Глава двадцать девятая

Корчма только-только просыпалась, когда я отдернул полог из цельных медвежьих полстей наскоро прилаженных взамен исковерканных дверей. Люди спали вповалку на столах и на лавках, кое кто из данов дрых прямо на студеном полу, подложив под себя отрезы звериных шкур. На ногах был один Эйнар. Устроившись возле очага, Большеухий хлебал что-то из глиняной кринки, захрустывал питие сырым поросячьим хрящем.

— Хорошие были двери, крепкие, — как бы про между прочим положительно оценил качество работы местных плотников матерый дан. — Надо бы новые сделать такие же.

Не хотелось мне гадать чья рука из Эйнарова хирда возле этих дверей насквозь продырявила копьем Мороза. Попозже все одно узнаю, но не сегодня. Сегодня мне надо живым остаться.

— Сделаем, — говорю, — лучше прежних.

Первым делом я собирался хорошенько подкрепиться, а то как-то пустовато в брюхе. Уже через четверть часа на поварне вовсю стряпали девчонки, подняв в воздух дурманящие запахи готовящейся еды и спустя совсем немного времени за составным столом посреди корчмы заняли места более двух десятков героев переживших осаду и штурм лодейного двора. Длина стола позволяла сидеть не в тесноте, при этом Эйнар расположился напротив меня, а дюжина его данов перемешалась с остатками наших с Сологубом десятков.

Пока я отсутствовал, Невул раздобыл где-то баранью тушу, освежевал на дворе и приволок разделанные ломти мяса к очагу.

— Я попросил, чтобы куски на огне долго не держали, — заявил Эйнар. — Так в мясе сохраняются нужные для мужчины соки.

Об открытии корчмы для посетителей вопроса не стояло. Слишком свежи затертые на полу пятна крови из груди Мороза и память о погибших друзьях. Да и какие тут посетители, когда кругом разруха, людям не до разносолов, а в самом заведении настоящее общежитие, в одной из комнат лежит раненый Яромир, по всем углам кучи трофейного шмотья и оружия, воняет как в конюшне.

Как это ни смешно, но обучать Мадхукара разуметь великий и могучий русский язык взялся Торельф сам понимающий нашу речь с пятое на десятое. Должно быть в молодом дане задолго до Макаренко внезапно проснулась тяга к педагогике и лингвистике. Шефство над ними взял Джари. Так и тусовались второй день везде втроем как лебедь рак и щука. Я поначалу даже испугался как бы эти ребята какой-нибудь новый, понятный только им язык не придумали, но потом забил, уловив зачатки осознанных изречений из уст индуса.

— Минай выставит херсира, — авторитетно озвучил общую мысль сидящий справа от меня Стеген, когда за общим столом я рассказал как прошла моя встреча с Рогволдом. — Эта крыса сам драться ни за что не станет.

Я уже и сам допер до этого умозаключения. Вот что за дурацкий обычай! Понятно, что князь не дипломированный юрист, но он все таки "верховный судья" в своем княжестве. Должен же как-то регулировать подобные вопросы без не совсем честного кровопускания. В итоге даже если человек трижды прав, но не умеет сносно драться, значит он умрет неправым и все будут уверены, что так решили боги? Вот поэтому и выставляют вместо себя того кто драться умеет получше… Ерунда какая-то, а не божий суд.

— Ты знаешь его, Эйнар? — спросил я на всякий случай и подробно описал залетного херсира.

— Старлугссона? Нет, пожалуй, — подумав, ответил Большеухий. — В Норвегии полно всякого сброда, всех не упомнишь.

Хреново. Противника мало знать в лицо, особенно незнакомого. Причин не доверять Эйнару у меня не нашлось. Он и за столом выглядел ниже всех, словно среди здоровенных в своем большинстве мужиков затесался подросток с непомерно широкими плечами. Зато сила авторитета в хирде непререкаемая.

— Я его знаю, — заявил один из бойцов Эйнара, немолодой, плечистый дан по имени Сьедульф Скользкая Щетина. — Два года назад видел его в Бирке. Помнишь, Эйнар, ты посылал меня продать десяток трэлей и дюжину мечей? Он опасен. Биться предпочитает двумя топорами или копьем. Не каждый знает как противостоять такому выбору оружия. На моих глазах Старлуг на суде поочередно разделался с двумя неплохими воинами и я не знаю так же ли ты неплох как те двое.

Кто-то из данов, кажется, худой как бамбук Бреруд скептически хмыкнул, а совсем юный, худобородый хирдман Алафьен так и вовсе заржал во всю глотку, видимо, обнаружив в словах Щетины нечто смешное.

— Старлуг Старлугссон прикончит тебя, зря ты согласился на хольмганг, рус, — громко хлопнув деревянной кружкой по столешнице, воскликнул Алафьен. — Ты ранен, он загоняет тебя как косатка тюленя!

Я поморщился. Ну и наглецы эти даны! Жрут, пьют в моей корчме как в своей, похотливо глазеют на девчонок, распоряжаются по хозяйски, еще и нахамить норовят. Нет, я, действительно, признателен им за неоценимую помощь, но по итогам дележки добычи даны в накладе не остались. Несомненно, такой матерый вожак как Большие Уши умеет держать свою кодлу в узде, но вот насчет его дальнейших планов сплошной туман.

По нашему все они болтали бегло, за исключением вечно угрюмого и всю дорогу молчащего Грайна. Именно Грайн, а не Эйнар осуществлял распределение причитающейся данам взятой в бою добычи между хирдманами и я, уже было подумавший, что Грайн немой, впервые услышал из его уст человеческую речь, когда он резко осадил все того же Алафьена, вздумавшего что-то выяснять. Факт знания данами чужого языка наводил всего на одну мысль — топчет эта ватажка Русь-матушку довольно продолжительное время, ну или очень часто наведывается с вполне определенной целью заработать бабла тем или иным способом.

— Помолчи, Алафьен! — сурово изрек Эйнар. — Это не совсем хольмганг. Боги должны направить руку того, кто более достоин победить и все признают его правоту по закону. Наши ярлы и конунги также прибегают к этому способу если не знают как рассудить спорщиков.

Молодой смиренно потупился и Большеухий продолжил:

— Я видел как ты сражался, Стяр. Ты быстр и замечательно двигаешься, хорошо владеешь телом, но твои ноги превосходят руки. Мне кажется, что ты взялся за оружие не так давно, если ты с чем-то раньше и управлялся, то точно не с мечом. Уж прости, но Алафьен прав, любому воину из моего хирда ты на один зуб, даже ему. Думаю также, что ты способен удивить любого. Удивить до смерти.

Алафьен довольно оскалился, польщенный похвалой и победоносно зыркнул в мою сторону.

Да, да, приятель, плохо ты меня знаешь…

Вот тут меня и накрыли последние слова Эйнара. Уж чего-чего, а удивлять я умею. В ринге многих удивлял, конкурентов по "бизнесу" тоже. Нетривиальный подход к делу, как правило, ведет к успеху. Вчерне план по физическому устранению Минаева наемника во мне уже оформился, оставалось проработать детали.

— Я не мог отказаться, — говорю, подмигивая Алафьену, — и прекрасно все понимаю. Знаю, что советом тут вряд ли поможешь, но все же прошу надоумить как одолеть Старлуга.

— Я скажу тебе… — начал Эйнар, но тут медвежий полог с шорохом отодвинулся в сторону и в теплую корчму ввалилась группа заснеженных товарищей состоящая из Гольца, Врана, Дрозда, Сологуба и Вендара. Стряхнув с воротников порошу, все они без какого либо приветствия протопали к столу и уселись на лавки. Широко сидевшие сдвинулись и потеснились, а Невул и вовсе уступил свое место рядом с Джари Врану. Долговязый лучник не любил подолгу сидеть за яствами, наевшись, имел привычку выйти продышаться. Дрозд перешагнул лавку и втиснулся слева между мной и Чусом. Карья с Улавой (так звали вторую девушку из сгоревшей корчмы) мигом обставили новых гостей полными еды плошками и кружками с медовухой.

Внимательно оглядев наши сосредоточенные лица, Дрозд отхлебнул меда и уставился в упор на Эйнара своим немигающим, потусторонним взглядом.

— Ты что-то хотел сказать, дан?

Эйнар наморщил лоб и кивнул. Не знаю, может быть в какой другой раз предводитель северной дружины и проявил бы норов, но после вчерашнего показательного выступления авторитет Дрозда среди наблюдавших зрелище взлетел до небес. Ночью по дороге в корму дан подробно расспросил Сологуба про Дрозда: откуда пришел, где учился обоерукому бою? Узнав, что боярин из местных кривичей и пришел на службу к Рогволду когда князь владел Полоцком уже лет пять, отстал.

— Я собирался дать Стяру всего один совет, — ответил Эйнар. — Ты не против?

— Ничуть. Я пришел за тем же самым, но уступлю тебе право высказаться первым.

Темный жир с бараньей лопатки обрызгал тонкое запястье Дрозда, стоило ему хорошенько впиться зубами в слабо прожаренный кусок.

— Благодарю, боярин, — с легким кивком и чуть заметной улыбкой произнес Большие Уши. — Надеюсь я не сильно оскорблю чью-то честь, если посоветую Стяру прямо сейчас выбрать того, кто будет представлять его на судебном поединке против херсира Старлуга Старлугссона.

— Очень дельный совет, — тут же отметил Дрозд. — А теперь скажи мне, дан, отчего ты вдруг вздумал указывать полоцкому десятнику что ему делать?

Все сидящие за столом настороженно притихли. Я почувствовал напряжение Стегена, соприкоснувшись с урманом плечами.

— Мой ответ прост, боярин, — проговорил Эйнар, ладонью утерев с усов блестевшую влагу, — Стяр сам испросил совета. Считаю, что он гораздо более ценен своей светлой головой, а не крепкими руками. Поэтому потеря воина, несущего на своих плечах удачу, будет в несколько раз весомее для Полоцка, чем потеря просто воина.

— С каких пор ты беспокоишься за судьбу города, который пришел брать на меч?

Резонный вопрос. Особенно из уст главы профильного ведомства. В жизни бы не подумал, что в раннем средневековье существует подобные инстанции. Мысленно я Дрозду поаплодировал. Мутный типчик этот Эйнар и бригада у него мутнорылая. Нынче с вами, завтра с ними, таких нужно разъяснять с самого начала, чтобы позже не пожалеть.

Я ни на секунду не усомнился, что за пределами корчмы сейчас бдит по крайней мере полусотня Вендаровых парней и случись непонятки с хирдом Большеухого, быть нехилой бойне во имя справедливости.

— Я сделал ошибку, примкнув к Горхиду. Увидев полоцкие укрепления, сразу понял, что ни куршам, ни моим ребятам не бывать внутри этих стен, а количество возможной добычи в жилищах вокруг города несравнимо с тем, что можно было взять в боярских домах. Мы продали свои мечи не тому, только и всего.

— Горхид действительно князь?

— Он очень хотел им стать. Домонт обещал ему земли за разорение Полоцка.

— Кто надоумил Домонта отправить на нас войско?

— Этого я не знаю, но слышал, будто кто-то послал куршскому князю весточку, что Рогволд готовит на него поход. Домонт тайно снесся с латгальскими и земигольскими вождями, дал Горхиду дружину и велел ударить первым. К тому времени я со своим хирдом уже два месяца вынужденно гостил у одного из Домонтовых бояр, чинил свой пострадавший в шторме корабль. Некоторые мои люди залечивали полученные в морском бою с ярлом Хакстейном раны. Я ухватился за предложение Горхида отправиться за добычей, чтобы поправить свое положение и отплатить боярину за гостеприимство. Уже в Полоцке я узнал, что барсучий выродок Хакстейн пал от руки сего славного десятника и захотел выразить ему свою признательность.

— Откуда знаешь наш язык?

— Я полтора года служил одному из велетских родовых князей по имени Далеслав. Тогда в моем хирде было больше сотни воинов и два быстрых корабля.

— Насколько я знаю, у велетов все решает вече.

— Так и есть. Далеслав был очень воинственный и справедливый муж, имевший сильный голос на общем тинге.

— Кто был у тебя главным кормчим?

— Грайн. Его еще называют Рыбой за милую особенность держать язык за зубами.

Эйнар ткнул пальцем в направлении Грайна и я поразился его смиренному терпению во время этого допроса. Скорее всего, Большие Уши отлично понимал, что ни он сам, ни один из его хирдманов с подворья корчмы живым не выберется, случись у него с Дроздом неразрешимые непонятки. Отвечал на вопросы долго не раздумывая и, как мне показалось, нигде не наврал.

— Значит, твой Грайн умеет хорошо водить драккар? — пожелал уточнить Дрозд, цепко удерживая в тонких пальцах тяжелую кружку.

— Лучшего я не встречал. Грайн великолепный наездник на драккарах. Любой корабль слушается его лучше, чем собственный живот. У бедняги Грайна очень слабые кишки, поэтому на стоянках он всегда ночует поближе к кустам и подальше от остальных.

Дрозд позволил себе протяжно присосаться к кружке, а затем улыбнуться.

— В море нет кустов, как он выстаивает за кормилом столь продолжительное время?

— В море мы его не кормим, — Эйнар насмешливо хмыкнул. — Да и не стоит он, а сидит на бочонке со съемной крышкой или свесив задницу за борт.

Лица тех, кто знал Грайна просветлели от упоминания столь пикантных подробностей об особенностях организма их товарища. Мне показалось даже, что даны гордятся свои кормчим не меньше, чем командиром.

— Есть и еще кое-что отчего я решил больше не поддерживать Горхида. На стягах Полоцка вышита рогатая бычья голова, точно такой знак носил Далеслав. Я горько сожалел о его гибели и сейчас сожалею. С ним мы завоевали много славы и добычи, с оружием в руках побывали в чужих землях.

Голос предводителя данов звучал твердо и уверенно, Дрозд кивнул головой и я пришел к выводу, что он удовлетворен ответами Эйнара.

— Это не просто бык — тур, — проговорил Дрозд. — Лесной хозяин. Священный зверь Радогоста. Старинный знак лютичских князей. Что ж, возможно ты и прав. Рогволд с братом пришли в эти места совсем молодыми. Кто знает, может быть велетский князь Далеслав приходился им сродником.

После этих слов боярин повернулся ко мне.

— Стяр, ты расслышал совет Эйнара? Самое время ему последовать. У меня тоже есть для тебя совет и он полностью совпадает с Эйнаровым. Как думаешь поступить?

Я открыл рот, чтобы озвучить готовый ответ, но Джари оказался шустрее.

— Я готов выйти вместо тебя! — поднявшись с места, торжественно произнес араб. — У меня пред тобой долг жизни, когда как не сейчас его выплатить!

Со всех концов послышались одобрительное кряхтенье и мычание. Араба в деле видели почти все и все сейчас согласно кивали головами.

— Ну вот и боец сам нашелся, — подытожил Дрозд. — Лучшего и подобрать трудно. Что скажешь, Стяр?

— Я тоже не прочь тряхнуть ушами и проверить сказанное Сьедульфом, — вставил Эйнар. — Думаю, еще несколько моих воинов не откажутся успокоить херсира. Так ведь, Алафьен?

— Так, ярл! — воскликнул молодой викинг, обрадованный оказанным доверием, — Я с удовольствием отправлю Старлуга на пир к старине Одину!

— И я готов! — подал голос Сьедульф. — Несколько его уловок я подсмотрел в Бирке, ничего для меня нового в них нет.

— Меня выставь, Стяр, я с ним разберусь, — уверенно пообещал Вендар, воинственно выпятив подбородок.

— Выбирай, десятник, слово за тобой, скоро время выходить, — решил поторопить мои раздумья Дрозд.

Время кому-то умереть, он хотел сказать…

Вот, значит, как! Жизнь мои спасать собрались. Гладиаторы, блин! Эх, Андрюша! Не верят в тебя соратники. Считают неумехой и правильно делают. Кого из них я смог бы ушатать в настоящем бою? Да никого! Уровень мастерства и опыта просто не сопоставим. Годы изнурительных тренировок против моих нескольких месяцев занятий с оружием.

Мне в друг стало нестерпимо жарко, захотелось рвануть ворот и вдохнуть поглубже. Переборов нахлынувшую слабость, я медленно встал, знаком попросил Джари опуститься на лавку, обвел взглядом заросшие растительностью, суровые лица собравшихся, увидел в проеме поварни бледный Младинин лик и отчетливо произнес:

— Благодарю всех за участие, ни в ком из вас я не сомневаюсь! Соблазн велик, но я никого выставлять не собираюсь. Это мой бой. Боярин Минай оскорбил меня нарочно. Меня, не вас. Между нами старые личные счеты и именно поэтому я обязан сам выйти на бой. Хорошо, что вы не внушаете барану, то есть мне, какой он великий да могучий и может разорвать и сожрать волка. За это я вас и ценю. Это с вашей стороны честно. С моей же стороны будет честно драться самому. Я все сказал, возражений больше не принимаю. Если у кого найдутся замечания по существу я выслушаю.

Возражений равно как и замечаний не последовало. Насуплено сопел Вран, несколько полученный в бою ран заставили его молчать и не выступить в мою поддержку. Тоже самое со Стегеном и с остальными, чей голос не прозвучал.

— Глупо, — заключил Дрозд. — Я бы понял тебя, если бы ты бился с самим Минаем, но сейчас ты как послушный бычок идешь у него на поводу. Он хочет добраться до тебя чужими руками не в первый и не в последний раз. Сколько еще ты собираешься драться с его людьми?

— Пока у него херсиры не закончатся, — буркнул я и отправился в свою каморку готовиться к поединку, но перед тем вышел ненадолго за медвежий полог перехватить морозного воздуха.

Вся подготовка отняла у меня несколько минут, дольше с помощью Млады перевязывал ногу с плечом. Раны мои при беглом осмотре сразу после битвы опасений не вызвали. Железо до кости не достало, вспорото мясо, но не так глубоко как мне казалось, даже зашивать не стали. Чтобы не загноилось, посыпали каким-то сухим растительным зельем и туго завязали ляжку да плечо. В любом случае мне бы не ходить да с другими отморозками биться, а полежать денек-другой, пока окончательно не спаяются края. Это если по уму, но в реалиях выходил совсем иной расклад. Тугие повязки и режущая боль ощутимо мешали двигаться в привычном режиме, но и в таком состоянии я не имел права уклоняться от боя. Люди, вон, со сломанными ребрами чемпионаты мира выигрывали…

— Плохая у тебя нога, — тревожно заявила Млада после того как сняла запятнанные красным тряпки и прикоснулась к багровым берегам пореза сбоку повыше колена. Я скрипнул зубами, превозмогая резанувшую боль. — Горячая дюже. Тебе примочки нужны целебные и покой.

— Ерунда, — отмахнулся я. — Раны всегда горячие. Давай завяжем чистым, после поединка примочки наложим если понадобится, на мне как на собаке заживает.

Напялил я на толстую шерстяную рубаху войлочную безрукавку, облачился в кольчугу, поверх кольчуги приладил стальной нагрудник и наплечники. Обернулся широким кожаным поясом, предварительно отцепив с него чехол с ножом — не понадобится и весу меньше. Завершил облачение перекинув через правое плечо перевязь с метательными ножами. Вытащил из ячеек все, за исключением самого нижнего. Затягивать на мне многочисленные ремешки помогала Млада. В глубоких ее глазах бухли слезы, покрасневшие кончик носа и веки выдавали сильное желание зареветь, но держалась она молодцом.

И все таки не выдержала. Задержала руки на последнем узле, подняла лицо.

— Тебе обязательно драться? Драться самому?

Я обнял ее, прижал к груди, провел ладонями по спине, зашептал в ухо:

— Я должен. Сам должен иначе никак. Я убью его, Младушка. Убью, ты не плачь. Я этих урманов одним ударом…

И тут ее прорвало. Все мое нагрудное железо вмиг стало влажным от горьких, соленых слез. Я обнимал содрогающееся в рыданиях хрупкое девичье тело и едва ли не впервые понял как она мне дорога. Мелькнула мысль послать к чертям княжью службу, продать корчму и корабль да податься с Младой путешествовать, искать пропавшего кореша Мишаню. Нет, в ее положении, а тем более с младенцем на руках нам только и путешествовать…

Я поцеловал теплые, мокрые щеки и мягко, но решительно отстранил от себя Младину.

— Мне пора идти, — говорю. — А пока я буду героически побеждать, вы с Карьей сходите в дом Диканя, поищите Росу. И за Кокованом присмотрите, что-то сдал старикан, может рану какую скрывает.

Млада порывисто выбежала из каморки, а я закончил последние приготовления и задержал взгляд на земляном тайнике с богатством.

В общем зале я прошел к стене, возле которой свалили трофейное оружие и выбрал себе щит покрепче. Толстая, окованная по краям круглая деревяха с титькой умбона посередине должна выдержать несколько ударов топора или копья стопроцентно. Большего мне и не требуется.

Народа за столом поубавилось. Люди перебирают шмот, чистят оружие, делом занимаются, короче. Дрозд подсел к Эйнару и вполголоса ведет задушевную беседу, вероятнее всего, склоняет Большеухого к долговременному сотрудничеству с полоцким князем.

Ко мне подходит делегация состоящая из Джари с Мадхукаром.

— Стяр, Мадхукар хочет, чтобы ты взял в бой его саблю, — говорит племянник хаджиба и пропускает вперед индуса с обнаженным булатным клинком в протянутых ладонях.

— Зачем? — удивляюсь я искренне. — У меня меч есть.

— Она полегче меча, но сечет доспех словно ветхую ткань. Сабля быстрее, после удачного удара нужно лишь протягивать клинок, чтобы глубже взрезать плоть. Бери, уверен, она тебе поможет.

Я смотрю на длинное, слегка изогнутое, голубоватое синдское лезвие и не могу оторвать глаз. Я ведь даже в руке его не держал и понятия не имею как это — протягивать клинок. Что-то мне подсказывает — не потянет сабля супротив наших кольчуг и броней. Одно дело в Индии да в землях злых мавров или где там привыкли орудовать Мадхукар с Джари. Там жарко, внутри железной оболочки под палящим солнцем воин как тушеный цыпленок в консервной банке. Доспехи там сильно легче, оттого и сечь по ним сабелькой с оттягом значительно эффективнее. Не знаю, может я и ошибаюсь…

Однако, хитрецы! Даже я в курсе, что победитель вправе забрать оружие побежденного. Убьет меня урман и Мадхукар больше не увидит свое сокровище. Прошляпить такой клинок сравни потере жизни. Кшатрий биться за меня не вызывался и это правильно, хоть он и из касты прирожденных воинов, а все же может оказаться не готовым к тому что предложит ему херсир Старлуг. Отказаться? Сказать, что не умею драться саблей?

— Я верну ее тебе, Мадхукар, — говорю, принимая из рук индуса великолепный клинок. — Верну и ты научишь меня как следует с ней правильно управляться.

Я отцепил меч и привесил на его место ножны с саблей, продел руки в полушубок, надел бобровую шапку, взял в руки щит и шлем и направился к столу смочить пересохшее горло.

— Выглядишь ты вполне уверенно, уверен ли внутри? — критически обозрев мой воинственный облик, поинтересовался Эйнар.

— Ты же знаешь как я убил Тювельда? — вопросом на вопрос ответил я.

— Торельф рассказывал. Ты воткнул Косатке в глаз кончик своего меча.

— Вот именно. Так что наблюдай и слизывай передовую технику ближнего боя, мой датский друг.

Эйнар Большие Уши еще раз придирчиво оглядел меня, задержал взгляд на перевязи с единственным метательным ножиком. На его лице промелькнуло замешательство, он пошевелил челюстью под тяжелой бородой, прищурил глаза.

— Гляди, Стяр, себя не перехитри.

— Ага, постараюсь. Эту саблю Старлугссон получит только через мой труп.

Дрозд выразительно мотнул головой и неодобрительно произнес:

— Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Еще имей в виду, иногда, чтобы приобрести, нужно что-то отдать. На вот, выпей на дорогу.

Разгадывать чужие загадки мне не хотелось. Я принял из рук Дрозда чарку и выхлебал кисло-сладкую жидкость, приятно растекшуюся по нутру. Меня чуть передернуло, снова накатила непонятная слабость. Не нужно было столько жрать перед боем, а вот попить не мешало, интересно чем он меня попотчевал, на сладкое пиво похоже…

Я чувствовал себя собранно и решительно настроенным совсем как перед поединком в ринге, усиленно отгонял лишние мысли, но от одной так и не смог избавиться, поэтому перед тем как перешагнуть порог корчмы подозвал к себе Гольца.

— Вот что, друг Голец, — говорю тихонько, чтоб никто не услыхал, — собери-ка все серебро из нашей кубышки и поставь против Старлуга.

— Ты уверен, Стяр? — осторожно уточнил давний приятель.

— Делай, что говорю. Мертвому мне оно без надобности, а братве корчма по наследству перейдет, я предупрежу Рогволда на этот счет, не переживай. При благоприятном исходе поединка наварим серебришка мама не горюй! Понял?

Голец неуверенно кивнул.

— Но для начала побежишь на торговую площадь и расскажешь всем, кого встретишь, какой… — черная муть поднялась перед глазами, я зажмурился, чтобы прогнать головокружение, — … какой распрекрасный воин этот Старлугссон. Потом раздели серебро на десять равных частей и бейся об заклад, что я его завалю. Спорь только с самыми зажиточными, на мелочь не разменивайся. Все запомнил? Тогда отправляйся расхваливать херсира.

— Все сделаю… батька, — грустно заглядывая в глаза, заверил меня Голец.

— Э-э, ты чего, братишка? Похоронил меня? Забыл, что железо меня не берет?

Ничего не ответив, Голец метнулся в каморку и через пять минут так же молча выскользнул за полог, удерживая подмышкой тяжелый сверток.

Путь из корчмы до места предстоящего боя занял бы минут пятнадцать. Процессия растянулась на добрых три десятка метров, ведь почти все, кто был в тот час в заведении, пожелали лицезреть главный бой года, и напоминала похоронное шествие. Я отрешенно брел впереди, пытаясь мысленно срежиссировать ход поединка. Херсир уже наверняка в курсе моих бойцовских качеств, на сближение идти не станет и почти стопроцентно выберет копье. Как я прихрамывал на совете он видел и про задетое в бою плечо тоже извещен, поэтому за первым натиском последует изматывающая игра — попади в лоха копьем.

Чтобы приобрести, нужно отдать? Отдам. Попрыгаю немного и отдам. Позволю Старлугу проткнуть себя. Несильно. Покажу, что он попал, зажмусь. Он кинется добивать, а я ему ножик в рожу… Минай завопит, не по правилам, дескать… у меня нож. Так и у Херсира нож на поясе, а у меня нету… у меня такой, кто мешал урману швырнуть в меня? Повязку, кажись, перетянули… больно-то как! В правилах же не сказано какой именно нож должен иметься у поединщика. Выбирается лишь основное оружие для боя, а нож как само собой разумеющееся. Что не так? Снег задолбал… Как там Миша? Велика беда, одним херсиром меньше… У Невула смешная голова… Кто-нибудь видел Жилу? Надо завтра же заказать двери… нога пульсирует, будто у меня сердце не в ноге, а в ляжке… чудно…

В овраг спускаться не стали, пошли кругом по утоптанному пути. На одном из поворотов я вдруг понял, что не могу больше нести щит и с трудом различаю дорогу.

— Торельф… возьми…

Вытянув руку, я едва не упал, теряя равновесие, голова стала заваливаться набок, кто-то подхватил меня под локти, начал ласково заваливать на спину…

— Держите его.

Голос Эйнара.

— В корчму его живо!

А это Дрозд. Странный он все-таки тип, хоть и неплохой мужик…

Загрузка...