Когда кончаются игры

Глава 2

Этот мир слишком похож на прошлый, и Акроссу даже кажется, что кто-то еще не наигрался в средневековье. Снова замок, снова свечи, расставленные в комнате и кубки с вином на столе, покрытом белой скатертью. Акросс не знает точно, кто придумывает миры — первый попавший в них игрок, любой из игроков или сама Вега, но два средневековья подряд кажутся ему скучными.

До тех пор, пока он не осознает, что не отражается в висящем в спальне зеркале.

— Он один?

— Один. Один. Как же так получилось, что капитан попал в игру один? Разве пес не всегда рядом с ним?

— Они разминулись с псом? Они поссорились с псом?

— В любом случае, это шанс! Но Акросс рассердится, поэтому мы не будем его убивать. Только поиграем. Притащим его к Акроссу.

— Но мы не знаем, где Акросс.

— Это ничего. Будем играть, пока ведем его к Акроссу.

— А если нас найдет его пес?

— Бросим и побежим.

Кай зевает, подкидывает в костер еще несколько веток. Посреди темного леса не сказать, чтобы страшно, хотя, конечно, будь ощущения более реальными, Кай не отходил бы от круга света у костра. Где-то в лесу шорохи, по нарастающей, приближающиеся. Кай не оборачивается, даже когда шорох в паре метров от него прерываются криком, суматошным движением по зарослям, ломающим старые ветки и уже в полный голос переругиванием.

Кай упирает руки в землю за спину, откидывается, задрав голову к небу, заодно чтобы посмотреть, чем кончилась потасовка, ведь кто-то уже удирает через лес, напролом, обвиняя друг друга: «Кто сказал, что пес не при нем?!». Только когда шум стихает, шевелится папоротник слева, к огню выходит довольный черно-белый пес.

— Странно. Ты их отпустил.

Хаски ложится к костру ближе, выглядит крайне гордым собой, но Кай хмурится.

— Мне не по себе. Не хочешь вернуться в человеческий облик?

Движение у собаки не отрицательное, скорее она отряхивается, как от воды, но Кай понимает:

— Это потому, что в прошлый раз истратил все свои превращения? До конца игры проходишь на четвереньках?

На Кае — ряса католического священника с белым прямоугольником в воротнике. Рядом с костром — пыльный походный рюкзак, где-то поверх вещей в нем — одежда Хаски, просто на случай, если он снова решит превратиться. Пес не отвечает, лежит у костра, прикрыв глаза, наслаждаясь, и Кай не выдерживает — гладит по макушке.

Их привозят ближе к рассвету, когда Акросс уже собирается спать — повозку с людьми. Акросс слышит ее из своей комнаты, знает, что это такое, и что так было всегда, и все же выходит, чтобы сломать привычный ход этой реальности. Разгружают повозку страшные слуги, скрюченные, но сильные. Достают из кузова людей без сознания, потому что теплая кровь живых вкуснее, перетаскивают ко входу в замок, где привратник, морщась, записывает.

— Отвезите их в ближайший город. И отпустите, — командует Акросс. Слуги останавливаются. Кажется, вся эта реальность сейчас замерла и вот-вот укажет на Акросса пальцами и заорет в голос: «Чужой! Не наш! Выбросить отсюда!». Но миг проходит, растерянным выглядит только привратник, которому нечего теперь делать со своими записями, слугам же все равно и с той же монотонностью они возвращают еще живые тела в повозку, закрытой прутьями клетки.

И тогда Акросс останавливает одного из них, горбатого и сухого, кивает на девушку у него на руках.

— Эту. Оставьте. Отдай слугам, пусть унесут в комнату для гостей.

Для этих существ все снова в порядке вещей. Хватит милорду свежей крови — вот и хорошо. Но нужно милорду оставить девушку для развлечения — все равно ж заплатят. Акросс не думает о том, что эти скрюченные существа работают не на него, только торгуют с ним, и раз он берет девушку — ему продадут девушку, а остальных — еще какому-нибудь вампиру сбудут.

Вот только ее Акросс выбрал не просто так. В его замок уносят Гидру в платье настолько пышном, что подол его метет старые каменные ступени.

Кай появляется в городе уже когда солнечный свет становится достаточно теплым, чтобы вспотеть в рясе. Хаски семенит рядом, озирается по сторонам грозно. Он никогда не признавал поводка, и при этом продолжал бросаться на людей, которые ему не нравились. Частенько Каю было стыдно за него.

В домике врача их встречают так, как если бы давно ждали, и Кай думает, что из спальни к нему спустится готовая к дороге Гидра, но, не предложив завтрака и не попросив подождать, его, конечно без собаки, проводят в кабинет самого доктора.

Здесь — распахнутые шторы и аккуратно расставленные книги, дурно пахнущие пробирки и бородатый солидный человек в рубашке и безрукавке с тетрадью в руках. Он жестом приглашает сесть, откладывает записи, сделав в ней несколько пометок.

— Вы ведь из охотников, не так ли? Я видел собаку вместе с вами. И ваш рюкзак. Не слишком напоминает миссионера. Кто рассказал вам о том, что моя дочь пропала?

Игры больше похожи на квесты. Кай помнит, кто его компаньоны и где должны жить, но не знает, где их искать после начала игры, если они не дома.

— Да. Я охотник, — кивает Кай, предчувствуя, что задание будет сложным.

— Вот и хорошо. Сколько возьмете за работу?

Доктор не выглядит убитым горем. Жены его в доме не видно, Кай заметил и другую девушку, подглядывающую за ним с кухни, скорее всего сестру Гидры в этой реальности. И все же, решает не разбираться в семейных делах этих людей, признается честно:

— Мы знакомы с вашей дочерью. Более того, я ее друг и потому хотел бы спасти. Вы ведь подскажите, где ее искать?

Реальность редко оставляла его в тупике. Значит, старик знал, где его дочь.

— В городе происходит жеребьевка, — признается врач. — Тот, кому выпадет черная метка, исчезает из города. В этот раз метка выпала мне. Я — врач, меня нельзя тратить, потому что я — полезный ресурс. Поэтому мне позволили отдать дочь. Я не такой бесчувственный, каким могу вам показаться… Никакие деньги бы не спасли от черной метки. Но я могу заплатить вам, чтобы вы убили его до того, как оно сожрет мою дочь.

— Я же сказал, мне не нужно денег. Просто покажите, где его искать, — Каю начинает казаться, что доктор этот такой же персонаж, как в играх — пока не кинешь заветной фразы, не продвинется по сюжету дальше.

— Хорошо. Но будьте осторожны. В городе не то чтобы дружелюбное отношение к этому вампиру… Город предпочитает с ним не ссориться и откупаться жертвами. Вашему вмешательству они не обрадуются.

Хаски ждет у дверей и совсем не реагирует на попытки шестилетней девочки скормить ему раздобытую на кухне кость. Не рычит и не пытается укусить ребенка он только потому, что Кай тут гость и у него могут быть проблемы, если его животное ведет себя невоспитанно.

— Ну что же ты?

Кость снова подставляется ему под нос, и Хаски так же отворачивается, отходит на несколько шагов назад, садится там, а ребенок все равно следует за ним. Слуги, пристально следя за ними в начале, теперь только посматривали на хозяйскую дочку, убедившись, что пес достаточно воспитан.

— На, собачка! Кушай, собачка!

И тогда, вполне для Хаски ожидаемо, появляется мать этого недоразумения, тут же поднявшая крик из-за того, что дочь играет с собакой размером с нее. Однако в этом потоке Хаски улавливает и что-то еще, словно женщина знает, что он больше, чем собака, и боится, что способность его заразна. «Знали бы вы, в какую мразь превращаться может ваша дочь, — мрачно думает Хаски, только радуясь тому, что от него убрали ребенка. — Собака для вас была бы милейшим превращением». Из всей команды с их способностями он мог понять и согласиться только с Дроидом. Бесконечные патроны — это очень полезно, куда полезнее чем способности Кая и Гидры. Тем более, что у Дроида не было лимита по патронам, он мог пользоваться этим, пока у него было оружие, Хаски свою мог применить семь раз за игру, а у Кая с Гидрой их умения были одноразовыми. В случае с Гидрой — как бомба, если не заденет никого, то играй дальше отсыревшим динамитом. У Кая и вовсе бестолковая, по мнению Хаски.

Кай появляется как всегда, стоит о нем вспомнить. Не застав ребенка, пытающегося накормить его оборотня курицей, думает, что Хаски вел себя хорошо и треплет по макушке. Конечно, Хаски и так вел себя хорошо, но если бы не боялся снова на пустяки истратить лимит, то превратился бы в человека и предложил бы мелкой самой сожрать куриную кость.

— С Гидрой глухо, — сообщает Кай, покидая двор. — Попробуем отыскать Дроида.

Хаски чувствует облегчение. Сложно сказать, почему он так плохо ладит с Гидрой, просто есть люди, которые раздражают. По идее, Хаски сначала бесили все в команде, но к девушке это отношение осталось. Если его спрашивали, то он отвечал, что это из-за ее непонятных трепетных чувств к капитану противника. Но Хаски и сам понимал, что дело было не только в этом, просто Гидра пыталась править его поведение на основании того, что она девушка, и при ней он не должен материться и ходить голым, Хаски не был согласен. Он считал, что, не претендуя на нее, он может вести себя, как захочет.

И все же, в этом облике играть сложно. Нельзя спросить, куда они направляются и почему не получилось с Гидрой, не мертва ли она уже теперь, на начало игры. Да и Кай говорит меньше, потому что люди могут принять его за сумасшедшего, если он будет общаться с собакой.

Приход выглядит богатым, несмотря на расположение где-то в глухом лесу. Стены кое-где покрыты плющом, но в целом он похож на обитаемый, к тому же отгорожен действующим кругом от нечисти. Остановившись у границ этого круга, почти вплотную к нему, Кай зовет:

— Кто-нибудь есть?

Ему не нравится ни это место, ни круг. Кажется, за его пределами стоять опасно, да и Хаски выглядит настороженным, дышит глубоко, осматриваясь по сторонам, а сказать ничего не может. Даже если в круг войдет Кай, спрятавшись от того, что ждет в лесу, Хаски, как оборотень, его границ переступить не сможет.

Проходит несколько минут, прежде чем приоткрывается массивная дверь. Настороженный вид старика Каю тоже не нравится, вся ситуация заставляет быть серьезнее.

— Я из восточного прихода, — представляется Кай. — В вашем должен быть священник, тоже из охотников. Я ищу его. Могу я с ним поговорить?

Старик, показавший из-за двери только глаз, внимательно смотрит еще какое-то время, прежде чем глухо приказать:

— Снимай рясу, расстегивай рубашку.

Хаски, который до этого со всей серьезностью осматривался, прислушивался, переключает все внимание на хозяина прихода, переводит взгляд на Кая и едва не подскакивает, увидев, что тот скидывает рясу, торопясь. Так же спешно расстегивает ворот рубашки и оттягивает его. С правой стороны, где-то от ключиц и до шеи — вытатуирован крест. Не обычный перекрест двух палок, а с узором, со словами на латыни, но татуировка уже выцветшая почти до синего.

Дверь открывается полностью, старик оказывается священником, угрюмым, со шрамом на левой половине лица.

— Можешь войти, — разрешает он. Кай собирается снова надеть рясу и пройти в круг, но в ее мешковатое сукно зубами вцепляется Хаски, не пускает.

— Только не сейчас, — вполголоса просит Кай. Их потасовкой он старается не нарушить круга. — Хаски, давай потом. Все будет в порядке, верь мне.

Когда Хаски уверен, что дальше идти опасно, он реагирует по-другому. Сейчас ему просто не нравится ни этот круг, ни то, что он не сможет быть рядом. Можно сказать, Хаски просто капризничает, и Каю не до этого сейчас. Отбросив рясу, он быстро перешагивает линию, оказавшись там, где Хаски не достанет. Оборотень переключается на беспокойный лай.

Старик закрывает за спиной Кая массивную дверь, внутренности прихода без дневного света утопают в полумраке, и все же нет ощущения, что здесь пусто.

— Оставь оружие, — командует старик, заметив кобуру с пистолетом на боку Кая.

— Зачем?

Кай помнит процедуру. Попросить показать татуировку — нормальная практика. Нечисть не сможет даже нарисовать на себе такую. Но охотники всегда ходили с оружием, потому что нигде не могли чувствовать себя в безопасности, и их никогда не просили оставлять его у входа. Старик шамкает беззубым ртом, пока наконец не произносит:

— Вдруг у вас счеты?

— Нет, мы друзья, — Кай собирается пройти дальше без разговоров, но священник ловит его за руку выше локтя, снова шамкает:

— Пока пушку не оставишь, дальше не пройдешь. А то шляются тут всякие…

— Старый параноик, — ворчит Кай, достав пистолет из кобуры, но движение оставить его на столике у двери меняет направление, дуло оказывается у подбородка старика. Пальцы на локте, ослабившие было хватку, вцепляются сильнее, до синяков.

— Кем ты набил приход, старик? — спрашивает Кай, как бы в шутку. С улицы воет Хаски, теперь, кажется, понявший, куда попал его капитан.

Ему вторят рычанием — из коридоров, из комнат послушников, тихо только в досками забитом главном зале. Кай узнает по этому звуку — не вампиры и не оборотни, среднее, мерзкое. Упыри, что чаще всего питаются мертвыми на кладбищах, предпочитая не связываться с живыми, потому что любой крепкий деревенский мужик может проломить им череп, а тут что-то осмелели.

— Опусти пушку. Я-то тебе вряд ли что-то сделать смогу.

Вот в этом Кай не уверен, потому что жилистый старик тоже явно из бывших охотников, которым везет дожить до пенсии. И поэтому первым делом Кай прикладывает старика рукояткой в затылок, левой достает из-за пояса нож, повернувшись к коридору. Упыри уже выползают из комнат, не меньше дюжины тех, кто отважился принять бой первым и заставить потратить на себя патроны.

Оставшись у круга, насторожившийся Хаски слышит выстрелы. Начерченная линия — как стена, за которую не сунуться. Хаски поздно заметил, что следы идут не по периметру прихода, а внутрь, и на месте входа линия стерта, а потом дорисована. Меньше всего ему хочется сливать игру сейчас, еще больше раздражает, как отреагируют на это остальные в команде. «Отпустил Кая одного? Серьезно? Капитана и одного. Человека, к которому липнут неприятности?».

Четверых Кай снимает выстрелами, следующего, бросившегося на него, вспарывает ножом, рычания больше не слышно, и упыри, сами запертые в этом месте, притаились, надеясь, что их не пойдут добивать. Пользуясь заминкой, Кай дополняет обойму серебряными пулями, оборачивается к держащемуся за голову священнику.

Он отвлекается, потому что один из упырей быстро пробегает коридор из одной комнаты в другую, из ближней к Каю в более дальнюю.

— Тебе не понять, — хрипит священник, цепляясь за стену и пытаясь встать. — Молодая трава — сорная трава, жить не хочет, приключений ищет. Старикам умирать не хочется, старики народ слабовольный и…

Кай перехватывает его за руку выше локтя, как если бы мстил за то же, подтягивает к себе, поставив на ноги, повернув лицом. Старик выше него, но стоит сгорбившись, они получаются одного роста.

— Пока не понять, — соглашается Кай и, еще раз быстро оглянувшись на коридор, прижимается своим горячим лбом к ледяному лбу священника. Тот смотрит, удивленно распахнув глаза, и установить зрительный контакт не составляет труда.

Воспоминания и ощущения старика перетекают в Кая, он едва успевает фильтровать. Кай видит этот приход более людным, сад вокруг и священника молодым. Видит жестокие тренировки, деревни с жителями, смотрящими на него, как на спасителя и чувствует гордыню. А потом заставляет себя видеть только то, что ему нужно — и узнает, где сейчас находится Дроид. И самое главное, что он жив.

Отпустив священника, Кай снова удобнее перехватывает пистолет. С одной стороны, упыри предпочитают иметь дело только с трупами. С другой стороны они бросились на Кая. И все же попрятались сейчас, но кто знает, как они отреагировали бы, будь это не Кай, охотник, а заблудившийся путник с семьей.

Кай, вместо того, чтобы развернуться и уйти, проходит вглубь прихода, отыскивая спрятавшихся.

Хаски кажется, что по-настоящему стоит волноваться тогда, когда замолкнут выстрелы. Но они, одиночные, с большими перерывами, гуляют по заросшему зданию прихода. От скуки он считает их — пятнадцатый и спустя минут пять — шестнадцатый и семнадцатый сразу. Что-то вылезает из форточки, едва протискиваясь. Похожее на лысую обезьяну, на собаку без шерсти, оно начинает бегать внутри круга, а покинуть его не может, скулит.

Кай появляется вскоре, оставив дверь открытой. Направляет дуло на притихшую нечисть, думает, глядя на то, как существо, поджав хвост, жмется от него к барьеру. И вполне предсказуемо Кай не выдерживает, ногой нарушает круг, чтобы дать сбежать. Пользуясь тем, что барьера больше нет, внутрь проникает Хаски, подскакивает в два прыжка, но дуло теперь смотрит ему в лоб, и приходится остановиться.

— Не выдержал? — усмехнувшись, спрашивает Кай. Белая рубашка в кляксах крови, но сам он не ранен. Его ряса на Хаски, снова принявшем человеческий облик.

— Почему ты в меня целишься? — без возмущения, скорее шутливо спрашивает Хаски.

— Потому что ты хотел меня ударить. Остынь. Я сказал, что все будет хорошо, значит я справлюсь.

Хаски все еще не может избавиться от образа Гидры и Дроида, тыкающих в него пальцами и смеющихся, мотает головой, чтобы прогнать наваждение.

— Поможешь вытащить Дроида? — Кай все-таки опускает оружие, приняв это за утвердительную реакцию.

— Далеко идти?

— Нет, тут рядом. И рясу мою отдай, чтобы я заляпанной рубашкой не сверкал.

— Хорошо. Моя одежда должна быть где-то в твоем рюкзаке.

Идти оказывается еще ближе, чем Хаски ожидал — только за здание прихода зайти. Дроида они находят связанным, в погребе. Сверху на крышке стоит тяжелая мраморная заготовка под надгробие, чтобы сдвинуть ее и нужны двое.

— Почему ты отпустил того упыря? — спрашивает Хаски, отдыхая после того, как удалось убрать такую глыбу. Кай в то время открывает подвал и вопрос игнорирует. А потом, ничего не сказав, соскальзывает сам в погреб. Вскоре после недолговременной возни снаружи появляется Дроид, цепляется за руку Хаски с видом, что если бы он только мог, то никогда бы его не касался. Потом уже сам выбирается Кай, целый и невредимый, разве что запылившийся.

— Хаски, тварь, — констатирует Дроид, потирая запястья. — Ну ладно, в реальность вышвырнул, но ты не мог посмотреть, что за реальность? Меня одного чуть не сожрали.

— Они думали сделать тебя упырем, — сообщает Кай, снова накидывая на себя рясу.

— Еще хуже, — выдыхает Дроид. — Ты потратил свою способность?

— Хаски впихнул тебя в реальность? — с хитрой улыбкой переспрашивает Кай, садясь напротив. Хаски делает грозные жесты, пользуясь тем, что он у Кая за спиной, но Дроид, адресовав ему хмурый взгляд, признается честно:

— Не глядя. Тварь.

Дройд как знает, что при Кае Хаски ему ничего не сделает. А если Кай ругать его не будет, то и Хаски забьет.

— Ну да. Зная везение Акросса, он здесь хозяин всех вампиров, — кивает Кай, не выглядя при этом особо огорченным.

Не то чтобы Акросс был хозяином всех вампиров, такого просто существовать не могло, но среди их братии имел немалый вес, потому и обитал в собственном замке, под защитой не только стен, но и слуг. Самым интересным было бы оставить Гидру в своей комнате и посмотреть на реакцию, когда она проснется, но Акросс решил, что шутка может оказаться не такой смешной, и девушку оставили под охраной в одной из гостевых спален.

Привратник приходит перед закатом и, придерживая влажную тряпку у глаза, предупреждает, что пленница очнулась, но сейчас явно не в духе, чтобы с кем-то разговаривать или тем более быть съеденной. Акросс знает, что в любом расположении духа Гидра не будет его бить, поэтому пропускает совет мимо ушей.

Каково же его разочарование, когда при попытке войти в гостевую спальню он едва не получает серебряным подносом в лицо. В руках Акросса поднос сминает, как бумагу. Потеряв опору, Гидра почти падает, но вовремя выпрямляется, отойдя на безопасное расстояние.

— Ты ждал теплого приема? — улыбаясь, язвительно интересуется Гидра, отходя вглубь комнаты, поближе к стоящей здесь массивной цветочной вазе. Акроссу не хочется признаваться, что может и не теплого, но на поднос в лицо он точно не рассчитывал. — Как можно быть настолько самоуверенным?

Полетевшую в него вазу Акросс разбивает, но, хотя цветов в той не было, его обливает водой. Акросс спокойно достает платок, вытирается, пока не может придумать, что ей сказать, и не лучше ли просто выбросить из окна. В конце концов, они враги, и это его прямая обязанность, и он должен был сделать это с самого начала.

— В этой игре я пока еще ничем не заслужил такого отношения, — напоминает Акросс.

— Да?! Всего лишь меня взял в заложницы! — Гидра примеряется к подушкам, но кидаться ими кажется ей слишком глупым, поэтому она берется за подсвечник. От него Акросс уклоняется.

— Где я должен был тебя оставить? У торговцев «мясом»? Я почему-то решил, что лучше известное зло, чем новое.

Гидра останавливается на секунду с занесенным над головой графином с водой, но швыряет и его. Тот разбивается уже об закрывшуюся дверь.

Наверное, будь Акросс младше, он бы, разозлившись, отправил бы Гидру в том же светлом платье в катакомбы замка. Сейчас же он понимает, что, если бы Гидра всерьез собиралась его убить — действовала бы по-другому, а не вещами швырялась. Это скорее было похоже на ссору, чем ненависть. Акросс думает, что еще день просидеть в одиночестве при полном застое игры ей не помешает.

Двое охотников в одном месте вызывают у местных больше неприятных подозрений, чем оборотень в их компании. Кай, даже без применения своей способности, чувствует напряженность в посетителях постоялого двора. Вспоминает, что драка в таверне — самый распространенный сюжетный ход, но в то же время не может представить, чтобы кто-то попытался драться с ними. Все знают про охотников и никому не нужны неприятности.

— Акросс и в самом деле один из вампиров. Хозяин замка неподалеку отсюда, — рассказывает Дроид, не обращая внимания на то, как присматриваются к ним посетители. — Думаешь, Гидру увезли туда?

— По идее должны были. Иначе в чем игра? — пожимает плечами Кай, не глядя на собеседника. Он наблюдает то за слишком громко засмеявшимся мужчиной, то за шумной компанией в углу.

— Тогда предлагаю на недельку оставить их разбираться друг с другом, а самим побродить по округе отстреливая нечисть, — шутит Хаски. — Вот видите, я вполне себе хорошо отношусь к Гидре. Пусть девочка развлечется, раз у нас не получается.

— Она не будет ничего такого делать, — шепотом одергивает Кай. — Не сочиняй.

— Ну тогда тем более, давай-ка оставим Акросса на нее, она его убьет и принесет тебе его голову, чтобы подтвердить, что игра закончена, — Хаски облокачивается о поверхность стола, ловит на себя скользящий по таверне взгляд Кая, смотрит насмешливо. Капитан первым отводит глаза, вынужденный согласиться:

— Так она тоже никогда не поступит…

— Интересно, почему же это? — Хаски откидывается обратно на спинку стула, продолжает улыбаться. Дроид кивает:

— Тут я вот тоже не понимаю. Что за особое отношение у этих двоих? Что за особое отношение у тебя к этому?

— Если разрешить Гидре использовать ее способность рядом с Акроссом, — все еще глядя как бы в сторону, но уже остановившимся, а не перебегающим взглядом, прибавляет Кай, — то она исполнит не задумываясь. А вот он ее не застрелит.

Способностью Акросса, как у Дроида бесконечные патроны, был «бесконечный пистолет». Акросс брал это оружие из воздуха и даже если его выбивали, он снова появлялся в руках хозяина.

— Нашел что вспоминать. Гидра и рядом с нами может эту способность использовать, только чтобы Кай под раздачу не попался. У нее в принципе никаких табу относительно нее нет, — напоминает Дроид. — Слушай, надо переодеться. Слишком много внимания привлекаем. Народ начинает думать, что мы либо на Акросса войной идти собираемся, а он все-таки их лорд, либо, что у нас тут что-то страшное творится, раз двое охотников понадобилось.

— Хочешь сказать, — словно игнорируя Дроида, начинает Хаски, — ты, типа, разрешаешь ей потому, что Гидра становится слабым местом Акросса. Так фигли, как только ее найдем, орем, что взяли ее в заложники и пусть сдается. Она нам простит. Тебе она вообще все простит.

— Хаски, прекращай, — почти просит Кай, все еще не глядя на него. — Если мы переоденемся даже, все равно останутся татуировки. Да и по Хаски видно, что он не совсем человек.

— У меня что, хвост торчит? — скорее в шутку отзывается Хаски, он и так знает, что его выдают глаза и белые пряди в волосах. Именно поэтому Кай игнорирует его, не отвечая.

— По крайней мере, на нас пялиться перестанут.

— Да он же просто тему меняет, — снова вклинивается Хаски. — Эй! Давайте с одним разберемся, а потом насчет остального поговорим. Эй, Кай! Отвечай мне!

— Как я могу с тобой об этом разговаривать, если знаю, что ты не поймешь? — сдавшись, Кай наконец-то смотрит прямо, в глаза, хмурится и кажется, что старается не моргать.

— Твое «не поймешь» ничем хорошим обычно не кончается, — приподняв одну бровь, напоминает Хаски, и в этой игре в гляделки он побеждает — Кай не просто отворачивается, он поднимается из-за стола, спокойно произносит:

— Нам нужно переодеться, чтобы двигаться дальше.

Дроид оживляется, вскакивает тоже. Хаски не идет за ними, он остается на месте, в обеденном зале, задумчиво глядя на стол.

Способность Кая работала в двух направлениях — он мог воровать чужую память и передавать свою. В тот раз разговор тоже уперся в утверждение, что Хаски не понимает, хотя тогда дело было и не в Гидре вовсе. Вся команда была в комнате и видела: Кай попытался объяснить Хаски ситуацию по-своему, дать ему взглянуть на мир «своими» глазами. Проще говоря, Кай доверился. А Хаски сожрал его.

Хотел сам Хаски того или нет, но видел он не только точку зрения Кая. Он видел всего Кая, все его воспоминания. Раньше сбоев не происходило, и Кай показывал в эту способность ровно столько, сколько нужно, но Хаски оказался сильнее и сам подсмотрел то, что ему не предназначалось.

До этого Хаски был другим. Ни малейшего уважения к капитану, поступал по-своему, играл как хотел, задирал всю команду, а получив разрешение на использование своих способностей и вовсе пропадал в игровом мире, появляясь только тогда, когда начиналось интересное. «Прочитав» Кая он не особо изменился, в штабе задирал капитана такими фразами, от которых Кай уходил в свою комнату или к Королеве, спрашивать, зачем она дала ему в команду такого игрока, с которым он не знает, как быть. Доводить было просто, ведь Хаски теперь знал самые неприятные тайны Кая.

Продолжалось это до первой же игры, в которой Хаски посерьезнел, нашел капитана и больше уже не отходил, а при попытке убить сам загрыз троих из команды Акросса.

Королева смеялась потом, говорила, что «Посадила Хаски на поводок», но Кай не понимал. Уживаться в одной команде стало легче, и все же было какое-то чувство опасности.

Кроме шуток, вроде: «Нет, ему такие девушки не нравятся, у него в журналах другие» и «Кай тощий потому, что нормально жрать только в одиннадцать начал» он никому из команды больше не рассказывал о том, что видел. И Кай был ему благодарен за это.

Акросс возвращается в гостевую спальню только часов через восемь, как раз, чтобы застать, как Гидра связывает из простыней веревку для побега. Выглядит, по его мнению, это довольно смешно, особенно попытка спрятать улику под кровать.

— Ты не должен был меня спасать, — уже спокойнее произносит Гидра.

— Почему?

— Потому что я не в твоей команде.

— Да ладно, это же просто игра, — так как подносов не летит, Акросс закрывает за собой дверь. Гидра так и стоит у кровати, стараясь не смотреть на него.

— Будь это другой персонаж, — начинает она, не без труда подбирая слова, — я бы просто сбежала. Ударила бы. Или убила. И сбежала. А с тобой что делать?

— Ударить ты точно попыталась. Все намного проще. Ваш капитан знает, что ты у меня. Значит, он придет сюда. После прошлой игры я бы на его месте попытался спрятаться и как можно дольше не показываться мне на глаза. Но за тобой он должен будет прийти.

— Кай не станет прятаться, — возражает Гидра, но все же без уверенности в голосе, Акросса радуют эти сомнения.

— Никогда не понимал, почему вы так преданны ему. Разве он не самый слабый в команде?

Гидра снова замыкается, отворачивается, говорит уже в стену:

— Если я тут приманкой, то вовсе не обязательно развлекать меня разговорами.

Акросс, зная, что продолжать бесполезно, подходит только забрать веревку из простыней, так же молча уходит.