Когда говорит оружие

СМЕРТЬ ШЕРИФА

Мужчина среднего роста, с небольшими ступнями и красивой формы руками, сойдя с дилижанса, отошел в сторонку, и закурил маленькую испанскую сигарку. Под серой фетровой шляпой виднелось загорелое лицо с правильными чертами, спокойные серые глаза. Поверх серой шерстяной рубахи у него был надет неопределенного цвета сюртук, а вокруг шеи повязан ношеный темно-красный платок, ботинки заново подбиты. Легкостью походки он напоминал скорее охотника, чем ковбоя. Револьвер в изящной старомодной кобуре прятался в боковом разрезе сюртука.

Выходя к повозке, Кунз сразу обратил на этого мужчину внимание, и сейчас, чуть нахмурившись, окинул взглядом снова. Что-то в его облике казалось до боли знакомым, хотя Кунз был убежден, что видит его впервые.

Эвери стоял рядом с дилижансом, наблюдая за погрузкой багажа, и Кунза это очень обрадовало. Они везли небольшую партию золота, и присутствие надежного человека с ружьем в руках внушало спокойствие.

Внутри должны были ехать пять пассажиров, и еще шестеро наверху. Все местные знали Пег Фултон. Ей едва исполнилось шестнадцать, когда она осиротела и вышла замуж за нищего шулера, который вскоре от нее сбежал. Она подала на развод, что в те годы отнюдь не считалось обычным делом, и с тех пор окружающие смотрели на нее как на падшую женщину, хотя тому не было никаких доказательств. Кунз всегда чувствовал себя виноватым перед ней. Он, помнится, счел себя слишком старым, чтобы брать ее в жены, а картежник одного с ним возраста сделал это не задумываясь. Пег была хорошей девушкой; ее отец, работящий фермер по имени Гиллис, за всю жизнь не взял в рот ни капли спиртного.

Белл, маленький крепыш, последние восемь лет проводил в разъездах: он работал коммивояжером фирмы, торговавшей оружием. Ганьон владел парой скважин в Неваде, поэтому держался надменно, словно преуспевающий делец, не понимая, что своим богатством на сто процентов обязан везению. На крыше ехал один незнакомец, неряшливый мужчина с глазами-щелочками и жиденькой растительностью на подбородке, которая тщилась стать бородой. В руках он держал «спенсер» 56-го калибра, а из кобуры торчал кольт морского образца.

Последняя пассажирка вышла из станционного здания, и Кунз не смог отвести от нее глаз, сраженный ее красотой. Девушка с густыми темными волосами и нежной кожей явно была из хорошей, состоятельной семьи. Такой вывод напрашивался при взгляде на ее дорогой элегантный наряд и жест, каким она подбирала юбку, садясь в дилижанс. Настоящая леди.

Белл придвинулся к Кунзу.

— Видишь парня в серой шляпе?

— Кто это?

— Скотт Раунди, тот самый рейнджер, что перебрался в Мехико после того, как разделался с Чато.

— Вот этот?

Кунз недоверчиво поглядел в его сторону. Любопытство заставило Армодель Чейз задержаться на подножке в ожидании продолжения диалога.

— Ну, теперь-то никакой он не рейнджер, но, говорят, в свое время положил добрый десяток молодцов. Интересно, знает ли он про Тода Бойси?

— Наверно. А что его сюда понесло?

— А вот Бойси у него и выспросит.

Ганьон слышал их разговор и решил поделиться мнением:

— А на вид хлипковат.

Белл смерил его презрительным взглядом.

— Чато тоже так полагал. Мексикашка сам убил человек десять в честных перестрелках, и еще дюжину прихлопнул со спины. Раунди погнался за ним в Эрмосильо, нашел в какой-то забегаловке и пристрелил.

— Я слыхал, за это сам Руралес точил на него зуб.

— Чушь! — бросил Белл. — Они были так рады избавиться от Чато, что сделали вид, точно его и не существовало вовсе.

Армодель стала снова подбирать подол, как вдруг услышала: «Вы позволите?» — и, опершись на предложенную руку без всякого жеманства, поднялась на подножку и лишь затем взглянула на того, кто оказался столь галантен. Это был Скотт Раунди.

Он взошел вслед за ней и сел напротив, рядом с Пег Фултон. Щелкнул хлыст, дилижанс качнулся и покатил, поднимая за собой облако пыли. Погода была приветливой, солнце слегка припекало, но за несколько минут в тени становилось зябко, и путники чувствовали, что где-то за горизонтом их поджидает зима. Дорога лежала через холмистую местность, поросшую реденькой травой и окруженную далекими островерхими скалами. В низинах тут и там росли одинокие дубы.

Пег Фултон стала клевать носом, и через минуту ее голова упала на плечо Раунди. Встрепенувшись, девушка принялась извиняться, и он невозмутимо ответил:

— Ну что вы, мэм. Вы меня вовсе не побеспокоили.

Армодель задумчиво посмотрела на него, не говоря ни слова, и отвернулась. Ее тоже клонило в сон, но, прежде чем задремать, она заметила, что Раунди искоса на нее поглядывает.

Казалось, прошел не один час, когда она проснулась и обнаружила, что дилижанс стоит на месте. Дорожная пыль просочилась внутрь и осела на одежде пассажиров. Кунз подошел к двери.

— Можно выйти на несколько минут. Один из мулов хворает, хочу дать ему передышку.

Эвери отошел к краю оврага, и, бросив на него взгляд, Раунди обратился к Армодели.

— Не желаете присесть, мэм? Видите камень под дубом?

Усевшись, Армодель заметила, что Пег Фултон беспомощно смотрит по сторонам, и поспешно предложила:

— Садитесь. Тут хватит места.

Женщина поблагодарила и села рядом с Армоделью. Ганьон недовольно скосился на них и что-то пробормотал Беллу, который не удостоил его ответом. Мужчина со «спенсером» курил на корточках, прислонившись спиной к колесу.

— Вам далеко ехать, мистер Раунди? — Сине-зеленые глаза встретили его взгляд. — Меня зовут Армодель Чейз, и я направляюсь в Уиллоу-Спрингс.

— Не очень… Там я тоже ненадолго задержусь. Так что, если могу быть полезен, смело обращайтесь.

Ганьон встал напротив и без лишних церемоний заговорил:

— Леди, вы здесь новенькая и, должно быть, не знаете, какой репутацией пользуется эта молодая особа, что сидит рядом с вами. Думаю, вам лучше воздержаться…

— Это вам лучше воздержаться! — Сине-зеленые глаза источали холод и неприязнь. — Нам с мисс Фултон здесь вполне удобно вдвоем, а что касается ее неудачного брака, так, по-моему, это не повод, чтобы отказывать ей в симпатии или вежливости.

Пег закусила губу и потупила взор, но украдкой благодарно стиснула своей защитнице руку.

Армодель заметила, как на лице Раунди заиграла легкая улыбка, когда Ганьон повернулся к ним спиной, дрожа от праведного негодования.

Позже, в дороге, Армодель стала вкрадчиво изучать Раунди. Его лицо было задумчивым и спокойным, а улыбка почти застенчива. Казалось немыслимым, что этот человек когда-то лишил жизни десятерых.

Ганьон нарушил тишину, обращаясь к Раунди:

— Что думаешь делать, когда Бойси тебя прижмет?

— Простите, не понимаю, о чем вы.

Армодель услышала в его голосе нотки холодного гнева.

— Да ну, ты конечно же слыхал про Тода Бойси! Он шериф в Уиллоу-Спрингс. Собственноручно прикончил семнадцать — нет, даже восемнадцать человек! Говорят, шесть зарядов за секунду выпускает. Он убил Лью Коула.

— Коул сам давно напрашивался на пулю.

— Может, Бойси про тебя то же самое скажет.

Голос Раунди звучал ровно и неприветливо.

— Друг мой, к чему этот разговор? У Тода Бойси свои дела, у меня — свои. Он вряд ли станет искать неприятностей, если можно обойтись и без них.

Ганьон не мог не оставить за собой последнее слово:

— Он нас встретит. — И хмуро усмехнулся: — Тогда и поглядим.

Белл открыл глаза.

— Пусть треплет, что хочет, Раунди. Бойси — человек неплохой. А если он кого и убил, так они сами нарывались. Но вот чужих, особенно с оружием, он не любит — это верно.

Разговор прекратился. Они услышали, как наверху засуетился незнакомец со «спенсером». К тому времени заметно похолодало, и ветер усиливался. Внезапный его порыв едва не приподнял дилижанс.

— Северный, — сказал Белл, — и застал нас в неудачном месте: впереди еще несколько миль — ни холмика.

Скотт Раунди поднял шторку и глянул в окно. Уже стемнело, но было видно, как вихрем кружится мелкий снег и стелется поземка.

Он откинулся на сиденье и закрыл глаза. Всегда один и тот же сказ. Стоит раз пустить в дело кольт, и тебя уже не оставят в покое. Сколько ребят зря погибло в перестрелках, начавшихся из-за пустой болтовни глупцов, из-за их садистского любопытства к кровопролитию и мальчишеского желания увидеть, как состязаются сильнейшие. Он слышал бесконечные споры о том, кто бы вышел из схватки победителем: Хикок или Бен Томпсон, Уайт Эрп или Джон Ринго, Бун Мей или Сет Буллок. Люди взахлеб обсуждали их бойцовские качества, сравнивали их победы, вечно завышая число убийств на их счету.

И вот все начиналось опять.

— Чарли Стормс, — сказал Ганьон, — этот, пожалуй, самый быстрый. И спины никому не покажет. Не думаю, что у Эрпа был бы хоть один шанс.

Белл, который внимательно его слушал, снова открыл глаза.

— Нет больше Чарли, — сообщил он. — Его Люк Шорт в Тумбстоне прикончил.

— Шорт? — с презрением обронил Ганьон. — Ты это брось.

— Я тоже слышала, — тихо заметила Пег Фултон.

Армодель взглянула на Скотта Раунди. Он сидел с закрытыми глазами, откинувшись на спинку сиденья, и как будто ничего не слышал. Она знала, что он не спит, — заметила, как с минуту назад он приоткрыл веки. Каково ему это слушать? Будет ли тот человек искать с ним встречи? И, если да, чем это кончится? В испуге она вновь посмотрела на Раунди. Подумать только, ведь его вскоре могут убить!

— Понасочиняли про них небылиц, — возгласил Ганьон, глядя на Раунди. — А попадись им на пути кто покрепче, так они другие песни поют.

У того открылись глаза.

— А ты бывал под дулом?

— Я-то нет, но…

— Вот погоди. Посмотрим, что ты споешь.

Раунди повернулся к Ганьону плечом. Сквозь трещину в шторке он видел, как падает снег — стремительный и нескончаемый. Уже некоторое время дилижанс тащился со скоростью черепашьего шага.

Белл не спал. Скотт Раунди и Тод Бойси… Будет на что посмотреть и о чем потом рассказать. Он помнил, с какой жадностью все слушали истории о знаменитых схватках. Конкэннон видел перестрелку между Биллом Бруксом и четырьмя братьями, которые пришли за ним следом в Додж. Он глядел в окно ресторана, когда Брукс подошел к двери и уложил всех четверых прямо на улице. Дело было давнее, но Конкэннон своим рассказом до сих пор мог собрать вокруг себя толпу. Белл много лет жил на Западе, знал наперечет все великие имена, но увидеть, как дерутся лучшие из лучших, ему еще не доводилось.

Этот Раунди — парень не промах. В Форт-Гриффине он пристрелил Кона Байглоу, а Байглоу слыл опаснейшим головорезом. Но Раунди оказался резвее и всадил ему в сердце две порции свинца. Байглоу давно был в розыске, но только потешался над рейнджерами, уходя у них из-под самого носа, пока в тот день его не накрыл Скотт Раунди.

Раунди сутулился в углу, досадуя на попутчиков. Никак не угомонятся, лишь бы других лбами сталкивать.

Тод Бойси… Это имя произносят с почтением и страхом. Но что он за человек? Если он такой, как Джефф Мильтон или Джим Жиллетт, то стреляет лишь в случае крайней необходимости. Но вдруг он тот же охотник за дешевой славой, что, скажем, старый Джон Селман, который сделал пару зарубок на рукоятке при самых что ни на есть сомнительных обстоятельствах? Ведь многие шерифы полагали, что простейший способ сохранить авторитет — убивать всякого, кто ему угрожает, всего лишь своим присутствием.

Раунди не хотел лишней крови, но миролюбие могло оказаться ему не по карману. Он знал: стоит прославиться и покоя не жди до гроба.

Дилижанс лениво тащился в ночи. Во время случайной остановки Раунди достал одеяла и накинул их на колени Армодели и Пег, а сам задумался, прислонясь к стене. Что ж, дуэль так дуэль, но он только порадуется, если ему дадут спокойно проехать через городишко. Он вдруг понял, что уже не хочет там задерживаться. Нет, сразу уезжать нельзя, а то разлетится слух, что Раунди дал деру, и ему придется убить еще с полдюжины дураков, которые захотят завоевать почет ценой его жизни.

Он устроился поудобнее, чтобы хоть немного поспать. За окном падал снег, и ветер покачивал дилижанс, который медленно тащился по запорошенной дороге.

Тод Бойси был уже немолод. Когда он стал здешним шерифом, Уиллоу-Спрингс представлял собой бурлящую клоаку, в которой за ночь совершалось по два-три убийства. В первый месяц службы он застрелил четверых и еще двоих до конца того же года. После этого беспорядков поубавилось, разве изредка ему приходилось стучать револьверной рукояткой по черепу какого-нибудь выскочки, возомнившего себя главой городка, и однажды он в одиночку утихомирил разъяренную толпу, намеревавшуюся линчевать арестанта.

Однако в последнее время становилось все трудней. В прошлом году за его головой в Уиллоу-Спрингс дважды пожаловали непрошенные гости. Один из них — розовощекий юнец, считавший себя опасным человеком; другой — горластый выродок, который заявлял во всеуслышание, что Тод Бойси уже стар для своей работы.

Обоих закопали на холме за городом: мальчишка был слишком дерзок при таких навыках стрельбы, а крикун, пожалевший в последнюю минуту о своем бахвальстве, мог потом вернуться и напасть из-за угла. Тод Бойси не дожил бы до своих пятидесяти четырех, позволяй он себе так рисковать. В самом деле, для шерифа он по здешним меркам староват, но его рука была все так же тверда, а глаз верен.

На улице падал легкий снежок и дул ветер, когда он зашел в «Золотую звезду». У стойки наливал себе виски человек в вымокшей от снега одежде для верховой езды. Увидев Бойси, он обрадовался:

— А вот и он сам. Спроси его.

Мясистый скотовод с выпадающей вставной челюстью повернулся к Бойси.

— Тод, — прошамкал он, — мы тут пошпорили, кто лучше штреляет: Уайт Эрп или Шкотт Раунди?

Бойси потянул кончик седого уса и смерил скотовода холодным взглядом. Он не любил болтунов.

— Понятия не имею.

Тонконогий человечишка с невероятно узким тазом и длинным скошенным подбородком пояснил:

— Раунди едет сюда. Джесс видел, как он садился в колымагу.

Хозяин ранчо уставился на Бойси с горящими любопытством глазами.

— И чего это он решил к нам нагрянуть? Он же был рейнджером, а здесь ему не Техас.

Бойси молчал, дожидаясь, пока бармен нальет ему вечернюю рюмку. Сидеть бы дома этим пустобрехам. Тод Бойси не забыл, что видел толстяка в той самой толпе, жаждавшей расправы, — тогда тот был смел, но однажды, застукав конокрада, предпочел сбегать за подмогой вместо того, чтобы сразиться с преступником один на один.

И все же за какой надобностью Скотт Раунди направляется в Уиллоу-Спрингс? Его визит не поддавался объяснению, а между тем Тод Бойси всегда считал своим долгом вычислять, что у таких, как Раунди, на уме. У рейнджера была хорошая репутация: он убивал только во исполнение службы, хотя его вечно носило по самым горячим местам. Пару раз он даже выждал, пока начнут стрелять в него, а уж потом сам открыл огонь. В глазах Бойси, это свидетельствовало о слабости: кто рискует, того рано или поздно убьют; стрелять надо первым и разить насмерть.

— Ты все-таки пойдешь встречать дилижанс? — поинтересовался Джесс.

Это «все-таки» вывело Бойси из себя. Его холодные голубые глаза сверкнули льдом.

— Пойду.

Он налил себе из бутылки и решил, что в тот вечер больше за ней не потянется.

Едва Бойси закрыл за собой дверь салуна, внутри поднялся оживленный гвалт. Дурачье! Что они знают!

С досадой он вглядывался в темноту. Ох и горек был его хлеб, но ведь ничего другого он не умел. Теперь уже он слишком стар, чтобы пасти коров, да и кто даст ему работу? Денег он так и не скопил, и все его имущество — неказистый домик да сад. Будь жива Мери, он бы, может, еще и решился что-либо изменить, — она ведь хотела другой жизни.

Хотя какой другой? Уж не милостыню ли просить? Да все равно отставка ничего не решала. Он мог снять звезду шерифа и уехать, но куда скроешься от собственного имени? Нет, следом помчатся охотники за его головой, наивно полагая, что, если они убьют Тода Бойси, их станут бояться и почитать. Эх, знать бы им цену этой славе…

Семнадцати лет он охотился на бизонов, в девятнадцать был в армии разведчиком, в двадцать сопровождал почтовые кареты, не выпуская из рук ружье. В двадцать пять он стал городским шерифом, и с тех пор не брался за другое ремесло, меняя лишь города, пока не осел в Уиллоу-Спрингс.

Одаренный от природы меткостью и быстротой, он отточил свое мастерство постоянными упражнениями. Некоторое время он упивался завоеванным за счет этого признанием, но пьянящая слава вдруг песком заскрипела на зубах, когда, переоценив опасность, он совершил напрасное убийство. С годами боль раскаяния притупилась, и он продолжал убивать, чтобы выжить.

Так уж сложилось, что из каждой группы заезжих людей, подряжавшихся гнать скот через его округ, хоть один мнил себя великим стрелком и жаждал помериться силами, и всякий раз Тоду Бойси приходилось действовать упреждающе. Он вновь с тоской подумал о том, как рано его оставила Мери. Сколько лет прошло без нее; сейчас ему было пятьдесят четыре, но он выглядел и ощущал себя лет на десять старше.

Так зачем же направляется к ним этот Раунди, что забыл он в Уиллоу-Спрингс? Ведь глупо было думать, что рейнджер взаправду едет за его жизнью. Хотя… У тех болванов в салуне не возникло на этот счет и тени сомнения.

Бойси шагал по улице, высокий, с гордо расправленными плечами. В этом городке он был сам Закон. Это все, что осталось на его долю. Пока здесь не появлялись чужаки, ему не было нужды притрагиваться к оружию: своим хватало двух слов, произнесенных тихо и твердо. Он достал из кармана большие серебряные часы — подарок Мери на его день рождения. Он был тогда так счастлив. Ему всегда хотелось иметь часы. Шериф остановился на углу, слушая, как завывает ветер. Небо было абсолютно черным, без единой звезды. На равнины опускалась студеная ночь.

Дилижанс стоял, когда Армодель открыла глаза. Скотта Раунди не было, хотя она не слышала, как он выходил. Напротив сидел Белл; видно было, что ему не до сна.

— Что случилось? — спросила она.

— Мы сбились с пути и стали петлять.

— Как же так? А дорога?

— А что «дорога»? Ни тебе изгородей, ни телеграфных столбов по бокам, только колеи от колес, поросшие травою. Это случается во второй раз с тех пор, как индейцы спалили станцию Белого Ручья, — то было еще прошлым летом.

Снаружи Кунз совещался с Эвери и Раунди.

— Если мы проехали Три Дуба, — говорил Раунди, — то сейчас находимся к югу от гряды.

— А ты, оказывается, знаешь эти места. Гряда-то осталась справа, но, сделав такую петлю, мы должны были в нее упереться.

— Мы к югу, как ни крути. Надо проехать дальше, к каньону Северной Вилки.

— Не знаю такого, — удивился Кунз.

— Я найду дорогу, — успокоил его Раунди и предложил Эвери: — Давай поскачем вперед, а Кунз поедет за нами. Тогда точно не запетляем.

Казалось, с тех пор канула вечность. Ветер выл, взметая снег над пожелтевшей травой… Он не забыл эти места, знал, что, сколько бы лет ни прошло, всегда будет их помнить. У него было другое имя, но он остался тем же.

— Ну хорошо, мы доедем, и что там?

— Каменный дом, где можно обогреться. Во всяком случае, был там лет пятнадцать назад, а камни вроде не гниют. Так что у нас хоть будет крыша над головой.

Кунз повернулся и кивнул:

— Годится.

Дилижанс снова двинулся на юг, держась боком к ветру. Примерно через час дорога пошла под гору, и Раунди остановил лошадь, дожидаясь Эвери, чтобы вместе на спуске показывать путь вознице.

Колеса громыхали по мерзлой земле и изредка попадавшимся булыжникам; едва за спиной вырос темный холм, впереди показалось каменное строение, чуть заметное на фоне отвесной стены.

— Ведите мулов внутрь, — прокричал Раунди. — Позади дома — пещера, там хватит места.

Первый мул поначалу упрямился, но когда все же ступил в кромешную мглу, остальные послушно потянулись следом. Внутри Кунз привязал их к шесту, и, когда вернулся, Раунди уже стоял у разведенного огня, а рядом с ним — Армодель Чейз.

Кунз смотрел на него с удивлением.

— А я и не знал про это место.

Раунди кивнул в сторону нижней койки двухъярусных нар.

— Вот на этой кровати я родился. В пору золотой лихорадки.

Армодель перевела взгляд с него на деревянные полати, потом обвела глазами комнату, где все добро составляли две пары нар в два этажа, две скамьи, стул и чугунный горшок у камина. Потом ее мысли унеслись в светлый, просторный дом, в котором она жила совсем недавно, но который теперь уже был чужим.

— Мать похоронена в роще за ручьем, — сказал Раунди. — Она не протянула и нескольких дней.

Кунз принес еще дров и побросал их в огонь, полено за поленом.

— Тогда, кажется, это все были индейские земли, — заметил он.

— Да, индейцев теснили, и я родился во время короткого затишья в боях, — сказал Раунди. — Наш фургон по дороге сломался, а все отправились дальше — за золотом.

Эвери принес мешочек кофе из дилижанса, и они стали кипятить воду. Ганьон молчал, но Белл явно заинтересовался. Он всегда слушал с охотой, хотя знал уже много таких историй — пожалуй, за все эти годы разъездов он насобирал их больше, чем кто-либо другой, и подчас был не прочь кое-что пересказать.

— Что же было дальше? — Армодель смотрела Раунди в лицо, пытаясь представить, что могла чувствовать его умирающая мать, не зная, выживет ли ее малыш, станет ли когда-нибудь взрослым. Внезапно девушка осознала, что, пусть ему и приходилось убивать, мать бы им сейчас гордилась.

— А потом отец и те, кто с ним остался, основали Уиллоу-Спрингс.

Кунз резко выпрямил ноги.

Тогда, — сказал он взволнованно, вынув трубку изо рта, — не племянник ли ты Клита Райана?

— Да, — ответил тот.

Пег Фултон посмотрела на Кунза и хотела что-то сказать, но помешала робость. Кунз встал и пошел к пещере. Пег должна была знать. Она сама была из семьи Гиллисов, а те всегда жили в соседстве с Райанами. Старик Гиллис время от времени работал у Клита, да и у Дейва тоже, до того как Мери вышла замуж, а Дейв подался на восток.

Раунди он не помнил, но слышал эту историю. Отец мальчонки, армейский офицер, увез его в Форт-Браун, что в Техасе, и с тех пор от них не было вестей.

Человек со «спенсером» принес новую охапку дров и, сев у огня, чуть-чуть отклонился, оставляя место другим. У дома были крепкие стены, и, несмотря на лютую стужу за окном, становилось теплее.

Пег придвинулась к очагу и, сменив Эвери, занялась приготовлением кофе. Кунз наблюдал за ней, мысленно сетуя на людскую несправедливость. Хорошая ведь девушка! Но нужно же ей было как-то прокормиться, когда ее бросил карточный игрок? Люди поговаривали… да мало ли что они болтают!

— Тут уже совсем тепло, Пег, — сказал он неожиданно. — Дай-ка мне свое пальто.

Она вздрогнула, но испуг мгновенно сменился благодарностью.

— Спасибо, Алекс. Мне и правда жарко.

Кунз принял пальто, отворачивая лицо от света. Он с изумлением почувствовал, как зарделся. Такого с ним не случалось уже несколько лет. Когда он снова подошел к огню, Ганьон понимающе ухмыльнулся. Кунз ощутил, как в нем всколыхнулась смертельная ярость. «Попробуй скажи что-нибудь, — подумал он, — и я тебе все кости переломаю!»

Кофе был готов. Армодель сидела рядом с Раунди. Кунз нагнулся к Пег Фултон и взял чашку из ее рук. Он слышал, как в пещере фыркают мулы. Животные поедали бобы из торб и были вполне довольны жизнью: как мало нужно мулу для счастья — да и человеку, если на то пошло.

Час спустя уже дремали все, кроме Кунза и Пег. Он подкладывал поленья в огонь, чувствуя, что вот-вот и ее сморит сон. Кунз робко улыбнулся ей, с трудом подбирая первые слова, потом кашлянул и, опустив глаза, произнес:

— Пег, я хотел спросить еще четыре года назад, но решил, что слишком для тебя стар. Теперь я, конечно, еще старше, но… ведь и ты тоже. Одним словом… — Наступила долгая пауза, и он выдавил: — Пойдешь за меня замуж?

Наконец Кунз поднял на нее взгляд. Она нашла его руку и крепко ее сжала.

— Конечно, Алекс. Я давно этого хотела, но мне казалось, ты считаешь, что я тебе не пара. Я буду гордиться, если ты возьмешь меня в жены.

Не прошло и получаса, как она заснула в его объятиях.

Дилижанс громыхал по улице, опоздав в Уиллоу-Спрингс на двенадцать часов. Ветер стих, из-за облаков выглядывало солнце, на площади кружился мелкий снежок… падая на толпу встречающих.

Кунз направил мулов к зданию станции и стал натягивать поводья. Тод Бойси стоял в стороне от зевак, высокий и подтянутый, в своем поношенном черном пальто.

Кунз начал было слезать — хотел подойти к Тоду, — но что-то заставило его взглянуть наверх. Человек со «спенсером», словно застыв, сидел наверху, наполовину скрытый дорожным сундуком Армодели, сжимая обеими руками ружье. Он улыбался.

Скотт Раунди сошел на землю и помог Армодели спуститься с подножки. Он почувствовал, как за его спиной толпа подалась назад, и, повернувшись, прямо напротив увидел Тода Бойси.

— Раунди! — Тон Бойси был резок. — Ты приехал по мою Душу?

Скотт шагнул навстречу, поднимая руку.

— Нет, я…

Рука Бойси дернулась к кобуре. Скотт отчетливо услышал, как, повинуясь инстинкту, его ладонь шлепнулась на деревянную рукоятку.

Стены домов отозвались гулким эхом, и Тод Бойси понял, что это конец. Он отшатнулся. Но револьвер Скотта Раунди по-прежнему оставался в кобуре. Бойси ощутил жар в животе. Что-то сильно толкнуло его в грудь, и в ушах загудело. Он увидел, как Раунди стреляет — но не в него. Лежа на спине, Бойси поднял оружие. Его глаза с трудом сфокусировались на мишени.

Из-за сундуков на крыше выглядывал ствол «спенсера», а за ним, чуть правее, виднелось бледное пятно чьего-то лица, бровь, глаз… Тод Бойси спустил курок: над бровью возникла темная точка, через мгновение пятно заалело. Раунди выстрелил еще раз; незнакомец перевалился через поручень и упал, распластавшись в пыли мостовой.

Тод Бойси знал, что умирает. К чему было себя дурачить? Слишком многих он застрелил сам, слишком многие скончались на его глазах от пуль.

— Кто… кто это?

— Джонни Коул, — сказал кто-то из толпы. — Видать, приехал поквитаться за Лью.

— Бойси, — Раунди сунул руку ему под плечи, — я тут и впрямь по твою душу. Ты ведь мне дядя. Моя мать была сестрой Мери Райан.

Бойси вдруг почувствовал, что умирать ему не так паршиво, как он ожидал. Он-то думал, что встретит смерть в одиночестве. Но с племянником было как-то легче. И эта девушка рядом с ним… Чем-то она смахивала на Мери. Действительно очень похожа.

Бойси перевел на нее взгляд и схватил ее за запястье.

— Ты любишь этого парня?

Сознание плыло, он будто пятился в большой мрачный коридор со стенами, от которых веяло холодом.

— Ты его держись, что бы ни случилось. Ты — все, что у него есть в этой жизни.

Скотт Раунди поднялся и встал рядом с Армоделью. Тода Бойси унесли прочь. На булыжниках темнела кровь.

— Куда вы ехали? — спросил Раунди, глядя ей в лицо.

— На запад… куда глаза глядят.

— Хотите отправиться дальше?

— Теперь уже это ни к чему… Он оставил мне здесь поручение.

— Вот я и решил спросить. Только…

— Знаю, — тихо произнесла девушка, и она действительно знала — прочла это в глазах одинокого умирающего старика, да и собственное сердце подсказало прошлой ночью, в домике с очагом. Сколько лет пролетит, сколько еще будет изведано страха, тревоги и горя… но, что бы ни случилось, они больше никогда не будут одиноки.