Когда листья станут золотыми

18.

Жасмин вокруг больницы давно отцвел. Но в кабинете Виталия Гельцера стоял сильный, горьковато-сладкий запах. Прямо за спиной молодого врача в окно протягивалась ветка дерева, усыпанная незнакомыми Алисе цветами.

Виталий поднял голову от ведомости, в которую вносил пометки, и улыбнулся Алисе.

— Привет. Садись. Не ждал.

— Привет. Я посоветоваться. По поводу твоего пациента.

— Всегда готов.

— Давненько я этого лозунга не читала, — Алиса подвинула стул и села.

— Ну давай. Выкладывай. Что не так?

— Сначала все было так.

— Я так и подумал, ты ведь не появлялась, вообще. Говорят, отсутствие вестей — хорошие вести. А сейчас что-то поменялось?

— Сейчас неважно. Как-то с общением сложности появились, — Алиса слегка поморщилась. — А еще на бессонницу жалуется, это уже по твоей части.

— Как жалуется? — насторожился Виталий. — Снотворного просил, что ли?

— Нет, он мне вообще не говорил. В первый раз я ночью проснулась, на кухню пошла — сидит у окна. Я спросила, в чем дело — да ни в чем, просто не спится. В следующий раз опять ночью проснулась, решила заглянуть к нему в комнату. На диване сидит, хорошо бы, в окно смотрел, а то в стенку. Как… слов не могу подобрать.

— Обычный старый добрый успокаивающий чай не заваривала?

— Я думала, может, посильнее что…

— Таблетки не стоит, — Виталий отложил ведомость. — Таблетки точно не стоит. Я не хотел тебе говорить, но… Короче, у него в крови нечто похуже алкоголя обнаружилось, хоть и в небольшом количестве.

— Что же?

— Диэтиламид лизергин.

— Это что за птица? — Алиса недоуменно пожала плечами.

— ЛСД, психотропное вещество, короче — наркотик. Пусть считался слабым.

— Господи, да где он его взял-то?

— Тогда в Москве — где угодно.

— Нет, в деревне.

— В деревне вряд ли. Тогда следы были бы явные.

— Ну, так это же все объясняет! — Алиса слегка подалась вперед. — От соблазна он из города и сбежал. Год без них жил, значит, сумел бросить.

— Виталий отвернулся и несколько секунд глядел в окно, затем произнес:

— Считалось, что бывших наркоманов не бывает, Алиса…

— Но ведь год обходился как-то, значит, сумел?

— Как бы там ни было, а снотворное излишне. Ты ведь ему предложила в Космозо поработать? Какие-нибудь физически тяжелые работы, чтобы устал и вымотался за день, там есть?

— Нет. Разве что взапуски со склиссами предложить побегать, — Алиса невесело улыбнулась. — Он знает, что переноска тяжестей и прочее происходит автоматически.

— Свози на горные лыжи или еще куда.

— А он отказывается теперь. Мол, в гробу я видал этот Мадагаскар.

— Но ведь начиналось все неплохо, так?

— Сначала да. Я взяла к себе пожить своего младшего брата. Кирюшка, он такой… — она помолчала, выбирая нужные слова. — Обычный ребенок, веселый, непосредственный. Общительный. Такой, какой я была когда-то и какой меня помнит Коля. С моим братцем не пройдет номер «отстань, я плохой, мне все надоело». Кирилл очень легко находит общий язык со всеми моими знакомыми, ну, Павел, мой друг детства, конечно, вне конкуренции. Да еще мне это дело удалось так представить, мол, помоги мне последить за маленьким братом, пока мама в отъезде. А четыре дня назад мама забрала Кирилла с собой на Лапуту, я уверена, со всеми учеными он уже подружился.

— Ах, этот летающий город на Уране. Я видел в новостях кусочек интервью с твоей мамой, еще подумал — кого она мне напоминает, фамилию-то прослушал. Красивая. Ты на нее очень похожа.

— На Нептуне… — Алиса помолчала. — Говорят, что похожа. Она красивая, яркая. Все ей удается. Она обожает свою работу, строительство, да еще в необычных условиях — она просто этим живет. Она редко проводила с нами больше пары месяцев. Разве что когда родился Кирилл.

— А когда ты была маленькой?

— Тоже… Я только сейчас понимаю, как у меня мало детских воспоминаний, связанных с матерью. Гораздо больше с отцом. Он брал меня с собой в перелеты, я постоянно бегала в Космозо. Папина дочка, короче. А Кирилл так привязан к маме. Она для него идеал — такая умная, эрудированная, все знает. Она в день приезда столько наговорила про термосферу Нептуна, да насколько легче было строить Лапуту, да насколько труднее это будет на Уране. Нами мало интересовалась… Но Кириллу было все равно, он ловил каждое ее слово. Он ее обожает, и был так счастлив, что мама берет его с собой на несколько дней. Я при таких обстоятельствах и заикнуться не решилась, чтобы Кирюшка хоть ненадолго остался со мной. И вот когда он уехал, мне с Колей стало намного тяжелее общаться. А времени все меньше.

— Ну, а что он говорит по поводу того, что времени все меньше?

— Ничего, абсолютно безответственно к этому относится. Мол, проживу, а как — не твоя забота. Я ему говорю что-то про профессию, про выбор города — отстань, задолбала.

— Э… А что такое «задолбала»?

— Надоела. В первые дни только и разговоров было, мол, отправьте меня домой, я тут чужой. А вчера высказался, мол, сплавить меня хочешь. И так плохо, и этак нехорошо.

— Синдром отмены, — медленно проговорил Виталий. Алиса передернула плечами:

— Вот и дед твой так говорил…

— Это психология, дед с молодости подобное помнит… Понимаешь, Николай физически здоров, у него не осталось ни алкоголя в печени, ни никотина в легких. Когда он только к нам поступил, организм у него, конечно, был в крайне скверном состоянии, я думаю, без того пожара он бы и сам умер годика через два. Но теперь все в порядке. Чисто по физиологии у него не должно быть желания выпить или закурить. А психологически тянет, привычка. И надо самому себе доказать, мол, я имею право выпить, потому что мне плохо и окружающие меня не понимают.

— Здесь он алкоголь не найдет.

— Зато по возвращении оторвется по полной.

— Я сама этого боюсь. А что ты мне конкретно предлагаешь?

— Гипноз подойдет?

— Алиса медленно покачала головой.

— Это крайняя мера. У Кирилла же получалось нормально общаться.

— А ты не думаешь, что молодому парню просто неудобно жить в одной квартире с красивой девушкой? Что он стесняется?

— Я поняла, что стесняется, в первый же день, когда он отказался поехать с нами на море. Но это же глупо. У меня за эти два года столько раз знакомые ребята ночевали, и ничего. Я сейчас даже сплю в комбинезоне, чтобы никого не стеснять парадом неглиже!

— Алиса, у него другой менталитет. Ты временщик и знаешь это лучше меня. Николаю надо поднимать самооценку. Найди отрасль, в которой он разбирается. Радиотехника, игра на гитаре, хоть крестики-нолики. Включи женскую хитрость — да просто сломай что-то в доме, и пусть он починит.

— Попробую… — Алиса поднялась. — Хорошо, что ты был на месте, с Виктором Андреичем мне бы не хотелось это обсуждать.

— В следующий раз придется. Я возвращаюсь в Дрезден.

— Да? — удивилась Алиса. — Тогда удачи на родине. А почему возвращаешься?

— Ну, во-первых, дед — я и приехал-то больше по его просьбе, я единственный из его внуков выбрал медицину, и он был очень рад, но выяснилось, что два медведя в одной берлоге не уживаются. А во-вторых… Я думаю, ты сама все понимаешь…

Алиса почувствовала, что у нее горят щеки.

— Не понимаю… Ладно, мне и правда пора…

— Понимаешь. Да что тут говорить, ты за эти несколько дней ни разу не позвонила просто так. Я интересен только как медик.

— Почему? Я пришла к тебе просто как к другу. Как к человеку.

Виталий грустно улыбнулся.

— Как к другу, как к человеку — мне этого мало, Алиса.

Он попытался накрыть ее ладонь своей, но она быстро убрала руку.

— Я же не провоцировала… никак…

— Господи, да что за слово — провоцировала. Тебя нельзя обвинять, как солнце нельзя обвинять, что оно светит.

— Мир велик. В том же Дрездене полно красивых девушек.

— Таких больше нет.

— Есть. Ты плохо смотришь.

— Пока я никого и не вижу. Я только хочу сказать тебе спасибо, что ты была в моей жизни. Таким ярким событием, пусть и так недолго… Прощай, Алиса.