Книга Великих джунглей

Глава двадцать третья Прощание с Тарзаном

Образ жизни настоящих жителей джунглей (имеются в виду те, кто действительно живет в тропическом дождевом лесу) резко отличается от жизни обитателей ближайших окраин. Кроме того, они почти всегда принадлежат к разным расовым группам, и, несмотря на определенное сходство, у меня нет сомнений, что в мире существует несколько таких групп.

Народы джунглей вряд ли изначально обитали в тропическом дождевом лесу и не обязательно являются более древними представителями человеческого рода, чем их соседи, которые в наши дни населяют окраины джунглей, расчищенные участки вдоль берегов рек или окружающую саванну. Однако существуют некоторые намеки на то, что жителей джунглей действительно можно считать реликтовыми представителями очень древней расы.

Все они, по сути дела, являются иммигрантами, приспособившимися к условиям новой природной среды. Некоторые из них, очевидно, отправились в джунгли еще до последнего оледенения на севере, а другие — лишь в начале христианской эры. Но откуда бы они ни пришли, сейчас это единственные люди на земле, постоянно живущие в джунглях и нигде больше.

Иными словами, джунгли — их родной дом, в отличие от других жителей тропиков, обитающих вне джунглей или на расчищенных участках внутри. Это имеет важное значение, поскольку если вы в биологическом или экологическом смысле принадлежите к определенной среде, то должны адаптироваться к ней. Это справедливо для горцев, жителей пустынь, да и для всех остальных людей, независимо от общественного развития. Таким образом, мы ведем речь лишь о тех немногочисленных группах людей, действительно живущих в джунглях, в близком родстве и гармонии с ними. Они не нарушают природное равновесие в попытке изменить среду обитания — выжигая или вырубая деревья. Они мирно сосуществуют с джунглями.

Происхождение народов, совершивших этот замечательный подвиг, составляет часть тайны, все еще окружающей «происхождение человека» — загадку, которую Дарвин так и не смог решить, хотя и дал ей новое направление. Мы по-прежнему не знаем, как долго человечество существует на земле, и ученые продолжают спорить о том, могут ли некоторые из наиболее ранних археологических находок считаться человеческими останками. Более того, мы должны отказаться от старой удобной теории — удобной, поскольку она вроде бы давала всему четкое объяснение, — что люди произошли от обезьян в джунглях. Согласно этой теории, человек спустился с деревьев и стал жить на земле, постепенно утрачивая первоначальное сходство с обезьянами, а затем его потомки расселились по всему свету. Но фактически наиболее древние ископаемые останки человекообразных существ были обнаружены отнюдь не в джунглях. Судя по всему, ранние гоминиды старались держаться от джунглей как можно дальше.

Мы также не можем считать, что та или иная ветвь человечества ведет свое происхождение от человекообразных обезьян. Семейные древа обезьян (понгиды) и людей (гоминиды) разделились миллионы лет назад, хотя оба они принадлежат к антропоидной группе приматов, что означает «высшие», или к млекопитающим высшего порядка.

Старые представления о том, что обычные обезьяны дали начало человекообразным обезьянам, от которых, в свою очередь, произошли обезьяно-люди (неандертальцы), а затем современные люди, более не выдерживают критики. Сегодня картина выглядит совсем по-другому. Похоже на то, что первоначальные гоминиды были наземными приматами, научившимися бегать на двух задних конечностях, в то время как бесхвостые обезьяны вели древесный образ жизни. Затем некоторые гоминиды углубились в леса, или были вытеснены туда, и адаптировались к новой среде обитания. Они либо с самого начала были малорослыми, либо уменьшились в размерах с течением времени — опять-таки в соответствии с новой обстановкой. Последнее кажется наиболее вероятным, поскольку негроиды, кавказоиды, монголоиды, американские индейцы и даже папуасы во многом отличаются от лесных жителей, которых мы называем «пигмеями».

Пигмеи действительно обладают рядом физиологических характеристик и даже некоторыми анатомическими особенностями, отличающими их от остальных человеческих рас. То, что южноафриканские бушмены и австралийские аборигены (хотя ни те ни другие не живут в джунглях) демонстрируют такие отличия, больше не подвергается сомнению. Являются ли низкорослые африканские негрилли^[23], азиатские негритосы, а возможно, и пигмеи племени тапиро с Новой Гвинеи реликтами раннего ответвления от фамильного древа человечества? Никто не знает, что делать с Призраками Желтых Листьев, обитающими на Индокитайском полуострове, и совершенно ясно, что карликовые индейцы Центральной и Южной Америки являются потомками великой монголоидной расы. С другой стороны, мы сталкиваемся с загадкой еще более примитивных лесных народов, таких как санту-сакай на Малайском полуострове и ниттео на Цейлоне.

Иными словами, научная проблема в наши дни заключается не столько в том, чтобы отделить людей от обезьян, сколько в том, чтобы отделить людей друг от друга.

Все это имеет прямое отношение к дискуссии о народах джунглей. С давних пор существует тенденция рассматривать их скорее как «низшую расу», чем как иной подвид Homo Sapiens. Таких взглядов придерживаются многие из их соседей, особенно африканские негры и монголоидные народы, обитающие на окраинах азиатских джунглей. Подобное отношение было следствием чувства превосходства со стороны негров и монголоидов, так как они обычно были крупнее и, уж во всяком случае, агрессивнее. Они научились возделывать почву, одомашнили некоторых животных, имели гораздо более эффективные инструменты и оружие.

Но в первую очередь чувство превосходства проистекало из осознания того факта, что они загнали своих менее развитых соперников в глубины тропического леса. Возможно, они обладали комплексом «верховной расы», заимствованным белым человеком тысячелетия спустя.

Что касается низкорослых людей, то они отступили в джунгли с целью выжить и избежать порабощения. Их способность не только выживать, но и процветать там, куда более высокоразвитые народы боялись совать нос, поразительна и заслуживает всяческого уважения. Действительно, их прогресс на долгое время остановился — по крайней мере, по нашим стандартам. Они стали еще более низкорослыми, но не утратили ни выносливости, ни мышечной силы. Они вернулись к более примитивным орудиям и оружию; если они когда-то умели обрабатывать камень и металл, большинство из них забыло прежние навыки и полностью перешло на дерево.

Настоящих жителей джунглей можно найти во всех главных зонах, покрытых тропическим экваториальным лесом. Многие племена еще не известны, если судить по тому факту, что те, с которыми мы впервые познакомились за последние годы, живут в огромных лесах, занимающих многие тысячи квадратных миль и по-прежнему остающихся совершенно нетронутыми и неисследованными. Мифы, фольклорные истории и легенды, повествующие о таинственных лесных народах, вряд ли можно считать веским доказательством, но вызывает удивление, как часто похожие истории, над которыми посмеивались ученые, на поверку оказывались правдой.

В каждой из трех основных зон джунглей — американской, африканской и азиатской — мы обнаруживаем свои группы коренных жителей. Эта красивая схема может быть нарушена будущими открытиями, но есть все основания полагать, что новые племена окажутся родственными тем, которые нам уже известны.

Туземцы американских джунглей почти несомненно являются потомками народов, мигрировавших в Новый Свет через Берингов пролив. Эти ранние мигранты принадлежали преимущественно к монголоидной расе. По меркам расовой эволюции, они поселились в джунглях сравнительно недавно, поэтому в биологическом отношении они очень похожи на своих соседей, американских индейцев. Их рост, пропорции лица и черепа, а также другие физиологические характеристики не дают оснований выделять их в отдельную группу. Таким образом, в Южной и Центральной Америке, в отличие от некоторых районов Старого Света, «расы джунглей» не существует; есть лишь обитатели джунглей.

Хотя они не обладают расовыми характеристиками коренных народов джунглей, тропический экваториальный лес оказал глубокое влияние на их культуру. Она подразделяется на два вида, основанных на разных методах добычи пропитания в суровых условиях джунглей. Первый метод называется подсечно-огневым земледелием. Это очень примитивный вид сельскохозяйственной деятельности, приспособленный для жизни в джунглях. Он работает так: все трудоспособное население небольшой общины расчищает небольшой участок в джунглях. Стволы деревьев и другая мертвая растительность сжигаются. Затем среди пней и обгоревших бревен высаживаются посевы.

Труд бесконечен, так как старые участки быстро зарастают, и приходится постоянно расчищать новые. Тропические ливни, не задерживаемые лиственным пологом, стремительно истощают почву, лишая ее питательных веществ. После нескольких урожаев посадки оставляются на волю джунглей. Каждый раз при расчистке нового участка необходимо уходить все дальше от деревни. Когда расстояние наконец становится слишком большим, вся деревня переселяется на новое место.

Таким образом, земледельческие сообщества в джунглях постоянно перемещаются в соответствии с доступностью новых территорий. Этот полукочевой образ жизни в джунглях обусловливает весьма примитивный уровень общества. Даже когда урожай обилен и подкреплен добычей охотников и рыболовов, еды никогда не бывает вдоволь. По этой причине общины редко насчитывают более двухсот человек, среди которых существуют лишь незначительные различия в богатстве и общественном положении. Жизнь в этих деревнях сравнительно проста. Почти все физические усилия человека направляются на выполнение несложных экономических задач. Однако здесь есть одно важное исключение: военное дело.

До умиротворения разведанных участков джунглей военные стычки и «охота за головами» были обычным делом. Причинами войн были не территориальные разногласия или покорение соседних племен, но месть за воображаемые обиды и захват пленников для каннибальских ритуалов. К примеру, у эквадорских индейцев племени дживаро охота за головами мотивировалась желанием отомстить своим врагам. Добыча головы противника была для воина признаком доблести и наилучшим способом оскорбить вражеское племя. Когда воин получал долгожданный трофей, он удалял кожу, очищал череп и многократно погружал его в горячий песок, чтобы голова ссохлась. В законченном виде трофей приносил ему великую славу среди соплеменников.

Второй способ добычи пропитания в тропическом лесу еще проще, чем подсечно-огневое земледелие. Охотники и собиратели диких животных и растений живут в тех районах джунглей, которые по тем или иным причинам не годятся для подсечно-огневого земледелия, к примеру в Восточной Бразилии и отдельных участках в верховьях бассейна Амазонки. Они кочевники, живущие небольшими обособленными группами, каждая из которых бродит по своему участку тропического леса. О них известно не много, так как они живут в недоступных местах, вдалеке от судоходных рек. Тем не менее одно племя охотников и собирателей хорошо изучено: это индейцы сирионо, живущие в Восточной Боливии.

Этих индейцев исследовал Алан Холмберг — антрополог, живший с ними в течение года и написавший о них книгу под названием «Кочевники длинного лука». Он обнаружил, что в отличие от некоторых воинственных земледельческих племен, о которых мы упоминали, кочевники сирионо дружелюбны и вполне безобидны. Пока Холмберг разыскивал в джунглях часть племени, еще не входившую в контакт с белым человеком, ему приходилось добывать дичь с помощью лука и стрел, чтобы не испугать туземцев выстрелами из огнестрельного оружия. Когда он наконец обнаружил индейцев, они отдыхали в общей хижине. Раздевшись, чтобы не возбуждать подозрений, Холмберг и его проводник вошли в хижину и предложили им корзину с мясом в качестве мирного жеста, прежде чем те успели похватать свое оружие или убежать. Индейцы сразу же проявили интерес к пище и в конце концов позволили антропологу остаться с ними и изучать их образ жизни.

Индейцы сирионо проводят большую часть времени, блуждая по лесу в поисках дичи и съедобных диких растений, а также занимаются рыбалкой. Когда они переходят с одного временного лагеря на другой, то несут с собой все свои пожитки, включающие лишь гамаки, оружие и несколько примитивных орудий. Они не носят никакой одежды, но раскрашивают свои тела и приклеивают перья к волосам. Обычно они охотятся и рыбачат в одиночку, реже парами. Когда охотники возвращаются в лагерь, они могут помочь женщинам построить простую конструкцию из шестов, покрытую листьями, — убежище, почти не защищающее от дождя и укусов насекомых. Поскольку в сезон дождей ливни идут два-три раза в неделю, а москиты и мошки водятся в неисчислимом количестве, индейцы сирионо едва ли живут в тропическом раю. Их благополучие часто оказывается под угрозой, так как добыча не слишком обильна и еды далеко не всегда хватает на всех.

Угроза голода усиливается из-за того, что сирионо не имеют эффективных способов сохранения пищи на срок более двух-трех дней. По этой причине они никогда не утруждают себя охотой, если не испытывают насущной потребности в пище. В качестве примера Холмберг приводит одного индейца, поймавшего восемь крупных речных черепах. Этих животных можно держать живыми примерно неделю и употреблять в пищу по мере необходимости. Удачливый охотник привязал пойманных черепах и редко вылезал из своего гамака в следующие несколько дней, пока он и члены его семьи не доели последнюю черепаху.

Экономика сирионо крайне проста и поддерживает лишь небольшую группу людей с рыхлой организацией, которая во времена неурядиц или стихийных бедствий может распадаться на отдельные семьи. Их религиозные представления весьма примитивны. Холмберг обнаружил, что они утратили даже искусство добычи огня. Женщины носят головешки от одного лагеря к другому, заботливо укрывая их от воды во время дождя или при переправе через реку. Как-то раз небольшая группа индейцев голодала, несмотря на обильную добычу, потому что у них не было огня; их спасла лишь встреча с родичами, у которых имелся разведенный костер.

Несмотря на свою неискушенность, индейцы Южной и Центральной Америки, которые занимаются подсечно-огневым земледелием, находятся на более высокой ступени развития, чем кочевые охотники и собиратели. Впрочем, обе культуры с равным успехом адаптировались к жизни в своей природной среде. Земледельцы живут в постоянно перемещающихся поселениях — в основном потому, что оседлое земледелие невозможно в условиях джунглей. Кочевые охотники и собиратели не могут заниматься земледелием, так как места их обитания не в состоянии обеспечить даже скудного урожая. Индейцы сирионо, к примеру, живут в местности, слишком заболоченной для подсечно-огневого земледелия.

В расовом отношении туземные народы американских джунглей не отличаются от своих более цивилизованных соседей. Таким образом, раса и культура — совершенно различные явления. Доведись нам родиться в другом месте, мы бы тоже могли жить, как индейцы сирионо в боливийских джунглях, где суровые условия вынуждают людей вести примитивный образ жизни.

Однако нынешнюю картину нельзя назвать полной. Джунгли Южной Америки огромны, и очень может быть, что в один прекрасный день мы встретимся с туземцами, о которых до сих пор ничего не знаем. В Британской Гвиане с моим другом Фредом Салазаром и тремя его спутниками произошел любопытный случай. В индейской деревне они увидели сидевшего на корточках темнокожего молчаливого человека, настолько не похожего на любого из местных жителей, что Фред поинтересовался, откуда тот пришел. Линия волос незнакомца начиналась очень низко, почти над бровями; его глаза были маленькими и сидели очень близко; руки и ноги были покрыты черными волосами, резко контрастировавшими с гладкой медной кожей индейцев. И наконец, он сидел на корточках, в то время как местные индейцы сидели на ягодицах, вытянув ноги перед собой.

Когда Фред осведомился, что это за человек, ему деловито ответили, что это один из лесных жителей. Время от времени они приходили для торговли и, очевидно, считались низшими существами, которых следует опасаться. Фреду и его спутникам посоветовали избегать тех мест, где жило племя этого человека.

В джунглях Центральной и Южной Америки преобладает такая же картина. Существуют туземные народы, которые в большей или меньшей степени уже несколько поколений находятся в контакте с цивилизованным миром, но есть и другие, о которых мы время от времени узнаем от местных жителей. Но на огромной площади (грубо говоря, около семи миллионов квадратных миль), без сомнения, обитает множество неизвестных племен. Леса, окружающие деревни первобытных земледельцев, служат убежищем для еще более примитивных народностей, которые так редко показываются на глаза, что само их существование подвергается сомнению. Вероятно, мы сможем больше узнать о них в результате протекционистской политики, проводимой некоторыми правительствами Южной Америки. Торговля резиной больше не имеет такого важного значения, как в прежние времена, а следовательно, нет и экономической необходимости в эксплуатации несчастных индейцев. В некоторых государствах, например в Бразилии, образованы резервации, где индейцев никто не беспокоит. Такая защита может оказаться неоценимой для будущих исследований.

Типичным примером обитателей джунглей служат пигмеи округа Уеле в Африканском Конго. Этот замечательный народ, о котором много писали, привлекавший огромное внимание туристов до того, как страна приобрела независимость, пользовался такой широкой известностью, что в обществе сложилось мнение, будто это единственные настоящие пигмеи. Разумеется, это глубоко ошибочное мнение.

Во-первых, существуют довольно многочисленные группы низкорослых людей, хорошо известные и подробно описанные в официальных и научных документах. В Африке они живут повсюду, где есть тропический экваториальный лес со сплошным лиственным покровом. Прежде всего это широкая лесистая полоса вдоль северной оконечности бассейна реки Конго в округах Убанги, Шари и Чад на территории современной Республики Конго. Во-вторых, это еще более значительные участки тропического леса в Камеруне и Габоне, где обитают туземцы, чей рост и сложение очень напоминает пигмеев округа Уеле. Возможно, они происходят от одного корня, но этот район так слабо изучен, что о них практически ничего не известно.

Но это не все. Судя по этнологическим, антропологическим и даже археологическим свидетельствам, приземистые желтокожие люди, которых Кун называет представителями капской расы, некогда населяли всю Африку к северу от лесных массивов. Возможно, они даже были распространены по всему континенту. Со временем они были либо уничтожены, либо отброшены на юг представителями кавказоидной и негроидной рас, вторгавшимися с севера и востока. Остатки капской расы ныне представлены племенами бушменов. Они были художниками, занимавшимися росписью и резьбой по камню в пещерах и скалистых укрытиях. Насколько известно, они вымерли, за исключением небольших групп в пустыне Калахари в Южной Африке. Но может быть… и это большое «может быть».

В 1932 году, когда я посещал племя акунакуна на реке Кросс, отделявшей Нигерию от бывшего Британского Камеруна на востоке, со мной произошел один поразительный случай. Мы находились на восточной стороне реки. Центром племени была крупная деревня, которую можно было даже назвать поселком, населенная приветливыми и общительными жителями. После встречи с главным и второстепенными вождями и обустройства нашей экспедиции, насчитывавшей не менее ста человек, мы пригласили жителей деревни на большое празднество с тремя ансамблями местных барабанщиков, раздачей подарков молодежи, всеобщим весельем и обильной едой для остальных. В назначенное время общество собралось на центральной лужайке размером с футбольное поле, поросшей короткой травой. Вождь и его свита выглядели очень впечатляюще. Мы обменялись мимбо (пальмовым вином) и нашими последними припасами виски. Торжество началось, но вскоре я заметил нечто, весьма озадачившее меня.

Все мужчины племени — превосходные представители негроидной расы — собрались вместе, образуя одну большую группу, а их женщины и дети стояли в сторонке, как требовал обычай. Но с другой стороны, далеко справа от них и совершенно отдельно, находилась группа низкорослых широкоплечих мужчин с кожей желтовато-коричневого оттенка, «мышиными» усами, раскосыми глазами, высокими скулами и выпирающими челюстями. В отличие от негров, у них губы не были выворочены наружу. Еще немного правее, в тени больших деревьев, стояли женщины и дети еще меньшего роста со светло-желтой кожей. У каждого из них, без исключения, была выражена стеатопигия, или, проще говоря, чрезмерно развитые ягодицы. Наверное, мне следует объяснить, что эта физическая особенность, наряду с желтоватой кожей, раскосыми глазами и высокими скулами, характерна для бушменов, чьи наиболее чистокровные представители тоже обладают не вывороченными наружу губами.

«Кто эти люди?» — спросил я у вождя. После того как я в десятый раз объяснил ему, что мы не имеем отношения к правительственным чиновникам, он посмотрел мне в глаза и сказал следующее: «Это люди-рабы».

Рабство, разумеется, находилось под запретом — отсюда и беспокойство вождя по поводу нашего официального статуса. Тем не менее я обнаружил, что рабство (или скорее крепостная зависимость) так и не было ликвидировано до конца. Это не означает «порабощения» в прямом смысле слова, но низкорослые люди служили своим хозяевам точно так же, как это происходило с пигмеями округа Уеле. Им под страхом смерти не разрешалось жениться или вступать в близкую связь с «хозяевами» или членами их семей. Они рубили дрова и носили воду. Но больше всего меня поразил тот факт, что они жили не в деревне, а в окрестных джунглях, имели собственные обычаи, охотились для своих «хозяев» и получали взамен другую еду или предметы обихода. И они явно были бушменами, или представителями капской расы, что мог видеть любой человек, обладавший хотя бы незначительными познаниями в области физической антропологии, а вовсе не банту или суданцами, как их соседи.

Сколько других групп или племен так называемых пигмеев в лесах тропической Африки являются реликтами этой прото-негроидной расы? Или же они происходят от основного негроидного корня? Кого можно назвать действительно первобытными людьми, с более древним происхождением? И наконец, существуют ли настоящие прото-гоминиды или даже австралопитеки (см. главу 27)? Этот вопрос всегда интересовал меня — возможно, потому, что я видел одного собственными глазами, но еще и потому, что он тесно связан с многочисленными теориями и открытиями последних лет. Не знаю, согласятся ли со мной антропологи, но я полагаю, что обширное и тщательное исследование племен Западной Африки может вывести на свет некоторые следы этого субстрата первобытных народов, до сих пор живущих в джунглях. Принадлежат ли маленькие люди, о которых писал Гомер, к одному из племен пигмеев? Многие из последующих высказываний по этому поводу были не менее забавны, хотя и не так красноречивы. Можно сомневаться, что они действительно воевали с журавлями, но древние греки располагали достаточной информацией, чтобы поэт мог сказать в «Илиаде»:

На самом деле пигмеи опасались скорее негров, чем журавлей, и спасались от них в джунглях. Эти маленькие люди называются негрилли в Африке и негритосами в Азии, так как ранние европейские исследователи считали их «карликовыми неграми». Впрочем, большинство других исследователей придерживалось такого же мнения вплоть до недавнего времени.

Теперь есть все основания полагать, что так называемые негры на самом деле являются результатом позднейшего, а не самого раннего развития вида Homo Sapiens. Они меньше похожи на обезьян, чем «белые люди». В самом деле, кто видел человекообразную обезьяну или белого человека с вывороченными губами и курчавыми волосами?

По-видимому, высокие шоколадно-коричневые люди появились в Северной Африке незадолго до начала исторической эпохи в развитии человечества. В следующие несколько тысячелетий они распространились по всей Африке и достигли южной оконечности континента сухопутным путем, почти одновременно с белыми мореплавателями XV века. Однако сначала племена восточных негров смешались с соседними кавказоидными народами, в результате чего появились банту и народности хамитской группы.

По мере того как первоначальные негры (технический термин — суданцы) продвигались на запад, они встречались с низкорослыми представителями капской расы, или бушменами, со значительно более светлой кожей, менее искушенными в военном деле и ничего не знавшими о сельском хозяйстве. Воинственные негры уничтожали маленьких людей, обращали их в рабство или загоняли в джунгли, куда сами редко заходят до сих пор, разве что с целью охоты.

Сомнительно, что до своего вынужденного отступления в джунгли пигмеи обладали техническими и парапсихологическими навыками, позволяющими им сегодня процветать там, где не могут выжить другие народы. Любые сельскохозяйственные знания или навыки обработки металлов, которыми эти маленькие люди могли обладать до появления негров, явно были утрачены. Они научились есть то, что могли убить или собрать в джунглях, пользоваться богатым разнообразием растений и животных. Никогда не остающиеся подолгу на одном месте (любая пигмейская женщина может за несколько часов построить дом для своей семьи), негрилли являются кочевниками, причем более мобильными, чем племена, использующие тягловый скот для транспортировки грузов. Они неохотно и лишь на короткое время покидают джунгли, хотя следует признать, что сейчас эти интервалы становятся более продолжительными. Как и всех остальных, их привлекают современные искушения и «удобства».

Численность обитателей джунглей не поддается точной оценке. Некоторые авторитетные специалисты утверждают, что в Африке их около ста тысяч. С другой стороны, высказывается мнение, что в джунглях Африки существует от трех до пяти тысяч бамбути (родовое название для всех африканских негрилли). Та же самая статистическая неопределенность проявляется в отношении американских и азиатских племен, живущих в джунглях. В конце концов, едва ли возможно провести перепись среди народов, в чьем существовании вы даже не уверены, не говоря уже о заполнении анкет и социальном учете. Их собственные оценки вряд ли могут представлять практическую ценность, а сообщения от тех племен, которые живут рядом с ними и служат нашим главным источником информации, еще менее достоверны. Отношение этих людей к жителям джунглей неизменно окрашено их отношением к тропическому дождевому лесу.

Для негра джунгли полны ужасов и злых духов, которых он наделяет чудовищными качествами. С другой стороны, для пигмея джунгли являются источником всех жизненных благ: они дают ему кров, еду, питье и развлечения, но прежде всего обеспечивают его безопасность. И так по всему миру: народы, живущие по соседству с джунглями, сторонятся их из-за страхов и предрассудков, а обитатели джунглей любят их и называют своим домом.

Судя по всему, негры утратили не только навыки выживания в джунглях, но и способность приобрести эти навыки. Они приспособлены к джунглям не лучше, чем любой горожанин, и, подобно ему, могут умереть от голода, если останутся там в одиночестве. Одаренный писатель и этнолог доктор Колин Тернбулл замечает, что, по мнению пигмеев, негры слишком велики и неуклюжи, чтобы жить в джунглях. Они не могут находить фрукты и орехи, не отличают съедобного от несъедобного. Они боятся всевозможных животных: змей, крупных кошек, слонов и жалящих насекомых, которых пигмеи попросту игнорируют или избегают. Поэтому они придумали множество ужасных историй о злобных тварях и опасностях, подстерегающих путешественника в джунглях. Такое отношение характерно как для африканских негров, так и для азиатов, и оно неизбежно передалось белому человеку.

В результате, как отмечали многие наблюдатели, матери семейств в деревнях на окраине джунглей никогда не боятся, что их дети могут уйти в лес из любопытства или даже по ошибке. К тому времени, когда ребенок начинает ходить, в его сознании глубоко укореняется страх перед лесом.

Том Харрисон, внимательно изучавший нравы и обычаи этих людей, в своей книге «Дикая цивилизация» замечает, что жители деревень на Новых Гебридах позволяют своим детям делать все, что им хочется, пока те остаются рядом с домом. «Тому есть лишь одно объяснение — страх перед лесом, — добавляет Харрисон. — Ребенка учат бояться итумбулу, длинноволосых бледнокожих людей, живущих в пещерах или среди баньяновых стволов; они выходят наружу только в дождливую погоду и крадут плоды капустных пальм или пронзают людей своими невероятно длинными ногтями».

В течение многих веков иностранцы знали о лесных жителях лишь то, что рассказывали их соседи. Поскольку большинство рассказов изобиловало ужасами и небылицами, нетрудно было прийти к выводу, что «люди джунглей» являются плодом первобытного воображения. Отсюда и то упорство, с которым научные цитадели Европы и Америки еще восемьдесят лет назад настаивали на полном отсутствии пигмеев на островах Дальнего Востока.

Вообще-то, многих жителей джунглей нельзя отнести к настоящим пигмеям, хотя они имеют довольно небольшой рост. Известно, что племена, родственные пигмеям, населяют Малайский полуостров, Филиппины и Андаманские острова — покрытые джунглями клочки суши в Бенгальском заливе. Индийские мореплаватели называли их по-санскритски «обезьяньим народом». В течение многих лет на Южном Андамане располагалась британская исправительная колония; тогда острова входили в состав Британской империи, а теперь они принадлежат Бирме. Весьма любопытно, что эти азиатские пигмеи на первый взгляд даже больше похожи на негров, чем африканские негрилли. Поэтому испанцы, впервые увидевшие их в 1521 году на Филиппинах, назвали их «негритосами» задолго до того, как термин «негрилли» был применен по отношению к конголезским пигмеям. Но эти испанцы были моряками и искателями приключений (а также, следует признать, часто оказывались великими лгунами), поэтому их истории не убеждали ученых, так что маленькие темнокожие люди, обитающие на Востоке, в течение трехсот лет считались нелепой выдумкой.

Затем, после того как Куатрефо де Бро продемонстрировал бесспорные доказательства, ученые снисходительно признали их существование. Эти туземцы были более темнокожими и курчавыми, чем их африканские родичи. В конце ХІХ века сэр Хью Клиффорд, выдающийся губернатор британской колонии, более известный своими сочинениями о Малайе, описал их как «африканских негров, на которых смотрят через перевернутый полевой бинокль».

Через пятьдесят с лишним лет американский психолог Килтон Стюарт, живший в племени негритосов на Филиппинах, написал: «Они выглядели как уменьшенные копии американских негров, с которыми я встречался, и были такими же веселыми и дружелюбными».

Существуют некоторые свидетельства, что некогда негритосы населяли всю Юго-Восточную Азию, включая Бирму, Индокитай и большую часть Индии. Те, кому удалось выжить, отступили в тропические леса, сохранившиеся на некоторых островах Индийского океана, на Малайском полуострове и Филиппинах.

Для этих маленьких людей характерны крупные стопы с широко расставленными пальцами ног. Довольно толстые губы и широкие плоские носы с вывернутыми ноздрями подчеркивают узкий лоб и слабо выраженный подбородок.

Карликовые ведды из Индии и Цейлона имеют совершенно иной облик: это смуглые, стройные люди с дравидскими чертами лица и длинными усами. Третьим примером внешности могут служить туземцы племени тапиро с Новой Гвинеи — светло-коричневые люди, которые считались «уменьшенной» разновидностью папуасов. Рост тапиро варьирует от четырех до пяти футов, и об их существовании не было известно до 1910 года. И наконец, следует упомянуть о народности, официально признанной еще позднее, имеющей романтическое название «Призраки Желтых Листьев». Остатки этого удивительно красивого и печального монголоидного племени доживают свой век в джунглях Таиланда на границе с Китаем и Лаосом.

Когда речь заходит о веддах, живущих в джунглях, требуется небольшое объяснение. Для антрополога «ведда» означает первобытный подвид древней кавказоидной расы, существующий на Индийском субконтиненте и на его окраинах. Они худые и низкорослые, с волнистыми прямыми волосами, включая тонкие усы у мужчин, и редким волосяным покровом на шее. Оттенок их кожи варьирует от желтого до кофейно-коричневого. В самой Индии они живут в домах, выращивают посевы и имеют разделение на социально-экономические касты — как и сами индийцы, появившиеся здесь позднее.

Но немногочисленные первобытные ведды, очевидно не готовые или не способные адаптироваться к цивилизации, живут в лесных убежищах Цейлона и Южной Индии. Рост мужчин не превышает пяти футов, женщины на несколько дюймов ниже. По всей видимости, последовательные волны завоевателей каждый раз загоняли их в леса, куда новоприбывшие не желали совать нос, — старая история, повторявшаяся на каждом континенте, за исключением Антарктиды.

Некогда веддические народы населяли практически всю территорию современной Индии. Вероятно, они вытеснили негритосов, ранее населявших эти земли, но в свою очередь жестоко пострадали от более высокорослых соседей.

Малорослые народы Новой Гвинеи живут в горных джунглях этого большого острова, которые начинаются от южной оконечности хребта Бисмарка и тянутся в западном направлении. Они имеют многие черты и характеристики, общие с папуасами, с которыми они обычно находятся в состоянии вооруженного перемирия. Но для каждой черты сходства есть и свое отличие. Они имеют более светлый оттенок кожи и слабо выраженный монголоидный облик, в то время как папуасы больше похожи на негроидов. Типичные удлиненные туловища и костлявые ноги папуасов совершенно нехарактерны для представителей племени тапиро.

Пенаны, маленькие жители Борнео, довольно похожи на них, но отличаются более плотным сложением и робким нравом. Подобно африканским негрилли, они выходят из джунглей лишь для торговли.

Наверное, самыми таинственными и патетичными из жителей джунглей являются Призраки Желтых Листьев. До 1930-х годов европейцы, слышавшие от таиландских охотников о крошечных желтокожих людях, живущих в глубине джунглей и не пользующихся оружием — даже стрелами, копьями и дубинками, — просто обменивались улыбками. Такие существа воспринимались как элемент туземной мифологии, не заслуживающий серьезного внимания. Само их название, Pi Tong Luang на местном наречии, доказывало, что Призраки Желтых Листьев не более реальны, чем любые другие призраки, в которых верят невежественные люди. Было бы нелепо предполагать, что за этим кроется нечто большее. Но в 1930-х годах, за несколько лет до того как японцы оккупировали страну во время Второй мировой войны, антрополог Г. С. Бернатциг убедительно доказал, что таиландские охотники знают свои родные джунгли гораздо лучше, чем ученые-скептики, корпевшие над книгами в библиотеках или гонявшие чаи в Бангкоке.

Призраки Желтых Листьев были не просто реальны; они оказались такими беззащитными, как говорили местные жители. Главной причиной их высокой смертности были нападения тигров и леопардов. По грубым прикидкам, на свете осталось лишь от трехсот до пятисот представителей этой народности. Их кожа имеет коричневато-желтый оттенок. Они красивы, даже прекрасны, но их рост не превышает пяти футов трех дюймов. Хотя в их облике есть нечто монголоидное, у них отсутствует характерная складка в уголках глаз, имеющаяся почти у всех людей, принадлежащих к монголоидной расе, и в целом они больше напоминают кавказоидов. Себя они называют юмбри, что на их языке означает просто «народ». Многие первобытные племена по всему миру, живущие не только в джунглях, называют себя точно так же.

Это исчезающее племя попало в азиатские джунгли после неведомых блужданий. Может быть, они принесли свою беспомощность с собой, а может быть, выродились в изоляции, но сейчас они выказывают свойства любого вымирающего вида животных. Можно лишь гадать, как долго они жили в джунглях. У них нет легенд или традиций, связанных с их происхождением. Некоторые ученые считают их остатками некогда доблестного народа; другие называют их последними представителями невероятно древней расы, выжившей в течение многих тысячелетий благодаря своему ровному, неизменному образу жизни.

Многие обитатели джунглей были силой вытеснены с первоначальных мест обитания более агрессивными племенами или захватчиками. Но это не объясняет, как им удалось приспособиться к новой природной среде. Почти во всем мире люди, вытеснившие их с исконных земель, в свою очередь были завоеваны, рассеяны, порабощены, угнетены и притесняемы по меньшей мере с такой же жестокостью, с какой они сами притесняли маленький народ. Но очень редко, если вообще когда-либо, африканские негры или более цивилизованные жители Востока искали убежища в джунглях, а тем более оставались там в качестве полноправных и довольных жизнью обитателей.

Возможно, один пример из множества объяснит нашу точку зрения. Когда Чарльз Гудьер изобрел процесс вулканизации резины (его патент был выпущен в 1844 году), он вызвал бум добычи сока определенного дерева, известного как Hevea brasiliensis, преобразивший Бразилию в течение одного поколения. Спрос на резину, в те дни получаемую лишь из диких деревьев, растущих в амазонских джунглях, привел к невероятно жестокой эксплуатации туземного населения. Целые деревни уничтожались, чтобы сломить дух туземцев, работавших на каучуковых плантациях.

В 1907 году, когда Фосетт протестовал при виде жителей, угоняемых в рабство, его заверили, что «лишь лесные индейцы продаются открыто». Остальных попросту обращали в крепостную зависимость для отработки воображаемых долгов своим хозяевам. Полковник слышал, как члены карательного отряда хвастались, что разбивали детям головы о стволы деревьев или таскали женщин на веревке за лошадьми просто для забавы. Список таких и еще худших злодеяний, творившихся на каучуковых плантациях в течение более пятидесяти лет, можно продолжать до бесконечности.

Однако выжившие жертвы притеснений не искали спасения в джунглях. Те, кому удалось бежать, отступили к верховьям рек и в горные долины. Некоторые научились защищаться отравленными стрелами. Но несмотря на ужас перед угнетателями и тяжелейшие потери, они как будто понимали, что не смогут выжить в джунглях, хотя и знали, что ни один карательный отряд не последует туда за ними.

Эта история повторилась в Африке. Возможно, из всех злодеяний, совершенных белыми людьми против покоренных народов с другим цветом кожи, ни одно не получило столь широкой огласки, как ужасы, творившиеся в конце XIX — начале XX века в Бельгийском Конго, которое тогда находилось в личной собственности короля Леопольда II. Эксплуатация шахт и лесов, даже по оценкам наиболее сдержанных комментаторов, велась с «варварской жестокостью». За сто лет до этих событий работорговцы из разных стран постоянно совершали набеги на негритянские деревни. Пигмеи не были подвержены всем этим ужасам, оставаясь под надежным укрытием джунглей. Ни один негр не выбирал это убежище в качестве места постоянного обитания, какая бы чудовищная участь ни ожидала его снаружи.

Перед лицом таких свидетельств в нас растет уважение к маленькому народу джунглей. Как они совершили то, что не удалось другим, более сильным и агрессивным людям? Как они смогли добиться процветания в этих великих лесах, куда более цивилизованные народы не проникали даже под страхом пыток, рабства и неизбежной смерти?

В поисках ответа на эти вопросы нам предстоит узнать, кем на самом деле являются жители джунглей, отказавшись от необъективных и часто недружелюбных описаний. Независимо от того, происходят ли они от общего корня или принадлежат к различным расовым группам и подгруппам, им свойственны определенные знания и навыки, отсутствующие у нас, несмотря на нашу хваленую «цивилизацию».

Глава двадцать четвертая Происхождение «маленького народа»

Физиологически и психологически жители джунглей не похожи на других людей. Став хозяевами своей природной среды, они адаптировались к ней умственно и физически. Объективные наблюдатели, особенно ученые, должны были сознавать неизбежность этого процесса, но многие образованные люди изумляются каждый раз, когда видят его проявления.

Разумеется, главной отличительной особенностью жителей джунглей является их малый рост. Во-вторых, исследователи отмечают, часто с нотками удивления, что большинство из них прекрасно сложены, необычайно сильны для своего роста, очень грациозны и уверенны в движениях. Последнее обстоятельство позволяет им быстро и абсолютно бесшумно перемещаться по лесу.

Несмотря на значительные различия (впрочем, не большие, чем различия между представителями так называемой белой, черной и желтой расы), в облике негритосов и негрилли есть сходные черты. Это наводит на мысль, что они не просто эволюционировали в сходном направлении, но, возможно, состоят в родстве друг с другом.

Возникает замечательная этнологическая головоломка. Учитывая общее происхождение, как эти люди могли попасть туда, где они находятся сейчас? Глядя на карту мира, можно предположить, что они либо жили в одном месте, а затем разбрелись по половине земного шара, либо между Африкой и Востоком когда-то существовал огромный «сухопутный мост». Никто, похоже, даже не рассматривал третью возможность: каким бы ни было первоначальное происхождение этих народов, они распространились оттуда во все места, пригодные для их обитания.

Есть достаточно веские основания полагать, что Индийский океан некогда был разделен сухопутным перешейком, но речь идет о времени за миллионы лет до появления человека, даже самого примитивного. Однако существуют не менее основательные доказательства того, что земли, ныне окружающие Аравийское море и Бенгальский залив, когда-то были покрыты лесом, где могли жить «маленькие люди». В более раннюю эпоху они могли населять области, расположенные еще дальше к северу.

Присутствие аборигенов в Австралии доказывает, что «полноценные» люди, какими бы примитивными они ни были, умели плавать на лодках; иначе азиатские животные пришли бы вместе с ними по гипотетическому сухопутному перешейку, соединявшему два континента. С маленькими обитателями джунглей дело обстоит иначе: попав туда изначально, они с тех пор оставались там все время.

Несмотря на важность физиологических отличий, настоящие жители джунглей обладают психологическими качествами, которые, хотя и не являются их исключительной принадлежностью, получили гораздо более мощное развитие, чем в других обществах. Они духовно — или, если хотите, эмоционально — настроены на природную среду. В данный момент не имеет значения, лучше или хуже этот психологический настрой, чем у других народов. Он просто другой. Поскольку среда их обитания не похожа ни на одну другую на Земле, неудивительно, что разум этих людей в некоторых отношениях развивался «по касательной» к остальным представителям человеческого рода.

Благодаря тому что адаптация к условиям джунглей сохранялась неизменной в течение тысячелетий, их психологическая устойчивость значительно превосходит нашу. От поколения к поколению современное общество подвергается все большему количеству стрессов. Нигде в мире, кроме джунглей, человеческий разум не был столь мало подвержен эмоциональным потрясениям, новым идеям, товарам, условиям жизни, понятиям о природе человека и вселенной.

Для нас развитие идеи о неожиданном скачке в прошлое (скажем, в Древний Египет, в Италию времен Ромула и Рема, во Францию или Германию времен галлов и тевтонов) требует напряженной работы воображения. Мы знаем, что не только окажемся в совершенно иной цивилизации; само наше мышление должно претерпеть радикальную перемену, чтобы приспособиться к этой цивилизации. Если бы современный житель джунглей вдруг очутился среди своих предков в экваториальном лесу доисторических времен, он бы не ощутил разницы. Хижины были бы точно такими же, как та, которую его жена построила вчера, с таким же внутренним устройством. Люди бы пользовались теми же орудиями, с которыми он был знаком всю свою жизнь, и для тех же целей. Его образ жизни так же неизменен, как и сами джунгли, поэтому для него практически не имеет значения, попадет ли он в прошлое, в будущее или останется на месте.

Психология обитателей джунглей оставалась такой же статичной, как их материальное существование, и это само по себе позволило интуитивным способностям развиться до такой степени, о какой мы, живущие в мире постоянных перемен, можем лишь мечтать. Этот феномен был обнаружен в прошлом веке и совсем недавно получил должную оценку.

В конце концов, опытным психологам редко предоставляется возможность наблюдать за поведением жителей тропического дождевого леса. Одним из таких счастливчиков (кстати, единственным, кто при этом действительно жил среди туземцев) был американец из Юты по имени Килтон Стюарт. Он жил с лусонскими негритосами на Филиппинах и в достаточной мере завоевал их доверие, чтобы провести серию психологических тестов. Он разделял с ними праздники и опасности, участвовал в их ритуалах. После возвращения в Америку он написал о своих впечатлениях в книге «Пигмеи и великаны из сна», где приводится немало успешных примеров психотерапии: «Это была настоящая психология исцеления, вовсе не отстающая от западной цивилизации на пятьдесят тысяч лет. В некоторых отношениях их методы превосходят наши».

Стюарт был знаком с современным использованием гипноза и состояния транса при лечении. Но он обнаружил, что знахарь из племени негритосов знал об этом гораздо больше, чем он сам. Более того, шаман успешно лечил своих пациентов от хронических заболеваний, которые среди западных медицинских специалистов считаются самыми трудными. Стюарт был поражен высокой внушаемостью туземцев под его собственным гипнозом.

Многие члены первой группы, в которой он жил, страдали от стригущего лишая, который он лечил, погружая человека в транс и рисуя на треснувшей коже решетку из йода или зеленки — весьма мучительная процедура для того, кто находится в сознании. Но когда Стюарт внушал своим пациентам, что они будут испытывать легкую щекотку, то после пробуждения они сообщали ему о приятных ощущениях.

С моей точки зрения, можно не сомневаться в том, что, по крайней мере, некоторые обитатели джунглей (а возможно, и все) обладают способностями к экстрасенсорному восприятию, которые большинство из нас либо утратило, либо никогда не развивало. Европейцы и американцы очень долго смотрели на сообщения и даже подробно задокументированные отчеты о подобных явлениях, отказываясь поверить тому, чего сами никогда не видели. Но я не знаю другого способа объяснения некоторых событий, при которых присутствовал лично.

Наиболее любопытен тот факт, что хотя жители джунглей вроде бы владеют определенными умственными (или, если угодно, парапсихологическими) способностями и применяют их на практике, они необычайно прагматичны. В отличие от других первобытных народов, таких как австралийские аборигены, они совершенно не заботятся о теоретическом обосновании своих талантов. Далее, они обладают «классными», по выражению современных подростков, способностями в области предсказаний. Мы проверяем свое экстрасенсорное восприятие с помощью специальных карт; австралийский абориген каким-то образом узнает о болезни своей бабушки, живущей за сотню миль от него; знахарь африканского племени может объявить о прибытии гонца задолго до его появления. Но коренные обитатели тропического леса, насколько мне удалось узнать от серьезных ученых, наблюдавших за ними, совершенно не интересуются больными бабушками, гонцами или двусторонней телепатией. Другое дело — естественные вещи, такие как природа и охота.

Профессиональное выслеживание животных, даже раненных, само по себе довольно утомительно, но в тропическом лесу со сплошным лиственным покровом оно становится практически невозможным. Однако лесные жители иногда могут выслеживать животных в течение нескольких суток, хотя при этом они даже не в состоянии указать пришельцу, владеющему их языком, на какие-либо свидетельства в виде сломанных ветвей, следов и так далее. Это может показаться преувеличением, но уверяю вас, что если вы проживете в джунглях какое-то время без опасений и придирок, то научитесь чуять предстоящую погоду, дрейфовать вместе с животными — в общем, попадете в некий огромный биоритм. Я не могу и, следовательно, не стану утверждать, что любой человек может предчувствовать прибытие гонца или читать чужие мысли. Но когда речь заходит о животных, слова буквально изменяют мне. Могу лишь сказать, что, много лет занимаясь сбором животных, несмотря на ужасное зрение, я часто набредал на них, потому что… как бы это назвать? Было ли это повышенной восприимчивостью других органов чувств или экстрасенсорным восприятием? Кто знает? Я не знаю, но даже мои туземные помощники постоянно спрашивали, как мне удалось найти тот или иной экземпляр. Обычно это происходило в десяти минутах ходьбы от нашего лагеря, на территории, которую они осматривали самым тщательным образом. По какой-то причине я подходил прямо к животным или они подходили ко мне, без всякого осознанного участия с моей стороны.

Легко назвать это простым совпадением, но с другой стороны, большинство из нас живет в совершенно иных условиях. В джунглях это один из повседневных фактов, как грузовики, такси и автобусы для жителя Нью-Йорка. Способность предвидения кажется нам чем-то необычным, но когда мы рефлекторно перестраиваемся в соседний ряд движения или уклоняемся от грузовика, это выглядит для пигмея так же необычно и загадочно. Для тех, кто живет в джунглях, постоянное использование зрения и слуха превратилось в неосознанную привычку.

В течение тысячелетий выживание туземца зависело от того, сумеет ли он неслышно поставить ногу на землю или не наступить на ядовитую змею. Он должен был научиться, без участия того, что называем логическим мышлением, за какую ветку или лиану можно ухватиться, не подвергая себя опасности.

Возможно, благодаря столь тонкой настройке на чувства, которыми мы не пользуемся, жители джунглей развили свои навыки в психотерапии. Считается, что в нашем обществе мужчин и женщин учат думать; вместо этого житель джунглей учится чувствовать. Он настолько же опережает нас в восприятии, насколько мы опережаем его в интеллектуальных процессах. Возможно, поэтому быстрота его реакции кажется нам такой удивительной. С другой стороны, все, что восхищает его в нашем облике, по-видимому, является результатом нашей цивилизации.

Успешная психотерапия — не что иное, как использование чувств и эмоций для исцеления, точно так же, как успешная иммунизация есть использование мощных вакцин для инъекций. Мы достигли значительных успехов в иммунизации, но имеем большие пробелы в области использования человеческих эмоций и лишь начинаем закрывать их.

Когда Стюарт погрузил первого негритоса в транс, он с удивлением обнаружил, что это было признанной и широко распространенной практикой среди племенных шаманов. Его удивление возросло, когда местные знахари присоединились к нему, помогая пациенту исследовать его прошлое и его сны в поисках событий, которые позволили бы узнать источник его недомогания — в данном случае сильной головной боли. По свидетельству Стюарта, он ожидал услышать ритуальные фразы и увидеть нелепые жесты, так как вся деревня собралась вокруг посмотреть на сеанс лечения. Но результаты знахарей оказались «весьма похожими на те, что были получены в новейших психотерапевтических клиниках Парижа и Вены».

Стюарт обнаружил, что положение шаманов в племенной иерархии не менее разумно, чем их терапия. Каждый мог стать шаманом и пройти через процесс обучения, после чего получал звание целителя. Для женщин запретов не существовало. При этом обучение не включало в себя прохождение через ступени магических посвящений, приготовление специальных зелий или отваров, чтение заклинаний, ношение специальных костюмов или украшений. Шаманы просто были людьми, которые могли исцелять и обучали своему искусству по мере его использования. Стоит напомнить о том, что западные психоаналитики считаются специалистами лишь после того, как сами подвергаются психоанализу.

Короче говоря, эти маленькие люди разработали практичные, но эффективные методы терапии, лишенные налета сверхъестественности. В племени негритосов, насчитывавшем двадцать взрослых людей, где Стюарт впервые наблюдал туземную психотерапию в действии, было пять шаманов, из них одна женщина.

Более понятной для современных наблюдателей, хотя и в равной мере недоступной для них, является способность лесных людей ощущать присутствие чужака задолго до того, как он узнает о них. Становится ясно, почему пигмеи могли сотни лет жить в своих великих лесах, часто лишь в нескольких милях от населенных районов, ни разу не попадаясь на глаза. В ряде недавних научных исследований отмечалась способность негритосов, негрилли, Призраков Желтых Листьев и индейцев джунглей Южной Америки ускользать прежде, чем кто-либо успеет приблизиться к ним. В этом отношении они разделяют один из талантов великого множества животных, обитающих в джунглях, настолько скрытных, что до последнего времени многие из них были известны лишь понаслышке. Стоит ли удивляться тому, что ученые с каждым годом открывают все новые виды?

Глава двадцать пятая Дом для охотников

Постороннему человеку джунгли всегда казались неуютным и опасным местом — за исключением вымышленных персонажей, вроде Тарзана и Маугли, или таких целеустремленных исследователей, как В. Г. Хадсон. Никто не осмеливался жить там добровольно. Те же, кто делал это по своему выбору, презрительно назывались дикарями, обреченными на несчастное существование, окруженными запретами и предрассудками, терзаемыми страхом, голодом и хищными животными, прозябающими в мрачной, сырой обстановке. В этой связи я хочу привести высказывание одного африканского пигмея, который объяснил Колину Тернбуллу, почему они не боятся бродить по ночам без оружия. «Если мы — дети леса, то зачем нам бояться его? Мы боимся только того, что находится за его пределами».

Джунгли в изобилии снабжают своих детей едой и кровом, орудиями труда и оружием, той одеждой, в которой они нуждаются, абсолютной свободой передвижения, но в первую очередь — превосходной защитой от внешнего мира. Люди, знающие о них лишь понаслышке, считают их неспособными к выполнению работы, требующей умственных навыков. В свою очередь, жители джунглей потешаются над большими неуклюжими недоумками, не умеющими правильно сложить крышу из листьев, выслеживать добычу и находить верную дорогу в лесу.

Домом для них служит не какая-нибудь особенная поляна или пространство между деревьями. Группа, редко насчитывающая больше нескольких семей (в любом случае не более двухсот — трехсот человек), может спокойно проходить сотни миль, направляемая предчувствием более обильной добычи. Мы считаем такой образ жизни кочевым, но фактически его лучше называть «бивуачным».

Таким образом, их жилища и домашняя обстановка эфемерны: все легко создается, а затем оставляется без малейшего сожаления. Их пожитки никогда не бывают в тягость при переходе от одного временного лагеря к другому. Призраки Желтых Листьев довели эту подвижность до предела, что может быть одной из причин их вымирания. Они почти никогда не проводят две ночи подряд на одном месте, но каждый день строят новые шалаши из шестов.

Поскольку люди джунглей обитают в растительном поясе, который славится изобилием лиан и вьющихся растений, они блестяще научились пользоваться этими естественными веревками и канатами. Африканские пигмеи и некоторые индейцы Южной Америки обладают особенно выдающимися навыками в плетении гамаков и рыболовных сетей из растительного материала.

Африканские негрилли, которым нет равных в аккуратности и расторопности при обустройстве лагеря, оставляют задачу сооружения жилищ на усмотрение женщин. Мужчины иногда помогают в сборе широких зеленых листьев для кровли, и некоторые из них весьма искусны в строительстве, если возникает такая необходимость. Их единственным материалом служат шесты, вырубленные из молодых деревьев, листья и лианы, скрепляющие хрупкую конструкцию.

Хижины пигмеев конголезского округа Уеле круглые и имеют форму полусферы. Они могут быть любого размера, но обычная семейная хижина имеет шесть — восемь футов в диаметре. Женщины с раннего возраста учатся загонять в землю длинные шесты без всяких копающих или отбойных орудий. Они резким движением втыкают шест, поднимают и снова втыкают, каждый раз точно в углубление, оставленное предыдущим ударом, пока тот не опускается на достаточную глубину. Соорудив круг из шестов с проемом для двери шириной около фута, женщина пригибает верхушки и связывает их лианой. Затем лианы пропускаются через шесты, образуя подобие решетки, на которую вешаются листья, закрепленные расщепленными надвое черенками и уложенные друг на друга, как черепица. Если при первом дожде обнаружится протечка, несколько листьев перекладывается на новое место, но в общем и целом крыша хорошо удерживает воду, пока листья не высыхают. К тому времени племя обычно снимается с лагеря и отправляется к следующему. Поскольку внизу никогда не бывает сильного ветра, можно не беспокоиться, что конструкция развалится при грозе.

Джунгли востребуют обратно покинутое жилище лишь немногим медленнее, чем пигмеи возводят его. Колин Тернбулл однажды вернулся на первый лагерь, где жил с ними, и смог разглядеть лишь слабые очертания бывшего поселка. От хижин не осталось и следа.

Большинство жителей джунглей строит похожие дома, с незначительными отступлениями в ту или иную сторону. Однако некоторые пользуются естественными убежищами. Ведды иногда живут в неглубоких пещерах под нависающими горными утесами в джунглях. Остатки негритосов на Андаманских островах строят свои деревни по кругу с площадью в центре, но их дома не более прочны, чем жилища их африканских родичей. Они дольше остаются на одном месте — возможно, потому, что лесная территория острова невелика, а пищи везде достаточно.

Обстановка для лесного дома сооружается с таким же проворством, как и сама хижина. Постель не обязательна; во многих жилищах на пол кладут несколько жердей, покрытых листьями. Другие строят конструкции из палок, перевязанных лианами. Для белого человека такие ложа чрезвычайно неудобны; его больше устраивает гамак, сплетенный из лиан.

Стол представляет собой каркас, похожий на основу кровати. Он стоит на четырех палках и используется в основном для того, чтобы вялить мясо на маленьком костре, который разводится внизу; ясно, что в джунглях невозможно завялить мясо на солнце. Стул похож на плетенку из гибких прутьев, сиденье и спинка формируются весом человеческого тела. Пигмеи часто пользуются бревнами вместо сидений или даже садятся на большой лист, уложенный на землю. Они чистоплотны, поэтому не садятся и не ложатся на сырую землю без крайней необходимости. Такие предметы, как мебель для хранения вещей, для красоты или для работы, им совершенно неизвестны.

Что касается домашней утвари, то семья пигмеев удовлетворяется несколькими ножами, чьи лезвия из твердой древесины можно наточить до бритвенной остроты, одним-двумя горшками, корзинами, иногда молотком из куска слоновьего бивня, привязанного к деревянной рукояти. Все это можно нести в корзинах, не замедляя движения семьи при переходе от одного лагеря к другому. В каждой новой хижине листья служат тарелками, скатертью и салфетками, заостренные палочки используются вместо ложек и вилок, а скорлупа крупных орехов или кожура фруктов заменяет кружки.

Одежда — одна из наименьших проблем для жителя джунглей. Огонь согревает лучше, им можно пользоваться для приготовления еды, так стоит ли прилагать дополнительные усилия для защиты тела от холода? Пигмеи уже тысячи лет знают то, что люди вроде меня открыли после длительных мучений в тропическом дождевом лесу: набедренная повязка — это все, что необходимо для удобства и сохранения приличий. Еще одной характерной чертой костюма в джунглях является пояс, к которому крепятся мелкие предметы и мешочки с едой. Все остальное надевается лишь в качестве украшения и редко заслуживает такого восхищения, как мастерская раскраска туловища или ягодиц. Пигмеи, надевающие обычную одежду, когда они навещают негритянскую деревню, сразу же избавляются от нее, как только возвращаются в лес.

Почти все жители джунглей добывают себе пропитание охотой (дичь может быть любого размера, от муравьев до слонов), сбором фруктов, орехов и овощей. Способность двигаться быстро и бесшумно, знание повадок животных и загадочное умение каждый раз смотреть в нужное место делает их лучшими охотниками среди людей в истинном понимании этого слова. Африканский пигмей настолько же превосходит среднего негра в этой области, насколько лесничий превосходит среднего горожанина.

Бамбути — далеко не самые умелые лучники или копьеметатели, но они могут подкрадываться к добыче так близко, что даже неудачный выстрел попадает в цель. Они также с большим успехом пользуются ловчими сетями, сотканными из прочных волокон, которые они вытягивают из определенных лиан. Лесные охотники обычно связывают свои сети большим полукругом, куда женщины и дети загоняют дичь, как некогда поступали загонщики на охоте в английских лесах.

Одним из обычных блюд служит окапи — пугливое и скрытное животное, напоминающее жирафа с короткой шеей. Они так неуловимы, что до начала XX века ни одному белому человеку не удалось их увидеть. Стэнли, пожалуй первым услышавший о необычном существе, по описанию рассудил, что окапи больше походит на осла. Пигмеи выслеживают и убивают окапи без особого труда, что оказывается не под силу прекрасно снаряженным европейским охотникам.

Те же самые маленькие люди являются единственным серьезным врагом лесных локсодонтов. Лишь негрилли осмеливаются подойти к властелину джунглей достаточно близко, чтобы причинить ему вред. При этом они пользуются двумя методами. Менее распространенный заключается в том, что охотник подкрадывается к животному и калечит его, пронзая копьем подколенное сухожилие. Слон не может двигаться, если у него повреждена хотя бы одна нога, и становится легкой добычей для охотников. Более распространенный метод, который другие охотники боятся даже испробовать, заключается в том, что пигмей заползает под слона и вгоняет копье в огромное брюхо животного. Затем он проворно откатывается в сторону и следует за раненым слоном, пока тот не умрет от заражения крови, что обычно происходит через несколько дней.

Но независимо от способа охоты место гибели слона становится следующей стоянкой для племени. Крайне примитивные инженерные навыки не позволяют пигмеям доставить лесного гиганта домой, целиком или по частям. Поэтому люди, не теряя времени, идут туда, где лежит туша: процессы разложения в джунглях происходят очень быстро. Мясо слона считается деликатесом. Все племя наедается до отвала и вялит куски мяса впрок. Пигмеи остаются на одном месте, пока слон не будет съеден целиком, защищая остатки от мародеров животного мира.

Удачливый охотник завоевывает огромную славу и очень гордится ею, так как престиж является единственной наградой в обществе пигмеев-бамбути. Он не получает дополнительных порций мяса и даже не имеет права на самые лакомые куски. Каким бы великим ни было искусство охотника, он убивает дичь не для себя, а для общества. Ежедневная добыча делится на всех, часто со спорами и мольбами, но не по желанию добытчика. Удовлетворение от хорошей охоты и восхищение соплеменников — вот все, чего может ожидать охотник, и он не стремится к большему. Если же он скромно относится к своим достижениям, то его престиж поднимается еще выше.

Мясо, добываемое мужчинами, дополняется съедобными кореньями, орехами и фруктами, которые собирают в основном женщины и дети. Посторонних восхищает способность этих людей безошибочно находить богатый ассортимент съедобных вещей, не все из которых могут показаться нам аппетитными.

Хотя многие продукты, которые мы обычно готовим, съедаются сырыми, в лагере пигмеев всегда горит костер, на котором можно жарить или тушить еду. Некоторые обитатели джунглей не знают, как добыть огонь, но большинство умеет это делать с помощью сухих палочек. Все они, особенно женщины, искусно переносят угли, завернутые в древесные листья, с одного лагеря на другой. Сухое дерево не всегда есть под рукой, но люди ищут полые деревья, и, когда другое топливо недоступно, они всегда могут воспользоваться щепками, упавшими к подножию ствола.

Во всем мире люди любят мед, а джунгли иногда буквально истекают медом, благодаря великому множеству пчел. В разных племенах существуют разные методики добывания меда и защиты от укусов, которые бывают очень болезненными, а иногда даже смертельными. Гнездо обычно расположено высоко на дереве, и к нему приходится подниматься по стволу. Некоторые азиатские негритосы прибегают к рискованному средству: они привязывают в поясу тлеющий «хвост», сплетенный из сухой травы и свежих листьев, и поднимаются на дерево в облаке дыма. По-видимому, они считают, что мед стоит нескольких укусов, когда дым начинает рассеиваться.

Поскольку некоторые виды дичи никогда не спускаются на землю, а многие фрукты и орехи нужно собирать прежде, чем они упадут вниз, маленькие обитатели джунглей немногим уступают Тарзану в умении лазать по деревьям. Детишки учатся карабкаться по стволам и прочным лианам примерно в то же время, когда начинают ходить. Многие игры включают в себя элементы лазания и прыжки с ветки на ветку.

Мальчиков с самого раннего возраста посвящают в искусство охоты. Малыши имеют миниатюрные копья, луки и стрелы, тщательно изготовленные их отцами и точно копирующие настоящее оружие, хотя стрелы для детей делаются из мягкого дерева с тупым наконечником. Если кусок старой ловчей сети приходит в негодность, пигмей делает маленькую сеть для своего сына, хотя подготовка волокон и завязывание узлов стоит ему многих часов кропотливого труда.

Оружие и охотничьи приспособления других жителей джунглей варьируют в довольно узких пределах, если не считать Призраков Желтых Листьев, у которых просто нет ничего подобного. Негритосы Малайского полуострова пользуются духовыми трубками, снаряженными отравленными дротиками, и делают из бамбука ловушки для рыб, хотя не имеют сетей для охоты на суше. Индейцы джунглей Южной Америки пользуются разнообразным оружием и охотничьими приспособлениями (сетями, ловушками для рыб), сделанными из растительных предметов. Андаманцы некогда плавали на маленьких деревянных каноэ с примитивной снастью для морской рыбалки, но в наши дни такие суденышки редко выходят в море, так как туземцы стараются не выходить из джунглей на долгое время. Известно, что они пользовались гарпунами для добычи дюгоней, или морских коров — больших млекопитающих, родственных американским ламантинам. Они также делали наконечники для стрел из железа, полученного с кораблей, разбившихся на побережьях Андаманских островов за последние несколько столетий. Их луки необычайно мощны и в снаряженном виде крупнее своих владельцев, чей рост не превышает четырех футов восьми дюймов. Очевидно, они никогда не учились добывать огонь, но с давних пор имели его благодаря действующему вулкану на одном из островов — по крайней мере, так гласят легенды.

Андаманские негритосы принадлежат к редкой категории обитателей джунглей, известной своими нападениями на чужаков, — возможно, потому, что в течение долгого времени единственными другими людьми, которых они видели, были малайские работорговцы, совершавшие набеги на побережье. Первые белые люди, увидевшие их, описывали андаманских туземцев как враждебный народ, причиняющий немало вреда жертвам кораблекрушений. Ходили слухи о том, будто они каннибалы. Это не так, но они действительно сжигали и, возможно, до сих пор сжигают тела убитых врагов, что могло лечь в основу вымысла. Единственное белое поселение на Андаманских островах, бывшая исправительная колония в Порт-Блэре, не поддерживает с ними никаких отношений.

Наибольшую известность среди жителей джунглей в художественной литературе приобрел один из андаманских негритосов, представленный в качестве персонажа сэром Артуром Конан Дойлем в романе «Знак четырех». Сэр Артур наделил этого маленького человека по имени Тонга свирепым характером, который английские матросы приписывали всем представителям его расы, а также снабдил его духовой трубкой с отравленными стрелками, неизвестной среди андаманцев, но используемой малайскими пигмеями. Даже если автор знал об этом, он воспользовался правом на литературную вольность, так как по сюжету часть действия происходила в исправительной колонии на Андаманских островах. Тонга бегал по Лондону босиком, и крошечные следы открыли его происхождение всезнающему Холмсу, который зачитал Ватсону следующий отрывок из нового географического справочника:

В романе Тонга стреляет в великого сыщика маленькой отравленной стрелкой, промахиваясь лишь на волосок, после убийства другого англичанина, очевидно совершенного лишь ради забавы. Затем он сам гибнет от пуль, выпущенных Холмсом и Ватсоном. Со своей стороны, добрый доктор говорит о нем как о «маленьком черном человечке с огромной, неправильной формы головой и копной всклокоченных волос… Глаза его горели мрачным, угрюмым блеском, а толстые губы, вывернутые наружу, изгибались злобной усмешкой, обнажая зубы, лязгавшие от животной ярости».

Поскольку доктор Ватсон заметил все это при свете фонаря, стоя на палубе полицейского катера, преследовавшего беглецов по ночной Темзе, его зрению можно лишь позавидовать.

Криминальные наклонности бедного Тонги совершенно отсутствуют у большинства жителей джунглей. Насколько известно, они никогда не воюют между собой и очень редко вступают в открытый конфликт с другими людьми, даже в целях самообороны. Наилучшая защита для них — бегство в лес, что они проделывают с несравненной легкостью. Однако племена, описанные Фосеттом в Южной Америке, некоторые андаманские негритосы и представители племени тапиро на Новой Гвинее известны своей агрессивностью.

Очевидно, жители горных джунглей Новой Гвинеи (тапиро) издавна убивали любого папуаса, вторгавшегося на их территорию. В наши дни имеются многочисленные, хотя и неподтвержденные сообщения о том, что некоторые племена пигмеев, особенно живущие в лесах западной оконечности острова, проявляют крайнюю жестокость по отношению к чужакам. Они терроризируют местных крестьян своими набегами, убивая людей и сжигая дома. Возможно, такое поведение было спровоцировано гонениями и является защитной реакцией, но мы недостаточно хорошо знаем обстоятельства дела и не можем вынести окончательного суждения.

Пигмеи Новой Гвинеи отличаются от других народов джунглей тем, что они обрабатывают почву, а также выращивают свиней и цыплят, как их более рослые соседи. Их маленькие поля на лужайках в джунглях засеяны в основном сладкой картошкой и таро (растение с крупными листьями и съедобным корнем, напоминающее ревень). Разумеется, племена, которые занимаются сельским хозяйством, не ведут кочевого образа жизни, хотя искусно охотятся на местную дичь: казуаров, мелких птиц, сумчатых опоссумов и других мелких млекопитающих.

Бедные маленькие Призраки Желтых Листьев, которые не рыбачат и не охотятся, ограничивают свой мясной рацион остатками трапез леопарда или тигра. Они существуют в основном за счет того, что могут собрать, — фруктов, корней, орехов и насекомых, — и пьют лишь стоячую воду из полых бамбуковых стволов, не подходя близко к местам водопоя крупных животных.

Хотя жители джунглей могут обеспечивать себя всем необходимым и без сельского хозяйства, у них есть потребность в продуктах, которые нельзя добыть с помощью первобытных навыков — в первую очередь это относится к соли. Поэтому они торгуют с внешним миром. Как правило, они прибегают к древнейшему и в некотором отношении наиболее удобному способу торговли, который называется «скрытым обменом». При этом нет нужды в спорах и взаимных упреках; фактически торгующие стороны даже не видят друг друга.

Обмен происходит следующим образом. Группа туземцев из джунглей выбирает удобное место на поляне или на окраине леса и складывает там свой товар. В основном это продукты, недоступные для жителей окрестных деревень или работников на плантациях. «Продавцы» кладут свой товар на видном месте и уходят. Затем «покупатели» приходят за товаром и оставляют взамен свои товары в количестве, которое кажется им справедливым. Чаще всего это еда, например рис и маниока, каменные или металлические орудия, соль, иногда табак. Никто не оказывается обманутым больше одного раза. Если жители джунглей не удовлетворены оценкой своих товаров, они не приходят снова.

Это коммерция в самом примитивном, но наиболее действенном виде. Когда торговля ведется с глазу на глаз, положение неизменно осложняется. К примеру, у жителей джунглей не принято делегировать нескольких человек для ведения торговых переговоров снаружи. Это кажется им слишком сложным. Приходит все племя, вместе с детьми и стариками, либо никто.

Пенаны с острова Борнео знают, что саравакские даяки обменивают такие ценные вещи — мечи, бусы, соль и ткани — на смолу определенных деревьев, растущих в джунглях, или на циновки, сплетенные из лиан. Этот пугливый народец появляется и исчезает по своей прихоти; даяки не знают, где их искать. Но они никогда не предлагают на продажу длинные духовые трубки и отравленные стрелки, с помощью которых они охотятся. Эти тщательно отполированные трубки прямые, как ружейные стволы; их длина превышает рост человека, а выстрел из них может быть смертельно точен до расстояния в тридцать футов.

Сущность такой торговли лучше всего проявляется в любопытных взаимоотношениях между африканскими негрилли и неграми. С незначительными вариациями, подобные взаимоотношения преобладают повсюду, где есть одна раса, считающая себя более цивилизованной, и другая, не оспаривающая этого мнения, но глубоко безразличная к цивилизации вообще. В данном случае негры со своими умениями, навыками и ремеслами представляют «цивилизованную» расу, а пигмеи — равнодушных дикарей.

С пастырским рвением, которое выказывают все люди, когда они не только гордятся своей культурой, но и могут извлечь из этого неплохую прибыль, если удается убедить соседей жить на свой лад и выполнять черную работу, негры отчаянно пытаются «одомашнить» пигмеев, но им каждый раз не везет. Хотя пигмеи не любят выходить из джунглей по какой-либо причине, они посещают негритянские деревни, чтобы обменять дичь и мед на бананы и маис, слабое пиво или пальмовое вино, ножи, соль и табак.

Каждый негритянский вождь считает, что он и его деревня владеют группой пигмеев, живущей поблизости и регулярно торгующей с ними. «Большие люди» пытаются приставить соседей к работе, хвалятся перед чужеземцами своими слугами или «рабами», требуют приносить больше мяса и меда, смеются над их маленьким ростом и иногда даже пытаются споить их. Но когда пигмеи решают, что с них достаточно, они просто исчезают, нравится это неграм или нет.

В результате жители деревни обычно приходят в ярость. Они клянут ленивых, беспечных, коварных, лживых пигмеев, которые, по их словам, всегда извлекают выгоду из взаимной торговли. Они готовы убить своих обидчиков или, по крайней мере, посадить их под замок, но когда дело доходит до этого, пигмеи уже исчезают в джунглях. Негры слишком боятся бесчисленных лесных дьяволов и, несмотря на свой гнев, не осмеливаются следовать за ними. Разумеется, через несколько недель или месяцев они забывают о своем праведном негодовании. Маленькие люди возвращаются, и процесс повторяется сначала.

В последние годы в некоторых районах Конго пигмеи стали появляться чаще и оставаться на более долгое время. В отдельных местах, где белые люди или негры научились ладить с ними, они даже вписываются в ритм деревенской жизни. Но большинство из них не приспособлено ни к чему другому, кроме жизни в джунглях. Пигмеи подвержены болезням и другим расстройствам, которые приносит цивилизация, даже в большей степени, чем другие жители тропиков. Они особенно плохо переносят прямые солнечные лучи, с трудом переваривают непривычную пищу и воду.

Однако стоит пигмею перейти через первый ручей в джунглях, в буквальном и символическом смысле очистившись от пыли нашей цивилизации, он становится совершенно другим человеком. Он возвращается в родную стихию, к привычному образу жизни.

Глава двадцать шестая Культура вне времени

Все настоящие жители джунглей, с нашей точки зрения, находятся на самой примитивной стадии развития. Они нецивилизованны, их культура сравнительно проста; они безразличны к побуждениям, которые движут нами, и к тому, что мы называем прогрессом. Тем не менее они не находятся в «каменном веке», как принято считать.

Понятия «каменный век» и «пещерный человек» глубоко укоренились в популярном и научном мышлении. Смысл их сводится к тому, что, продвигаясь назад во времени через последовательные этапы развития культуры, вы достигаете эпохи, в которой происходило открытие и совершенствование каменных орудий, появившихся на заре человеческой истории. Согласно этой теории, где-то в середине «каменного века» люди жили в пещерах — подразумевается, что пещеры были единственным местом их обитания. Разумеется, это глубокое заблуждение.

Во-первых, первобытный человек, а возможно, и человекообразные обезьяны прошли через очень длительный период, который мы могли бы назвать «древесным» — в том смысле, что их орудия были сделаны из дерева. За это время они развили определенные навыки, такие как плетение ловчих сетей, изготовление корзин и так далее. Возможно, они также научились пользоваться луком и стрелами. Потом некоторые из них, жившие в засушливых районах со скудной растительностью, по-видимому, вступили в «одонтокератическую эпоху», иначе говоря, эпоху «зуба и рога». Другие же стали пользоваться каменными орудиями, которые благодаря своей прочности оказывались более долговечными, чем орудия из рога и кости; деревянные орудия постепенно вышли из употребления. Современные жители джунглей не пользуются каменными орудиями, за исключением отдельных случаев, поэтому они не находятся в «каменном веке», в то время как определенные племена, живущие за пределами джунглей (например, папуасы Новой Гвинеи), действительно пребывают на этой стадии. Некоторые народности джунглей пользуются роговыми и костяными орудиями, но это не имеет ничего общего с их примитивностью, степенью их развития и так называемым культурным уровнем.

Во-вторых, гоминиды в целом никогда не проходили через «пещерную» стадию развития. Это очевидно хотя бы потому, что в мире существует не так уж много пещер и сосредоточены они в основном в тех местах, где на поверхность выходят известняковые породы. Химический состав известняков не благоприятствует развитию богатой растительности, способной поддерживать не менее богатый животный мир. Возможно, представления о пещерных людях связаны с тем фактом, что в пещерах сохранились наилучшие, а часто и единственные свидетельства деятельности первобытного человека.

Лишь немногим из этих ранних людей выпадало счастье жить в пещерах, но огромное количество пещерных останков имеет сомнительное происхождение. Охотники и собиратели, кочевые пастухи и оседлые племена, жившие рядом с пещерами, ходили туда, чтобы хоронить умерших, проводить религиозные или мистические обряды, либо украшали их, как священные места. И наконец, я не слышал ни одного сообщения о том, что современные жители джунглей когда-либо посещали пещеры, не говоря уже о том, чтобы постоянно жить там. Так или иначе в джунглях пещеры встречаются довольно редко.

Чтобы надлежащим образом поместить жителей джунглей в чашу схему вещей, необходимо перечислить аспекты нашей культуры, отсутствующие у них. Вопрос о том, является ли это недостатком или преимуществом, открыт для самого широкого обсуждения. С чисто прагматической и биологической точки зрения нет сомнений в том, что за возможным исключением Призраков Желтых Листьев коренные обитатели выглядят вполне здоровыми и довольными. Более того, они выказывают замечательную способность к выживанию. Чего же еще можно от них требовать?

Итак, какие аспекты нашей культуры предположительно отсутствуют у них?

Действительно, у них нет письменности, даже в форме простейших рисунков. Они практически ничего не знают об изобразительном и пластическом искусстве. Они не рисуют картин, хотя иногда раскрашивают свои тела или выцарапывают узор на гребнях или других мелких предметах. Они не воздвигают статуи и не вырезают барельефы. Некоторые из них могут вполне сносно изобразить цветы, деревья или животных, если дать им бумагу и карандаш, однако они редко делают это ради удовольствия или напоказ.

У них нет традиционной или интеллектуальной принадлежности, побуждающей стремиться к тому, что мы называем «прогрессом», ради себя или своего потомства. Само понятие перемен в образе жизни им совершенно чуждо: такие слова, как «перемены» и «лучшее», были бы антонимами в их воображаемом словаре.

Они не имеют законов в нашем понимании этого слова, то есть правил поведения, установленных обществом, исполняемых через властные структуры и подкрепляемых наказанием или угрозой наказания.

Однако эти ограничения, в сочетании с изоляцией, позволяют им наслаждаться культурой своих предков, в то время как повсюду вокруг более развитые народы, загнавшие их в леса, в течение многих веков подвергались завоеванию и насильственному «улучшению».

Культура джунглей очень стара, но окружающему миру понадобилось много времени, чтобы открыть ее ошеломительную новизну — ведь мы по-прежнему почти ничего не знаем о ней. Жители джунглей скрытны и сопротивляются научным исследованиям точно так же, как раньше противились порабощению, бесследно исчезая в своих лесах.

Почти все коренные обитатели джунглей, живущие небольшими группами, имеют сильное чувство семьи, распространяющееся на двоюродных родственников. Но их общество нельзя назвать патриархальным или матриархальным. В подавляющем большинстве случаев никто не обладает той властью, какая подразумевается этими терминами. Решения, затрагивающие группу людей, принимаются этой группой; решения, затрагивающие одну семью, принимаются этой семьей, хотя все остальные могут предлагать свои советы.

Несмотря на то что проблемы, возникающие перед общиной, просты и немногочисленны, они приводят к разногласиям. Наиболее оживленно обсуждается вопрос о том, когда следует оставить временный лагерь и куда идти дальше. Решение принимается на общем собрании, чем-то напоминающем заседание городского совета в Новой Англии, но без председательствующего. Цивилизованному человеку, с его страстью к полемике, трудно представить себе большой совет, не управляемый человеком высокого положения, где никто не перебивает друг друга и не говорит слишком много. Жители джунглей редко впадают в спешку, и если решение не принято, оно обычно переносится на следующий день. Кроме того, они соблюдают порядок без всяких видимых правил; никто не знает, происходит ли это в силу инстинкта или согласно обычаю. Опытный охотник, старик или женщина, известная своей мудростью, может оказать более значительное влияние на окончательное решение, но не обладает реальной властью.

Среди народов, которые твердо верят в сверхъестественные силы, например среди малайских негритосов, шаману или племенному знахарю следует повиноваться во всем, что имеет отношение к невидимому миру. Общины пигмеев на Новой Гвинее признают авторитет вождя; вероятно, потому, что они сравнительно воинственны и нуждаются в боевом лидере.

Ученые утверждали, что общество, в котором не существует установленного законом наказания за преступления, не может существовать. Теперь многие исследователи провели достаточно времени в обществе коренных жителей джунглей, особенно негритосов и негрилли, и могут с уверенностью утверждать, что это не только возможное, но даже обычное состояние для первобытных демократий.

Что же тогда удерживает этих людей от убийства ближних и кражи у соседей? Естественно, не страх перед полисменом, вождем или судом старейшин, поскольку ничего подобного у них нет. Убийство члена своего племени — вещь неслыханная. Убийство мужчины из другого племени становится делом кровной мести, но никак не закона или решения племенного суда; поведение регулируется обычаем, и преступление навсегда забывается, когда один из членов семьи жертвы наказывает убийцу. Убийство чужака, к примеру случайного белого человека, считается безобидным, даже похвальным делом. Это все равно что раздавить клопа, так как для них ни тот ни другой не являются настоящими людьми. Но убийство отнюдь не принадлежит к числу их любимых занятий.

Иногда случаются драки, но, когда двое мужчин или женщин участвуют в физическом поединке, общество не высказывает своего отношения к этому событию; разве что некоторые подходят полюбоваться на необычное зрелище. Это личное или же семейное дело. Поединок никогда не приводит к серьезным увечьям.

Разумеется, общепринятое поведение время от времени нарушается, хотя список преступлений у жителей джунглей гораздо короче нашего. Кража внутри племени считается дурным поступком; воровство на стороне не осуждается, но у соседей мало что можно украсть, кроме еды, которую бывает легче добыть самостоятельно. Список можно завершить словесными оскорблениями, инцестом и клятвопреступлением или нарушением табу в тех племенах, где к духам относятся серьезно. Однако ни один преступник не предстает перед судом, так как никому из членов племени не позволено судить другого.

Каждый человек или семья, включая родственников преступника, самостоятельно определяют свое отношение к нему. Чаще всего это бывает временное отчуждение; если преступление достаточно серьезное, человек может подвергнуться остракизму. Долгое изгнание может привести к трагическому исходу, и мне приходилось слышать рассказы о таких случаях. Но обычно все же находится несколько доброхотов, которые тайком носят еду отверженному. Через некоторое время, с негласного одобрения общины, он возвращается в племя и начинает жить по-прежнему. Со стороны это выглядит довольно нелепо, но следует подчеркнуть, что такая система вполне эффективна.

В джунглях женщина считается равной мужчине; разделение труда не подразумевает главенствующего или подчиненного положения. В каждой семье один из супругов пользуется большим влиянием, но это может быть как муж, так и жена. Моногамия является общим правилом, хотя в некоторых племенах существуют более вольные обычаи. К примеру, почти в каждом племени африканских пигмеев можно увидеть нескольких мужчин, имеющих двух или трех жен. Это не связано с каким-то особым статусом: двоеженец не обязательно сильнее, богаче или лучше охотится, чем его соплеменники. Отношения внутри каждой семейной группы являются сугубо личным делом.

Конечно, между супругами иногда возникают трения. В сущности, семейные ссоры случаются даже чаще, чем в других местах: этому способствует конструкция жилищ и теснота в доме. Если размолвка достаточно серьезна, женщина может собрать вещи и отправиться домой к своим родственникам, которые, по брачному обычаю, принадлежат к другому племени. Говорят, что у бамбути существует очаровательная традиция: перед уходом жена разбирает дом и оставляет мужа не только без любящей супруги, но и без крыши над головой.

По отношению к детям родители пользуются принципом «что не запрещено, то разрешено». И негритосы, и африканские пигмеи возмутительно балуют своих малышей по любым стандартам, однако дети вырастают на удивление благовоспитанными. Даже самые маленькие пребывают в такой гармонии с лесом и его жизнью, что их замечают, только когда они путаются под ногами у матери, сооружающей дом, или мешают отцу плести ловчую сеть; тогда их могут отшлепать. Они очень редко слышат слово «нельзя».

Дети играют весь день, так как игры являются основой системы образования в джунглях. Килтон Стюарт, проводивший несколько обычных психологических тестов с пятилетними негритосами на Филиппинах, пришел к выводу, что они обладают примерно такими же природными интеллектуальными способностями, как любой американец или европеец того же возраста. Поскольку дальнейшие тесты были предназначены для измерения усвоенных, а не врожденных навыков, результаты, полученные у подростков и взрослых пигмеев, оказались заметно ниже тех, которые Стюарт получил в Соединенных Штатах.

В джунглях не существует особых проблем, связанных со старостью. К пожилым людям относятся с уважением и вниманием, без лицемерной снисходительности. С другой стороны, возраст не придает им ореола мудрости; стариков слушают наряду с остальными, однако не отдают им предпочтения лишь из-за возраста.

Вообще-то в джунглях считается, что человеку, утратившему способность передвигаться самостоятельно, осталось недолго жить. Соплеменники откладывают переход на новое место из-за болезни пожилого человека, но либо «пациент» вскоре поправляется и может идти вместе с остальными, либо он умирает. Поскольку психосоматический диагноз там не известен, трудно сказать, в какой мере исход определяется душевным состоянием больного, но большинство наблюдателей утверждает, что это решающий фактор. Если первобытный человек уверен, что его время пришло, смерть уже спешит к нему.

Сексуальные обычаи и табу, обряды возмужания и инициации, ухаживания и совершения брака изменяются в широких пределах. Некоторые жители джунглей перенимают церемонии и ритуалы внешнего мира, когда находятся снаружи, но в лесу неизменно возвращаются к своим обычаям.

Возьмем, к примеру, африканских пигмеев. Они с готовностью заключают браки на окраинах джунглей, особенно если местные жители устраивают празднество с обильным угощением. Однако они не считают такой брак обузой и повторяют церемонию по своим обычаям, когда возвращаются в джунгли. Эти обычаи просты и не обременительны. Семья молодого человека наносит визит родителям девушки. Происходит обмен любезностями; жених одаряет родителей значительным количеством мяса (например, тушей антилопы) и луком со стрелами для будущего тестя. Это не свадебный выкуп, но свидетельство того, что он и члены его семьи хорошие охотники. Затем молодая чета попросту отправляется строить новый дом.

Филиппинские негритосы выкупают своих жен; без сомнения, это связано с большим авторитетом, которым пользуются мужчины в их обществе. Негритосы также имеют больше брачных табу, чем африканские пигмеи: правило инцеста распространяется на троюродных родственников отца, поэтому браки должны заключаться между членами разных общин. Такие обычаи существуют во многих первобытных племенах, живущих за пределами джунглей.

Раньше ученые пытались определить происхождение обитателей джунглей по языкам, на которых они говорят. Это увлекательная задача по сравнительному языковедению, но, как выяснилось, большинство коренных жителей тропического леса пользуется либо языком своих более «цивилизованных» соседей, либо наречием другой расы, не имеющей очевидной связи с ними. Исследования продолжаются, но, по сути дела, никто уже не ожидает, что они смогут объяснить, откуда пришли «маленькие люди».

Негрилли говорят на том же языке, что и негритянские племена, с которыми они торгуют, но с акцентом, варварским и неразборчивым для утонченного слуха их соседей. То же самое относится к жителям джунглей ІОжной Америки. В словаре индийских веддов имеется несколько слов древнего языка, предположительно сохранившихся со времен их владычества в Индии, но в основном они говорят на сингалезском наречии или по-тамильски. Малайские симанги говорят друг с другом на кхмерском диалекте, свойственном монголоидным народам Камбоджи и Таиланда, с которыми они не состоят даже в отдаленном родстве — не говоря уже о том, что малайские провинции, населенные симангами, расположены за тысячу миль от Камбоджи и Таиланда.

Призраки Желтых Листьев вообще почти не разговаривают, общаясь друг с другом тихими стонами, кряхтением и посвистыванием. Но если они все же прибегают к словам, то разговаривают на одном из известных языков Индокитайского полуострова. Кстати говоря, они не имеют личных имен и обращаются друг к другу эквивалентами наших слов «отец», «мать», «сын», «родич» и так далее. Слово «враг» на их языке заучит как фраза, которая буквально переводится как «люди в шляпах». Таиландцы, которые носят очень характерные шляпы, периодически устраивали на них грабительские налеты, унося из джунглей красивых девушек.

Попытки связать все народы джунглей в одну семью, проследив их наречия до общего корня, продолжались лишь до тех пор, пока ученые не узнали, на каких языках они говорят на самом деле. Было нетрудно заметить очевидные различия, но происхождение «маленьких людей» по-прежнему остается загадкой.

В искусстве народы джунглей первое место отдают музыке. Как ни странно, самые примитивные из них имеют наиболее сложные музыкальные инструменты. Призраки Желтых Листьев делают гитары из бамбука и играют на них печальные мелодии, которые кажутся слишком сложными для их образа жизни. Пенаны, живущие на Борнео, извлекают весьма сложные музыкальные композиции из духового инструмента, сделанного из тыквы, бамбуковых трубок и вибрирующих волокон внутри, в целом похожего на шотландскую волынку. Практически для всех этих народов танец является естественным продолжением музыки. Они танцуют без устали, часто доводя себя до экстаза, но их движения при этом бывают необыкновенно грациозными.

Негритосы и негрилли особенно любят петь; как в Африке, так и в Азии сочный мужской голос завоевывает огромное уважение. Сходное отношение к песенному творчеству послужило одним из немногих поводов для гипотезы о связи между двумя этими народами. Однако у негритосов большая часть песен представляет собой молитвы, плачи и обращения к духам, в то время как песни африканских пигмеев выражают радость, славят лес или увековечивают какое-нибудь счастливое и торжественное событие.

В обоих обществах все члены племени присоединяются к пению, хотя выдающийся певец может вести главную партию. Ни у тех, ни у других нет сложных музыкальных инструментов, хотя малайские симанги выбивают ритм на маленьких бамбуковых барабанах, а пигмеи делают из полых стеблей растений нечто вроде длинной трубы, которая называется молимо. Наверное, есть глубокий смысл в том, что эти музыкальные маленькие люди, за редким исключением, принадлежат к самым радостным народам на земле. Это смеющиеся, поющие, беззаботные души, страстно влюбленные в свои леса и полностью довольные жизнью, если им не причиняют беспокойства.

Когда пигмеи бамбути устраивают празднество, они называют его молимо в честь своего музыкального инструмента. Одаренный исполнитель может извлекать удивительные звуки из огромной трубки до пятнадцати футов длиной, которую держат на плечах двое мужчин. В племени она считается священным предметом; когда ею не пользуются, то держат в специальном укрытии в глубине джунглей. Женщинам не разрешается смотреть на нее, поскольку для них молимо считается чем-то вроде божества. Разумеется, они прекрасно знают, что это такое на самом деле, но традиция есть традиция, поэтому когда молимо приближается к лагерю, они прячутся в хижинах и закрывают листьями маленькие двери, чтобы не ранить чувства мужчин, а спокойно подглядывать из щелей.

Интересно, что у индейцев племени камаюра, живущих на реке Шингу в Бразилии, есть сходный обычай. Они сооружают флейту из полых стеблей тростника длиной в три фута. Флейта считается священным инструментом и используется для ритуальных нужд: например, для призывов к удачной охоте или рыбалке. Женщинам запрещено смотреть на инструмент, поэтому их просят уйти, когда начинается музыка.

Бамбути разговаривают со своими огромными трубами, моют их в проточной воде — в общем, относятся к ним с таким уважением, какое в других первобытных обществах оказывается идолам. Но пигмеи очень практичны. Тернбулл говорит, что, когда ему впервые разрешили присутствовать на музыкальной церемонии, он ожидал увидеть резной деревянный инструмент со множеством украшений, так как пигмеи говорили о нем с большим благоговением. Но когда охотники вынесли молимо из укрытия в джунглях, это оказался кусок металлической дренажной трубы, очевидно выкопанный ими во время одного из визитов во внешний мир. В ответ на его удивление пигмеи объяснили, что этот инструмент ничем не хуже того, который они могли бы соорудить из коры или древесины, но гораздо долговечнее!

Талантливый музыкант способен извлекать из инструмента совершенно поразительные звуки. Трубные кличи слонов, воркование голубей, рев больших кошек или рокот отдаленного грома — это лишь начало. Когда музыкант «разогревается», большая труба действительно начинает выпевать любую мелодию под настроение, которое он вкладывает в нее. Люди в лагере зачарованно слушают, пока звуки молимо кружат над джунглями, то приближаясь, то удаляясь и наконец разражаясь громом над крышей какой-нибудь хижины. Бамбути не имеют более яркой формы самовыражения, более ясного способа изложить свои взгляды на окружающий мир.

Отношение прагматичных и дружелюбных пигмеев к духу молимо (независимо от того, означает ли это слово музыкальный инструмент или же само празднество) характерно для их верований. В этом они не похожи на других обитателей джунглей. Они, пожалуй, более свободны от предрассудков, чем любое другое общество на свете. Их религия очень проста и выражается через веру в божественное величие леса. Были отмечены смутные верования в некоторых духов, но они не оказывают заметного влияния на поведение или образ жизни людей. Они не пытаются воплотить божество леса в древесных или животных тотемах и обращают свои хвалы ко всем великолепным джунглям, не втискивая их в рамки человеческих понятий. И уж во всяком случае, они не видят необходимости в изобретении злых бесов или дьяволов.

Им хорошо известно о предрассудках деревенских жителей, и они с большим остроумием пользуются этими предрассудками с выгодой для себя. Навещая «больших людей», они говорят и ведут себя так, как будто трепещут от ужаса перед каждым из бесчисленных демонов и злых духов, которых боятся негры, наделяющие каждое дерево, корень, животное и лиану в джунглях некими злокозненными качествами. Пигмеи подыгрывают им — несомненно, чтобы те держались подальше от леса. Но у них есть и другая причина.

Пигмеи рассказывают замысловатые истории об ужасных сверхъестественных существах, крадущих у них мясо или мед, которые они несли в дар жителям деревни, или о монстрах, мешающих выполнить поручения негритянских «хозяев». Если история выгодна для них, они могут годами рассказывать ее, про себя потешаясь над доверчивостью рослых недоумков, влачащих жалкое существование на сухих равнинах и не знающих блаженства влажных, тенистых джунглей.

Многие пигмеи заставляют своих сыновей подвергаться мучительной и устрашающей церемонии инициации, существующей у негров. Для деревенских жителей долгое бдение, нанесение ритуальных шрамов на тело и трудные испытания являются суровой необходимостью, рекомендованной невидимыми силами в качестве испытания, которое следует пройти, прежде чем мальчик сможет стать мужчиной. Бамбути не верят в эту чепуху, но гордятся собой. Они хотят показать, что могут совершить все, на что способны «большие люди». Они не внушают своим сыновьям мысли о том, что церемония имеет религиозный характер; скорее для них это грубая игра, через которую должен пройти каждый подросток.

Они изобрели восхитительную разновидность проказ и шутливых проделок, принятых на Западе в канун Дня всех святых, или Хэллоуина, неизменно наводящую ужас на деревенских негров. Забрав свое молимо из укрытия в джунглях, они окружают деревню глухой ночью и наполняют воздух неземными стонами и завываниями, о которых крестьяне потом говорят как о «призраках джунглей». Поскольку духи мертвых для негров страшнее разъяренного леопарда, результат доставляет остроумным пигмеям несказанное удовольствие.

Бамбути прекрасно знают, что их хитрость не будет раскрыта. В маленьких конголезских деревушках еще не родилось отважного негра, который мог бы ночью отправиться за плотный зеленый занавес, отделяющий его дом от джунглей. Для негров достаточно того, что некий дух или монстр производит чудовищные звуки, и они вовсе не хотят познакомиться с ним поближе.

Смерть, пробуждающая суеверный страх у многих вполне цивилизованных народов, для африканских пигмеев является лишь источником горя. Они плачут и даже катаются по земле, но не совершают сложных обрядов и не предполагают, что мертвые могут вернуться обратно, если совершить определенные ритуалы и принести жертвы. Они не верят в колдовство, проклятия и заклинания. Тела умерших хоронят в неглубоких земляных могилах.

У негритосов похороны сопровождаются гораздо более изощренными ритуалами. Андаманцы разработали систему, которую антропологи называют «вторичным погребением», практикуемую и другими первобытными народами по всему свету. Через установленный промежуток времени тело выкапывается и перезахороняется в другом месте — очевидно, с целью оградить умершего от злых духов, собирающихся вокруг. Андаманцы не только делают это, но также носят с собой черепа умерших от одного лагеря к другому.

Монотеизм негритосов удивлял тех немногих пришельцев, которым удалось близко познакомиться с их верованиями. В разумном соответствии с преобладающей погодой в джунглях, они почитают бога Грома: это Карей у малайских симангов и Толандиан на Филиппинах. Важно отметить, что это божество относится к людям благожелательно, поэтому никто не боится, услышав его голос (за исключением тайфунов и бурь, когда он явно чем-то рассержен). Тогда, или в случае нарушения одного из многочисленных табу, его следует умилостивить — обычно молитвой, небольшими дарами или даже самобичеванием.

Искренняя вера во всемогущество бога Грома не мешает негритосам признавать существование целой орды духов и демонов, обитающих у корней или в древесных стволах, в камнях или телах животных, в воде и на небе. Разгневанного духа можно умилостивить униженными извинениями и молитвами всего племени.

Андаманцы придумали больше сверхъестественных существ, которых следует бояться и почитать, чем их родичи на Филиппинах. Многие из их духов имеют злобный характер и до некоторой степени связаны с мертвыми. Мрачная и усложненная система религиозных верований, созданная этими островитянами, вполне соответствует их унылому темпераменту.

У Призраков Желтых Листьев остались лишь жалкие рудименты того, что некогда было зрелой религией. Они испытывают смутную тревогу по поводу призраков или демонов, которая лишь прибавляется к длинному списку ужасов, пронизывающих их повседневное существование. Они кладут своих мертвецов на бамбуковые помосты, покрытые листьями, и оставляют рядом немного еды, чтобы умилостивить духов. Затем все племя поспешно снимается с лагеря и переходит на другое место, чтобы избежать встречи с духами, которые могут прийти на это место.

У веддов существует настоящий культ мертвых, которых нужно постоянно улещивать, благодарить за удачную охоту и рыбалку, каяться перед ними в грехах, совершенных членами племени. Колдуны этого маленького народа общаются с духами умерших, хотя и не в такой униженной манере, как принято, например, у малайских симангов.

Религиозные верования некоторых племен американских индейцев, по-видимому, происходят от знаменитых ранних цивилизаций Латинской Америки. На это указывает почитание солнца и знание планет, а также мифы и легенды. Но остальные туземцы Западного полушария пошли другим путем. Одно типичное племя амазонских индейцев верит в бога, сотворившего мужчину из дерева, а женщину — из резной фигурки, окуренной дымом, что вдохнуло жизнь в эту первобытную Галатею. Считается, что бог сотворил все хорошее в жизни, но допустил ошибку, создав луну, так как она несет ответственность за все зло в мире.

Этот краткий очерк о народах джунглей — о том, как они живут и охотятся, об их верованиях и развлечениях — относится только к тем племенам, которые хорошо известны во внешнем мире и в той или иной мере проявляют доброжелательное отношение к исследователям. Итог наших знаний о них может показаться не слишком впечатляющим. Это верно, но в джунглях живут другие люди, о которых мы знаем гораздо меньше. Чтобы получить хотя бы отдаленное представление о том, как они живут, приходится прибегать к догадкам, спекуляциям и дедукции. Они принадлежат к действительно таинственным народам нашей планеты.

Глава двадцать седьмая Таинственные народы

Скептики любят утверждать, что в наши дни нет народностей, неизвестных науке. Но каждый год ученые открывают новые виды животных, и почти каждые десять лет племена или целые расы, ранее считавшиеся мифическими, становятся известными всему миру. Хотя джунгли не обладают монопольным правом на убежище для таинственных народов, в них так много неизученных районов, а их коренные обитатели могут проявлять такую скрытность, что настоящим чудом было бы не найти там человеческие общины, еще неизвестные цивилизованному миру.

Учитывая тот факт, что большое стадо слонов может неслышно и незаметно исчезнуть в джунглях, хотя их воды еще наполняются водой на глазах у приближающегося человека, аборигены дождевых лесов могут без труда избегать любых нежелательных контактов. Было бы большой ошибкой утверждать, что мы знаем каждый уголок этих джунглей и всех их обитателей, как было тридцать лет назад, когда специалисты называли Призраков Желтых Листьев досужей выдумкой, или восемьдесят лет назад, когда ученые с презрением опровергали сообщения об азиатских пигмеях. В свое время ученые мужи считали эти истории не более достоверными, чем рассказы о людях с собачьими головами или с лицом на груди.

Но такие истории никогда не умрут и всегда будут находить критиков и приверженцев. В этой главе речь в основном пойдет о людях, чье существование подтверждено фактами не более, чем существование азиатских негритосов до 1887 года.

Я впервые встретился с «таинственным народом» в процессе поиска животных, как известных, так и гипотетических. Один из самых выгодных способов приобретения знаний о джунглях — долгие и терпеливые разговоры с местными жителями, особенно с охотниками. В любой части света я, как, впрочем, и многие другие натуралисты, обнаруживал, что эти люди обладают глубокими познаниями в зоологии и ботанике своей страны. У них есть названия для каждого растения и животного; они удивительно много знают о природе и поведении птиц, насекомых, рыб и млекопитающих. Их сообщения обычно достоверны. Хотя ученый с европейским образованием может счесть их рассказы невероятными, он часто обнаруживает, что они говорили чистую правду.

Поэтому, когда в Британской Гвиане и Суринаме эти знающие люди говорили о существах, которых они называли диди или ди-ди, я воздержался от презрительного хмыканья. Диди впервые были описаны сэром Уолтером Рейли в 1595 году, после его экспедиции в эту страну; он писал о них как о волосатых людях, наводящих ужас на туземцев. Сам Рейли не видел их, но слышал о них так часто, что не мог поверить, будто слухи распускались специально ради него.

В 1769 году Эдвард Банкрофт, молодой английский ботаник и натуралист, впоследствии подружившийся в Париже с Бенджамином Франклином и шпионивший под его руководством для британского правительства, посетил Гвиану. Он тоже привез с собой сообщение о диди. Индейцы сказали ему, что существо было примерно пяти футов ростом, ходило на двух ногах и имело человеческое тело, покрытое тонкими черными волосами.

Сообщения о диди имеют замечательное сходство с рассказами о маленьком народце двенди (от испанского слова duende, означающего «эльф» или «гоблин»), которые я слышал в Британском Гондурасе. Когда я жил в столице маленького государства Белиз, образованные городские жители относились к двенди как к сказочным персонажам. Но и образованные и необразованные люди, жившие и работавшие в джунглях, не только верили в двенди, но и имели доказательства их существования. Я говорил с десятками свидетелей, утверждавшими, что они видели «маленьких людей»; среди моих информаторов были работники лесничества, проходившие курс обучения в Европе и Соединенных Штатах.

Младший лесничий в Британском Гондурасе сказал мне, что несколько раз видел двух двенди, наблюдавших за ним с окраины лесного заповедника рядом с горами Майя, неподалеку от Петена, где, по мнению некоторых ученых, зародилась цивилизация индейцев майя. Этот район представляет собой мешанину из горных хребтов, высоких пиков, глубоких ущелий и долин, поросших тропическим дождевым лесом. Ни джунгли, ни сами горы не подвергались тщательному исследованию; они не закартированы, и никто не знает, что там происходит.

По словам лесника, те существа, которых он видел, были ростом от трех с половиной до четырех с половиной футов, хорошо сложенными, но с очень тяжелыми плечами и длинными руками. У них были плоские желтоватые лица. Судя по описанию, они не слишком отличались от самих индейцев майя, среди которых встречаются очень низкие люди. Но утверждалось также, что тело двенди покрыто волосами, не характерными для майя. Они оставляли необычно глубокие следы с заостренной пяткой.

Обычно, когда кто-нибудь видел их, они внезапно появлялись из леса и наблюдали за человеком издалека, молча, но с любопытством, не делая угрожающих движений, хотя иногда мне рассказывали, что они хватают собак и уносят их. На мой взгляд, самой нелепой особенностью были сообщения о том, что двенди почти всегда держат над головой предмет, напоминающий большую мексиканскую шляпу, или сомбреро. Я слышал это от полудюжины информаторов, рассеянных по всей Центральной Америке, но скептически относился к их словам, пока не увидел в африканских джунглях крупного шимпанзе, державшего над головой большой кусок пальмового листа наподобие зонтика. Это действительно выглядело как мексиканская соломенная шляпа!

Еще одним свидетельством существования этих «эльфов» служит тот факт, что на многих барельефах древних майя изображены пары крошечных существ, совершенно обнаженных, если не считать больших шляп. Малый рост в данном случае не указывает на низкое социальное положение, так как крестьяне — низший класс в обществе майя — изображены гораздо крупнее.

Существование менее примитивных, но столь же неизвестных людей, живущих в джунглях, больше не вызывает у меня сомнений, так как я имею личное доказательство. Во время экспедиции в Британский Гондурас мы разбили лагерь в предгорьях. Старший лесничий колонии Нейл Стивенсон навестил нас там, и мы отправились в однодневный маршрут на вершину хребта, расположенного за нашим лагерем. Оттуда открывался великолепный вид на территорию, еще не разведанную ни европейцами, ни местными жителями. Мы видели дым, поднимавшийся из леса; прямоугольные участки, чей цвет явственно отличался от окружающих джунглей, показывали, что там когда-то велась расчистка под сельскохозяйственные культуры. Наш спутник даже слышал петушиное кукареканье на рассвете.

Дальнейшие свидетельства человеческого обитания в этом районе были получены позднее, когда нефтяная компания «Шелл» делала аэрофотосъемку гористой местности. Фотографии не оставляли сомнений, что в этом совершенно изолированном районе живут люди. Над ним пролегает один из коммерческих воздушных маршрутов, а с горных склонов можно видеть океанские лайнеры, пересекающие Гондурасский залив. Однако никто еще не выходил во внешний мир из этих загадочных земель, и мы не имеем представления, какие люди там обитают, — возможно, индейцы майя, в свое время бежавшие от испанских завоевателей, или же потомки домайанской цивилизации, принадлежащие к неизвестной расе.

Работая в Гватемале, мы наткнулись на сведения о легендарном сисемите. Это огромное волосатое существо гораздо крупнее человека и сильнее любого животного предположительно обитает в горных джунглях. Сисемита видели далеко не так часто, как двенди, и рассказы свидетелей не так достоверны, но он обладает устрашающей репутацией, так как, по слухам, разрывает мужчин на куски и уносит женщин с собой.

В одной из первых историй, опубликованной в 1915 году в «Музейном журнале» Пенсильванского университета, повествуется о том, как сисемит унес жену молодого фермера, которого впоследствии посадили в тюрьму за убийство, так как его словам никто не поверил. Но через некоторое время отряд охотников поймал женщину, которая пришла к ручью напиться. Она отчаянно вырывалась, особенно когда на склоне холма появился сисемит, размахивавший руками и что-то кричавший ей.

«На его плече сидел ребенок или детеныш обезьяны, — сообщили охотники. — Он взял ребенка на руки и поднял, показывая женщине, которая с удвоенной силой возобновила свои попытки освободиться. Сисемит спустился по склону холма почти к самому ручью; он опустил ребенка на землю, принялся отламывать с деревьев большие ветки и швырять в нас».

Когда женщину привели для опознания к мужу, сидевшему в тюремной камере, он сказал: «Моя жена была молодой и красивой, а эта женщина стара и уродлива». Она не произнесла ни слова, отказалась от еды и умерла через несколько дней.

В статье приводятся еще некоторые сведения о сисемитах. Согласно местным верованиям, они неуязвимы для пуль и неуловимы, так как могут бежать спиной вперед и сбивать преследователей со следа. Они страстно желают научиться говорить и разводить огонь. Они собирают небольшие кучки хвороста, но не могут поджечь их; сидят возле углей охотничьего костра, пока пепел не остынет, а потом съедают золу. Они похищают детей в надежде научиться говорить. Если мужчина посмотрит сисемиту в глаза, то умрет через месяц; если женщина сделает то же самое, то она будет жить долго.

Эта легенда очень стара, но вместе с тем современна. В начале 1940-х годов в гватемальском городке Кобан полиция расследовала заявление человека, обвинившего своего зятя в том, что тот позволил сисемиту похитить его дочь. Свидетели видели, как ее уносят прочь, в то время как молодой муж сидел и дрожал от страха. Но его не арестовали, возможно приняв во внимание жуткую репутацию сисемита.

Обнаруживается очевидная связь между этими существами и другими, похожими на них, которых видели в довольно отдаленных местах. Сисемит сродни васитри, что означает «большой дьявол», о котором барон Александр фон Гумбольдт слышал на реке Ориноко более 150 лет назад. Эти крупные волосатые существа едят мужчин и уносят женщин с целью размножения. Гумбольдту также сообщили, что они строят хижины для жилья, однако это не помешало ему предположить, что туземцы на самом деле видели медведя. Поскольку медведь таких размеров в Южной Америке выглядел бы гораздо более неуместно, чем васитри, это объяснение едва ли можно считать удовлетворительным.

Легендарных ширу, живущих в колумбийских джунглях, можно считать родичами маленьких людей Центральной Америки и Гвианы. Возможно, они являются единственными американскими пигмеями, которые с успехом прятались от завоевателей и эксплуататоров в течение последних 450 лет. Они не давали своим соседям ни одного повода для сочинения ужасных историй. Хорошо известный торговец животными, герр Клаус У. Охейм, однажды написал мне:

В амазонском бассейне истории об остатках народов, предшествовавших местным индейцам, рассказывались в течение многих поколений. Полковник Фосетт считал достоверными сообщения о расе, которую испанцы называли «волосатиками», а португальцы — «народом летучих мышей». Сам он называл их «троглодитами» и писал, что они живут в глубоких ямах, покрытых жердями и пальмовыми листьями, куда можно проникнуть лишь по длинному пологому тоннелю. Считалось, что они выходят из своих убежищ лишь по ночам, отсюда и название «народ летучих мышей». Фосетт даже встречался с индейцами, видевшими этих волосатых существ в районе реки Шингу, один из которых утверждал, что был их пленником. По его словам, ему единственному удалось выжить из десяти человек, атакованных туземцами. Его пощадили, так как одна из женщин дала понять, что он ей приглянулся. В конце концов ему удалось бежать, забравшись на дерево и перепрыгивая с ветки на ветку, так что похитители не смогли выследить его в лесу. Фосетт надеялся посетить место обитания этого племени в своей последней экспедиции и писал, что он с нетерпением ждет возможности изучить их обычаи.

На другом краю света существование неизвестных народов отвергается людьми, которые никогда не бывали в джунглях, и повсеместно подтверждается знающими обитателями дождевого тропического леса. Хорошим примером могут служить суматранские седапы, о которых существует много местных сказаний. Малайцы называют их оранг-пендек (маленькие люди) или оранг-летжо (болтливые люди), в противоположность другой легендарной расе, оранг-гаданг (большие люди), и есть достаточно оснований полагать, что они не путают всех этих существ с обезьянами.

Истории о седапах были так широко распространены еще в XV веке, что Марко Поло слышал и повторял их. В 1818 году англичанин по имени Уильям Марсден, живший на Западном побережье Суматры, описал этот маленький народец. Четкие сведения об их существовании были получены только в начале нашего века.

Конечно, легко отмахнуться от многочисленных показаний очевидцев, утверждая, что они видели обезьян. Суматранский сиаманг как раз такое существо, которое можно было бы назвать оранг-пендеком: побольше гиббона, но поменьше крупной человекообразной обезьяны. Хотя он приспособился к жизни на деревьях, но спускается на землю и бегает, опираясь на передние конечности. Однако он не оставляет характерных следов, приписываемых седапам.

Обширные свидетельства не оставили у меня сомнений в том, что существование этих странных созданий не только вероятно, но и возможно. Некоторые из наиболее убедительных описаний принадлежат голландцам, в особенности одному капитану судна, перевозившего строевой лес. В 1918 году этот капитан по имени ван Херваарден увидел на берегу протоки маленькие, но странно похожие на человеческие следы и начал задавать вопросы. Он узнал, что другой голландец видел похожие следы, и поговорил с тремя местными жителями, сталкивавшимися с седапами почти вплотную. По свидетельству очевидцев, эти существа были маленькими, ростом около пяти футов, прямоходящими, с покрытыми черной шерстью телами. В 1923 году ван Херваарден решил терпеливо ждать в лесу, откуда приходило большинство сообщений, оставив бесплодные попытки выследить неуловимое существо. Он оставил подробный отчет о своей встрече с седапой, которая показалась ему не вполне похожей как на обезьяну, так и на человека.

«Этот экземпляр был женского пола, примерно пяти футов ростом», — пишет он. Самка сидела на ветке дерева, и когда человек начал подниматься, она наклонилась и посмотрела на него. Волосы на передней части туловища были светлее, чем на спине; волосы на голове, густые и висевшие космами, были темными и довольно длинными, ниспадая почти до талии. Темные глаза, похожие на человеческие, плоский, но не уродливый нос, обычные губы, широкий рот, желтоватые зубы с ясно выраженными клыками и узкий подбородок — вот черты, которые ему удалось разглядеть.

«В ее лице не было ничего отвратительного», — свидетельствует он.

Ван Херваарден почти добрался до ветки, где сидела седапа, когда она неожиданно метнулась прочь. Ветка сломалась под ее весом, и она упала на землю. Далее он продолжает:

«Я поспешно спустился на землю, но прежде чем смог добраться до ружья, существо было уже в тридцати ярдах от меня. Она продолжала бежать, испуская странный свист. Многие назовут это ребячеством, но когда я увидел в прицеле ее развевающиеся волосы, то не смог нажать на курок. Я неожиданно почувствовал, что вот-вот совершу убийство. Я снова приложил приклад к плечу, но мужество опять оставило меня. Насколько я мог видеть, ее ступни были маленькими и широкими, но рассказы о том, будто седапы бегают задом наперед — чистейший вымысел».

Позднее были получены другие сообщения о седапах, хотя и не такие подробные, как это. То, что загадочное существо спасается бегством и предпочитает скрываться от людей, неудивительно для человека, хотя бы немного знакомого со страной, где оно предположительно обитает. В молодости я несколько месяцев путешествовал по Суматре со спутником-малайцем. Лес там кажется поистине бесконечным. На низменных участках он высокий и плотный, в то время как горные джунгли отличаются невероятной пышностью. Население острова весьма немногочисленно: редкие путешествия в джунгли и болота совершались лишь по руслам рек. Трудно представить себе лучшее убежище для седапы или любого другого существа, избегающего цивилизованных мест.

По другую сторону Малаккского пролива, на Малайском полуострове, ситуация довольно похожая. Шестьдесят лет назад британское правительство решило узнать побольше о местных народах и снарядило двух ученых, В. В. Скита и Л. Д. Блэджена, узнать, что они собой представляют. Результатом их работы стал многотомный труд «Языческие расы Малайского полуострова».

По ходу дела авторы встретились с негритосами, которые тогда были известны лишь в течение двадцати лет. Они также изучили более рослых сакаев, или сеноев, — застенчивый, но очень выносливый народ, расчищающий участки в высокогорных джунглях и иногда сооружающий большие, удобные общинные дома из бамбука. Сакаи всегда оставались независимыми, какой бы народ ни правил на низменностях. От них Скит и Блэджен узнали о том, что еще выше, в «облачных лесах», водятся волосатые санту сакаи, или «дьявольские сакаи», а также более крупные, очевидно дикие, люди, которые, согласно традиции, почти всегда остаются в своих облачных владениях.

Как гласит легенда сакаев, когда эти существа все же спускаются с гор, они ловят, убивают и поедают отдельных людей — не всех, а только самых худых. Возможно, вы подумали: «Что за чушь!» Но это не кажется таким уж странным, так как существуют научные исследования, объясняющие, почему норвежские «вервольфы» питали страсть к сырому мясу и не переносили жира. Эти «вервольфы» в основном были умственно отсталыми подростками, жившими в высокогорных долинах, где почти постоянно лежит туман или идет дождь. Уродливые телом и душой, эти несчастные юноши страдали от недостатка «солнечных» витаминов. У себя дома они ограничивались почти целиком растительной диетой и могли найти необходимые питательные вещества лишь в сыром мясе, но жир вызывал у них тошноту. Возможно, такой же недостаток питательных веществ побуждал малайских людоедов совершать набеги, так как их леса почти всегда окутаны туманом. Когда наступает обострение, потребность в постном мясе заставляет их нападать на соседей.

В канун Рождества 1953 года китайская девушка Вон Ю Мой делала надрезы на стволах каучуковых деревьев на малайской плантации, принадлежавшей англичанину Дж. М. Брауну. По ее словам, она почувствовала легкое прикосновение руки к своему плечу, а когда повернулась, то увидела женщину с белой кожей, длинными черными волосами, усиками на верхней губке и кинжалообразными зубами, оскаленными в дружелюбной улыбке — даже в это мгновение ее улыбка не показалась девушке враждебной. Женщина носила лишь набедренную повязку из коры, и от нее пахло «как от животного». Китаянка стряхнула ее руку с плеча и побежала к забору вокруг усадьбы. Во время своего бегства она заметила у реки, протекавшей поблизости, двух мужчин того же вида: очевидно, они не носили набедренных повязок.

Ее рассказ побудил Брауна обратиться в малайскую службу безопасности, поскольку весь район входил в зону действия коммунистических повстанцев. Вскоре прибыл патруль под командованием капрала, и на берегу реки они увидели тех самых волосатых людей, которых описывала китаянка. Когда капрал приказал солдатам прицелиться, все трое нырнули в реку, проплыли под водой к противоположному берегу и убежали в джунгли.

На следующий день индус, работавший на участках, почувствовал, как вокруг его шеи обвиваются волосатые руки. Он вырвался, но упал в обморок, прежде чем успел позвать на помощь. Когда он пришел в себя, странная троица стояла поблизости и смеялась над ним. В тот день капрал и патрульные снова видели их на речном берегу, но так и не смогли поймать.

По одной из версий, это были японцы, сбежавшие в джунгли после окончания войны, вместо того чтобы капитулировать. Но японцы при всем желании едва ли смогли бы отрастить волосы на теле. Почему-то никто не уделил внимания важному моменту в показаниях свидетелей: от этих существ исходила сильная вонь, как от животных. Это соотносится с традиционными историями о горных существах, передающимися в племени сакаев из поколения в поколение.

Важно также, что ни испуганная девушка, ни охваченный паникой индус, ни малайские солдаты не считали поведение странных существ враждебным или угрожающим. Уместно задать вопрос, что могло бы случиться, если бы незнакомцы получили дружелюбный прием и были встречены с понятным любопытством, а не с ужасом и оружием в руках? Если они были вытеснены из своего лесного дома коммунистическими повстанцами, то, может быть, они искали убежища или просто хотели поесть? Какие антропологические тайны могли бы открыться исследователям?

Все эти сообщения имеют еще одну общую черту, которая кажется мне наиболее важной. Все эти существа, безволосые или волосатые, крупные или мелкие, ни разу не были обнаружены охотниками, специально искавшими их. Это справедливо и по отношению к другим скрытным существам в разных частях света. Представители таинственных народов показываются на глаза лишь в тех случаях, когда они хотят, чтобы их увидели, или безразлично относятся к наблюдателям.

Возможно, это объясняет, почему ни одно из загадочных существ до сих пор не было поймано или убито. В конце концов, их выживание зависело от способности прятаться от врагов в лесу. Несомненно, они развили необычайно острое зрение, обоняние, слух и несколько других чувств, которыми мы практически не пользуемся, так что обычные люди не могут сравниться с ними в этом отношении. До некоторой степени они подобны самым хитроумным представителям животного мира. Но поскольку они являются людьми, хотя и первобытными, то дополняют свои чувства разумом, отсутствующим у животных.

Полагаю, что когда исследователи из цивилизованных стран все же познакомятся с таинственными существами, это произойдет не с помощью изощренного снаряжения, новых приборов или специально обученных собак. Мы не можем найти их, но мы можем позволить им найти нас. Мы встретимся с ними, если просто будем сидеть и взывать к их любознательности — мощной силе, движущей всеми людьми, да, пожалуй, и всеми млекопитающими.