Кодекс чести вампира

Глава 27 НЕТ ЧЕЛОВЕКА — НЕТ ПРОБЛЕМЫ

Надя растолкала меня ни свет ни заря. Встряхнула, словно собиралась сделать коктейль из моих внутренностей, и сдернула с меня одеяло. От такой побудки даже покойник открыл бы глаза, а я пока еще была жива. Впрочем, если Надя планирует и в дальнейшем обращаться со мной подобным образом, жива я останусь недолго.

На самом-то деле, конечно, и свет, и заря наступили уже давно — без чего-то там десять было на часах, когда я, стеная и поеживаясь, поплелась в ванную. Но если за разговорами просидишь чуть ли не до рассвета, то после тебе и полдень покажется несусветной ранью.

Когда я, приведя себя в чувство холодной водой и хорошей порцией зубной пасты, появилась на пороге кухни, там уже дым стоял коромыслом — громоздились горы бутербродов и вареных яиц, пахло кофе и орало радио. Даниелю с Надей, без сомнения, повезло, вяло подумала я. Но мне бы все же хотелось, чтобы вместо Нади рядом со мной оказался Себастьян. Не говоря уж о моих нежных к нему чувствах, он, кроме того, ни разу за время нашего близкого знакомства не стаскивал с меня одеяло.

Радио, разорявшееся на какую-то экономическую тему, ускользавшую от моего не до конца пробудившегося сознания, вдруг словно поперхнулось и провещало загробным голосом:

— Срочное сообщение! Ведущие информационные агентства сообщают, что около трех часов назад во дворе жилого дома в Беляево была взорвана машина, принадлежавшая депутату Государственной думы Георгию Забржицкому. Депутат, водитель и двое охранников погибли на месте.

Яйцо выпало из моих рук на стол, покатилось влево и свалилось на пол, хрустнув треснувшей скорлупой.

— Пострадали также водитель и пассажиры машины сопровождения, — продолжило вещать радио. — Оперативные работники уже установили личность и приметы исполнителя этого дерзкого и циничного заказного убийства. Ведется розыск. Имя убийцы не раскрывается в интересах следствия.

Встретившись взглядом с Надиными вытаращенными глазами, я похлопала ресницами и честно сказала:

— Я тут ни при чем!

— Я догадалась, — ответила Надя, приведя в действие отвисшую было челюсть, и нырнула под стол. Появившись на поверхность с оброненным мною яйцом, она вернула мне покалеченный падением продукт питания и потрясенно сказала: — Конечно, одним подозреваемым меньше, но это уж чересчур… За что, интересно, его так?

— Не знаю, но вряд ли из-за Хромова.

Телефон задребезжал.

— Кто это в такую рань? — я недоуменно вскинула брови.

— Готова спорить, кто-нибудь из наших ненаглядных начальников, — хмыкнула Надя. — Хотят поручение нам какое-нибудь дать в связи с изменившейся обстановкой.

У меня сладко екнуло сердце. Вот если бы этот «кто-нибудь» оказался…

— Доброе утро, Марина Андреевна, — раздался в трубке красивый бархатистый голос. — Не разбудил?

Надо было мне положить яйцо не на стол, а на тарелку, прежде чем подходить к телефону. Боюсь, что оно опять упало на пол.

— Святополк? — не веря собственным ушам, пискнула я.

— Вообще-то, мне не очень нравится это имя, но пусть будет так за неимением лучшего.

И тут до меня дошло… В новостях не называли среди пострадавших помощника депутата. И это значит… Я почувствовала, что моя ладонь, прижатая к трубке, стала влажной.

— Вы… что-то хотели мне сказать?

— Да. Как я понял, вы интересуетесь убийством Хромова. Так вот, покойный депутат не имел к нему никакого отношения. Запись на той кассете, которую я — каюсь! — собственноручно подбросил в ваш почтовый ящик с ведома и по поручению моего безвременно ушедшего в мир иной начальника, была сделана на пресс-конференции, которую Георгий Генрихович дал на следующий день после инцидента с портретом… Вы понимаете, о чем я говорю?

Я ответила утвердительным мычанием.

— Никакого киллера мой бывший шеф не нанимал, история с картиной была обычным цирковым представлением, а отношения Забржицкого и Хромова оставались самыми наилучшими. Я вас не очень разочаровал?

— Н-нет, — пробормотала я. — А почему вы мне позвонили?

— Эмоциональный порыв. Редко себе такое позволяю, но бывает. Приятно иногда разрубать запутанные узлы. Да, вот еще, на всякий случай предупреждаю вас — неприятность, произошедшая с Георгием Генриховичем, ни к вам, ни к теме вашего журналистского расследования не имеет ни малейшего отношения, так что не забивайте себе голову.

— Святополк, это вы убили Забржицкого? — неожиданно для самой себя спросила я.

Многострадальное яйцо снова шмякнулось над пол — на этот раз выпав из Надиных рук.

Но ответа на свой вопрос я так и не получила. В трубке раздался негромкий смешок, а затем щелчок и короткие гудки.

Положив трубку, я некоторое время сидела молча, неподвижным взглядом уставившись в пространство, и пришла в себя только тогда, когда Надя пригрозила устроить мне душ из горячего кофе, если я немедленно не объясню ей, что произошло. Стряхнув с себя оцепенение, я сообщила ей содержание телефонного разговора.

— Что я говорила! — торжествующе закружилась по кухне Надя. — Я была права, права! Я — гений сыска!

— Не говоря уже о твоей сногсшибательной, блистательной, гигантской, невероятной скромности, — съязвила я. Вообще-то, мне было завидно. И почему я сама обо всем не догадалась?

— Ты бы тоже это поняла, — угадав мои мысли, великодушно сказала Надя. — Просто у тебя голова была забита любовными неурядицами. Я вот, когда ссорюсь с Даниелем, вообще ничего не соображаю, даже сахар с солью путаю. Слушай, а нам не надо позвонить в милицию насчет этого, как его…

— Святополка? — помогла я и в ответ на Надин утвердительный кивок скептически скривила рот. — Думаю, не имеет смысла. Судя по новостям, они и так прекрасно знают, кто это сделал. Теперь им нужно только его найти. А тут я им ничем помочь не смогу. Все, чего я добьюсь этим звонком, — они просто привяжутся ко мне и будут отнимать время и мотать нервы. А мне и Захарова достаточно, хотя он, как ты понимаешь, далеко не самый худший вариант. Вот с ангелами нашими нужно бы поделиться информацией…

— Ни за что! — возмутилась Надя. — Ты что, с ума сошла? Поднести им все на блюдечке… Ну уж нет! Пусть сами выкручиваются, как хотят. И вообще, нам пора ехать к нашей подозреваемой. Время поджимает! Кстати, ты это собираешься есть?

После многочисленных падений на давно, сознаюсь, не мытый пол яйцо приобрело малоаппетитный вид. Я посмотрела на него с сомнением и постановила отправить бедолагу в помойку. Надя предложила мне другое яйцо, но я твердо отклонила ее предложение, решив, что с меня на сегодня хватит неожиданностей с этим продуктом питания.

Оказалось — как в воду глядела. Не успела я приняться за бутерброд с сыром и ветчиной, как телефон опять издал пронзительный вопль. Я посмотрела на него с испугом, потом умоляюще взглянула на Надю. Та энергично затрясла головой:

— Нет уж! Я к твоему телефону подходить боюсь. Вдруг там черти или вампиры какие-нибудь… Или киллеры… Нет, ты уж сама.

С тяжелым вздохом я отложила так и не надкушенный бутерброд и с опаской протянула руку к трубке.

— Марина… — робко сказал печальный голос и замолк.

— Себастьян? — прошипела Надя. Неужели выражение лица так меня выдает?

После нескольких безуспешных попыток придумать и произнести что-нибудь разумное я пробормотала:

— П-привет… Как жизнь?

Надя закатила глаза к потолку и покрутила пальцем у виска.

— Хорошо, — не слишком убедительно произнес печальный голос. Запнулся и внезапно выдохнул: — Вообще-то, ничего хорошего…

— Что, какие-то трудности в расследовании? — сморозила я.

Надя перекосила рот и высунула в сторону язык. Ужасная получилась рожа, и абсолютно неясно, что она означала.

— Н-нет… Понимаешь… — голос замолк и после долгой томительной паузы, за время которой я чуть не отдала богу душу, решительно сказал: — Нам необходимо увидеться.

— Конечно! — залепетала я, хватаясь за сердце. — Обязательно!

Надя угрожающе оскалилась и провела ребром ладони по шее.

— А когда? — спрашивала я тем временем Себастьяна, безуспешно пытаясь скрыть звучащую в голосе радость.

Убедившись, что предыдущие ее телодвижения не оказали на меня должного воздействия, Надя помахала в воздухе кулаком и сунула мне его под самый нос. Это меня действительно слегка отрезвило.

— Только не сейчас, ладно? — торопливо пробормотала я. — Сейчас я… спешу… мне надо идти…

— Тогда, может быть, сегодня вечером? Часиков в девять тебе удобно? — смиренно спросил Себастьян.

— Да, — прошелестела я на седьмом небе от счастья.

— Вот и замечательно. Я тебе еще позвоню. Ну, пока… М-м… Целую.

Трубка полетела на стол, а я закружилась по кухне в неистовом танце, повторяя:

— Он любит меня! Любит! Любит!

— Как будто в этом кто-нибудь когда-нибудь сомневался, — с усмешкой наблюдая за моей ликующей пляской, пробурчала себе под нос Надя. — Удивительно, до чего глупеют люди под воздействием гормонов…

— Дура ты! — ответила я, не переставая скакать. — Это любовь!

— А ты думаешь, я говорю про что-нибудь другое? — хмыкнула Надя. — Давай-ка прекращай свои первобытнообщинные хореографические этюды, ешь бутерброд, и поехали!

В конце концов я съела два бутерброда, а не один, но второй мне пришлось дожевывать в лифте под недовольное ворчание Нади. Я ее понимаю — мое превышающее все пределы разумного копание при сборах может вызвать инфаркт миокарда у кого угодно, за исключением двух человек: моей мамы, которая копается почти так же долго, как я, и моей кузины, которой я с темпами сборов в подметки не гожусь — если она опаздывает куда-то меньше чем на два часа, это значит, что она явилась раньше времени. С другой стороны, и самые пунктуальные личности иногда выкидывают коленца: моей, всегда точной и рассудительной, лучшей подруге как-то раз взбрело в голову сделать стрижку, покраску и укладку волос перед тем, как отправиться на мой день рождения. Уж не знаю, чего ради она это задумала — торжество проходило в узком кругу, и коронованных особ приглашать не стали, — но в результате она опоздала так, что когда все-таки появилась, праздник едва не был омрачен убийством, потому что я, утомившись долгим ожиданием, жаждала ее крови не хуже настоящего вампира.

Свою золотисто-горчичную «десятку» Надя из непонятной предосторожности припарковала в некотором отдалении от дома нашей подозреваемой. Смысла в этом, на мой взгляд, не было, и я поделилась своими соображениями с Надей. Та посмотрела на меня сурово и пояснила:

— Я хочу провести рекогносцировку, а из окна машины делать это мне было бы неудобно.

Я посмотрела на Надю с нескрываемым уважением. Слово «рекогносцировка» не входит в мой активный словарь, хотя я и обожаю длинные слова, такие как «рододендрон» и «энциклопедия».

В соответствии со своим заявлением, по дороге к дому Ирины Надя неутомимо зыркала по сторонам. Не знаю, что она надеялась высмотреть — противотанковые рвы, колючую проволоку или минные поля, но только ничего интересного не было в этом заурядном московском окраинном дворе — выбоины и трещины в тротуарах, веселенькой раскраски детская площадка, скопление гаражей-ракушек…

У нужного нам подъезда Надя почему-то задрала голову наверх и толкнула меня локтем. Я подняла голову и тихонько охнула.

Два окна на третьем этаже зияли черными дырами. Над ними до подоконников следующего этажа поднимались следы гари.

— На что спорим, что это та квартира, куда мы направляемся? — мрачно спросила Надя.

Дверь подъезда медленно открылась, и в проеме показалась синяя клетчатая коляска. Надя ринулась вперед и схватилась за ручку двери, удерживая ее в распахнутом положении. Молодая женщина в белой ветровке с нашивкой, многозначительно гласившей «Crazy girl's doctor», выкатила коляску на улицу и поблагодарила Надю. А благодетельница отреагировала странно — повернулась ко мне и подмигнула. Ничего не понимая, я автоматически подмигнула в ответ.

— Добрый день, — бодро обратилась Надя к молодой мамаше, — мы из газеты «Московские окна»… Вы когда-нибудь читали эту газету?

— Вообще-то, нет, — слегка испуганная Надиным нахрапом ответила та.

— Это новая газета, — вдохновенно врала Надя. — Газета о москвичах и для москвичей! Сейчас мы работаем над большим репортажем «Огни большого города», хотим рассказать о пожарах в Москве.

— А-а… Вы, наверное, хотите написать о пожаре в Ирининой квартире! — догадалась обладательница белой ветровки, направляя коляску, под козырьком которой, насупив брови, сопел в две дырочки упитанный краснощекий младенец, к ближайшей скамейке.

— Вот именно… Не знаете ли вы, что там произошло? Простите, как вас зовут?

Мама щекастого младенца, которую звали Викой, знала, что произошло:

— Пожарные сказали, что она курила в постели и заснула. Ужас! Пока до нее добрались, было уже поздно… Такая смерть кошмарная… Правда, говорили, что она даже не проснулась. Жалко Ирину ужасно. Она хоть и странная была немножко и даже лежала в психиатрической больнице, но хорошая девчонка. Гадала очень хорошо, всему дому, наверное, и всегда все сбывалось. А денег за гадание не брала, только просила, чтобы чего-нибудь сладкого к чаю приносили.

— Что-то у меня все в голове перепуталось, — задумчиво сказала Надя. — Пожар, он же в эту пятницу случился?

— Да не в пятницу, а в субботу, — поправила Вика.

— Ах, точно-точно, я уже совсем заработалась, — замахала руками Надя. — Значит, общительная она была?

— Да нет, не то чтобы очень. Гадать — гадала, но о себе никому не рассказывала. Ни с кем из дома не дружила. Да и не так давно она сюда переехала. Года три назад.

— А родные у нее остались? — подала голос я.

— Точно не знаю, но, по-моему, никого. Если только в Уфе — она оттуда родом.

— То есть в Москве у нее близких никого не было, — подытожила Надя.

Вика немного помялась и сказала:

— Мне кажется, все-таки был. Ходил к ней какой-то мужчина. Раз в месяц, примерно. И всегда с полными сумками продуктов. Сама-то она, по-моему, не всегда помнила о том, что ей, чтобы жить, нужно чем-то питаться. Бывший муж, наверное. Она в такие дни всегда сама не своя ходила.

— А почему вы думаете, что бывший муж? Может, любовник? — спросила я.

Вика посмотрела на меня снисходительно, и я поняла, что как знаток человеческих душ я себя дискредитировала.

— Любовники с цветами или с конфетами ходят. Или с фруктами, на худой конец. И потом, бывали месяцы, когда не он приходил, а тетка какая-то. Молодая, всегда в черном и худая очень. Я бы даже сказала — тощая. Вот и в последний раз, как раз в тот день, когда пожар случился, она приходила.

Я почувствовала, как кровь отливает от моего лица. Надя посмотрела на меня широко раскрытыми глазами и с лихорадочной поспешностью полезла в свою сумку. Видно, в ее сумке было не так много вещей на все случаи жизни, как у меня в рюкзаке, потому что она быстро нашла то, что искала, — довольно мятый лист бумаги, сложенный вдвое. Развернув, она протянула его Вике.

— Не эти мужчина и женщина ходили к Ирине?

Вика всмотрелась и изумленно воскликнула:

— Да, они! Они самые! И он, и она, та, которая в субботу здесь была, — и, внезапно нахмурившись, с подозрением посмотрела на нас с Надей: — А вы правда из газеты?

К счастью для нас, в этот момент младенец в коляске проснулся и заревел неожиданным для такой крохи густым басом. Вика тут же забыла про все на свете и, кажется, даже не заметила, как мы с Надей, поспешно попрощавшись, торопливо убрались подобру-поздорову.

Не сбавляя шага, Надя молча передала мне бумажку.

Это была еще одна распечатанная с компьютера фотография. Изображенных на ней людей я узнала сразу же, хотя мужчину никогда в жизни не видела лично, а с женщиной встречалась один-единственный раз, да к тому же оригинал снимка явно был сделан довольно давно.

Хромов и Катя, смеясь, смотрели друг на друга любящими глазами.

Значит, Катя была у Ирины Сидоровой в день пожара…

— Поехали в «Гарду»! — решительно сказала я, когда мы сели в Надину «десятку». — Дело серьезное. Пора все рассказывать ангелам.

— У меня есть идея получше, — с охотничьим блеском в глазах ответила Надя и снова полезла в сумку. — Где-то тут у меня был телефон этой Кати…