Книга утраченных сказаний. Том I

III ПРИШЕСТВИЕ ВАЛАР И СОЗДАНИЕ ВАЛИНОРА

^{Как я уже отметил, данное сказание следует за Музыкой Айнур без разрыва в повествовании; в тексте нет никакого названия. Сам текст содержится в трех разных тетрадях (Утраченные Сказания записаны в весьма запутанном порядке: части разных сказаний чередуются друг с другом); на обложке тетради с началом сказания, продолжающим Музыку Айнур, написано «содержит также Пришествие Валар и начало Создания Валинора». Текст написан чернилами поверх стертого карандаша.}

Когда же Румиль закончил и воцарилась тишина, Эриол, помолчав, промолвил:

— Воистину велик сей рассказ, весьма нов и странен он для моего слуха. Но мнится мне, что большая часть того, о чем поведал ты, случилась вне этого мира, и если ведаю я ныне, откуда проистекает жизнь его, движение и основной замысел его истории, хотелось бы мне услышать о самых давних событиях, свершившихся в его пределах: о трудах валар и о великих, что были в те древнейшие дни. Скажи мне, откуда взялись и Солнце, и Луна, и Звезды, и как обрели они места, где пребывают, и пути, коими следуют? А более того — откуда земные материки, Внешние Земли, великие моря и Волшебные Острова? И также хотелось бы мне услышать твои мудрые и удивительные рассказы об эльдар и их появлении и о приходе людей.

Тогда ответил Румиль:

— Вопросы твои едва ли не длиннее и многословнее самих моих сказаний, а любопытство твое осушит, пожалуй, колодец и глубже, чем мои знания, буде позволю я тебе испить из него и не запрещу снова прийти к нему, если таково твое желание. Воистину, не ведаешь ты, о чем просишь, не знаешь и того, как длинны и запутанны те истории, что ты хочешь услышать. Взгляни, солнце стоит уже высоко над крышами, и сии часы дня не для рассказов. Скорее уж настало время — и давно — прервать пост.

С такими словами Румиль спустился вниз по аллее, усаженной орешником, и, пройдя солнечную полянку, весьма быстро вошел в дом, хотя и смотрел по дороге себе под ноги.

Но Эриол остался сидеть и размышлять в беседке, думая том, что он услышал, и множество вопросов приходило ему в голову — тех, что он желал бы задать, и позабыл он о том, что не вкушал пищи. Но тут пришел Сердечко с товарищем, что нес покрывала и чистое белье, и молвили они Эриолу:

— Румиль Мудрый сказал, что ты, должно быть, лишился чувств в Беседке Дроздов от голода и усталости, ибо утомил тебя его болтливый язык. И мысля, что это вполне вероятно, мы пришли помочь тебе.

Тогда Эриол поблагодарил их и, прервав свой пост, провел остаток этого дивного дня погруженный в глубокие размышления, укрывшись в тихих аллеях сада; и не было там недостатка в отрадных местах для прогулок, ибо хотя ограждали сад мощные каменные стены, спрятанные за фруктовыми деревами или укрытые вьющимися растениями, чьи золотые и алые цветы светились под солнцем, множество укромных местечек и уголков, рощиц и лужаек, тенистых дорожек и покрытых цветами полян таил этот сад, и бесконечно можно было бродить по нему, всякий раз находя что — нибудь новое. И все же тем больше была радость Эриола, когда наступила ночь и опять осушались чаши за то, чтобы «вновь зажглось Волшебное Солнце», и когда, воздев свечи, все вновь отправились в комнату, где горел Огонь Сказаний.

Тогда вопросил Линдо:

— Быть ли, как обычно, рассказам этой ночью или станем мы слушать музыку и песни?

И многие отвечали — «Пусть будут песни и музыка». Тогда поднялись искусные в этом и пели старые песни, и, быть может, возвращали к жизни забытое искусство менестрелей Валинора — здесь, в комнате, залитой мерцающим светом очага. Иные читали и стихи о Коре и Эльдамаре — небольшие отрывки, что сохранились от прежнего богатства; но вскоре смолкли и песни, и музыка — настала тишина, и бывшие здесь задумались об ушедшей красоте, горячо желая, дабы вновь возгорелось Волшебное Солнце.

Наконец, обратился Эриол к Линдо, говоря:

— Некто Румиль, привратник, и, сдается мне, великий мудрец, этим утром, в саду, поведал мне о начале мира и пришествии валар. Как бы мне хотелось услышать о Валиноре!

Тогда сказал Румиль, что сидел на табурете в темном углу:

— Тогда с позволения Линдо и Вайрэ начну я сказание, иначе не прекратишь ты задавать вопросы. И пусть присутствующие здесь простят меня, если снова услышат они старые истории.

Вайрэ же отвечала, что сии слова о самых давних днях нескоро еще устареют для слуха эльдар.

Тогда сказал Румиль:

— Вот как явились Манвэ Сулимо и Варда Прекрасная. Варда — та, кто, творя Музыку, думала о свете — белом и серебряном — и о звездах. Оба они, создав себе могучие крила, быстро устремились чрез три слоя воздуха. Темный и недвижный Вайтья окутывает собой мир и то, что вне его, Ильвэ же — голубой и чистый, и струится он среди звезд, и наконец достигли они слоя Вильна, что сер и в котором могут летать птицы.

Пришло с ними множество меньших вали, тех, что любили их и пели рядом с ними и играли музыку созвучно им. То были манир и сурули — сильфы воздуха и ветров.

Однако как ни скоро летели они, Мэлько явился раньше них, стремглав пронесшись в воздухе, пламенея из-за быстроты своего полета, и бушевали моря там, где он погрузился в волны, горы над ним извергли пламя, а земля разверзлась, колеблясь; и Манвэ, глядя на это, гневался.

Затем явились Улмо и Аулэ, и вместе с Улмо не пришел никто, кроме одного только Салмара, известного после как Нолдорин, и, хотя добрым было сердце Улмо, часто предавался он в одиночестве глубоким думам и был молчалив, нелюдим и надменен даже с айнур; вместе же с Аулэ пришла великая владычица Палуриэн, которой в радость изобилие и плоды земли, и потому давным-давно эльдар назвали ее Иаванной. Вместе с ними появилось множество духов деревьев и лесов, долин, рощ и гор — и те, что поют среди трав поутру или в хлебах ввечеру. То были нэрмир и тавари, нандини и оросси, брауни, фэй, пикси, лепреконы и другие, что не имеют имен, ибо число их весьма велико. Но не должно путать их с эльдар: они родились прежде мира, старше старейших его, и, будучи не от мира, часто смеются над ним, ибо не творили его, и для них он по большей части — игра. Эльдар же родились в мире и любят его великою и горячей любовью — по этой причине печальны они в самой радости своей.

Следом за величайшими этими владыками пришел Фалман-Оссэ, повелитель волн морских, и Онэн, супруга его, а с ними — оарни, фалмарини и длиннокудрые вингильди — духи пены и океанского прибоя. Был Оссэ вассалом и подчиненным Улмо, но было так из страха и благоговения перед ним, а не из любви. За ним пришел Тулкас Полдорэа, радующийся своей силе, и братья Фантури: Фантур Снов — тот, кто зовется Лориэн Олофантур, — и Фантур Смерти, Вэфантур Мандос, а также те две, кого называют Тари, бесконечно почитаемые владычицы, королевы валар. Одна из них — супруга Мандоса, и все знают ее как Фуи Ниэнну, ибо всегда грустна она и вечно скорбит и плачет. Множество иных имен есть у нее, но их вспоминают нечасто, и все они печальны, ибо она — Нури, вздыхающая, и Хэскиль, что приносит зиму, и все должны склониться перед ней, ибо она — Квалмэ-Тари, госпожа смерти. Но другая была супруга Оромэ Охотника, называемого Алдарон, владыка лесов, чьи радостные клики разносятся над вершинами гор и кто почти столь же силен, сколь вечно юный Тулкас. Оромэ — сын Аулэ и Палуриэн, а Тари, супруга его, всем известна как Вана Дивная; любит она радость, юность и красоту, и счастливейшая из всех живущих, ибо она — Туилэрэ, или, как говорят валар — Вана Туивана, приносящая весну, и всяк возносит хвалу ей, Тари-Лайси, госпоже жизни.

Однако, когда все они пересекли границы мира и Вильна всколыхнулся от их прихода, явились в спешке, опоздав, Макар и свирепая сестра его Мэассэ, и было бы лучше, если бы никогда не нашли они дорогу в мир и навсегда оставались с айнур за гранью Вайтья и звезд, ибо оба они — духи раздора и с несколькими иными меньшими духами, что пришли вместе с ними, были первыми и главными из тех, кто присоединился к разладу Мэлько и кто помог ему творить его музыку.

Последним из всех пришел Омар, которого еще называют Амилло, самый младший из великих валар, и пел он, когда появился.

Затем, когда эти великие духи собрались вместе в мире, Манвэ обратился к ним, молвив:

— Узрите ныне! Как могут валар пребывать в этом прекрасном месте и быть счастливы, радуясь его богатствам, если Мэлько будет дозволено разрушить его, творя огонь и беспорядок, так что не станет у нас места, дабы восседать в покое, и не сможет земля цвести, а замыслы Илуватара не воплотятся?

Тогда все валар разгневались на Мэлько, и лишь только Макар говорил против Манвэ; но остальные выбрали нескольких из своего числа, дабы найти лиходея, и то были Мандос и Тулкас; ибо грозного вида Мандоса боялся Мэлько более всего, кроме, разве что, мощной длани Тулкаса, что был вторым.

И вот, они вдвоем отыскали его и принудили явиться к Манвэ, и Тулкас, чье сердце невзлюбило коварство Мэлько, ударил его кулаком, и тот стерпел, но ничего не забыл. Однако учтиво говорил он с богами и молвил, что причинил он немного вреда, бурно радуясь новизне мира; также сказал он, что ничего не мыслил он содеять против власти Манвэ или достоинства Аулэ и Улмо, и ничего не замышлял он, что повредило бы хоть кому-то. И еще посоветовал он, дабы валар расстались ныне, и каждый из них поселился бы среди того, что любил боле всего на Земле, и чтобы никто не пытался проявлять свою власть за пределами этих границ. Было в том некое скрытое порицание Манвэ и Улмо, однако среди прочих богов одни приняли его слова за правду и последовали бы его совету, другие же — не поверили; пока они спорили, Улмо поднялся и отправился к Дальним Морям, что лежат за Внешними Землями. Не любил он многословье и скопление народа, а в тех глубоких водах, пустых и недвижных, собирался он поселиться, оставив владычество над Великими и малыми морями Оссэ и Онэн, своим вассалам. Но всегда волшебством своим из глубины дальних морских чертогов Улмонан управлял он слабейшими течениями Тенистых Морей и повелевал озерами, источниками и реками мира.

Такова была Земля в те дни, и не изменилась она с тех пор, кроме как древними трудами валар. Обширнейший из всех краев — Великие Земли, где поселились и бродят люди, а среди холмов поют и танцуют Утраченные Эльфы; но за западными пределами той земли лежат Великие Моря, и в бескрайних водах запада бесчисленны малые земли и острова, за которыми катят свои волны одинокие моря, чьи волны шумят у Волшебных Островов. Еще дальше, там, куда заплывали лишь немногие корабли смертных, раскинулись Тенистые Моря, где качаются на волнах Сумеречные Острова и бледная Жемчужная Башня высится над их самым дальним западным мысом; но покуда не была она построена, и простирались темные Тенистые Моря до самого их дальнего берега, что в Эрумане.

Ныне Сумеречные Острова считаются первой из Внешних Земель, к которым еще причисляют Эруман и Валинор. Эруман — или Арвалин — лежит на юге, но Тенистые Моря простираются до самых берегов Эльдамара на севере; а корабли должны плыть еще дальше, чтобы достичь этих серебряных берегов, ибо за Эруманом вздымаются Горы Валинора, огромным кольцом выгибающиеся на запад, а Тенистые Моря на севере Эрумана образуют просторный залив, так что волны разбиваются о подножие великих утесов и Гор, стоящих над самым морем. Там вздымается великая Таниквэтиль, чей вид величественен. Высочайшая из всех гор, облачена она в чистейшие снега; взирает она с дальней стороны залива на юг через Эруман и на север — через Залив Фаэри; все Тенистые Моря, даже паруса кораблей в залитых солнцем водах великих океанов и скопления народа в западных гаванях земель людей можно было впоследствии видеть с ее вершины, хотя расстояние до них измеряется в бессчетных лигах. Но пока Солнце не встало, Горы Валинора не были подняты, и обширная долина Валинора лежала холодная. Я никогда не видел и не слышал о том, что за Валинором, кроме того, что точно лежат там темные воды Внешних Морей, где нет приливов и отливов; весьма холодны и разрежены те воды, так что ни одна лодка не может скользить по их лону и ни одна рыба — плавать в их глубинах, кроме зачарованной рыбы Улмо и его волшебной колесницы.

Туда он отправился ныне, боги же совещались, раздумывая о словах Мэлько. И советовали Аулэ и его супруга Палуриэн, что были более всех опечалены вредом, нанесенным смутой Мэлько, и нисколько не поверили его обещаниям, чтобы боги не расходились, как просил Мэлько, дабы не задумал он случаем нападать на них по одиночке или нанести вред их владениям.

— Разве не могущественнее он, — молвили Аулэ и Палуриэн, — нежели каждый из нас, кроме одного только Манвэ? Давайте лучше построим жилище, где мы сможем вместе жить в радости, покидая его лишь тогда, когда надо заботиться о наших богатствах или осматривать наши владения. Даже тот, кто считает иначе, может поселиться там на время и найти покой и отдых после трудов в мире.

Ныне разум и руки Аулэ уже жаждали творить вещи, и оттого настаивал он на этом замысле; и большая часть богов решила, что это хороший совет, и отправились они, дабы найти место в мире, где поселиться. Стояли дни Сумерек (Ломэнданар), ибо был тогда свет — золотой и серебряный, но, не собранный еще воедино, трепетал и струился он в воздухе изменчивыми потоками или временами мягко ниспадал на землю сверкающим дождем и бежал по ней, подобно воде; и в те времена Варда, забавляясь, поместила несколько звезд на небеса, но было их тогда немного.

В этом сумраке боги обошли север и юг, увидев немногое; в этих краях нашли они великий холод и одиночество, и власть Мэлько, что все набирала силу; но Мэлько и его слуги рыли на севере, строя мрачные залы Утумны, ибо и не думал он поселиться среди других, хотя и притворялся на время, будто относится мирно и дружественно к остальным.

Теперь, когда кругом стояла тьма, Аулэ убедил Мэлько возвести две башни — на севере и на юге, на каждую из которых хотел он поместить по великой светильне. Их сделал Аулэ сам, из золота и серебра, а Мэлько сотворил столпы и были они очень высоки и светились подобно бледно — голубым кристаллам; и когда Аулэ ударил по ним рукой, они зазвенели, словно металлические. Они поднимались сквозь нижний слой воздуха, достигая Ильвэ и звезд. Сказал Мэлько, что сделаны они из неразрушимого материала великой прочности, который сотворил он сам, и солгал он, ибо знал, что они — изо льда. И тот столп, что на севере, назвал он Рингиль, а тот, что на юге — Хэлькар, и вот, лампы были готовы и поставлены на них, наполненные собранным светом — серебряным на севере и золотым — на юге. Немало этого света Манвэ и Варда собрали с небес, дабы боги могли лучше рассмотреть места на земле и выбрать красивейшее для своего дома.

Теперь при свете огня странствовали они по востоку и западу, и восток был холмистой пустошью, а запад — сосредоточием великих морей мрака, так что собрались боги на Сумеречных Островах и стояли там, разглядывая западные пределы, как вдруг светильни севера и юга замигали и рухнули, и когда они упали, воды поднялись вокруг островов.

Тогда не поняли боги, что произошло, а случилось так, что пламя тех светилен растопило предательский лед столпов Мэлько — Рингиля и Хэлькара, и огромные потоки воды хлынули от них в Тенистые Моря. Столь велико было таяние, что хотя эти моря были поначалу невелики, зато чисты и теплы, ныне стали они черными и огромными, и легли над ними туманы и глубокие тени, ибо громадные холодные реки влились в них. Так были низвергнуты с высоты великие светильни, и гром их падения сотряс звезды, и часть их света снова расплескалась по небу, но большая — вылилась на землю, став причиной появления пожаров и пустынь, ибо велика была сила того огня, покуда не собрался он в озера и пруды.

Тогда настало время первой ночи, и длилась она бесконечно долго; а валар весьма разгневались на предательство Мэлько. Поднявшись и бурля возле самых ног, грозили захлестнуть их сумеречные моря, что уже сокрыли в своих волнах множество островов.

Тогда Оссэ, ибо Улмо не было там, призвал к себе оарни и, объединив свои усилия, повлекли они остров, на котором стояли валар, из тех вод на запад, пока не достигли Эрумана, чьи высокие берега сдержали злой потоп; и то был первый прилив.

Тогда рек Манвэ:

— Теперь построим же мы спешно жилище, что станет защитой от зла.

И отправились они в Арвалин и узрели огромную равнину, что простиралась на бесчисленные лиги, достигая самих Внешних Морей. Это место, по словам Аулэ, вполне подошло бы для великого строительства и для создания прекрасных царств; для того валар и весь их народ сначала собрали самые громадные скалы и камни Арвалина и соорудили огромные горы между ним и той равниной, которую назвали они теперь Валинор, или Страна Богов. Поистине, сам Аулэ трудился семь веков по слову Манвэ, воздвигая Таниквэтиль, и рокот наполнил сумрак мира, и Мэлько услышал шум их работы. По причине их долгих трудов стала долина Эрумани весьма широкой и на диво ровной, ведь убрали они все камни и скалы, что были там; а горы Валинора поднялись нерушимы и неприступно-высоки. Увидев, наконец, эту мощную крепость меж Валинором и миром, боги вздохнули спокойно; но Аулэ и Тулкас поспешили в мир со многими из своего народа и принесли сюда, что смогли: мрамор и камень, железо, золото, серебро, бронзу и прочие всевозможные вещества, которые сложили на равнине, и Аулэ принялся за работу.

Но вот молвил он:

— Негоже работать в этом мраке, и злым было деяние Мэлько, которое разрушило прекрасные светильни.

Варда же ответствовала ему, говоря:

— Немало еще света осталось и в воздухе, и того, что разлился по земле.

И она пожелала собрать его вновь и поставить маяк на Таниквэтиль. Но Манвэ не пожелал, чтобы с небес собрали остатнее сияние, ибо и без того уже сгустилась тьма ночи, но по его просьбе Улмо поднялся из глубин и направился к блистающим озерам и прудам, наполненным сиянием. Там собрал он реки света в большие сосуды, пустив снова воды на их место, и с этим вернулся в Валинор. Там свет этот вылили в две огромные чаши, что сотворил Аулэ, работая во мраке, к возвращению Улмо, и были они названы Кулуллин и Силиндрин.

Потом в срединной долине выкопали они две огромные ямы и, хотя разделены они лигами, все же недалеки друг от друга в сравнении с безбрежностью этой равнины. В одну из них поместил Улмо семь золотых самородков, добытых им из самых потаенных глубин моря, и был брошен туда осколок светильника, горевшего прежде на столпе Хэлькар, что на юге. Затем засыпали они яму плодородной почвой, которую создала Палуриэн, и пришла Вана, что любит жизнь и солнечный свет и под чьи песни поднимаются и раскрываются цветы, и переливы голосов тех дев, что собрались вокруг нее, были подобны веселому гомону народа, что торопится на улицу в ясное утро. Там, над курганом, пела Вана песню весны и танцевала вокруг, изливая на него потоки золотого света, который Улмо принес от мерцающих озер и которым в конце был Кулуллин почти переполнен.

Но во вторую яму бросили они три огромных жемчужины, что Оссэ нашел в Великом Море, и вслед за ними Варда положила туда маленькую звезду, и они покрыли все это пеной и белыми туманами, а сверху слегка присыпали землей, а Лориэн, что любит сумерки, трепещущие тени и душистые запахи, несомые вечерними ветрами, владыка снов и видений, сел рядом и беззвучно и быстро нашептывал, пока его духи наигрывали едва слышные мелодии подле него, и казалось, словно в темноте, от далеких жилищ, доносится эта музыка; и боги поливали тот холм реками белого сияния и серебряного света, которым Силиндрин был наполнен до краев — и когда они окончили работу, был Силиндрин все еще полон.

Тогда явилась Палуриэн, Кэми, владычица Земли, супруга Аулэ, мать владыки лесов, и плела заклинания над этими двумя холмами, творя таинственные чары жизни и роста, чары юных листьев, цветения и созревания плодов, однако ни слова об увядании не было в этой песне. Закончив петь, надолго умолкла она, размышляя; валар же восседали вокруг этого места, и темна была равнина Валинора. Но вот прошло время, и во мраке вспыхнул, наконец, яркий золотой проблеск, и крик радости и хвалы вырвался у всех валар и у тех, кто был с ними. И вот, из того места, куда пролилась влага Кулуллина, поднялся тонкий побег, и от его коры лилось бледно — золотое сияние; и росток поднимался ввысь, и спустя семь часов вздымалось на том месте могучее древо, такое, что все валар и их народ могли усесться под его ветвями. Стройным и высоким было то древо, и ничто не могло пробить его гладкую кору, которая испускала слабый золотистый свет по всей его огромной высоте. Его прекрасные ветви простирались во все стороны, и золотистые почки набухали на всех побегах и веточках, и из них появлялись ярко — зеленые листья, чьи края светились. Немало дивного света давало то древо, но на глазах у валар в великом изобилии распустились на нем цветы, так что скоро все его ветви покрылись колеблющимися гроздьями золотых цветов, подобных мириадам висячих светильников, горящих огнем, и свет сочился с их кончиков и капал на землю с благозвучным звоном.

И боги вознесли хвалу Ване и Палуриэн и возрадовались в свете, говоря им:

— О, воистину прекрасно сие древо, и должно ему иметь свое имя.

И Кэми молвила:

— Пусть зовется оно Лаурэлин, ибо ярки его цветы и прекрасна музыка его росы.

Но Вана пожелала назвать его Линдэлоксэ, и оба имени остались.

И прошло двенадцать часов с тех пор, как показался первый побег Линдэлоксэ, и в сей час вспышка серебряного света пронзила золотистое сияние, и валар узрели росток, поднимающийся из того места, куда пролилась влага Силиндрина. Нежно-белая кора его мерцала, словно жемчуг, и подымался он так же быстро, как Лаурэлин, и пока он рос, сияние Лаурэлин убывало, и свет его цветов стал тусклее, пока древо не засветилось слабо, так, словно заснуло; но вот другое выросло теперь — такое же высокое, как Лаурэлин, и был его ствол еще стройнее и изящнее, а кора — как шелк, но ветви росли чаще, сплетаясь плотнее, побеги кустились гуще, и выпустили они потоки голубовато — зеленых листьев, подобных наконечникам копий.

И взирали валар в изумлении, но Палуриэн рекла:

— Не закончился еще рост этого древа.

И пока она говорила, древо расцвело, и соцветья его не висели гроздьями, но были как отдельные цветы, и каждый рос на тонком стебле, что качались согласно, и были те цветы как сребро, жемчуг и блистающие звезды, и горели они белым огнем; и казалось, словно у дерева бьется сердце, его сверкание трепетало, нарастая и убывая. Свет подобно жидкому серебру сочился от его ствола и стекал на землю, и по равнине разлилось великое свечение, хотя не было оно таким ярким, как свет золотого дерева, а из-за огромных его листьев и из-за биения его внутренней жизни беспрерывно трепетали тени в озере его сияния, тени весьма четкие и черные; тогда Лориэн не мог сдержать радости и даже Мандос улыбнулся. Но молвил Лориэн:

— Внемлите! Я дам имя этому древу, и будет оно зваться Сильпион.

И таково было его имя с тех пор. Тогда Палуриэн поднялась и сказала богам:

— Соберем же теперь весь свет, что падает каплями на землю с этого дивного древа и поместим в Силиндрин и пусть берут его оттуда понемногу. Смотрите, это дерево, когда пройдут двенадцать часов его сильнейшего света, тоже поблекнет, и тогда Лаурэлин ярко засияет снова; но чтобы не истощилось оно, бережно поливайте его из чаши Кулуллин в час, когда тускнеет Сильпион, а для Сильпиона сделайте вы то же самое, выливая обратно собранный свет из глубокой чаши Силиндрин при каждом убывании света золотого дерева. Свет — это сок этих дерев, и сок их — свет.

И значили сии слова ее, что хотя эти древа должно поливать сиянием их, дабы струился в них сок и жизнь, однако, живя и произрастая такими, как есть, давали они свет в великом изобилии, много больше того, что выпивали их корни; боги послушались ее слов, и Вана возложила на одну из своих дев, звавшуюся Урвэн, труд поливать Лаурэлин, а Лориэн повелел Сильмо, юноше, коего любил он, заботиться об освежении Сильпиона. Посему сказано, что стоило лишь полить каждое из древ, как наступали удивительные сумерки — златые и сребряные — и смешение света невиданной красы, пока одно древо не потухало совершенно, а другое не возгоралось полным сиянием.

Теперь при свете древ было Аулэ легко и удобно работать, и занимался он многими делами, а Тулкас помогал ему, и Палуриэн, мать волшебства, была вместе с ним. Сначала на Таниквэтиль было возведено великое обиталище для Манвэ и поставлена сторожевая башня. Оттуда отправлял Манвэ своих стремительных ястребов и встречал их, когда они возвращались, и туда часто прилетал в позднейшие дни Соронтур, Король Орлов, которому Манвэ дал великую силу и мудрость.

Был тот дом построен из мрамора голубого и белого и стоял посреди снежных полей, а крыши его были сделаны из сплетений того лазурного воздуха, что называется ильвэ и лежит над белым и серым слоями. Те сплетения сотворили Аулэ и супруга его, а Варда изукрасила звездами, и Манвэ поселился в том доме; на равнине же, в ярком свечении дерев, стояли дома прекрасного и радостного града, что звался Валмар. Ни металла, ни камня, ни древесины могучих деревьев не пожалели на его строительство. Были золотыми их крыши и серебряными — полы, а двери — из полированной бронзы; возвели их с помощью магии и скрепили стены их волшебством.

Отдельно от тех домов, рядом с открытой долиной помещался огромный чертог, и был то дом Аулэ, полный волшебными тканями, сплетенными из света Лаурэлин, сияния Сильпиона и мерцания звезд; но другие были сплетены из нитей золота и серебра, железа и бронзы, выкованных не толще паутины, и были на них с великим искусством вытканы события музыки Айнур, так что изображали они то, что было уже, и то, что еще будет, или же то, что явилось лишь в славе разума Илуватара.

Во дворе росли некоторые из тех дерев, что после появились на земле, и лежало средь них озеро голубой воды. Множество фруктов падало с них на землю и на траву, что росла по берегам озера, и собирали их девы Палуриэн для пиров ее и ее владыки.

Был и у Оссэ великий дом, где жил он, когда происходили советы валар или же если утомлял его шум морских волн. Онэн и оарни принесли тысячи жемчужин для этого дома, и полы его были морской водой, а гобелены походили на сверкание серебряной рыбьей чешуи; крышей же служила морская пена. Улмо жил не в Валмаре и ушел оттуда, едва тот был построен, во Внешние Моря. Когда надо было ему побыть в Валиноре, жил он в чертогах Манвэ, но случалось это не так уж часто. Лориэн также поселился далеко, и был его чертог огромным и сумеречным, и росли возле него бесконечные сады. Мурмуран назвал он свое обиталище, которое Аулэ построил из туманов, собранных за Арвалином, над Тенистыми Морями. Располагалось оно на юге, у подножия Гор Валинора, на границе королевства, но удивительные сады его широко раскинулись, достигая подножия Сильпиона, чей свет причудливо освещал их. Были они полны лабиринтов и запутанных дорожек, ибо Палуриэн подарила Лориэну множество тисов, кедров и сосен, что источали в сумерках аромат, навевающий дремоту; и нависали они над глубокими озерами. Светляки ползали по их берегам, а Варда поместила звезды в их глубину на радость Лориэну, духи его дивно пели в сих садах, а благоухание ночных цветов и песни сонных соловьев наполняли их великим очарованием. Также росли там маки, светившиеся алым в сумерках, и боги называли их фумэллар — цветы сна, а Лориэн часто прибегал к ним для для своих чар. В самом сердце прекрасного этого сада стоял в кольце темных, высоко вздымающихся кипарисов, глубокий сосуд Силиндрин. Там покоился он на ложе из жемчужин, и недвижная его поверхность светилась серебряными искрами, и тени деревьев лежали на ней, а Горы Валинора могли взирать на свои лики, что отражались там. Лориэн, вглядываясь туда, зрел множество таинственных видений, пробегавших по воде, и никогда никто не тревожил сон Силиндрина, разве что Сильмо приходил неслышно с серебряным кувшином набрать толику его мерцающей прохлады и тихо шествовал прочь, дабы полить корни Сильпиона, пока не разгорелось златое древо.

Иным было разумение Тулкаса, что жил в самой середине Валмара. Самый юный, силен он и крепок телом, и потому зовется он Полдорэа, тот, кто любит игры и стрельбу из лука, кулачный бой, борьбу, бег, прыжки и песни, что сопутствуют веселым пирам, когда налитая до краев чаша ходит по кругу. Между тем вовсе не любил он спорить и затевать драку без причины, как Макар, хотя нет никого из валар или уванимор (последние суть чудовища, великаны и исполины), кто не боится силы его рук или удара его одетого железом кулака, когда есть у него причина для гнева. А жилище его было домом веселья и шумной радости; и вздымался он высоко в небо несколькими ярусами, высилась там башня из бронзы, и медные столпы поддерживали просторную аркаду. Во дворе его играли и соперничали друг с другом в доблести, и там временами прекрасная владычица Нэсса, супруга Тулкаса, разносила кубки доброго вина и прохладное питье игрокам. Но более всего любила она уходить к прекрасным лужайкам, чьи травы Оромэ, брат ее, собрал на самых щедрых своих лесных полянах, а Палуриэн посадила там эти травы, зачаровав их так, что оставались те лужайки всегда зелеными и ровными. Там танцевала она со своими девами, пока цвела Лаурэлин, ибо не была ли в танце она более искусна, нежели сама Вана?

Жил также в Валмаре и Нолдорин, издревле известный как Салмар: то играл он на арфах и лирах, то восседал под Лаурэлин под благозвучный голос своих струн. Там под его музыку радостно пел Амилло, которого еще называют Омар и чей голос — прекраснейший из всех голосов, кто знает все песни на всех наречиях; и если не пел он под арфу своего брата, то голос его переливался в садах Оромэ, когда юная дева Ниэликви танцевала в тех лесах.

У Оромэ же были обширные владения, которые любил он необычайно — и не меньше любила их Палуриэн, мать его. Рощи деревьев, что насадили они на равнине Валинора и даже в предгорьях, нельзя сравнить с тем, что есть на Земле. Резвились там звери: олени — среди дерев, и скот пасся среди широких лугов; бизоны жили там и лошади бродили свободными, но никогда они не забредали в сады богов, хотя жили в мире и не было в них страха, ибо хищники не жили среди них, а Оромэ никогда не охотился в Валиноре. И хотя он несказанно любил свое королевство, часто отправлялся он во внешний мир — гораздо чаще, чем Оссэ, и также часто, как Палуриэн, и там стал он величайшим из охотников. Но в Валмаре его чертоги просторны и невысоки, и бесценные роскошные шкуры и кожи брошены на пол или висят на стенах, и также — копья, и луки, и ножи. Посреди каждой комнаты и залы растет живое древо, что поддерживает крышу и чей ствол увешан охотничьими трофеями и оленьими рогами.

Здесь живет весь народ Оромэ, что носит зеленое и коричневое, и шумит здесь бурное веселье, и владыка лесов пирует там; но Вана, его супруга, частенько уходит оттуда. Далеко от шумливого двора этого дома лежат ее сады, плотно отгороженные от диких земель густыми зарослями боярышника, чьи цветы подобны вечным снегам. И самое уединенное место ограждено стеной из роз, и его более всего любит дивная владычица Весны. Среди сего благоухания поместил Аулэ давным-давно тот самый сосуд — золотой Кулуллин, наполненный сиянием Лаурэлин словно сверкающей влагой, из которого сотворил он источник, так что весь сад исполнился здоровья и счастья из-за чистого его света. Птицы поют там круглый год, звонко славя весну, и растут цветы, необузданные в своем цветении и радости жизни. Однако великолепие это не покидает златого сосуда, кроме тех случаев, когда девы Ваны, ведомые Урвэн, уходят из сада в пору, когда разгорается Сильпион, дабы полить корни огненного дерева; но вечно источник озаряет сад своим янтарным дневным светом, пчелы трудятся над розами, и легко ступает там Вана, а жаворонки поют над ее золотой главой.

Так прекрасны были те обители и так велико сияние дерев Валинора, что Вэфантур и Фуи, супруга его, повелительница слез, не могли оставаться здесь долго, но отправились на север, где под корнями самых холодных и самых северных Гор Валинора, что там, близ Арвалина, вновь вздымаются почти на прежнюю высоту, попросили они Аулэ вырыть им чертог. Поскольку каждый из богов может жить так, как ему нравится, Аулэ сделал это, а они и весь их сумеречный народ помогали ему. Весьма широки были эти пещеры, что простирались даже под Тенистые Моря, темны они и исполнены отзвуками, и все это жилище в глуби земли известно богам и эльфам как Мандос. Здесь, в этом черном чертоге, воссел Вэфантур и назвал его собственным именем — Вэ. Был он освещен единственным сосудом, помещенным в середине, в котором светились несколько капель бледной росы Сильпиона; был сей чертог затянут темным туманом, а полы его и колонны — сделаны из гагата. Сюда во времена, что настали после, приходили эльфы из всех народов, кто по злой судьбе погиб от оружия или умер от тоски по тем, кого уже не было с ними — только так могут эльфы умереть, и лишь на время. Здесь Мандос выносил им приговор, и здесь они ждали во тьме, грезя о прошлых своих деяниях, до тех пор, пока в час, назначенный Мандосом, не родятся они среди детей своего народа и не уйдут на землю — петь и смеяться. В Вэ Фуи приходит нечасто, ибо занята она скорее тем, что превращает соленые испарения в слезы и ткет она черные облака, после выпуская их наверх, где подхватывают их ветры и носят над миром, и их бессветные тенета опускаются там и тут на живущих в мире.

Эти сплетения — отчаяние, слезы без надежды, скорбь, слепое горе. Чертог, что более прочих любит она — даже шире и темнее, чем Вэ, и так же наречен он ее собственным именем и зовется Фуи. Здесь, перед черным ее троном горит жаровня с единственным мерцающим углем, крыша чертога — из крыльев летучих мышей, а колонны, что поддерживают ее, и стены вокруг — из базальта. Сюда приходят сыны людей услышать свой приговор, и приводит их то множество бед, что злая музыка Мэлько породила в мире. Кровопролития и пожары, голод и несчастья, болезни и удары, нанесенные во мраке, жестокость и мучительный холод, нестерпимая боль и собственное безрассудство приводят их сюда; а Фуи читает в их сердцах. Некоторых она оставляет в Мандосе, что под горами, а иных отправляет за горы, и Мэлько хватает их и забирает в Ангаманди, Железные Преисподни, где ждут их злые дни. Некоторых, а их больше всего, отсылает она на черную ладью Морниэ, что время от времени останавливается в темной гавани севера, ожидая печальные шествия, что медленно спускаются на берег из Мандоса по неровным извилистым тропам.

Тогда, наполнившись, сама она подымает свои траурные паруса и, гонима несильным ветром, плывет вдоль берегов. И все, кто на борту, пока плывут они на юг, с неизбывной тоской и сожалением взирают на тот проход в горах, сквозь который чуть виден Валинор на отдаленной равнине. И проход сей близок к Таниквэтиль, где берега Эльдамара. И не узреть им более того светлого края, но увезенные, живут они на просторных равнинах Арвалина. Там скитаются они во мраке, устраивая себе жилища, как могут, но не оставлены они без песни и могут видеть звезды, в терпении ожидая наступления Великого Конца.

Немногочисленны счастливцы, за коими в свое время приходит Норнорэ, глашатай богов. Тогда едут они с ним в колесницах или на добрых конях в долину Валинора и пируют в чертогах Валмара, поселившись в домах богов до тех пор, пока не настанет Великий Конец. Далеко от них черные горы севера и туманные равнины Арвалина, и для них — музыка, дивный свет и радость.

Но вот поведал я о том, как построены были жилища всех великих богов, которые мастерством Аулэ поднялись в Валиноре; но Макар и его свирепая сестра Мэассэ построили себе жилище сами, с помощью лишь своего народа, и это были мрачные чертоги.

На границах Внешних Земель стояли они, не очень далеко от Мандоса. Были они построены из железа и не украшены ничем. Здесь сражались вассалы Макара, облаченные в доспехи, там стоял лязг оружия, слышались крики и резкие звуки труб, а Мэассэ была среди воинов и подстрекала их наносить удары, а тех, кто терял сознание, приводила в себя крепким вином, дабы могли они сражаться дальше; и смута эта обагрила руки ее по локоть. Никто из богов не приходил сюда, кроме Тулкаса, и если они хотели посетить Мандос, то искали кружной путь, чтобы не проходить близ этих шумных чертогов; но Тулкас временами боролся с Макаром или обменивался сокрушительными ударами с бойцами, и поступал он так для того, чтобы не изнежиться от хорошей своей жизни, хотя он не любил этот народ, и они, по правде говоря, не любили его и его великую безгневную силу. Не останавливался бой в чертогах Макара, кроме как на время, когда его народ собирался в чертоги на пир или когда Макар и Мэассэ уходили далеко, охотясь в черных горах на волков и медведей. Дом был полон боевого оружия, и щиты, огромные и отполированные до блеска, висели на стенах. Залы освещались факелами, и звучали там свирепые песни победы, грабежа и разорения, а рдяный свет факелов отражался на лезвиях обнаженных мечей. Здесь сидят часто Макар и его сестра, внимая этим песням, и у Макара на коленях лежит огромная секира, а Мэассэ держит копье. Но в дни до сокрытия Валинора эти двое странствовали по Земле и жили далеко от тех краев, ибо любили разнузданную сумятицу, которую поднял Мэлько по всему миру.

Между тем, Валинор теперь был построен, и царит там великий мир, а боги живут в радости, ибо духи раздора недолго задерживаются среди них, и Мэлько не подходит близко.

Тогда молвила девочка, что сидела среди слушателей, очень любившая сказания и стихи:

— Ах, если бы никогда не приходил он туда, и если бы дано было мне узреть ту страну все еще сияющей, какой она вышла из рук Аулэ…

Она уже слышала, как Румиль рассказывал сие сказание, и много думала о нем, но большая часть собравшихся узнала историю впервые, также, как и Эриол, и они сидели в изумлении. Тогда заговорил Эриол: — Необычайно могущественны и славны валар, и желал бы я услышать больше о тех древних днях, если бы не видел я мерцания Свечей Сна, что внесены сюда.

Другой ребенок, что сидел на подушке возле кресла Линдо, сказал:

— Нет, а я бы желал побывать в чертогах Макара и получить случаем меч или нож, дабы носить их, а в Валмаре, мнится, неплохо побывать в гостях у Оромэ.

На то Линдо, рассмеявшись, сказал:

— Это было бы и в самом деле неплохо.

И с этим он поднялся, и рассказы были закончены на эту ночь.

Онэн (Ónen) < Овэн (Ówen) (только в первом случае; везде далее сначала написано Онэн).

Эруман (Eruman) и Арвалин (Arvalin). Первоначальные названия этой области — Xаббанан (Habbanan) и Xармалин (Harmalin), но они были исправлены на протяжении повествования (кроме двух случаев, когда Xаббанан был пропущен) на Эруман (один раз — Эрумани, с. 70) и Арвалин. (В трех последних случаях Хаббанан > Арвалин, тогда как в более ранних случаях Xаббанан > Эруман; но различия, по- видимому, не имеют значения, так как названия Xаббанан/Xармалин и поздние Эруман/Арвалин были взаимозаменяемыми.) В Домике Утраченной Игры изменения были: Харвалин > Xармалин > Арвалин (с. 22).

Ломэнданар (Lomendánar) < Ломэ Данар (Lome Danar)

Силиндрин (Silindrin) < Тэлимпэ (Силиндрин) (Telimpё (Silindrin)) (только в одном случае, впоследствии — Силиндрин, как и написано в первый раз).

Линдэлоксэ (Lindeloksё) < Линдэлотэ (Lindelótё) (ср. с. 22).

Этот подробный рассказ Румиля в данном случае лучше всего обсуждать по частям.

(i) Приход валар и их столкновение с Мэлько (с. ~65–67~)

Описание прихода валар в мир не перешло в поздние версии, но рассказ о них в этом отрывке является самым ранним источником Валаквэнты (Сильмариллион, с. 25–29), хотя отсутствует преемственность рукописей. Этот отрывок очень интересен, так как здесь появляются сразу множество мифологических персонажей, которые встречаются и впоследствии, не считая тех, кто упоминается только здесь. Примечательно, что многие из имен валар, появившиеся в ранних работах, не были потом изменены или переделаны: Йаванна, Тулкас, Лориэн, Ниэнна, Оромэ, Алдарон, Вана, Нэсса — те, кто впервые появились именно в этой истории; а также — Манвэ, Сулимо, Варда, Улмо, Аулэ, Мандос, Оссэ, Салмар, которые уже упоминались ранее. Некоторые остались в видоизмененной форме: Мэлькор вместо Мэлько, Уинэн (позже и это имя появляется в Утраченных Сказаниях) вместо Онэн, Фэантури вместо Фантури; в то время, как некоторые другие, такие, как Йаванна Палуриэн и Тулкас Полдорэа долго сохранялись в традиции «Сильмариллиона», пока не были изменены на Кэмэнтари (хотя см. Кэми, «владычица Земли» в этом сказании) и Асталдо. Но многие из этих ранних валар исчезли на следующей после Утраченных Сказаний ступени, или фазе: Омар-Амилло и варварские боги войны Макар и Мэассэ.

Здесь появляется также определенная система отношений, которая сохранилась и в самом позднем варианте. Так, Лориэн и Мандос с самого начала были братьями, каждый со своими специальными обязанностями — «грезы» и «смерть»; а Ниэнна с самого начала была тесно связана с ними, здесь — как супруга Мандоса, впоследствии — как сестра Фэантури. Изначально образ Ниэнны был более мрачным и зловещим (богиня смерти, тесно связанная с Мандосом), нежели впоследствии. Неопределенное отношение Оссэ к Улмо возникло в самом начале; но присущие Улмо надменность и обособленность позже исчезли, по крайней мере, как черты «характера», на которые здесь прямо указывается. Вана уже супруга Оромэ, но сам Оромэ был сыном Аулэ и (Йаванны) Палуриэн; в позднем варианте этих мифов Вана потеряла свою значимость по сравнению с Ниэнной, в то время как Оромэ приобрел, став, в итоге, одним из великих валар — Аратар.

Особенно же занимательны в этом отрывке упоминания о низших духах, которые пришли вместе с Аулэ и Палуриэн; из него следует, что понимание эльдар как непохожих по своей сущности на «брауни, фэй, пикси, лепреконов» весьма старо, поскольку эльдар «родились в мире» и связаны с ним, в то время как остальные появились еще до творения мира. Позднее отсутствуют всякие следы подобных обитателей мира: о майар сказано мало, и, конечно, не говорится, что они включали в себя существа, которые «поют среди трав поутру и в хлебах ввечеру» [32].

Салмар, помощник Улмо, появившийся в Музыке Айнур, теперь идентифицирован как Нолдорин, впервые упомянутый Вайрэ в Домике Утраченной Игры (с. 16); его история — то, что возможно разобрать — появится позже. В последующих работах о нем не говорится ничего, кроме того, что он пришел вместе с Улмо и сотворил для него рога (Сильмариллион, с. 40).

В более поздних вариантах этого повествования нет никакого упоминания о Тулкасе (или Мандосе!), отправившихся на поиски Мэлькора в самом начале истории валар в Арде. Из Сильмариллиона мы узнаем лишь о великой войне между валар и Мэлькором еще до того, как «Арда обрела форму», и как Тулкас, явившись с «дальних небес», разгромил Мэлькора, так что тот бежал из Арды и «бродил в мрачных думах во внешней тьме».

(ii) Ранняя концепция Западных Земель и Океанов.

В Домике Утраченной Игры термин «Внешние Земли» употребляется для обозначения земель к востоку от Великого Моря, позднее — Средиземья; потом «Внешние Земли» были заменены на «Великие Земли» (с. 21). К «Внешним Землям» теперь относятся

^{_{Самая ранняя карта}}

Сумеречные Острова, Эруман (или Арвалин) и Валинор (с. 68). Любопытная тенденция, которая часто появляется в Утраченных Сказаниях, — уравнивание понятий «мир» (с. 16) с Великими Землями или со всеми землями к западу от Внешних Земель; см. например: горы высятся как «крепость меж Валинором и миром» (с. 70) и Король Инвэ услышал «плач мира» (с. 16).

Здесь уместно обратиться к карте (с. 81), которая появляется в тексте более поздних историй (в Воровстве Мэлько и Затмении Валинора). Эта карта, нарисованная на странице рукописи с текстом, написанным вокруг него, — поспешный набросок, сделанный мягким карандашом, теперь стершийся и поблекший, так что многие нюансы сложно, а то и вовсе невозможно, разобрать. Я перерисовал его как мог аккуратно, за исключением одного названия, буквы которого уже неразборчивы (начинается с «М»), предшествующие слову «лед». Я добавил буквы «а», «Ь», «с» и т. д., чтобы было более понятно.

Утумна (позже Утумно) располагается на самом дальнем севере, к северу от столпа Рингиль; местоположение южного столпа на этой карте не определено. Квадратик, помеченный «а», — очевидно, Валмар, и я полагаю, что две точки, которые я пометил буквой «Ь», обозначают Два Древа, о которых позднее сказано, что они стояли к северу от города богов. Точка «с» — владения Мандоса (см. с. 76, где сказано, что Вэфантур Мандос и Фуи Ниэнна попросили Аулэ построить им жилище «под корнями самых холодных и самых северных Гор Валинора[33]); точка к югу от этого места вряд ли может обозначать жилище Макара и Мэассэ, так как сказано (с. ~77–78~), что, будучи недалеко от чертогов Мандоса, оно находилось у границы Внешних Земель.

Область, которую я пометил «Ь» — Эруман/Арвалин (который в конечном итоге стал называться Аватар), ранее — Хаббанан/Хармалин (Харвалин), которые просто чередуются (см. с. 79).

Позже, на карте мира, появившейся в 1930-е годы, западный берег Великого Моря образует плавный и правильный изгиб с севера на юг, обращенный на запад, а гряда Гор Валинора изгибается фактически противоположной дугой на восток,)(; там, где эти две кривые соприкасаются своими серединами, находятся Туна и Таниквэтиль. Таким образом, две территории в форме удлиненной буквы V тянутся, соответственно, на север и на юг, начиная от этой центральной точки, между Горами и Морем, которые постепенно расходятся в разные стороны и называются Эруман (на севере) и Арвалин (на юге).

На этой небольшой примитивной карте линия гор уже такая, в тексте она описана как «огромное кольцо, выгибающееся на западу» (изгиб обращен к западу, если учитывать, скорее, края, нежели середину). Однако линия берега на этой карте иная. К несчастью, маленькая карта здесь непонятна, потому что нарисовано несколько линий (помеченные «j»), тянущихся к северу от Кора (помеченного «d»), и невозможно понять, указывают ли пометки на них, что их надо стереть, или что они представляют собой параллельные горные цепи. Однако я считаю, что эти линии, скорее, варианты расположения линии Гор Валинора на севере; и я почти не сомневаюсь, что в то время отец еще не имел четкого представления о «пустошах» к северу от Кора и к востоку от горной гряды. Данная интерпретация карты хорошо согласуется с тем, что говорится в настоящем сказании (с. 68): «Тенистые Моря на севере Эрумана образуют просторный залив, так что волны разбиваются о подножие великих утесов и Гор, стоящих над самым морем» и «она [Таниквэтиль] взирает с дальней стороны залива на юг через Эруман и на север — через Залив Фаэри». С этой точки зрения название Эруман (позже — Араман), а сначала — альтернатива Арвалину — было дано северным землям, когда прибрежные области стали более симметричными.

В тексте сказано (с. 68), что «в бескрайних водах запада бесчисленны малые земли и острова, за которыми катят свои волны одинокие моря, чьи волны шумят у Волшебных Островов». Маленькие кружки на карте (помеченные «к»), очевидно, схематически указывают на расположение этих архипелагов (о Волшебных Островах еще будет идти речь в дальнейшем). Тенистые Моря, как будет видно впоследствии, были частью Великого Моря западнее Тол Эрэссэа. Прочие буквы на карте обозначают объекты, которые еще не упоминались в повествовании.

В рассказе мы встречаем важную космологическую идею о Трех Слоях Воздуха — Вайтья, Ильвэ и Вильна, а также — о Внешнем Океане, в котором не происходит приливов и отливов, холодном и «разреженном». В Музыке Айнур (с. 58) говорится, что Улмо обитает во Внешнем Океане, оставив Оссэ и Онэн «управлять волнами и малыми морями»; там он называется «древним духом Бай» (исправлено из «Улмонан»). Теперь становится ясным, что Улмонан — название его чертога во Внешнем Океане, а также то, что «малые моря», владения Оссэ и Онэн, включают в себя Великое Море (с. 68).

Здесь существует очень ранний и весьма примечательный рисунок, на котором мир показан в разрезе и представлен в виде огромного викингского корабля с мачтой, вздымающейся из самой высокой точки Великих Земель, единственным парусом с Луной и Солнцем на нем, такелажными веревками, протянутыми к Таниквэтиль и высокой горе на самом дальнем востоке, и изогнутым носом (черные пятна на парусе — чернильные брызги). Этот рисунок поспешно набросан мягким карандашом на клочке бумаги; он тесно связан с космологией Утраченных Сказаний.

Я привожу здесь перечень имен и слов, написанных на рисунке, и, насколько это возможно, их значения (без каких-либо этимологических комме-тариев, которые даны в Приложении, где именам и прочим словам, встречающимся только на этом листке, посвящены отдельные статьи).

И Вэнэ Кэмэн — это, очевидно, название рисунка; это может означать «Форма Земли» или «Корабль Земли» (см. Приложение, статья Глорвэнт).

Нумэ — «запад».

Валинор, Таниквэтиль (огромная высота Таниквэтиль, пусть даже дань условности рисунка, заслуживает внимания: согласно повествованию, она столь высока, что «скопления народа… в западных гаванях земель людей можно было… видеть с ее вершины» (с. 68). Ее фантастическая высота передана на картине отца, датируемой 1927–1928 гг. (Рисунки Дж. Р.Р. Толкина, № 31). Хармалин — раннее название Арвалина (см. с. 79).

и алдас — «Древа» (стоящие к западу от Таниквэтиль).

Торос валинорива — название «Торос» неясно, но в любом случае первая буква первого слова, если это «Т», очень необычна. Эта ссылка, видимо, относится к Горам Валинора.

Толли Кимпэлэар — это могут быть Сумеречные Острова, но я не нашел никакого другого упоминания слова Кимпэлэар или чего-то похожего.

Тол Эрэссэа — «Одинокий Остров».

И Толли Курувар — «Волшебные Острова».

Халойси Вэликэ — «Великое Море».

О — «Море» (Что за образование на дне моря нарисовано ниже названия «О»? Это может быть, конечно, жилище Оссэ на дне Великого Моря, которое упомянуто в следующем сказании (с. 106)).

И Нори Ландар — возможно, означает «Великие Земли».

Койбиэнэни — предшественник Куивиэнен, Вод Пробуждения.

Палисор — земли, где проснулись эльфы.

Силь — «Луна».

Ур — «Солнце».

Лувиэр — «Облака».

Оронто — «восток».

Вайтья, Ильвэ и Вильна — появляются в виде трех слоев, как и было описано в повествовании, и Вильна снова появляется в правом нижнем углу рисунка. В Утраченных Сказаниях не говорится ничего, что могло бы объяснить этот последний факт, так же неясно, что подразумевалось под волнистыми линиями в том же месте (см. с. 86).

Улмонан — чертоги Улмо.

Уин — Великий Кит, который появляется далее в Сказаниях.

Вай — Внешний Океан.

Нэни Эрумэар — «Внешние Воды» = Вай.

Из этого рисунка следует, что мир плавает в Вай и по нему. Это согласуется с тем, как сам Улмо описывает его валар в одном из последующих сказаний (с. 214):

В том же абзаце Улмо рассказывает об островах в море и говорит, что («кроме тех немногих, что все еще плавают, не прикованные») они «вздымаются подобно горным вершинам из тинистых глубин», и это тоже хорошо видно на рисунке.

Видимо, вполне правдоподобно, что существует некая связь (физическая, так же, как и этимологическая) между Вай и Вайтья — последним из Трех Слоев, «темным и недвижным», что «окутывает собой мир и то, что вне его» (далее в Сказаниях, на с. 181, есть упоминание о «темных и разреженных пределах Вайтья, что все окружает собой»). На следующей ступени развития этой мифологической космологии (датирующейся 1930-ми гг. и очень ясно и полно изложенной и показанной в работе под названием Амбарканта, «Очертания Мира») весь мир заключен внутри Вайя, и это слово обозначает «то, что охватывает, оболочка»; Вайя «словно море под землей и словно воздух над землей» (что напоминает описание Вай (с. 68) как очень «разреженного», так что ни одна лодка не может скользить по нему и ни одна рыба — плавать в его глубинах, кроме зачарованной рыбы Улмо и его колесницы); и в Вайя под Землей живет Улмо. Таким образом, Вайя — частично развитие идеи Вайтья, а частично — Вай.

Поскольку в самом раннем словаре языка квэнья (см. Приложение) оба слова — и Вайтья («наиболее отдаленный слой воздуха за гранью мира») и Вай («внешний океан») — образованы от корня вайа-, «охватывать», и поскольку о Вайтья в данном повествовании сказано, что он «окутывает собой мир и то, что вне его», можно подумать, что Вайтья-Вай уже в этой ранней космологии была бесконечной всеохватывающей материей — это становится ясно из более поздней космологии, но не выражено прямо в Утраченных Сказаниях. Но в ранних работах нет однозначного подтверждения этого предположения; и когда мы смотрим на рисунок, он представляется не вполне пригодным для разрешения вопроса. Потому что Вай не является непрерывным продолжением Вайтья; и если появление надписи «Вильна» внизу рисунка означает, что Земля и океан Вай, в котором и на котором плывет Земля, содержатся внутри Трех Слоев, из которых мы видим внизу, под землей и Вай, внутренний (Вильна), тогда вопрос о том, продолжают ли Вайтья-Вай друг друга, становится еще более запутанным.

Трудным вопросом является и представление мира в виде корабля. Есть лишь одно место, подтверждающее, что отец мыслил мир именно таким образом — абзац (со с. 214), который я уже цитировал выше, где Улмо, обращаясь к валар и говоря о Вай, заключает:

Но на рисунке Улмонан располагается не под килем корабля, а внутри его корпуса, и я склонен думать, что слова Улмо «под темным килем Земли» относятся к форме земли как таковой, которая, разумеется, похожа на корабль. Более того, кропотливое изучение рисунка заставляет меня склониться к мысли, что мачта, парус и, что еще более очевидно, изогнутый нос были добавлены уже позже. Может ли быть, что форма Земли и Вай, такие, как он нарисовал их — в виде корпуса корабля — заставили отца добавить мачту, парус и нос как jeu d’ esprit[34] без какого-либо глубинного смысла? Это мне кажется нехарактерным и непохожим на него, но я не могу предложить иного объяснения[35].

(iii) Светильни (c. ~69–70~)

В этой части повествование заметно отличается от более поздних версий. Здесь нет никакого упоминания о жилище валар на острове Алмарэн после сотворения Светилен (Сильмариллион, с. 35), нет, конечно, и упоминания о возвращении Мэлько «извне», поскольку здесь Мэлько не только не покидал мира, придя туда, но и сам создал столпы для светилен. В этом рассказе, хотя Мэлько и не вполне доверяют, его притворное сотрудничество (даже то, что он сам дал названия столпам) было принято, в то время как в более поздних повествованиях его жестокость и злоба были известны и очевидны валар, хотя они даже не знали о его возвращении на Арду и строительстве Утумно, пока не стало слишком поздно. В настоящем повествовании в поведении Мэлько наблюдается некоторая проказливость и низменная хитрость, которые потом, конечно, не могли сохраниться (хотя история о том, как он вероломно сотворил столпы изо льда, сохранилась в версиях 1930-х годов).

Позже сами светильни (в конечном итоге, после того как были изобретены и отвергнуты промежуточные формы их имен) были названы Иллуин — северная светильня и Ормал — южная. В Сильмариллионе Рингиль (содержащий корень ринг- «холод») сохранился только как название меча Финголфина, а «Хэлькар» стало названием Внутреннего Моря, «что плещется там, где в прежние времена вздымалась гора Иллуина» (с. 49). В данном повествовании Хэлькар — название южного, а не северного столпа. Слово хэлькар означает «сильнейший холод» (см. Приложение), и это показывает, что Хэлькар находился изначально на крайнем юге (поскольку это — одна из двух точек, приведенных на маленькой карте, с.81), в то время как Рингиль располагался на дальнем севере. В этом рассказе нет никакого упоминания о появлении Внутренних Морей после падения Светилен; эта идея появилась позже, однако кажется вполне вероятным, что она возникла именно из-за этой истории с таянием ледяных столпов.

В поздних работах нет упоминания о строительстве Гор Валинора из камней, собранных в Эрумане/Арвалине, из-за чего этот край стал ровным и лишенным скал.

(iv) Два Древа (с. ~71–73~)

Раннее описание появления Двух Древ проясняет некоторые детали позднейших, более лаконичных, версий. То, что земля под Сильпионом (Тэльпэрионом) «была испещрена тенями его трепещущих листьев» (Сильмариллион, с. 38), как мы видим, своим происхождением обязано тому, что у дерева словно бьется сердце. Концепция света как жидкой субстанции, который «капал на землю», бежал реками и был собран в сосуды, хотя не исчезла в опубликованной работе (с. 38–39), здесь выражена гораздо сильнее. Некоторые детали вообще не изменялись, такие, как, например, гроздья Лаурэлин и светящиеся края ее листьев.

С другой стороны, есть и заметные различия между этой историей и поздними версиями: самое главное, видимо, то, что Лаурэлин была первоначально Старшим Древом. Цикл Двух Древ состоял из двенадцати часов, в то время как в поздних версиях — из семи;[36] и приготовления валар к появлению Древ с детальным описанием их вещественной «магии» были позже забыты. Две великие «чаши», Кулуллин и Силиндрин, остались как «огромные сосуды, подобные сверкающим озерам», в которые Варда собирала «росу Тэльпэриона и влагу, что стекала с Лаурэлин» (там же, с. 39), хотя их названия исчезли, как и необходимость поливать Деревья светом, собранным в чаши или сосуды, — во всяком случае, об этом нигде не упоминается впоследствии. Урвэн («Дева Солнца») была предшественницей Ариэн, майа Солнца, а Тилион, кормчий Луны в Сильмариллионе, что «грезил у озер Эстэ [жена Лориэна] в мерцающих лучах Тэльпэриона», возможно, унаследовал черты образа Сильмо, любимца Лориэна.

Как я уже отмечал раньше, «в позднейшем варианте этих мифов Вана потеряла свою значимость по сравнению с Ниэнной»; здесь же именно Вана и (Йаванна) Палуриэн — «повивальные бабки» Древ, а не Йаванна и Ниэнна, как это было впоследствии.

Что касается имен Древ, Сильпион долгое время оставалось именем Белого Древа; имя Тэльпэрион появилось достаточно поздно, и даже тогда Сильпион сохранилось и упоминается в Сильмариллионе, как одно из имен. Иазвание Лаурэлин появилось в самом начале и никогда не менялось, но другое имя этого Древа в Утраченных Сказаниях, Линдэлоксэ, и все подобные формы не сохранились.

(v) Жилища Валар (с. 73 и далее)

Описания домов валар почти полностью исчезли в последующих версиях. В опубликованной работе ничего не говорится о жилище Манвэ, кроме того, что его чертоги «стояли над вечными снегами на Ойолоссэ, высочайшей вершине Таниквэтиль» (с. 26). Здесь же появляется Соронтур, Король Орлов, частый гость чертогов Манвэ (см. Сильмариллион, с. 110: «Ибо Манвэ, кто любит всех птиц и кому они приносят вести на Таниквэтиль из Средиземья, послал туда народ Орлов»); на самом деле он появляется уже в сказании Падение Гондолина как «Торндор [имя на языке гномов], Король Орлов, коего эльдар зовут Рамандур», где имя «Рамандур» было впоследствии изменено на «Соронтур».

О Валмаре и жилищах валар в этом городе в последующих работах сохранилось очень мало, за исключением отдельных выражений («золотые улицы» и «серебряные купола» Валмара, «Валмар многозвенный»), которые намекают на развернутые описания первоначального варианта, где дом Тулкаса, вздымающийся в небо несколькими ярусами, увенчан бронзовой башней, а крыши чертогов Оромэ поддерживают живые деревья, чьи стволы увешаны охотничьими трофеями и оленьими рогами. Это не значит, что впоследствии все это было отвергнуто: как я уже упоминал в Предисловии, версия, последовавшая за Утраченными Сказаниями, была настолько сжатой, что больше походила на конспект (собственно, им она и являлась), и в дальнейшем мифология развивалась именно от нее, заново разрастаясь. То, что не упоминается после Утраченных Сказаний, могло продолжить свое существование, так сказать, в подвешенном состоянии — Валмар не переставал быть городом с воротами, улицами и жилищами. Но в контексте позднейших работ довольно трудно представить, чтобы буйный Оссэ владел домом в Валмаре, пусть даже полы его были морской водой, а крыша — пеной; и, конечно, чертоги Макара и Мэассэ (описание жизни в которых заставляет вспомнить древнескандинавские мифы о Бесконечной Битве) исчезают вместе с исчезновением самих этих божеств — «клики Мэлько» в Валиноре, которая неизбежно оказалась бы неуместной.

Сохранились некоторые детали первоначальных описаний: то, что Улмо редкий гость в Валмаре (ср. Сильмариллион, с. 40), а Йаванна и Оромэ часто посещают «внешний мир» (там же, с. 29, 41, 47), связь садов Лориэна с Сильпионом и садов Ваны — с Лаурэлин (там же, с. 99); и, как можно видеть, многое из того, что сказано здесь о божествах, сохранилось, хотя бы и в ином виде. Здесь также появляется Нэсса — сразу сестра Оромэ и супруга Тулкаса, великолепно танцующая. Омар-Амилло назван братом Нолдорина-Салмара. Далее (см. с. 93) сказано, что Ниэликви — дочь Оромэ и Ваны.

(vi) Боги Смерти и судьбы эльфов и людей (с. ~76–77~)

Данная часть сказания содержит наиболее поразительные и трудные для объяснения детали. Мандос и его супруга Ниэнна появляются в самом начале сказания — в рассказе о приходе валар в мир (с. 66), где они названы «Фантур Смерти, Вэфантур Мандос» и «Фуи Ниэнна», «госпожа смерти». В интересующем нас абзаце сказано, что Вэфантур назвал свое жилище Вэ по своему собственному имени, в то время как впоследствии (Сильмариллион, с. 28) его самого называли именем его чертогов; но в ранней работе разграничиваются местность (Мандос) и чертоги (Вэ или Фуи), находящиеся в этой местности. Здесь Мандос еще не «Глашатай Судеб Валар», который «объявляет свои приговоры и пророчества лишь по слову Манвэ» — что позднее мыслилось как одна из наиболее примечательных особенностей данного валы; и поскольку здесь Ниэнна — жена Мандоса, то Вайрэ Ткачиха, его супруга согласно более поздним работам, отсутствует — вместе со своими гобеленами, изображающими «все, что ни свершилось во Времени», которыми Вайрэ украшает чертоги Мандоса, что «становятся все вместительней с ходом времени» (в Утраченных Сказаниях имя «Вайрэ» дано эльфийке с острова Тол Эрэссэа). Гобелены, которые «изображали то, что было уже, и то, что еще будет», висят здесь в чертогах Аулэ (с. 74).

Наиболее важной в абзаце о Мандосе представляется определенность в вопросе о посмертных судьбах эльфов: они ожидают в чертогах Мандоса, пока Вэфантур не освободит их, чтобы возродиться детьми в своем народе. Эта идея уже возникала в сказании Музыка Айнур (с. 59), и данная концепция эльфийского «бессмертия» оставалась неизменной много лет; мысль же о том, что эльфы могут умереть только от оружия или от скорби, сохранилась без изменений — она появилась уже в Музыке Айнур (там же): «Что же до эльдар, то они живут до самого Великого Конца, если не будут убиты или не исчахнут от горя», и этот абзац, весьма мало изменившийся, мы встречаем в Сильмариллионе (с. 42).

В рассказе о Фуи Ниэнне мы, однако, сталкиваемся с идеями, находящимися в глубоком противоречии с основной мыслью позднейшей мифологии (в этом абзаце ощущается также некий уклон в иную мифологическую концепцию — в причудливых образах слез, созданных из соленых испарений, и черных облаков, которые ткет Ниэнна, посылая с ними в мир «отчаяние, слезы без надежды, скорбь, слепое горе»). Здесь мы также узнаем, что Ниэнна судит людей в своих чертогах, названных по ее собственному имени Фуи; и что некоторых она оставляет в местности Мандос (где находятся ее чертоги), в то время как большая их часть отправляется на черной ладье Морниэ, которая всего лишь перевозит мертвецов на юг, на побережье Арвалина, где они бродят в сумерках до самого конца мира. Но других она отправляет прочь, и Мэлько забирает их в Ангаманди, где их ждут «злые дни» (в каком смысле эти люди мертвы или смертны?); и (что самое удивительное) малое число людей уходит жить к богам в Валинор. Это очень непохоже на Дар Илуватара, благодаря которому люди не привязаны к миру, но покидают его, уходя неизвестно куда;[37] это и есть самая настоящая Смерть (ибо смерть эльфов есть лишь «подобие смерти» — см. Сильмариллион, с. 42): окончательный и неизбежный уход.

Но есть возможность пролить некий, хотя и слабый, свет на посмертное существование людей, которые скитаются во мраке Арвалина, «устраивая себе жилища, как могут» и «в терпении ожидая наступления Великого Конца». Я должен сослаться на то, как изменялись названия этой местности, о чем см. на с. 79. Из ранних списков слов (или словарей) обоих языков (см. Приложение) становится ясно, что значение топонимов Харвалин и Арвалин (и, вероятно, Хаббанан) — «(находящийся) возле Валинора/валар». Из словаря языка гномов следует, что слово Эруман означает «(находящийся) за обиталищами манир» (т. е., к югу от Таниквэтиль, где жили подчиненные Манвэ духи воздуха), из него также выясняется, что слово манир связано со словами гномского языка манос, значение которого — «дух, ушедший к валар или в Эрумани», и мани — «благой, святой», Смысл этих этимологических связей остается малопонятным.

Так же существует весьма раннее стихотворение об этой местности. Оно, согласно примечаниям отца, написано в Броктон Камп (Стаффордшир) в декабре 1915 г. или в Этапле в нюне 1916 г. Оно озаглавлено Хаббанан под звездами [Habbanan beneath the Stars], В одном из трех его текстов (между которыми нет расхождений) заглавие дано по-древнеанглийски: þã gebletsode felda under þãm steorrum [ «блаженные поля под звездами»), в двух текстах Хаббанан в заглавии было изменено на Эруман, в третьем Эруман стояло с самого начала. Стихотворению предпослано краткое прозаическое вступление.

Хаббанан под звездами

Хаббанан — край, где приближаешься к местам, что не принадлежат людям. Там воздух душист, а небо вельми глубоко, ибо просторна Земля.

Решающее доказательство мы находим в раннем списке квэнийских слов. Первые статьи этого списка восходят (как я полагаю, см. Приложение) к 1915 году, и в одной из этих статей, о корне мана, дано слово манимо, которым называют душу, находящуюся в манимуинэ — «Чистилище».

И стихотворение, и словарная статья предоставляют редкую возможность пролить свет на мифологическую концепцию в ее ранней фазе: здесь идеи, взятые из христианской теологии, выражены прямо. В замешательство приводит и осознание того факта, что эти мотивы присутствуют и в самом сказании — в рассказе о посмертной судьбе людей после суда в черных чертогах Фуи Ниэнны. Некоторые, «а их больше всего», отправляются на ладье смерти в (Хаббанан) Эруман, где они скитаются во мраке и терпеливо ожидают Великого Конца; некоторых хватает Мэлько и мучает их в Ангаманди — «Железных Преисподнях»; немногие отправляются жить к богам, в Валинор. С учетом сказанного в стихотворении и в ранних «словарях» это не может быть ничем иным, кроме как отражением Чистилища, Ада и Небес.

Все это становится еще более необычным, если мы обратимся к заключительному абзацу сказания Музыка Айнур (с. 59), где Илуватар говорит: «Людям я дам новый, больший дар», дар «творить и направлять свою жизнь за пределы изначальной Музыки Айнур, которая для всего прочего в мире есть неумолимый рок», и где говорится, что «у дара, однако, есть и другая сторона: Сыны Человеческие приходят в мир, чтобы лишь недолго пожить в нем и уйти, хотя и не исчезают при этом окончательно и бесповоротно…» Приняв окончательный вид, в Сильмариллионе (с. 41–42), этот абзац не очень сильно изменился. Правда, в ранней его версии отсутствуют предложения:

Тем не менее очевидно, что этот центральный образ — Дар Илуватара — уже присутствует.

Но этот вопрос я должен оставить, ибо он — загадка, которую я не могу решить. Самым простым объяснением противоречия между двумя этими сказаниями было бы предположение, что Музыка Айнур написана позже Пришествия Валар и Создания Валинора, однако, как я уже указывал (на с. 61), все свидетельствует об обратном.

Наконец, можно обратить внимание на лингвистическую иронию, с которой Эруман в конце концов сделался Араманом. Ибо Арвалин — второе название Эрумана, которое также ассоциировалось с духами мертвых — значило «(находящийся) возле Валинора»; Араман скорее всего означает просто «(находящийся) за Аманом». Но корень ман- «благой» присутствует, потому что топоним Аман — производное от него («Неискаженное Королевство»).

Осталось указать на две менее важные особенности, упомянутые в конце сказания. Норнорэ здесь Глашатай Богов; впоследствии им стал Фионвэ (позднее — Эонвэ), см. с. 63. А слова о «том проходе в горах, сквозь который чуть виден Валинор» — первое упоминание о проходе в Горах Валинора, где стоял город эльфов.

На пустых страницах после конца сказания отец записал список дополнительных имен валар (таких, как Манвэ Сулимо, и т. д.). Некоторые из этих имен появляются в Сказаниях; те, что не упомянуты, даны в Приложении вместе с основными именами. Из списка выясняется, что Омар-Амилло — близнец Салмара-Нолдорина (в этом сказании они уже названы братьями, с. 75); что Ниэликви (с. 75) — дочь Оромэ и Ваны; и что у Мэлько был сын («рожденный от Улбанди») по имени Косомот: это, как будет видно впоследствии, был Готмог, Владыка Балрогов, убитый Эктэлионом в Гондолине.