— Хочу, чтобы вы прокатились в седле, — сказал конь Трактор. — Теперь я буду работать с самим товарищем Подковыриным.
Гришка залез в седло, ноги его до стремян не доставали, но сознание, что он в седле, делало Гришку как будто выше.
Конь бежал ровно, стараясь, чтобы Гришка не шибко набил себе место, на котором сидит. Седло — вещь удобная, но взрослая, юлить на нём не нужно.
Они по дороге проскочили, лугом прошли и по краю болота. Два бугорка одолели, лесом проехались.
Конь Трактор стал на лужайке или на широкой цветочной дороге, которая уходила вдаль и вдали терялась в тенях и бликах.
— Рекомендую посмотреть вокруг себя внимательно, — сказал конь Трактор.
А Гришка уже смотрел. Почувствовал он какой-то непонятный укол в сердце. Такой укол бывает, когда в чужом заграничном городе, устав от одиночества, нежданно услышишь родную речь.
Гришка подумал вслух:
— Почему так? В этом месте я ничего необычного не вижу, а почему-то тревожно мне… Неужели ромашки?
— По-моему, незабудки, — возразил конь.
— Нет, ромашки. Смотрите, чем дальше по этой просеке или дороге, тем они всё выше, всё больше становятся. А там, вдали, — смотрите, смотрите! ромашки как георгины.
— Может быть, — кивнул конь. — По-моему, незабудки, но каждый видит своё… Мои незабудки влево ведут, а ваши ромашки?
— Прямо! — крикнул Гришка.
— Значит, приехали. — Конь Трактор голову поднял, чтобы, вцепившись в его гриву, Гришке было легче слезать. — Не беспокойтесь, обратно дорога простая. — На прощание конь Трактор крикнул таким криком, словно табун лошадей, и пошёл рысью.
— И не страшно вам? — спросил Аполлон Мухолов пролётом.
— Нет, — сказал Гришка.
Аполлон Мухолов сел на ветку и всё подпрыгивал, словно ветка была горячая.
— Ну, ну… Я до сих мест долетаю, а дальше боюсь… Сейчас я влюблён окончательно и не могу рисковать своим счастьем, пускаясь вдаль.
— Вы говорили, что счастье в полёте.
— Я и сейчас говорю… — Аполлон Мухолов поклевал возле пальцев, посуетился на ветке, взъерошив перья, поднял на Гришку глаза. — Григорий, я выяснил окончательно, мой полёт — вокруг моего гнезда… Вдаль я уже один раз летал. — Воробей Аполлон Мухолов чирикнул, как всхлипнул, снялся с ветки и полетел к деревне. И всё быстрее, быстрее…
Остался Гришка один. Ромашки головы поворачивают — рыжие глаза в странных белых ресницах. Шепчут ромашки:
— Спокойнее, Гришка… Мы вокруг… Мы с тобой…
У ручья прозрачного, что выбивался из-под вывороченной бурей сосны, увидел Гришка маленького человечка с красными, как морковь, волосами. Человечек и до колена Гришке не достигал, но был уже стар. Сидел он на камне, руки его отдыхали на сухих коленях, как у всех стариков, которые много на земле наработали.
— Здравствуйте, — сказал Гришка.
— Здравствуй, — сказал человечек. — Извини, у меня как раз перекур кончился. — И, поклонившись Гришке, ушёл в лесные тени и блики.
Гришка помахал ему вслед. Направился дальше по просеке, удивляясь цветам ромашкам, которые с каждым шагом становились всё больше и больше.