На рассвете понедельника дверь самого обычного подъезда в самом обычном доме, в самом что ни на есть обычном районе Беляево широко распахнулась и двое «юношей прекрасных» выскочили на улицу с устрашающим видом и огляделись по сторонам. Их с легкостью можно было бы принять за откормленных крупных горилл, если бы не слишком белый цвет кожи и полное отсутствие выражения на лицах, что гориллам, животным умным и высокоразвитым, совершенно не свойственно.
Тем временем к подъезду подъехал черный «Мерседес» в сопровождении черного же джипа. Из джипа выскочила еще парочка юношей, которые, свирепо вытаращившись, встали по обе стороны от «Мерседеса».
Все эти ритуальные пляски, сами по себе явление из ряда вон выходящее, завершились и вовсе невероятно — из подъезда вышел господин Забржицкий собственной персоной. Замыкал шествие Святополк Ройфер, щурившийся сквозь захватанные пальцами стекла очков и кажущийся еще более потрепанным, чем обычно.
Утро было раннее, и рядовые граждане еще только открывали мутные со сна глаза, разбуженные звоном своих будильников, поэтому выход народного любимца не сопровождался ревом рукоплещущей публики. Журналисты же еще не раскопали новую интрижку лидера ППП с подающей надежды фотомоделью Снежаной Хрущенко, квартиру которой две минуты назад покинул Забржицкий. Так что напрасно его охрана напрягала бицепсы и вращала глазами.
Охрана запихнула Забржицкого в «Мерседес». Туда же, на переднее сиденье, собрался было сесть Ройфер и даже открыл дверь, но внезапно замер.
— Ну, чего ты там? — пролаял его начальник. — Паралич тебя хватил, что ли? Машину мне выстудишь, придурок!
— Георгий Генрихович, я папку в квартире забыл, — виновато пробормотал Ройфер.
— И за что я плачу вам, дебилам, не знаю. Давай в темпе за ней! Одна нога там, другая здесь! Серега, дай ему ключи.
Ройфер поймал на лету связку на брелоке и торопливо засеменил назад, к подъезду.
Однако, как только за ним закрылась дверь, повел он себя на редкость странно. Расправил плечи и стал выше ростом. Выражение лица вместо униженного и жалкого стало вдруг холодным, сосредоточенным и очень жестким. Настолько жестким, что увидь его Забржицкий — не узнал бы народный избранник своего помощника.
Очутившись в лифте, Ройфер — или тот, кто называл себя этим именем, — нажал кнопку не шестого этажа, где находилась квартира фотомодели, а последнего.
Выйдя на балкон, куда вела дверь с лестничной клетки верхнего этажа, Ройфер вскочил на железную лестницу, поднимавшуюся на крышу, и с обезьяньей ловкостью вскарабкался по ней наверх.
На крыше его ждала черная спортивная сумка. Расстегнув «молнию», он заглянул внутрь. Усмехнулся и потянул себя за волосы. Сальные пегие патлы соскользнули с коротко стриженной белобрысой головы, внезапно оказавшись париком.
Бросив парик на землю, точнее — на битум, которым была залита поверхность крыши, Ройфер сдернул и очки. Широко открыл белесые мутные глаза, избавляясь от линз, и через мгновение они стали серо-голубыми и ясными. А еще через пару секунд помощник депутата избавился от желтых и кривых накладных зубов, оставшись с настоящими — мелкими, но крепкими и белыми.
Закончив метаморфозы с лицом, «Ройфер» скинул с себя мятый, несвежий костюм и облачился в одежду, извлеченную из сумки, — джинсы, толстовку, кроссовки и спортивную жилетку с капюшоном. Костюм он бросил поверх парика.
Затем он открыл свой дипломат и достал оттуда маленькую серебристую коробочку с кнопками. Нежно улыбнулся ей и с силой надавил на одну из кнопок большим пальцем.
Дом содрогнулся от оглушительного грохота. Зазвенели вылетающие стекла, взвыли противоугонные сирены автомобилей, стоящих поблизости от дома. Многоголосые крики заметались внизу, эхом отражаясь от каменных стен колодца-двора.
Киллер снова улыбнулся и, присев на корточки, чиркнул спичкой.
Через четверть минуты он быстро шел по крыше, чтобы спуститься вниз через дальний подъезд, а за его спиной ярким пламенем горело все, что осталось от Святополка Ройфера.