Когда дядя Федя и Гришка остались в избе одни, дядя Федя сел на табуретку напротив своей картины и принялся скрести бороду пятернёй.
— Тяжёлое, оказывается, дело — изобретательное искусство. Мозги у меня прямо кипят от творческих размышлений. Я столько красок извёл, а яркости не добился… Но ничего, перейдём речку вброд.
— Вы в каком смысле говорите, в прямом или в иносказательном? спросил Гришка.
— Чего же тут иносказательного? Всякое дело — жизнь. Иначе дело не дело и время тратить на него не нужно. А жизнь — река бурная. Некоторые физкультурники, конечно, вплавь метят. Но вплавь течением сносит. Нацелился в одно место, а выплыл где? То-то и оно… Некоторые хитроумные на лодочке норовят, да ещё так, чтобы за них другие гребли. А вброд хоть и медленнее, зато всё чувствуешь: и камни подводные, и ямы, и мели. И в полную силу ощущаешь течение струй.
— А как повалит? — спросил Гришка.
— Что ж, иногда и повалит. Дак ты вставай прытче и снова вперёд. Красок мне, чувствую я, не хватит для новой картины, придётся в Новгород ехать. Ты гулять пойдёшь, к художнику-живописцу зайди. Пусть алой краски даст в долг для начала.
На высоком берегу реки Лиза стояла в красивой позе. Очень серьёзная девушка в очках фотографировала её на фоне заречной природы.
— Здесь, глядя на свой родной край, я мечтаю стать круглой отличницей, — говорила Лиза.
— А ты перейди речку вброд, — посоветовал ей Гришка.
Лиза ему ничего не ответила, но так выпятила губу, чтобы всем наблюдателям стало ясно, что она даже глядеть на него не желает.
Девушка в очках была корреспонденткой из Новгорода.
— Восхитительно, — сказала она и навела фотоаппарат на Гришку. Но Лиза загородила объектив своей головой с тремя бантами.
— Он нетипичный. К тому же нездешний. Здешние все хорошие… кроме Валерки.