Когда кончаются игры

Глава 14

Каю даже стучаться не приходится — светлая дверь приоткрыта, за ней снова летний сад, залитый полуденным светом. Она ждет, сложив руки на пышных юбках, но есть что-то в ее лице и взгляде от провинившейся ученицы.

— Я слышала про вашу девочку, — спохватывается Вега, берется за фарфоровый чайник, суетится с чашками. Кай остается у двери, морщится болезненно. — Как жаль, правда так жаль… Сколько же ей было?

— Семнадцать, — роняет Кай. После паузы прибавляет:

— Мы ровесники.

— Да? Так страшно… Если бы я могла…

— Я знаю, что не можешь, — обрывает Кай нетерпеливо, кивает на чашки. — Прекрати суетиться. Сядь. У меня только один вопрос.

— Ну да, конечно, — соглашается Вега, но по-прежнему не оборачивается, хотя и чайник отставляет. — Что ты сделаешь, когда узнаешь?

— Начну думать, — отвечает Кай. — Но пока… мне просто нужно знать.

Шуршат юбки, когда Вега оборачивается заводной фарфоровой куклой.

— Ее убил Акросс.

Кай морщится, смотрит перед собой на слишком идеальную траву, потом на девушку в беседке.

— Зачем?..

— Она его держала.

— Мне казалось, что именно этого Акросс и хотел. Чтобы появился кто-то, кто его удержит.

Этот мир слишком нереальный, слишком лживый и идеальный, и только тут может показаться правдой, что Акросс мог убить человека из его команды.

— У вас война, — напоминает Вега, то ли прочитав его сомнения, то ли внушив их ему. — Или ты правда верил в то, что ему нужен мир?

Эти слова проходятся по Каю каленым железом, пощечиной, заставляют вскинуть голову. Если бы Вега не хотела рассказывать, она бы и не стала, но Кай верит, что врать она не будет.

— Я еще хотел спросить… Нет ли способа?..

Секунда, когда Вега еще стоит у чайного столика на веранде и в следующую уже оказывается около Кая, закрывает собой и сад, и беседку. Холодными ладонями берет за руки, уговаривает:

— Пожалуйста, не становись таким, как Акросс. Если бы кого-то можно было вернуть, я бы так и сделала. Я не могу по кусочку собрать ее голову и сказать вид, что ничего не было. Никто не умирал. Как и не могу отмотать на семь лет назад и спасти команду Акросса. Я понимаю, что для тебя это важно, но… не уподобляйся. Я не всемогущая. Я не смогла спасти ее, как и не смогла…

— Но дважды спасала меня, — Кай морщится, припоминает. — И Акросса с того света вытащила.

— Там была лазейка…

— А я? Ты всю команду собирала всякий раз, когда мне нужна была помощь, хотя меня даже не убивали. Но когда опасность грозила ей…

— Конечно, я за ней следила меньше, чем за тобой, вот и пропустила, — с нажимом произносит Вега, с рук ладони переходят на щеки, оставаясь все такими же холодными. — Прости, но я не могу быть всюду и уследить за всем.

— Да, я понимаю, — отстраняясь, кивает Кай. — Последний вопрос — и что же я делал, когда ее убили?

У лилий тошнотворный запах, но Кай вдыхает его, до головокружения, до омерзения. И вздрагивает, когда кто-то касается его локтя — справа стоит Дроид, без цветов, бледный, с запавшими глазами.

— Хаски нет? — спрашивает он, заботливо отодвигая от капитана лилии.

— Он в запое, — вздыхает Кай. — Я сказал о том, что случилось, но… он попросил больше так не шутить. Трубку потом не брал, на сообщения не отвечал.

— С чего он вдруг запил? — Дроид даже злится.

— Не знаю… Последний наш разговор был о том, что Акросс предлагает перемирие. Хаски это очень не нравилось, но ничего поделать он не мог. Я так понял, что от безысходности…

Они стоят чуть в стороне от остальных: от родных в черных платках, от вырытой ямы и закрытого гроба. У Гидры строгая высокая мама, чем-то похожая на мать Кая. Но эта не плачет, хотя глаза и красные — стоит прямая, застывшая в красоте своего горя. В то время как ее супруг — мужчина с короткой стрижкой и седеющими висками, плачет как-то по-женски, закрыв платком рот и нос, а все же беззвучно.

— Что случилось? — продолжает Дроид.

— Я все похерил, — глухо отчитывается Кай, сжимает губы. — Ты на грани. Гидру убили. Хаски запил. Я поверил Акроссу и ошибся.

— Думаешь, он ее убил?

— Пулевое в голову, — после каждой пары слов Кай сглатывает, перекладывает букет из одной руки в другую. — Слишком много совпадений. К тому же… Королева сказала, что он.

— Отморозок, — выдыхает Дроид, осматривается по сторонам. — Мне очень жаль. Гидра была хорошим человеком.

— Миротворцы всегда умирают первыми, — припоминает Кай, глядя то ли на вырытую яму, то ли на обитый ситцем гроб. — Она хотела нас помирить…

— И ты бы согласился?

— Да. Я… не думал, что Акросс настолько отбитый. После всего, что он пережил, начиная с детства и заканчивая крахом прошлой команды — я думаю, он немного тронулся. Но я был в его голове… Пусть не ради меня, но ради Гидры он и правда готов был меня простить и прекратить это. Он же любил ее… Что случилось-то?..

Кай оборачивается и смотрит так, будто спрашивает об этом у самого Дроида. Тот отрицательно качает головой:

— Я не знаю. Я нигде не был, ничего не видел, ни о чем не знаю. Ты простишь, если я не вернусь?

— Я и не хочу, чтобы ты возвращался… Или чтобы Хаски выходил из запоя, пока я не разберусь. Я больше не хочу никого из вас терять.

— Ты что? Всерьез решил убить Акросса? — не понимает Дроид, перехватывает Кая за плечо, разворачивает к себе.

— А что мне делать? — переспрашивает Кай. — Ждать, когда он доберется до кого-то из вас? Ждать, когда придет за мной? Все так логично… Кого еще он мог убить, чтобы доказать, что настроен всерьез? И для себя мосты сжег, и мне показал, что он решился… Зачем только был тот фарс с перемирием?.. Зачем обманул Гидру?

Заканчивается молитва, начинают опускать гроб. Приходит время взять горсть земли и попрощаться, и Кай передает цветы Дроиду, который наотрез отказывается подойти ближе.

И за пару шагов до разрытой ямы Кай видит его — прямо напротив. Акросс наблюдает за похоронами, сунув руки в карманы легкой осенней ветровки. Смотрит мрачно, но спокойно. И Кай забывает про цветы, про соблюдение ритуала с горстью земли, замирает. Поймав его взгляд, Акросс без спешки разворачивается уходить, не вынимая рук из карманов. Кай не может сорваться на бег, он осторожно обходит родственников, после этого прибавляет шаг и увязывается за Акроссом.

Догоняет уже ближе к лесу, на выходе с кладбища. Акросс, ни о чем не подозревая, оборачивается, удар принимает как должное, но все равно что-то не так, и Кай отступает на два шага назад, стиснув кулаки.

— Заслужил, — языком попробовав разбитую губу, кивает Акросс. — А теперь рассказывай, что случилось.

— Ты издеваешься? — переспрашивает Кай. — Вега все рассказала.

— От меня она заперлась. Кто ее убил? — глухо произносит Акросс, и Кай, глядя удивленно, ошалело, отвечает, как и собирался:

— Ты.

Он ждет, что Акросс рассмеется, объявит Кая идиотом, а перемирие — фикцией, но тот щурится, никак для себя не может осмыслить то, что только что услышал.

— Что? — переспрашивает Акросс.

— Королева сказала, что ее убил ты, — продолжает Кай.

— Нет, — возмущенно отвечает Акросс. — Что за бред… Зачем она врет?!

— Она бы не стала врать. И она должна знать все, — Кай начинает подозревать, что его разыгрывают, но сомнения разрешаются в момент, когда Акросс поднимает челку, освободив лоб.

— Твоя способность, — напоминает он. — Я ведь не смогу врать сам себе. Давай уже, чего ты там еще не видел? Я не попытаюсь тебя снова убить, просто хочу, чтобы ты понял — она врет.

— Я не могу ее использовать тут, — Кай ошарашен еще сильнее, отступает на шаг назад, едва не падает. — Господи… Ерунда какая.

— Ты мне веришь? — требует Акросс.

— Я не могу проверить, но… Но я видел, что ты не смог бы ее убить. Даже если бы думал, что можешь… Но ее убили выстрелом в голову. Огнестрельное только у тебя.

Акросс достает пистолет, вытаскивает обойму, оттуда выщелкивает два патрона, протягивает Каю.

— Проверь, пули должны быть другие.

— Но кто еще мог ее убить?.. У нее ведь не было проблем?

— Не было. Отец охотник-рыболов, менеджер, мама бухгалтер. К тому же если бы ее убил кто-то, кто не имеет к нам отношения, почему Вега не скажет правду? Мы могли бы объединиться. Найти их. Кай, только правду — ее ведь быстро убили? Ей ничего больше не сделали? Ее не пытали? Это хотя бы было без… без лишних страданий?

Кай отступает снова, такой Акросс для него непривычен, настолько растерянный, сломленный и слабый.

— Ты обманываешь меня, — неуверенно произносит Кай вместо ответа. И вздрагивает, когда рассерженный Акросс перехватывает его за ворот футболки.

— Я? И как ты это представляешь? Впервые нашел кого-то, кто перекрыл все то, что было в прошлом. Впервые нашел, за кого зацепиться, для кого жить дальше, и сам же уничтожил? Что у меня осталось без нее? Мать меня семь лет назад похоронила, этот мир для меня такой же игровой, как все остальные, команда из тех, кто бесит даже меня. И два трупа в подвале, которые оживают на пару часов — ходят, говорят. А потом у Тима ломаются пальцы и они начинают умирать. Я их все время призывал в надежде, что привыкну видеть в них живых, но они все умирают и умирают. Что мне теперь, третью пробирку рядом поставить, Гидру на два часа звать, чтобы и она раз за разом умирала?!

Кай перехватывает его руку, сжимает.

— Я тебе верю, — кивает он. — Но кто тогда виноват и почему врет Вега?..

— Я очень рассеянный, — начинает Акросс ледяным тоном.

— Он че здесь делает? — спрашивает один из близнецов. В нем нет прежнего задора, такие же ввалившиеся глаза, как у Дроида, даже на агрессию сил не остается. Кай стоит за спиной Акросса такой же спокойный и прямой.

Команда Акросса обосновалась в небольшой двухкомнатной квартирке, на кухне всем находиться тесно. Все вокруг светлое и обезличенное, словно казенный ремонт в новостройке.

— Везде оставляю свои пистолеты, — продолжает Акросс, игнорируя вопрос. — Один точно потерял. Знаешь когда?.. На кладбище. Ты еще за братом возвращался.

— Которого они же и убили, — продолжает близнец, снова огрызаясь в сторону Кая, тот молчит.

— Ты его не подбирал?

— Я даже не знал, что он выпал, — отвечает тот.

— Не врешь? — хмурится Акросс. — Дело в том, что в городе находят трупы с пулевыми.

— И что? Так тут не принято?

— Оружие тут под запретом. У братков может и есть, но этих людей им убивать незачем. Вот мы с Каем и решили поискать, кто мог воспользоваться моим просчетом.

— Мало ли кто подобрал?.. Хотя я слышал, что тут одна банда собиралась, которые…

— Не в банде дело, — перебивает Акросс. — Просто погибшие имеют отношение к нашим разборкам.

Близнец замолкает, насупившись, потом вдруг понимает радостно:

— Пса твоего убили?! Серьезно?

— Нет, — вздыхает Кай. — Он не знает. Он и правда начал бы с Хаски. К тому же… Акросс, ты же в курсе, им просто так убить скучно.

— Ну да, они бы пытали, — кивает Акросс. — Мей?

Он оборачивается. Сидящая на подоконнике девушка разводит руками:

— Скажи кто умер. И когда. Может у меня алиби есть. Давно вы подружились? Раз наши все на месте, значит, пришили кого-то из команды Кая. Раз вы вместе ищите, то девку.

— Я ее из окна выброшу, — выдыхает сквозь зубы Акросс. — А потом в штаб вернусь и…

— Почему ты среди нас ищешь? — вступается Гранит, закрыв от капитана занервничавшую Мей.

— Потому что сложно искать по городу среди непричастных людей, — отвечает за него Кай. — И мы решили сначала проверить тех…

— Они решили, — вздыхает близнец. — Давно вы помирились?

— Мы вцепимся друг другу в глотки сразу после того, как разберемся с тем, кто убил нашего общего друга, — почти обещает Акросс. Кай только смотрит ему в затылок секунду-другую, но отвлекается на Мей.

— Я тут была. Почти не выходила… Мы все тут были. Почти всегда кто-то дома да оставался. Все ждали, когда начнется, наконец, что-то интересное.

— Нас глупо подозревать, — кивает Гранит.

— Тогда где мне искать? — Акросс прячет за ладонями лицо, растирает веки.

— Не тут, — отрезает Гранит.

Каю открывает плотная женщина в затертом халате, и он смущается, теряется в первую секунду, прежде чем взять себя в руки и вспомнить, зачем пришел.

— Здравствуйте, — кивает он. — Я хотел поговорить с Русланом. Я чувствую себя немного виноватым в том, что он запил, и хотел бы это исправить…

— Чего ему из-за тебя пить? — переспрашивает женщина, осмотрев его с ног до головы. Кай и Хаски слишком разные, сложно признать в них друзей.

— Можно с ним поговорить? — нажимает Кай, пытается войти, но дверь закрывается до щелочки.

— Он просох уже. Не пьет дня два.

— Он не отвечал на звонки, — отзывается Кай так, словно это что-то объясняет.

— Мне откуда знать, почему он тебе на звонки отвечать не хочет… Я короче того… передам, что ты заходил.

Дверь быстро захлопывается. Кай даже не назвался, так что вряд ли Хаски что-то передадут.

Когда он выбирается на улицу, уже темно, десятый час. Какая-то компания шумит во дворе, и несколько секунд Кай вглядывается, пытаясь найти среди них Хаски. После этого спускается с крыльца, направляется к остановке.

Странно, но он почти отвык осознавать, что шумные компании пьяных и веселых ребят, а откровенно говоря гопников — родная стихия Хаски. Конечно, Хаски был похож на неприятного типа поначалу, когда появился в команде, но потом от прошлой жизни у него остался только гонор и умение драться.

Будь Кай в самом деле тем домашним мальчиком, в какие его давно записали, он бы и внимания не обратил на то, как в компании стало тише, и разговоры перешли в шепот. Но это первый звоночек об опасности. Оглянувшись на секунду, Кай видит, как поднимаются с лавочек опасно покачивающиеся парни, отмечает, что у него начались неприятности. И, обернувшись снова, чтобы прикинуть, в состоянии ли компания его догнать, врезается в кого-то.

Хаски стоит на его пути нерушимой скалой, смотрит в ту сторону. При виде него компания теряет охотничий интерес, машет в приветствии. Хаски кивает, перехватывает Кая за шкирку и тащит за угол дома.

— Не смешно, — ругается Хаски. — Ни разу не смешно. Тебя правда ни на минуту одного оставить нельзя?

— Ты же оставил, — напоминает Кай. — Я думал, что ты в запое. Почему ты не отвечал?

— Говорить с тобой не хотел, — признается Хаски.

— Вот как? Теперь что изменилось?

— Теперь моя прошлая компания чуть тебе нос не сломала. К тому же они пьяные. Разошлись бы…

— Ты их знаешь? — скорее подтверждает, чем спрашивает Кай.

— Не начинай. Ты с Акроссом подружился, а теперь высказываешь, что я не с теми общался.

Кай хочет рассказать про Гидру, и все-таки не может, идет рядом молча, стараясь смотреть под ноги, чтобы не споткнуться о мусор.

— И ты тоже? — переспрашивает наконец Кай. — Таким же был? Не будь мы знакомы, тоже пошел бы за мной?

— Я бы первым и предложил, — кивает Хаски.

— И раньше тоже? Правда всем этим занимался — дрался, отбирал телефоны, что еще вы там…

— Да, — просто отвечает Хаски.

— И после этого просил у меня прощения за закопанных щенков? — не понимает Кай.

— Помнишь, как ты сказал?.. На другое мне не нужно прощение. Совсем я не беспределил, тоже знаешь ли…

— Ты убивал? — перебивает Кай. — Не щенков. До того случая на кладбище.

— Нет. Это тоже было вроде черты, за которую переходить нельзя. Я бы и тебе максимум нос разбил. Так, для профилактики. Ну и потому что меня бесят правильные мальчики, забредающие в плохие районы ночами.

— Насчет Гидры… — начинает Кай.

— Значит не приглючилось, — вздыхает Хаски, идет по-прежнему впереди, не оглядывается. — Это ведь Акросс?

— Нет, — вздыхает Кай. Хаски даже оборачивается.

— Как же нет? А кто тогда?

— Я не знаю. Это и пытаюсь выяснить.

— Что делать будешь, когда узнаешь?

— Почему я? — не понимает Кай. — Она и тебе была другом. Разве ты мне не поможешь искать?

— Это Акросс, и искать не надо, — отрезает Хаски, снова двинувшись в сторону остановки. — Как только ты поймешь, что я прав, позови. Для тебя я убью его. А тебе мараться не надо.

— Одному из братьев было скучно и некуда девать агрессию, — рассказывает Акросс по пути. Он цепляется за верх бетонного забора, подтягивается, забирается. Оттуда протягивает Каю руку, помогает подняться. — Он нашел этих ребят. Сам там еще не был, но говорит, что собираются отморозки с округи… Там услышал, что лидер у них просто выродок из выродков. И девушку не так давно он похитил и убил.

— Какой ему смысл просто похищать и убивать девушку?.. — переспрашивает Кай. — Мы зря идем, это был кто-то из своих.

— Может и не зря, — замечает Акросс. В середине пустыря — коробка будущего торгового центра с провалами окон. — Не могу не проверить.

— Я не уверен, что могу разгонять в городе банды отморозков, которые врут о том, что убивают людей, — замечает Кай. — Это больше по твоей части.

Акросс оборачивается, смотрит на него так долго и сурово, что, кажется, вот-вот ударит, но, сдержавшись, хлопает по плечу.

— Конечно, по моей части. Акросс — вот уже шесть лет мочит авторитетов и сжигает их дома. К слову, это вообще был не я. Они просто за мной увязались и… оно того не стоило.

— Когда-нибудь я спрошу тебя, каким был наш папа, — кивает Кай, в ответ получает прохладное: «Не нарывайся».

Время ночное, и на этот раз Каю пришлось снова сбежать из дома, хотя и более рискованно — мама спала в соседней комнате.

Охраны не видно, но внутри постройки шумно, что-то обсуждают, звенит битое стекло. Каю немного страшно, потому что лезть сюда не то же самое, что играть в войнушку с Акроссом. И он держится чуть позади брата, стараясь не высовываться, и, сам себе в этом не признаваясь, полагается на него.

А потом Кай узнает голос — еще до Акросса. Замирает, как вкопанный, пытается схватить брата за ветровку, но пальцы соскальзывают с ткани, и Акросс видит все сам.

Хаски не пил, но и времени зря не тратил. Собирал банду отморозков.

Они громко смеются, сплевывают на бетонный пол, обсуждают что-то между собой, и все же Хаски из них выделяется, как вожак стаи.

Акросс оборачивается, долго смотрит на Кая, в глазах его как в лавовой лампе плещется что-то, трансформируется, меняется.

— Нет, — шепотом произносит Кай. — Это недоразумение.

— Ты готов поверить, что я убийца, но своего пса даже не подозреваешь? — переспрашивает так же тихо Акросс. — Почему нет?

И Кай не выдерживает, отталкивает его в сторону, и прямо, не скрываясь, выходит вперед, к той комнате, где происходит все веселье. Голоса постепенно затихают, люди расступаются, оставив Кая напротив Хаски, смотреть в глаза друг другу.

Секунда, другая, пока не восстанавливается полная тишина, потом Хаски улыбается — дружелюбно, самоуверенно, как прежде.

— Ну ты совсем больной, — прибавляет он. — Ты чего пришел? Я тебя к себе не возьму.

Смешки, от которых Каю еще больше не по себе, но пока не все потеряно.

— Говорят какую-то совсем ерунду, — неуверенно, стараясь не смотреть по сторонам, начинает Кай, и с каждым словом к нему возвращается самообладание. — Что ее убил ты…

Хаски снова усмехается, как дурной шутке, отрицательно качает головой.

— Рус, он слишком много знает! Может, его тоже убить? — раздается из компании и прежде, чем Хаски успевает одернуть, прибавляется:

— Как рыжую!

Кай широко открытыми глазами смотрит в лицо Хаски, хотя и не может больше ничего сказать. Потому что хочет оправдать его, а нечем. Хаски, разочарованный, смеется горько и делает какую-то невнятную отмашку. Кай ее не понимает и, все еще растерянный, получает удар в основание шеи сзади, потом в живот. После этого они сыплются градом, его сбивают на пол.

Спасает Кая выстрел — вспугнутое воронье останавливается, отступает от него на шаг, безошибочно понимают, что выстрел был именно для этого. Кай, только что бывший комком слизи, а не человеком, снова раскрывается в личность, чувствует, как горячая кровь капает из носа, пытается подняться, но замирает. Хаски на расстоянии вытянутой руки от него, но смотрит вперед. Там, за спиной Кая, стоит Акросс, держит пистолет дулом вверх, но под глазами залегли тени и что-то жутковатое копошится за его спиной, дымкой оседает на плечи.

— Интересная игрушка, — ледяным, незнакомым тоном, комментирует Хаски, кивнув на пистолет. — А вы что? Заодно теперь?

Кай снова пытается встать, глядя на Акросса, и на этот раз его останавливает щелчок снятого с предохранителя оружия. У Хаски тоже есть оружие, более того — то же, что и у Акросса. Один из его же пистолетов.

— На кладбище подобрал, — пожимает плечами Хаски. — Гулял-гулял…

Акросс еще больше мрачнеет, и у Кая ощущение, что он теряет их обоих — и того Акросса, который хотел искать вместе с ним убийцу, и того Хаски, который защищал и всегда был рядом. Но продолжать сидеть на месте он не может, наконец собирается с силами и поднимается, и вздрагивает от чужого, холодного тона:

— Куда собрался? Я в тебя целюсь.

Кай оборачивается — дуло пистолета смотрит ему в живот, и руки у Хаски не трясутся. Жуткими тенями рассредоточены по углам люди-хищники, тьма за плечами Акросса, в его лице.

— Ты ее убил? — спрашивает Акросс тоже совершенно чужим, ледяным тоном. — Зачем?

— Силы попробовать, — пожимает плечами Хаски. — Иногда, знаешь… Есть люди, которых убьешь — и уже никого не жалко будет. Да, Саш?

Кай по-прежнему не может заставить себя бояться. Он выпрямляется, полностью разворачивается к Хаски и не пытается прикрыться или уйти от прицела. Даже если Хаски сорвался, даже если он убил Гидру — выстрелить в Кая он не сможет.

— Наверное, круто, когда есть брат. Саша же всегда мечтал о старшем брате… А он тебе о прошлой семье не рассказывал? — спрашивает новый, чужой Хаски.

— Прекрати, — командует Кай, и, конечно, Хаски продолжает назло:

— Ох, отец его лупил… Хотя был ли он ему отец тот еще вопрос. Мать нагуляла. И папа стал замечать, что ребенок чем старше становится, тем меньше похож на него и больше на соседа.

Странно, как самые сильные эмоции зарождаются в животе, расползаясь оттуда по всему телу. Кай теряется — он никогда не знал, насколько Хаски глубоко залез в его прошлое и что именно видел, они это не обсуждали. Кай чувствует, что сейчас, на глазах у своей стаи, его, слабого и избитого, Хаски не послушает. Отсюда нужно убираться и попытаться поговорить потом, наедине. Но поговорить о чем, если Хаски опустился еще ниже, чем был до их встречи, до участия в играх?

— Но это ерунда, — свободной рукой отмахивается Хаски. — Знаешь, как Саша попал в детский дом, а потом и на твое место?.. Думаешь, отец его выгнал или так отходил, что он в больницу попал? Нет, его аккуратно били. Даже слишком… Саша сам себя со второго этажа сбросил. Руку сломал. И родителям ничего не сказал, с переломом в школу пришел, а когда спросили — ответил, что это отец. Вроде отцу какой-то срок дали за это? А ведь Саше всего семь было.

Было бы проще, если бы Хаски врал. Кай стискивает зубы, чтобы унять дрожь. Выпрыгнуть со второго этажа, и без свидетелей, было непросто. Почти сутки при ноющей боли в руке делать вид, что с тобой все в порядке и не плакать, терпеть. Каю казалось, если мама заметит перелом, она придумает что-то, чтобы спрятать ребенка дома, не ходить к доктору. И тогда все усилия напрасны.

Какое-то время потом были добрые люди, которые делали вид, что им не все равно. Они хлопотали над Каем и выспрашивали: как часто папа пьет, как часто распускает руки, бьет ли маму или только его и как же это мама-то позволяет? Кай не мог попасться на лжи, потому что кроме перелома все было правдой.

В детском доме было так же страшно, временами тоже больно, но даже там он не жалел, что смог сбежать. Ему казалось, что у родного отца такие права на него, что однажды он мог убить Сашу.

И Кай каждой порой кожи чувствует, что сейчас такая же власти над ним, право обладания, и у Хаски. Потому что Хаски столько раз его спасал, что теперь может и уничтожить. Кай и не заметил, когда успел так запустить эту ситуацию.

— Я ее из-за тебя убил, — сквозь зубы выдыхает Хаски. — Ты ведь сам знаешь… А получается, что зря.

— Я тебя не просил, — срывается Кай. — И ты знал!..

— Кай, отойди, — команду Акросс. — Я его пристрелю.

Хаски поднимает пистолет выше, к сердцу.

— Только дернись.

— Ты не выстрелишь, — заверяет Акросс, но Кай чувствует свое будущее. Рана от пули в груди начинает болеть за секунду до того, как Хаски нажимает на курок.

Сильным ударом Кая толкает назад, время застывает, сгущается вокруг него, и Кай слышит женское, почти истерическое:

— Что ты наделал?! Зачем?! Ты должен был защищать Кая, я это в тебя вкладывала!

— Я что, похож на марионетку или верного пса?

— При чем тут?.. Какой смысл в том, что ты говорил? В том, что сделал, если в итоге ты пытаешься убить Кая?

— Слишком много клином на нем сошлось. Слишком жутко от себя, от этой преданности…

— И ты решил избавиться от этого, убрав Кая?.. Ты меня недооцениваешь, Хаски.

Кай видит платье пышными юбками, но образ расплывается, становится похожим на облака. Время застыло, но боль — нет. Она распространяется от ранения по телу, тянет к полу и с утроенной силой вспыхивает, когда Кай наконец падает. Кто-то гасит мир.

Кай тонет, и это кажется ему логичным, как если бы последним воспоминанием была перевернувшаяся лодка. Но вода кругом черная, и он не может вспомнить, как правильно плавать. Волны толкают его то к спасительному берегу, то к темной, беспросветной глубине.

В конце концов, от Кая ничего не зависит, но, уже выбившись из сил, он ощущает под пальцами ил, вытаскивает себя на берег. На желтом песке остаются красные кляксы, но Кай не ранен, только жжет плечо и саднит отчего-то горло. Какое-то время он лежит, вцепившись в берег, пытается отдышаться. Волны облизывают его ноги, но больше не могут затащить обратно, в штормовое черное море.

И все же — Каю беспокойно, как оказаться в фильме ужасов. Он приподнимает голову, чтобы осмотреться, куда попал. На берегу уже есть чьи-то следы, цепочка их уходит в лес. Одиночество тут жутко настолько, что Кай поднимается и идет искать этого единственного человека, оказавшегося с ним в одной западне.

При входе в лес окружающий мир начинает меняться, скрывается черное море, даже просвет к нему теряется, и сам лес как картинка-мозаика перестраивается, стесывается, и вокруг Кая уже пустырь с месивом грязи, обнесенный колючей проволокой. Кай сглатывает, осматриваясь, и вместе со временем в этом мире запускается и проливной дождь, и откуда-то издали слышен приближающийся собачий лай. Этот звук, шум своры, похож на цунами.

И вся эта лавина производит на Кая такое впечатление, словно явились Всадники Апокалипсиса. Прежде, чем успевает осмыслить это разум, приходит в движение тело, и Кай, оскальзываясь, спотыкаясь, но с низкого старта поднимаясь снова, рывками, бежит вперед к забору, к колючей проволоке, он попадается в этот клубок как рыбка в сеть.

Собаки, уже не те жалкие и умилительные создания, что тыкались в руку мокрым носом и смотрели грустными глазами — машины для убийства, которых не научили жалости. И Кай, как и полагается обычному человеку, боится за себя, изо всех сих рвется вперед, через проволоку, оставляя на ее шипах клочки одежды, раздирая кожу до крови.

В ту секунду, когда он почти выбирается на свободу, где его не достанут, исчезает и ливень, и проволока, и лай. Кай посреди вагона движущегося электропоезда. Старого, с деревянными лавочками, с протертым полом, заплеванными окнами и исписанными стенами. Сидения тут отчего-то огромные — по плечо Каю, и он не сразу понимает, что это он маленький. За спиной — потрепанный рюкзак, за окном похороненные под снегом леса.

— Я смог сбежать? — вслух спрашивает Кай. — Разве я не опоздал тогда?

Вагон покачивается, за окном проносятся пустые станции. До Кая не сразу доходит, что в этом мире нет никого. Он выглядывает в соседний вагон, проходит до следующего, но и там тоже — пустые лавочки. Эта пустота пугает еще больше, чем прежде спущенные на него собаки. Кай не просто один посреди вымершего мира, он еще и движется куда-то в пустом поезде и, конечно, не может сойти, потому что нет никаких остановок.

Он пытается открыть дверь на улицу в тамбуре, потом ковыряется с окном, до которого достает только с ногами забравшись на скамейку, но и то не поддается.

И Кай оседает на лавочку, начинает осознавать — не мир вымер. Он умер.

Как только эта мысль доходит до него, в груди проклевывается ключ, из него толчками начинает бить розоватая, как разбавленная, кровь. Бледный от ужаса, Кай закрывает это место руками, и поток бьется в его ладони как второе сердце с правой стороны.

Но вот что странно — когда он уже уверился, что один на весь этот мир, смирился с этим, грохот открываемой двери в пустом мире пугает его больше, чем вся эта пустота. Вспугнутым зверьком Кай оборачивается — у входа в вагон стоит Акросс, вполне взрослый, запыхавшийся.

— Ну наконец-то нашел, — выдыхает Акросс, прикрывает глаза на секунду. — Ладно, пошли…

Акросс ассоциируется с болью, с горечью поражения, с бесконечным количеством собственных смертей, и за Кая снова говорят инстинкты первее разума — соскочив с лавочки, он бежит вперед, по направлению движения, со всей детской прытью. И ужас его сильнее, чем когда он убегал от своры собак.

Все снова меняется, и постепенно деревянные желтые лавки становятся спелыми колосьями ржи, вместо вагона — бескрайнее поле, и Каю опять семнадцать. Он останавливается отдышаться, упирается руками в колени, и будто впервые видит, как из раны на груди крупными каплями розовое капает в землю. Рожь и почва пьют Кая, хотят сожрать его, и он выпрямляется, достает платок из кармана, затыкает рану как течь в лодке. Как ни странно — помогает. Но в мире тишины и безмолвия по макушкам колосьев проходит ветер, который совсем не задевает Кая. Он чувствует — где-то тут новая опасность, ее нужно найти, чтобы не наткнуться на нее случайно, когда снова побежит.

Кай оглядывается кругом и замечает его почти сразу — голова торчит над колосьями ржи. Черная, лакированная и такая же, как в учебнике истории — собачья маска бога Анубиса. Это существо пока и само осматривается, ищет его среди поля. Кай пригибается, закрывает себе рот руками, чтобы подавить рвущийся крик. Ужас такой, что вытесняет все остальные чувства. Не разгибаясь, Кай ползет в противоположную от бога сторону. Но в звуке снова зашуршавшей без ветра ржи ему кажется, что это движение Анубиса за ним, что судья загробного мира вышел на его след. И Кай снова бежит, больше не пригибаясь, и не оборачиваясь. Заметив его, Анубис рычит вслед голосом, который кажется знакомым:

— Кай! Кай!

Бежать по полю проще, чем по движущемуся вагону или продираясь через колючую проволоку. Конечно, иногда травинки режут его, да и земля мягкая, но Кай вспоминает о том, что может прятаться, и ныряет в колосья как в воду.

Что-то черное мелькает впереди, и прежде, чем Кай успевает уйти в сторону, ловит его, плотно прижав к сильному телу.

Кай орет, ощущая себя попавшим в силки пушным зверьком, с которого теперь живьем снимут кожу, но, рывками пытаясь его увести, знакомый голос над ухом говорит:

— Тише. Это я. Я тут, чтобы тебя вытащить. Я не сделаю больно.

Это не совсем голос Акросса. Скорее голос Виктора, каким он себе его представлял. И держит Кая не его главный противник, а тот самый старший брат с фотографий, неожиданно такой надежный и сильный. Страх отступает, хотя обернувшись Кай и видит устремившегося к ним бога с головой пса. Но Кай больше не сопротивляется, позволяет брату перехватить себя за руку и тащить дальше. Акросс словно знает, куда нужно, и он оборачивается вместо Кая — проверить, далеко ли их преследователь. Наверное близко, потому что после каждой такой проверки Акросс дергает брата, и прибавляет скорости. И в какой-то момент отпускает его руку, кладет ладонь на затылок Кая и подсказывает падать.

Вместо земли они летят в дыру, вываливаются снова в мире темном, жутковатом, где небо заменяют красноватые своды пещеры.

Виктор дышит глубоко, не сводя глаз с дыры, из которой они выбрались. Кай открывает рот, чтобы его окликнуть, и не может выбрать имени. Конечно, надо назвать брата Виктором, но если позвать его: «Акросс», то можно узнать, настоящий ли он или придуман.

— Что происходит? — спрашивает Кай, так и не решившись. Брат не высокий, хотя Кай все равно ему по переносицу.

— Хороший вопрос, — кивает Акросс. — Дыра в груди не смущает? А тот, кто за нами гнался, тебя ни на какие мысли не натолкнул?

— Анубис? — переспрашивает Кай, и Акросс смотрит на него удивленно. В первое мгновение Каю кажется, что тот просто не знает, что это за бог такой, но Акросс словно сам себе подтверждает:

— Так вот, как ты его видел…

— А кто это?..

Договорить Кай не успевает — сотрясается пещера, и от того, что ужасы идут по нарастающей, он ожидает чего-то действительно сумасшедшего. Кай не сразу даже узнает его — истукан по центру пещеры, в нескольких метрах от них с Акроссом. У него красные воронки вместо глаз, сам он выше пояса вырастает из земли, а ниже будто и нет ничего. Кай скорее по ощущениям узнает в нем отца, чем внешности. Исполин принюхивается, поворачивается в их сторону, и снова своды трясутся. Акросс старается держаться так, чтобы брат был у него за спиной, хотя и сам робеет перед этим чудовищем.

— До сих пор не сдох, — сетует исполин. Когда он поднимает руку для замаха, начинает рушиться потолок.

— Знаешь… Я назвала тебя лучшим другом. Я правда считала, что это я тебя придумала, потому что настоящий не мог быть настолько хорошим. Ты ведь меня тоже считал лучшим другом?

Кай сидит на разложенном темном диване, поджав под себя ноги. На полу шевелится что-то — то ли трава, то ли черви копошатся. Он оборачивается на голос, но головы не поднимает. Видит только светлый подол платья, похожего на свадебное. Не сразу, но он вспоминает, что это голос Гидры.

— Да.

— Разве у тебя нет друзей тут? Разве с Хаски вы не общались больше?

— Хаски другой. Он колючий. К нему толком не приблизишься… — Кай чувствует, как этот разговор успокаивает его, остается только неясное чувство тревоги.

— По-моему, он ни с кем из нас так толком и не подружился. Наверное, из нас была не такая хорошая команда, как мы предполагали… Кай, скажи мне, пожалуйста. Ты поможешь Акроссу? Я побаиваюсь за него, вдруг он теперь совсем сорвется… Но ты его брат. Ты мог бы снова дать ему смысл.

— Акроссу я не нужен. Он ненавидит меня, — хмурясь, отвечает Кай, наблюдая, как продолжает копошиться что-то на полу. Ему немного страшно за Гидру, что она так спокойно стоит в этом живом море. Но существа остаются на кромке подола, выше не лезут.

— Это не так. Все, что делает Акросс — пытается понять устройство происходящего. Все эти годы он словно учится плавать… И он знал, что все это случится. Помнишь, еще в том вашем разговоре тебе сказал… Спросил… Послушай, Кай, ты ведь не винишь себя? Я же знаю, что тебе проще будет сказать: «Это я виноват». В том, что не заметил этого в Хаски. В том, что недостаточно его перевоспитал. Что не понял вовремя… Но ты не виноват, Кай. Тут никто не виноват. Хотя мне будет тебя не хватать, но все же — я рада, что тебя смогли вытащить… Даже если Акросс снова скажет, что тебя спасла Вега. От ранения в голову выжить невозможно. У тебя все не так плохо.

Кай касается ноющей раны в груди, но там почти ничего уже нет, только светлая затянувшаяся воронка.

— Я не умер? — переспрашивает он и моргает часто, пытается поднять голову, но Гидра быстро кладет холодные руки ему на затылок, заставив опустить взгляд.

— Нет, не умер. У меня ощущение, что если бы умер ты, был бы реально конец… Для Акросса, для Хаски, для Веги, да даже для Дроида… Его бы это добило, так?

— Так, — соглашается Кай. — А как же ты?..

Так бывает во сне, когда долго разговариваешь с кем-то, и не помнишь главного — что с ним уже год принципиально не общаешься. Или что этот человек мертв. Кай не помнит ничего, только странное чувство страха, как нарастающий шум, не дает ему покоя.

— Мне бы очень хотелось остаться с тобой и Акроссом… Так интересно было бы посмотреть на то, как вы привыкаете к роли братьев. Так интересно было бы узнать, к чему Акросс придет. Когда он успокоится… Но мне пора.

Она убирает руки, Кай наконец может поднять взгляд.

У Гидры прострелена голова, плечи платья запачканы кровью.

Когда раздается крик, вздрагивают все, даже всегда спокойный гранит. Железная дверь в подвал Акросса покрывается прорастающими лилиями, в несколько секунд они расцветают и опадают мертвыми, становятся сухим стеблем и пылью.

— Мне все время казалось, что у Акросса в подвале пыточный склад. Теперь я в этом вроде как убедился, — произносит один из близнецов. Он сидит, положив голову на столешницу, пока брат копается с заваркой и чаем.

— Мог бы и нас позвать. Мне бы хватило чайной ложки, — замечает его брат.

— От физической боли он бы так не орал, — вступает в разговор Гранит. Штаб похож на общежитие — общая кухня и по кругу от нее комнаты. И только к капитану надо спускаться. — Что там у Акросса? Ты же там бывала?

Мей вздрагивает снова, она бледная. Негромко, боясь кого-то, отвечает:

— Я там никогда не была. Если Акроссу было нужно — он сам приходил. А в подвал никогда не пускал… Даже меня.

— Отличная мы команда. У нас капитан живет в подвале и спит, наверняка, в гробу, а нам и дела нет, — вздыхает Гранит. — Ладно, надо проверить… Может его и правда там пытают.

— Так некому же, — пожимает плечами один из братьев. Гранит не слушает — отставляет чашку в мойку, идет к двери в подвал. Смахивает с железа прах цветов, дергает ручку на себя, но та не поддается, приходится сильнее. Что-то ломается с треском, и железная дверь оказывается деревянной, просто обитой по поверхности листовым металлом. Еще один рывок — и она открывается. Мей смотрит в другую сторону, близнецы вытягивают головы заглянуть, что там. Но тут же ныряют подальше, потому что распахивается входная дверь. На секунду Акросс замирает на пороге, глядя на Гранита как на предателя.

— Он орал, — ворчит тот.

— Еще бы он не орал, у него в башке черт ногу сломит. Я такого кошмара со времен Тима не видел, — ворчит Акросс, пренебрежительным жестом отгоняет Гранита от двери, а сам спокойно спускается в подвал.

Оказавшись на полу, он носком ботинка поддевает колосящийся росток чего-то зеленого, раздраженно фыркает, подходит к дивану и присматривается к Каю как к музейному экспонату. Тот сидит, спрятав лицо в коленях, граница его тела стерта, похожа на дым, завивается кольцами и уходит в пространство вокруг.

— Хотя бы без монстров, — кивает Акросс. Кай, словно только сейчас его заметил, отрывает голову от колен, смотрит покрасневшими глазами. — Только не смей бежать.

— Гидра просила тебе помочь, — припоминает Кай.

— А. Хорошо. Я к тому, что я тебя убивать не собираюсь. Я тебя вытащил. Помнишь?

Кай кивает, осматривается.

— Где я? Почему тут? Надо домой, мама будет волноваться…

— Наверняка ей уже позвонили, — Акросс отходит к шкафу, убирает аккуратно туда свитер, остается в рубашке, садится за стол, к Каю лицом.

— Позвонили?

— Ты в штабе у меня. Кай, ты в игре. Это не настоящий ты.

— Что это значит? — Кай все еще не понимает, но его очертания становятся все более четкими — он возвращается из своих кошмаров.

— Тебя оперировали. Я спустился за тобой, вытащил и принес сюда. Потом вернулся в реальность. Узнал, что ты выжил. Мне правда было интересно — тут-то ты живой, но мы оба знаем, что с реальностью и этим миром могут быть различия. Как у меня.

Кай, быстро приходит в себя, опускает босые ноги на каменный пол. Рана не болит, только чешется и кружится голова. И все же он ощущает этот мир полнее, такого с ним в играх еще не бывало.

— Там был еще кто-то…

— Там было много кого. Даже я немного испугался, — вздыхает Акросс, наблюдает за Каем, не сводя глаз, и вовремя предупреждает:

— Не подходи туда.

В углу просторной темной комнаты — камера. Крепкая дверь с зарешеченным окошком. И оттуда на Кая смотрит что-то, похожее на запертого монстра.

— Ты кто? — спрашивает усталый голос из-за двери.

— Я младший брат Акросса, — признается Кай. — Капитан другой команды.

— Я не знал, что у него был брат… Когда я отсюда выберусь, я убью тебя у него на глазах. Я придумаю как, но смерть не будет быстрой.

— Мне плевать на него, — громко окликает Акросс.

— Это не так, — шипит из-за двери. — Ты заботишься о нем… Сам сказал, что спас его. Принес сюда… Ты никого сюда не приводил.

— Но ты ведь тут, — пожимает плечами Акросс.

— Вы Легион? — понимает Кай.

— Брат рассказывал?

— Я повторю, отойди от двери. Он реагирует и разговаривает только если к ней подходить, в остальное время спит.

Кай послушно отступает. Вспомнив что-то, он осматривается и, наконец, замечает их.

Это похоже на фантастический фильм о будущем или пришельцах, и в декорациях каменного подвала смотрится неестественно. В углу напротив камеры две огромные колбы, наполненные жидкостью. В одной из колб застыл в невесомости Барс, в другой Тим, и глаза у обоих закрыты, они даже не дышат. Как заспиртованные дети в кунсткамере.