Книга Великих джунглей

Глава десятая Свод правил

В основе сложного организма тропического дождевого леса лежит набор правил, регулирующих жизнь всех его обитателей. Эти правила проистекают из двух фундаментальных фактов. Во-первых, джунгли являются очень старыми растительными комплексами. Во-вторых, они стабильны.

Они достигают безупречного равновесия и поддерживают его на фоне пышного роста и быстрого разложения. Это происходит потому, что каждое растение в бесконечно длинной череде циклов развития точно выполняет функции своего предшественника. За долгие эпохи джунгли усвоили, какие формы растительности наилучшим образом выполняют разнообразные обязанности, требуемые от них. Лес выращивает поистине огромное количество растений для выполнения своих задач. Но он также позволяет растениям жить собственной жизнью и выражать свою индивидуальность.

Существует широко распространенное мнение, что закон джунглей — не более чем безжалостная борьба за выживание в ситуации «убей — или будешь убит». Люди говорят «закон джунглей», когда имеют в виду особенно ожесточенную схватку без каких-либо принципов.

Разумеется, такое соревнование существует, но это не единственное правило, которому подчиняется растительность в джунглях. Существуют взаимозависимость и взаимная помощь, без которых лес не может существовать. Растения джунглей, если рассматривать их с этой точки зрения, борются не только за себя, но и ради общего благополучия.

Вы можете винить большие деревья в гибели сотен, тысяч, а возможно, и миллионов соперников в борьбе за место под солнцем. Но вам придется признать, что победители несут огромную ответственность за рост и сохранение других растений, за упорядоченное развитие самого леса. Высокие гладкие колонны стволов поддерживают огромный вес лиан, цветущих растений и даже других деревьев, иногда вознося их на сотни футов над землей, чтобы они могли дотянуться до солнечного света. Массивные ветви с густой листвой образуют платформы для настоящих воздушных садов с почвой и влагой для питания.

Тот же самый лиственный покров, который препятствует росту соперничающих видов и уничтожает пышную наземную растительность в тропиках, бурно разрастающуюся там, где дождь и солнечные лучи достигают поверхности, стоит на страже тенелюбивых растений. Определенные пальмы, многочисленные разновидности кофе и какао, семейства мхов и грибов могут развиваться лишь в тенистых условиях. Для них вечнозеленая крыша тропического леса имеет такое же важное значение, как для нас обычная крыша над головой.

Есть много растений, живущих на больших деревьях. Это эпифиты, которые поднимаются к солнцу вместе со своими «хозяевами». Одно дерево в джунглях может поддерживать сотни эпифитов, многие из которых достигают внушительных размеров. Большинство из них остаются невидимыми для наблюдателей с земли или даже из-под полога леса.

Все это в целом образует правило, которое, применительно к высокому экваториальному лесу, для многих людей может показаться странным. Оно гласит: «Сильные должны питать и поддерживать слабых». Действие этого правила столь очевидно, что впору задать себе вопрос, какое извращенное мышление приравняло «закон джунглей» к злокозненной жестокости. Огромные деревья с их защитным зонтиком листвы представляют собой благотворительные учреждения, от которых зависит вся жизнь в джунглях. Как и разумно финансируемые благотворительные фонды, они щедро делятся своими дарами, в то же время становясь сильнее.

Настоящие законы джунглей были установлены ботаником-первооткрывателем, чья работа по изучению растительности была лишь немногим менее важной для ботаники, чем работы Эйнштейна для ядерной физики. Я говорю о Ричарде Спрюсе, который провел много лет в амазонских джунглях. В начале 1850-х годов он сформулировал некоторые принципы, позднее позволившие ученым понять природу джунглей как целостного организма.

На пути к этому достижению ему пришлось преодолеть значительные препятствия. Во-первых, он не умел лазать по деревьям. Во-вторых, исследователи его поколения были подвержены гораздо большим опасностям, чем в наши дни. Об этом свидетельствуют записи в его дневнике, сделанные во время одного из путешествий по Риу-Негру.

Спрюс и четыре индейца, составлявшие его команду, причалили к речному берегу и устроились на ночевку. Спрюс лежал в своем гамаке и невольно подслушал беседу индейцев, обсуждавших, как они собираются убить его и забрать тюки с гербарием, который они приняли за товары для торговли. Они полагали, что убийство сойдет им с рук, поскольку Спрюс был один, и к тому же болен: он лечился от лихорадки большими дозами хинина и ипекакуаны. Наконец они решили задушить его, как только он заснет.

По словам Спрюса, ему повезло, что он страдал от расстройства желудка, и поэтому никому не казалось странным, если он не мог заснуть. Ему пришлось дважды покинуть свой гамак, прежде чем он понял, что замышляют индейцы. Однако на третий раз он не вернулся обратно. Он тайком пробрался к лодке, вооружился пистолетом, ножом и мотыгой и стал ждать нападения, спрятавшись за одним из больших тюков. Но до этого дело так и не дошло, хотя он слышал, как индейцы сердито переговариваются на берегу.

На рассвете он просто приказал им подняться на борт, за исключением того, кто, по его мнению, был лидером бунтовщиков. Спрюс оставил его на берегу под предлогом того, что на всех не хватит еды, и больше никогда не слышал о нем. Остальные индейцы, заметно присмиревшие, доставили его в Манаус, где как раз начиналась «каучуковая лихорадка», впоследствии сделавшая этот город центром производства резины; в сущности, некоторые доклады Спрюса способствовали началу бума.

Хотя подобные приключения больше не мешают современным ученым, их неумение или нежелание проникнуть в гущу лиственного полога джунглей вредит делу науки гораздо больше, чем им кажется. Спрюс отчасти предугадал эту потребность. В том же самом дневнике он пишет о своем разочаровании: «Я не нашел ни одного достаточно проворного и дружелюбного индейца, способного забраться на дерево, наподобие кошки или обезьяны… Чтобы получить плоды и цветы, оставалось лишь валить деревья». Он знал, что цветы и плоды понадобятся ему для правильной классификации растений.

Спрюсу понадобилось довольно много времени, чтобы понять одну вещь: туземцы, живущие на окраинах джунглей, на самом деле не знакомы с ними, в то время как настоящие жители джунглей, способные исполнить акробатические трюки, необходимые для его работы, оставались невидимыми. Перед Спрюсом встала еще одна проблема. Как англичанину, привыкшему к тщательно ухоженным лесам своего маленького острова, ему казалось святотатством рубить деревья лишь ради того, чтобы добраться до плодов. Но он сделал это, до некоторой степени утешившись заверениями индейцев, что такой ущерб будет незаметным для джунглей.

«Так я принудил себя к совершению поступка, очевидный вандализм которого, как мне казалось, уравновешивался его пользой и необходимостью», — писал он.

«Вандализм» Спрюса был поистине бесценным, так как наглядно показал ему внутреннее устройство джунглей. Древесные гиганты падали на землю вместе со всеми прочими растениями, которые они поддерживали, и, разбирая их, Спрюс осознал строгий порядок, царивший в джунглях.

Другие элементы тропического леса живут по иным правилам. Лианы и прочие ползучие растения по-своему соблюдают принцип взаимопомощи. Хотя они иногда удушают и валят деревья, вокруг которых обвиваются, они также связывают джунгли в тесную, практически нераздельную массу, позволяющую гигантским опорам противостоять ветрам и штормам. Из-за тонкого почвенного слоя самые большие деревья очень неустойчивы (крона перевешивает), а масса других растений, растущих на верхних ветвях, лишь усугубляет положение. Даже деревья с массивными контрфорсными корнями не застрахованы от падения, если стоят поодиночке. Связующая сила лиан предоставляет каждому дереву поддержку всех его соседей.

Вы можете наблюдать действие этого принципа, разложив на столе два десятка обычных спичек. Попробуйте поставить спички вертикально без подпорок. Вы не сможете этого сделать, а тем более — соорудить конструкцию, способную противостоять даже легчайшим толчкам. Но сложите их, скажем, в четыре ряда по шесть спичек и обмотайте проволокой, обернув ее вокруг головки каждой спички, прежде чем перейти к следующей. Теперь силы, необходимой для того, чтобы опрокинуть конструкцию, будет достаточно и для того, чтобы сломать спички.

Растения меньшего размера не играют такой важной роли в жизни джунглей. Однако они вносят свой вклад в общее дело. Даже паразиты выполняют определенные обязанности, сохраняя здоровье и жизнь леса.

Крошечные бактерии ответственны за превращение всевозможного сырья в питательные вещества для других растений. Благодаря им происходит быстрое разложение животных, растительных и минеральных соединений. Хотя сами по себе они ведут паразитическое существование, но позволяют многим растениям противостоять нашествию разнообразных вредителей. Механизм этого процесса пока остается неясным.

То же самое можно сказать о водорослях и грибах, даже о тех, которые вызывают болезни растений. Парадокс здесь состоит в том, что, лишая растение-хозяина некоторой части его пищи, они платят за это, помогая «хозяину» собирать и усваивать минеральные и другие вещества. По неизвестной причине растения, пораженные некоторыми видами грибов, благоденствуют в значительно большей степени, чем растения того же вида и яруса джунглей, но без паразитов.

Этот феномен был замечен и у определенных животных. Например, брюхо взрослой здоровой зебры всегда раздуто из-за большого количества паразитических червей. Но если избавить животное от паразитов, то его состояние начнет ухудшаться и появятся всевозможные расстройства, более серьезные, чем вздутый живот. Похоже, черви помогают зебрам переваривать растительную пищу и берут немного себе в качестве «комиссионных». Такой договор превосходно устраивает обе стороны.

Даже когда водоросли и грибы явно убивают растение или его часть, они могут в то же время выполнять задачу, полезную для всего леса. К примеру, микроскопические водоросли или мох могут источить крупный лист до такой степени, что глянцевая зеленая поверхность становится рыхлой и пушистой. Толщины листа хватает, чтобы в нем прорастали семена. Иногда ростки орхидей можно видеть прямо на листьях деревьев, хотя, разумеется, они не успевают достичь зрелости. Задолго до этого лист отмирает и падает на землю. Но он уже хорошо подготовлен для разложения и поглощения в качестве питательного вещества корнями дерева (часто того самого, с которого он упал).

Главное правило заключается в том, что ничто не пропадает впустую. В этом отношении мир растительности чем-то напоминает мир людей. Подмечено, что самые богатые люди часто бывают самыми экономными. Джунгли, плутократы растительного мира, проявляют такую же бережливость.

Иногда в тропическом дождевом лесу вы можете видеть на дереве странный ассортимент листьев, изменяющихся по цвету от винно-красного и бледно-розового до обычного темно-зеленого. Это не случайность; растение следует правилу, действующему не только в джунглях, но и во всей природе. Из-за этого правила листва северных деревьев и кустарников осенью становится желтой, оранжевой, пламенно-красной и наконец буровато-коричневой. Хотя в нашем климате такое преображение наступает вместе с похолоданием, сам феномен имеет отношение не только к теплу, но и к свету.

Целью этого процесса, особенно в высоком листопадном лесу, является более эффективное использование солнечных лучей. Накопленная энергия может быть потрачена на более интенсивное испарение через микроскопические листовые поры, чтобы подкрепить дерево в неблагоприятный период между минимумом листвы и новым максимумом. В результате в разгар сухого сезона высокий листопадный лес, особенно при виде сверху, может соперничать по красоте с сезоном цветения.

Правило джунглей не делает различия между видами растений. В тропическом дождевом лесу обычно нет господствующих видов, но некоторые районы исключительно однородны, как сосновый бор на севере. Одним из примеров является лес мора, образующий прерывистый пояс от Тринидада через дельту реки Ориноко к Гвиане и устью Амазонки. Этот лес состоит преимущественно из одного вида деревьев (Mora excelsa), вырастающих до огромной высоты и расположенных так близко друг к другу, что большинство остальных деревьев оказываются вытесненными; во многих местах можно обнаружить рощи, состоящие почти исключительно из деревьев мора.

Дерево мора дает плоды в виде крупных почковидных орехов, или «бобов», как они называются на местном наречии. Они могут расти в солоноватой или пресной воде, а плоды способны выдерживать длительное погружение. Попадая в русла великих рек Южной Америки, они путешествуют на большие расстояния вместе с океаническими течениями, пускают ростки на отдаленных берегах и создают новые леса. Считается, что так произошло на Тринидаде.

Это не единственный вид деревьев, достигающих реального господства в джунглях. В американских джунглях это делают виды Ocotea семейства магнолиевых и дерево валлаби, в Африке — железное дерево (Cynomatra alexandri) и высокий, необычно низко ветвящийся вид Macrolobium dewevrei, а в Азии — рощи камфарных деревьев на Борнео.

Причины преобладания одного вида в некоторых местах не вполне ясны. Деревья, господствующие в одном лесу, можно найти в другом лесу вперемежку с представителями других видов. Очевидно, правило джунглей допускает такие отклонения и различия до тех пор, пока они не мешают динамическому равновесию леса в целом.

Последним фактором, регулирующим жизнь джунглей, являются животные. Они могут оказывать на растительность не меньшее влияние, чем, скажем, бобры в северных лесах нашей страны. Численность любого вида животных то увеличивается, то уменьшается. Их лежки, норы, подкопы и другие следы жизнедеятельности в изобилии встречаются в джунглях.

Но наиболее противоречивое влияние на джунгли все же оказывают люди. Зоологи, антропологи, этнологи и даже социологи уже давно размышляют о том, где следует провести черту между человеком как «искусственным» фактором и человеком как естественной силой природы, представителем одного из видов фауны. По моему мнению, человек является составной частью биоценоза^[17] и играет свою роль в жизни тропического дождевого леса, причем гораздо дольше, чем предполагалось ранее.

В основных поясах джунглей существуют так называемые вторичные и третичные леса, возникшие в результате деятельности человека. Вторичный лес вырастает на участках, которые некогда были расчищены искусственным способом; его развитие довольно сильно отличается от обычной регенерации джунглей. Термин «третичный лес» иногда используется для обозначения растительности на участках, подвергавшихся расчистке более одного раза.

Расчистка в джунглях производится разными способами. Сегодняшние «цивилизованные» люди с бульдозерами, динамитом и другими эффективными средствами уничтожения, как механическими, так и химическими, действительно могут стереть с лица земли крупные районы джунглей. Однако местные жители, даже с купленным в магазине стальным топором и двуручной пилой, едва ли могут сделать нечто большее, чем вырубить молодые побеги и кустарники, избавиться от лиан, подрубив их у основания, а затем окопать корни больших деревьев и сжечь их, когда они упадут.

Этот метод использовался первобытными людьми с незапамятных времен и известен под названием подсечно-огневого земледелия. Работа отнимает очень много сил: все мужское население деревни может годами заниматься ею. Даже закончив расчистку, будущие фермеры получают участок, усеянный огромными стволами деревьев, часто громоздящихся друг на друге до высоты тридцати футов. Среди завалов уже начинает пробиваться вторичная поросль. Новые ростки необходимо уничтожить, прежде чем люди смогут посадить между упавшими стволами свои скромные клубни и съедобные растения. Весь процесс представляет собой бесконечную битву.

Жители каждой деревни неутомимо вгрызаются в джунгли и одной лишь силой своих мускулов временно отвоевывают небольшой участок для одного-двух урожаев. Затем люди откочевывают на другое место, и процесс начинается снова.

Таким образом, человека следует рассматривать как естественный фактор в жизни джунглей. Как и другие животные, он вносит лишь слабо заметные изменения в среду обитания тропических дождевых лесов.

Все сказанное выше относится к низменным джунглям, растущим на сравнительно ровной местности. Но воздействие человека на горные и другие «высокие» джунгли может быть катастрофическим. Многие из них растут на очень крутых склонах и являются конечным результатом природной деятельности, начавшейся задолго до появления человека. В отличие от низменных джунглей, они не обладают большой устойчивостью и способностью к быстрой регенерации. После расчистки тонкий слой почвы, на которой они растут, с необыкновенной быстротой смывается тропическими ливнями. Поэтому обширные районы, некогда покрытые густым высокогорным лесом, ныне превратились в голые скалистые склоны.

Глава одиннадцатая Гиганты растительного мира

В живой, пульсирующей общности джунглей существует бесконечное количество меньших общностей; в некотором смысле каждое из миллионов огромных деревьев является миром в себе. Вы можете потратить много времени на исследование одного-единственного лесного гиганта.

При первом взгляде на эти деревья создается впечатление монументальной высоты, громадной массы листвы и относительной стройности. Последнее часто оказывается иллюзией в силу того факта, что прямой, слабо утончающийся ствол начинает ветвиться лишь в сотне футов от земли. Деревья выглядят практически неразрушимыми. Разумеется, они умирают, хотя продолжительность их жизни никем не подсчитана, но даже тогда стволы так прочно удерживаются лианами и другими деревьями, что не падают до тех пор, пока не сломаются все ветви. Ствол рушится по частям.

Дерево в тропическом дождевом лесу по праву можно назвать отдельным миром не только из-за огромной кроны, которая может достигать сотни футов в толщину, но также из-за полого ствола. Большинство крупных деревьев изнутри представляют собой трубы с тонкими стенками, причем полости обычно распространяются во все главные ветви.

Внутри этих лесных гигантов существует, наверное, самая странная и загадочная природная среда, известная на нашей планете, более близкая к описаниям из научно-фантастических романов, чем к повседневной жизни. По сути дела, это воздушные пещеры, которые служат убежищем и охотничьими угодьями для гораздо большего количества живых организмов, чем можно найти в обычных пещерах.

Полые деревья особенно часто служат домом для животных в западноафриканских и конголезских джунглях. Мы неоднократно обнаруживали в стволах целые зверинцы, от леопардов до бактерий. Во время экспедиции в Камерун мы собрали с одного дерева более тысячи разных животных.

Постепенно мы приспособили наши охотничьи методы к этой своеобразной особенности тропического леса. Как-то ночью в джунглях Британского Гондураса мы поймали какомицли (Bassariscus astutus) — тропического кузена кольцехвостой кошки Южных и Западных штатов США. Надежно упрятав животное, мы решили, что логово его подруги находится в дупле, расположенном высоко на соседнем дереве.

На следующий день мы отправились на поиски. Вооружившись веревками и блоками, мы поднялись высоко над землей, к отверстию, которое вело во внутреннюю полость дерева. Там было достаточно места, чтобы мой спутник мог войти и оглядеться по сторонам. Посветив фонариком, он обнаружил, что может маневрировать без труда — как человек, спустившийся в большой заброшенный колодец. Я спустился вниз и встал с ружьем наготове, поджидая животных, которых он мог выгнать из укрытия. Какое-то время изнутри доносился лишь глухой рокот, свидетельствовавший о его продвижении в недрах дерева.

На самом деле дупло вовсе не было логовом самки какомицли. Но как часто бывает, другие сокровища с лихвой возместили упущенное. Это полое дерево служило пристанищем для крупных, довольно редких крыс серой и белой окраски, тоже необходимых для наших исследований. Три крысы убежали от моего спутника и появились из расщелины у основания дерева (обычно в стволе есть несколько входов и выходов). Мне удалось изловить двух.

В основании больших деревьев часто имеются сводчатые входы в пустотелую колонну, похожие на готические арки и достаточно большие, чтобы человек мог спрятаться внутри. Я сам прятался в них, чтобы незаметно наблюдать за дикой жизнью на поверхности земли. По центру дерева обычно находится конус или пирамида сухих древесных отходов, иногда достигающая значительной высоты. Постоянный дождь из древесной трухи, щепок и другого растительного мусора вызван животными, гнездящимися внутри.

Такая куча сухой древесины пожароопасна; если она случайно воспламенится, все дерево может погибнуть. Дупла, расположенные высоко над землей, в полых ветвях или в самом стволе, создают сильную воздушную тягу, способствующую распространению пламени. Опасность очевидна, и, возможно, я сознаю ее острее, чем большинство людей, так как однажды едва не пал ее жертвой.

Это случилось в Гондурасе, вскоре после того как мы разбили новый лагерь в джунглях. Во время утреннего бритья мой спутник (тот самый, который выгнал крыс из полого ствола) увидел, как какое-то непонятное существо скрылось в дупле рядом с нижними ветвями гигантского дерева, стоявшего возле нашего лагеря. Он видел животное лишь мельком, а дупло находилось на высоте шестиэтажного дома, но существо показалось ему интересным, и мы вознамерились поймать незнакомца.

Один из самых простых способов добычи животных из полого дерева — выкурить их наружу. Серные пары действуют на них не менее эффективно, чем слезоточивый газ во время облавы на гнездо гангстеров. Однако у этого дерева был «неудобный вход». Полость начиналась между двумя тонкими контрфорсными корнями, расходившимися от основания почти всех деревьев в этом лесу, а затем поворачивала внутрь почти под прямым углом. На наш взгляд, лучше всего было поставить внутрь жаровню с серой и горелку для нагрева. Серные пары выгонят обитателей дерева из дупла к развилке ствола, где они станут легкой мишенью.

Через полчаса мы поняли, что этот логичный план не работает. Дым так и не повалил из верхнего дупла, и, разумеется, не появилось никаких животных. Очевидно, внутренняя полость в каком-то месте была закупорена древесной трухой. Подъем до развилки дерева казался довольно легким. Много крупных лиан свисало сбоку от вершины; их тесное переплетение давало хорошую опору для рук и ног, а прочности было более чем достаточно, чтобы выдержать вес взрослого человека.

Я полез наверх с длинной веревкой, собираясь стравить ее вниз от развилки, чтобы затем поднять жаровню с серой и горелку. Не будучи опытным гимнастом, я не торопился, пробуя каждую лиану и убеждаясь, что она не подгнила изнутри и не изъедена насекомыми. Время от времени я останавливался и отдыхал в тех местах, где лианы переплетались особенно тесно, образуя некое подобие гамака. Но даже несмотря на это, я был не прочь отдохнуть еще, когда достиг развилки.

К своему удовлетворению, я обнаружил, что здесь лианы образуют большой плетеный «балкон» между двумя мощными ветвями, отходившими под углом от ствола к лиственному пологу джунглей. Сухие листья, другие лианы, папоротники и даже кустики травы накапливались в этой естественной корзине, образовав толстый, ровный слой размером с небольшую комнату. С облегченным вздохом я опустился туда, убедившись сначала, что вокруг нет скорпионов и других неприятных существ, и выкурил сигарету, прежде чем опустить на землю конец веревки.

Втащив наверх зажженную горелку, жаровню с серой и бутылку воды, я огляделся по сторонам в поисках удобного насеста, чтобы поймать животное, которое я собирался выгнать наружу. Дупло находилось примерно в десяти футах наверху, под одной из крупных ветвей. С ветви свисали три толстые лианы, позволившие мне подняться вместе со снаряжением, а маленький деревянный карниз, расположенный сразу же за отверстием, послужил удобной подставкой для жаровни, чтобы ее можно было нагревать постепенно. Это была довольно тонкая операция, поскольку я хотел лишь выманить животное наружу, а не усыпить его. Внезапная вспышка могла привести к образованию большого количества сернистых паров; тогда обитатели дерева задохнутся и упадут в недра ствола, прежде чем у них появится возможность убежать.

Я едва успел установить жаровню и горелку, когда на меня уставились две маленькие мордочки — не более чем в двух футах от моего носа, и их выражение было скорее любопытным, чем испуганным. Их маленькие круглые головы с аккуратными, низко посаженными ушами и большими ярко-желтыми глазами придавали им добродушный и миролюбивый вид. Они носили меховые шубки, а их мощные конечности заканчивались маленькими когтистыми лапами, похожими на ручки. Это были кинкажу, удивительные древесные животные американских джунглей, похожие одновременно на котенка, плюшевого мишку и лемура. Возможность поймать пару живых кинкажу была редкой удачей — и к тому же еще до завтрака!

Волна серных испарений отогнала их назад в дупло, что дало мне время завязать на веревке скользящую петлю. Появившись снова, они выглянули наружу и так тесно прижались друг к другу, что когда я рывком затянул петлю, она поймала их обоих. Рывок оторвал их от ствола, так как дупло находилось под веткой, и я начал быстро стравливать веревку. Кинкажу смогли освободиться лишь возле самой земли, где их проворно схватили мои помощники.

С нескрываемым торжеством я вылил воду из бутылки в дупло, чтобы погасить искры, которые могли остаться внутри, и вернулся на платформу у развилки дерева. Привычка к осторожности на большой высоте заставила меня испробовать на прочность опору для ног, пока я еще крепко держался за лианы, свисавшие сверху. Это было большой удачей, поскольку в тот момент, когда я поставил ногу на площадку, где спокойно отдыхал еще полчаса назад, раздался громкий треск и вся масса растительности рухнула в широкий зияющий ствол. Почти одновременно с этим послышался рев, и язык пламени выстрелил вверх, сопровождаемый фонтаном искр, разлетевшихся до вершин соседних деревьев.

Обычно считается, что огонь в джунглях не представляет особой угрозы. Более того, в этом лесу было очень сыро. Три дня шел моросящий дождь, а ясному рассвету предшествовала туманная ночь, влажная и жаркая, как парилка в турецкой бане. Повсюду с листьев еще капала вода. Но внутри полого ствола может быть так же сухо и уютно, как под крышей самого прочного дома. Это дерево, несомненно, обладало подобной защитой, а мы забыли пролить водой полость у основания ствола после того, как пытались выкурить животных снизу. Сухое дерево долго тлело, и огонь накапливал силу все время, пока я лез наверх и отдыхал на платформе, которая, как теперь стало ясно, и служила пробкой, сдерживавшей пламя. Теперь, когда пробка исчезла, целые тонны раскаленного порошкообразного угля вырвались из жерла природной трубы шириной около пяти и высотой более пятидесяти футов.

Сильный жар заставил меня вскарабкаться по большой ветке. Позднее мне рассказывали, что с земли это выглядело так, будто я с птичьей непринужденностью воспарил на целых тридцать футов, но я просто не помню, как мне это удалось. Я снова стал воспринимать окружающее лишь после того, как достиг относительно безопасного места. Теперь я находился вне досягаемости языков пламени, но на высоте около восьмидесяти футов над землей, откуда края контрфорсных корней, острые как кинжалы, казались еще менее привлекательными, чем огненный ад, бушевавший в стволе.

По-видимому, мне оставалось лишь перебраться с этого дерева на ветку соседнего древесного гиганта. Но когда я двинулся вперед по выбранному маршруту, опора под моими ногами становилась все более зыбкой, и наконец ветка угрожающе согнулась под моим весом. Я был вынужден отступить.

Между тем рев пламени, треск и шум падения ветвей меньшего размера заглушали любые крики. Я мог вопить во всю глотку, и с земли мне что-то кричали в ответ, но мы не слышали ничего, кроме треска и грохота. Однако я мог видеть своих помощников и спустя какое-то время перевел на язык действий их жесты, поначалу казавшиеся бессмысленными. Они указывали на отдельную лиану, свисавшую с моей ветки на безопасном расстоянии от ствола и почти достигавшую земли. Если она не гнилая, то я смогу без особых усилий спуститься вниз и спастись.

Мне повезло, но как бы в напоминание о грозившей опасности оранжевые языки пламени вырвались из небольших дупел в нижней части ствола, пока я спускался со всей быстротой, на какую был способен. Последние несколько футов я падал и успел приземлиться как раз вовремя, так как через несколько секунд одна из нижних ветвей с треском рухнула на землю, разбросав нас на бегу и оборвав ту лиану, что спасла меня. Удача не изменила нам и в дальнейшем: утратив массивную ветку, дерево наклонилось в сторону от нас; поэтому когда оно наконец рухнуло в ужасающем вихре дыма и искр, наш лагерь не пострадал.

Пылающее дерево в джунглях представляет собой пугающее и жуткое зрелище, даже если вы не находитесь наверху. Однажды мы нечаянно подожгли еще более крупное дерево в Западной Африке, когда собирали образцы животных методом выкуривания. Этот гигант горел четыре дня, освещая небо по ночам, а когда он рухнул, земля заметно содрогнулась даже в четырех милях от места его падения.

Находясь в кроне одного из лесных великанов, вы осознаете его размеры гораздо более остро, чем на земле. Хотя у нас нет точных сведений о высоте и обхвате ствола больших деревьев в тропическом дождевом лесу, громадная масса листвы превосходит любые деревья в зоне умеренного климата.

Вопрос о том, где растут самые большие, самые массивные и высокие деревья, до недавнего времени служил предметом оживленных дискуссий и взаимных притязаний, особенно в Соединенных Штатах, с их тягой ко всему «лучшему и величайшему». Но сейчас положение прояснилось, и мы не будем держать его в секрете.

Самым крупным деревом в Америке является секвойя (Sequoia sempervirens) под названием «генерал Шерман», которая стоит в национальном парке Секвойя в Сьерра-Неваде. Она имеет высоту лишь 255 футов, зато 75 футов в диаметре, и объем ее ствола (без ветвей) оценивается в 50 000 кубических футов. Самое высокое дерево в США — тоже секвойя, высотой 364 фута. Абсолютный рекорд удерживает серебристая ель из Британской Колумбии, высота которой составляла 417 футов. За ней следует австралийский Eucaliptus regnans высотой 382 фута.

Деревья в джунглях не достигают такой высоты, но если говорить о «величайших» в привычном смысле массы, то в этих лесах есть растительные организмы, намного превосходящие по величине все, что находится за их пределами. Австралийский эвкалипт — невероятно высокое веретенообразное дерево со сравнительно маленькой кроной. Хвойные великаны Британской Колумбии похожи на остроконечные башни. Но гигантские деревья джунглей имеют раскидистую крону с обильной листвой, поэтому их общая масса находится вне конкуренции с любыми другими видами.

Однажды в Коскомбских горах на севере Гондураса я видел красное дерево высотой более 200 футов. Чтобы обхватить его у основания, потребовалось 24 человека, взявшихся за руки. Таким образом, диаметр ствола внизу составлял 44 фута — и это была сплошная древесина, без единой полости. У основания дерева вида Terminalia я проводил замеры контрфорсных корней, отстоявших от ствола более чем на 50 футов. Чтобы окружить все четыре корня, понадобилось бы 480 человек со средним размахом рук в шесть футов.

Число этих корней, как и главных ветвей больших деревьев, обычно равно четырем, хотя иногда бывает и больше. Каждый корень расположен под соответствующей веткой. Стволы, в основном гладкие и с очень тонкой корой, начинают ветвиться где-то на половине высоты дерева, а сами главные ветви разветвляются в значительно меньшей степени, чем на деревьях зоны умеренного климата. Еще одной странной особенностью большинства деревьев с контрфорсными корнями является то, что ствол толще всего у вершины корней и сужается от этой точки вверх и вниз.

Ботаники долго ломали голову над вопросом, почему большие здоровые деревья в джунглях полые внутри, в то время как в других лесах подавляющее большинство деревьев имеет сплошную древесину. Теперь известно, что это часто начинается, так сказать, с самого рождения, когда толщина ростка не превышает большого пальца взрослого человека. Если вы разрубите такой росток с помощью мачете, то увидите маленькую черную дырочку точно посередине. Оттуда иногда выползает множество черных муравьев, начинающих бесцельно кружить у разреза или спускаться по стеблю. Именно они являются причиной возникновения центральной полости.

Яйцекладущие матки этого вида муравьев пробуривают дырочки в проросшем орехе и окукливаются внутри. Они приносят с собой споры определенных грибов, которые приступают к работе в нежной сердцевине ореха и молодого ростка, превращая ее во влажный пористый материал, идеально подходящий для вскармливания муравьев. Эти грибы растут только в темноте, поэтому они не разъедают стебель насквозь, а «идут в ногу» с его ростом и расширением, поддерживая строгое отношение диаметра полости к толщине ствола.

Этот процесс продолжается до конца жизни дерева, поэтому ствол двадцати футов в диаметре у основания может иметь стенки футовой толщины. Однако древесина этих деревьев столь прочна, что они все равно выдерживают вес четырех основных ветвей, не говоря уже о полусотне дополнительных, каждая из которых не уступает по толщине старому дубу в наших лесах. Нормальный рост дерева происходит благодаря тому, что все питательные вещества переносятся в тонком слое между корой и древесиной, который называется флоэмой (лубяная ткань).

Крайне благоприятные условия для растительности в большинстве джунглей отчасти объясняют несравненное разнообразие гигантских деревьев. Палитра разных видов в одном лесу кажется совершенно невероятной тем, кто знаком лишь с лесами умеренного климата. Однажды, много лет назад, мне выпала честь познакомиться с замечательным человеком, который впоследствии приобрел большую известность в области тропического лесоводства. Его звали Р. Д. Розвир. Позднее он стал старшим лесничим протектората Нигерии и Британского Камеруна, но во время нашего знакомства в его обязанности входили долгие обходы джунглей, которыми он заведовал. Передвижение было возможно лишь пешком, по лесным тропинкам, а снаряжение переносилось на головах коренастых туземцев — на манер, знакомый многим по приключенческим кинофильмам.

Мистер Розвир сказал мне, что в одном из таких обходов за два дня ходьбы (а человек его опыта проходит около двадцати миль в день) он не смог увидеть двух одинаковых деревьев. Признаюсь, сначала это показалось мне выдумкой, но после двадцати лет работы в джунглях я больше не сомневаюсь в его утверждении.

Ни одно дерево не оказало более глубокого влияния на человечество, чем высокое, стройное растение, первоначально названное ботаниками Syphonia, а позднее Hevea (гевея), из которого древние коренные американцы извлекали продукт, известный под названием каучука. Когда испанские конквистадоры увидели прыгающий мячик, зрелище позабавило их, но каучук долгое время оставался лишь игрушкой, пока Чарльз Гудьер не открыл вулканизацию.

Деревья, дающие каучук, растут по всей долине Амазонки в таком изобилии, что более пятидесяти лет назад, уже после начала «каучукового бума», проницательный британский натуралист Альфред Уоллес был вполне уверен, что Бразилия всегда сможет удовлетворять мировую потребность в резине.

Когда друг Уоллеса Ричард Спрюс отплыл к Ориноко из амазонского порта Манаус в 1850 году, это был небольшой поселок, чья сонная летаргия казалась ему преувеличенной даже для тропиков. Четыре года спустя, когда он вернулся в Манаус по Риу-Негру после приключения с индейцами, пытавшимися убить его, поселок превратился в сумасшедший дом: пароходы пришвартовывались к новому причалу, количество домов увеличилось вдвое, а люди вокруг сновали с поспешностью, какой он никогда раньше не видел в Бразилии. Цена на резину подскочила от трех центов до трех долларов за фунт, а население Манауса выросло с 3000 до 100 000 человек. Резиновые миллионеры построили мраморный оперный театр, заказывали роскошную одежду и мебель из Европы, импортировали лучшие вина. Однако Спрюс не принял участия ни в этой вакханалии, ни в жестокой эксплуатации сборщиков резины, сопровождавшей ее.

Ранее он пытался отослать несколько ростков в Англию; его работы в области ботанической классификации были настолько революционными, что один из видов был назван в его честь. Но путешествие оказалось слишком долгим, и растения не выжили. После начала бума бразильское правительство приняло строгие меры, чтобы предотвратить экспорт семян или растений каучукового дерева. Запрет исполнялся с таким усердием, что за пятьдесят лет никому не удалось обойти его. Затем англичанин по имени Генри Уикхэм провез контрабандой достаточно семян, чтобы основать резиновые плантации на Малайе и в Индонезии, и вскоре его бизнес составил конкуренцию амазонским джунглям. Манаус утратил свой блеск и половину населения, а джунгли, безразличные к тому факту, что тысячи добровольцев, слуг и рабов расстались с жизнью, работая в невыносимых условиях, снова сомкнулись над вырубками.

Другое дерево помогло решить проблему вывоза резины из джунглей. Пароходы, сотнями привозившие новых работников и увозившие резину, сжигали в своих топках дерево; ни один из них не мог нести груз угля, необходимый для такого путешествия. Спешившие пассажиры постоянно жаловались, поскольку им приходилось останавливаться через два-три дня, пока команда высаживалась на берег и рубила деревья. Их любимой добычей было элегантное дерево, растущее почти исключительно в амазонском регионе. Оно достигает ста футов в высоту и имеет крону в виде узкого перевернутого конуса. Его причудливая шелушащаяся кора имеет теплый коричневый оттенок, из-за которого оно было названо «бронзовым деревом». Древесина представляла особую ценность, так как хорошо горела даже в сыром виде. Спрюс был первым человеком, увидевшим в бронзовом дереве что-либо, кроме топлива, поэтому в ботанической классификации оно называется Enkylista spruceana. Оно и Hevea brasiliensis пережили резиновый бум и эпоху пароходов.

Для жителей северных широт самыми замечательными из всех тропических деревьев являются пальмы. Они служат синонимом солнца, тепла и мягкого щедрого климата. Кроме того, они необычайно своеобразны и кажутся почти нереальными в своей строгой упорядоченности. Пальмы обладают геометрическим совершенством кристаллов; они в точности воспроизводят себя десятками тысяч, а их красота и изящество несравнимы с любой другой растительностью. Стволы у большинства пальм прямые, как флагштоки. Листва образует аккуратные короны неизменного стиля, не говоря уже о сказочных цветах и плодах.

Пальмы составляют заметную часть многих джунглей, а в некоторых даже играют ведущую роль. Они ведут себя точно так же, как другие деревья при формировании верхнего лиственного полога и промежуточных ярусов, где отдельные виды могут благоденствовать в глубокой тени. Существуют тысячи разновидностей пальм, но для большинства людей они ассоциируются либо с невысокими пальметто (пальма сабаль), либо со статными королевскими пальмами, насаженными вокруг роскошных особняков Южных штатов США, либо с кокосовыми пальмами.

Одно из необычных свойств кокосовой пальмы заключается в том, что она не только хорошо переносит, но даже любит соленую воду. Поэтому она лучше всего растет на морских побережьях. Происхождение кокосовой пальмы неизвестно, но сейчас ее можно обнаружить почти везде в тропических и субтропических широтах. Рощи кокосовых пальм имеются на каждом острове, окаймляют любой берег с песчаным пляжем. Крупные орехи дают еду и питье, листья дают отличный материал для крыш, стволы — ценную древесину. Мы не можем точно сказать, чем вызвано столь широкое распространение этого вида пальм: то ли тем, что кокосовые орехи хорошо держатся на плаву и могут длительное время перемещаться в соленой воде, то ли тем, что люди перевозили их с места на место для своих целей.

Человек нашел применение многим другим видам пальм. Они служат основным предметом торговли для людей, живущих на островах, и входят в состав множества продуктов современной индустрии. Различные сорта мыла изготавливаются на основе пальмового масла из Западной Африки, воск для обувных кремов добывается из пальмы карнауба.

Разумеется, не все пальмы растут в джунглях; фактически большинство из них предпочитает другую природную среду. Но они играют довольно значительную роль в тропических дождевых лесах, особенно в горных джунглях. Многие рощи состоят исключительно из пальм, чьи ростки используются для приготовления вкуснейшего салата, который в некоторых американских тропиках называется «пальмовым салатом». В пищу идет нежная верхушка растения, расположенная у основания расходящихся листьев.

Обильное употребление салата может означать уничтожение целого леса. Особенностью большинства пальм является то, что они не имеют резервов для роста — лишь одну-единственную почку, повреждение которой убивает росток. Эта особенность заставила одного весьма красноречивого ботаника написать следующие слова: «Подобно безрассудному игроку, пальма ставит все на одну карту».

Я сталкивался с распространенным предрассудком, что джунгли состоят в основном из кокосовых пальм и бананов (среди которых существует более восьмисот съедобных разновидностей). Это полная ерунда. Съедобные бананы без сомнения выведены человеком, как и кукуруза. Однако отдаленные родичи бананов — Waha, Strelitzia и другие — действительно растут на окраинах джунглей, по берегам проток, рек и на других открытых участках.

Одним из самых прочных деревьев, растущих в джунглях, является пальма кохуна (Orbignia cohune) с крыловидными листьями. Она растет в различных лесах Центральной и Южной Америки и обладает едва ли не самой твердой древесиной на свете. Если вы прорубаете себе дорогу с помощью мачете и клинок вдруг выскакивает у вас из рук с характерным звенящим «тванг!», словно вы попытались рубануть стальную решетку, то вы наткнулись на пальму кохуна. Возможно, с первого взгляда вы не признаете ее за пальму, так как ее ствол напоминает стволы других широколиственных деревьев джунглей: он более или менее гладкий и не чешуйчатый. Лишь когда вы посмотрите на огромную крону с титаническим размахом мощных листьев, то сразу поймете, что это пальма.

История жизни кохуны довольно интересна. Орех имеет твердую как камень скорлупу, из которой получается отменный уголь, даже более чистый, чем из кокосовой скорлупы. Мякоть содержит ценное масло. Пальма пускает однолистовой росток, ничем не выделяющийся среди соседей, но вскоре (благодаря тому, что на этой стадии побег хорошо переносит тень) вырастает до размеров среднего фруктового дерева с прекрасными зубчатыми листьями, растущими от нижней части ствола по рисунку «французской лилии». Может показаться, что дерево достигло расцвета своей зрелости, но это вовсе не так. При благоприятных условиях оно растет все выше и выше, пока наконец не пронзает лиственный полог джунглей, становясь одним из столпов леса. Нижние вайи отмирают, оставляя ствол совершенно обнаженным на сорок — пятьдесят футов. Лишь тогда, когда крона открыта прямым солнечным лучам, пальма начинает цвести и плодоносить.

Пальма кохуна присутствует во многих джунглях, а кое-где занимает господствующее положение. Я видел один лес в Центральной Америке, состоящий почти исключительно из этих пальм и высоких фиговых деревьев с корзинообразным стволом — странный, прекрасный, тихий… и полный кусачих насекомых. Однако мне показалось, что этот лес не достиг своего расцвета естественным путем. Очевидно, во времена цивилизации майя здесь была специально высажена плантация пальм. Но хотя индейцы майя пользовались орехами кохуна, стволы деревьев не поддавались ударам каменных топоров, как бы ни старались лесорубы. Пальмы сохранились и заняли почти весь район просто потому, что их оказалось невозможно вывести теми средствами, которые тогда имелись в распоряжении человека. Даже умирая, они практически никогда не падают. В других джунглях можно увидеть огромное множество упавших лесных великанов, но мертвые пальмы кохуна упорно продолжают стоять. Они перестают пускать новые вайи, а старые понемногу отмирают и падают вниз. Прямой столб с закругленной верхушкой много лет торчит среди лиственного полога джунглей и рушится постепенно, начиная с верхней части.

Однажды в Центральной Америке мы получили практическую демонстрацию жизнеспособности пальмы кохуна. Разбивая лагерь, мы срубили молодое деревце вровень с землей, и получилось так, что наша постель была расположена прямо над пеньком. Через несколько суток мы провели ужасную ночь, жалуясь на неудобство нашего временного ложа. Наутро мы обнаружили, что пальма выпустила крепкий цилиндрический побег прямо из центра пенька, который вырос на четырнадцать дюймов и ночью врезался в середину нашего матраса.

Другие гиганты джунглей являются старшими братьями некоторых из наших домашних и малых садовых растений. Несколько родичей ногоплодника (Podocarpus), один из которых носит весьма уместное название elongata^[18], вырастает в тропиках до высоты 90 футов, с массивными ветвями и стволом соответствующих размеров. Растения семейства барвинковых, которые в нашем климате хорошо смотрятся на клумбах и в декоративных оконных коробках, в джунглях Южной Америки представлены древесным гигантом, который называется «молочным деревом» из-за цвета его сока. Жидкость отдельных видов освежает и даже полезна для здоровья; у других это настоящий яд. Само дерево достигает таких размеров, что в холмистых районах оно иногда господствует над джунглями.

Фиалки в тропическом дождевом лесу не достигают такого величия, но их родственники в облике деревьев вырастают до высоты 20–50 футов. Маргаритки цветут на древесном стволе примерно равных размеров. На свете едва ли существует хотя бы один вид деревьев, который нельзя было бы найти в том или ином уголке джунглей достигшим красоты и величия своих самых могучих сородичей.

Глава двенадцатая Лесные ткачи

Вьющиеся растения (лианы) уже упоминались в качестве воздушных трасс, обеспечивающих доступ к верхним этажам джунглей. Любители кинофильмов знакомы с ними по невероятным акробатическим трюкам Тарзана. Но в тропическом дождевом лесу они выполняют гораздо более важную роль. Они жизненно необходимы для существования джунглей. Дело в том, что джунгли не состоят из отдельных деревьев. Они связаны воедино прядями лиан; «летающие континенты» сплетены ими в гигантский, нераздельный организм.

Эта растительность, масса живого и дышащего вещества, живет на деревьях. Она так прочно и причудливо связывает их кроны, что иногда приходится срубить дюжину толстых стволов над самыми корнями, прежде чем упадет хотя бы один из них. Однажды я целый день карабкался по воздушной тропе, часами перерубая живые путы, прежде чем необъятная масса листвы начала клониться к земле. Но даже тогда ничего не рухнуло; верхний покров листвы был так тесно переплетен, что она лишь просела как огромное желе.

По-видимому, именно это невообразимое переплетение побудило некоторых писателей назвать джунгли «зеленым адом». Однако при более близком знакомстве с массивной лиственной крышей у человека возникает впечатление, будто он находится дома. Одним из наиболее драматических свидетельств такой перемены в отношении к джунглям — от «зеленого ада» к «зеленому убежищу» — являются замечательные воспоминания подполковника Ф. Спенсера Чепмена, который провел три года в малайских дождевых лесах во время Второй мировой войны. Эта книга называется «Джунгли: нейтральная зона».

Оставшись, чтобы присоединиться к местному партизанскому движению, когда японцы оккупировали полуостров в первые месяцы войны на Востоке, Чепмен научился выживать в джунглях, хотя опыт достался ему дорогой ценой. Бездушные армейские чиновники выбрали его среди других, потому что он был опытным путешественником, натуралистом и скалолазом. Однако до тех пор все его исследования ограничивались Арктикой и Гималаями! Его игра в прятки с японцами, головокружительные пленения и побеги, борьба с болезнями, ранениями и вражескими кознями затмевают любой художественный вымысел. За время, проведенное на Малайском полуострове, его отношение к джунглям претерпело замечательную перемену.

Первым впечатлением Чепмена был сумрак. Он почти не видел неба и жаловался на угнетающую монотонность темно-зеленого света. Куда, удивлялся он, подевались все яркие, многообразные краски, которыми, по его мнению, должна была блистать тропическая растительность? Лишь позднее он обнаружил, что эти краски присутствуют в лиственном пологе леса, невидимом снизу. Тренируясь в «навигации по джунглям» (действительно трудно определить направление, когда днем нельзя увидеть солнце, а ночью звезды), он заблудился и провел ночь в полном одиночестве.

«Сначала меня одолевала паника, — признается он. — Я чувствовал себя непрошеным гостем во враждебном, первобытном мире. Случайный хруст ветки или зловещий шорох листвы действовал мне на нервы. Я был настолько уверен, что за мной следит тигр, что меня прошиб холодный пот, а волосы на загривке встали дыбом от страха. Я обнаружил, что иду все быстрее и быстрее, а затем перешел на бег».

Постепенно он привык к этому, а потом усвоил, что джунгли, если и не проявляют дружелюбия, то, во всяком случае, нейтрально относятся к человеку, как и гласит название его книги. Из молодых побегов вырубались шесты для хижин; широкие пальмовые листья, достигавшие тридцати футов в длину, шли на укладку крыш; стебли ротанга прочно скрепляли конструкцию. Японские солдаты боялись глубоко проникать в джунгли, служившие пристанищем не только для партизан, но и для местных лесных жителей — независимого народа, называвшего себя сакаями. Помимо безымянных ужасов, японцев, вероятно, сдерживало опасение, что они не смогут выбраться наружу.

Проблемы, которые испытывал Чепмен в путешествиях по джунглям, становятся яснее, когда он рассказывает о переходе от одного убежища к другому, расположенному за тридцать миль от первого. Большая часть маршрута проходила по старой тропе, но последние три мили им пришлось прорубать себе дорогу, чтобы добраться до нужного места. Двоим лучшим следопытам и Чепмену, сверявшему маршрут по компасу, понадобилось три дня, чтобы прорубить тропу в ярд шириной.

Важная роль лиан подчеркивается в его воспоминаниях о встрече со слонами. Как-то раз, охотясь за дикой свиньей, Чепмен услышал невдалеке трубные звуки, издаваемые слонами, и сумел подкрасться очень близко к стаду. Видимость, по его словам, не превышала десяти ярдов. Огромные животные почуяли его запах, прежде чем он успел ясно увидеть их, «так как после утробного рева, пронизавшего меня до мозга костей, все стадо начало двигаться. В тот момент, когда я увидел колыхание подлеска и свисающих лиан, я повернулся и побежал, спасая жизнь. В этой части джунглей росли лишь молодые деревца, которые слон мог снести, даже не заметив их, или огромные стволы, по которым невозможно забраться наверх. Но наконец я нашел дерево, оплетенное лианами, и полез вверх с обезьяньей скоростью. Я висел там, с ружьем через плечо, а стадо с треском проносилось внизу, и я лишь краем глаза видел массивные серые спины по обе стороны от моего дерева. В то время я был убежден, что слоны охотятся за мной, но позднее обнаружил, что приблизился к ним с того направления, откуда они вошли в кустарник. Почуяв мой запах, они всего лишь развернулись и побежали обратно».

К тому времени Чепмен научился использовать растительные особенности джунглей, включая лианы. Название «лианы» относится к бесчисленным разновидностям вьющихся растений с древесными стеблями, в противоположность ползучим и стелющимся растениям с мягкими травянистыми стеблями. Обе разновидности известны в наших лесах, но в джунглях их в четыре-пять раз больше, не говоря уже о том, что они значительно крупнее и могут принимать самые фантастические обличья.

Существует четыре основных типа этих растений, классифицируемых по принципу прикрепления к опоре, позволяющей им оторваться от земли (по определению, они не могут стоять прямо на собственном стебле). Многие из них коренятся в почве или в воздушных садах, черпающих жизненные соки из отложений растительного мусора, падающих сверху. Но некоторые просто поглощают минеральные соли из воды, сбегающей по стволу, или висят свободно, разбросав в воздухе мясистые корни, впитывающие влагу из атмосферы.

Во-первых, есть цепляющиеся лианы. Как следует из их названия, они просто растут вверх и вокруг, цепляясь за другие растения или ветки, иногда спутываясь с ними, но не прилегая плотно. В наших садах примером такого рода служит многоцветковая вьющаяся роза. Среди их родственников есть гораздо более крупные и длинные лианы, а также небольшое количество ползучих растений.

Вьюны, принадлежащие ко второй группе, обвиваются вокруг дерева-хозяина на манер глицинии, вьющихся бобов или «лозы-душителя». Такие растения имеют чувствительный кончик, обладающий способностью вращаться (всегда в одном направлении), пока он не обовьется вокруг любой опоры, которую сможет найти. Вьюны начинают свою «карьеру», карабкаясь вверх по молодым побегам или другим лианам; они редко могут обвить взрослое дерево.

Корневые лианы льнут к опоре (это может быть как дерево, так и скалистая поверхность) посредством особых воздушных корней, которые обычно развиваются исключительно ради этой цели и почти не поглощают питательные вещества, необходимые для растения. Среди знакомых нам примеров из средней полосы можно привести английский плющ и виргинский вьюнок. В джунглях это обычно небольшие травянистые лозы, растущие в тени нижних этажей леса. Большие корневые лианы с древесным стеблем, не уступающие наиболее старым экземплярам английского плюща, сравнительно редко встречаются в высоком экваториальном лесу.

И наконец, джунгли служат домом для большого количества лиан, выпускающих усики для поддержки, как виноград и бобы. Некоторые ботаники считают этот механизм наиболее специализированным из всех.

Иногда вьющиеся растения похожи на благоразумного человека, который носит одновременно ремень и подтяжки. Они пользуются двумя способами поддержки. Один из видов молочая обвивается вокруг других растений и при этом выпускает цепкие корни из узловых точек. Это дает ему возможность разрастаться до длины в несколько сотен футов исключительно над землей. Ротанг — ползучий представитель семейства пальм, некогда был одним из главных товаров азиатской торговли и до сих пор широко используется для плетения канатов, корзин и изготовления малаккских тростей, — имеет крючковатые захваты на кончиках листьев. Они помогают ему подниматься до самых вершин леса, и во многих джунглях Дальнего Востока он образует значительную часть лиственного покрова.

Всевозможные растения, которые мы никогда не считали ползучими, в джунглях могут пользоваться этими методами: папоротники, маргаритки и многие другие, в иных местах встречающиеся лишь в виде трав или кустарников. Диаметр их стебля может достигать двух футов, не уступая в прочности самым лучшим канатам человеческого изготовления. В сущности, внутреннее строение большинства лиан очень напоминает корабельные тросы. На срезе они выглядят так, словно сплетены из отдельных жгутов.

Инженерное мастерство аборигенов, переправлявшихся через пропасти шириной в несколько сотен футов, не имея металлических орудий, поражало первых европейцев, увидевших подвесные мосты. Эти мосты были сделаны из длинных прочных лиан, надежно закрепленных с обоих концов с настилом из жердей. Конечно, они ужасно раскачивались при ходьбе, но держались крепко.

Все мы знаем филодендроны как домашние растения, но в джунглях их мощные стебли с мясистыми листьями обвивают стволы величайших деревьев, иногда достигая длины в несколько сотен футов.

На больших лианах редко можно увидеть листья: почти вся листва сосредоточена в лиственном пологе наверху. Голые шероховатые стебли оплетают деревья замысловатым кружевом или свисают к земле, обычно рядом со стволами. Но иногда очень крупные лианы висят прямо в воздухе, без видимой опоры. Они росли на упавших или просто сгнивших деревьях, однако смогли выжить, поскольку отростки надежно обвились вокруг ветвей здоровых деревьев.

Путешественники, которые сплавлялись по лесным рекам, проклинали лианы, так как им приходилось разрубать или отталкивать стебли, постоянно рискуя получить сильный удар в лицо или удавку на шею. Но с другой стороны, лианы могут приносить пользу. В своем дневнике Спрюс рассказывает о путешествии на тяжело груженной лодке по затопленным джунглям между двумя притоками Амазонки. Вода была достаточно глубокой, чтобы судно могло плыть, но от весел пришлось отказаться, так как при каждом взмахе они упирались в подводные препятствия. Лианы свисали с ветвей в таком изобилии, что члены команды попросту хватались за них и подтягивали лодку вперед.

Чтобы достичь солнца, некоторые лианы пользуются любопытным методом: они прочно закрепляются на молодом дереве и ждут, пока оно вырастет до лиственного полога, унося с собой своего «наездника».

Существуют очень необычные лианы. Мы уже упоминали о таких, которые могут снабдить путешественника пригоршней чистой воды — или такого же чистого яда. Другие выделяют клейкие резиноподобные или молочные субстанции. Я видел одну лиану, из разреза которой брызнула жидкость, очень похожая на кровь. Некоторые из растительных соков являются мощными лекарственными средствами.

Мое наиболее яркое воспоминание об этом последнем типе лиан относится к экспедиции в джунглях Южной Америки, проведенной несколько лет назад. Меня укусил в палец маленький скорпион, чей яд может быть смертельным, хотя здоровый взрослый человек редко умирает от его последствий. Однако боль была весьма острой; через несколько минут моя рука онемела до плеча и приобрела мертвенно-бледный оттенок. Когда я вскрыл скальпелем укушенный палец, надеясь высосать хотя бы немного яда, то не смог выжать ни капли крови, хотя давил изо всех сил. Через полчаса после укуса мои подмышечные железы распухли и заболели, а рот наполнился слюной до такой степени, что я в буквальном смысле ходил «с пеной у рта». Надо ли говорить, что я был сильно встревожен?

К счастью, среди членов нашей экспедиции был уроженец Тринидада, которого звали Вернон Диксон Каприата — лучший охотник, которого я когда-либо встречал, обладавший непревзойденными знаниями о своих родных джунглях. Он дал мне пожевать пару стеблей какого-то тонкого ползучего растения, сильно вяжущего, с неземным вкусом. Реакция была поразительной. Боль быстро уменьшилась и через час практически исчезла. Онемение длилось дольше, но разрез на моем пальце, который он немного увеличил, заживал с необычной скоростью. Обладая здоровым сердцем, я, возможно, смог бы со временем оправиться от скорпионьего укуса, но лекарственные свойства растения явно ускорили этот процесс.

Самыми поразительными из всех, по-моему, являются ленточные лианы. Их стебли действительно похожи на огромные ленты. Я видел один стебель шириной более двух футов и толщиной лишь около одного дюйма. По-видимому, это самые длинные растения в тропическом дождевом лесу. Когда департамент лесоводства в Суринаме расчищал небольшой участок девственных джунглей и проводил тщательную систематизацию растений, исследователи наткнулись на одну из таких лиан. Они попытались завладеть ею целиком, что позволило бы им впервые увидеть, как выглядит взрослое растение — с цветами, плодами и так далее. Они проследили один стебель лианы на протяжении нескольких сотен футов, а затем отказались от своей затеи, так и не достигнув цветущей верхушки.

Таким образом, некоторые из этих лиан одной лишь своей массой могут превосходить любое дерево настолько же, насколько те сами превосходят уже упомянутую нами серебристую ель высотой 417 футов. Они извиваются и сплетаются, образуя всевозможные фантастические узоры. Иногда они защищены шипами или колючками.

К весьма странным растениям принадлежат ползучие пальмы, среди которых насчитывается много разновидностей. В некоторых местах, особенно в азиатских джунглях, если вы посмотрите сверху на огромное зеленое покрывало «парящего континента», то оно покажется вам состоящим почти исключительно из пальм. Но, спустившись на землю в этих джунглях, вы можете вообще не увидеть пальмовых стволов. Кроны в лиственном пологе принадлежат к ползучим разновидностям.

Наиболее интересной из них является ротанговая пальма — по крайней мере для людей, которые нашли ей коммерческое применение. Помимо древесины для гнутой мебели и тростей, ротанги (или плоды некоторых из них) выделяют красное вещество, известное в романтическом языке восточной торговли под названием «драконья кровь». Древние считали, что «драконья кровь» обладает определенными лечебными свойствами, и даже в наши дни считается, что она исцеляет некоторые недуги. Но в основном она использовалась в красках и лаках до самого недавнего времени, когда синтетические красители вытеснили ее с мирового рынка.

Некоторые маленькие ползучие растения обеспечивают себя водой, прикрепляясь к крупным деревьям. Во время тропических ливней древесные гиганты, и особенно эмердженты, действуют по принципу сливной трубы: вода стекает по стволам целыми каскадами. Обычно из-за неправильной формы кроны она заливает лишь одну сторону ствола. Тогда все ползучие растения, поглощающие воду, собираются на этой стороне.

Достигнув лиственного полога-джунглей, лианы утрачивают свое «верхолазное снаряжение». Возможно, эта перемена происходит из-за яркого солнечного света. Тенелюбивые побеги упорно карабкаются вверх, но почти не несут листвы. Светолюбивые побеги дают обильную листву и плодоносят, но без сожаления расстаются со своими механизмами для подъема, когда в них больше нет нужды.

Поскольку лианы являются составной частью джунглей, человеческие попытки уничтожить их неизменно заканчивались неудачей. Такие попытки предпринимались в широколиственных лесах, где стебли лиан методически отсекались для улучшения качества древесины. Но работа оказалась значительно более тяжелой, чем предполагали рубщики. Лианы образуют столь значительную часть лиственного покрова, что их гибель приводит к более интенсивному освещению поверхности и ускоренному росту новых лиан. Если люди не продолжали постоянно уничтожать их, они душили те самые побеги, ради которых производилась расчистка. Задолго до того как деревья достигали значительных размеров, лианы занимали свое первоначальное положение в джунглях.

Глава тринадцатая Акробаты растительного мира

Тысячи и тысячи растительных видов, неспособных выжить в тени, бороться за место под солнцем или карабкаться вверх по стволам других деревьев, тем не менее процветают в джунглях. Они нашли способ пускать ростки прямо в древесных кронах, где много света, и полностью расстались с землей. Их существование едва ли возможно за пределами тропических дождевых лесов, поскольку они нуждаются в регулярном круглогодичном поливе и теплой, влажной атмосфере со сравнительно небольшим испарением. Оба эти условия преобладают лишь в настоящих джунглях. Но если вы не подниметесь достаточно высоко, то вообще не будете подозревать о существовании этих растений. С земли они неразличимы за ветвями деревьев и лианами.

Отдельные примеры такой растительности могут видеть люди, путешествующие по рекам в джунглях. Первопроходцы тропических дождевых лесов обычно интересовались лишь торговлей или завоеваниями и не обращали на них внимания. До тех пор пока ботаники не приступили к систематической классификации тропических растений, верхние ярусы дождевого леса оставались неведомой страной.

Спрюс был первым в своей области, кто обнаружил эти ярусы, и своим открытием он во многом обязан лодочникам-туземцам. Они считали его очень странным белым человеком, поскольку он гораздо больше радовался новому цветку, чем находке золота или драгоценных камней. Но они относились к нему благосклонно, особенно когда поднимались вверх по течению.

Спрюс приказал своим подчиненным соорудить на корме каюту из жердей, покрытых широкими пальмовыми листьями, где он мог сидеть во время дневной жары, пока они работали на веслах. Он объяснил индейцам, что в эти часы предпочитает делать записи, хотя большинство людей в здешних краях обычно погружалось в дрему после полудня. Спрюса удивляло, как часто его работа прерывалась криком одного из гребцов:

— Эй, хозяин! Вон красивый цветок!

Он не мог противостоять искушению выйти и посмотреть; часто цветок оказывался незнакомым, и он прибавлял его к своей коллекции. Иногда необычный плод или соцветие можно было увидеть высоко в сплошной стене джунглей, и весь отряд отдыхал на берегу, пока Спрюс с двумя-тремя помощниками пытался добыть образец. Ему понадобилось много времени, чтобы осознать один любопытный факт: его звали посмотреть на цветы лишь во время особенно жаркой работы за веслами. В сравнительно прохладные дни его никто не беспокоил. Позднее, разобрав свою коллекцию, Спрюс обнаружил, что в ней есть много растений верхних уровней, которые он никогда не видел с земли.

В этом воздушном сообществе представлены три основных типа растительной жизни. Первые, наиболее многочисленные растения называются эпифитами; они растут на других растениях, не извлекая питательные вещества из своих «хозяев». Слово составлено из греческих слов ері («над») и phyton («растение»). Вторую группу составляют паразиты, которые не только находят место для жилья на другом растении, но и в разной мере пользуются им для своего питания. Третью группу составляют сапрофиты, живущие на мертвых растениях. Отдельные экземпляры могут поддерживать свое существование, пользуясь двумя методами одновременно или поочередно. К примеру, белая омела, в изобилии произрастающая во многих джунглях, паразитирует на некоторых деревьях, но при благоприятных условиях растет как эпифит. Некоторые растения имеют одновременно эпифитные и паразитические корни.

Если вы едете по мексиканским дорогам, то можете видеть небольшие воздушные растения, растущие на телеграфных проводах или на кактусах в пустыне. В джунглях они приобретают всевозможные формы и размеры: от крошечных звездочек до ананасов с двенадцатифутовыми листьями, усыпанных безумными соцветиями. К ним относится не только огромное большинство орхидей, но и невероятно красивые воздушные цветы, многие из которых встречаются только в тропическом дождевом лесу.

Для идеального развития эпифитов необходимы три условия. Во-первых, подушка воздушной почвы, расположенная высоко в древесных кронах, поблизости от лиственного полога; во-вторых, вода, поддерживающая влажность почвы даже в укрытых от дождя местах; и в-третьих, высокая влажность воздуха, обычно существующая под огромным зеленым покрывалом. Почва там представляет собой нечто вроде пудинга из полуразложившейся древесины, плесневелых листьев, мертвых насекомых, кусочков плодов или соцветий и другого органического материала. Эта смесь так плодородна, что на ней растут даже самые взыскательные орхидеи. Развилки, дупла и расщелины деревьев заполняются этим материалом, и вьющиеся растения удерживают его в естественной корзине, сплетенной из их стеблей.

В американских джунглях особенно распространены эпифиты семейства бромелиевых, к которому принадлежат ананасы. Среди них наиболее известен «испанский мох», чьи серые стебли в живописном изобилии свисают с деревьев не только в тропиках, но и на юге США. Когда-то он использовался в качестве замены конскому волосу при набивке мебели. Члены этого семейства могут расти в таком количестве, что буквально закрывают от глаз дерево-хозяина.

Другие эпифиты не менее плодовиты. Существует описание одного дерева в джунглях Суматры, поддерживавшего пятьдесят разновидностей папоротников-эпифитов, причем все они росли на верхних ветвях, минимум в ста футах над землей. В ботанических отчетах из малайских джунглей есть описания больших деревьев, настолько облепленных пышными растениями различных видов, что листва их собственной кроны остается почти незаметной.

Одной из особенностей воздушной растительной жизни является то, что она служит домом для множества животных, хотя многие из них могут считаться нежелательными для человека. Сырой «воздушный пудинг» служит прекрасным гнездом для муравьев и других мелких существ, играющих заметную роль в жизни джунглей. Многие эпифиты имеют большие листовые розетки, которые перекрываются таким образом, что содержат невероятное количество воды; ботаники иногда называют их «воздушными водохранилищами». Они могут расти «вверх ногами» и все равно удерживать воду; некоторые из них так велики, что вмещают более галлона жидкости.

Эти воздушные резервуары служат инкубаторами для древесных лягушек, москитов и других насекомых. Однажды я принес в лагерь несколько листьев одного эпифита, служивших пристанищем для особой разновидности длинноногих, чрезвычайно проворных древесных вшей. Мы разорвали листья над белой простыней, чтобы заметить мелких насекомых, прежде чем они разбегутся во все стороны.

В результате мы собрали не только большое количество древесных вшей, но и целый зверинец других животных. В список входили маленькие, жирные черные скорпионы, несколько темно-коричневых плоских червей с золотистыми полосками на спинках, розовую пиявку, четырех разных пауков и трех земляных червей различной окраски.

Не все эпифиты нуждаются в таких «висячих корзинах». Определенные виды папоротников и орхидей растут лишь на гладких вертикальных стволах или наклонных ветвях. Некоторые мхи и лианы поступают так же. Более крупные растения обладают оригинальными приспособлениями для крепления к дереву и вырабатывают особые механизмы для поглощения воды. Подобно лианам, некоторые из них имеют разные корни для поддержки и для питания. Другие пользуются корнями исключительно как якорями. Они выращивают на листьях крошечные волокна, напоминающие очень тонкие короткие волоски, впитывающие влагу, необходимую для растения. Третьи же выпускают крупные, мясистые воздушные корни, поглощающие влагу из воздуха.

Вероятно, наиболее замечательные из них называются «шотландскими стряпчими» — забавный термин, обозначающий некоторых членов семейства фиговых. В течение довольно долгого времени они существуют как эпифиты; иногда на них даже вырастают другие растения. Однако, вступая в пору зрелости, они становятся не такими дружелюбными, как раньше. Фактически они ведут себя так дурно, что за ними закрепилось другое название: «фиги-душители». История их жизни — одна из немногих, удовлетворяющих критериям безжалостности, в которые многие писатели впихивают так называемый закон джунглей.

Птицы, мелкие млекопитающие и многие другие существа любят плоды фиговых деревьев. Они либо собирают фиги на земле, либо срывают с веток в пору созревания. Крошечные семена — характерные для всех членов многочисленного семейства фиговых — падают на землю вместе с кусочками жвачки или экскрементами животных. Некоторые семена попадают в развилки ветвей или полости на стволе дерева. Если там скопилось немного почвы, фиговый росток укореняется и начинает стремительно разрастаться.

Вместо того чтобы ограничить свой рост размерами небольшого дерева или кустарника, как делают некоторые эпифиты, эти фиги выпускают все новые корни в поисках воды и пищи. При этом они оплетают поддерживающее дерево, подобно плющу, и проникают во все щели, как клопы в дешевых меблированных комнатах. Или, по остроумному замечанию британских ученых, ведут себя как достославные шотландские стряпчие. Согласно поговорке, этот персонаж обладает способностью присасываться к человеку и богатеть за его счет, причем тот не чувствует боли. В конечном счете он душит ваш бизнес, великодушно оплачивает ваши похороны и расширяет свою процветающую юридическую практику.

Именно этим занимаются фиги-душители. Долгое время они не делают ничего, что могло бы серьезно повредить дереву-хозяину. Фига-душитель просто сидит на нем; длинные корни пьют воду, сбегающую вниз по стволу вместе с питательными веществами, а ветви тянутся вверх, к солнечному свету. Спустя некоторое время фига становится такой большой и тяжелой, что цилиндрическая «клетка», образованная ее корнями, начинает сдавливать ствол хозяина. Затем корни фиги достигают земли, внедряются в почву и начинают активно конкурировать с корнями первичного дерева в борьбе за питательные вещества. Наконец дерево-хозяин проигрывает эту безнадежную схватку и погибает. Оно может стоять долгие годы, даже десятилетия, поддерживая крепкую деревянную корзину фиги-душителя, медленно сгнивая и таким образом возвращая в почву перегной, некогда использованный для его собственного роста.

Есть несколько поразительных растений — некоторые папоротники, малайский молочай, другой эпифит, известный под названием Dischidia rafflesiana, — собирающие и перерабатывающие собственную почву высоко над землей. Некоторые из них выращивают чашеобразные листья, в которых скапливается дождевая вода и гумус, гнездятся насекомые. Другие с той же целью прикрепляют свои листья к стволу или ветвям дерева-хозяина наподобие широких скоб. Затем, когда в растительном резервуаре накопится почва, эпифит пускает туда собственные корни.

Многие из знаменитых тропических красавиц принадлежат к эпифитам. Из 15 000 известных видов орхидей большинство растет на деревьях, и лишь сравнительно небольшое количество укореняется в почве. Поэтому вы не можете увидеть их, если путешествуете через джунгли обычными речными маршрутами. Орхидеи обычно предпочитают тенистые и очень влажные места, поэтому они лучше всего растут под лиственном пологом того или иного яруса.

Орхидеи пробуждают необыкновенный восторг в сердцах ценителей прекрасного и законодателей моды. В тропиках мы традиционно ставили на походный стол кувшин со свежими цветами, и как-то раз я принес прелестное кроваво-красное соцветие, похожее на сросток тюльпанов. Я обнаружил его на дереве в пятидесяти футах над землей, когда поднялся туда утром перед завтраком, чтобы установить ловушку. Соцветия были так прекрасны, что моя жена срезала одно из них и запрессовала в альбоме для гербария. Десять лет спустя один из ведущих коллекционеров орхидей открыл этот альбом в Нью-Йорке и испустил восторженный вопль, стоивший ему (как выяснилось впоследствии) 5000 долларов. Такова была цена, предложенная им за один-единственный экземпляр этого растения. В джунглях мы каждый день ставили на стол такие цветы!

Однажды, когда мы жили на вершинах деревьев, нас окружало целое поле изысканной красоты. Некоторые орхидеи раскрывались только в предутренних сумерках, другие — под жаркими лучами солнца, а третьи — поздним вечером. Соцветия имели самый причудливый вид: иногда они напоминали любопытное механическое приспособление, а иногда походили на животных. Но все они были там — в природном саду, возделанном Творцом ни для кого, кроме обезьян, коршунов да маленьких златоглазых древесных лягушек.

Несмотря на свою богатую и разнообразную растительность, джунгли сравнительно бедны сапрофитами — растениями, живущими на мертвом органическом материале. Однако есть места, где они встречаются в изобилии, — грибы, папоротники, мхи и даже некоторые из прекраснейших орхидей. Северные леса богаты разнообразными грибами, но джунгли тоже могут кое-чем похвастаться. В азиатских джунглях есть гриб, как две капли воды похожий на оленьи рога и почти такой же прочный. Другие грибы весят больше тонны и приподнимают крупные деревья. Иногда, проходя по тропическому лесу, вы на протяжении нескольких миль видите каскады желтых, золотистых, оранжевых или розовых грибов, облепляющих одну сторону каждого дерева; по-видимому, им нравится лишь одно направление.

Отличительной особенностью настоящих сапрофитов является их неспособность к фотосинтезу — процессу использования света для получения углеводородов из воды и углекислого газа. Они получают питание из мертвого вещества, где уже есть эти материалы, и могут процветать в глубокой тени при условии высокой и постоянной влажности. Считается, что в тропических лесах с отчетливо выраженным сухим сезоном сапрофитов практически не существует.

Паразиты джунглей, за исключением бактерий и других крошечных организмов, обладают удивительной способностью имитировать своих хозяев. Воздушные паразиты, произрастающие на ветвях первого лиственного яруса, имеют облик мелких ползучих растений, но их листья так похожи на листья дерева-хозяина, что заметить их можно лишь при самом тщательном наблюдении, да и то в период цветения.

Независимо от способа питания воздушные растения образуют настоящие цветники в джунглях. Деревья и лианы иногда потрясают воображение, но период их цветения длится недолго и далеко не всегда заметен с уровня земли. Поэтому многие путешественники говорили о мрачноватом облике джунглей. По их словам, вверху все кажется зеленым и сумрачным, а внизу — голым и коричневым. Но выше находятся огромные воздушные корзины с обилием цветов и буйством красок, которое мы по привычке связываем с тропическим дождевым лесом, но редко встречаем, пока не поднимемся к воздушным садам.

Глава четырнадцатая Разрушители

Приветливая, терпимая, даже дружелюбная — эти эпитеты в общем и целом приложимы к растительной жизни джунглей. Несмотря на острую конкуренцию между видами и даже отдельными растениями, лес в целом является гораздо более милосердным местом, чем полагают люди, никогда не жившие там. Невежественные люди считают джунгли враждебным, угрожающим и очень опасным местом. Они видят лишь то, что хотят видеть. Считанным единицам удается познакомиться с джунглями в достаточной мере, чтобы понять, насколько искаженной была картина, нарисованная их воображением.

Искаженной, но не совсем ложной. То, чего они боятся, действительно справедливо по отношению к одному из аспектов джунглей, так как среди растений есть активные враги животного царства. Они хорошо снаряжены как для нападения, так и для защиты; некоторые из них бывают поразительно агрессивными, а другие — не менее хитроумными. Их жертвами становятся насекомые и другие мелкие существа. Очевидно, они начали вести такой образ жизни, когда некоторые из них в процессе бесконечных поисков воды превратили свои цветы или листья в кувшинообразные приспособления, улавливающие влагу для дальнейшего использования. Но если они могли улавливать дождевую воду, то почему бы не научиться ловить пищу?

Одним из насекомоядных растений, известных в умеренном климате, является росянка — небольших размеров, с розетками мясистых листьев самого невинного вида. Эти листья покрыты тонкими, но прочными волосками, пропитанными сладким, липким веществом. Насекомые, привлеченные запахом, запутываются в волосках, и тогда растение выделяет другую жидкость, достаточно мощную, чтобы растворить их ткани, и поглощает останки через листья. Эти растения получили свое название из-за росистого вида листьев; смертоносная, похожая на мед жидкость блестит на них ярко, словно капли чистой воды.

Один род насекомоядных растений, возникший в азиатских джунглях, получил поэтическое название Nepenthes — от легендарного греческого напитка, избавлявшего от боли и погружавшего в полное забвение. В буквальном переводе это слово означает «свободный от печалей». Более прозаично их называют кувшинковыми растениями, поскольку на листьях некоторых видов имеются выросты в форме кувшинчиков или детских чулок, которые вывешиваются в ночь перед Рождеством, чтобы привлечь внимание Санта-Клауса. Это удобное хранилище иногда вмещает до пинты воды. Железы внутри «кувшина» выделяют пахучую жидкость с приятным или дурным запахом, привлекающую насекомых, на которых охотится растение. Насекомые падают в жидкость на дне кувшина, и их страданиям быстро приходит конец, поскольку внутренние стенки слишком гладкие, крутые и скользкие. Затем жизненные соки их маленьких тел поглощаются растением в качестве пищи.

В джунглях Nepenthes имеет вид лианы и вырастает до шестидесяти футов в длину. Сами кувшины часто имеют поразительный облик: они окрашены в полоску всех цветов радуги или покрыты яркими красными, зелеными и пурпурными пятнами. Некоторые из них так красивы, что их вывозят из джунглей для украшения теплиц и оранжерей, хотя там они ограничиваются скромными размерами. Их цветы малы и невыразительны — крошечные красноватые или желтоватые иголочки.

Многие «умные» растения — существует еще несколько родов насекомоядных — значительно усовершенствовали нехитрый процесс, благодаря которому Nepenthes получил свое название. Некоторые отрастили волоски или иголочки, загнутые вниз и внутрь кувшина, чтобы ни одно маленькое существо, которое заползло или упало туда, не могло выбраться наружу. Они во многом напоминают так называемый цветок «дамское седло», встречающийся в США и известный ботаникам как Sarracenia, сначала привлекающий насекомых яркими контрастными красками своих кувшинов, а затем заманивающий их внутрь несколькими каплями похожей на мед жидкости. Волоски, обращенные вниз, не дают жертве ускользнуть.

Другие растения имеют аккуратные крышки, запирающие пойманных насекомых внутри. Очевидно, прикосновения или даже запаха будущей жертвы достаточно, чтобы включить механизм захвата. Одно кувшинковое растение в джунглях Суматры столь активно и агрессивно, что его движения можно заметить невооруженным глазом. Это мимоза — в сугубо ботаническом смысле, подразумевающем группу растений, принадлежащих к семейству гороховых, а не изящное дерево, которое австралийцы называют плакучей акацией.

В тропиках эти мимозы также известны как «чувствительные растения». То, о котором я говорю, внезапно сворачивает листья и жеманно кивает головкой, если к нему прикасается любое теплокровное существо. Этого не произойдет, если к нему прикоснется другое растение или любое холоднокровное животное. Механизм такого безошибочного распознавания остается загадкой. Ключ к ней, возможно, содержится в том факте, что под воздействием хлороформа мимоза утрачивает способность сворачивать листья в ответ на внешние стимулы; по-видимому, в своих реакциях она не слишком отличается от животного.

Для меня абсолютным рекордсменом в этой форме растительной жизни является кувшинковое растение из джунглей Южной Индии, которое ловит и переваривает мышей. Если это кажется невероятным, позвольте добавить, что подробная съемка такого необычного явления была проведена в оранжерее знаменитых английских ботанических садов в Кью. Однажды я привез кувшинковое растение на телевизионное шоу, в котором меня пригласили участвовать, и оно поймало живого таракана. Проворный оператор запечатлел это событие в живом эфире для миллионов любознательных телезрителей.

Мимоза, Nepenthes и другие ловчие не нуждаются в кормлении насекомыми, когда растут в оранжереях. Они вполне могут обойтись корневым питанием от богатого компоста, при условии надлежащей температуры и влажности. Даже в дикой природе живые существа являются лишь дополнением к их рациону.

Плотоядные растения переваривают пищу во многом так же, как и мы. Они выделяют энзимы, растворяющие тела пойманных животных, и переводят полученные соки в форму, удобную для впитывающего механизма растения.

Какие бы ужасы эти растения ни творили в мире насекомых, они не представляют угрозы для более крупных существ, а уж тем более для человека. Мы можем значительно сильнее пострадать скорее от защитных, чем от атакующих механизмов растительности. Этого не всегда можно избежать, даже будучи вполне осведомленным человеком.

Разумеется, вы можете воздержаться от употребления в пищу любых плодов, орехов или фруктов, если считаете, что это опасно. Вы можете пить сок растений, лишь будучи уверенными, что он пригоден для питья, какой бы привлекательной ни казалась жидкость.

Находясь на окраине джунглей, необходимо быть начеку и избегать встречи с коварными растениями, которые иногда обладают едва ли не человеческой злонамеренностью. Они норовят заплести вам ноги, хлестнуть по глазам, ткнуть острыми иглами, порезать бритвенно-острыми листьями или обжечь едкой жидкостью. На окраине джунглей многие лианы и ползучие травы снабжены более длинными, прочными и болезненными иглами и колючками, чем самая шипастая роза в нашем саду. К тому же их бывает трудно заметить с первого взгляда.

Пальмы в особенном изобилии производят колющее и рубящее оружие и владеют им не хуже, чем знаменитый герой Дюма. Кокоритовая пальма, как ее называют в некоторых американских джунглях, где я имел опыт печального знакомства с ней, растет плотными группами. Не всегда бывает возможно избежать контакта с одной из таких групп во время охоты или сбора образцов. Стволы покрыты густой порослью игольно-острых, тонких, но необычайно прочных черных колючек длиной до шести дюймов. Эти колючки снабжены загнутыми отростками, поэтому вынимать их еще больнее, чем когда они втыкаются под кожу.

Лианы тоже могут отращивать шипы, поэтому человек, лазающий по деревьям в джунглях, должен, тщательно выбирать ту, по которой он собирается съехать вниз. Однажды я столкнулся с похожим на камыш растением, имевшим гладкий стебель, словно приглашающий ухватиться за него, когда рядом нет подходящей опоры. Но если вы сделаете это, то обнаружите, что с внутренней стороны стебель имеет два острых режущих края, рассекающих кожу с такой же легкостью, как нож проходит через мягкое масло. Более того, эти края покрыты каким-то химическим составом, предотвращающим свертывание крови.

Но из всех растений, с которыми я когда-либо встречался в джунглях, меньше всего мне нравится дикая тания. Она широко распространена в местах своего обитания, хотя вы можете не заметить ее до тех пор, пока в буквальном смысле не наступите на нее или как-либо иначе вступите в контакт с нею.

Дикая тания выглядит как ревень-переросток, насаженный на пальмовый стебель. Ее очаровательные белые цветы выглядывают из пучков крупных мясистых листьев фаллической формы, с трех сторон напоминающих толстую свечу в разрезе. Но с четвертой стороны вы видите, что это лишь огромный белый лепесток, загнутый вокруг ярко-оранжевого центра, который тания выставляет напоказ, словно Будду в белой восковой гробнице. Стебель этого растения, достигающий восьми дюймов в диаметре, имеет облик прочного пальмового ствола.

Все это звучит довольно невинно, но внешность обманчива. На самом деле ствол дикой тании не прочнее, чем стебелек сельдерея; случайный взмах мачете может прорезать его насквозь, а удар рукой или ногой нанесет серьезное повреждение. Возмездие наступает немедленно: растение выпускает жидкость не менее едкую, чем серная кислота. Нескольких капель на коже достаточно для образования красных пятен, из которых потом вздуваются болезненные волдыри.

В историях о джунглях, которыми обмениваются путешественники, вы могли слышать о гигантских растениях, хватающих людей и других крупных млекопитающих с такой же легкостью, как Nepenthes хватает муравья. Кто-то слышал о зловещей, дьявольски хитроумной лиане, обвивающейся вокруг человека и сжимающей его до тех пор, пока он не умрет от удушья. Замечательная и пугающая картина, но на самом деле лианы не обладают достаточной чувствительностью, хотя большинство из них можно использовать в качестве удавки. Человек вполне способен безнадежно запутаться в витках лиан, и они причиняют достаточно неудобств без всяких сверхъестественных способностей.

Помню один случай в джунглях Тринидада. Я собрался спуститься в ущелье на нескольких довольно прочных с виду лианах, свисавших с большого дерева, которое росло на самом краю. Мне удалось одолеть лишь половину пути, когда наверху что-то подалось и мимо пролетело несколько крупных сучьев, сопровождаемых громадным мотком лианы, обмотавшим меня витками, которые мало чем отличались от колючей проволоки. Я едва не потерял сознание от удара. Когда я грохнулся на дно ущелья, все еще опутанный живыми кольцами, то сильно поранился о шипы и потерял мачете. Но именно толстые, упругие стебли, обмотанные вокруг моего туловища, помогли смягчить падение.

В начале спуска я краем глаза заметил стадо встревоженных пекари, американских тропических свиней. Какое-то мгновение они с тупым удивлением смотрели на меня, а потом разбежались во все стороны, как испуганные олени; этот вид животных обладает мощными конечностями и скоростью миниатюрной скаковой лошади.

Сам инцидент подробно сохранился в моей памяти еще и потому, что при падении я потревожил норную гадюку. Хотя обычно змеи кажутся мне гораздо менее враждебными и отвратительными, чем пауки, норная гадюка относится к разновидности, знакомство с которой должно быть как можно менее продолжительным. Ее яд, хотя и не смертельный, парализует жертву, которая затем становится совершенно беспомощной и не в силах сопротивляться даже укусам муравьев. Хотя у меня не было безоговорочной веры историям местных жителей, я постарался уклониться от этого экземпляра, все еще находясь в смирительной рубашке из лианы. Гадюка нападала снова и снова, что удивило меня, поскольку ничто не мешало ей просто уползти и оставить меня болтаться в воздухе.

Сражаясь с неподатливой лианой и уклоняясь от гадюки, я сначала не заметил, что другая толстая лиана пленила одного из пекари. Я видел, как он стремглав промчался мимо, освободившись незадолго до того, как я сделал особенно мощный рывок и приземлился на каменистое дно вместе с остатками лианы. Пекари выскочил прямо на змею, так как она преграждала ему единственный путь к спасению. Несмотря на свой испуг (а кто бы на его месте не испугался?), он с ходу лягнул змею; позднее я узнал, что именно так пекари защищаются от подобных врагов. Удар подбросил змею в воздух и отшвырнул ее на каменную стену утеса, а пекари с треском исчез в густом подлеске.

К моему изумлению, гадюка осталась жива и снова набросилась на меня. Но вмешательство пекари позволило мне освободиться от последних обрывков лианы. Вскарабкавшись на кучу валунов у основания утеса, я принялся швырять камнями в свою противницу, пока не нанес серьезное увечье, а потом добил ее сухой веткой. Я взял гадюку домой в качестве трофея — такие нам еще не попадались — и вернулся в лагерь, окровавленный и покрытый синяками, но в остальном довольный.

Глава пятнадцатая Следующее поколение

Хотя джунгли являются очень старыми и стабильными растительными сообществами, поддерживающими естественное равновесие в течение столетий и даже тысячелетий, ученые не вполне понимают, как им это удается. Отчасти это объясняется тем, что мы еще мало знаем о полном цикле жизни тропического дождевого леса. У нас пока больше вопросов, чем ответов, и некоторые ответы больше похожи на осторожные предположения.

Трудность заключается в том, что большинство исследований о смене поколений в растительном цикле джунглей проводилось в условиях, не вполне точно копировавших первоначальную обстановку девственного леса. Иногда наблюдатели описывали, как лес залечивает раны после урагана или больших вырубок, осуществленных другими людьми. Иногда все начиналось с нуля, как на Кракатау, хотя такие примеры все же единичны. Но у нас недостаточно оснований полагать, что это нормальный процесс регенерации, происходящей при отсутствии катастроф и природных катаклизмов.

Методы, с помощью которых растения разных этажей джунглей воспроизводят себя, изменяются в широких пределах, даже среди растений, образующих один слой. Некоторые деревья и другие растения цветут и плодоносят лишь раз в жизни; им требуется от двенадцати до пятидесяти лет, чтобы достичь этой стадии, после чего они быстро погибают. Другие цветут и плодоносят постоянно, словно не обращая внимания на время года. На участках джунглей, где за деревьями достаточно долго велось пристальное наблюдение, было отмечено, что некоторые виды плодоносят по девять месяцев в году. Но большинство все же имеет более долгий период отдыха. Для всех видов цикл регулируется особенностями самого растения, а не такими общими факторами, как жара или холод, высокая или низкая влажность.

По-видимому, не существует больших различий в степени выживания между теми растениями, которые плодоносят обильно и постоянно, и теми, которые вынашивают несколько семян за долгий период времени. С другой стороны, определенные виды болотных пальм можно обнаружить только в виде побегов, а не взрослых деревьев. Причина в том, что птицы заносят на болото семена взрослых деревьев, выросших в лесу. В сырых и тенистых болотных условиях пальма вырастает примерно до пятнадцати футов, и на этом ее развитие прекращается.

То, что джунгли поддерживают неизменный общий вид и растительную структуру, доказывает, что разные схемы воспроизводства хорошо адаптированы к выживанию в тропическом дождевом лесу в целом. Потомство отдельного растения не имеет большого значения и может быть принесено в жертву ради общих интересов.

В других зонах растительности главной действующей силой в опылении цветов и разносе семян является ветер. В джунглях ветер играет незначительную роль, даже на верхних уровнях. В неподвижном воздухе под плотным лиственным пологом было бы самоубийственно полагаться на порывы сильного ветра. На каждом уровне растения либо приспосабливаются к вмешательству животных в процесс воспроизводства, либо полагаются только на себя. Последний способ наиболее прост. Самые примитивные виды ожидают дождя, чтобы мужская «сперма» вылилась из чашечки цветка вместе с водой и достигла своего женского эквивалента.

Почти для всех больших деревьев характерны крупные, тяжелые орехи, без труда пронизывающие плотную листву и падающие на землю. Обычно они имеют округлую форму, позволяющую им откатиться на ровное место, с лучшей почвой и водоснабжением, чем на склоне. Орех содержит достаточно питательных веществ, чтобы дать ростку хорошую возможность выжить, пока не разовьется эффективная корневая система. Прочная скорлупа защищает содержимое от большинства голодных животных. Если дерево растет рядом с рекой, то орех может вынести на берег, где у ростка будет достаточно света для быстрого развития.

Другие растения полагаются на животных не только в опылении, но и в переносе семян к более благоприятному месту. Члены растительных семейств, чья пыльца разносится ветром в других климатических зонах, в джунглях привлекают пчел, мух и других насекомых. Эта взаимная зависимость объясняет обилие насекомых, которые кормятся на великом множестве растений, цветущих практически круглый год. Однако птицы и мелкие млекопитающие служат главными посредниками в деле доставки созревшего семени к тому месту, где оно может вырасти. Они либо заглатывают семена целиком и позднее извергают их непереваренными, либо уносят их и роняют понемногу во время трапезы. Добыча столь обильна, что во многих джунглях мне было очень трудно найти достаточно привлекательную приманку для ловушек. Фрукты валялись повсюду в таком количестве, что даже жадные крысы с презрением отворачивались от всего, что мы могли им предложить.

Изобилие на этом пиру природы с особой очевидностью проявляется в одной из знаменитых романтических историй, действие которой разворачивается в годы, предшествовавшие американской и французской революциям.

История начинается в 1742 году, когда Изабелла де Гранмезон, очаровательная тринадцатилетняя дочь дона Педро де Гранмезона из вице-королевства Перу, вышла замуж за Жана Годена, члена первой французской экспедиции в джунгли Южной Америки. Семь лет спустя он переехал во Французскую Гвиану и совершил путешествие по Амазонке длиной в три тысячи миль за четыре месяца, чтобы проверить осуществимость этого маршрута для совместной поездки с женой. По какой-то причине ему понадобилось двадцать лет, чтобы уговорить ее последовать за ним. Наконец в 1769 году она отправилась в плавание в сопровождении двух своих братьев, двенадцатилетнего родственника, трех женщин-служанок, негра-раба по имени Иоахим и трех французов, присоединившихся к отряду. Две дюжины индейских гребцов, носильщиков и проводников доставили их вниз по склонам Анд в городок на берегу реки Пастасы, где партия собиралась найти флотилию каноэ, ждущую их для долгого путешествия по Амазонке.

Городок был пуст и сожжен дотла. Те, кто выжил после эпидемии черной оспы, предали огню проклятые здания и разбежались. Индейцы, сопровождавшие мадам Годен, последовали их примеру и, вероятно, без происшествий вернулись домой. Но она отказалась повернуть назад. В лесу удалось обнаружить четырех местных индейцев и с помощью щедрого аванса убедить их отправиться в плавание. Пятнадцать человек с большим запасом провизии отплыли вниз по реке на большом долбленом каноэ с плотом, привязанным за кормой. В первую ночь они причалили к берегу, чтобы избежать столкновения с опасными корягами, мешавшими плаванию в темноте, а наутро индейцы сбежали.

Оставшиеся одиннадцать человек плыли до тех пор, пока один из французов, стоявший за рулем в ночную смену, не исчез в речной пучине. На следующий день каноэ перевернулось незадолго до того, как они собрались причалить к берегу. Они потеряли большую часть продуктов и решили, что если хотят вообще когда-либо выбраться из джунглей, то им нужен проводник. Примерно в сотне миль вниз по течению находилось миссионерское поселение. Неф Иоахим и один из французов отправились в каноэ за помощью, а остальные встали лагерем, ожидая их.

Они ждали больше месяца. Запасы еды истощались, хотя мужчины охотились и время от времени убивали птиц. Они нашли несколько съедобных корней и собирали птичьи яйца. Очевидно, большинство людей сильно страдало от лихорадки; кроме того, их осаждали насекомые, заставлявшие расчесывать кожу до крови. Наконец мадам Годен решила, что их единственная надежда — плыть вниз на плоту, невзирая на подводные коряги. Они едва успели выплыть на середину реки, как плот перевернулся. Всем удалось добраться до берега, но остатки еды пропали, и они были слишком слабы, чтобы искать новую. Через два дня мадам Годен была единственной, кто остался в живых. Позднее она говорила, что лишь вонь от трупов, рядом с которыми она лежала, заставила ее встать и уйти из мертвого лагеря в джунгли. Она едва успела уйти, когда прибыл Иоахим с индейскими гребцами и припасами; как она сама утверждала впоследствии, ей чудились голоса, но она шла дальше в каком-то помрачении. Тела ее спутников уже были практически неузнаваемы, и Иоахим решил, что все погибли.

Тем временем мадам Годен шла через джунгли. Одна, без припасов и оружия, если не считать мачете, она двигалась вперед, стараясь держаться параллельно реке, но достаточно далеко, чтобы избегать плотной растительности вдоль берега. И она нашла пищу. Она жевала упавшие плоды и орехи. Она срезала нежные съедобные верхушки маленьких пальм. Через девять дней она увидела огонь и подошла к костру; это был лагерь речных индейцев, которые доставили ее в христианскую миссию.

История мадам Годен была жемчужиной европейских салонов 1770-х годов. Особенно смаковались три подробности. Во-первых, она якобы путешествовала по джунглям в сандалиях, сделанных из башмаков, снятых с ее погибшего брата. Во-вторых, она резко осудила миссионера, отнявшего у индейцев две тонкие золотые цепочки — ее последнее достояние, отданное в благодарность за чудесное спасение. И наконец, эта холеная леди из высшего общества в течение девяти дней могла прокормиться в джунглях.

Один из расхожих предрассудков о джунглях гласит, что там все растет очень быстро. Отдельные виды действительно развиваются с такой скоростью, что это заметно невооруженным глазом. Но фактически большая часть растений предпочитает расти «по-черепашьи».

Один из видов бамбука действительно вырастает на двадцать дюймов в сутки. Другие растения иногда подрастают на десять дюймов в день в течение двух месяцев. Когда в дождевом лесу возникает прогалина, вызванная природным катаклизмом или деятельностью человека, то за несколько недель земля покрывается густой порослью высотой в шесть футов; в умеренной зоне за такой период в лучшем случае успеет вырасти трава. Но эта спешка лишь маскирует гораздо более размеренный ритм роста, действительно преобладающий в джунглях, — роста больших деревьев и лиан, некоторых эпифитов и паразитов. Одним из самых медленно растущих растений является азиатская орхидея, чей ежегодный прирост нужно измерять микрометром. Предполагается, что некоторым огромным широколиственным растениям требуется не менее двухсот лет, чтобы достигнуть полной зрелости. Еще не установлено, как долго некоторые виды деревьев могут находиться в состоянии, похожем на спячку, без всякого видимого роста. Однако известно, что многие виды обладают такой способностью. Сначала побег вырастает до определенной величины. Росток с маленьким пучком листьев и зонтичной кроной на длинном, почти голом стебле может стоять годами, ожидая благоприятной возможности, например разрыва в лиственном пологе. Или же он копит силы для новой борьбы за питательные вещества с корнями своих соседей и с их кронами, закрывающими доступ к свету.

Цветение растений в джунглях обладает некоторыми необычными особенностями, отсутствующими в других местах. Одна из таких особенностей — появление листьев и плодов прямо на стволе или на старых ветвях, хотя иногда цветут лишь молодые побеги.

Вы гуляете по лесу и вдруг видите крупную гроздь чего-то напоминающего переросший виноград или зрелые фиги. В другом случае прямо на стволе красуется яркое соцветие, похожее на букетик, приколотый к корсажу, или на гриб странного цвета и формы. Однако это не гриб, а цветок дерева, проросший прямо сквозь кору. Ботаники называют этот феномен каулифлорацией: ростом цветов на безлистном древесном стебле. Сотни разных видов в дождевом лесу обладают этой особенностью, но практически все они принадлежат к нижнему ярусу джунглей. Гиганты растительного мира, чьи кроны купаются в солнечных лучах, не нуждаются в подобных ухищрениях.

В то же время ботаники заподозрили, что недостаток света не полностью объясняет феномен каулифлорации. К примеру, тысячи тенелюбивых растений никогда не прибегают к ней. Альфред Уоллес считал, что каулифлорация была механизмом, разработанным небольшими деревьями для привлечения низко летающих насекомых, которые нужны растению для опыления. Действительно, большинство из них полагается на насекомых в процессе опыления (одним из наиболее известных растений, выпускающих цветы на стебле, является какао) и часто ограничивается соцветиями в нижней части ствола. Но другие деревья имеют цветы даже на коре верхних ветвей. Поэтому было выдвинуто предположение, что это связано с химическими процессами, происходящими в растущем древесном слое под самой корой. Но все эти наблюдения ничего не меняют для наблюдателя: важно то, что эти странные предметы действительно являются цветами или плодами.

Другая изумительная особенность многих растений в джунглях заключается в том, что определенные виды цветут мгновенно: не в течение определенного периода, а буквально за несколько часов. Их биологические часы настроены с такой точностью, что все представители одного вида зацветают в один день и увядают к вечеру. В яванских джунглях было описано растение, зацветающее в один и тот же день через каждые девять лет на протяжении многих поколений. Другой вид, на Цейлоне, цветет каждые двенадцать лет.

Тропическая буря, по-видимому, дает стимул к цветению некоторых растений. Определенные орхидеи в малайских джунглях, чьи цветы живут лишь один день, распускаются одновременно на большой площади. Было замечено, что это всегда происходит через несколько дней после сильной грозы. Сначала считалось, что цветение стимулируется притоком дополнительной влаги, потом его связывали с электрическими феноменами. Но в конце концов было обнаружено, что причина заключается в резком кратковременном понижении температуры после грозы. Некоторые виды кофе следуют той же схеме: кусты одного вида одновременно покрываются ослепительно белыми цветами. Все представители одной группы деревьев в амазонских джунглях зацветают одновременно на площади в сотни квадратных миль (сам факт, но не его причина был отмечен еще в прошлом веке), а на следующий день в джунглях нельзя найти ни единого цветка.

Сомнительно, что эта особенность является преимуществом в процессе воспроизводства растений. Трудно сказать, имеет ли вообще какой-либо из репродуктивных механизмов особые преимущества перед другими. Но к счастью, выживание леса в целом не зависит от эффективности воспроизводства отдельных видов растений. Весь процесс, сплав тайны и безудержного расточительства, может показаться странным и противоречивым, но он самым эффективным образом выполняет одну задачу, гораздо более важную, чем жизнь любого вида: сохраняет вечное равновесие джунглей.

Глава шестнадцатая Лесные малютки

Хотя большая часть джунглей поднята высоко над землей на огромных древесных столпах, а почва обычно кажется почти необитаемой, на этом уровне тоже есть своя жизнь. Это не только молодые побеги, определенные тенелюбивые деревья и кустарники, но и лесные малютки, льнущие к земле. Их польза и интересные особенности с лихвой возмещают отсутствие внешнего великолепия.

Одними из наиболее древних и примитивных представителей наземных растений являются печеночники (Hepata). Один из них, вида Selaginella, может сплошным ковром устилать квадратные мили почвы. Само растение состоит из мелких зеленых листочков, растущих попарно на коротких стеблях голубовато-зеленого цвета. Это настоящие «морские водоросли», живущие на суше, очень похожие на мох, который в джунглях почти никогда не растет на земле, но лишь на упавших стволах и коре живых деревьев. Однако Selaginella теснее связана с папоротниками, чем с мхами, а в некоторых аспектах жизненного цикла и воспроизводства она удивительно похожа на животных. Она вообще не цветет, но образует как женские, так и мужские споры. Споры созревают и высеваются; когда мужская спора оплодотворяет женскую, формируется новое растение. В джунглях они гораздо мельче и менее похожи на папоротники, чем их цивилизованные сородичи, которых часто можно увидеть в оранжереях, где они используются для зеленого оформления скамей или висячих корзин.

Еще более широким распространением пользуются некоторые виды примитивных грибов, которые часто называют плесенью, образующие слой рыхлой слизи на обуви, книгах и других предметах, хранящихся в темном, сыром месте. Почва джунглей полна ими. Среди них есть много родственников Penicillium, из которого сэр Александр Флеминг добыл пенициллин, первый чудодейственный антибиотик.

Эти виды плесени помогают сделать джунгли более здоровым местом, чем любое другое, за исключением арктических регионов, свободных от бактерий. Даже если вы сильно пораните ногу вдалеке от лагеря и не имея медикаментов, вам не нужно бояться инфекции. Главное — не оборачивать рану грязной тряпкой и не втискивать ногу в кожаную или резиновую обувь. А если инфекция все-таки попадет в рану, то лучшее, что вы можете сделать — приложить к ней немного глины или лесной почвы.

За несколько лет до объявления об открытии пенициллина мы собирали образцы почвы джунглей и посылали их на анализ в лаборатории Барроуза и Уэлкома, одну из крупнейших компаний Англии. Мы до сих пор высоко ценим отчеты, которые они послали нам в 1938 году (сэр Александр Флеминг получил Нобелевскую премию в 1945 г.), где сообщалось, что некоторые образцы обладают выдающимися «антибиотическими качествами».

Наше исследование началось после того, как я подхватил тяжелейший микоз в лучшем столичном отеле одной из тропических стран. Никакое лечение не помогало, и я ужасно мучался. Я не мог ходить, и проводники несли меня до лагеря в джунглях. В первую же ночь гроза сорвала нашу палатку, и мне пришлось барахтаться в темноте по колено в грязи, спасая наши драгоценные пожитки. Я был босым, и грязь приятно холодила ногу.

К середине следующего дня боль прошла и нога начала выздоравливать. Через четыре дня уже нельзя было заметить никаких признаков инфекции.

Почвы джунглей, по существу, являются огромной лабораторией по производству антибиотиков. Они превращают весь органический материал, падающий сверху, в простые и чистые вещества, которые потом заново используются растениями.

До недавнего времени существовало поверье, что для сохранения здоровья в тропиках белым людям необходимо расчистить деревья и дать дорогу солнечному свету. Потом им нужно изобретать всевозможные ухищрения, чтобы избегать прямых солнечных лучей, особенно в полуденную жару. После первых нескольких опытов жизни в джунглях я решил, что в поисках перспективных коллег будет благоразумнее остановить свой выбор на завсегдатаях ночных клубов, ведущих сидячий образ жизни, чем на загорелых и мускулистых спортсменах, любителях путешествий. Дальнейшие экспедиции подтвердили это впечатление.

Спортсмен первым становится жертвой опасностей, рожденных его пристрастием к яркому солнцу и свежему ветру. В джунглях нужно принимать природу такой, какая она есть, а завсегдатай ночных клубов избегает яркого солнца точно так же, как любой уважающий себя обитатель тропического дождевого леса. Он поступает мудро, поскольку в лучах экваториального солнца таится масса неприятных вещей.

Пожалуй, здесь следует упомянуть, что одной из величайших опасностей, которым вы можете подвергнуться в джунглях, является мытье, особенно с мылом. Выделения наших потовых желез сами по себе являются мощным антибиотическим средством, охраняющим нас от внешних инфекций. Поплавайте в реке или постойте под дождем, если вам нравится, и вы останетесь чистым и здоровым. Не бойтесь запаха — люди чуют не запах пота, а запах грязной одежды, пропитанной застарелым потом.

Поэтому чем меньше одежды вы носите в джунглях, тем лучше. Опытные люди, которые провели в джунглях много времени, обычно меняют одежду три раза в день; так они сохраняют естественное увлажнение кожи, не рискуя слишком пропитать потом свою одежду. Опыт в конце концов научил меня в дневное время отказываться от всего, кроме набедренной повязки (в этом отношении фильмы о Тарзане вполне достоверны), и избавляться от любой обуви, за исключением ночной охоты, поскольку в это время в джунглях чаще встречаются ядовитые змеи и другие малоприятные существа. Для тех, кто не может отказаться от обуви, легкие холщовые туфли будут гораздо лучше кожаных ботинок, а тем более резиновых сапог. Тяжелые бриджи или брюки в обтяжку, которые можно видеть на старых картинах, совершенно бесполезны и лишь стесняют движения.

Иногда я задавался вопросом, в какой мере неудобная одежда способствовала развитию неприязни к джунглям, заметной у некоторых выдающихся исследователей. Когда Стэнли впал в депрессию, путешествуя по реке Конго, он плыл через джунгли. У Фосетта часто можно встретить такие строки, как «сумрак темных пространств под огромными лесными деревьями тяжко давил на нас». Разумеется, как и многие другие англичане, они считали солнечный свет одним из величайших благ для человека, но думаю, вес костюмов давил на них гораздо тяжелее, чем сумрак джунглей.

В высоких экваториальных лесах подлесок, как правило, такой редкий, что в них можно гулять, как в чистом поле. Нужно лишь высоко поднимать ноги, чтобы не споткнуться о корень, да поглядывать, чтобы не провалиться в нору какого-нибудь животного. Я даже ездил на велосипеде, чтобы осмотреть ловушки. В Британском Гондурасе мы познакомились с шотландцем, который навестил наш лагерь в джунглях, проехав двадцать миль на мотоцикле. Он сказал, что обычно отправляется в долгие поездки через девственный лес на этой машине; он искал саподиллу, или чиклетовое дерево, дающее сок, который служит основным ингредиентом жевательной резинки. По неизвестной причине дикие деревья дают гораздо больше чиклетового сока, чем культурные.

Подлесок состоит преимущественно из малых деревьев, что соответствует общим условиям джунглей. В джунглях Гвианы было обнаружено менее пятидесяти видов травянистых растений, хотя в том же самом месте насчитывались сотни видов деревьев и кустарников. Для постороннего наблюдателя картина может показаться обратной, потому немногочисленные представители травянистых растений радуют глаз разнообразием цвета и формы листьев, в то время как деревья и кустарники похожи друг на друга, хотя и различаются в ботанической классификации.

Некоторые черты тропической растительности являются результатом особой адаптации к условиям, преобладающим на уровне земли в дождевом лесу. К примеру, кактусы в джунглях прекрасно существуют в условиях, значительно превышающих потребность растения во влаге. Дело в том, что кактус отлично приспособлен не только для хранения воды, но и для ее выделения.

С самых ранних пор первобытные люди выносили из джунглей определенные маленькие деревья, кустарники и другие растения, одомашнивая их для своих нужд. Растения давали им пищу, стимуляторы или дарили забвение; среди двух наиболее известных можно назвать бразильский кофе и какао.

Какао — небольшое дерево нижнего этажа джунглей Южной Америки — имеет типичную, широколиственную раскидистую крону. Оно иногда называется «шоколадным деревом», потому что шоколад производится из бобов какао. Его ботаническое название Theobroma до некоторой степени показывает, как высоко ранние ботаники ценили какао, так как это оно составлено из двух греческих слов, означающих «бог» и «еда».

Какао часто путают с совершенно другим родом кустарника под названием Erithroxylon, тоже происходящим из Южной Америки. Листья наиболее знаменитого представителя этих растений, Erithroxylon coca, жевали американские индейцы. Его наркотические свойства были столь очевидны для белых людей, что они быстро решили испробовать их на себе. Затем они научились извлекать кокаин из листьев коки, что принесло многим из них невиданное богатство. Первоначально восхваляемый в Европе и Северной Америке как обезболивающее средство, кокаин, разумеется, теперь находится под запретом. Но кока по-прежнему остается стимулятором для великого множества индейцев Южной Америки и даже выращивается в других тропических странах.

Некоторые азиатские народы, жившие на окраинах джунглей, обнаружили не менее полезное средство в одном из видов пальм со звучным названием Areca catechu, более известное как бетель. Арековая пальма дает орехи, из которых готовится любимая жвачка для многих жителей Дальнего Востока. Завернутый в пальмовый лист, сбрызнутый негашеной известью, он производит наркотическое воздействие, хотя и заметно более слабое, чем кока, а также оказывает косметический эффект, высоко ценимый наиболее усердными потребителями. Он чернит зубы и делает слюну ярко-красной. В течение многих веков орехи бетеля были одним из основных предметов азиатской торговли.

Из растений африканских джунглей человек с большим успехом использует колу. После того как ее бодрящие качества были доказаны медицинским путем, кола приобрела, пожалуй, самую высокую репутацию из этой троицы. Но первоначально (а в Африке и до наших дней) ее семена, известные как орехи гуру, жевались из-за стимулирующего эффекта, вызванного содержащимся в них кофеином. Учитывая огромную популярность напитков из колы в Соединенных Штатах и многих других странах, можно с уверенностью утверждать, что ни один другой продукт джунглей не был так широко растиражирован человеком.

До недавнего времени считалось само собой разумеющимся, что относительная скудость растительности на нижнем этаже джунглей целиком и полностью обусловлена недостатком света. Но теперь есть предположения о том, что прожорливость больших деревьев тоже играет важную роль в сохранении низкой популяции малых растений. Корни лесных гигантов быстро забирают огромное количество питательных веществ, и мелкие растения просто не успевают найти пищу. Исследователи, поддерживающие эту теорию, указывают на то, что многие растения джунглей не только хорошо переносят тень, но даже не могут расти при ярком свете. Почему же тогда они не растут так же плотно, как и вверху? Отдельные эксперименты показывают, что их количество резко увеличивается, когда соперничество с корнями высоких деревьев ослабевает в результате процесса, называемого плантажом^[19].

Несмотря на свою сравнительную скудость, малые растения вносят существенный вклад в то особое впечатление, которое джунгли производят на любого человека, попадающего туда. Невзрачные и даже незаметные, они придают очарование сумеречной неподвижности между громадными колоннами, поддерживающими лиственный полог. Эта атмосфера отталкивала многих людей, чьи имена по праву связаны с джунглями. Бесстрашный Стэнли ненавидел джунгли; он любил открытые пространства. Неудачливый Фосетт, долго искавший пропавшие города индейцев Южной Америки, не видел никакой красоты в великолепных дождевых лесах, где он преследовал свою мечту. Но люди, сумевшие настроиться на восприятие джунглей, открыли в них красоту, спокойствие, надежность и даже комфорт.

Развив собственную, присущую только им растительность, джунгли создали и особую животную жизнь, поскольку природа так называемых высших форм жизни, включая человека, во многом определяется типом растительного пояса, в котором они обитают. Чужаку, будь то турист, ученый или исследователь, джунгли могут показаться странными, непонятными и даже неприятными. Но для всех других животных джунгли являются родным домом.