Когда красное становится черным

19

Утро старшего следователя Чэня было заполнено телефонными звонками.

Первым позвонил следователь Юй. Он подробно изложил Чэню тему «Раскрытие во время завтрака», рассказав о том, что произошло в «Старом предместье».

– В деле Ваня слишком много пробелов, – сказал Юй. – Я пока не могу закрыть следствие.

– Вам и не нужно, – добавил Чэнь, – нам не нужно.

– Но секретарь Ли очень спешит это сделать.

– Не волнуйтесь, я свяжусь с ним.

– И что вы скажете?

– Ну а если товарищ Вань – фигура политическая? Он ведь был во время культурной революции членом организации «Идеи Мао Цзэдуна»? А теперь, в девяностых годах, он – убийца. Товарищу Ли это не понравится.

– То есть вы, так сказать, проткнете его щит его же собственным копьем.

– Именно, – сказал Чэнь, улавливая в голосе Юя возбуждение. – Я поговорю с ним об этом.

Он знал, как разыграть эту карту. Ли сам попадется в собственную ловушку.

Чэнь заварил себе чай. Не успел он выпить первую чашку, пожевав, как обычно, нежные листочки зеленого чая и обдумав свой разговор с секретарем парткома Ли, как снова ожил телефонный аппарат.

Звонила медсестра из больницы Жэнцзи. Его мать нужно было госпитализировать для обследования желудка. По словам медсестры, ее лечащий врач крайне обеспокоен.

Эти новости были совсем некстати. К тому же неожиданный поворот в ходе следствия совпал с завершающей стадией его перевода. Чэнь пообещал Гу закончить его как можно раньше. Он знал, как дорого время для «Нового Мира». Ему снова показалось, что он не сможет совместить работу над проектом с работой полицейского, так мешающей ему сейчас, а теперь еще на него легла ответственность за здоровье матери. Прежде чем пациента госпитализируют, больница требовала задаток. Аванс за работу над переводом он получил, и этих денег сейчас было достаточно, чтобы покрыть задаток.

Конечно, он мог бы сделать пару звонков, используя свои связи. Тогда бы его мать приняли без всяких авансов. Он решил не делать этого, хотя у него был выбор.

Это был еще один момент экономической реформы, который Чэнь не мог принять. А как же те, кто не может заплатить задаток и у кого нет связей? Руководство больницы должно с пониманием относиться к таким людям.

Каждый в девяностых годах искал, где взять деньги. Лозунг «Сян цянь кань», что звучит немного пафосно: «Смотри в будущее», жестоко пародировали за слово «цянь – будущее», созвучное слову «деньги». Рыночная экономика охватила и больницы. Доктора и медсестры тоже были людьми. Их собственный доход полностью зависел от прибыли больницы.

Пока он разговаривал с медсестрой по телефону, в комнате появилась Белое Облако.

– Мою мать должны положить в стационар на обследование, – объяснил он, кладя трубку.

– В больницах считают, что это надо делать всем без исключения. Может, в этом нет необходимости, им лишь бы взять побольше денег. Они так зарабатывают, – сказала Белое Облако. – Да вы не волнуйтесь, мистер Чэнь.

– Наверное, так и есть. Спасибо, – ответил он. Он тоже удивлялся, почему требуется, чтобы его мать госпитализировали. Она много лет жаловалась на желудок, но никто не говорил, что это серьезно.

– Давайте я отнесу деньги в больницу и сделаю все необходимое. К тому же составлю компанию вашей матери. Это тоже входит в обязанности маленькой помощницы. Звоните в любое время, если будут вопросы. У вас есть номер моего мобильника?

Что же подумает мать? Он никогда не говорил ей о маленькой помощнице, которая работает с ним дома. Однако в этот момент он не мог колебаться.

– Хорошо. Скажи ей, что я приду днем или вечером. Спасибо тебе большое, Белое Облако.

– Не говорите так, – сказала девушка, кладя коричневую бумажную упаковку в холодильник. – Ой, здесь ростбиф с паровыми булочками. Прошлой ночью у вас даже не было времени, чтобы съесть стейк. Надеюсь, вы любите говядину. На обед подогрейте все в микроволновке.

Он снова был счастлив, что она ему помогала. Следующим по очереди позвонил секретарь парткома.

– Следователь Юй сообщил мне, что вы хотите со мной о чем-то поговорить. О чем же, товарищ старший следователь?

– Ах да. Следователь Юй доложил мне о последних обстоятельствах, появившихся в ходе следствия. Я хочу кое-что обсудить.

– Продолжайте.

– После последнего разговора с вами у меня появилось очень много мыслей по поводу этого расследования. Как вы сказали, мы должны знать о политической значимости дела. Если я вас правильно понял, власти хотят раскрыть дело без политических осложнений. Нам просто необходимо обойтись в этом деле без политики. – После многозначительной паузы Чэнь продолжил: – Если мы теперь поспешим закрыть дело и объявим Ваня убийцей, это может быть против интересов партии…

– Что вы имеете в виду, товарищ старший следователь?

– Я имею в виду то, что, если Вань настоящий убийца, мы, безусловно, его накажем. Но в его признании, по словам следователя Юя, все еще остаются белые пятна. Так почему бы нам не подождать пару или больше дней?

– Я не совсем понял. Пожалуйста, объясните.

– Состоится пресс-конференция, люди придут узнать, кто такой Вань, а он, как известно, бывший член рабочей организации «Идеи Мао Цзэдуна», когда-то он был красным, а теперь что? К сожалению, Вань не один такой. Для многих рабочих, вышедших на пенсию, настали тяжелые времена. Вань может стать примером того, как старый рабочий катится сейчас под уклон, как жизнь его рушится. Если Вань смог совершить убийство в порыве безумства, тогда так же, в подобном положении, это могут сделать и многие другие люди. Вань тогда может стать чем-то вроде символа.

– Это веский довод, товарищ следователь, – сказал Ли после длительной паузы, – но правительство города очень давит на полицию.

– Мы примем это во внимание, – с пониманием сказал Чэнь. – Если репортеры что-то пронюхают и напечатают в газетах, они быстренько раскрутят тему «антагонизма между бывшим членом организации «Идеи Мао Цзэдуна» и писательницей-диссиденткой, которая активно участвовала в культурной революции». Такие политические связи могут стать разрушающими.

– Тогда мы должны осуществлять строгий контроль над средствами массовой информации.

– Я сомневаюсь, что это будет эффективной мерой. Следуя вашим предположениям, на прошлой неделе я посетил шикумэнь. Там была масса людей, суета, новости и слухи распространяются так, как если бы у них были крылья. Журналисты тоже могут оказаться там. Сегодня некоторые газеты уже не такие, к каким мы привыкли, они больше не проявляют должной лояльности к властям. Им нужны сенсации, чтобы увеличить тираж.

После едва заметного колебания Ли согласился:

– Если следователю Юю нужно еще несколько дней, то думаю, это нормально. Народу важно знать, что правительство не причастно к смерти Инь. И нужно, чтобы они узнали об этом как можно раньше.

– У меня один вопрос, товарищ Ли.

– Да, старший следователь.

– Я насчет органов общественной безопасности. Кое-что ставит меня в тупик. Это не их дело. Ни один человек не сказал нам о том, что они вмешивались в расследование. Но они обыскали комнату Инь до того, как следователь Юй попал туда. Потом они скрыли информацию о заявлении Инь, о том, что она хотела обменять паспорт. Почему?

– Что ж, Инь была писательницей-диссиденткой. И понятно, что органы заинтересовались ее делом. Они не отчитываются перед нами, как я знаю.

– Но, если это дело затрагивает политику, они были обязаны поделиться с нами информацией.

– Если бы они обнаружили какие-либо вещественные доказательства, я верю, они проинформировали бы вас, – сказал Ли. – Вы сами-то обнаружили что-нибудь, что могло бы заинтересовать органы?

– Нет, – сказал Чэнь.

– Нам также позвонил мэр Пекина. Вы в курсе, что он высокого мнения о вас? Может, вы лично займетесь этим расследованием?

– Нет, секретарь Ли. У меня мать в больнице. Мне только что сообщили об этом.

– Очень сожалею. Управление может чем-либо помочь вам? Вы все-таки в отпуске. Если будет нужно, возьмите еще несколько дней. Или мы пошлем в больницу кого-нибудь в помощь. У вас есть какие-либо особенные просьбы?

– Пока нет. Но все равно спасибо. Я помогу следователю Юю, как только смогу. Даю слово, товарищ секретарь.

После этого позвонила Белое Облако. В больнице все было улажено, и здоровью его матери ничто не угрожало. Доктор объяснил, что они хотели обследовать ее в стационарных условиях, учитывая ее преклонный возраст. Казалось, все было обнадеживающим, поэтому Чэнь вернулся к работе над переводом.

Перед обедом он позвонил Юю домой, но ответила Пэйцинь. У него, как и прежде, оставались к ней вопросы.

– Думаю, вы правы, – сказал он. – Инь могла частично написать роман сама.

– Да, конечно, – сказала Пэйцинь, – но я не вижу связи между ее романом и убийством.

– И я тоже. Вы что-нибудь еще обнаружили, Пэйцинь?

– Ничего нового, за исключением одной маленькой детали. Юй должен был вам сказать, что я читала кое-какие переводы, в институте я любила читать книги. Если читать переводы внимательно, то можно заметить, что тексты книг, переведенных на китайский язык, как правило, совершенно отличаются от оригинала. Я имею в виду, в лингвистическом смысле.

– Очень интересно. Не могли бы вы сказать более конкретно, Пэйцинь?

– Дело не только в том, что фразы в разных языках строятся по-разному. Смысл слов может быть другим. Например, китайские писатели редко, если когда-либо вообще, используют местоимение «это», о чем опытные переводчики, такие как Ян, хорошо знают. Но только не переводчики третьей или четвертой категории. В их текстах все время встречаются экзотические выражения. Возможно, в этом романе нет ничего подобного, и все-таки некоторые китайские предложения звучат коряво.

– Вы правы. Некоторые части написаны коряво, что тоже вызвало у меня недоумение. Правда, я читал не так тщательно, как вы.

– Или вот другой пример. Десять лет назад слово «частный» в китайском языке можно было и вовсе не встретить. Если кто-то и использовал его, то в негативном смысле, подразумевая «вульгарный или злой, не способный быть открытым и честным». А в романе Инь использовала это слово в позитивном смысле, как делают это молодые модные писатели сегодня.

– У вас прекрасные познания в английском языке, Пэйцинь! – восхитился Чэнь. – Даже сегодня не все так открыто используют это слово из-за того, что негативный смысл все еще остался.

– Нет, не смейтесь надо мной, товарищ старший следователь. Просто я помогаю Циньциню дома с английским языком, и он пару недель назад спросил меня, как переводится на китайский язык слово «частный».

– Вы очень проницательны, Пэйцинь. Я делал переводы, но мало внимания обращал на лингвистические сложности.

– Ой, простите меня. Я как ученик, который учит мастера. Тем не менее некоторые абзацы в романе воспринимаются как перевод.

– Так вы полагаете, что она сама переводила английский текст?

– Возможно, а вы как считаете?

– Все может быть. Некоторые книги о культурной революции написаны на английском. Как преподаватель английского языка в университете, Инь имела возможность читать их. Следовательно, в те годы роман «Смерть китайского профессора» мог быть переведен на английский. И Инь наверняка опасалась, что это откроется.

Пэйцинь была чем-то похожа на него, в своей способности сконцентрироваться на помощи следствию. В результате этой помощи многое открылось, хотя у нее наметилась некоторая склонность к преувеличению. Тем не менее она делала все для своего мужа, полностью посвятившего себя расследованию.

Чэнь сменил тему:

– Юй рассказал мне о вашем семейном завтраке в «Старом предместье». Это здорово. Ему действительно нужно отвлечься.

– Да. С недавнего времени на него со всех сторон оказывают давление.

– Я понимаю. Мы с ним плывем в одной лодке. Он великолепный полицейский. Я просто счастлив быть его коллегой.

– Спасибо. Приятно это слышать от вас, товарищ старший следователь.

Потом он пожалел, что высказался так снисходительно, ведь это было похоже на пустые комплименты, которые обычно раздаривал секретарь Ли.

Возможно, Чэнь поймал себя на мысли, что он был следующим кандидатом на должность секретаря парткома. Он спрашивал себя, что имел в виду, говоря так? И что подумает Пэйцинь?

Чэнь заварил себе очередную чашку кофе и продолжил чтение собственного перевода. Спустя некоторое время положил ростбиф и булочки в микроволновку. На индикаторе таймера высветилась цифра три минуты и последовал короткий звуковой сигнал. Он уловил странную аналогию между этим звуком и мыслью, пришедшей в голову.

Возможно ли, что какие-то части романа были скопированы Инь из чужой неопубликованной рукописи? И если это так, то почему настоящий автор не обвинил ее в плагиате?

Он не был уверен, что так оно и есть, потому что знал, что у Инь не было ни знакомых, ни родных до публикации ее романа. Никто, за исключением Яна, не давал ей читать рукописи. Но та рукопись на английском языке, о которой упомянул Чжуан, могла быть переводом Яна романа «Доктор Живаго».

Конечно, Инь никому не сказала бы, что Ян оставил ей рукопись, потому что тогда не было бы конца неприятностям. Если бы партийные власти пронюхали про это, они потребовали бы отдать рукопись, чтобы не оставлять в ее руках ничего потенциально подрывающего образ социалистического Китая. Особенно если рукопись, написанная на английском, пошла бы на продажу за границу. Возникло бы недоразумение, если бы заговорили о деньгах, которые она могла получить за публикацию. Это Чэнь мог понять из собственного опыта. Он сам не мог рассказать кому-то, кроме Юя, о своей подработке. Но даже Юю он не назвал точную сумму, которую ему заплатят. А что бы подумали другие?

Кто еще мог знать о существовании рукописи романа? Инь уже давно оборвала все свои связи. А что касается ее коллег, то она должна была быть очень осмотрительной, чтобы кому-нибудь доверять подобное.

А что, если это был кто-нибудь со стороны Яна? Он начал писать книгу до начала культурной революции. Наверное, в начале шестидесятых. Хотя он не заговаривал об этом, возможно, кто-то из его родственников навестил Яна и застал его за написанием рукописи. Подобно Чжуану, который увидел рукопись в общежитии.

Возможно, к этому делу были причастны органы общественной безопасности. Они могли каким-то образом узнать о существовании рукописи и решили взять дело в свои руки. Это вполне могло быть, тем более что Инь начала контактировать с людьми из-за границы. Тогда было понятно, почему органы не давали информацию насчет обмена ее паспорта. Это могло быть также ответом на вопрос, почему они обыскали ее комнату раньше, чем там появился Юй. Но Юй и не развивал свои предположения в этом направлении. И то, что секретарь парткома Ли настаивает на том, что это не политическое дело, подтверждает его гипотезу.

Вскоре Чэнь понял, что почти съел и ростбиф, и булочки, но не ощутил их вкуса. Говядина, подогретая в микроволновке, положенная между двумя половинками булочки, как китайский сандвич, была все еще сочная и нежная.

Белое Облако нравилась ему не только потому, что баловала его кулинарными изысками, но и за то, что ее еда всегда сочетала в себе восточную и западную кухни.

Однако, прежде чем поделиться своими мыслями с Юем, Чэнь решил действовать самостоятельно.

Сначала он связался с товарищем Дином, офицером, отвечающим за прослушивание телефонных разговоров, находящихся под «внутренним контролем». Он мог бы сделать это раньше, но из-за секретаря Ли и органов общественной безопасности, действующих самостоятельно, он не хотел поднимать тревогу. Дин также был человеком его деловых связей, но Чэнь не злоупотреблял своими возможностями.

Дин оказался более отзывчивым, нежели ожидал Чэнь. Через сорок пять минут он перезвонил. В школе телефонные разговоры Инь некоторое время прослушивались. Судя по записям, ничего необычного в ее разговорах за последние месяцы не было, но это ничего не доказывает. Инь наверняка не делала бы важных звонков из кабинета, который она делила с коллегами. А телефонной будкой в переулке она почти не пользовалась. Она была либо слишком одинока, либо очень осторожна, так как почти не звонила, а если это случалось, то далеко от переулка. Чэнь тут же вцепился в последний факт. Платные звонки не контролировались.

Дин пообещал Чэню найти все записи телефонных разговоров Инь за последние несколько лет. Это требовало времени, и Чэнь это прекрасно понимал.

Потом он сделал звонок в шанхайский архив, запросив подробный список родственников Яна.