Хотя не существует статистических данных, доказывающих это утверждение, можно предположить, что первой реакцией большинства людей на слово «джунгли» является мысль о животных: львах, тиграх, слонах и прочих диких зверях.
Однако, как мы могли убедиться, джунгли в первую очередь состоят из растений.
Существует еще более странный парадокс, вряд ли заметный для человека, не имеющего зоологической подготовки и не испытывающего особого интереса к животным. В джунглях вы видите меньше животных, чем, скажем, в обычной пустыне, если не задаетесь целью искать их.
Никогда не забуду одно утро, которое я провел в доме так называемого «старого каботажника» — закаленного политического администратора в покрытом джунглями округе Западной Африки. В те дни, до появления чудесных лекарств, вся Западная Африка считалась «могилой белого человека». Действительно, малярия, дизентерия и множество других заразных болезней встречались там в изобилии. Колониальные чиновники работали в джунглях максимум по полтора года, а затем брали отпуск на восемнадцать недель и уезжали из страны. Любой, кто выдерживал пару таких визитов, получал право называться «старым каботажником». Этот джентльмен совершил более десяти визитов в Африку и, таким образом, был «очень старым каботажником». Он отвечал за округ, большей частью покрытый высоким листопадным лесом, и совершал ежедневные пешие обходы.
Моя экспедиция в течение десяти дней располагалась поблизости от его штаб-квартиры, и он пригласил нас на дружескую вечеринку. Мы были единственными европейцами в этом районе. К счастью, интересы этого джентльмена оказались скорее интеллектуальными, чем «спортивными», он был известным лингвистом, и его знания, полученные из первых рук, почти не уступали знаниям лесных жителей. Как-то днем он проходил мимо нашего дома после очередного обхода и остановился, с удивлением наблюдая за нашими занятиями. В то время мы обучали троих охотников пользоваться специальными устройствами для ловли мелких животных, а еще семь человек учились препарировать собранные экземпляры. Большие ловушки прибыли в комплекте с местными профессиональными поставщиками крупного «мяса», как здесь называли всех животных. Жизнь в нашем лагере била ключом.
Джентльмен напрямик спросил, где мы ухитрились поймать всех этих животных. «Я провел здесь большую часть своей жизни, — добавил он, — но, честно говоря, не видел никакой особой живности, кроме белок и обезьян». Он говорил абсолютно искренне. Наша работа так заинтересовала его, что впоследствии он посещал нас по два раза в день и наблюдал за бесконечным потоком новых форм жизни, доставляемых нами и нашими помощниками из окрестностей, расположенных в пределах одной мили от его огорода.
Я впервые увидел настоящие джунгли в знаменитом лесу Синхараджа на Цейлоне. Тогда я заметил лишь нескольких насекомых, но не более того — даже птицы куда-то подевались. Признаюсь, я был там в «мертвое» время, когда большинство животных отдыхает перед вечерней активностью. Тем не менее мое первое впечатление было очень глубоким. Как и все остальные, я вырос на предрассудке, что джунгли представляют собой богатейшие зоологические сады; я едва ли не ожидал, что тигры будут прыгать на меня из-за каждого дерева. Кроме того, опыт знакомства с тропической растительностью вне джунглей лишь укреплял эту иллюзию, поскольку там всегда можно было наблюдать изобилие разных форм жизни.
Если познакомиться с джунглями поближе, то их ни в коем случае нельзя назвать мертвым миром. Они просто кишат жизнью всех форм и размеров, но животные (впрочем, как и люди, живущие в джунглях) так хорошо приспособились к окружающей обстановке, что не только их modus vivendi, но и modus operandi[20] остается непостижимым для пришельцев из внешнего мира. Однако стоит познакомиться с ними, и вы начинаете ощущать биение дневного ритма, который можно разделить на несколько отчетливых, но неравных частей.
Прежде чем перейти к этому сложному предмету, позвольте заметить, что мне придется сделать несколько заявлений, не имеющих поддержки в виде библиографических ссылок и строгих научных доказательств. Хотя так называемым биоритмам посвящено значительное количество ученых трудов, наука этология, важным аспектом которой они являются, все еще находится в младенчестве. Название дисциплины происходит от греческого слова этос, означающего «обычай». Согласно определению из словаря научных терминов, это «изучение обычаев по отношению к месту обитания; исследование поведения». Однако сам термин «поведение» в данном контексте приобретает специализированный оттенок и, по сути дела, используется для обозначения поведения животных в неестественной обстановке, например при полном одомашнивании, в зоопарках и лабораториях. С другой стороны, этология сейчас ограничивается изучением животных в их естественной среде обитания или в других природных средах, куда они были «трансплантированы». В экваториальных тропических лесах проводилось очень мало этологических исследований любого рода, поэтому я вынужден полагаться скорее на личные наблюдения.
Свет, к примеру, играет огромную роль в поведении животных. Несмотря на постоянный сумрак и зачастую полное отсутствие прямых солнечных лучей, что наводит на мысль о повышенной активности животных в дневное время суток, на самом деле происходит нечто совершенно противоположное. Все животные забиваются в тень под деревьями и кустарниками или прячутся в норах. Любой житель пригородов, пытавшийся устроить купальню или кормушку для птиц, замечал этот феномен. Поставьте кормушку на открытое место, и туда прилетит разве что случайная ласточка или жаворонок; но поставьте кормушку рядом с густым кустарником или в тени нависающих ветвей — и появится целый паноптикум существ, о которых вы и не подозревали. Даже если в вашем доме есть дети, кошки, собаки и включенный радиоприемник, не стоит беспокоиться, что эти существа разбегутся. Укрытие (или его отсутствие) служит определяющим фактором. Лишь крупные животные в безлесных прериях, пустыне и арктической тундре не могут найти укрытия. Многие насекомые проявляют высокую активность в ярких солнечных лучах у вершины лиственного полога, но даже они довольно часто прячутся в тень, чтобы в буквальном смысле остыть от жары. Пустынные ящерицы, принимающие длительные солнечные ванны, заканчивают процедуру сразу же после того, как их кожа поглотит необходимое количество тепла; если помешать им затем спрятаться в тени, то они погибают очень быстро.
Вершина лиственного полога оживает вскоре после рассвета. Цветы привлекают насекомых и птиц, питающихся нектаром и плодами, наряду с насекомоядными; небо над джунглями патрулируется бесчисленными орлами и ястребами. В то время как наиболее крупные из них, по-видимому, остаются в воздухе целыми днями, если не считать трапезы над добычей, хищники меньшего размера отправляются в «боевые вылеты», словно истребители, а затем ныряют под сень листвы. Когда мы жили в лиственном пологе, одним из наших наиболее интересных открытий (по крайней мере, для меня, поскольку я не орнитолог) было то, что каждый из маленьких ястребов имел пост на определенной ветке, куда он неизменно возвращался. В сущности, он жил на небольшом участке одной ветки и обычно спал там. Часть дерева, непосредственно примыкавшая к этой ветке, имела малую фауну, заметно отличающуюся от соседних участков. Мы были вполне уверены, что птичьи экскременты и, возможно, остатки их трапез, регулярно совершаемых на древесном насесте, вместе с пухом и перьями, падавшими сверху, служили своеобразным рационом для множества мелких существ внизу.
Под пологом джунглей обитает значительное количество млекопитающих, таких как белки и обезьяны, хотя их видовой состав не отличается разнообразием, а также дневные змеи, хамелеоны и другие ящерицы. Но все они, за исключением обезьян, и то лишь на короткие периоды времени, остаются внутри — под защитой лиственного полога.
Помимо этих форм жизни, в дневное время суток джунгли почти лишены животной активности от середины утра до вечера, примерно за час до заката. Конечно, в эти часы можно видеть и другую жизнь, но она отдыхает под корой или стволами, спит в плотной массе лиан и в кронах пальм, в норах или под покровом широколиственных трав, обычно растущих рядом с водой. Есть несколько довольно загадочных птиц, гнездящихся под лиственным пологом и проявляющих активность в определенное время суток. Среди особенно заметных можно назвать птиц-носорогов в Африке, гуан и кюрасао в тропической Америке. Мне часто приходилось видеть очень тихих и незаметных маленьких птичек, бегающих по древесным стволам в поисках насекомых или перепархивающих с ветки на ветку. Находясь в джунглях, я никогда не ловил птиц и не имел возможности прибегнуть к совету опытного орнитолога. Поэтому я не мог определить их принадлежность, за исключением некоторых легко распознаваемых видов, вроде райских птиц.
Здесь следует отметить, что я говорю о низменных джунглях, как бы высоко они ни простирались у основания горных хребтов, а не о горных лесах. Настоящие горные леса очень редко имеют «многоэтажное» строение и отличаются такой плотностью растительности сверху донизу, что там бывает еще темнее, чем в низменных многоярусных джунглях. Однако в большинстве горных лесов млекопитающие, птицы, а также рептилии, лягушки и другие меньшие формы жизни, включая крабов, в дневные часы проявляют активность на всех уровнях, вплоть до земли.
Даже в низменных джунглях в дневные часы бывает так темно, что обстановка кажется вполне подходящей для ночных животных, но они не появляются до тех пор, пока дневной контингент не ложится спать.
В основе ежегодных и сезонных биоритмов не обязательно лежит сезон дождей, с почти неизменным цветением растительности, или сухой сезон; скорее это любой период смены климата. В некоторых местах значительную роль играют другие факторы, такие как сезонное поступление пыльного воздуха из Сахары, который ежегодно в течение нескольких недель опускается на джунгли Западной Африки.
Как мы упоминали в начале этой книги, тропические экваториальные леса обладают самым «умеренным» климатом на Земле; суточные ритмы дня и ночи испытывают незначительные колебания в течение года. Сумерки наступают около шести вечера, а светает около шести утра. Бывают дождливые и сухие сезоны, но в основном дождь идет постоянно, большими или малыми дозами. Поэтому в поясе тропических экваториальных лесов разные растения плодоносят в разное время в течение всего года. Здесь имеется постоянный приток нежных молодых побегов и листьев, цветов, фруктов и орехов. Животным не приходится спешить с выполнением своей наиболее важной функции, которая заключается в рождении и выкармливании потомства, если только они не находятся в полной или частичной зависимости от особой формы растительной жизни или от животной пищи, которая в свою очередь зависит от определенных растений.
В высоком листопадном лесу дела обстоят иначе. Хотя не все деревья сбрасывают листья в одно и то же время, как в наших северных лесах, значительно большему количеству животных приходится ждать массового плодоношения растений в силу более выраженного чередования сухих и влажных сезонов. Тропические горные леса в целом значительно меньше зависят от основных сезонных изменений, чем низменные или истинные джунгли обоих типов. У меня нет сведений о сезоне массового кормления животных в тропических горных лесах, как бывает весной в лесах умеренного климата, и я сомневаюсь, что кто-либо проводил специальные исследования по этому вопросу в течение хотя бы двух лет. Однако каждое животное имеет свой цикл кормления — ежегодный или более короткий.
По моему мнению, в джунглях существуют определенные миграции — то есть сезонные перемещения с одного места на другое — и некий эквивалент зимней спячки. Многие животные имеют продолжительные периоды отдыха; по крайней мере, они полностью исчезают на какое-то время.
В былые дни существовало почти повсеместное убеждение, что все животные, включая и нас самих, испытывают сильное влияние Луны. Возможно, эта идея происходит от наблюдений за менструальным циклом человека. Затем пришло время, когда подобные взгляды считались антинаучными предрассудками. Однако времена снова изменились, и многие недавние исследования с большой убедительностью показывают, что некоторые биоритмы действительно следуют лунным циклам. Для меня наибольший интерес представляет исследование, взятое на вооружение наиболее просвещенными умами в полиции. Долгосрочные статистические выкладки свидетельствуют об увеличении числа определенных преступлений в период полнолуния. Не знаю, можно ли увязать эти наблюдения с одним из моих собственных выводов, который известен почти всем туземным охотникам и многим западным зоологам, принимавшим участие в сборе животных. Я уже давно понял, что практически бесполезно охотиться или даже «собирать» мелких животных ночью во время полнолуния. Более того, занимаясь профессиональным сбором животных, мы обычно ставили до пятисот маленьких ловушек каждую ночь: на земле, в кустах и на всех этажах джунглей. Каждая была пронумерована и нанесена на схему; по каждой ловушке велся подробный учет пойманных животных. Иногда нашей добычей становились огромные жуки, а однажды даже упавшая орхидея, захлопнувшая ловушку. Наши записи без тени сомнения свидетельствуют о том, что с приближением полнолуния количество животных, попадающих в ловушки, резко уменьшается, а на ущербе луны снова возрастает — если она действительно светит в небе. В случае плотной облачности или дождя даже в ночь полнолуния наш улов колебался в пределах средних значений во все темные ночи.
Более длительные природные циклы тоже оказывают влияние на животную жизнь в джунглях, но на эту тему еще не проводилось надлежащих научных исследований. Туземные охотники, мастерство которых я ценю не меньше, чем их рассказы, часто говорили мне, что определенные виды дичи с годами сильно изменяют свою численность. Европейцы, живущие в джунглях, которые почти всегда охотятся (это единственное доступное развлечение), тоже заметили этот феномен, и от них я впервые услышал предположение о его цикличной природе. Не следует забывать, что белый человек более чувствителен к понятию «солнечного года», чем обитатели экваториального пояса, из-за резко выраженных сезонных перемен в более высоких широтах. Возможно, коренные обитатели джунглей вообще не имеют понятия о солнечном годе, поэтому, скажем, десятилетний цикл вообще не отмечается как таковой. В редких случаях профессиональные сборщики животных дважды посещали один район в разное время года и отмечали существенные различия в количестве собранных экземпляров.
Когда мы занимались профессиональным сбором животных, то работали в дневную и ночную смены, чтобы не выбиваться из графика. Ловушки следовало посещать три раза в сутки: в семь утра, в полночь и в семь вечера. Это делалось по трем причинам. Во-первых, в течение каждого периода в ловушки попадались разные животные. Во-вторых, если как можно скорее не вынуть животных из ловушек, то значительный процент улова будет съеден мелкими хищниками или падальщиками, а затем окончательно уничтожен муравьями, способными за полчаса дочиста обглодать крупную лесную крысу. В-третьих, любое мертвое животное в ловушке разлагается в течение нескольких часов. Такая почти круглосуточная деятельность включала свежевание и препарирование образцов, начиная с восьми часов утра и заканчивая обработкой полуночного улова. Ночью в джунглях полно насекомых, которых привлекал яркий свет, необходимый для нашей тонкой и весьма тщательной работы. Согласитесь, трудно работать с кюветами, наполненными консервирующим раствором, находясь под массированной бомбардировкой насекомых всевозможных размеров — от четырехдюймовых водяных скорпионов до крошечных, едва заметных мошек. Поэтому мы работали в двух прямоугольных комнатах 8 × 12 футов, сделанных из противомоскитных сеток, натянутых на шесты. Насекомые тысячами слетались к этим конструкциям, которые служили для них своеобразными ловушками, и запутывались в сетке снаружи.
Хотя официально мы не собирали насекомых, но всегда интересовались ими и устраивали обходы с фонариками, чтобы рассмотреть наших гостей. Это превратилось в своего рода игру: кто из нас найдет самое необычное или экзотическое насекомое во время очередного обхода. Еще больший интерес представлял тот факт, что каждую ночь один или два вида появлялись в особенном изобилии. Любой, кто жил в экваториальном лесу, должен был заметить этот феномен, особенно если он хотя бы несколько вечеров подряд ужинал на свежем воздухе.
Можно ли считать это циклом кормления? Вопрос может показаться риторическим, но зоологу, живущему и работающему в джунглях, приходится постоянно задавать подобные вопросы. К примеру, мы не имеем ни малейшего представления о циклах кормления десятков тысяч, а возможно, и миллионов видов насекомых, обитающих в джунглях. Мы не знаем, каким образом влажность, температура или освещение воздействуют на эти циклы.
Вполне вероятно, что в тропическом листопадном лесу насекомые ждут цветения или появления листьев на определенных растениях, чтобы отложить яйца, иначе у личинок не будет необходимой пищи. Перед энтомологами, изучающими поведение насекомых в джунглях, разворачиваются бесконечные и захватывающие возможности.
Суточный биоритм является общим для всех джунглей. Это не просто чередование света и темноты, а гораздо более сложный процесс. Двадцать четыре часа можно разделить на восемь частей неравной продолжительности; лучше всего начать со времени незадолго до рассвета.
Перед восходом солнца наступает период предрассветных сумерек, когда активность очень высока: ночные животные еще продолжают питаться, но появляется первый контингент утренних животных. По утрам лес часто окутывается плотным туманом, и пока это явление продолжается, многие животные чувствуют себя в относительной безопасности. На земле по-прежнему темно, а в больших джунглях с многоэтажным строением и плотным лиственным покровом темнота может сохраняться до тех пор, пока не рассеется туман. Таким образом, ночные животные часто продолжают кормиться еще в течение часа после рассвета.
Утро можно разделить на две части: до и после рассвета, когда ночные животные исчезают из лиственного полога и мало-помалу опускаются на нижние этажи, по мере того как туда проникает свет.
Раннее утро — лучшее время для сбора животных. Это любимое время профессиональных туземных охотников, добывающих пищу для жителей деревень на окраинах джунглей. Однако (я не устану напоминать об этом) сравнительно не многие охотники проникают в глубину джунглей; они предпочитают берега рек, небольшие прогалины и другие места, свободные от сплошного лиственного покрова, хотя некоторые храбрецы действительно путешествуют через джунгли по известным тропам.
Как мы уже говорили, днем джунгли кажутся более или менее безжизненными, если не считать какофонии на вершинах деревьев. Считается, что некоторые наземные обитатели не смыкают глаз круглые сутки, но с годами я все больше склоняюсь к необычному мнению: многие из них являются преимущественно ночными животными, в то время как другие могут проявлять активность и днем и ночью. Хорошим примером последнего вида служат восхитительные птицы-трубачи джунглей Южной Америки, прыгающие с ветки на ветку и издающие характерные «трубные» звуки, которые трудно описать словами. Все считают их дневными птицами; может быть, это и так, но я слышал их пение даже в глухие ночные часы. И это не имело отношения к фонарикам, которыми мы пользовались.
Приведу еще один пример. В Южной Америке живет родственное обезьянам существо, которое называется дурукули. Оно живет в дуплах деревьев и определенно является ночным животным. Однако я видел, как дурукули ловят насекомых в пасмурные дни на нижних этажах леса. Кроме того, я держал у себя нескольких дурукули, пойманных в джунглях. Сначала они проводили дни в своих гнездах, сделанных из коробок, и лишь ночью выходили попрыгать и пошуметь в темноте. Но мало-помалу нам удалось совместить их распорядок дня с нашим, и они стали спать вместе с нами. Дурукули нельзя назвать единственными предположительно ночными животными, достигшими такого «переворота» под нашим пристальным наблюдением. Я видел тропических лесных животных, которые якобы ведут ночной образ жизни, гуляющими вне джунглей, при ярком солнечном свете. Фактически представление о четко организованном распорядке жизни в дикой природе, на котором воспитывались многие из нас, просто не подтверждается в джунглях. В них действительно есть последовательные периоды шума и мертвой тишины, регулярно повторяющиеся каждый день, но время от времени приходится сталкиваться с упорными индивидуалистами, которые делают все «не так», с нашей точки зрения.
К тому времени, когда ночные животные, обитающие в лиственном пологе и на нижних этажах леса, наконец ложатся спать, появляется много дневных животных. Но они активны лишь очень короткое время — то есть начиная с первых проблесков рассвета до того момента, когда вся животная жизнь внезапно прекращается, как в лиственном пологе, так и внизу. Это время сиесты; часто даже насекомые прекращают свое монотонное жужжание и замолкают. Этот период продолжается до тех пор, пока солнце не начинает опускаться за горизонт. В пасмурные дни шум и движение начинается раньше — думаю, это имеет прямое отношение к освещенности. Уменьшение интенсивности света равнозначно усилению «маскировки», хотя это может подразумевать, будто животные ведут себя спокойнее, когда думают, что их не видно. Разумеется, такие представления слишком антропоцентричны и недостоверны. Для каждого травоядного животного, бодрствующего при определенной освещенности, найдется свой хищник, охотящийся в этих же условиях. Я лично считаю, что животные проявляют активность, когда физические условия устраивают их, а свет играет в этом ведущую роль. Тем не менее дневная пауза выглядит очень впечатляюще, и не только из-за отсутствия движения, но также из-за безмолвия, которое бывает почти абсолютным.
После сиесты джунгли снова возвращаются к жизни, хотя и не так активно, как на рассвете. Появляются птицы и млекопитающие. Большинство рептилий и амфибий не производит шума, но некоторые из обитателей джунглей — такие как черепахи, отдельные змеи, жабы и лягушки — более активны по вечерам. Если стоит ясная погода, снова вылетают тучи насекомых, и предзакатные часы наполняются гулом и движением. С другой стороны, в пасмурную или дождливую погоду дела обстоят иначе. Дневные животные хранят молчание, хотя по-прежнему занимаются своими делами, в то время как ночной контингент просыпается раньше обычного. Поэтому вместо мириад насекомых, жужжащих и стрекочущих в лучах вечернего солнца, птиц и обезьян, порхающих над головой, в сумерках раздаются зловещие шорохи, кваканье и чмоканье. Однако обитатели средних этажей, как ни странно, избегают дождя и сумерек: дневные животные отступают, а ночные затаиваются в своих убежищах.
Ночь — это время, когда огромное большинство животных, от червей до млекопитающих, выходит из укрытий и выполняет свои функции. Но ночь представляет собой не просто темное время суток: она делится на три совершенно разные части. Причины этого мне неизвестны, и я не знаю никого, кто мог бы предложить разумное объяснение.
Перед наступлением сумерек начинается первый период, имеющий разную продолжительность в зависимости от погоды. Он начинается примерно с пяти вечера и заканчивается примерно через час после заката, когда последние отблески солнечного света покидают вершины деревьев. В течение этого периода последние дневные животные ложатся спать и появляются первые ночные животные. Когда наступает полная темнота, на сцену выходят истинные обитатели ночи.
Здесь мы становимся свидетелями поразительного феномена. В лиственном пологе царит абсолютная тишина, но сами джунгли оживают, причем совершенно неописуемым образом. Какофония ночных насекомых может казаться почти оглушительной, хотя, привыкнув к ней, вы даже не замечаете ее. Однако попытайтесь записать ее на магнитофонную ленту, и вас ждет сюрприз: какой бы низкий уровень воспроизведения вы ни поставили, вам все равно захочется понизить громкость. Всевозможные другие звуки, от шуршания до уханья, пронзительных воплей и завывания, раздаются со все возрастающей частотой. (Когда сидишь в джунглях после наступления темноты, на ум невольно приходит цитата: «Призраки, духи и длинноногие зверюги, что шумят по ночам».) Однако вы можете не сомневаться, что общее впечатление не идет ни в какое сравнение с фоновыми эффектами так называемых фильмов про джунгли и телевизионных шоу. Большинство этих звуков издают животные, никогда не видевшие джунглей, звукооператоры и специалисты по подражанию крикам диких зверей. Впрочем, при определенных условиях в ночных джунглях может царить почти абсолютная тишина, но независимо от погоды животные продолжают заниматься своими делами.
Здесь следует упомянуть о том, что несколько раз мне приходилось сталкиваться с феноменом значительного перепада температуры в джунглях, и похолодание достигало уровня земли. Хотя фактическая разница составляла лишь несколько градусов, казалось, что все вокруг замирает. Наступала жуткая тишина, похожая на осеннее безмолвие в лесах умеренного климата, когда ночная температура в течение более чем двух суток падает ниже –5 градусов по Цельсию.
Если во время такой тишины вас внезапно охватывает дрожь, что случается в джунглях даже без малейшего перепада температуры, вам не следует тревожиться; но если вы потеете и бумаги, разбросанные на вашем столе, совершенно не колышутся, а ваши друзья и коллеги вдруг перестают болтать и смеяться — берегитесь! Именно тогда, после нарастающего напряжения, которое я не в силах описать, вы можете услышать рев тысяч локомотивов, несущихся прямо на вас. Эта смертельная предгрозовая тишина прерывается лишь частыми беззвучными вспышками молний, которые на земле производят самое гнетущее впечатление. Поскольку вы не можете видеть небо, то не видите и саму молнию, однако вспышка проникает через листву: она всегда имеет ярко-голубой цвет и расположена точно на уровне ваших глаз, независимо от того, сидите ли вы на стуле или цепляетесь за ветку дерева.
В наступлении грозы есть что-то вагнеровское. Вам кажется, что наверху вот-вот появятся валькирии, кружащиеся в бешеном танце. Во время одной из таких гроз я видел зрелище, потрясшее меня до глубины души. Я жил в зыбкой и неустойчивой «беседке» в лиственном пологе и совершил ошибку, не спустившись вниз после первого удара молнии. Будучи упрямым юнцом, я хотел посмотреть, как выглядит тропический ливень, если смотреть на него сверху. Посреди рева и грохота, когда я цеплялся за все, что попадалось под руку, внезапно захлопали крылья, и прямо перед моим деревом промчались — нет, не валькирии, но полдюжины самых испуганных птиц, которых мне когда-либо приходилось видеть. Это были крупные стервятники, очевидно пойманные восходящими потоками воздуха и унесенные штормом за много миль от своей родной саванны. Они были явно бессильны что-либо с этим поделать.
Более осторожные животные, особенно живущие в джунглях, лучше знают, что нужно делать в таких случаях. Целые полчища спускаются на нижние уровни лиственного полога и льнут к ветвям; существа средних этажей остаются в дуплах или спускаются на нижние, более плотные уровни; наземные животные разбегаются в укрытия, а ночные охотники остаются в норах и других потайных убежищах. Я не знаю, где прячутся хрупкие насекомые вроде бабочек, но они как-то выживают вместе с остальными в гигантской утробе джунглей.
Вечерние грозы в тропических лесах редко продолжаются после наступления темноты. Как только гроза проходит, начинается сущий бедлам. Все животные любят дождь — особенно его завершающие моменты, когда листва словно закипает от капающей воды. Они также любят сумрак, а после грозы небо некоторое время остается затянутым облаками.
Поскольку мы сами являемся дневными животными, то склонны считать лунный свет преимуществом в ночных странствиях. Но животные, особенно в джунглях, не разделяют эту точку зрения. Они предпочитают темноту. Я уже упоминал о том, что, занимаясь сбором животных в течение многих лет, имел возможность убедиться: любое подобное мероприятие почти бесполезно в полнолуние при ясной погоде. Количество животных, попадающих в ловушки, увеличивается с ущербом луны, достигая максимума в новолуние, а затем постепенно уменьшается до следующего пика. Однако облачная погода, особенно в сочетании с моросящим дождем (в противоположность грозе), снова увеличивает количество добычи до максимума. Даже обитатели северных климатических зон могут заметить, что пасмурным, дождливым летним вечером к окнам слетается больше всего мотыльков. В джунглях спокойный пасмурный закат приводит к появлению бесчисленных насекомых, привлекающих насекомоядных птиц и животных, а те, в свою очередь, привлекают хищников, вплоть до больших кошек.
И все-таки, несмотря на дождь и лунный свет (или его отсутствие), в ночных джунглях существует четко различимый ритм. Когда последние дневные животные ложатся спать, на сцену выходят ночные существа. Для меня этот переход — одно из удивительнейших событий, свидетелем которых может стать человек. Когда гаснут последние лучи солнца и сумрак все плотнее сгущается над землей, ночь наполняется тихими шорохами и шелестами. Время от времени раздается рев или уханье какого-нибудь животного, укладывающегося на покой или, наоборот, выходящего на ночную охоту. Затем наступает пауза — мертвая тишина, если не считать жужжания насекомых, на которое вскоре перестаешь обращать внимание. Внезапно храм джунглей оглашается резким криком, и снова наступает тишина. Шорохи и шелесты все усиливаются. Теперь пора включить фонарик и направить луч в одну сторону. Вскоре вы увидите разнообразных животных, шныряющих вокруг и занимающихся своими делами, совершенно безразличных к свету и к вашему присутствию. Вы можете даже курить или включить музыку. Как ни странно, животные словно не замечают резких запахов и необычных звуков.
Вскоре после заката деревья тоже оживают. Сверху доносятся неясные шорохи, возня и поскрипывание. Проведите вокруг лучом фонарика, и вы увидите голубые глаза, желтые глаза, красные глаза и просто глаза — крошечные и огромные.
У каждого человека есть воспоминания о замечательных событиях в его жизни. Для меня одно из таких воспоминаний — ночная сцена в Западной Африке. Я лежал на одеяле, расстеленном прямо на земле под гигантскими деревьями, время от времени подвергаясь набегам муравьев, решивших полакомиться за мой счет. Но случайные укусы не отвлекали меня от действа, разворачивавшегося в луче фонарика. Передо мной чередой проходили маленькие мыши, длинноногие крысы, тяжеловесные жабы, изящные древесные лягушки, медлительные черепахи и даже один деловитый представитель семейства мангустов — маленьких плотоядных млекопитающих. Последний с большим подозрением отнесся к свету, но потом, видимо решив, что его это не касается, смело вышел вперед и принялся рыться в палой листве, выискивая личинки насекомых.
Такая ранняя ночная деятельность продолжается два-три часа, а затем прекращается. Я наблюдал это в джунглях Центральной и Южной Америки, в Африке и Азии. По каким-то причинам, возможно вполне очевидным, ночные животные, которые начинают кормиться после захода солнца, в середине ночи снова ложатся спать или затаиваются в своих убежищах. Этот феномен заметнее всего проявляется среди наземных существ и наиболее четко выражен при свете луны, но и большинство жителей деревьев в той или иной степени подчиняются ему. У меня есть подозрение, поддерживаемое мнением опытных коллег, что то же самое справедливо по отношению к животным, обитающим во всей тропической зоне. Многие туземные охотники, помогавшие мне в сборе животных, просто отказывались работать между одиннадцатью часами вечера и четырьмя часами утра. Этот запрет распространялся не только на внутреннюю часть леса, но и на окраины, где они охотились чаще всего.
То, что я называю ранним утренним периодом, — лучшее время для охоты и сбора животных. Несмотря даже на яркий лунный свет, кажется, что все ночные животные вынуждены искать последнюю трапезу перед отходом ко сну, в то время как дневные животные буквально выпрыгивают перед вами. В это время не стоит спать, если вы действительно хотите видеть, как устроена жизнь в джунглях.
Я еще раз попробую описать невыразимую красоту утра в тропическом дождевом лесу. Первый свет, достигающий земли в глубине леса, имеет почти электрический голубой оттенок, похожий на дугу сварочного аппарата и сравнимый лишь с цветом, который можно видеть только в чистых водах океана, примерно в ста футах от поверхности. То, что это не тот цвет, который наше зрение воспринимает как голубой, можно продемонстрировать, взглянув на него через цветные фильтры фотокамеры; стоит упомянуть и о том, что белый цвет фотовспышки приобретает все более желтый оттенок, по мере того как возрастает интенсивность света. Тем временем высоко над головой внутренняя сторона лиственного полога медленно входит в фокус как необъятное угольно-черное кружево, подсвеченное мягким, слабо люминесцирующим сиянием. Это ночные испарения, всегда присутствующие в атмосфере, даже если они не сконденсировались в плотный утренний туман. Контраст между рассеянным голубым светом внизу и жемчужной люминесценцией наверху производит удивительное впечатление: вам кажется, что вы оказались в каком-то эфирном чистилище. Хотя в экваториальных регионах рассвет наступает стремительно, это эфемерное черно-бело-голубое состояние может продолжаться довольно долго, пока прямые солнечные лучи рассеют туман наверху. Когда неотфильтрованный свет проникает внутрь огромного зеленого собора, листья вспыхивают зеленью, стволы одеваются в розовые, желтые и разные оттенки коричневого цвета, появляются яркие пятна плесени и грибов.
Мне всегда казалось, что в ранние утренние часы животные гораздо менее осторожны, чем в конце ночи. Поздние ночные животные почти неуловимы в своем стремлении схватить последний кусок, в то время как просыпающиеся дневные животные хлопают и топают вокруг. Несколько раз у меня складывалось впечатление, что они немного не в себе, прямо как люди, встающие с постели поутру. Самые осторожные животные иногда делают глупейшие вещи на рассвете. Я никогда не забуду один случай в Центральной Америке, когда мы встали лагерем у ручья в густом предгорном лесу.
У нас были две просторные палатки и две маленькие, для местных работников и так называемой кухни. Мой ассистент занимал одну из больших палаток, в которой также находилась наша рабочая лаборатория; мы с женой занимали другую большую палатку с личными вещами, съестными припасами и широкой походной кроватью с противомоскитным пологом. Это была палатка армейского образца, с дополнительным верхним тентом и входным клапаном, растянутым почти до земли. В результате мы имели массу растяжек, уходивших в кусты чуть ли не во всех направлениях. Мы подыскали для палатки сравнительно ровный небольшой участок — редкость в здешних местах. Однако, как выяснилось, лучше бы мы поставили ее в другом месте.
Как-то утром на рассвете мне приснился кошмар, будто я тону в глубокой реке. С трудом разлепив глаза, я обнаружил, что барахтаюсь в складках противомоскитного полога, а рядом бьется моя жена, близкая к истерике. Нас опутывала масса веревок; поблизости возилось что-то огромное, шершавое и теплое. В такое время, проснувшись в электрически-голубом полусвете, человек временно теряет способность мыслить здраво. Со мной это определенно произошло, и я инстинктивно принялся хвататься за что попало, вопить и извиваться всем телом. Ад продолжался до тех пор, пока до меня наконец не дошло, что, в дополнение ко всему остальному, на нас рухнула палатка. Мы окончательно запутались в противомоскитном пологе, и в эту ловушку попалось еще как минимум два больших испуганных зверя.
Наши верные помощники подоспели на помощь и начали стягивать внешний тент. Как только они освободили его, супружеская чета тапиров с негодующим ревом и фырканьем выскочила наружу и ринулась к протекавшему поблизости ручью, словно вырвавшись из Дантова ада.
Выяснилось, что мы поставили палатку как раз поперек их тропы к ручью, где они совершали утренние омовения перед кормежкой. Мы пробыли там две недели; должно быть, за это время они критически изучили нас и наконец решили, что мы безвредны. Однако, будучи довольно тупыми существами, этим утром они двинулись по старой тропе и попытались пройти к ручью прямо через палатку. Разумеется, они запутались в растяжках, обрушив палатку на себя и на нас. На этой стадии они утратили последние остатки соображения и принялись барахтаться в ярдах веревок, брезента и противомоскитных пологов вместе с двумя ошалевшими людьми. Должно быть, для них это было ужасным потрясением.
Инцидент произошел на рассвете, а не днем или ночью, когда тапиры проявляют большое благоразумие и исключительную осторожность. То ли они недавно встали и еще не проснулись, то ли плохо видели в неверном утреннем свете — точно не знаю.
Можно описать другие похожие случаи, свидетелем которых я был на рассвете: обезьяны, совершающие набег на нашу кухонную палатку и хватающие горячий хлеб с раскаленной металлической плиты; крокодилы, вылезающие из реки и заползающие отдохнуть под нашу походную постель; полоумные птицы, слетающиеся к нашему столу за завтраком и клюющие фрукты прямо из миски; пятнистый кускус (странное сумчатое млекопитающее с островов Ост-Индии), который три дня подряд спускался с деревьев и забирался ко мне в постель на рассвете. Должен сказать, в то время я не занимался отловом диких животных, и у меня не поднималась рука сделать из него чучело, поэтому я просто выбрасывал зверька наружу. Однако мне пришлось положить этому конец, когда он сильно укусил меня в плечо — причем в моей постели!
Таков ежедневный цикл жизни джунглей, не похожий ни на что в мире. Волны активности, каждая со своим контингентом существ, занимающихся своими делами, а затем два периода затишья: один днем, а другой ночью — замечательный, четкий распорядок. Лишь те, кто действительно жил в джунглях в течение хотя бы нескольких недель, сумеют уловить этот ритм. Я могу лишь надеяться, что вам выпадет счастье попасть туда и самим все увидеть и почувствовать.
Одним из самых увлекательных из многочисленных и разнообразных аспектов джунглей является регулярное передвижение животных, или то, что мы называем «дорожным движением».
Это богатая тема для исследований, и по ней опять-таки не существует опубликованных трудов, на которые я мог бы обратить ваше внимание, если вы глубоко заинтересуетесь ею. Поэтому мне снова приходится опираться на собственный опыт и свидетельства других людей, знакомых с джунглями. За исключением горных джунглей и нескольких особых случаев, я просто не понимаю, какие механизмы управляют передвижением животных. На этот раз мне придется обойтись без свидетельств коренных жителей джунглей — насколько мне известно, никто не спрашивал их об этом и не интересовался их мнением по этому поводу. Для людей, живущих в джунглях, характерно очень деловое отношение к жизни. Их навыки в таких вопросах, как поиски и выслеживание добычи, могут показаться поразительными, но я не знаю, приходилось ли им размышлять о природе массовых передвижений животных. Но так или иначе, в тропическом дождевом лесу существует оживленное «дорожное движение».
Животные джунглей обитают на пяти уровнях: в лиственном пологе, на средних этажах, на земле, под землей и в воде. Они перемещаются с места на место по разным, хотя и вполне специфическим причинам. Некоторые животные мигрируют; случаются даже массовые миграции, как у наших северных леммингов. Я видел, как огромное количество одной из разновидностей лесных лягушек внезапно появлялось из джунглей и отправлялось умирать за многие мили от воды, в окружающую саванну. Многие животные выходят из воды, из нор в земле и других укрытий и поднимаются на деревья для кормления или спаривания, а затем возвращаются обратно. Однако большинство на первый взгляд бесцельно бродит вокруг, занимаясь добычей пищи. Я умышленно говорю «на первый взгляд», поскольку если вы биолог, проживший в джунглях некоторое время, то прекрасно знаете, что ни одно животное не блуждает бесцельно. Все они следуют привычными тропами и даже «дорогами», очищенными от растительного мусора, а иногда даже от коры на деревьях.
Животные рек и озер в тропических зонах (в настоящих джунглях есть лишь небольшие реки и пруды) делятся на две категории: те, кто постоянно живет в воде, и те, кто выходит на сушу. О первых мы поговорим позднее. Те, кто выходит на сушу, делают это в основном по ночам. В эту группу входят крокодилы, гамадрилы, жабы, лягушки, пресноводные крабы и некоторые другие. Когда на землю опускается ночь, бывает очень интересно взять с собой мощный фонарь и тихо подойти к ближайшему ручью или берегу реки. Ручьи в джунглях в основном чистые и прозрачные, усеянные камнями и наполненные мясистыми зелеными растениями; реки обычно мутные, особенно в сезон дождей, и днем отражают свет, как черное зеркало. Их вода окрашена гуминовыми, дубильными и другими кислотами, извлеченными из корней растений и разлагающегося растительного материала. Иногда она кажется прозрачной, как белое вино, но если во время сплава по реке вы медленно опустите ноги в воду (при том условии, что их первоначальный цвет был розовато-белым), то они сначала станут желтоватыми, потом бронзовыми и наконец темно-коричневыми. Возьмите стакан такой воды, поднесите его к свету, и вы увидите вишневый оттенок. По ночам вода совершенно прозрачна, и на мелководье вдоль берегов больших рек вы почти всегда можете увидеть множество местных лодчонок, приткнувшихся к берегу, словно флотилия каноэ. После недолгих поисков можно обнаружить илистые каналы, ведущие к стоячей воде, по которым всевозможные существа выходят на берег и углубляются в джунгли.
В реках, протекающих через джунгли, живут различные виды крокодилов, многие из которых по ночам выходят на сушу, чтобы поохотиться. Кайманы Южной Америки и более крупные африканские крокодилы могут представлять значительную угрозу в этом отношении. Я настоятельно рекомендую не становиться между ними и водой, когда они отправляются на ночные вылазки. Крокодилы кажутся неуклюжими и медлительными животными, но они могут подниматься на лапах, как собаки, задирать хвосты и мчаться галопом по направлению к реке. Однажды я неумышленно оказался между стаей крупных крокодилов и песчаным пляжем на одной из их троп в высоких камышах. К счастью, я обладаю врожденной мышечной реакцией, поэтому мне не пришлось раздумывать, куда ставить ноги, когда я стрелой помчался обратно, одновременно сделав поворот направо под прямым углом. Готов поклясться, что, когда я совершал упомянутый поворот, передний крокодил находился не более чем в двух футах от моих пяток. Лишь по инерции они промчались мимо и плюхнулись в реку. Поверьте, с того дня мои прибрежные изыскания стали гораздо более осторожными.
Крокодилы могут уходить очень далеко от воды и оставаться без нее в течение нескольких недель. Помню парочку очень неприятных встреч в глубине джунглей в разгар сухого сезона, когда я поднимал крупного крокодила из-под покрова сухой листвы. (Существует карликовая разновидность африканского крокодила под названием Osteolaemus, который обычно живет на суше и направляется к воде лишь раз в году на короткое время — как принято считать, с целью размножения.)
Мне не нравятся крокодилы. Из всех животных, похоже, только они злонамеренно относятся к человеку, и вовсе не так глупы, как может показаться. Кроме того, они настоящие охотники, и наиболее крупные экземпляры смотрят на людей как на законную добычу. Эти проклятые твари иногда специально выслеживают человека, без какой-либо провокации с его стороны. Как-то ночью я ловил в прибое рыб и крабов легкой ручной сетью на краю мангровых болот в Новой Гвинее. Услышав за спиной какой-то странный звук, я посветил вокруг фонариком. Это был очень крупный крокодил, тихо подкрадывавшийся ко мне с горящими глазами и слегка приоткрытой пастью. Мне редко приходилось бегать так быстро, и с тех пор я никогда не ходил один на ночную рыбалку. Однако, даже находясь в обществе дюжего туземца, освещавшего окрестности ярким лучом фонаря, я еще дважды сталкивался с крокодилами на том берегу. Конечно, мангровые болота — это не джунгли, но такое поведение характерно для крокодилов в любом месте. Со мной происходили похожие случаи в Африке, Южной и даже Центральной Америке. Возможно, этого не случается с обычными охотниками, потому что они постоянно находятся в движении и выслеживают добычу. С другой стороны, сборщик животных двигается очень мало, старается вести себя как можно тише и почти не зажигает света. Мы гораздо более уязвимы.
Другую группу водных или полуводных животных, выходящих в джунгли, образуют разные черепахи, жабы и лягушки, которые тоже движутся по проторенным тропам, где опытный сборщик животных может установить ловушки. Первоначально в своем жалком невежестве я полагал, что речные жабы и лягушки просто выпрыгивают наружу везде, где могут найти опору на берегу, корнях или нависающих ветвях. Не тут-то было: они тоже следуют по предписанным маршрутам, как крокодилы или, если хотите, законопослушные граждане. Однажды у берега большой реки я видел чистую воду, буквально кишевшую лягушками нескольких видов, выставившими глаза над водой и выжидательно глядевшими на берег, где их ждала пища. Отступив назад и немного подождав, я мог наблюдать, как они начинают медленно двигаться к берегу. Но, ей-богу, затем они разделились на отдельные упорядоченные потоки движения и терпеливо ожидали своей очереди, чтобы выбраться на берег в строго определенном месте. Я был настолько зачарован этим зрелищем, что на следующий вечер пригласил свою жену и помощников посмотреть и подтвердить мои наблюдения. И каждый раз лягушки следовали установленным правилам. Более того, затем они продвигались по невидимым ориентирам на довольно значительное расстояние, прежде чем разбрестись по вертикали и/или по горизонтали для ночной охоты. Почему животные, имеющие сколько угодно свободного места, ведут себя как люди в дорожных пробках перед светофором? Этому должно быть какое-то разумное объяснение.
В джунглях существуют другие тропы и даже «автострады», по которым может двигаться кто угодно, от мышей до крупных кошек и неуклюжих черепах. Никто из них не уклоняется от маршрута, даже подвергаясь энергичному преследованию со стороны хищников. Животные очень консервативны и практичны. Маршруты их движения ставят исследователей в тупик, но их цель может стать очевидной для каждого, кто изволит лечь ничком на землю и обозреть местную топографию из мышиной перспективы.
Тропы в джунглях не такие четкие, как на открытой местности, но они существуют. Любой сборщик животных очень скоро узнает об этом. Коренные жители тропического леса чуть ли не инстинктивно следуют по ним, но и люди, родившиеся вне джунглей, могут быть невероятно способными следопытами. За одним деревом они сворачивают налево, через четыре дерева — направо, потом внезапно сворачивают под прямым углом и направляются к крутому обрыву, который выглядит совершенно непроходимым. Но если вы отбросите сомнения и последуете за ними, то обнаружите, что на самом деле подъем оказывается довольно пологим, и внезапно окажетесь на вершине, даже не запыхавшись. Животные путешествуют таким же образом, и если вы откажетесь от предрассудков и позволите себе просто «плыть по течению», то будете следовать за ними по магистралям дикой природы.
Много раз я просто бродил вокруг, особенно по ночам, поглядывая то на землю, то на деревья, и внезапно сталкивался нос к носу с каким-нибудь крупным, удивленным и весьма раздраженным животным. Обычно мне встречались тапиры в Америке и на Суматре, всевозможные дикие свиньи в Африке и Азии, а также их родственники, пекари в тропических лесах Южной Америки. Эти существа консервативны, и хотя такое утверждение может показаться чрезмерно антропоцентричным, их как будто возмущает само ваше присутствие на их привычных тропах. Вы можете также столкнуться с нервными оленями, огромными неуклюжими гиппопотамами и близорукими муравьедами. Выражение их морд, когда вы сталкиваетесь с ними, часто бывает очень комичным. Конечно, время от времени вы можете встретиться с настоящим склочником в лице одного из маленьких лесных быков, которых в Африке называют буш-коу. Эти животные не уступают дорогу. Если вы навлечете на себя их недовольство, они могут ходить кругами, следовать за вами и даже, по слухам, подстерегать вас в засаде. Последнего со мной не случалось, но однажды на меня напал молодой бычок — без всякой видимой причины, кроме того, что я случайно оказался у него на пути. В последовавшем соревновании финтов и уверток мне удалось одержать верх.
Из прилегающей местности в джунгли ведут ясно различимые тропинки, тропы и даже дороги, протоптанные животными, но внутри они как будто исчезают. Тем не менее через некоторое время вы начинаете двигаться по установленным маршрутам, хотя и без всякой видимой причины. Вы инстинктивно обходите это дерево с одной стороны, а следующее с другой — в точности как профессиональный охотник. В конце концов вы обнаруживаете, что делаете это каждый вечер в пределах разведанного участка вокруг вашего лагеря. Именно на этих невидимых тропах вы встречаетесь с животными. Вы не можете заранее определить свой путь в лесу, а если попытаетесь, то вас ждет горькое разочарование.
Однажды у меня был удивительнейший спутник, на пари присоединившийся к нашей экспедиции в Западную Африку чуть ли не в последний момент. Полагаю, ему приходилось держать в руках ружье перед отъездом из Англии, однако я не особенно верил в его охотничьи способности. Но через несколько дней после нашего прибытия в джунгли он ушел один (что привело в ужас моих охотников-африканцев), а вернувшись после долгой ночной прогулки, принес с собой не менее сорока разных животных. Он не имел представления о том, где был, и я не знаю, как он нашел дорогу домой, но ему это удалось. После коротких расспросов мы выяснили, что он весьма благоразумно ограничил свои передвижения окраиной джунглей и берегом реки, протекавшей поблизости. К нашему несказанному удивлению (как-никак мы считали себя опытными следопытами), он заявил, что повсюду были маленькие тропы, с которых хорошо просматривались нижние ветви деревьев и путь впереди. Иными словами, он инстинктивно выведал профессиональный секрет местных охотников.
Когда вы свыкаетесь с обстановкой, то по ночам перестаете относиться к джунглям как к зловещему месту, полному хищников и других опасных существ. Они становятся очень дружелюбными — при том условии, что вы не будете топать, как слон в посудной лавке, пугая законных обитателей. Испуганное животное может быть опасным, поэтому в джунглях принято дрейфовать, а не ломиться напрямик. В любых джунглях можно наблюдать дрейф подвижной жизни, такой же, как в мелководных морях, а быть может, и в океанских глубинах. Возможно, он вызван регулярными суточными «приливами», но если вы движетесь слишком быстро или в неверном направлении, то рискуете все испортить. С другой стороны, если вы стоите неподвижно на видном месте, то можете вызвать еще большее смятение. Я очень быстро выяснил, что если вы медленным, скользящим шагом входите в стадо кормящихся животных, даже при свете дня, они уделяют вам очень мало внимания до тех пор, пока вы не остановитесь. Тогда все головы сразу же поворачиваются к вам. На вас устремляется множество взглядов, и, если вы продолжаете стоять без движения, животных охватывает паника.
Многие хищники, особенно большие кошки, часто не могут отличить от фона неподвижный объект, даже если он съедобен и они чуют его запах. Олень, антилопа или человек должны находиться в движении, чтобы хищник мог зафиксировать его и броситься вдогонку. Однако другие животные, на которых обычно охотятся хищники, ведут себя совершенно противоположным образом. Пока вы движетесь вместе со стадом, то как бы являетесь его частью. Известно, что хищники стараются сидеть тихо, ожидая, пока добыча пройдет мимо, поэтому неподвижное дышащее существо рассматривается травоядными как источник угрозы.
Такой «дрейф» происходит как в дневное, так и в ночное время. Хочу подчеркнуть, что это правило не обязательно действует вне джунглей или в других растительных зонах. Настоящие джунгли нельзя сравнить ни с чем. Они обладают собственным ритмом, структурой и сводом правил, во всех отношениях более строгих, чем в других тропических лесах. Здесь жизнь подчиняется установленному распорядку — вы понимаете это, как только свыкаетесь с ним. Рискуя повториться, скажу еще об одном. Очень немногие люди действительно попадают в джунгли, а оказавшись там, пользуются первой же возможностью выбраться наружу. Даже местные жители после темноты выходят в лес с фонарями и бравым пением лишь для того, чтобы пройти к соседней деревне или поляне. Туземные охотники на рассвете обшаривают окраины джунглей и выходят наружу. Иностранцы переезжают с одного официального курорта на другой и редко пробуют охотиться в джунглях, так как днем не видят добычи, а ночью неизменно утрачивают ориентацию в пространстве. Лишь профессиональные исследователи и отдельные яркие представители научного мира, о которых мы поговорим позднее в этой книге, действительно жили в джунглях.
Время от времени случалось так, что мы терпеливо натаскивали более или менее разумных местных парней, чтобы те помогли нам в сборе животных, а затем объявляли, что мы собираемся в «буш» и хотим пожить там пару месяцев. После этого только мы их и видели! Случалось, они шли с нами, но, убедившись в серьезности наших намерений, со стыдом умоляли отпустить их обратно. Это происходило с людьми, родившимися и выросшими на самой окраине джунглей, в прибрежных портах, в миссионерских поселениях и так называемых цивилизованных районах. Я неоднократно спрашивал, что их пугает, но так и не добился конкретного ответа. Это был бы тот же самый глубоко укоренившийся, если не врожденный страх, который я наблюдал у белых людей во время Второй мировой войны. Некоторые бравые пехотинцы, воспитанные на комиксах и голливудских понятиях о «джунглях», не желали ступить туда хотя бы одной ногой — ни ради денег, ни даже ради спасения собственной жизни — и предпочитали каждый вечер подвергаться японским бомбежкам. Ирония заключалась в том, что на некоторых островах западной части Тихого океана не было даже ядовитых змей, не говоря уже о львах, тиграх и прочей нечисти.
Для коренных тропических народов, не живущих в джунглях постоянно, таких как некоторые индейцы Южной Америки, африканцы, малайцы и папуасы, ситуация выглядит еще более абсурдной, так как места их обитания часто являются охотничьими угодьями многочисленных ядовитых змей, леопардов, ягуаров и других животных, представляющих потенциальную опасность, в то время как совсем неподалеку от них, под лиственным пологом дождевого леса, эти существа либо вообще не встречаются, либо боятся человека не меньше, чем он боится встречи с ними.
Ф. Спенсер Чепмен в своей замечательной книге «Джунгли: нейтральная зона», возможно, подошел к объяснению этого феномена ближе, чем кто-либо еще. Он указывает, что проблема имеет психологическую природу. Когда он остался один в джунглях, после того как японцы оккупировали Малайзию, смертность среди его людей была прямо пропорциональна их образованию и умственному развитию. Рядовые погибали первыми и in toto[21], за ними следовали сержанты. Выживали лишь офицеры.
Огромное большинство животных в джунглях проводит большую часть времени в разнообразных убежищах. Иногда это могут быть пещеры, но чаще норы, выкопанные в земле, среди корней деревьев или под упавшими стволами. Своеобразными норами можно считать огромные полости в пустотелых деревьях, изобилующие в джунглях. Там даже днем царит ночь, и там обитают всевозможные ночные существа, как наземные, так и древесные. В полых деревьях африканских джунглей мы обнаруживали самый невероятный ассортимент животных, от леопардов до летучих мышей вида Idiurus. Эти обитатели древесных стволов фактически являются частью «подземного мира» и ведут себя соответственно.
Почва джунглей пронизана бесчисленными норами, как правило хитроумно замаскированными сверху. Любопытно, что лишь немногие из них глубоки и протяженны, в отличие от внушительных подземных хором, прорытых животными, обитающими вне джунглей. Сунув палку в одну из таких нор, вы обычно можете натолкнуться на ее обитателя на небольшой глубине или расстоянии от входа, и тут вас ждет масса сюрпризов. Крупные змеи, вроде питонов и боа-констрикторов, устраивают жилища в мелких прибрежных ямах, вырытых панголинами и другими муравьедами; наземные птицы могут гнездиться рядом с крысами и дикобразами. Однажды я даже нашел целую семью гамадрилов в огромной норе, явно вырытой другим животным. В пещерах дела обстоят немного иначе. Даже ночные животные обычно не углубляются туда дальше нескольких футов от входа, хотя мне приходилось встречать в глубинах пещер старых, больных леопардов и ягуаров, как живых, так и мумифицированных.
Несмотря на изощренные меры предосторожности, предпринимаемые животными для маскировки входа в свои норы, почти всегда можно найти четкие тропы, ведущие наружу и внутрь. Речь идет о крупных животных, таких как пака в Южной Америке и панголины в Африке. Существа меньшего размера ведут себя смелее во всех отношениях. Мне на ум сразу приходят знаменитые муравьи-листорезы американских тропиков. Поскольку это одна из моих любимых тем, я лучше ограничусь кратким описанием, а для более близкого знакомства порекомендую вам свою книгу «Живое сокровище».
Эти невероятные существа являются единственной формой жизни, помимо человека, практикующей сельскохозяйственную деятельность (или агрокультуру, если вы относите выращивание грибов к этой категории предпринимательства). Они питаются в основном выделениями определенных грибов, которые выращивают в теплицах, расположенных в подземных норах. Теплицы сооружаются из постоянно обновляемого запаса свежих листьев и цветов, собираемых муравьями на вершинах деревьев и деловито транспортируемых к муравейнику. Споры грибницы переносятся маткой и рассаживаются специальными «рабочими» в растительные теплицы, где затем должным образом проветриваются, увлажняются или, наоборот, высушиваются, чтобы ускорить рост мицелия. Когда грибница проникает в растительную массу и усваивает ее, появляются «плоды» — грибы на крошечных ножках, начинающие выделять пищу для муравьев. Городская экономика этих насекомых включает всевозможные виды иной деятельности, от которой у человека глаза лезут на лоб. Но сейчас мы интересуемся преимущественно движением в джунглях.
Муравьи-листорезы прокладывают постоянные дороги с подземными переходами, транспортными развязками и некоторыми другими инженерными и топологическими сооружениями, далеко опережающими по совершенству творения человеческих рук. Действительно, на первый взгляд эти трассы в беспорядке разбросаны по окрестностям, как тропы вокруг нор крупных животных, но муравьи имеют гораздо более конкретную цель. Трассы ведут на деревья, по которым бесконечным потоком шествуют муравьи, собирающие листья на большой высоте. Потом «рабочие» спускаются вниз, держа свою ношу на весу как маленькие зеленые паруса, и с торжественной неспешностью возвращаются к муравейнику по проторенному маршруту. Движение четко контролируется муравьями-полицейскими, которые несут службу на перекрестках и патрулируют отряды грузчиков. В случае опасности муравьи-солдаты выходят из гнезда и атакуют нарушителя, даже если это человек или другое крупное животное. Укус такого муравья может оставить на коже аккуратный разрез длиной в четверть дюйма. Муравьиные трассы полностью очищены от мусора, а если что-то падает сверху, команды рабочих немедленно организуются для уборки. Таким образом обеспечивается постоянное движение. Если падает большое бревно или ветка, муравьи-полицейские сразу же устраивают обходы и высылают отряды на расчистку нового маршрута — под новым препятствием, над ним или вокруг него.
Можно ли это назвать слепым инстинктом? Я не понимаю, почему все так утверждают. Лягушки, вылезающие из реки, роющие животные, выходящие на кормежку, даже обезьяны, прыгающие с ветки на ветку в лиственном пологе, действительно могут следовать по известным маршрутам, проложенным по линии наименьшего сопротивления, или просто идти за вожаком стаи. Это одно. Но строительство дорог, которые по сравнению с размерами строителей достигают тридцати миль в длину, — нечто совсем другое. Здесь есть планирование и четкая организация труда. Однажды, после того как я упомянул об этой поразительной способности в радиопередаче, мэры трех городов штата Нью-Джерси пригласили меня поделиться своими находками с ведущими транспортными инженерами. Я согласился, но, несмотря на предоставленные рисунки и фотографии, никто из них так и не смог выяснить, каким образом они (муравьи) организовали встречные линии движения на разных уровнях и в обход друг друга, не прибегая к огромным транспортным развязкам, которые можно видеть на современных автострадах.
Эти муравьи ви-ви (аттиды) живут не только в джунглях. Их разновидности можно обнаружить в самых разных природных условиях, вплоть до штата Нью-Джерси в Северной Америке, но в девственных тропических лесах их деятельность можно наблюдать во всей красе. Однажды мы целый месяц жили над вершиной огромного муравейника, около сорока футов в диаметре, и потратили много времени, наблюдая за их жизнью как днем, так и ночью. Эти существа поражают и озадачивают меня больше, чем любое другое животное, которое я когда-либо изучал.
В джунглях существует два основных источника животной пищи, которые кажутся здесь совершенно неуместными. Один из них улитки, другой — пресноводные крабы. Там, где родился я и большинство моих читателей, крабы подаются на тарелках в ресторане или ползают по пляжу на морском берегу. Мы привыкли думать о крабах как о водных существах, преимущественно обитающих в соленой воде. Однако суша в тропиках усеяна крабами, которые проводят все время на воздухе, на деревьях, в земляных норах или в пресной воде. Разумеется, им нужно возвращаться к воде для размножения, но есть и такие виды, которые избегают рек и ручьев, используя взамен водные резервуары в стволах огромных лесных деревьев. Полагаю, я так никогда и не привыкну к этому, но приходится признать, что так называемые сухопутные крабы образуют значительную часть рациона многих обитателей джунглей, вместе с бесчисленными разновидностями улиток и слизней.
И крабы и улитки тоже имеют свои тропы. Я наблюдал за скрупулезным моллюском-верхолазом, который вечер за вечером поднимался по одной и той же лиане, огибая ее по вытянутой спирали и загадочно исчезая наверху. Я также следил за крабами на деревьях и обнаружил, что они следуют за лидером в огромном количестве — как речные лягушки, терпеливо ожидающие своей очереди выйти на берег. Есть еще совершенно поразительные существа, которые относятся к типу Platyhelminthes, или плоских червей; к ним принадлежит знаменитая планария, изучаемая студентами-зоологами в университетских лабораториях. Некоторые из них достигают огромных размеров и так ярко окрашены в желтые, оранжевые, красные и коричневые цвета, что вы с трудом верите своим глазам, когда наблюдаете за их почти незаметным скольжением по стволам деревьев. Одной из моих обязанностей был сбор и сохранение этих существ, но результаты почти всегда оказывались катастрофическими: они практически бесплотны и растворяются от обычного прикосновения. (В конце концов мы нашли метод их консервации, но при этом они выглядели как полоски старого белья и все их замечательные краски пропадали.) Единственный способ изловить их — положить какую-нибудь гладкую поверхность, по которой они могут скользить, потом стряхнуть в банку и как можно скорее нести к рабочему столу для препарирования.
В процессе работы я узнал, что эти странные ползающие существа в некотором отношении были так же консервативны, как и обезьяны, обитающие в лиственном пологе, или дикие свиньи. Они следовали по строго установленным маршрутам. Проявив чудеса терпения, можно было даже наблюдать за «сменой караула»; шестидюймовый червь за час преодолевает расстояние в несколько футов, а затем появляется следующий, ползущий точно за первым. Может быть, эти существа движутся по слизистому следу, оставленному впереди идущим сородичем? Или они выбирают путь, руководствуясь какими-то иными соображениями? Логично предположить, что, отклонившись в сторону, они могли бы добыть больше пищи, не съеденной теми, кто ползет впереди.
Но самые большие сюрпризы поджидают вас, когда вы начинаете подниматься в надземные галереи и переходы. Там вы встречаетесь с двумя совершенно разными мирами: средними этажами и лиственным пологом. Реальная жизнь в джунглях начинается наверху и распространяется вниз, встречаясь с жизнью внизу. Поэтому, не разобравшись в процессах, происходящих в лиственном пологе, мы никогда не поймем, что происходит на средних этажах джунглей.
Немногим более тридцати лет назад Оксфордский университет снарядил экспедицию в джунгли Британской Гвианы. Некоторые из членов группы, а именно биологи, решили выяснить, что происходит в «летающих континентах» у них над головой. Пользуясь трудоемкими, но практичными методами, они наконец достигли древесных высот и некоторое время жили на самодельной платформе. Я был очень заинтригован, прочитав об этом на обратном пути после долгой поездки по странам Азии. Дело в том, что молодой малаец, с которым я в течение нескольких месяцев путешествовал по Восточной Азии, продемонстрировал мне один из способов подъема, хотя и довольно примитивный. Он соорудил грубое подобие лука, прикрепив к стреле тонкую нить, выдернутую из старой тряпки — больше у нас ничего не было под рукой. Он пускал стрелу вверх снова и снова, пока она не перелетела через толстую ветку. Затем он привязал к нитке рыболовную леску и втащил ее наверх, а покончив с этим делом, прикрепил к леске прочную лиану и втащил ее на ветку, опустив противоположный конец до земли. Потом он соорудил простую перевязь из витка лианы и скомандовал мне поднимать его наверх.
К счастью, он был гораздо легче меня и помогал моим усилиям, подтягиваясь за противоположный конец, поэтому вскоре достиг одной из больших нижних ветвей. Послав ему еще несколько лиан, частично сплетенных между собой, я без особых усилий смог подняться наверх. Окружающий мир сразу же предстал передо мной в совершенно ином свете.
В течение трех недель мы путешествовали в величественном и совершенно необитаемом лесу, ни разу не увидев прямых солнечных лучей. Теперь мы внезапно воспарили в небо, и тусклый зеленый мир под нами бесследно исчез. Мы могли видеть не только послеполуденное солнце, но и великий горный хребет далеко на юге, образующий «позвоночник» острова Суматра. Будучи семнадцатилетними юношами, мы безрассудно забрались на вершину этого огромного дерева и совершали боковые прогулки на соседние деревья до тех пор, пока солнце не начало клониться к закату. Тогда мы решили вернуться к нашему «тарзаннику» и спуститься в джунгли, чтобы разбить лагерь. Мы еще несколько раз поднимались на деревья, но не превращали это в самоцель и не оставались там подолгу, хотя мой друг рассказывал о горных жителях, которые проводят большую часть жизни на деревьях, — древняя история, распространенная по всей Суматре.
Идея житья в лиственном пологе джунглей продолжала интриговать меня. Я придумывал всевозможные глупые и непрактичные планы, но прошло много лет, прежде чем я смог воплотить свою идею в действительности. Это было в Никарагуа, более десяти лет спустя. Там мы воспользовались методикой моего малайского друга, а неусложненной процедурой, включающей альпинистские крючья, канаты и веревочные лестницы. На этот раз у меня был мощный лук, купленный в магазине, но мне пришлось лечь на спину, привязать его к ногам и воспользоваться обеими руками, чтобы стрела с прикрепленной леской смогла долететь хотя бы до нижней ветки. (Сила, с которой вы можете натянуть лук таким способом, просто поразительна, и в конце концов я сломал его от избытка энтузиазма.) Затем мы подыскали удобное место для платформы и соорудили ее из небольших бревен, скрепленных лианами, веревками и прибитых гвоздями для верности. К этой конструкции мы добавили доски палубного настила с нашей шхуны, на которой нам удалось достичь этого отдаленного места на реке Каринга. Сверху мы натянули небольшой тент, приладили дополнительный помост для кухни и склада продовольствия. Судя по измерениям, мы находились на высоте 120 футов от земли.
Наши помощники дважды в день приходили со свежими продуктами и водой, а мы, в свою очередь, опускали им препарированные экземпляры животных. Так мы прожили более двух недель и в конечном счете смогли совершить путешествие длиной в четверть мили — по кронам деревьев к реке, где наши помощники брали воду.
Жизнь в лиственном пологе джунглей — замечательное занятие. Даже если вам рассказывали об этом, на самом деле все оказывается совершенно иным, и джунгли предлагают вам множество поразительных сцен. Я никогда не поднимался к лиственному пологу на Новой Гвинее, а в Африке забирался на деревья лишь на короткое время, чтобы установить ловушки или поймать мелких животных. В Южной Америке мне приходилось подниматься дважды в день, чтобы присматривать за сотней с лишним ловушек, но я не жил там. Таким образом, я не могу говорить об условиях обитания в любом из этих мест, а они, без сомнения, во многом различны. Тем не менее у меня есть опыт одного близкого знакомства с лиственным пологом джунглей на высоте 120 футов.
Я не хочу создать впечатление, будто мы были первопроходцами в этом деле; как раз наоборот. Помимо первых исследователей из Оксфорда, лесной департамент Малайи провел большую ботаническую работу на этом уровне, даже с использованием ученых обезьян (гигантских резусов), которые забирались наверх, срывали и бросали вниз цветы, верхние листья и плоды деревьев. Журнал «Лайф» в своей замечательной серии, озаглавленной «Мир, в котором мы живем», несколько лет назад опубликовал статью о суринамских джунглях. Корреспонденты, фотографы и даже один художник поднялись наверх и описали внешний вид, настроение и образ жизни на верхнем этаже джунглей. Бразильцы провели много наблюдений в своих тропических лесах, и французы перед своим уходом из Индокитая собрали массу биологической информации о джунглях Вьетнама.
Наиболее заметной чертой лиственного полога (или скорее чертой, которая произвела на нас наибольшее впечатление) было «дорожное движение». Я всегда подозревал, что кроны деревьев, будучи настоящим летающим континентом, связанным воедино переплетающимися ветвями и массивными лианами, представляют собой безграничное поле для передвижения мелких и средних животных. Но здесь, как и на земле, существуют установленные маршруты с побочными тропами, ведущими к участкам кормления. Более того, все животные знают эти маршруты и придерживаются их — от ягуаров и обезьян до древесных крыс, мышей, улиток, лягушек и насекомых. Это проявилось с особенной ясностью, когда мы воздвигли нашу скромную платформу и стали жить на перекрестке лесных троп.
Обитателям лиственного полога не нравился наш вид, а возможно, и запах. В течение некоторого времени они избегали нас, как чумы, хотя мы видели и слышали их передвижения — как днем, так и ночью. В конце концов они, очевидно, решили, что, несмотря на шум и сигаретный дым, мы были всего лишь новым, но неизбежным злом. До тех пор пока мы не проявляем враждебных намерений, они могут вернуться на тропы, по которым ходили их предки. Поэтому через несколько дней нас осаждали целые орды животных, решительно настроенных пройти там, где им хотелось — то есть прямо через наш временный дом.
Сначала появились древесные лягушки, затем улитки, потом обезьяны, и так продолжалось все время, пока мы оставались наверху. Некоторые животные проявляли агрессивность. Как я уже говорил, все началось с одного вида древесных лягушек, в назначенное время спускавшихся к ближайшему водоему для размножения. Они проходили через наш лагерь во множестве, волна за волной. Однако самыми зловредными были местные черно-белые обезьяны капуцины, совершавшие набеги на наши скудные запасы провизии. Они даже хватали банки с препарированными образцами флоры и фауны и проказливо швыряли их вниз. Древесные обезьяны, такие нервные и чувствительные, если что-то угрожает им на земле, в лиственном пологе ведут себя совсем по-другому. Если вы не сидите посреди тропы, они большей частью игнорируют вас; но если вы случайно или умышленно попали туда, они осторожно приближаются, издавая тревожные возгласы и стараясь окружить препятствие. Однако они не прокладывают новую тропу и возвращаются на следующий день. В конце концов они все-таки преодолевают страх, а возможно и негодование, и идут напрямик. Разумеется, если по дороге попадается что-то интересное или съедобное, они изучают или съедают это. Их смелость совершенно непостижима для человека, воспитанного на распространенных предрассудках о поведении диких животных. Время от времени абсолютно дикие животные, включая обезьян, которые считаются сверхчувствительными к опасности и особенно к человеку, подходили прямо ко мне, смотрели в глаза, а затем, после непродолжительной «беседы», выхватывали что-нибудь у меня из-под носа и убегали с восторженным щебетом. Но попробуйте хрустнуть веткой на земле, выслеживая стаю обезьян, питающихся наверху, и они умчатся в мгновение ока.
Под самым лиственным пологом, состоящим из массы листвы и мелких ветвей, можно столкнуться с одним из наиболее удивительных аспектов жизни джунглей. Это стоячая вода в дуплах между главными несущими ветвями. Некоторые из этих дупел представляют собой настоящие цистерны, уходящие глубоко в полые стволы и наполненные прозрачной чистой водой даже после того, как вся дождевая вода внизу исчезает, а ручьи пересыхают. Не многие знают, что самая большая опасность для человека, заблудившегося в джунглях, заключается в недостатке воды. Мы считаем джунгли очень сырым местом, со множеством рек, ручьев и болот. Конечно, есть большие реки, несущие воды в океан даже в разгар засухи, но питающие ручьи пересыхают, а почва быстро становится рассыпчатой, как зола. Не имеет смысла копать в поисках воды, поскольку поверхностный слой обычно очень тонкий и вы почти сразу же врежетесь в твердую глину или подстилающую горную породу. Остается лишь одно: забираться на большие деревья и искать водные резервуары наверху. Это кропотливая работа, но лучше заниматься ею, чем умереть от жажды в парилке, где гидрометр показывает около 100. Смерть от жажды в джунглях так же мучительна, как и посреди пустыни, хотя здесь вы скрыты от палящих солнечных лучей. Я это знаю, так как мне самому довелось пережить несколько неприятных случаев.
В древесных колодцах можно найти разнообразную жизнь. Чаще всего встречаются личинки москитов (кстати, старое поверье о том, что любая вода, в которой есть личинки комаров, пригодна для питья, совершенно справедливо в джунглях).
Москиты служат прекрасным примером стратификации жизни в джунглях. Моя жена имеет как медицинское, так и биологическое образование; в ее обязанности входил сбор кровососущих насекомых, которые разносят разнообразные инфекции, в то время как я со своими помощниками занимался крупными животными, ботаникой и паразитами. После изучения небольшого участка лесного грунта с помощью измерительной цепи и компаса мы поэтапно поднимались на деревья с шагом в десять футов, собирая всех животных, которых встречали на каждом уровне, и нанося их расположение на схему. Мы обнаружили, что некоторые животные обитают исключительно на одном уровне, в то время как другие переходят с одного уровня на другой в поисках добычи или с иной целью. Количество и видовое разнообразие животных менялось ежечасно в течение дня и ночи. Одной из моих незавидных обязанностей было сопровождать жену голым по пояс, чтобы всяческие зловредные насекомые-кровососы могли садиться на мою отвратительно бледную кожу, а любящая супруга затем ловила их и пересаживала в маленькие стеклянные флаконы. К счастью, в то время уже существовали мощные лекарства, поэтому малярия мне не угрожала, но должен признать, я испытывал некоторое беспокойство по поводу москитов рода Aedes, переносчиков желтой лихорадки, по-прежнему свирепствовавшей среди населения этих районов. В то время от нее еще не было вакцины.
Поднимаясь по деревьям, мы исследовали водные резервуары, и моя жена извлекла из них замечательный набор москитов в разных фазах развития: яйца, личинки и куколки. Доставив их на землю, она продолжала взращивать их в стеклянных флаконах, до половины наполненных водой и покрытых марлей. Когда появлялось сформировавшееся насекомое (имаго), она препарировала его с экземплярами яиц, личинок и куколок. Затем материал отправлялся в биологическую лабораторию для изучения (в этом отношении я хотел бы особо оценить работу, проделанную Рокфеллеровским институтом). При этом выявилось несколько очень интересных фактов.
Например, выяснилось, что на каждом этаже, или уровне, джунглей обитают разные типы москитов. Теперь это кажется очевидным, но пока мы не получили убедительных доказательств, дело ограничивалось догадками. Мы не первыми обнаружили этот феномен; ранее была проделана большая работа по исследованию малярии у обезьян, и стало ясно, что разносчики этого заболевания сосредоточены на определенном уровне «многоэтажного здания» тропического дождевого леса.
Полагаю, что обитатели средних ярусов в общем и целом являются наиболее интересными и, возможно, наиболее разнообразными представителями фауны джунглей. Однако их почему-то меньше всего изучают, а иногда просто игнорируют. Местным охотникам нужно мясо, а самые крупные животные обитают на земле. Европейцы путешествуют по джунглям в дневное время, поэтому чаще всего видят лишь галдящих, ярко окрашенных обитателей лиственного полога.
Обитатели средних ярусов почти исключительно являются ночными животными. Они живут в дуплах больших деревьев, в кронах пальм. Либо в довольно редких сростках лиан и эпифитов. В некоторых джунглях есть побеги с весьма обильной листвой, не доросшие до лиственного полога, которые служат великолепными спальнями для мелких животных. Все эти древесные существа имеют свои, известные только им воздушные тропы. Вы можете вечер за вечером сидеть наблюдать за одним из таких маршрутов, и животные будут чередой проходить перед вами, но сместите точку наблюдения на несколько футов в сторону, и вы ничего не увидите. Эта дорожная система была одной из первых особенностей ночной жизни джунглей, глубоко заинтересовавшей меня, так как она противоречила всему, что я читал и наблюдал до тех пор.
Нас учат, что животные делятся на хищников и их добычу. Эти две категории считаются непримиримыми врагами: последние живут в вечном страхе и сломя голову бегут от первых, едва завидев их. Но в мире диких животных все обстоит иначе. Во-первых, хищники убивают гораздо меньше живой добычи, чем некогда считалось. Уэллс, Геттисберг и другие специалисты по львам (живущим вне джунглей) указывают, что лев в среднем убивает не чаще раза в месяц. Джеймс Б. Шаллер увеличивает эту цифру в шесть раз по отношению к тигру. Во-вторых, большинство так называемых хищников на самом деле является некрофагами, иными словами, пожирателями уже мертвых животных. В-третьих, было отмечено, что живые жертвы обычно уже почти умирают от старости, очень молоды или искалечены. К примеру, гепард храбро подходит к стаду пасущихся антилоп или газелей и ложится на землю. Парнокопытные стражи ясно видят его и указывают на его присутствие остальному стаду, но ничего не происходит. Наконец гепард встает, начинает приближаться, а затем совершает свой знаменитый стремительный рывок. Что же происходит дальше? Стадо просто раздается в стороны, и лишь одно животное пускается в бегство; впрочем, по свидетельству наблюдателей, оно убегает не слишком резво. Гепард пробегает сквозь стадо, не обращая на него ни малейшего внимания, догоняет одинокое животное, убивает его, затем издает тонкий свистящий звук, созывая свою стаю на кормежку. Другие гепарды тоже часто проходят сквозь стадо, которое продолжает мирно пастись, как будто нечего не случилось.
Самое интересное, что одинокое животное, атакованное и убитое гепардом, всегда оказывается либо очень молодым, либо очень старым или больным. Более того, оно каким-то непостижимым образом знает, что его время пришло. Считается, что гепарды способны развивать скорость 70 миль в час (хотя в последнее время этот тезис подвергается сильному сомнению), но антилопы импала и некоторые газели не уступают, а возможно, и превосходят его в скорости. Таким образом, здоровая антилопа не боится гепарда, но старые и увечные животные просто знают, что не могут выиграть гонку, и сдаются.
Так же обстоят дела и в средних ярусах джунглей. Движение по воздушным тропам лиственного полога и других уровней представляет собой необычайный парад охотников и их добычи. В Африке я однажды видел сначала пару галаго (древесный примат, родственный лемурам), затем генету (очень быстрого и ловкого хищника), потом массу скачущих древесных лягушек, сопровождаемых стаей крыс, затем потто (еще один лемуроподобный примат) и, наконец, маленькую дикую кошку. Если генеты и кошки охотятся, то почему они не догоняют первое же съедобное животное, которое идет впереди? В конце концов, они обладают тонким чутьем и едва ли могут сбиться со следа.
От нас ускользает то, что я называю формой правления природы. Мы уже тысячелетия тратим огромную часть нашего времени и энергии на бессмысленные стычки друг с другом, не обращая внимания на очень консервативную и эффективную организацию, существующую рядом с нами. Невозможно управлять джунглями или любым другим участком дикой природы, если все хищники экипированы гораздо лучше, чем их добыча. Они за короткое время уничтожат все запасы пищи и сами погибнут от голода. Тем не менее хищные животные охотятся на травоядных, но все идет своим чередом, и запасов еды всегда хватает для обоих.
Ключ к разгадке можно найти в сельской местности, по обочинам наших дорог или прямо на мостовой. Создается впечатление, что дикие животные гибнут постоянно, причем не только под колесами машин. Разумеется, все животные когда-то умирают, но, как ни странно, вы очень редко можете найти мертвого зверька на лугу, в поле и особенно в лесу. То же самое справедливо и в тропиках. Единственным мертвым животным, которое я когда-либо обнаружил в джунглях, был африканский локсодонт (слон), и хотя мы не смогли найти прямых свидетельств, но почти не сомневались, что он был убит охотниками. Учитывая огромный объем биомассы в джунглях, можно предположить, что грунт будет буквально усеян мертвыми животными, однако вам не удается найти ни одного трупа. Ответ прост: здесь поработали мусорщики.
Это именно то, что представляют собой так называемые хищники. Они не охотятся на живую добычу, если могут найти труп, причем часто они предпочитают гниющие останки свежему мясу. Даже леопард, наиболее целеустремленный из всех тропических охотников, не брезгует падалью. Действительно, леопард любит охотиться на обезьян и домашних собак и, настигнув жертву, поедает ее с удивительной быстротой, но в целом большие кошки в джунглях не беспокоят здоровых взрослых животных. Леопарды несколько раз, что называется, «выхаживали» меня. Как-то после полуночи, занимаясь чисткой ружья при свете луны, я заметил крупного ягуара, подбиравшегося к клапану палатки, где мирно похрапывала моя жена. Таким существам я обычно говорю что-нибудь вроде «бу-у!» очень громким и угрожающим голосом, и они немедленно убегают.
Единственная крупная кошка, к которой я отношусь с опаской и недоверием, — это тигр. Но с другой стороны, тигры не принадлежат к постоянным обитателям высокого экваториального леса или даже высокого листопадного леса. Судя по всему, первоначальной средой обитания тигра были снега Северной Азии, и в джунглях он блуждает точно так же, как и любой человек, незнакомый с ними. Он чужак, обитающий во вторичных и третичных лесах, вдоль берегов рек и вокруг человеческих поселений, в самом густом кустарнике, какой он может найти. Но тигры коварны и, без сомнения, нападают на человека с единственной целью сожрать его, хотя и в определенных условиях.
По правде говоря, после почти сорока лет странствий по джунглям в условиях повышенной уязвимости (когда вы не охотитесь на животных, а следите за ними или собираете их, ваша спина часами остается открытой) я не могу припомнить умышленного нападения какого-либо животного крупнее муравья. Однажды я по ошибке выстрелил мелкой дробью в пару глаз на вершине дерева. Забравшись туда посмотреть на добычу, я нос к носу столкнулся с чрезвычайно раздраженным леопардом, сидевшим на крупной ветке примерно в 80 футах над землей. Пока я спускался вниз, он все еще продолжал пятиться от меня. Дикие животные, особенно в джунглях, не знают человека, а поскольку в них никогда не стреляли, выстрелы не пугают их. Однако здесь следует упомянуть об одном факте, который я узнал от своего старого друга Дэвида Джорджа, прожившего много лет в Либерии и имевшего там небольшой зверинец. Он сообщил, что уничтожение диких животных в этой стране после изобретения огнестрельного оружия было таким безжалостным, что даже кроткие, маленькие лесные антилопы дукеры нападают на человека, стоит им увидеть его, — а ведь это травоядные животные!
Нам давно внушают, что у людей есть пять чувств, и туманно намекают на возможность «шестого чувства». С моей точки зрения, на момент создания этой книги человеку известно двадцать пять — тридцать чувств, и с каждым годом их количество увеличивается. К примеру, мы обладаем чувством равновесия, чувством электромагнитного потока, жажды, голода, сокращения кишечника и так далее. Другие животные имеют не меньше чувств, а некоторые — заметно больше. На антеннах одного вида мух было обнаружено четыре разных органа чувств, и мы не знаем, для чего они предназначены. Саранча пользуется альтиметрами, превосходящими наши; сухопутные крабы имеют встроенный компас, не нуждающийся в магнитных линиях, а действующий по принципу направления солнечных лучей (кстати, этот принцип заложен в основу компаса, используемого в полярных областях, где магнетизм не работает). С человеческой точки зрения все животные обладают сверхчувственным восприятием.
Эта тема неизбежно ведет к другой, по поводу которой сломано уже немало копий. Я говорю о том, что, возможно ошибочно, называется «телепатией», или передачей мыслей на расстоянии. Мне никогда не удавалось понять, почему эта тема так нервирует исследователей. Если телепатия существует, то она не менее сложна, чем любой природный феномен, который поддается исследованию методами прагматического анализа, но никак не панической растерянности. Позвольте вкратце изложить суть дела.
Мы общаемся друг с другом посредством речи и слуха, письма и других символов. Животные тоже пользуются общением на определенном уровне, иначе они не могли бы достигать взаимодействия, необходимого для сохранения вида. Каковы же средства их общения? Некоторые утверждают, что животные «разговаривают» друг с другом, но большинство это отрицает. Хорошо известно, что некоторые высшие приматы имеют примитивный язык, состоящий из звуков и жестов. По многим животным, как в дикой природе, так и в лабораторных условиях, были проведены обширные исследования, непреложно доказавшие, что животные одного вида общаются друг с другом, а в более ограниченной степени — даже с другими видами жизни. Однако главный вопрос заключается в том, пользуются ли дикие животные иными методами общения, чем звуки, телодвижения, запахи и электромагнитные эманации (такие, как инфракрасное излучение у определенных мотыльков для привлечения самцов).
Просто поразительно, как животным в джунглях удается передавать друг другу необходимую информацию, и еще более поразительно, как мы, люди, живущие рядом с ними и среди них, неосознанно воздействуем на деятельность животных. Любознательность кажется мне врожденной особенностью любой подвижной жизни. Поведение тапиров на земле и обезьян в лиственном пологе, описанное выше, — лишь два примера из огромного множества. Я много лет размышлял над этой загадкой. Если в живых существах любознательность сочетается с пугливостью, то почему они почти всегда позволяют первому возобладать над вторым? Могу сказать, что если вы расхаживаете по лесу, охотясь за «мясом» для своего котла, то вы не увидите и десятой доли тех животных, которых можете увидеть, если будете неторопливо прогуливаться с биноклем и записной книжкой. Разумеется, есть еще небольшая проблема с металлом, которая, насколько мне известно, не была изучена должным образом.
Спросите любого геолога, минералога или металлурга о том, какие металлы встречаются в чистом виде на поверхности земли. Он скажет вам, что, кроме золота, свинца и меди, остальные металлы в том виде, как мы их знаем, просто не встречаются в природе. Все они «ржавеют», что в переводе с просторечного языка на научный означает «окисляются», или же входят в соединение с другими элементами, формируя более стабильные вещества, из которых сложены почвы и горные породы. Таким образом, наше железо, сталь, алюминий и другие привычные металлы совершенно неизвестны животным. Более того, для животных они распространяют жуткое зловоние. Мы можем за две мили учуять запах разлагающегося кита, но не замечаем запаха металлической пряжки своего ремня или ружейного ствола. Но животные замечают, и если вы смазываете ружье другим искусственным продуктом, а именно ружейным маслом, то вонь становится такой сильной, что дикое животное почует вас за тысячу ярдов, даже с наветренной стороны.
В джунглях, где абсолютно не существует «чистых» металлов, животные невероятно чувствительны к странному набору запахов. Поэтому если вы выйдете на прогулку с ружьем, то не увидите их. Но снимите с себя весь металл, выстирайте свою одежду в ручье без мыла, перестаньте умываться мылом и чистить зубы ароматической зубной пастой — и можете смело отправляться в джунгли. Сначала животные будут таиться, наблюдая за вами, затем подойдут поближе, чтобы посмотреть, и даже — ей-богу! — приблизятся к вам на расстояние вытянутой руки, желая «познакомиться». Вы нормально пахнете, не делаете угрожающих движений, и они преодолевают свой страх. Ими овладевает любопытство. А потом, совершенно необъяснимым образом, вы обнаруживаете, что начинаете общаться с ними.
В течение десяти лет я два или три раза в неделю привозил диких животных на телевидение для съемки программ о живой природе. Меня ни разу не укусили, не поцарапали и даже не наступили на любимую мозоль. Это невозможно объяснить простой удачей. Здесь должен был присутствовать некий род общения, но я понятия не имею, как он действует. Может быть, их устраивал мой запах или тембр голоса… или мне просто было все равно, что они со мной сделают!
Все это хорошо, скажете вы, но тем не менее хочется знать: какие животные обитают в джунглях и где их можно найти?
Никто не знает, сколько видов животных обитает на нашей планете, и даже зоологи не могут точно сказать, как много отдельных форм жизни им удалось поймать, изучить и описать. Общее количество известных видов по расплывчатым оценкам составляет около миллиона, из которых более половины приходится на долю насекомых. Однако энтомологи неоднократно высказывали смелое утверждение, что мы, возможно, не определили и одной десятой части от всех существующих насекомых. Даже цифры по количеству видов известных млекопитающих варьируют между 4500 и 16 000. Главной причиной этого расхождения являются разногласия между двумя группами классификаторов, которые называются соответственно «объединителями» и «разделителями».
Один зоолог разделил горных львов на дюжину подвидов; другой исследователь объединил дюжину разновидностей белок в один-единственный вид. Вопрос определения видов по-прежнему причиняет зоологам больше всего головной боли, а новые разновидности фауны появляются со скоростью несколько тысяч в год, хотя эта цифра включает Protozoa и другие одноклеточные организмы. И наконец, существует что-то вроде инстинктивного нежелания присваивать новым формам жизни статус ниже вида в зоологической классификации.
Классификация животных в действительно научном смысле насчитывает всего лишь двести лет. Она началась в Европе, где видовое разнообразие довольно ограничено, поэтому нас приводит в замешательство сама идея о существовании пятидесяти видов одного подсемейства жуков в небольшом районе Мексики или сотен видов земляных улиток на острове Ямайка в Карибском море. Однако вся эта огромная масса различных форм животной жизни была разделена на 27 (возможно, 29) отдельных групп, четко отличающихся друг от друга, которые зоологи называют типами (phyla). Некоторые из них имеют представителей на суше, в пресной и морской воде, другие пока что известны лишь в двух или в одной из этих стихий. Существуют типы фауны, которые перемещаются из одной стихии в другую; и наконец, многие формы жизни обитают в других животных в качестве паразитов. Сколько таких групп представлено в джунглях?
Одиннадцать типов фауны обитает лишь в соленой воде. Остается шестнадцать, которые можно найти на суше и/или в пресной воде. Из них со всей определенностью в джунглях можно обнаружить двенадцать плюс три возможных и один сомнительный. Сначала я избавлюсь от последней группы, не представляющей для нас никакого интереса. Этот тип называется Entoprocta, и один из его видов был обнаружен в центральных лесистых районах Индии. Из трех возможных типов наиболее вероятным являются губки (Porifera), одно семейство которых, известное под названием Spongollidae, обитает исключительно в пресной воде и распространено по всему земному шару. Однако их присутствие в джунглях остается спорным из-за трудностей в определении «настоящей» воды джунглей, в противоположность великим рекам, протекающим через них, или озерам, лежащим за их пределами. Другой тип называется Nemertea, или ленточные черви, сухопутные виды которых были обнаружены на окраинах тропиков и в возвышенных тропических регионах, но не в самих джунглях. Третий из возможных типов называется Gastrotricha; это пресноводные морские микроорганизмы, не входящие в сферу наших интересов. Таким образом, из двадцати семи типов животных остается двенадцать определенно известных в джунглях. Давайте перечислим их.
Во-первых, это одноклеточные организмы (Protozoa), процветающие везде, где есть влага. Во-вторых, это Coelenterata — тип, к которому принадлежат морские медузы, имеющий пресноводные разновидности, одна из которых, известная нам со школьной скамьи под названием Hydra, представляет собой крошечную желеобразную трубочку с отростками, прикрепляющимися к водорослям. Есть многочисленные мелкие водные существа типа Rotifera, о жизнедеятельности которых практически ничего не известно. Но они, как и другой тип под названием Briozoa, или организмы, обитающие во мху, не интересуют нас здесь. Затем существуют две большие группы настоящих червей: Annelida, включающая земляных червей, и Nematomorpha, или волосяные черви. Оба этих типа ведут самостоятельный образ жизни. К ним следует добавить три других замечательных типа, представленных преимущественно паразитами. Это плоские черви (Platyhelminthes), включающие паразитических ленточных червей и трематод, к которым принадлежат знаменитые планарии наших школьных лабораторий… В джунглях есть другие непаразитические плоские черви совершенно поразительного вида и размеров, о которых я упомяну ниже. Другие два типа, в основном паразиты, включают круглых червей (Nematoda) и довольно жутких существ под названием Acanthocephala.
Остается три крупнейших и наиболее важных типа: Mollusca, или моллюски; Arthropoda, включающая насекомых, паукообразных, ракообразных и несколько других семейств, среди которых есть очень странная небольшая группа, называемая бархатными червями (Onchyophora), то есть Peripatus, которые являются настоящими живыми ископаемыми, связующим звеном между червями аннелидами и артроподами; и наконец, Chordata, или позвоночные, — рыбы, амфибии, рептилии, птицы и млекопитающие.
Из всей этой массы животных нет ни одного типа, существующего исключительно в джунглях или хотя бы в тропиках. Однако когда мы переходим к меньшим подразделениям, то видим другую картину. Нам приходится опускаться по биологической классификации вплоть до вида, прежде чем мы можем описать любое животное, обитающее исключительно в джунглях.
По-видимому, существует бесконечный список родов животных, обитающих только в джунглях и исчезающих после расчистки, но мы должны проявлять крайнюю осторожность в утверждении, что ареал[22] их обитания так жестко ограничен. Благоразумнее будет подойти с другой стороны и сказать, что практически все представители фауны, обитающей за пределами джунглей, не углубляются в них — по крайней мере больше чем на десяток ярдов. Бывает довольно забавно преследовать животное, обитающее снаружи, по другую сторону стены джунглей. Оно совершает всевозможные маневры уклонения, а иногда, если загнать его в угол, просто садится и дрожит всем телом.
Теперь давайте вернемся к спорному вопросу о том, что следует считать водоемом в джунглях. Под этим я подразумеваю редкие пруды или мелководные озера, которые находятся под лиственным пологом; хотя в Габоне (Западная Африка) есть любопытные пруды, то и дело возникающие в излучинах рек, протекающих через джунгли по низменной равнине. Кстати, именно там обитают гигантские лягушки (Rama goliaph), в сидячем положении не уступающие размерами миниатюрному терьеру. В результате постоянных тропических ливней, продолжавшихся тысячи, если не миллионы лет, образовалась уникальная дренажная система, породившая так называемый эффект вспаханного поля. Избыточная вода, стекающая по дну этих естественных сточных канав, либо уходит в почву, либо наполняет прекрасные лесные ручьи. Эта вода в конечном счете находит путь к ближайшей крупной реке. Если река достаточно широка и глубока, джунгли останавливаются около ее берегов, и лиственный полог каскадами спускается вниз к самому краю. Механизм этого процесса таков: прямые солнечные лучи, падающие в проем, вызывают ускоренное развитие всех видов растительности, образующих плотную, иногда практически непроницаемую зеленую стену. По крайней мере одна сторона этой поросли должна быть всегда обращена к солнцу, поэтому стена никогда не бывает очень толстой. Пробившись через нее, вы попадаете в сумрак тропического леса. Следует ли нам относить животную жизнь, сосредоточенную в больших реках и вдоль их берегов, к истинной фауне джунглей? Полагаю, что нет, поскольку формы жизни, которые можно там найти, почти всегда существуют в других лесах за пределами джунглей, но не распространяются внутрь. Единственным исключением в общем правиле отсутствия большого количества стоячей воды в джунглях является паводковый лес. Это одно из чудес природы.
Во многих местах, не только в прибрежных низменностях, но и на обширных равнинах, граничащих с крупными реками, вы можете обнаружить, что в определенное время (или даже круглый год, как в Индокитае и некоторых районах Южной Америки) деревья джунглей стоят в воде. Будучи уроженцами так называемого умеренного климата, мы считаем деревья «тонущими», если их корни подтоплены, но в тропиках многие виды адаптировались к таким условиям. В прозрачных водах паводковых лесов обитает весьма характерная для джунглей водная фауна, хотя в эти огромные затопленные галереи заплывают и настоящие речные животные. Для меня самыми поразительными из них были маленькие пресноводные дельфины в Гвиане и Амазонии, о которых мы упоминали раньше. Некоторые речные рыбы заплывают в паводковый лес через узкие сливные протоки, несущие избыток воды в реку.
Однако большинству речных рыб не нравится паводковый лес, хотя они поднимаются до верховьев рек и ручьев за пределами джунглей, не делая особого различия между прозрачной и мутной водой. Возможно, их отпугивает повышенная кислотность или недостаток кислорода в паводковом лесу. Опять-таки объем пищи в пределах леса строго ограничен, в то время как в реках и озерах ее более чем достаточно.
Рыбная фауна тропических речных систем поистине неисчислима. Один эксперт с многолетним практическим опытом сбора и ловли рыб в Амазонском бассейне заявил, что там существует больше известных видов рыб, чем описано во всем Атлантическом океане. Но они не относятся к обитателям джунглей, а потому образуют отдельную большую тему для исследований. Впрочем, некоторые из них встречаются в паводковых лесах, например арапаима из Южной Америки, иногда считающаяся наиболее крупной из пресноводных рыб, хотя при длине туловища в 15 футов она выглядит довольно худосочной по сравнению с рекордным осетром из России, пойманным в Волге и достигавшим 28 футов в длину. В водах джунглей встречаются и разнообразные монстры рыбного мира, с двумя из которых я знаком лично. Один из них — маленькая, покрытая костяной броней зубатка, чьи передние брюшные плавники имеют форму выгнутых лезвий с режущим внутренним краем. Рыба может плотно прижимать их к туловищу, но кроме того, в ее «подмышках» имеются пирамидальные ядовитые железы, пронизанные тонкими каналами наподобие гиподермических игл. Их выделения не менее смертоносны, чем яд гремучей змеи. Другая маленькая бестия, сомик кандиру, тоже обитает в Южной Америке. Эта крошечная зубастая рыбка с гладкой кожей, толщиной не больше карандашного грифеля, по какой-то неизвестной причине испытывает тягу к моче млекопитающих и атакует мочеиспускательные органы, причиняя мучительную боль, которую можно облегчить лишь с помощью хирургического вмешательства. Жаберные отверстия этой рыбы усажены острыми загнутыми колючками.
Затем, разумеется, следует упомянуть о знаменитых пираньях, также обитающих в реках Южной Америки и пользующихся заслуженной репутацией кровавых убийц. Они плотоядны и имеют массивные крепкие челюсти, вооруженные загнутыми треугольными зубами с бритвенно-острыми краями, которые в сомкнутом положении образуют почти идеальную полусферу. Действительно, они плавают стаями, и сотни пираний могут дочиста обглодать тушу крупного животного у вас на глазах, прежде чем вы успеете вытащить его из воды. Но многие истории о них сильно преувеличены; мы неоднократно плавали и ныряли в тропических реках, наполненных этими рыбами, и не подвергались нападению. У многих местных женщин встречаются ужасные шрамы на внутренней стороне бедер — это последствия укусов пираний, когда они садятся на корточки, чтобы прополоскать одежду в текучей воде.
Помимо рыб, рептилий, амфибий и некоторых млекопитающих, тропические реки особенно знамениты своими моллюсками и ракообразными. Двустворчатые моллюски, обитающие на дне тропических рек, служат одним из главных источников пищи для крокодилов и черепах. Существуют также огромные стаи всевозможных пресноводных «рачков», а по берегам водятся сухопутные крабы. Впрочем, последние предпочитают влажную глубину джунглей, где они копошатся во всевозможных норах и пустотах, а бывает, и забираются по деревьям вплоть до лиственного полога.
Затем идут обитатели речных берегов, включая многочисленных змей и лягушек, таких млекопитающих, как выдры, оленьки и различные обезьяны, бесчисленные полчища насекомых, слизней, улиток и другую мелочь. В сущности, реки и озера, вместе с их берегами и примыкающими болотами, образуют совершенно иной мир, во многом отличающийся от мира джунглей. Здесь обычно живет и охотится большинство туземных племен; именно здесь иностранцы полагали, что видят джунгли и их обитателей во всей красе. Но за исключением некоторых древесных животных, таких как белки и обезьяны, а также насекомых, змей и древесных лягушек, поднимающихся к лиственному пологу, ни один из представителей местной фауны не живет в джунглях, и лишь немногие заходят туда на сколь-либо долгое время. С другой стороны, некоторые животные джунглей по ночам выходят к реке на водопой, для охоты или рыбалки.
Настоящие ручьи и пруды в джунглях — то есть те, что находятся под лиственным пологом, — имеют свою интереснейшую фауну. Это всевозможные мелкие рыбы самых экзотических расцветок, улитки и другие беспозвоночные, но в первую очередь лягушки. Число разных видов лягушек, обитающих в джунглях, кажется бесконечным. Среди них есть водные, роющие, полуводные и лазающие разновидности. Многие из них окрашены в яркие цвета, а некоторые умеют менять окраску лучше любого хамелеона. Более того, отдельные виды изменяются от сезона к сезону, причем меняется не только расцветка, но и внешний облик. У одного вида, который мы изучали в Западной Африке (Petropedetes johnsony, для специалистов), самцы проходили через разные стадии изменений от сезона к сезону в первые четыре года своей жизни, в то время как самки менялись совершенно иначе, хотя и в соответствии с сезонным циклом. Затем есть маленькие лиственные лягушки (и жабы) — прыгающие, лазающие или просто блуждающие по широким листьям нижнего яруса джунглей. Среди них можно встретить самых крохотных из позвоночных животных. Одним из наиболее поразительных существ, с которыми мне приходилось сталкиваться, была маленькая лиственная жаба вида Nectophryne afra. Ее туловище было раскрашено в черно-белую полоску по контрасту с непропорционально крупными ярко-желтыми лапками. Сначала лапки казались мне заключенными в некую желеобразную субстанцию, и я заподозрил, что животное просто испачкалось в гниющих грибах. Однако при более тщательном осмотре эти оболочки оказались своеобразными органическими «манжетами», распространявшимися вплоть до кончиков пальцев на лапках.
Еще одним потрясением, от которого я не оправился до сих пор, была находка крупных жаб в водных резервуарах, расположенных в сотне футов над землей, на деревьях в джунглях Южной Америки. Эти жабы не принадлежат к лазающей разновидности и, в сущности, так же не могут подняться вверх по крутому склону, как и наши обычные жабы. Мы пытались заставить их подняться вверх по пологим ветвям, но они сразу же падали; тем не менее они каким-то чудом находились на вершине гигантских лесных деревьев, растущих вертикально, причем некоторые даже не были опутаны лианами. Сначала мы выследили жаб по характерному рокочущему звуку, доносившемуся по вечерам из лиственного полога. Их можно было склонить к продолжению концерта, колотя по стволу толстой веткой или кувалдой. Я не знаю, как эти существа попали туда; могу лишь предположить, что они проводят все время наверху, и их икринки время от времени попадают из одного водного резервуара в другой. Мы не нашли представителей этого вида на земле в ближайших окрестностях, хотя известно, что в других местах они ведут совершенно нормальную «жабью жизнь».
Вода в джунглях кишит малыми формами жизни, включая ракообразных, моллюсков, червей и других малюток. Но особое внимание привлекают крупные существа, приходящие к водоему для питья или купания. Одна гигантская выдра в Южной Америке живет в небольших водоемах под лиственным пологом, а ночью выходит на болота или к берегу крупной реки, чтобы поохотиться. Это крупное изящное животное почти так же хорошо приспособлено к водной среде, как морской котик.
Одним из мест в джунглях, где жизнь кипит постоянно, является миниатюрный мир палой листвы и плесени на лесном грунте. Этот мир образует основу почти всей наземной жизни, так как большинство его обитателей либо плотоядны в самом широком смысле этого слова, либо являются некрофагами.
Крупные травоядные животные здесь встречаются гораздо реже и менее разнообразны, чем за пределами джунглей. Причина очень проста: для них здесь слишком мало пищи. Лесные слоны, разумеется, ощипывают молодые побеги и могут дотягиваться до высокой листвы, но даже локсодонт африканских джунглей предпочитает кормиться снаружи.
Это не означает, что в джунглях нет крупных травоядных млекопитающих. Если обратиться к копытным, то следует упомянуть о носорогах на Малайе, в Бирме и Суматре. Это настоящие животные джунглей, хотя им приходится держаться поблизости от речных русел. То же самое относится к азиатскому тапиру, хотя он проводит много времени в реках и прибрежных зарослях кустарника, куда проникает солнечный свет. Американские тапиры еще теснее льнут к речным берегам. Африканские гиппопотамы являются речными жителями; карликовые гиппопотамы обитают преимущественно на болотах. Хотя по ночам они выходят пастись, но не углубляются в джунгли, предпочитая открытую местность.
Наиболее типичными из копытных обитателей джунглей являются дикие свиньи и их родственники — пекари Центральной и Южной Америки. Эти животные более или менее всеядны: они не брезгуют мелкой живой пищей, выкапывают корни, пожирают падаль, но главную часть их рациона все же составляют перезрелые фрукты. В Африке обитают огромная лесная свинья и так называемая красная речная свинья — существо нелепого вида с очень короткими ногами, покрытое ярко-оранжевой щетиной, с белой гривой и длинными кисточками на ушах. В Азии существует несколько видов диких свиней — от самой крупной (Sus barbarus gargantua) на Борнео до самой маленькой (Sus salvanis) в Сиккиме, Бутане и Непале. Многие из этих свиней, включая гротескную бабируссу с Целебеса, постоянно живут в джунглях.
Другая ниша в джунглях заполнена разновидностями небольших оленей: в Южной Америке это болотные олени; в Азии это маленькие олени мунтжаки (Muntiacus gen). В Африке их эквивалентом являются дукеры — миниатюрные вилорогие антилопы. Самый крупный вид, голубой дукер, наполовину меньше взрослого осла, самый маленький — не крупнее пуделя. В Либерии есть один замечательный вид, окрашенный в полоску, наподобие зебры. Эти маленькие копытные являются главной добычей негритянских охотников. В Африке есть и крупные антилопы, обитающие в джунглях: бушбеби и прекрасные антилопы бонго. Там можно обнаружить и крупнейшего из всех травоядных, живущих в тропическом дождевом лесу, если не считать слонов: это лесной жираф, или окапи.
В тропической Америке обитают гигантские грызуны: капибара, пака и агути, заполняющие нишу, занятую дукерами в Африке. Они обнаруживают сходство в повадках и даже во внешнем облике с другой небольшой группой очень странных маленьких копытных, так называемых водяных оленьков, которых еще можно найти в джунглях Азии. Общее сходство между американской пакой и оленьком из Западной Африки весьма поразительно.
Список выглядит впечатляюще, но по сравнению с бесчисленными видами оленей и антилоп, обитающих в других растительных зонах, он довольно скуден. В джунглях нет представителей семейства коз и овец, а из бычьих там можно встретить лишь маленького африканского буш-коу и быка тамаро на Филиппинах.
Малая фауна на нижнем ярусе джунглей почти целиком ночная, вплоть до насекомых. Если вы терпеливо лежите на одеяле, по мере возможности защитившись от муравьев, то в конце концов сможете наблюдать этот мир за работой и игрой. Не вдаваясь в подробности, я скажу, что среди существ, которых вы увидите, будут преобладать плоские черви, улитки, мелкие грызуны, отдельные змеи и некоторые из ночных млекопитающих, а также, в зависимости от страны, где вы находитесь, — мангусты, пака, агути и разные виды муравьедов. Изредка может проползти черепаха. Опять-таки очень заметны жабы и лягушки. Скорпионы, тысяченожки и некоторые пауки охотятся по ночам.
Еще одной формой жизни, глубоко интересующей меня, являются опилиониды, которых иногда называют «сенокосцами», кишащие на земле и появляющиеся в самых разных обличьях. Наблюдая за тем, как они бегают на своих нелепых ходульных ногах, которыми владеют с такой ловкостью, что могут даже выдернуть одну ногу из жвал муравья, прежде чем тот успеет опомниться, я всегда испытывал абсурдное чувство, будто они изобретены Уолтом Диснеем. Это очень забавные существа; один ученый заявил, что «приручил» пойманные экземпляры реагировать на призыв к пище и воде. Однажды мы отвалили огромный кусок гнилой коры, лежавший на земле, и обнаружили яму глубиной около фута и шириной два на четыре фута, заполненную сплошной массой одного из видов этих насекомых. Не могу понять, как им вообще удается такая «плотнейшая упаковка»: ведь их необычайно длинные хрупкие ноги ломаются от малейшего прикосновения. Зачем они это делают, тоже неизвестно — возможно, это разновидность спячки или другого периода отдыха.
Хочу еще раз упомянуть о плоских червях, или планариях. Вы медленно идете по лесу и светите фонариком перед собой, пытаясь различить тускло окрашенные формы жизни на земле и у основания древесных стволов, как вдруг перед вами возникает нечто похожее на блестящее копье, нарисованное художником-сюрреалистом. Существо едва заметно движется по бревну или по стволу дерева, иногда поднимая заостренный передний конец и помахивая им в воздухе. Я видел плоских червей великолепных расцветок и с такими невероятно красивыми узорами, что просто нет слов для описания. Мне несколько раз приходилось сожалеть об отсутствии профессиональной аппаратуры для цветного фотографирования по ночам. Ни один из ученых, которым я передавал заботливо сохраненные экземпляры (как я уже говорил, ленточные черви моментально распадаются на части, если не обращаться с ними с особенной осторожностью), не поверил в достоверность моих цветных набросков. Один червь, обнаруженный в Центральной Америке, был окрашен в яркий лютиково-желтый, мандариново-оранжевый и розовый цвета. По его спинке шли две угольно-черные полосы, а бока испускали люминесцирующее голубое сияние. Разумеется, вся эта красота пропала, когда существо было законсервировано в жидкости. Зачем этим кротким созданиям понадобилось такое великолепие, если они обычно передвигаются по ночам? На них никто не нападает, так как они выделяют различные едкие вещества, отпугивающие даже муравьев.
Маленькие млекопитающие, живущие под лиственным пологом, еще более очаровательны, хотя кто может поверить в существование очаровательной крысы? Все они деловито бегают вокруг, пробуют то одно, то другое, роют норы и охотятся на насекомых. Но вместе с тем они уделяют много времени играм — иначе я не могу назвать это занятие. Игры можно видеть у крошечных мышей, гигантских прыгающих крыс, чешуйчатых муравьедов, или панголинов, у мангустов, циветт и даже у крупных кошек. Самой безумной вещью, которую я когда-либо наблюдал в ночных джунглях, была некая разновидность брачного танца, исполняемая тремя огромными бескрылыми птицами — казуарами в джунглях Новой Гвинеи. Меня учили, что эти птицы живут в кустарнике и на открытых пространствах саванн, поэтому вы можете представить мое удивление. Когда они пустились в диковатый пляс под лучом моего фонарика, я не мог удержаться от смеха. Это так испугало их, что они замерли как вкопанные. Клянусь, я мог бы подойти ближе и потрогать их. Впрочем, на мой взгляд, все птицы глуповаты, а казуары явно не принадлежат к числу сообразительных представителей семейства пернатых.
Поднимаясь с земли на нижние этажи джунглей, мы вступаем в совершенно иной мир, но встречаемся с многими видами животных, обитающих на земле. Среди мелких существ преобладают мыши и крысы, лягушки, слизни и крабы, определенные виды змей, а также мелкие и средние млекопитающие, перечисление которых заняло бы несколько страниц. Большинство млекопитающих ведут ночной образ жизни, к примеру дурукули, опоссумы и муравьеды в Америке; галаго, потто, мелкие древесные хищники и чешуйчатые муравьеды (панголины) в Африке; пальмовые циветты, лори и многие другие в Азии. На средних ярусах австралийских джунглей можно встретить разнообразных млекопитающих — таких странных существ, как кускусы, и других сумчатых. И разумеется, некоторые крупные кошки, такие как ягуары в Америке, леопарды в Африке и Азии, тоже передвигаются ночью по древесным маршрутам.
Теперь перейдем к краткому обзору летучих мышей. Они составляют вторую крупную группу млекопитающих и обладают чрезвычайным видовым разнообразием. В джунглях они обитают почти везде: в дуплах деревьев, в пещерах, в раскидистых пальмовых кронах, даже на древесных стволах. Некоторые из них летают в пасмурные дни, когда свет тусклый и приглушенный. По ночам они буквально наводняют джунгли, то устремляясь к земле, то воспаряя над пологом леса в поисках насекомых. Большие летучие мыши (Megachiroptera) обычно остаются за пределами джунглей, но в пору созревания определенных плодов огромные стаи численностью в десятки тысяч прилетают на закате и устраивают пиршества. Хлопанье крыльев, писк и шуршание могут достигать почти оглушительной силы, а сверху на вас падает настоящий дождь из огрызков, косточек и фруктового сока. Большинство фруктоядных летучих мышей «чмокает губами» при еде: им приходится это делать, поскольку они висят головой вниз и могут захлебнуться от избытка сока. Стаю летучих мышей, очищающих дерево от плодов, можно услышать за целую милю, хотя звук плохо разносится в джунглях.
Большинство Megachiroptera, или настоящих фруктовых летучих мышей, не проникает глубоко в джунгли, но есть несколько видов, постоянно живущих внутри. В Африке можно встретить невероятную молотоглавую летучую мышь довольно нелепого вида (Hypsignathus). В австрало-азиатском регионе известен вид Dobsonia; в джунглях Явы и Индокитая есть сведения о существовании летучих мышей поистине огромных размеров, но у нас пока нет ни одного экземпляра.
Как и в зонах умеренного климата, в джунглях есть пещеры, которые образуются везде, где развиты мощные известняковые отложения. Некоторые из пещер, где мне приходилось бывать, поражают своей красотой. Среди них особенно замечательны пещеры на Малайе, где гигантские проходы ведут в еще более огромные залы, от которых отходят монументальные галереи, тянущиеся на многие мили. В них гнездятся миллионы летучих мышей. Другие пещеры в джунглях, представляющие особенный интерес, находятся на острове Тринидад, в Венесуэле и Американской Гвиане. Там, помимо бесчисленных орд летучих мышей, можно встретить легендарных «масляных птиц», или гуахаро (Steatornis capipensis), гнездящихся в пещерах и вылетающих наружу лишь по ночам. Они издают пронзительные хриплые крики и питаются лишь плодами определенных пальм. В этих пещерах (как и во многих других, расположенных за пределами экваториальных джунглей) встречаются настоящие вампиры (Desmodus и Diphylla). Это действительно устрашающие существа, хотя, как и все остальные животные, они не стремятся причинить умышленный вред человеку.
Последнее замечание полностью оправдано, поскольку кровососущие летучие мыши ничем не заслужили свою мрачную репутацию. Они получают пищу, делая маленькие проколы на коже других животных двумя верхними передними зубами и впрыскивая в ранку антикоагулянт, который содержится в их слюне, а затем слизывая кровь. Звучит не слишком привлекательно, но, по-моему, это ничуть не хуже, чем копание в туше дохлого гиппопотама трехнедельной давности и пожирание его гниющих внутренностей — зрелище, которое мне однажды довелось наблюдать среди людей. Эти люди отчаянно нуждались в определенных энзимах и протеиновой пище; мыши-вампиры должны пить свежую кровь, поскольку их пищеварительный тракт представляет собой короткую прямую трубку и они просто не могут переваривать другую пищу. Настоящая беда заключается в том, что эти животные подвержены ужасному заболеванию, известному как бешенство; более того, они могут переносить инфекцию в течение долгого времени, не умирая при этом. Поэтому во время своей, в общем-то, вполне обычной трапезы, они могут заражать других животных, включая человека. Укусы кровососущих мышей — обычное дело в местах их обитания (согласно медицинскому отчету, один мальчик на Тринидаде ночью был укушен четырнадцать раз), и таким образом, заболевание бешенством у людей представляет серьезную проблему.
Средние ярусы джунглей населены невероятным сборищем животных во всех трех главных зонах и девяти субзонах тропических дождевых лесов. Видовой состав меняется от одного места к другому, но в целом фауна обнаруживает определенное сходство. Это многочисленные насекомые, большей частью ночные, улитки, крабы и другие беспозвоночные, обитающие на стволах деревьев и в дуплах; древесные лягушки и жабы; некоторые виды змей; птицы (в основном дневные) и различные млекопитающие. Последние, за исключением некоторых крупных кошек, лазающих по деревьям, имеют скромные размеры. Многие из них могут летать: это летучие мыши, азиатские кобего и белки-летяги, африканские аномалуры и сони-летяги (Idiurus kivuensis). Некоторые опоссумы австрало-азиатского региона могут скользить по воздуху с помощью меховых кожистых складок между лапами, иногда протягивающихся к хвосту. Другие почти скользят — то есть совершают длинные, плавные прыжки, помогая себе цепкими конечностями и длинными пушистыми хвостами. Хорошим примером служат маленькие галаго, или африканские бушбеби. Существует также бесчисленное количество мелких кошек и циветт, муравьедов, дикобразов, древесных крыс и мышей, родственников ласки, таких как американская тайра, енотообразных существ вроде кинкажу и коати (носух) и различные виды сумчатых. На Мадагаскаре обитают истинные лемуры, передвигающиеся по средним ярусам джунглей как днем, так и ночью.
Но разумеется, главным символом джунглей служит лиственный полог. Без этой огромной, дышащей зеленой поверхности джунгли не могли бы существовать. Жизнь в лиственном пологе настолько более заметна, шумна и экзотична, что у человека, поднимающегося туда, — создается впечатление, будто она преобладает над всей сценой. Я долго думал об этом и наконец пришел к выводу, что это впечатление ошибочно. После темноты лиственный полог кажется вымершим. Там спит масса животных, но, за исключением некоторых древесных лягушек и ночных змей, охотящихся на них, там почти нет движения. Когда мы жили там, то обнаружили, что по ночам можем привлекать снизу всевозможных насекомых, пользуясь фонариками, причем многие другие животные просыпались и проявляли любопытство. Но как только мы гасили свет, нам не нужен был даже противомоскитный полог для защиты от насекомых, если не считать москитов. Они там всегда в изобилии, заставляя спящих обезьян постоянно и почти машинально почесываться. Замечательно лежать на теплой постели в сотне футов над землей и прислушиваться к какофонии, доносящейся снизу, хотя вокруг вас царит почти абсолютная тишина. Гул насекомых внизу звучит как тысячи водяных помп, работающих в подвале здания. Возможно, его лучше описать как гудение мощных механизмов в трюме океанского лайнера, который стоит у причала: что-то вроде тихого, ритмично пульсирующего рокота. Время от времени доносятся громкие звуки, но, уверяю вас, они ничуть не напоминают те, которые можно услышать в кино. Дикие вопли, завывания и улюлюканье, якобы наполняющие джунгли днем и ночью, просто отсутствуют.
Лишь в Южной Америке вас ожидает шумный концерт, который так трогателен для моего слуха, что я могу внимать ему чуть ли не до бесконечности. Это ночная перекличка больших обезьян ревунов. Кажется, будто полдюжины раненых ягуаров соревнуются в ярости под крышей большого гулкого помещения. На самом деле обычно это одна-единственная бородатая обезьяна, выражающая свои чувства при помощи реверберирующего устройства величиной с гусиное яйцо, расположенного у нее в глотке. Всю ночь напролет огромные вожаки обезьяньих стай перекликаются друг с другом; когда начинает один, другие подхватывают призыв на прилегающей территории. За ними следуют новые, и постепенно эта поразительная перекличка затихает вдали. После небольшой паузы местный вожак снова принимается за дело, и все повторяется сначала. Никто до сих пор не смог объяснить, почему обезьяны делают это, но я могу предположить, что по крайней мере в одном районе их поведение связано с атмосферными условиями. Однажды я лично наблюдал за концертом целой стаи — вы не представляете себе, что это был за рев! Дело происходило незадолго до рассвета; событие тем сильнее врезалось мне в память, что вожак стаи имел поистине невероятные размеры, какие мне не приходилось видеть ни в дикой природе, ни в музее. Он был чистым альбиносом с блестящей белой шерстью.
Как мы уже говорили, после рассвета лиственный полог пробуждается к жизни. Многие животные начинают шевелиться еще до того, как рассеивается густой утренний туман. Это разнообразные птицы и обезьяны. Однако они не трогаются с места и ничего не предпринимают до тех пор, пока первые лучи восходящего солнца не покажутся из-за горизонта. Даже тогда они могут оставаться на своих местах, и в некоторых случаях поутру наступает почти абсолютная тишина. Здесь я могу дать голову на отсечение и согласиться с индийскими браминами и шаманами Западной Африки, утверждающими, что животные проводят это время в «молитве». Я помню одно незабываемое зрелище: огромную стаю великолепных черно-белых гверец, или обезьян колобусов, на самой вершине раскидистой кроны лесного гиганта. Все они неподвижно сидели, обратившись лицом к восходящему солнцу, слегка наклонив головы и сложив руки на коленях. В течение нескольких минут они не издавали ни звука и никто не шевелился, за исключением нескольких юнцов, которых быстро призвали к порядку. В джунглях царила полная тишина. Не жужжали насекомые, не шелестела листва. Затем внезапно какая-то заполошная птаха, возможно пятнистая птица-носорог, испустила хриплый вопль, и весь мир пришел в движение.
С восходом солнца огромный летающий континент с лихвой возмещает тишину, царившую до тех пор. Обычно какофонию начинают попугаи, которые являются символом джунглей, как, впрочем, и всех тропических лесов. Большие макао американских тропиков просто хлопают крыльями и пронзительно кричат, но настоящие попугаи вылетают огромными стаями, почти всегда попарно, возбужденно щебеча и (по крайней мере, для нашего слуха) переговариваясь друг с другом всевозможными звуками. Попугаи восхищают меня; они кажутся одновременно веселыми и деловитыми. Во всяком случае, это необычайно живые и подвижные существа, чьи когтистые лапы позволяют подносить пищу к клюву, наподобие человека, и, следовательно, оставаться начеку во время кормежки.
За ними следуют обезьяны — верещащие, перекликающиеся и шумно прыгающие в густой листве. Далее появляются белки и другие небольшие древесные существа, такие как азиатские тупайи, связанные с нашими наиболее отдаленными предками, но весьма похожие на белок. Насекомые большей частью ждут, пока солнце не засияет в полную силу, и тогда лиственный полог наполняется почти оглушительным жужжанием и гудением. А бабочки! Наверное, это самое чудесное зрелище, но чтобы в полной мере оценить его, вам придется подняться к вершинам леса, лучше всего — к кроне одного из гигантских эмерджентов. Бабочки, разноцветные жуки и огромные, похожие на саранчу насекомые отряда Orthoptera доминируют над сценой, наполняя воздух невероятно яркими красками. Естественно, я говорю о хорошей погоде. Если день выдался пасмурный и дождливый, эти яркие орды остаются в своих укрытиях, но вместо них появляется масса других насекомых, которые сразу же начинают заниматься своими делами. Это дневные мотыльки, жесткокрылые насекомые и другие, которых просто нельзя увидеть в солнечные дни.
Пернатая жизнь в лиственном пологе часто бывает весьма впечатляющей, как по разнообразию видов, так и по количеству птиц. Джунгли иногда становятся похожими на северное болото, цветущее по весне и покрытое густым кустарником. Крошечные птицы порхают и кувыркаются в зелени; высоко в небе парят ястребы; туканы, птицы-носороги, кюрасао и всевозможные голуби носятся вокруг, как будто сама их жизнь зависит от того, успеют ли они долететь до ветки ближайшего дерева. В американских тропиках обитают колибри; в Африке их эквивалентом являются великолепные радужные нектарницы (Nectariniidae), а в Азии — медоеды. Но самыми красочными, несомненно, считаются райские птицы.
В ранней юности я отправился в Азию собирать животных. По прибытии в местность, которая тогда называлась Голландской Ост-Индией, я решил последовать по стопам моего школьного кумира Альфреда Рассела Уоллеса, чья книга «Малайский архипелаг» была для меня следующей после Библии. В этой книге подробно описывался его маршрут, включая названия самых маленьких поселений на каждом острове, который он посещал. Одно из названий было просто «местом» на берегу протоки на одном из островов группы Ару, который лежит в северной части Арафурского моря, между западной оконечностью Новой Гвинеи и островом Тимор. Эти знаменитые острова уникальны во многих отношениях — в частности, там есть протоки с соленой водой, протекающие прямо через джунгли. Уоллес в течение нескольких недель жил на берегу одной из таких проток; я обнаружил ее и даже тот дом, в котором он работал семьдесят лет назад. (Разумеется, само строение давно сгнило, но там стояла хижина с крышей из пальмовых листьев, где мне позволили поселиться.)
Уоллес описал великое сборище больших райских птиц — утром, вскоре после рассвета — на огромном дереве, стоявшем неподалеку от его жилища. В его записях не было точных сведений о времени года, но мы с моим индонезийским другом умудрились попасть туда как раз вовремя и по счастливой случайности стали свидетелями поразительного события. Десятки этих роскошных птиц собрались над нами и, распустив свои золотисто-оранжевые плюмажи, важно расхаживали, кивали и выпячивали грудь друг перед другом на голых ветвях, в то время как невзрачные самочки клевали насекомых с совершенно равнодушным видом. Я наблюдал лишь одно зрелище, сравнимое с этим по красоте.
Это случилось в Суринаме. Как-то утром мы проснулись от жуткого гвалта над головой. По мере того как рассеивался утренней туман, перед нами возникли очертания огромного дерева со скрученными серебристыми ветвями и скудной листвой, буквально кишевшего красными и синими макао, которые хлопали крыльями и качали вверх-вниз длинными хвостами. Не знаю, было ли это брачным танцем, но они продолжали свой ритуал в течение часа, поднимая гвалт, какой способны создать лишь несколько сотен попугаев в одном месте.
Насекомые в большей или меньшей степени летают круглосуточно; лягушки и млекопитающие преобладают в ночное время, а птицы — в дневное, особенно в лиственном пологе. Во мне закипает негодование, когда я сталкиваюсь с тем фактом, что не могу дать вам хотя бы карандашный набросок жизни пернатых обитателей джунглей… их слишком много, и все они прекрасны. Я вспоминаю тех, о ком еще не упомянул, например о скромных маленьких синаму, похожих на фазаньих курочек с отрезанными хвостами и, по-видимому, родственных гигантским бескрылым птицам вроде эму и страусов. Я думаю о стрекочущих туканах с разноцветными клювами; о мегаподах, или строителях курганов, на Целебесе; о знаменитых шалашниках австрало-азиатского региона; о белоногах (совиных козодоях) и их близких родственниках, обыкновенных козодоях, наполняющих лес по ночам протяжными криками и трепетом крыльев. Перед моими глазами проходит нескончаемый парад крошечных крылатых самоцветов, порхающих везде, куда проникают солнечные лучи. Не могу не упомянуть и о птицах горных джунглей. Здесь слова совершенно изменяют мне. В одном из горных сосновых лесов на Гаити (хотя это не джунгли, с какой стороны ни взглянуть) я видел птицу размером с крупного ворона, чей длинный хвост был окрашен во все цвета радуги. Она час за часом прилежно и чисто выпевала музыкальные гаммы, но ни разу не доводила дело до последней ноты. Человека, наделенного музыкальным слухом, это может довести до сумасшествия!
В густых джунглях Никарагуа мы однажды вышли к глубокому оврагу и совершенно неожиданно увидели на противоположном берегу поляну, покрытую короткой травой. Мы устроились на ночлег, но вскоре были разбужены очень странными звуками, доносившимися с другого конца оврага. Поскольку той ночью луна скрывалась за облаками, мы направили на поляну лучи мощных фонариков и увидели сотни козодоев, безмолвно взлетавших на несколько футов и снова опускавшихся на траву. Птицы исполняли какой-то танец, а может быть, просто ловили насекомых в полете. Они постоянно стрекотали в жутковатой манере, свойственной всем козодоям, а их огромные глаза в лучах фонариков сияли, как золотистые шары. Мы наблюдали за ними почти до рассвета, а потом со вздохом отправились спать.
Есть еще одна тема, которой я не уделил должного внимания: змеи, ящерицы и другие рептилии джунглей. Если полные невежды при упоминании о джунглях кричат о «львах и медведях», то частично посвященные добавляют: «Да, и всевозможные змеи». Не знаю, что хуже. В джунглях нет никаких львов, а тигры встречаются очень редко, но со змеями дела обстоят не так просто. Есть джунгли, где вообще нет змей (на некоторых островах), в других встречаются единичные экземпляры. Можно утверждать, что по количеству и видовому разнообразию змей и прочих рептилий джунгли значительно уступают большинству других типов растительности в тропиках и субтропиках, а также в пустынях и кустарниковых зонах.
Рептилий называют «холоднокровными», и большинство из них действительно греется на солнце в ясные дни. Их плотная кожа обладает водоотталкивающими свойствами, в противоположность коже амфибий, обычно впитывающей влагу. На нижнем ярусе джунглей и в почвенном слое можно найти некоторых роющих змей и ящериц, среди которых встречаются дневные бродяги, например сцинки. Констрикторы (питоны и боа) живут либо в земляных норах, либо в дуплах деревьев. На средних ярусах есть сравнительно немногочисленные древесные змеи, иногда встречающиеся в лиственном пологе. И наконец, есть другие хищные змеи, вооруженные ядовитыми клыками, обитающие в джунглях и охотящиеся по ночам. В американских джунглях мы имеем мапипи, или желтую ямкоголовую гадюку, и ее родственников, таких как яраракусси; в Африке встречаются определенные виды ямкоголовых гадюк, а в Азии — настоящие гадюки. Однако по сравнению с другими видами животных ядовитые змеи сравнительно редки. Таким образом, я полагаю, что нам пора отправить на свалку еще один миф о джунглях.
Остаются многочисленные группы истинных обитателей джунглей, о которых мы еще не упоминали, но нельзя закончить этот и без того слишком короткий обзор, не обратившись к самой главной из них. Все, кто слышал о человекообразных обезьянах, испытывают определенный интерес к этим существам. Когда об их существовании только-только стало известно на Западе, в наши умы впервые вкрался элемент сомнения. Даже туземные жители тех стран, где обитают человекообразные обезьяны, поглядывали на них с определенным подозрением. Они слишком похожи на нас во многих отношениях, и их нельзя произвольно считать всего лишь одной из разновидностей диких животных. Более того, их нельзя классифицировать вместе с другими обезьянами. Бесхвостые, как и мы с вами, они проявляют иные волнующие анатомические и этологические характеристики, слишком близкие к человеческим.
В некоторых древних рукописях содержатся туманные размышления о загадке так называемых «диких людей». Точно так же, как современные философы, ученые, писатели и простые обыватели в целом не имеют представления, что делать с сообщениями о «снежном человеке», так и древние авторы пребывали в полном замешательстве перед сообщениями о гориллах, шимпанзе, орангутанах, сиамангах и гиббонах. Иногда шкуры этих существ появлялись в Индии, а оттуда попадали на Запад, еще прозябавший во мраке невежества. Позднее живые экземпляры орангутанов, привезенные из их родных джунглей на Борнео и Суматре, служили предметом восхищения для путешественников, торговцев и просто любопытствующих горожан. Некоторые из них попали морским путем в цивилизованную Индию. Они были подробно описаны, и эти описания просочились в классические сочинения Плиния Старшего. Еще раньше карфагеняне сообщали о крупной африканской обезьяне, которая называлась «гориллой», но, судя по описанию, представляла собой шимпанзе. Когда Поль де Шайи, изумительный маленький американец французского происхождения, впервые описал череп гориллы, обнаруженный на туземной свалке в Западной Африке, а затем привез целые шкуры и скелеты, ученый мир 1860-х годов назвал его лжецом, негодяем и извратителем природы. (Это обычное отношение ко всем, кто обнаруживает нечто новое, но в его случае оно было преувеличенным, поскольку он привез настоящие доказательства.)
Всему миру — даже гораздо более древнему и мудрому восточному миру — понадобилось долгое время, чтобы принять факт существования больших человекообразных обезьян, и он до сих пор не оправился от потрясения. Сначала они были «волосатыми лесными людьми», потом превратились в «бесхвостых макак». Наконец бедный Чарльз Дарвин попытался прояснить положение, но его подвела неправильная формулировка. Он назвал одну из своих классических работ «Происхождение человека», хотя на самом деле хотел сказать «Восхождение к человеку». Это привело к тому, что в течение почти ста лет все пребывали в двойном замешательстве. Затем появились современные специалисты по приматам, антропологи и археологи, и мы получили превосходное родословное древо, которое доказывает, что человек имеет общее происхождение с обезьянами.
Теперь все снова распалось на части, поскольку на сцену вышли физиологи, доказавшие, что телесные жидкости горилл и шимпанзе, а также белых и негроидных гуманоидов имеют много общего, в то время как монголоиды, орангутаны, сиаманги и гиббоны связаны таким же образом, но резко отличаются от первой группы. Как нам следует относиться к этому? Прав ли великий доктор Карлтон Кун в своем утверждении, что генетический материал человека имеет множественное происхождение, и если да, то как далеко в прошлое мы должны углубиться, прежде чем известные ветви состыкуются друг с другом и с этими человекообразными обезьянами?
Впрочем, здесь эта тема не представляет для нас особого интереса. Гораздо интереснее тот факт, что человекообразные обезьяны являются настоящими обитателями джунглей, хотя многие из них не гнушаются жизнью в других местах. Считается, что гориллы принадлежат к двум разновидностям: горной и низменной. Но это семантическая бессмыслица, поскольку большинство последних живет исключительно в горных джунглях. Однако африканские шимпанзе ограничивают область своего обитания низменными участками и предпочитают держаться в глубине леса. Азиатские орангутаны тоже живут в лесах со сплошным лиственным покровом; они так тяжеловесны, что им приходится опускаться на нижние ветви, чтобы перебраться с одного крупного дерева на другое. Сиаманги, обитающие на Суматре и Малайе, тоже живут на деревьях тропического экваториального леса, хотя довольно часто спускаются на землю. Гиббоны, населяющие области от Восточных Гималаев до островов Индонезии, являются строго древесными животными и обитают только в лесах со сплошным лиственным покровом.
Гориллы — вовсе не кровожадные звери; они обладают добродушным нравом и питаются в основном небольшими фруктами и овощами. Они не нападают на других существ, если те не причиняют им большого беспокойства. Если на гориллу прыгнет леопард, то крупный самец, защищаясь, может разорвать его пополам: они действительно очень сильны. Когда человек вторгается на территорию, которую горилла считает своей, она может грозно реветь и бросать ветки, но если он не проявляет намерения повернуться и убежать, то «атаки» неизбежно прекращаются, не доходя до физического контакта. Гориллы — наземные существа, передвигающиеся на четырех конечностях. Самки и малыши забираются на деревья за фруктами и обычно спят там, но старые самцы отдыхают внизу, прислонившись спиной к стволу.
У шимпанзе совершенно иной характер. Это шумные, скандальные экстраверты, способные перебраниваться целыми сутками. Они тоже проводят большую часть времени на земле, но забираются на деревья чаще и охотнее, чем гориллы. Их «человеческие» черты слишком многочисленны, чтобы мы могли просто отмахнуться от них; например, они пользуются палками как орудиями для копания и сбора плодов. Один мой знакомый писал, что он обучает шимпанзе началам алгебры. Не стоит недооценивать человекообразных обезьян!
Орангутаны — довольно странные тихие существа. Следует признать, что в пассивном, задумчивом и даже бесстрастном выражении их лиц есть нечто от монголоидов, в противоположность сварливой оживленности шимпанзе и торжественной тяжеловесности горилл. Они весьма «разумны», но, боюсь, находятся в эволюционном тупике. Как долго смогут те немногие из них, кто еще остался, жить на Борнео и Северной Суматре? Они бродят по своим любимым джунглям, лакомясь плодами фруктовых деревьев и не задерживаясь подолгу на одном месте. Их челюсти сконструированы наподобие плоскогубцев, чтобы раскусывать прочные плоды и орехи, особенно массивный дуриан, который даже сильный человек может вскрыть лишь с помощью топора или мачете. Я нахожу их общество приятным, и те орангутаны, что жили у меня, были нежными и доверчивыми, хотя, когда дело доходит до любых антропоидных представителей противоположного пола, они могут становиться настоящими «волками».
Сиаманги (черные гиббоны) — необычные и довольно опасные человекообразные обезьяны среднего размера. Как и остальные гиббоны, они имеют чрезвычайно длинные руки, используемые для быстрого передвижения в лиственном пологе. Их пытались приручить, но они совершенно непредсказуемы, раздражительны и имеют весьма странные представления об устройстве собственной жизни. Их родственники, малые гиббоны, насчитывают пять отдельных групп. Хотя форма их тела меньше напоминает человеческую, мне кажется, что они находятся ближе всего к нам по складу ума.
Когда поднимается утренний туман, эти «дикие» существа поднимают гвалт в лиственном пологе джунглей — кувыркаясь, перелетая с ветки на ветку и восторженно вскрикивая, как акробаты на трапеции. Они живут крупными стаями и вкушают все прелести «международных» проблем и пограничных конфликтов, чем сильно напоминают людей. Но если вы хотите больше узнать об этих замечательных существах, прошу вас обратиться к опубликованным полевым исследованиям доктора К. Р. Карпентера. К этому я могу добавить лишь свой личный опыт общения с самкой серебристого гиббона, путешествовавшей со мной по Индонезии много лет назад.
Она носила пояс с прикрепленной к нему длинной легкой цепочкой. Когда мы отправлялись на прогулку в джунгли, она собирала эту цепочку в одной руке, ковыляя на задних лапах и время от времени маня меня за собой. Я звал ее Ноной — распространенное кухонно-малайское имя для красивой молодой девушки. В ее обязанности входил сбор насекомых для Британского музея, и она достигла превосходных успехов в этой области. Забираясь на ствол упавшего дерева, она систематически продвигалась вперед, отдирая куски коры, внимательно шаря внутри и обнаруживая всевозможные замечательные экземпляры. Хватая одно насекомое, она передавала его мне и продолжала делать это до тех пор, пока я не закрывал крышку банки для сбора насекомых. Для нее это было сигналом к ленчу: она начинала ловить и поедать оставшихся насекомых этого вида. Если она обнаруживала другой вид, то передавала мне для изучения и терпеливо ждала. Это всегда поражало меня, но некоторые из других вещей, проделываемых ею, просто не поддаются объяснению, поэтому я не буду их обсуждать. Я и без того выдвинул достаточно спорных утверждений, для подтверждения которых у меня нет вещественных доказательств. Честно говоря, я до сих пор не могу поверить записям в своих дневниках, ведь прошло почти сорок лет.
Так что, наверное, будет лучше перейти к рассказу о людях, живущих в джунглях.