Когда муж - оборотень...

Глава 16

Его обвинили в убийстве 12 человек, целой свадьбы, гулявшей, на природе. Кто—то хладнокровно перерезал глотки всем ночью, а затем, поджег их палатки. Гриша, был единственным выжившим из компании, и, главное, трезвым. Но все получалось слишком гладко. Поэтому Андрей попросил меня поговорить с обвиняемым.

Когда я вошла в комнату для допросов, Гриша, был удручен, но абсолютно споен. Он никак не выдал, то, что знает меня. Но почему? Неужели тоже был под каким—то воздействием и не узнал меня?

А в деле, оказалось, все просто: парень, действительно, как и говорил, пошел ночью купаться. Пока купался, в одного слабовольного вселился, голодный лесной бес, и знатно поужинал. Официально это белой горячкой называется. Насытившись, бес покинул тело несчастного, и он сгорел вместе с остальными, когда Гриша вернулся, все были уже мертвы и лагерь пылал.

Мы с Андреем не сомневались в его невиновности, и написали предсмертную записку от лица убийцы и вставили прощальную запись в соцсетях, задним числом, за несколько минут до преступления. Он якобы влюблен в невесту и не может смириться с тем, что она теперь жена его друга.

Склонность к алкоголю и агрессии у парня была к тому же, даже родители убийцы подтвердили, что он был влюблен в невесту. Гришу оправдали. Больше я его не видела.

И вот, он стоит передо мной и улыбается, как ни в чем, ни бывало.

— Здравствуй, — улыбаюсь я.

— Ой, боги мои грозные! Ты ела, хоть что—нибудь, доченька? — мать все всматривается в меня, не веря еще до конца, что перед ней ее дочь.

— Не успела еще. — Покачала я головой.

— Я картошку приготовил. — Вставляет Влад.

— Да какая картошка! Ей жидкого нужно! — Всплеснула руками мать.

— У меня бульон со свежей курочки, горячий еще, есть дома. Как чувствовала, сварила, я принесу! — Сестра бегом рванула из комнаты.

А меня вдруг снова стало колотить и выворачивать. Хотелось в прямом смысле, лезть на стену, чтобы, унять эту сумасшедшую окутавшую меня боль.

У Вадима всегда получалось снимать мою боль. Будь она от месячных, головная или еще какая—то. Когда я рожала, то боли от схваток почти не чувствовала, когда муж был рядом. И сейчас мое подсознание звало своего спасителя.

— Вадим! Мне больно! Вадим! Помоги мне! Спаси меня! Забери меня! Вадим!! Кричало не только мое подсознание, но и тело. Во весь голос. До хрипаты и боли.

А потом, я провалилась в тяжелый сон. Мне снилась ночь, костер. Соломенное чучело Марены, что у древних славян считалась богиней смерти, царицей ночи, и загробного навьего мира. Все пили вино, ели черный хлеб, прославляя ее. А потом, принесли ей в жертву здорового быка, прося взамен, здоровья для меня. Потом ходили вокруг меня с факелами, махали здоровым серпом, начитывая заговоры, вырвали клоп волос и сбросили в импровизированную могилу, где уже была кровь и голова быка.

И мне действительно становилась легче. Ушли ломота и боль, прошел жар, неясные, туманные, образы прекратилась, и я уснула крепким сном без сновидений.

Проснулась, я кажется, рано утром либо поздно вечером. От раскатов грома за окном и шума ливня. Было очень темно. Часов в комнате не было. Рядом, на стуле, сидела спящая мама. Мне захотелось в туалет, и я потихонечку встала,

— Ты куда? — Мама резко открыла глаза.

— Мне на двор.

— На ведро сходи, там ливень, простудишься.

Мама поставила рядом ведро и помогла.

— Что еще хочешь, ласточка моя? — Спросила мама, уложив меня.

— Помыться. — Ответила я подумав.

Волосы были очень грязными, голова болела от их тяжести.

— Помыться — это хорошо. Это правильно. — Обрадовалась мать. — Погоди щас, Владу скажу, баньку истопит живенько. Девчонок позову, и помоем тебя как положено. Поправляешься доченька! Все как жрецы сказали, к исходу третьих суток в себя пришла.

Мама просияла и убежала куда—то. Вернулась минут через 15, с куриным бульоном. Я с удовольствием выпила его. Попросила у мамы расческу и зеркало. Выглядела я, не пример лучше. Глаза уже не такие впалые, лицо побелело.

— Красавица моя! — Услышала я знакомый голос.

Подняв глаза, увидела в углу папу, как живого и вздрогнула.

— Прости. Не хотел напугать, — Улыбнулся папа, — Как же я рад, что ты к нам вернулась Маришка. Я с ума сходил, не мог себе простить, что не смог вас защитить, а придя сюда, тебя здесь не нашел. — Грустно улыбнулся он.

— Пап, ты прости, что все так получилось. Я не хотела, — мой голос дрогнул.

— Я знаю, дочка, знаю, — папа добродушно улыбнулся,

— Я боюсь Влада пап, очень! — пожаловалась я.

— Сила женщины, самая великая сила мироздания. И в волке можно разбудить щенка, ласкаю да нежностью.

— Я принадлежу другому волку пап. — Из моих глаз, невольно побежали слезы.

— Положись на волю богов милая, они мудрые, им с высоты виднее, кому с кем быть.

Отец исчез, а мама, стоявшая в комнате, рухнула на лавку.

— Святая ночи царица! Сила! Твоя сила, к тебе вернулась. Слава Чернобогу великому!

Я почувствовала себя уставшей и попросила маму выйти. Просто понежилась в постели под шум дождя. Муж не приходил, и слышно его не было, из чего я сделала вывод, что он не дома. Оставалось надеяться только, что никого не убивает и никому не пакостит. Чем живет община, я пока, что понятия не имела.

Оборотни, тут живут, маги, или простые люди, я понятия не имела, но в любом случае я не собиралась делать ничего, идущего в разрез со своей совестью.

Захотелось размять ноги, я встала, походила по комнате, заглянула в сундук, обнаружила там фотоальбом в винтажном стиле. Достала, села на лавку. Первое же фото, было с нашего венчания. Влад, в белой рубахе с обережной вышивкой и я, в белом сарафане, с венком из полевых цветов, такие красивые, счастливые. Вот на семейных праздниках за столом, вот на Ивана Купалу прыгаем через костер, вот я полю грядки в огороде, вот делаю с детками обережных куколок из тряпочек. Я, что, и здесь была учителем? Вот я с большим животом, до обури счастливая. А вот я, на руках с Ирой! Это совершенно точно она.

— Девочка, моя ты возвращалась ко мне! Но почему же? Почему же снова ушла?

— У вас слишком много грехов мамочка, я забираю вашу тьму.

Появившаяся передо мной девочка, грустно улыбнулась.

А мое сердце зашлось от боли.

— Прости нас милая! Прости!

Слезы душили, я разрыдалась в голос.

Бедная моя девочка! Как же твоя душенька из—за нас дураков страдает, нужно это прекратить! Знать бы как?

— Где ты, Вика? Где ты, любимая?

В мою голову ворвался голос Вадима, но я не успела ответить, в комнату вошла мама с четырьмя девушками.

Одна сестра, другая невестка, жена Гриши, не знаю, откуда, но я это знала, и две жрицы общины.

В бане исполнили ритуал омовения, смывая чужое негативное влияние, порчу болезни, обернули меня на несколько минут в ржаное, соленое тесто, затем пропарили вениками и несколько раз окатили то ледяной, то горячей водой. Читая знакомые мне заговоры. Да, все, что я слышала и видела теперь, казалось мне знакомым.

Мне на глазах становилось легче, я чувствовала, как силы заполняют меня. Это непередаваемое ощущение уверенности, эйфории, желание жить и горы свернуть.

— Улыбаешься! Ты улыбаешься!

Мама засмеялась от счастья и поцеловала меня в щеку, завела на крыльцо дома. А сама спустилась вниз.

— Ты куда мам? Дождь ведь!

— Это нечего! Мы тут рядом живем. О тебе теперь муж позаботиться! Иди в дом, не бойся. Он тебя и так слишком долго ждал.

Мама с девушками поспешили уйти, а меня реально затрясло то ли от страха, то ли от возбуждения.

Мужчина был определенно хорошо собой и, скорее всего, у него как у волка самца, осталась надо мной власть как над его самкой.

— Чего встала? входи, а то простудишься.

— Девочка, моя ты возвращалась ко мне! Но почему же? Почему же снова ушла?

— У вас слишком много грехов мамочка, я забираю вашу тьму.

Появившаяся передо мной девочка, грустно улыбнулась.

А мое сердце зашлось от боли.

— Прости нас милая! Прости!

Слезы душили, я разрыдалась в голос.

Бедная моя девочка! Как же твоя душенька из—за нас дураков страдает, нужно это прекратить! Знать бы как?

— Где ты, Вика? Где ты, любимая?

В мою голову ворвался голос Вадима, но я не успела ответить, в комнату вошла мама с четырьмя девушками.

Одна сестра, другая невестка, жена Гриши, не знаю, откуда, но я это знала, и две жрицы общины.

В бане исполнили ритуал омовения, смывая чужое негативное влияние, порчу болезни, обернули меня на несколько минут в ржаное, соленое тесто, затем пропарили вениками и несколько раз окатили то ледяной, то горячей водой. Читая знакомые мне заговоры. Да, все, что я слышала и видела теперь, казалось мне знакомым.

Мне на глазах становилось легче, я чувствовала, как силы заполняют меня. Это непередаваемое ощущение уверенности, эйфории, желание жить и горы свернуть.

— Улыбаешься! Ты улыбаешься!

Мама засмеялась от счастья и поцеловала меня в щеку, завела на крыльцо дома. А сама спустилась вниз.

— Ты куда мам? Дождь ведь!

— Это нечего! Мы тут рядом живем. О тебе теперь муж позаботиться! Иди в дом, не бойся. Он тебя и так слишком долго ждал.

Мама с девушками поспешили уйти, а меня реально затрясло то ли от страха, то ли от возбуждения.

Мужчина был определенно хорошо собой и, скорее всего, у него как у волка самца, осталась надо мной власть как над его самкой.

— Чего встала? входи, а то простудишься.