В Арафу Монтейн возвращался в сумерках. Конюшни в замке и впрямь оказались княжеские, и коня он себе выбрал сказочно красивого: темноигреневого махрийца с длинными волнистыми гривой и хвостом – волосы наверняка заплетали в косы. Монтейн немного погонял его рысью и галопом по лугам на холме, вспоминая деревенское детство, а затем, поостыв, спешился и отпустил коня самому выбирать себе занятие по душе. Почему-то он был уверен, что игреневый красавец не бросит его среди чистого поля, а будет мирно пастись неподалеку от Монтейна, куда бы тот ни пошел. Так и случилось, поэтому Монтейн смог наконец проверить, как ведет себя палаш: сначала по-мальчишески, с азартом повоевал с чертополохом на опушке буковой рощи, а потом начал припоминать упражнения Лейме, с каждой минутой все больше убеждаясь, что палаш создан именно для него.
Потом, утомившись, Монтейн с махрийцем нашли себе место для купания в чистом неглубоком пруду с песчаным дном. Вода была, мягко говоря, уже осенней, хотя и наверняка теплее, чем в реке, так что купались они недолго, а после этого не торопясь отправились домой. В конюшне Монтейн собирался расседлать коня, но подошел призрачный грум, на вид ровесник юноши, взял у него поводья и сам занялся этим делом.
– Спасибо, – слегка растерянно поблагодарил его Монтейн и отправился к себе.
К «командным» флигелям как раз катила запыленная карета. Монтейн посторонился, сошел с дорожки на газон, а затем и вовсе пошел за каретой, любопытствуя, кто же приехал. Судя по тому, что карета свернула к «имперскому» флигелю, прибыл кто-то из Команды Империи, а значит, противник. «И не только противник», – запоздало сообразил Монтейн. Если это боец Империи, то он – офицер ОТК. Один из тех, кто почему-то дал рекомендацию очаровательному господину Монтейну. Не Кали, потому что тот настолько грязной каретой побрезговал бы. Или, вернее, Нолл не позволил бы себе отпустить графа Менкалинана в такой грязной карете.
Карета остановилась, но из нее никто не вышел. Монтейн с интересом приблизился и остановился рядом, гадая, не будет ли сочтено за наглость, если он откроет дверцу кареты. Если он не ошибся и в карете находится человек из имперской команды, то это кто-то знакомый – с чего бы ему давать рекомендацию совершенно незнакомому человеку? Но кто? Кто? Он не решался открыть дверцу. Вдруг это будет нарушением кодекса? Противники все-таки…
Немного погодя в карете раздался шорох и изнутри послышался знакомый голос с тягуче-капризным ботисским выговором:
– Мы что-о, уже доеха-али? – Фразу закончил могучий, от души, зевок.
Монтейн рассмеялся:
– Да, доктор Мергус, выгружайтесь.
Из кареты донеслось какое-то неопределенное междометие, потом дверца открылась, и Мергус поставил ногу на ступеньку.
– Э-э… – Уставившись в упор на Монтейна, доктор прищурил глаз и заговорил: – Неглубокая сабельная рана, запущенная, незначительное нагноение. Обработано, прогноз благоприятный. Да?
Монтейн с некоторым недоумением сообразил, что доктор Мергус запамятовал его имя, зато помнит диагноз.
– Что ж вы мне в ОТК рекомендацию дали, если как звать не помните? – с укором спросил Монтейн.
– Надо же было ее кому-то дать, – ответствовал Мергус, выходя из кареты. – Вот я и сочинил бумажку, пока еще имя помнил. А что? Раз уж привез невинного деревенского отрока в сей город греха, то надо за него ответственность нести. Оно конечно, не стоило тебя из придорожной канавы подбирать, но раз уж подобрал – приходится за это отвечать. Мы в ответе за тех, кого облагодетельствовали. Как там тебя… я же помню, фамилия у тебя какая-то банальная, ты уж извини… а, Монтейн! – Он остановился на крыльце и хозяйским взглядом обвел парк и постройки. – В воротах сказали, что я прибыл последним. Значит, дуэль завтра. Надо хотя бы пару часов поспать и привести записи о чуме в более приличный вид, а то отчеты никто и читать не будет, сразу на помойку выкинут. А ты здесь какими судьбами? – рассеянно спросил он больше для поддержания беседы, чем из интереса.
– Я в Команде Арафы, – сообщил Монтейн.
Мергус окинул его более внимательным взглядом, заметил наконец палаш и заключил:
– Значит, не пригодилась тебе моя рекомендация… Жаль. Не люблю, знаешь, дуэлировать с бывшими пациентами. С будущими – сколько угодно, а вот с бывшими… – Он пожал плечами.
– А это ничего, что мы с вами разговариваем? – немного смущенно спросил Монтейн. – Может, правилами запрещено, раз мы противники?
– Да ну, какие церемонии? – неподдельно удивился Мергус. – Дуэль-то нам предстоит не простая, а Арафская. Если б дело только одного меня касалось, я бы задумался об этичности разговора. А раз ты тут стоишь и со мной лясы точишь, значит, все в порядке.
– Не понял, – насторожился Монтейн. – Пожалуйста, разъясните.
– А стоит? – усомнился Мергус. – Я не уверен, что тебе понравятся мои разъяснения.
– Мне они уже не нравятся, – хмуро сказал Монтейн. – Так что не беспокойтесь, пугайте меня дальше.
– Хм… – Мергус в сомнениях потер ладонью шею, с тоской посмотрел на дверь флигеля и предложил: – А давай ко мне зайдем. Перекусим заодно, а то я обед пропустил – так в Арафу торопился.
Он открыл дверь и пропустил Монтейна в широкий коридор. Помещение для Команды Империи мало чем отличалось от флигеля Команды Арафы, разве что обои и портьеры были других цветов. А так все было не менее богато обставлено и вполне могло произвести впечатление на деревенского паренька, которым был когда-то Монтейн. Честно говоря, оно и сейчас производило: Монтейн смутно догадывался, что мебель и прочее убранство стоят бешеных денег, но добили его столовые приборы. Несколько часов назад, после короткого сна, он решил подкрепиться тем, что в комнате нашлось, и был ошарашен фактом, что вилки, ложки и даже блюда, на которых была разложена разнообразная снедь для перекуса, оказались золотыми. И, как смог теперь убедиться Монтейн, Команде Империи была положена такая же роскошь. Мергус, впрочем, потрясен не был: спокойно перенес несколько больших тарелок из буфетного шкафа на стол, поставил рядом бутылку и бокалы и сел, вплотную занявшись едой. Монтейн тоже был не прочь подкрепиться после прогулки.
– Так чего я не знаю об Арафской дуэли? – спросил Монтейн немного погодя.
– Откуда я могу знать, что именно ты о ней знаешь? – раздумчиво ответил Мергус. – Но, думаю, вряд ли тебе выложили самые неприятные подробности.
– Мне говорили, что Арафская дуэль – это на самом деле не дуэль, а жертвоприношение.
– Тебя это не смущает?
– Смущает, – сказал Монтейн. – но я могу в такое поверить, когда об этом говорят достаточно серьезные люди.
– А ты с остальными из Команды Арафы познакомился?
Вопрос показался Монтейну настолько неожиданным, что он глубоко задумался. А ведь и правда: завтра ему предстояло всерьез драться, а он даже не удосужился познакомиться с теми людьми, которые должны были стать его соратниками. Ему даже мысль в голову об этом не закралась!
– Не-е-ет, – протянул он задумчиво. – И ко мне никто не подошел.
– И вряд ли подойдет, – сказал Мергус. – В вашей команде будет пять человек, но разум только один. И этот разум – нечеловеческий. Разум Арафы.
– Это как? – Монтейн начал что-то понимать – но понимать это ему очень не хотелось.
– Всю вашу тактику и стратегию в бою будет определять Арафа, – сказал Мергус. – Поэтому все равно, знакомы ли вы, хорошо ли организованы…
– То есть мы – марионетки Арафы, – определил Монтейн, обращаясь к самому себе. Эх, а он-то разбежался: дуэль, возможность выиграть… Кажется, тут все заранее предопределено. – То есть это нечестная игра.
– Это не игра, а жизнь, – сказал Мергус. – А жизнь, знаешь ли, подлая дама.
– А как это… как это будет? – спросил Монтейн. – Я стану безвольным болванчиком?
Такая перспектива его всерьез пугала. Быть запертым в своем теле, как в тюрьме, и чувствовать, как некая сторонняя сила тобой управляет? Что может быть ужаснее? Уж лучше потерять рассудок и лишиться сознания.
– Да нет, – качнул головой Мергус. – Говорят, люди из вашей команды обретают необычайное сродство с Арафой, становятся с ней единым целым и не могут отделить свои желания от ее желаний.
– То есть рассудок я все-таки потеряю, – сказал себе Монтейн.
– Рассудок, я думаю, все-таки останется при тебе, – возразил Мергус. – Но вот что к нему добавится – я не знаю. Был бы я в этой дуэли сторонним наблюдателем, то, возможно, сейчас бы из кожи лез, пытаясь выяснить, насколько необычно ты себя чувствуешь. Это, если честно, богатейшая тема. Я полагаю, влияние Арафы сродни животному магнетизму… хотя ты не знаешь, что такое животный магнетизм.
– Знаю, – хмуро сказал Монтейн, которого открывающиеся перспективы не радовали. – Я посетил пару лекций. Но оказалось, что к электромагнетизму он не имеет никакого отношения, а во все эти штуки с внушением и гипнозом я не верю. – Он подумал и добавил: – Хотя от Арафы я могу этого ожидать. Ощущения у меня порой странные… будто я блин со спорыньей съел.
– Галлюцинации? – с интересом спросил Мергус.
– Призраков вижу. А вы?
Мергус пожал плечами:
– Не верю я в призраков.
– Я тоже. Но вижу их уже второй день.
– Животный магнетизм, – авторитетно заявил Мергус. – Хотя… Арафа все-таки замок, а не живое существо.
– Арафа – живая, – вяло возразил Монтейн. Он подумал и добавил, не уверенный в том, что Мергус поймет его правильно: – Она прекрасна.
Мергус, как ни странно, понял. Во всяком случае, он понял, что Монтейн говорит об Арафе не как о великолепном архитектурно-ландшафтном комплексе.
– Она не стоит того, чтобы за нее умирать, – сказал Мергус. – Если бы она была по-настоящему прекрасна, она не требовала бы жертв.
– Я больше ничего не способен для нее сделать, – сказал Монтейн.
– Магнетизм, – убежденно заявил Мергус. – Парень, тебя опоили.
– Па-а-арень, те-е-ебя опои-и-или, – передразнил Монтейн. – Ладно, опоили не опоили, а на дуэль завтра выходить придется.
– Будь моя воля, я бы сбежал из этого дурного места подальше, да и тебя уволок бы. На плаху, правда, не хочется. Так что – да. На дуэль выходить придется. У меня только просьба… если ты, конечно, сможешь ее исполнить. Завтра не становись против меня, а? Я же говорил, не люблю драться с бывшими пациентами.
– Я постараюсь, – серьезно пообещал Монтейн.