Когда мы встретились

8

С большой буквы З!

КЕЙСИ

О чем, черт возьми, я думала? Я знаю, кто он. Это же очевидно. Как из всех мест в мире, где я могла бы врезаться в оленя, я умудрилась случайно встретиться с ним.

О, точно, я же не виновата. Но вы слышали когда-нибудь звук чьего-то голоса, и ваши коленки подкашивались?

Теперь у меня такое чувство. Из-за мужа Тары. Бывшего мужа? Нет, он отказывается подписывать документы, значит, определенно все еще женат. Интересно, знает ли он о ее помолвке. Или о том, что она отчаянно пытается соединить себя узами брака с один чуваком-актером и поэтому трижды высылала документы обратно за последние несколько месяцев. Все это время Бэррон отказывается ставить подпись.

Я должна сказать ему, что знаю, кто он такой, что его жена самая большая стерва в Брентвуде, но мысль о том, что я не задержусь здесь надолго, заставляет меня поверить, что я не должна этого делать. Подумаешь, маленькая безобидная ложь от девушки, которая не планирует оставаться в этом городе?

У него есть дети, ради бога. Я должна держать язык за зубами и не вторгаться в его личную жизнь.

Так что молчу, пока он укладывает своих детей спать, как он сказал мне, во второй раз за сегодняшнюю ночь, и дает мне одеяло, подушку и теплоту, которую не ожидала от кого-то вроде него. Думаю, я представляла, что он будет таким же холодным и отчужденным, как Тара, но это не так. Его глаза полны доброты, нежности к его детям, и то, как он смотрит на меня, ну, я знаю, что делает мужчина, когда его привлекает женщина, и я бьюсь об заклад, что если бы залезла на него, то он бы не жаловался.

После того, как я вернула ему куртку, мое тело все еще пахнет им — кожей, дымом, смазочным маслом, всем южными и мужественным.

Проклятье. Из всех мест, где я могла разбить свою машину, почему это должна быть его мастерская?

Вздохнув, пристально рассматриваю большие окна комнаты, которая, скорее всего, является его гостиной. Это хороший дом. Лучший, чем я могла ожидать, судя по тому, как Тара утверждала, что он некий деревенский парень, живущий в глуши. Большущий каменный камин от пола до потолка привлекает мое внимание к центру комнаты, поскольку остальная часть дома, судя по всему, построена вокруг него. Затухающий огонь трещит на заднем плане, оранжевое пламя очаровывает, создавая почти умиротворенное ощущение вместе с падающим вдали снегом.

— Диван не такой уж и удобный. — Его присутствие позади меня пугает, и я подпрыгиваю от звука его голоса. — Но это лучше, чем холодная мастерская.

Я поворачиваюсь к нему лицом, засовывая руки в задние карманы джинсов.

— Всегда идет такой снег? — спрашиваю я, пытаясь завязать разговор и избежать неловкости.

Он качает головой, но не встречается со мной взглядом.

— Обычно не такой сильный, но время от времени накатывает буря.

— Как сегодня, — отмечаю я, улыбаясь. Всматриваюсь в черты его лица, удерживающие мое внимание. Темные волосы, спутавшиеся на голове из-за вязаной шапочки. Высокие скулы, прямой нос, волевой, выраженный подбородок. Как южная, более мускулистая версия Джеймса Дина с щетиной на лице и загадочными темными глазами. У него образ, которого добивается Голливуд, но он делает это без особых усилий.

Бэррон приглашает меня к себе на кухню, мокрое полотенце у него в руках, аптечка стоит рядом. Он улыбается, стуча костяшками пальцев по столу. — Давай взглянем на твою рану.

Мое сердцебиение ускоряется.

— О, я в порядке. Это просто царапина.

Он не сводит глаз с моего лба, прищурившись, словно пытается рассмотреть порез на расстоянии.

— Я все же хотел бы на это посмотреть.

— Хорошо. — Я останавливаюсь возле кухонного островка, в паре футов (Прим. пер.: 1 фут — 30,48 см) от него. — Я бы хотела посмотреть на тебя голым, но сегодня этого не произойдет.

Вот блин. Я сказала это вслух.

Бэррон издает смешок или кашляет, я не уверена, но румянец на его щеках говорит мне, что он не встречал никого, похожего на меня. Также быстро приходя в себя, он подмигивает, и глубокий смех сотрясает его грудь. В ту секунду как будто воздух вокруг нас меняется.

— Давай начнем с обработки раны, — мягко говорит он, вторгаясь в пространство, где я стою, и ведет меня к лучшему освещению возле раковины.

Приблизившись к нему, я сопротивляюсь желанию уткнуться головой ему в грудь и позволить мягкому хлопку его фланелевой рубашки свести меня с ума.

Вытирая руки о джинсы, он берет салфетку и прикасается ею к моему лбу.

— Извини, если печет.

— Все в порядке. — Стискиваю зубы из-за острой боли, но не показываю виду.

Наши взгляды встречаются, жар поднимается вверх по груди, шее и, в конце, по щекам. Черт, даже кончики моих ушей горят.

— Тебе больно? — Он пригводжает меня своими темными глазами. Я ерзаю.

Привет, деревенский парень. Черт, я упустила возможность вернуться домой.

Я слежу за каждым его движением.

— Нет. Я думаю, что рана онемела.

Он держит мою голову в своих руках, и я вздыхаю. Вздыхаю и полностью расслабляюсь.

— Не похоже, что тебе нужны швы или что-то в этом роде. Подойдет просто пластырь. — Бэррон убирает руки с моего лица и слегка поворачивается к столу. Вернувшись ко мне, он улыбается, и это чертовски прекрасно. — По ходу, у меня есть Эльза или Губка Боб.

— Я фанатка Эльзы, — говорю я, смеясь, а затем улыбаюсь. Куда бы я ни посмотрела, везде фотографии двух девочек в его жизни, их милые рисунки и их фотографии с ним. В доме Тары и в ее словах нет ни единого упоминания об этих девочках, хотя я наверняка знаю, что она их мать. Несмотря на детали, которые мне известны, я говорю:

— У тебя уже дети, хотя ты еще так молод.

Он пожимает плечами, и с его губ слетает грубый смешок.

— Я начал рано.

— Похоже на то. Сколько тебе лет?

— Двадцать четыре.

Беспокойство гложет меня, дыхание учащается.

— Их мама где-то рядом? — Часть меня хочет убедиться, что он тот, за кого я его принимаю. Может быть, есть еще один Бэррон Грейди. Такое может быть, правда?

Его челюсть сжимается, когда он снимает обертку с пластыря, но выражение его лица не меняется.

— Неа.

Я сглатываю и киваю, чувствуя на плечах тяжесть своей лжи.

— Прости. Я не хочу лезть в твою жизнь.

Приклеив пластырь мне на лоб, он вздыхает.

— Хочешь чего-нибудь выпить? У меня есть вода, молоко, шоколадное молоко и сок. Или пиво.

Я закатываю рукава своего свитера повыше на предплечьях, отступая от него.

— Есть что-нибудь покрепче?

Уголки его губ поднимаются вверх.

— Я уверен, что у меня где-то здесь есть немного вина. Думаю, что Карли на днях вечером оставила бутылку.

Карли? Кто, черт возьми, такая Карли? И почему меня это волнует? Господи, как же сильно я ударилась головой?

— Я не люблю вино. Может, есть виски?

Бэррон тяжело вздыхает, его полуулыбка превращается в легкий смешок.

— А ты серьезно настроена раздеть меня.

— Что ж, так и есть, — поддразниваю я. — Но я не хотела бы переходить границы твоего гостеприимства.

— Ты не переходишь, — бормочет он. Повернувшись ко мне спиной, он двигается в сторону закрытого шкафчика и открывает его. — Выбирай.

У него впечатляющий запас виски. Должно быть, это его любимый алкоголь, потому что у него около десяти бутылок разных марок.

— Ты расстанешься с Pendleton (Прим. пер.:— марка канадского виски)?

Он тянется к нему.

— Для чего он здесь, как не для того, чтобы пить?

— Верно, но я не знаю, возможно, ты хранишь его для чего-то особенного.

— Это особенный случай. Ты не умерла, и мне не пришлось объяснять моим девочкам значение слова труп.

Ставя бутылку на кухонный островок, он закрывает шкафчик и достает два стакана.

Мое сердце переполняется чувствами от того, как он говорит «мои девочки». Даже просто наблюдая за его действиями в течение последнего часа, становится понятно, что они значат для него целый мир.

Мы садимся за кухонный островок, который заваленный полуодетыми Барби, а одна кукла, похоже, одета, как ведьма. Бэррон наливает виски, и я не могу не смотреть на его руки. Длинные, сильные пальцы легко держат бутылку, костяшки, покрытые шрамами, и мозолистые руки, которыми я хочу провести по длине своего позвоночника.

Ерзаю на стуле, прочищая горло, полностью осознавая, что скрываю правду от него, но не в силах отстраниться. Он интригует, и я не могу понять, привлекает ли меня его грубая сторона или таинственные глаза, но я почти уверена, что трахну его просто, чтобы это выяснить.

Мы пьем в тишине, наше дыхание заполняет пространство между нами. Я наблюдаю за его реакциями, за его спокойным дыханием, за нахмуренными бровями из-за сосредоточенного взгляда. Если бы мне нужно было его разгадать, я бы предположила, что этот парень держит раздробленные осколки своего разбитого сердца взаперти, прежде чем его изъяны скажут сами за себя. Осколки туго сшиты и заполняют пустоту в глубине души. И хотя мое присутствие здесь сегодня ночью случайно, мое молчание вызвано моим безрассудным эгоизмом.

— Ты построил это место? — Я показываю жестом на его дом. — Дом действительно хороший.

— Это не особняк в горах, но да, я его построил.

Перевожу взгляд на бетонные столешницы и приборы из нержавеющей стали. От деревянных полов до балок с необработанными краями на потолке, ясно видно, что каждая деталь находится на своем месте.

— Это потрясающе. Ты талантлив.

Прочистив горло, Бэррон стучит своим стаканом по моему и наклоняется ко мне. Мои чувства на пределе из-за насыщенного запаха кожи и мужчины.

— Хочешь еще?

Я улыбаюсь.

— Я думала, что это я пытаюсь раздеть тебя, а не наоборот.

Бэррон тихо смеется, звук становится приглушенным, когда он поворачивается, чтобы достать бутылку, но не отвечает. Хм. Может быть, деревенские парни не так жадно стремятся воспользоваться девушками с длинными ногами и голубыми глазами.

— В таком случае, я бы хотела еще. — Я знаю, что не должна, но не могу устоять перед его южным акцентом.

Наливая еще, он самодовольно ухмыляется, его мышцы напрягаются самым восхитительным образом, когда он наполняет мой стакан.

— Итак… Калифорния?

Протягивая стакан мне, наши пальцы соприкасаются. Мое сердце подпрыгивает в груди, а желудок сжимается. Бл*дь. Мне нужно уйти, потому что, если я этого не сделаю, я знаю, что произойдет. И собираюсь сделать то, о чем могу пожалеть. Делаю глоток виски, чувствую желанное жжение, глаза смыкаются.

— Как ты узнал?

— Номера машины.

Я падаю в омут его темных глазах и знаю, что если буду пялиться слишком долго, пути назад не будет.

— О, точно.

— Ты слишком молода, чтобы быть за городом в одиночестве.

— Достаточно взрослая.

Он ждет, как будто больше не собирается говорить, пока я не скажу ему. А потом понимаю, о, черт. Что, если он думает, что я сбежала, украв машину моего отца?

— Мне двадцать один.

В его глазах появляется какая-то эмоция, его рука сжимает стакан, и я не упускаю это из виду. Он моргает и быстро приходит в себя.

— Куда направляешься?

— Куда угодно, только бы не быть там.

— Тоже не могу сказать, что я бы остался там. — Он кивает, ставя стакан на журнальный столик. — Все, кого я когда-либо знал, кто там жил, никогда не имели честных намерений.

Его внимание приковано к стакану перед ним, но от его слов и баритона, от того, как они царапают мою кожу, я чертовски потею. Могу сказать по его манерам, что эмоциональное одиночество ставит этого парня в категорию слишком предсказуемых.

Тара определенно поимела его.

— Ты когда-нибудь уезжал из Техаса?

— Один раз. — Поднося виски к губам, его грудь расширяется от вдоха, взгляд становится отстраненным. — Доехал до границы с Калифорнией и вернулся обратно.

— Почему?

Его темно-карие глаза снова смотрят на меня, и их жар заставляет меня непреднамеренно наклониться к нему. Неужели меня влекло сюда для чего-то большего, нежели просто пописать и чтобы олень прыгнул мне на капот? Был ли этот парень поставлен на моем пути по какой-то причине?

— Решил, что она того не стоит. — Он проглатывает напиток, который выпивает, а затем моргает от жжения, наклоняя стакан к фотографии на стене, на которой он и его дети. — Но они стоили.

Мне не нужно просить объяснений. Он выбрал своих детей, а не Тару, и я ни капли его не виню.

Поднимаю стакан и допиваю остаток виски.

— Я устала.

Он стоит.

— Я дам тебе немного поспать. — Бэррон ждет. Наши взгляды встречаются и удерживают друг друга. — Я посмотрю твою машину утром, если хочешь.

Я теряюсь в оттенках коричневого, которые притягивают меня. Это как смотреть в каньон звездной ночью и видеть все вообразимые цвета, но знать, что это все это оттенки одного и того же цвета.

— Я была бы признательна за это. Я не знаю, как мне отсюда выбраться.

Его взгляд скользит к окну.

— Это может занять несколько дней.

Ненавижу, как мое сердце сильно желает, чтобы это была правда.