Когда муж - оборотень...

Глава 37, часть 4.

— А ты Мергус, видать, и вовсе лично решил Мару Грозную прогневить жрицу ее, изгнав без благодарности?

Еле слышно прошептала спасенная.

— Или боишься, что скажет она, кто порчу на меня навел? Так, я и без нее это знаю. Доченька твоя Люция, на место мое в этой постели метит.

Все рты так и разинули.

Когда на кроде мысленно уже лежишь, Мара на многое глаза—то открывает. — Пояснила женщина.

— Что? — Взревел вожак, надвигаясь на побледневшего целителя. Словно неотвратимое бедствие.

— Ты тоже хорош! — Слабо махнула рукой женщина. — А то не видел, как она тебе глазки строит да рядом притирается.

— Да мало ли кто как смотрит мне ни важно это. — Взъярился Яромир — Она правду сказала Мергус?

Обратился вожак к сжавшемуся от страха лекарю. Тот, не осмелившись лгать и оправдываться, бухнулся на колени перед Яромиром.

— Да не кричите вы здесь, ей покой нужен. — Прошептала я, довольно уютно устроившись на руках Бориса.

— А ну—ка пойдем.

Яромир схватил жрица за шиворот и выволок из спальни. Там поручил его сыновьям. Стоявшим в коридоре.

— В клетку его. И Велимудра пригласите. А вы ступайте за мной.

Вождь проводил нас в другой коридор и оставил в большой теплой комнате.

— Оставайтесь здесь, сколько хотите и не бойтесь ничего. Вас никто не тронет. Вы мои гости. Я вам жизнью семьи обязан. Сейчас вам принесут поесть. Что еще нужно? Говорите смело.

— Ей помыться и переодеться нужно. — Слышала я голос Бори уже сквозь сон.

Хорошо. Сейчас сюда принесут лохань и горячую воду, я закреплю за вами трутницу. Обращайтесь к ней с любой просьбой, она будет жить в берлоге, комнате напротив.

— Благодарю.

— Не стоит. С ней все в порядке?

Вожак беспокоился обо мне. Приятно.

— Да просто много сил отдала. Отдохнуть нужно и все.

— Хорошо. Отдыхайте. Сейчас все будет.

Боря сел со мной на коленях и стал покачивать как ребенка. Что—то мурлыча себе под нос. Зря он это. Меня тут же разморило, и я провалилась в дрему. А снилось мне, что меня аккуратно раздевает, моет в огромной лохани, усадив к себе на колени. Помню, как матерился. Увидев кровавые шрамы на спине. Как аккуратно мыл голову приятно пахнущей хвоей пеной. Как бережно обтирал полотенцем все тело. Как пожил меня на мягкую постель из шкур, прикрыл одной и мылся сам. Как потом оделся и унес куда—то лохань с водой. Как вернулся с подносом, с едой и пытался заставить меня съесть хоть кусочек. Я лишь сонно ворчала, а он поел, разделся, перекинулся в волка и начал вылизывать мою израненную спину и сломанные пальцы. Ноющая боль не дающая, уснуть, наконец, отступила, и я провалилась в крепкий, спокойный сон со своим любимым рыжиком под боком.

Мне снилось, что мы с Борей плывем по светлой спокойной реке на лодке. Но в какой—то момент, река темнеет, я вглядываюсь в ее воды и вижу Лену и Вадима. Они в волчьих ипостасях распяты на досках, прибитых, к стене. Распяты в прямом смысле, в их лапы прибиты к доске гвоздями с большими шляпками. Их шеи зафиксированы ошейниками впивающимися шипами в горло. Беднягам невыносимо даже дышать. Из желтых глаз серой волчицы катятся крупные слезы. Огромный, черный волк, скалится сжатыми от ярости зубами.