— В вашем мире много рыжих оборотней? — допытывался Яромир за ужином.
— Боюсь, что я один. Никого, кроме себя там рыжих, не знаю, сам я рос в семье черных, мать была простым человеком.
— Почему твой отец ее не обратил?
— У нее было слабое сердце. Она бы не выдержала действие нашего яда, но отец, поддерживал ее здоровье, как мог. И она прожила, сто семьдесят три года, не старея. А потом пропала, жрецы сказали, что утопилась, почувствовав необратимое старение организма, не хотела, чтобы отец наблюдал за ее увяданием.
— Твоя мать, была неверна отцу?
— Публично этот факт не обсуждался, но судя по тому, как он ко мне относился, и по моей масти, все понятно.
Промелькнувшие в глазах Бориса горечь и стыд задели и мое сердце.
— Посмотреть на свою стаю хочешь? — хитро улыбаясь, спросил Яромир.
— Любопытно, — кивнул муж.
После ужина нас сопроводили в отдельную берлогу, наделив приличным запасом одежды и постельного белья. Все остальное осталось от прежних хозяев.
Мы с Борей до ночи провозились с отчисткой помещения от ментальных следов от прежних хозяев. И защитой помещения от непрошенных гостей. Это отняло много сил. Учитывая, что мы и так потратились, на спасение Добрана, отрубились оба, едва коснулись ложа.
Проснулась я оттого, что где—то далеко меня звала мама.
— Мариша, доченька! Принеси мне водички! Мариша, доченька! Ты где?
Голос мамы был тревожным, и мое сердце замерло от ужаса, мама, что прошла через разлом и оказалась в этом мире?
— Мама? мамочка!
забыв про осторожность, я выбежала из берлоги.
Эта планета освещалась сразу тремя спутниками, поэтому было довольно светло. Темно—синей полумрак, нежели темнота.
— Мариша, доченька!
— Иди сюда мам! Не бойся! Все хорошо.
— Помоги мне доченька!
Я пошла на голос матери, все дальше отдаляясь от берлоги и углубляясь в чащу леса. Сердце бухало в груди от страха.
— Мама! мамочка!
Погашенная своими страхами, я не заметила, как со всех сторон подкрадывались серые бесшумные тени. Когда заметила, осталось только задохнуться от ужаса и отчаянья.
Как же так! Бросилась было назад, но словно о бетонную стену головой с размаха ударилась и мир, вспыхнув яркой звездой острой боли, померк в одно мгновение.