Книжка про Гришку

Именно эти ненатуральные существа

Дядя Федя сколотил подрамник, натянул холст, загрунтовал его, спросив рецепт у художника-живописца Мартиросяна, и написал картину в ярких красках. Картина называлась «День моей жизни». На ней были бурые, как пахота из-под снега, пятна с пронзительными синими прожилками, сиреневые зигзаги, красные змеи, голубые проталины и зелёные взрывы, не просто зелёные, но кислые, как уксусная кислота. По всем этим краскам, искореженно-сжатым, как сплетённые пальцы воюющих рук, в самых тугих узлах были явственно нарисованы мелкие человечки то ли с красными волосами, то ли в алых шапочках.

— Опыта у меня мало, — сказал дядя Федя. — Не полный день на картину поместился, только раннее утро. Может, дальнейшее поверху нарисовать, пунктиром?

Гришка спросил:

— Что ранним утром случилось?

Дядя Федя повернул к нему перепачканное краской лицо.

— На рассвете мы взорвали эшелон с горючим. Цистерны в болото вползли. Болото горело, шипело и трещало, как масло на сковороде, если ещё воду на сковороду брызнуть. Кочки по воздуху порскали, объятые пламенем. Нам уходить было некуда, только через болото… После этого мы отступили к Окуловке, раненых унесли.

Гришка сказал:

— Ясно.

Аполлон Мухолов и тут проявил иронию:

— Вам, Фёдор Иванович, лучше всего безразмерную картину создать, вроде киноленты. Но не в этом вопрос. Что это за человечки нарисованы в красных шапочках?

— Партизаны же! — крикнул Гришка. — В дыму и в огне!

Дядя Федя отвернулся от Гришки и от картины, в окно уставился. Загрустил, что ли?

— Тут нарисовано всё, что перед глазами. Я впереди шёл. Дым, стало быть, кочки те, вода, огонь… Дышать нечем — гарь.

— И всё-таки что они значат?

— Гномы! — догадался Гришка.

— А где это вы видели гномов? — спросил Аполлон Мухолов. — Если мы даже перейдём на рассмотрение темы в мифологическом плане — и то.

— Что «и то»? — грустно спросил дядя Федя.

Аполлон Мухолов приосанился.

— Вам, как начинающему художнику, следовало бы знать, что гномы, тролли и эльфы водятся лишь в заграничной мифологии. В русской жизни и в былинах таких существ не замечено.

Дядя Федя посмотрел на воробья терпеливым, тоскующим взглядом.

— А кто же, по-твоему, вокруг нас бегает в красных шапочках?

Аполлон Мухолов от неожиданности икнул.

— Как, — спросил он, — бегают?

— Просто бегают, — ответил дядя Федя. — И шмыгают. А также шныряют. В красных шапочках.

— Ну, знаете! — Аполлон Мухолов перья распушил. — С вашим воображением! Впрочем, наверное, к старости всё вокруг начинает шнырять и шмыгать.

— А я всегда заявлял, что ты, Аполлошка, начётчик и формалист, сказал дядя Федя. — Если ты в живописи не понимаешь, зови художника Мартиросяна.

Аполлон Мухолов вздорно чивикнул и полетел в деревню.

Гришке очень нравилась дяди Федина картина, поэтому он с тревогой ожидал прихода художника. Но Аполлон Мухолов пришёл не с художником, а с милиционером товарищем Дудыкиным и его замечательной розыскной собакой по кличке Акбар.

— Ты кого привёл? — спросил дядя Федя.

— Кого надо, — заносчиво ответил Аполлон Мухолов. — Художник Мартиросян сам синих лошадей рисует. Вы с ним заодно. А этого не бывает!

— Паршивый ты воробей, — сказал дядя Федя. Уселся к окну, сделал скучное лицо и скомандовал: — Дудыкин, Яшка, давай. Критикуй картину.

Милиционер товарищ Дудыкин долго на картину смотрел, щурился, бровью дёргал. Воробей Аполлон Мухолов скакал по верху подрамника, суетился и всё сказать что-то хотел.

— Справедливости ради я промолчу, — наконец сказал он, словно уже одержал победу.

— А что? — Милиционер товарищ Дудыкин взял табуретку, сел на неё крепко. — Дядя Федя, нам нравится. Нам думается — это неплохо.

— Ты за себя говори, — проворчал дядя Федя, смягчаясь.

— Факт чувствовал, — сказал Акбар.

— Про меня картина… Ранним утром я один на один с браконьером по кличке Глухарь. У него двустволка. Я без оружия. Поздней осенью дело. Холод и сырость. Не предполагал я, что у меня воспаление лёгких, думал, так себе — кашель. Взяли мы его, чёрта. Силён был, силён. Ему бы железо на стадионе бросать, побивать мировые рекорды, а он — душегубец. Не только взрослых лосей — лосят не жалел. Вот он, — милиционер товарищ Дудыкин погладил Акбарову голову, — он из кустов в самый критический миг выскочил. Он меня искать пошёл самостоятельно, потому что без меня скучал и мою болезнь чувствовал.

— При чём тут это? — чивикнул Аполлон Мухолов.

— Оно и есть, — ответил ему милиционер товарищ Дудыкин. — Потом меня в райбольницу отправили — температура у меня оказалась критическая.

— Согласен. Но зачем тогда эти мелкие человечки? Нет их! Не только в натуре, даже в русских народных сказках они отсутствуют!

— Разве! — Милиционер товарищ Дудыкин посмотрел сначала на своего верного пса Акбара, который ухмылялся едва заметно, потом обвёл глазами дяди Федино жильё. — А кто же тогда бегает вокруг нас в красных шапочках? — спросил он.

— Никого нет! Никого! — закричал Аполлон Мухолов. — И не может быть! — И сам себя клюнул в палец, не справившись с нервами. Клюнул и снова в деревню понёсся.

— Наверное, за живописцем, — сказал Гришка.

Но Аполлон Мухолов привёл в дяди Федин дом председателя колхоза Подковырина Николая Евдокимовича, известного на весь район трезвыми, продуманными суждениями. Николай Евдокимович долго смотрел на дяди Федину картину. Потом головой потряс.

— Память у тебя, старик, беспощадная. Один жеребёнок сгорел. Остальных лошадей мы успели вывести. Ведь успели же!.. Зачем укоряешь? — И замолчал.

Он так долго молчал, что Аполлон Мухолов не выдержал, спросил:

— Кто вокруг в красных шапочках бегает?

— Как кто? — Председатель поднял на Аполлона усталые от забот глаза. — Мормыши бегают… Иногда их называют шнырями.

Аполлон Мухолов упал с подрамника, хорошо, на спину Акбару, который всё так же едва приметно ухмылялся.

Гришка принялся таращиться по углам, но ничего, кроме предметов обихода, не разглядел.

«Аполлон их не видит, и я не вижу, — подумал Гришка. — Аполлон понятно: он теперь зловредным стал, ироничным. А я почему не вижу? Наверно, зрение у меня ещё слабое».