномов пересечь сей пролив, он, должно быть, погубил бы их всех в этом дурном месте или сделал бы еще, что пожелал, но многие месяцы прошли с тех пор, когда сам он бежал — как случилось — тем же самым путем, и был теперь уже далеко. Верно ли говорю я, о Румиль, обо всем этом?

— Поведал ты правдивый рассказ, но не помянул о том, — молвил Румиль, — что прежде, чем достигли они Хэлькараксэ, прошло их воинство мимо места, где обыкновенно причаливает Морниэ, ибо туда спускается из лежащего глубоко в горах Мандоса крутая и извилистая тропа, по которой пройти должны души, кои Фуи посылает в Арвалин^[прим.6]. Там узрел их служитель Вэфантура и, спросив, что может значить странствие сие, просил их возвратиться, но они ответили презрительно, и посему он, стоя на высокой скале, громко заговорил, обращаясь к ним, и голос его долетел даже до кораблей, плывших по волнам; и предсказал он им множество злоключений, что позднее случились с ними, остерегая их от Мэлько, и напоследок рек: «Велико падение Гондолина», и никто его не понял, ибо Турондо, сына Нолэмэ^[прим.7], не было еще на свете. Но мудрецы запомнили изреченное им, ибо Мандос и весь народ его имеют силу пророчества, и слова те долго берегли нолдоли в памяти как Пророчество Амноса, ибо так в то время называлось место, где были они произнесены, а ныне то Ханстованэн^[прим.8], или Причал Морниэ.

После того медленно двинулись нолдоли далее, и когда показался впереди ужасный перешеек Хэлькараксэ, иные были за то, чтобы перевезти все воинство, часть за частью, на кораблях через море, предпочитая попытать удачу в опасных водах, нежели искать проход через неверные трещины и расселины во льдах. Сие они попытались сделать, и огромный корабль был потерян вместе со всеми бывшими на борту из-за страшного водоворота в заливе возле того места, где Хэлькараксэ брал свое начало от западного материка; а водоворот тот порой кружится как огромная воронка и издает громкий стенающий рев, слышать который ужасно, и все, что ни приблизится к этому водовороту, поглощается его чудовищными глубинами и сокрушается обломками льда и камнями; а название этого водоворота — Вируин. Посему пребывают нолдоли в великой печали и замешательстве, ибо даже если б могли они найти путь через ужасы Хэлькараксэ, даже так не достичь им внутренних земель, ибо проливом кончается перешеек, что хоть и узок, но рев несущейся по нему воды слышен издалека, и долетают до нолдоли раскаты откалывающегося от мыса льда, и треск и грохот ледяных островов, что протискиваются с севера через ужасный пролив сей.

Несомненно, плавучие ледяные острова явились здесь из-за того, что Мэлько возвратился на север, ибо ранее отступила зима на самый крайний север и юг, так что почти не осталось ей места в мире в те тихие дни, что зовутся веком Оков Мэлько; но все же именно эти деяния Мэлько и оказались в конечном итоге спасением для нолдоли, ибо ныне вынуждены они забрать женщин и моряков воинства своего с кораблей. Вытаскивают они корабли на унылый берег, открытый ветру, и разбивают жалкий лагерь.

В песнях зовется поселение то^[прим.9] Шатрами Ропота, ибо раздавался там плач, и, раскаясь, многие жестоко корят Фэанора, что было справедливо воистину, однако немногие покинули воинство, ибо полагали, что не будут им рады в Валиноре — так оно и оказалось для вернувшихся, хотя и не говорится об этом в сказании.

Ныне же, когда горе их стало черней всего и едва ли кто ждет, что вернется когда-нибудь радость, вот, смотри же — разворачивает зима знамена свои и медленно движется на юг, закованная в лед, неся копья мороза и бичи града. Столь силен холод, что плавучий лед уплотняется, собираясь в заторах, и вздымается подобно горам меж окончанием Хэлькараксэ^{[прим.10]} и восточной землей, и наконец становится лед столь прочен, что течение не может его сдвинуть. Тогда, оставив похищенные корабли, покидают нолдоли свой печальный лагерь и пытаются преодолеть ужасы Квэркаринга. Кто поведает о бедствиях их на этом пути или о том, сколько их было потеряно, об упавших в расселины во льду, где бурлила в глубине незримая вода, или о сбившихся с пути и блуждавших, пока холод не одолел их — ибо столь многочисленны и мучительны были беды, постигшие их в Великих Землях, что это зло стало казаться им не столь ужасным, хотя, воистину, никогда не было нолдоли приятно внимать преданиям, что повествуют об уходе из Валинора, будь они обитателями Гондолина или рабами. Но даже и таким бедам не уничтожить род гномов, а о потерянных все еще говорят, что до сей поры бродят они в печали меж ледяных гор, не ведая о том, что стало с народом их, иные пытались возвратиться в Валинор, и ныне они у Мандоса, а иные, идя следом, через долгое время вновь нашли несчастное свое племя. Как бы то ни было, отряд, изможденный и уменьшившийся числом, достиг, наконец, скалистого берега восточных земель и встал там, глядя назад, через лед Хэлькараксэ и Квэркаринга на вершины гор, высившихся за морем, ибо там, вдали, из южных туманов вздымались во славе высоты Валинора, навеки отгораживая их от родни их и от родины.

Так пришли нолдоли в мир.

И с этими словами Румиля подошло к концу сказание о затмении Валинора.

— Велика была во зле мощь Мэлько, — сказал Эриол, — если воистину сумел он разрушить коварством своим счастье и славу богов и эльфов, затмив свет сердец их так же, как свет их жилища, и погубив всю любовь их! Верно, сие должно быть худшим из деяний, что когда-либо вершил он.

— Воистину, зло большее никогда не творилось в Валиноре, — молвил Линдо, — но длань Мэлько в мире вершила и худшее, и семена зла с тех дней взошли и дали поросль великую и ужасную.

— Нет, — сказал Эриол, — все же не может сердце мое скорбеть об ином, кроме как о разрушении тех прекрасных Древ и тьме мира.

1. В рукописи определенно использована форма нолдор. Необходимо напомнить, что по старой версии тэлэри (т. е., в более поздней, ваньяр) не покидали Кор, см. с. 159.

2. Вверху страницы рукописи отец сделал пометку, явственно относящуюся к словам Фэанора: «Усилить желание вернуть Сильмарили». Другое примечание относится к той части рассказа, которая начинается здесь, и гласит, что «необходим пересмотр данной части: [?желание?жажда] обладать драгоценными камнями — особенно священными Сильмарилями — нужно подчеркнуть. Также необходимо вставить важную битву в Копас Алквалунтэ, где гномы убивали солосимпи». Это примечание было впоследствии вычеркнуто и помечено словом «сделано», но в действительности исполнено было только последнее указание — имеется в виду дополнение о Братоубийстве, данное на с. ~164–166~.

3. Возле этого места отец написал на полях: «Хэлькараксэ Ледяной клык Квэркаринга вода»; см. прим. 5.

4. Хэлькараксэ, или Ледяной Клык: написано поверх Квэркаринга: см. прим. 5.

5. Этот фрагмент, со слов «Знай же, — сказал Линдо…», заменяет более старую версию, которую я не привожу, поскольку она не содержит почти ничего, чего не было бы в заменившем ее фрагменте; последнее предложение этого фрагмента — еще более позднее дополнение. Следует заметить, тем не менее, что в первой версии перешеек называется Квэркаринга (как сначала было и в заменившем ее фрагменте, см. прим. 4), с пометкой, что «это название было также дано и проливу за ним».

Первоначально все выглядело следующим образом: Квэркаринга — название, в первую очередь, перешейка, перешедшее также и на пролив (видимо, на этом этапе слово квэрка не означало «пучина, бездна»). После отец решил, что Квэркаринга было названием пролива, и назвал перешеек Хэлькараксэ; отсюда — заметка на полях, приведенная в примечании з. На этом этапе он добавил последнее предложение нового фрагмента «Полоска же воды меж краем Ледяного Клыка и Великими Землями назь i-валась Квэркаринга, или Студеная Пучина» и заменил в данном абзаце (прим. 4) слово Квэркаринга на Хэлькараксэ, или Ледяной Клык, проведя это изменение и через весь остальной рассказ (на с. 169: Квэркаринга > Хэлькараксэ и Квэркаринга).

6. Относительно тропы из Мандоса, черной ладьи Морниэ и ее плавания вдоль берега в Арвалин см. с. 77, а также с. 90 и далее.

7. Турондо, или Тургон, сын Нолэмэ, ранее упоминался на с. 115.

8. Прочтение слова Ханстованэн несколько неоднозначно, а за ним следует другое название — «или…….. Морниэн». См. ниже, в разделе «Изменения в именах и названиях».

9. После слов «поселение то» оставлено место, чтобы вставить эльфийское название.

10. Здесь в рукописи слово Квэркаринга оставлено без изменений, но в тексте явно имеется в виду западный мыс (Ледяной Клык), так что я читаю Хэлькараксэ (см. прим. 5).

Хэлькараксэ (Helkaraksё) < Квэркаринга (Qerkaringa) (детали и объяснение этой замены см. выше, в прим. 5).

Арвалин (Arvalin) < Xаббанан (Habbanan).

Амнос (Amnos) < Эмнон (Emnon) < Морниэнто (Morniento).

Ханстованэн (Hanstovánen). Название «причала Морниэ» было сначала записано как Морниэлта (Mornielta) (я не уверен в прочтении последней буквы), потом — как Ванэ (Vane) или Вонэ (Vone) Xансто (Hansto); это потом не было вычеркнуто, но форма в тексте (которую можно также прочитать как Ханставанэн (Hanstavánen)) представляется последней. За словом Ханстованэн следует «или…..Морниэн (Mornien)».

В этом «сказании» (в действительности — завершении длинного сказания «Воровство Мэлько и Затмение Валинора», начатого Линдо и законченного Румилем) мы находим самый старый рассказ об уходе гномов из Валинора. Здесь боги продолжают тщетную погоню и поиски долгое время спустя после того, как Мэлько сбежал, и, кроме того, им помогают эльдар (включая солосимпи, которые, будь они тэлэри Сильмариллиона, едва ли покинули бы свои берега и корабли). Возвращение Фэанора в Кор и его речи при свете факелов перед нолдоли (и, согласно этому рассказу, перед другими эльфами) существовали, как представляется, с самого начала; но его сыновья еще не появились, как и кто-либо еще из нолдорских принцев, происходящих от Финвэ, кроме Турондо (Тургона), о котором специально говорится (с. 167), что его «не было еще на свете». Нет Клятвы Фэанора, и более поздняя история о разделении на партии среди нолдор появляется только в виде попытки Нолэмэ (Финвэ) успокоить народ — Нолэмэ, таким образом, играет роль, которую впоследствии станет играть Финарфин (Сильмариллион, с. 83). В Сильмариллионе после Братоубийства в Алквалондэ и Пророчества Севера Финарфин и многие из его народа возвратились в Валинор и были прощены валар (с. 88); но здесь те, кто ушел назад, не были там приняты, или же «они у Мандоса» (с. 168).

В отвергнутом фрагменте, данном на с. 163, который был замещен рассказом о битве в Копас Алквалунтэн, ссылка на «то, в чем после горше всего раскаивались», должно быть, подразумевает просто похищение кораблей солосимпи, поскольку здесь нет предположения о чем-то худшем (во фрагменте, которым этот был заменен, почти те же самые слова сказаны о Братоубийстве). Появление идеи о том, что нолдоли виновны в чем-то худшем, нежели похищение кораблей в Копас, прослеживается в маленькой записной книжке (см. с. 23), которой отец пользовался, чтобы записывать мысли и предположения: многие из этих записей не более чем отдельные предложения или даже отдельные имена, служащие напоминанием о работе, которую надо еще проделать, историях, которые надо рассказать, или изменениях, которые надо внести. Эта заметка выглядит следующим образом:

Пометка вычеркнута и помечена словом «сделано», а упоминание о том, что Улмо просил за нолдоли, есть в Сокрытии Валинора (с. 209).

В описании Копас «огромная каменная арка» сохранилась в Сильмариллионе (с. 61) в виде «каменной арки, созданной морем» в гораздо более коротком описании Алквалондэ; и мы видим здесь объяснение того, почему Гавань «освещалась множеством светильников» (там же) — потому что туда попадало мало света Двух Древ из-за окружавших гавань скал (хотя то, что в Алквалондэ Сильмариллиона темно, следует из утверждения, что гавань «лежала на границах Эльдамара, к северу от Калакирья, там, где свет звезд был ярок и ясен»).

Детали произошедшего в Гавани сильно изменились в позднем повествовании, но все же сходство весьма велико; и хотя шторм, поднятый Уинэн (там же, с. 87), отсутствует в исходной версии, сохранилось то, что некоторые нолдоли следуют на север по берегу, а другие — на кораблях.

Интересны указания относительно географии северных земель. Отсутствует великая пустошь (позднее — Араман) между северными Горами Валинора и морем, о чем сказано ранее (с. 83) и что подтверждается в данном случае рассказом о крутой горной тропе из Мандоса вниз к причалу черной ладьи

Морниэ (с. 77, 167). Название Хэлькараксэ, «Ледяной Клык», впервые появляющееся в поправках к этому тексту как наименование перешейка или мыса, отходящего от западного материка, было впоследствии перенесено на то, что называется здесь Квэркаринга, пролив, заполненный плавучими льдинами, которые раскалываются и сталкиваются друг с другом; но это произошло, когда Хэлькараксэ, «Битый Лед», получило совершенно иную географическую значимость в гораздо более сложной картине мира, которую отец разработал в течение следующей «фазы» развития мифологии.

В Сильмариллионе (с. 87) высказано предположение, что Пророчество Севера произносил сам Мандос, «а не меньший герольд Манвэ», и его значимость, а по сути — его центральное положение в мифологии — гораздо более велико; здесь нет мысли о «суде» или «проклятьи», но только о предсказании. Это предсказание включает неясные слова «велико падение Гондолина». В сказании Падение Гондолина (в предложении, вставленном, возможно, гораздо позднее написания текста) Тургон, стоя на лестнице своего дворца среди разрушений, происходящих в его городе, промолвил те же слова, «и народ содрогнулся, ибо таковы были слова Амнона, пророка древности». Здесь Амнон (а не Амнос, как в данном тексте, что само по себе является заменой имени Эмнон) — не место, а персона (служитель Вэфантура, который произнес пророчество?). В маленькой записной книжке, упомянутой выше, появляется следующая краткая запись:

В некоторых других заметках к Утраченным Сказаниям это выглядит следующим образом:

В этих заметках Амнон может быть как местом, так и персоной. «Лилия долины» — это сам Гондолин, одно из Семи Имен которого было Лосэнгриол, позднее — Лотэнгриол, что переводится как «цветок дола или лилия долины».

В старом рассказе есть интересное утверждение (с. 166), что нолдоли никогда не пересекли бы льды, будь они уже подвержены «усталости, недугам и множеству немощей, что после, вдали от Валинора, стали их уделом», но «благословенная пища богов и их питье не иссякли в жилах их, и были они наполовину божественны». Эхо этого слышится в словах Сильмариллиона (с. 90) о том, что нолдор «недавно вышли из Благословенного Королевства и не устали еще от тягот Земли». С другой стороны, в Пророчестве Севера (там же, с. 88) специально сказано, что «хоть Эру установил для вас бессмертие в Эа, и никакая болезнь не может коснуться вас, все же можете вы быть убиты и убиты будете», и т. д.

О вероломстве Фэанорингов, уплывших на кораблях и оставивших войско Финголфина на берегах Арамана, в этой старой истории нет, разумеется, и следа; но обвинения в адрес Фэанора уже присутствуют («Шатры Ропота», с. 168). Примечательной особенностью самой ранней версии мифологии является то, что хотя большая часть повествовательной структуры была прочна и сохранилась, более поздняя «генеалогическая» структура еще едва только появляется. Тургон мыслится сыном (Финвэ) Нолэмэ, но нет предположения о том, что Фэанор был близкой родней владыке нолдоли, а другие принцы — Финголфин, Финарфин, Фингон, Фэлагунд — не появляются в каком бы то ни было виде или под каким бы то ни было именем.