Глава 5 Споры о Полоцке на русско-литовских переговорах 1563–1566 гг.

«Малое дело» Полоцк. Первые переговоры о судьбе города

1563 год был насыщен событиями. Всем находилось дело. Русская, русинская, литовская и польская пехота и конница сходились в смертельных сватках в полях и лесах под Полоцком. Литовские и польские интеллектуалы сочиняли об этих сражениях победные реляции. Типографы печатали газеты и «летучие листки», а купцы везли их в Европу и распространяли в Священной Римской империи. Пора было вступать в игру дипломатам — договариваться о новых конфигурациях границ в Восточной Европе.

После долгих проволочек, исходивших от литовской стороны, только в декабре 1563 г. в Москву прибыло большое посольство во главе с Юрием Ходкевичем, Григорием Воловичем и писарем Михаилом Гарабурдой. Переговоры не задались. Русские дипломаты прибегли к излюбленному приему: очень высоко задрать планку требований, а потом их постепенно снижать, выдавая отказ от заведомо абсурдных и невыполнимых претензий за грандиозную уступку, которую царь делает через силу, «поступаясь» самым дорогим. При этом, собственно, главная цель переговоров — закрепление за Россией Полоцка с поветом — стояла в самом конце списка. Единственное, что при таком раскладе в данной «шахматной партии» оставалось литовским дипломатам, — просто «смешать все фигуры на доске», провалив переговоры. Что и случилось. Проволочка играла на руку России, так как по факту она продолжала обустраиваться в Полоцком повете.

Фактически Россия в декабре 1563 г. предложила ВКЛ полный пересмотр геополитической ситуации в Восточной Европе. Московское государство объявлялось Российским царством, его государь в 1547 г. венчан шапкой византийских императоров Мономахов. А король Сигизмунд злостно не признает этого великого свершения. Без признания царского титула и статуса России как царства миру быть невозможно. Вторая претензия — вмешательство Сигизмунда в дела в Ливонии.

Но это всё были цветочки. Ягодки пошли потом. В декабре 1563 г. впервые открытым текстом из уст русских бояр прозвучала интерпретация титула «всея Руси» как символа претензий на бывшие вотчинные земли Рюриковичей. Причем такая интерпретация употреблению оборота «всея Руси» была дана задним числом, спустя полвека, и фактически приписана Ивану III (при нем такой трактовки не было) Якобы когда Иван III в договоре с Александром Казимировичем был назван «государем всея Руси», то это означало, что он государь «и той Руси, которые городы руские ныне за государем вашим»[303]. Но перед нами — трактовка 1563 г., в 1494 г. она не звучала!

Вот это уже был кошмар. Титул «всея Руси», принятый Иваном III в конце XV в. (точная дата спорна), был изначально связан с идеей собирания под его властью великокняжеской вотчины, собственно древнерусских земель (Новгорода, Твери и т. д.). В ВКЛ на него всегда смотрели подозрительно, опасаясь, что под «всю Русь» попадают Киев, Полоцк, Минск, Витебск и вообще большая часть земель Великого княжества. Но впервые в качестве лозунга собирания всех земель, когда-то входивших в Русь, российская сторона интерпретировала титул «всея Руси» только в 1563 г. Зато контекст, в котором это произошло, был весьма впечатляющим: только что взят Полоцк, который называется вотчиной Ивана Грозного. А поскольку «вся Русь» — тоже вотчина московских государей, не является ли взятие Полоцка только началом большого наступления на запад?

На переговорах бояре зачитали перечень населенных пунктов, входящих в вотчину Рюриковичей, «…но от наших предков невзгодами к его брата нашего предков зашли городов и с уезды их». Этими землями Сигизмунду предлагалось «поступиться»: Киев, Вышгородское городище, Белгородское городище, Любеч, Остерское городище, Лоева Гора, Речица, Стрешня, Рогачев, Могилев, Шклов, Копось, Орша, Дубровна, Чичерск, Пропойск, Кричев, Гомель, Мстиславль, Тетерин, Быхов, Логойск, Друческ, Горволь, Бобруйск, Свислочь, Борисов, Минск, Витебск, Сурож, Озерище, Канев, Черкассы, Переяславльское городище, Красный, Трепольское городище, Белая Церковь на р. Роси, Звенигородское городище, Житомир, Слободище, Ижеславль, Глушеск, Глучск, Мозырь, Чернобыль, Овруч (Вручий), Звягль, Давыдов городок, Петрокович, Туров, Слуцк, Копыль, Плеск, Кобрин, Брест, Каменец-Берейский, Ковно, Турейск, Володимир, Горюховен, Кошира, Луцк, Черторыйск, Клевань, Торчин, Ровно, Дубна, Острог, Ковель, Жеславль Волынский, Полоной, Шульженцы, Чудно, Вишневец, Дорохвеевцы, Янполь, Перемерка, Холм, Перемышль, Чернигов, Бряславль, Хмельников, Веницы, Львов, Галич, Каменец-Подольский, Межибож, Сакаль, Друя, Дрисса «и от Смоленского рубежа по Березыню и Киева со всеми городы, что из старины к нему было, и до Берести и Подолские и Волынские земли… А Волынская и Подолская земля и по Полской рубеж, и то все вотчина наша»[304]. Данные земли — вотчина Рюриковичей от Св. Владимира Крестителя и его сына Ярослава. Под власть великих князей литовских эти территории «попали насилием»: «а зашла та вотчина за государя вашего и за предков его… некоторыми незгодами после Батыева пленения, как безбожный Батый многие грады руские попленил, и после того потому от государей наших руские городы и поотошли».



Столь обширный и детализированный перечень территориальных претензий к Литве Москва предъявила впервые, и это было, несомненно, вызвано эйфорией от военного успеха под Полоцком. Столь же грозно выглядели и конечные условия, на которых Россия готова заключить вечный мир: «И будет брат наш учнет наше царское имя к нам писати по нашему царскому венчанию сполна и тое нашие старинные вотчины по сему писму поступитца, а из Вифлянские земли из нашее вотчины своих людей выведет, и мы так с братом своим миру вечного и доброго пожитья хотим». Недаром писарь Михайло Гарабурда, выслушав такие речи, заметил перед началом дебатов: «Первое малые те дела переговорим, потом и большие учнем говорити»[305]. На фоне подобных требований «малым делом» Гарабурда счел… взятие Иваном IV Полоцка.

Ответные претензии Литвы были скромнее и касались в основном недавних территориальных потерь. Послы заявили о желании короля получить: Великий Новгород, Псков, Смоленск, Полоцк, Торопец, Великие Луки, Вязьму, Белую, Чернигов, Путивль, Новгород-Северский, Радогощ, Стародуб, Мглин, Попову Гору, Почап, Брянск, Трубчевск, Одоев, Воротынск, Любуцк. Кроме новгородских и псковских земель, речь шла в основном о территориях, потерянных Великим княжеством в русско-литовских войнах в первой половине XVI в.[306]

Переговоров не получилось. Бояре говорили послам: «О том себе и на уме не держите, что государю нашему из Полоцкого повету соломинка дати, не токмо что о Смоленске вам поминати». Литовцам был предъявлен новый список территориальных претензий, который детализирует географию представлений Грозного об идеальных границах Российского царства. Осью новых приобретений должен был стать Днепр, а центром — Киев: «А описали бы есте государю нашему на вечный мир город Киев, да Вышегородище, а городы к Киеву, которые по той стороне Днепра вниз по Днепру: Треполь Городище на Красной реке, Китай городище, Канев на Днепре, Черкасы на Днепре, город Белая Церковь на реке на Реи, Звенигородцкое городище на угорьском текиче. А от Киева вверх по Днепру на той же стороне реки Днепра: городище Лоевы Горы на Днепре, Речица на Днепре, Стрешен на Днепре, Рогачев на Днепре, Быхов на Днепре, Могилев на Днепре, Шклов на Днепре, Тетерин, Орша на Днепре, Борисов, Друческ. Городы к Киеву ж, которые по сей стороне Днепра вниз же по Днепру: Перясловское городище, Красное на Трубеже, Белое городище на Днепре. А от Киева вверх по Днепру: Любечь на Днепре, Острь на Десне, Копось на Днепре, Дубровна на Днепре, Гомей на Соже, Пропоеск на Пропости, Чичереск, Кричев на Соже, Мстиславль. По сю сторону Березыни русские ж городы: Витебск на Двине реке, Сурож усть Каспли, Озереща на озере, Друя на Двине реке. Да из Дрыси королевских людей вывести, потому что то Полотцкой повет. Да в Вифлянскую землю бы не вступался, а царское бы имя сполна писал[307]»[308].

Однако все эти воображаемые владения Московского государства, как показал дальнейший ход переговоров, были не более чем декларацией о возможных намерениях. Как только выяснилось категорическое нежелание послов даже обсуждать поставленные вопросы без получения от короля соответствующих инструкций, русская сторона тут же объявила, что «царь поступается Киевом», и стала добиваться заключения перемирия с крестоцелованием на условиях закрепления за Россией Полоцка и Ливонии, что, видимо, было действительной целью Ивана IV. В случае несогласия послов им предлагалось остаться в Москве, пока не подъедет из Вильно новое посольство с инструкциями о «вечном мире» и передаче России Киева.

Поскольку в этом случае дипломаты имели все шансы умереть в Москве от старости, они быстро пошли на попятную и объявили о королевском согласии на время перемирия признать утрату города Полоцка, но Полоцкий повет разделить по р. Двине. Ходкевич, Волович и Гарабурда упирали на то, что «сам государь в повете не был»[309], он не завоеван, а русские на него претендуют только в силу административной подчиненности данных земель Полоцку, что несправедливо. Им можно уступить полосу земли по левому берегу Двины шириной в одну милю, и все[310]. В Ливонии же Сигизмунд предлагал перемирие по принципу: «Кто чем владеет на момент переговоров». Срок перемирия Литва предлагала до 1 июля 1564 г.

21 декабря 1563 г. Иван IV огласил условия, на которых он готов был разделить с королем Ливонию при заключении перемирия на 10–15 лет. Он «поступался своее вотчины» «для бояр своих челобитья» по р. Двине. К Литве отходили Динебург (Невгин) и Зелборх (Силпиль), вся Курляндия, города Баус на р. Булдере, Митов, Дублин, Током, Новогородок, Сабель, Кандов, Ковдин, Дорбен, Гробин, Фруенборх, Виндов, Аус, Огротус, Трейден; дворы за Двиною: Олм, Одурбен, Карлосох, Зандерсакин, Юрьев в Иркесте, Талсен, Клавесфранк, Герт Донгоф, Иков, Карлсох. Интересно, что в боярской речи перечислялись только те населенные пункты, которые должны были отойти к Сигизмунду. О русских владениях в Ливонии не говорилось ни слова. Тем самым достигался эффект, что королю действительно «поступаются» частью чего-то целого, и на этом фоне как-то «терялись» гораздо более масштабные реальные приобретения Ивана Грозного[311].

Дипломаты Сигизмунда отказались даже обсуждать заключение перемирия на этих условиях. Робкие попытки договориться о судьбе полоцких пленных успеха не имели. Тогда 4 января литовское посольство было отпущено. Пропускная грамота, которую дали послам, содержит апофеоз описания могущества русского царя, у которого бесчисленное множество подданных разных народов, в том числе — «немцы», и «фрязы», и «жолныри», «и нашие вотчины Вифлянские земли мызником и немцом и латышом и чухном и всем воинским людем, руси и татаром и литве и фрязом и немцом и черкасом, кто ни буди нашего государства войска»[312].

Провал переговоров в Москве зимой 1563–64 гг. был расценен в Королевстве Польском как объявление войны[313]. Но после кратковременного успеха под Улой в январе 1564 г. активные боевые действия между Россией и ВКЛ переместились на территорию Ливонии. Предпринимались меры по сбору войска, но реализовывались они крайне неубедительно. 7 апреля по Великому княжеству были разосланы листы о сборе ополчения 24 апреля под Мяделем, которые шляхта в очередной раз проигнорировала. В июне воевода Ю. Токмаков из Невеля прошел маршем к Озерищу. Если верить Лицевому своду, под стены города на судах были перевезены орудия. На миниатюре изображены лесные засеки, причем, что любопытно, в виде деревянных дощатых (или брусяных, бревенчатых) заборов.

Крепость осажадалась 4 дня, осаду снял подошедший из Витебска четырехтысячный отряд, посланный воеводой С. Пацем.

В июле смоленский воевода В. Бутурлин вел боевые действия в кричевских, радомльских, Мстиславских и Могилевских волостях. Летопись даже называет точный размер взятого полона: 4787 душ[314]. В августе произошли мелкие вылазки отрядов ВКЛ под Мстиславль, Полоцк и Краский на Псковщине[315].


Осада Озерищ. На заднем плане — лесные засеки в виде заборов. Миниатюра Лицевого летописного свода

Осада Озерищ. Перевозка осадных орудий в судах. Миниатюра Лицевого летописного свода

На сентябрь 1564 г. Сигизмунд назначил большой поход по освобождению Полоцка.

Поход на Полоцк 1564 г.

В организации похода на Полоцк войск ВКЛ 1564 г. очень рельефно видна разница военных систем России и Литвы. Русская армия была отмобилизована, хорошо организована на марше. Осада была тщательно спланирована, обеспечен огневой перевес, который и сыграл решающую роль.

Армия ВКЛ, выступившая под Полоцк, была куда малочисленнее, чем армия Ивана Грозного в 1563 г. В ней, как установлено А. Н. Янушкевичем, было 4900 конников и 3700 пеших драбов и неизвестное количество воинов в литовских ротах. Цифры русской летописи, говорящей о 50 000 литвинов и 12 000 поляков, надлежит считать недостоверными[316]. Самое главное, что не было тяжелой осадной артиллерии. Не готовы оказались и лестницы и другие орудия для штурма стен. Для их изготовления на месте нужны были чернорабочие: дворяне не умеют валить лес и заниматься столярными работами. Недаром Иван Грозный вел с собой столько посохи.

Было выбрано странное место для лагеря — перед Заполотьем, между Двиной и Полотой. Штурмовать с этой позиции Полоцк было нелепо — сперва предстояло бы взять Заполотье, где находились по крайней мере валы и острожная стена (которую русские за 1563–1564 гг. успели восстановить). Затем войско уперлось бы в реку Полоту, причем оказалось бы на низком, пологом берегу, абсолютно беззащитным перед огнем с крутого высокого противоположного берега. Пришлось бы форсировать Полоту под огнем неприятеля и штурмовать крутые склоны, на которых стоял Верхний замок. Более дурацкого плана штурма Полоцка трудно было придумать. Заметим, что Иван Грозный в 1563 г. атаковал город с прямо противоположной стороны, от Великого посада, а со стороны Заполотья только блокировал и обстреливал.

А. Н. Янушкевич, ссылаясь на М. Стрыйковского, пишет, что литовцы рассчитывали на полевое сражение — мол, русские выйдут из крепости за Полоту в чисто поле, и вот тут их и разобьют. Неясно, откуда эту версию взял польский хронист. Но если она верна, тактическое мышление литовского командования следует охарактеризовать как, мягко говоря, наивное — с какой стати гарнизону выходить из замка и рисковать фортуной в полевом сражении? Русские всю осаду, с 16 сентября по 4 октября, благополучно просидели за крепостными стенами и постреливали в неприятеля. Показательно, что объявился всего один перебежчик — к литовцам бежал Новоторжский сын боярский О. М. Непейцын[317]. Так и не предприняв ни единой попытки штурма, бездарно впустую простояв под Полоцком, войско ВКЛ сняло осаду и ушло.

Русские дипломаты объясняли вялость осады ожиданием татарского нападения на Русь, которое должно было сыграть роль отвлекающего маневра. Замысел был слишком масштабен. Татары в конце сентября 1564 г. в самом деле атаковали Рязанскую землю, при отражении нападения отличился воевода А. Д. Басманов[318]. Но могли ли бои под Рязанью, в 700 км от Полоцка, что-то изменить в судьбе этого города?

Иван IV чувствовал себя абсолютно уверенно, в сентябре 1564 г. послал под Великие Луки отряд Шигалея для организации набегов на Литву[319]. В октябре русское войско, вышедшее из Великих Лук, нанесло удар по г. Озерищу, 6 ноября «городок взяша огнем»[320]. Из города не ушел никто, гарнизон погиб полностью, последние защитники сгорели в крепостных башнях[321].


Осада Полоцка литовскими войсками в сентябре 1564 г. Миниатюра Лицевого летописного свода

В марте 1565 г. боевые действия развернулись на Псковщине. Двигавшиеся от Великих Лук отряды И. А. Шуйского и И. В. Шереметева Меньшого под Велье столкнулись с литовцами, «и потравилися наши с ними немного, да отступив, пошли к Вороначу». Литовский отряд их преследовал, но за 5 верст до Воронача повернул и устроил погром окрестностей Красного Городка, Велья, Острова. Осада Красного в марте закончилась безрезультатно: и Бог града не предал»[322]. Через полторы недели литовцы ушли к Влеху с большим полоном, «и помесщиковы и христианьские дворы жгли, церквей не жгли, а вышли из земли в первую неделю поста»[323].

В переписке литовских панов начинают звучать панические предложения сжечь пограничные крепости — Дриссу, Дубровну, Сурож и Радомль, пока их не захватили русские. Сигизмунд клял подданных за «великую людскую безответственность и медлительность» и твердил, что пока эти пороки не будут преодолены, успехов в войне не будет[324]. Война окончательно приобрела характер постоянных мелких стычек в пограничье, набегов отдельных отрядов на приграничные крепости. В 1565 г. польские наемники под командованием С. Тиковского воевали в окрестностях Смоленска, Ф. Кмита сжег Почеп и окрестности Стародуба. Ф. Кмита и К. Острожский совершили совместный набег в направлении Чернигова. Постоянные бои шли в Витебской земле, где действовали отряды С. Паца. 8 июня смоленский воевода П. Морозов под Смоленском настиг и разгромил отряд литовских казаков под командованием С. Бирули. 10 июня русские разбили больший (1200 человек) отряд под Мстиславлем, вскоре погиб литовский отряд Ивана Лычка, делавший набег на Рославль[325].

2 октября 1565 г. было получено известие о нападение литовцев на с. Быстрое Заволоцкой волости Ржевского уезда, на волости Покровскую и Ясу Полоцкого уезда. Витебские и сурожские казаки воевали села в Озерищенской волости: Балтоковичи, Ясеницы, Ловать, Степановичи, Веричи, а также Усвятскую волость. Литовцы отвечали взаимными претензиями: русские «…христьян бьют, и животы их грабят, и головами их сводят, и рыбу ловят, и бобры гонят, и мед дерут и всякие убытки им делают». Литовская сторона обвиняла в нападении на Усвятскую волость, принадлежащую Витебско-озерищенского воеводу Ю. Токмакова[326].

Было ясно, что такой стиль ведения войны не даст перевеса ни той, ни другой из сторон. Делать набеги и жечь села можно было долго, до тех пор, пока крестьяне окончательно не разбегутся из приграничной зоны. Но ни к чему, кроме разорения и запустения, такая тактика не привела бы. Необходимы были решения, которые принципиально изменили бы ситуацию, но принять их могли только дипломаты. В 1566 г. стороны вновь решили сесть за стол переговоров.

Попытка 1566 г.

9 июня — 21 июля 1566 г. в Москве состоялись переговоры с литовским посольством Ю. Ходкевича, Ю. Тишкевича и М. Гарабурды. Послы передали письмо короля Сигизмунда, в котором он писал по вопросу о русских землях в составе ВКЛ, чтобы Иван IV: «… тех прежних дел не припоминал, занже отцы и деды наши и прадеды, на своих государствах будучи, государства свои управляли, и из их государств на обе стороны городы и волости переменялися по Божию изволению, и они промеж себя, будучи государи, которые дела меж них делались, те уж минулися, а сами они на Божей суд отошли, ино живым мертвых судити пригоже ли, и какое то крестьянство, што Божей суд восхищати».

В ответ боярин В. М. Юрьев заявил, что Сигизмунд «…нашу из прародителей вотчину держит за собою, занже два жеребья в Литовской земле и до польские границы, и Подолье, то вся вотчина наша, и брат бы наш то з души предков своих свел, того бы нам поступился, штоб то на душе предков его не лежало»[327]. Таким образом, спор перешел в плоскость христианской этики. Захват русских земель Москва в 1566 г. объявила грехом первых князей ВКЛ, который теперь должны искупить их потомки!

Условия, на которых Россия была готова заключить «вечный мир», были аналогичны предложениям, прозвучавшим на переговорах 1563 г. Опять перечислялись земли всея Руси от Подолья и Волыни до Витебска как «вотчина» русского царя, которой он только из милости «поступаетца» Сигизмунду. Дипломаты ВКЛ возражали, что никогда не слышали, чтобы Киев входил бы в вотчину предков Ивана Грозного[328]. Они ответили по привычному сценарию ответным набором нереалистичных территориальных претензий на Новгород, Псков, Великие Луки и т. д. По сравнению с 1563 г. в список были добавлены: Дорогобуж, Можайск (!) и Мосальск. Появление Можайска послы объяснили полемическим выпадом Сигизмунда: Иван IV требует у короля заведомую вотчину Ягеллонов, и Сигизмунд выдвигает претензии на город, чья принадлежность Рюриковичам тоже весьма древняя. Но теперь он объявлен древним владением польских и литовских королей! Литовцы пытались также обменять в Ливонии русский г. Говью на г. Мариенгаузен, но получили ответ, что Иван IV не будет ничего менять, так как считает всю Ливонию своей вотчиной. Дипломаты ВКЛ пытались применить русский прием: «поступаться» в пользу России городами, которые ей и так принадлежат — тем же Дорогобужем и Можайском[329]. Но данная позиция встретила полное непонимание в Москве, и послы, сконфузясь, ее оставили. Не удалась и попытка обменять признание легитимности владения Россией Смоленском на возврат Полоцка и Озерища[330].



Принципиально новым было озвученное литовскими послами предложение антишведского союза для изгнания шведов из Ливонии с последующим разделом между Россией, Польшей и Литвой отобранных у Швеции городов. Если раздел не устраивает Москву, то эти города предлагалось передать в совместное владение, «а впредь Ливонская земля от неприятелей оберегати заодин». Таким образом, Сигизмунд предложил новую конфигурацию расклада политических сил в Прибалтике. Русская сторона на это предложение не отреагировала.

Литовцы были также готовы заключить перемирие на 4–6 лет на следующих условиях: Россия получает Полоцк и Озерище и земли вокруг них: от Полоцка вверх по р. Оболь 15 верст, вниз по р. Ропнице 5 верст, Озерищенский уезд весь, кроме Усвятской волости, возвращаемой Литве[331]. Ливония делится по принципу «кто чем владеет», и стороны совместно выступают против Швеции для возврата городов, захваченных шведами на территории ордена.

Россия же претендовала на весь Полоцкий повет, а не сравнительно небольшие участки земли по Оболи и Ропнице. Принципиальным для нее также был вопрос о разделе Ливонии. В 1566 г. русские в Ливонии владели: Юрьевом, Феллином, Нарвой, Ракобором, Алыстом, Керепетью, Лаюсом, Новогородком, Сыренском, Тарвастом, Говьей, Муковым, Костром, Костром Новым, Порховым, Адежем, Курсловым, Рынголом, Ранденом, Кавлетом, Коконготом, Толчбором, Потушиным, Бабьим, Полчевом, Кивелем. Иван IV хотел получить от Сигизмунда города, находившиеся под его властью: Ригу, Малую Ригу, Колывань, Пернов, Пайду, Кесь, Ровный, Володимерец, Дюнемед, Адеж, Ротопойс, Керкольм, Леневард, Айскрод-на-Двине, Куконос-на-Двине, Зенкольд-на-Говье, Шуин, Зербень, Трекат, Плетенборх, Эрмис, Гелман, Буртник, Розен, Лемзель, Перкур, Трейден, Руин; городища: Ленборх, Нитов, Юренборх, Смилтин, Ишкиль, Эрль; «городков мызных» и «дворов ропатных»: Доленя-на-Двине, на о. Протопоповском, г. Кремона, Сонселя, Розенбека Мызникова, двух городков Ровы, Муяна. Таким образом, за Польшей и Литвой осталась бы только Курляндия. Все остальное в Прибалтике отошло бы к России[332].

Вопрос о шведских захватах в русском проекте перемирия был обойден молчанием. Города, подконтрольные Швеции (тот же Ревель) русский царь почему-то требовал от Великого княжества Литовского. В случае, если Сигизмунд пойдет на территориальные уступки в Ливонии, Грозный был готов освободить всех литовских пленных, а русских выкупить. Срок перемирия предлагался на 10 лет.

Послы негативно оценили русские предложения. Они заявили, что русский царь поступился Сигизмунду «огородами», а лучшие замки хочет забрать себе — какой же тут мир? Дальнейшие переговоры проходили в мелочном торге о территориальных уступках с обеих сторон.

5 июля послы выступили с неожиданным заявлением. Они предложили съезд государей на границе, чтобы монархи в личных переговорах сняли все спорные вопросы и достигли соглашения. Сперва Иван Грозный охотно откликнулся на это предложение, назначив местом встречи рубеж между Смоленском и Оршей. С каждой стороны должно быть не более 5000 людей (по прикидкам литовцев, сюда вошло бы не менее 2000 слуг). Размещение шатров, порядок приемов и пиров должны были демонстрировать абсолютное равенство государей. Готовить съезд планировалось почти целый год[333].

Но в итоге идея сорвалась. Литовские послы настаивали на предварительном отпуске пленных, которым придется иначе еще больше года сидеть в заточении. А бояре с Иваном IV подозревали, что король под предлогом съезда просто затянет время, а потом на съезд не приедет и тем самым добьется фактического перемирия на литовских условиях. Поэтому было решено «о съезде отказати» и вести традиционные переговоры через обмен посольствами. До поездки русских послов в Вильно, которая планировалась на январь 1567 г., устанавливалось перемирие.

Переговоры о перемирии с русским посольством Ф. И. Умного-Колычева состоялись в Гродно с 24 июля по 19 августа 1567 г.[334] Они были очень трудными, так как обе стороны настаивали на заведомо невыполнимых условиях, которые не желали обсуждать и корректировать. Поскольку разговора о принципиальных вещах не получалось, дипломаты буквально погрязли в мелочных спорах по процедурным вопросам и громких декларациях по любому поводу. Литовская сторона хотела утвердить status quo, то есть кто чем владеет в данный момент, с оговоркой, что по истечении перемирия король оставляет за собой право «промышлять» над потерянными территориями. При этом Полоцк и узкая полоса вдоль Двины оставались за Россией, а Полоцкий повет считался принадлежащим ВКЛ. Русские же расценивали результаты войны как победу Москвы. Поэтому она вправе требовать новых территориальных уступок от «побежденного» Великого княжества Литовского. Полоцк должен быть закреплен за Россией вместе с поветом.

Никакого желания достичь компромисса ни литовцы, ни русские не продемонстрировали. Камнем преткновения стало включение в титул Грозного добавлений: «Смоленский», «Полоцкий» и «Лифлянский». Король отказался их признавать, из-за чего даже не была оформлена итоговая грамота по результатам переговоров. Она была отправлена вслед посольству с гонцом Ю. Я. Быковским: Сигизмунд хотел, чтобы последнее слово осталось за ним. В послании в срыве переговоров обвинялся русский царь. Король писал, что был готов на время перемирия поступиться Полоцком, и считал, что это вполне достаточная уступка Москве. От России же Сигизмунд требовал возврата Северских земель. Понятно, что при таких позициях сторон переговоры не могли иметь никакого успеха. Не удалось даже продлить перемирие: боевые действия должны были начаться сразу, как только посольство Умного-Колычева покинет литовскую землю.

Было ли возможно поставить точку в войне?

Продолжавшаяся в 1565–1566 гг. вялотекущая война в пограничье все больше демонстрировала неспособность Литвы к сопротивлению. Собственно говоря, королю так и не удалось, несмотря на все грозные указы и повышение налогообложения, собрать большое боеспособное войско, которое могло бы нанести русским серьезный удар. Дворянство пограничных районов относилось к проблеме обороны более ответственно, но часто действовало на свой страх и риск. Литовские магнаты все время жаловались королю, что им не по силам заставить своих подданных воевать, что русские — слишком сильный противник и не по зубам Великому княжеству Литовскому. Лозунгом этой группы панов, склонных к пораженческим настроениям, были слова Николая Радзивилла, обращенные к королю Сигизмунду: «Воюя с Россией, мы пускаемся с мотыгой на солнце».

Выход был один — объединить силы Великого княжества Литовского и Королевства Польского в единое государство — Речь Посполитую. В январе 1569 г. в Люблине начал работу общий польско-литовский сейм, созванный специально для обсуждения этого проекта. После 1385 г. Литва и Польша были объединены в рамках династической Кревской унии, то есть у них был единый король из династии Ягеллонов. А вот государственное устройство (отдельно коронная рада и «рада панов» в ВКЛ), денежная система, армия, законодательство, даже внешняя политика были отдельными. Напомним, что у Польши была особая точка зрения на участие поляков в войнах в Восточной Европе: они воюют за Отечество, а Отечество — это Великая и Малая Польша, Мазовия, Подляшье, Поморье и т. д., но отнюдь не земли Великого княжества Литовского. ю Отсюда в войсках ВКЛ присутствовали польские наемники и добровольцы, отдельные польские роты. Но мы не видим на полях сражений с русскими основных сил польской армии. Логика сторонников более тесного слияния государств была проста: в едином государстве легче собирать налоги, проводить мобилизационные мероприятия. Единая армия спасет Великое княжество от поражения в войне с Россией. Иначе — Литва погибнет, не выстоит.

Идеологи унии нагнетали обстановку — Литва проигрывала войну, но в XVI веке это было не в первый раз. Собственно, все имевшие место ранее «порубежные войны» либо выигрывала Россия, либо результат можно считать ничейным. ВКЛ утратило большие территории, но ожидать его гибели как государства было бы преувеличением опасности. Несмотря на все ожидания, русский царь в XVI в. так и не пошел ни на Киев, ни на Вильно. После взятия Полоцка в 1563–1569 гг. российская армия не совершила ни одного крупного похода в глубь территории великого княжества. Война протекала в ближнем пограничье. Войска разоряли земли Литвы, но больше не захватили ни одного крупного городского центра — таких задач перед командованием просто не ставилось.

Тем не менее, победила точка зрения, что без объединения двух государств «Литва падет». В 1569 г. была заключена Люблинская уния, по которой создавалась Речь Посполитая «обоих народов» — польского и литовского. Тем самым Полоцкая кампания и последующая за взятием Полоцка борьба способствовали изменению облика Восточной Европы, образованию новой державы. Исторически это оказалось победой Польши, потому что в Речи Посполитой именно она была культурным, социальным и политическим лидером, задававшим стандарты поведения населения.

Но вернемся к войне 1561–1570 годов. Если вспомнить аналогию с русско-литовской Смоленской войной 1512–1522 гг., можно было бы, уступив Полоцк, заключить перемирие на несколько лет. После 1522 г. следующая, «Стародубская» война между Россией и Великим княжеством Литовским вспыхнула только в 1534 г. То есть многолетнее замирение в принципе было возможно. А уж потом история рассудила бы спор двух держав, кто из них станет господином всей Восточной Европы…

Попытку поставить точку в войне русские и литовские дипломаты сделали в 1570 г. 10 мая 1570 г. в Москве бояре М. Я. Морозов, Н. Р. Юрьев, печатник И. М. Висковатый и дьяк Андрей Васильев приняли посольство Речи Посполитой во главе с Яном Скротошиным. Диалог сторон развивался по привычному сценарию: литовцы запросили Великий Новгород, Псков, Смоленск, Дорогобуж, Вязьму, Торопец, Великие Луки, Новгород Северский, Стародуб, Брянск, Почап, Чернигов, Путивль, Козельск, Карачев, Мценск, Мосальск и другие северские города, Полоцк, Озерище и Усвят со всеми их поветами. Бояре в ответ зачитали список русских претензий на Киев, «городов, которые по Днепру к Киеву», Волынь, Брест, Каменец-Берестейский, Дорофеевцы, Янполь, Збараж, Черников, Хмельников, Винницу, Львов, Галич, Каменец-Подольский, Витебск, Могилев, Шклов, Мстиславль, Канев, Черкассы, Кричев, Чичерск, Пропойск.

Поскольку продолжение переговоров в таком стиле означало их очередной провал, стороны медленно и неохотно стали делать уступки. 12 мая Иван IV отказался от претензий на Канев, Черкассы, Вышгород, Могилев, Любеч, Гомель, Остер, Чичерск, Пропойск, Мстиславль, Кричев, Сурож, Быхов, Шклов; 17 мая — от Киева, Витебска и городов Полоцкого повета: Дриссы, Лепли, Чашников, Лукомля, Белмаков в обмен на остальную территорию повета с передачей Литвой России Улы, Копья, Усть-Ушачи, Воронача, Тетчи.

Позиция сторон по Ливонии тоже не изменилась: Сигизмунд предлагал закрепить существующее положение вещей по принципу «кто чем владеет» и просил обменять занятый Литвой г. Мариенгузен на русский г. Говью. Бояре же и слышать об этом не хотели и сперва требовали всю Ливонию, а 18 июня торжественно объявили, что царь «поступается» Курляндией, которой и без того владела польская Корона. Рубежом между Русской и Польской Ливонией должна стать р. Западная Двина. В ответ послы заявили, что «Инфлянты» даны Богом «в оборону» польским королям, и они не намерены поступаться данной землей.

Поскольку территориальные споры оказались неразрешимы, на переговорах 18–20 июня было найдено компромиссное решение: заключить трехгодичное перемирие, но при этом в грамоты ливонских «рубежей не писать», чтобы юридически не фиксировать принадлежность земель тому или иному государю. Вопрос о разделе Ливонии обе стороны решили оставить открытым. Проблема титулов, как всегда, горячо обсуждавшаяся на переговорах, решалась просто: каждая сторона писала в свой экземпляр грамоты те титулы, какие хотела. 24 июня 1570 г. стороны целовали на перемирных грамотах Евангелие и крест. В мае 1571 г. посольством Г. Ф. Мещерского в Литве перемирие было подтверждено, поставив точку в русско-литовской войне.



Итоги войны были утешительны для Ивана IV: он продолжил дело отца по завоеванию крупнейших городов Великого княжества Литовского (Василий III взял Смоленск, а его сын — Полоцк), добился перемирия с фактическим временным признанием русских завоеваний в Ливонии. Причем дипломатическая инициатива в заключении перемирия исходила от Сигизмунда, что для Грозного также было немаловажно: кто просит мира, тот и проиграл. Торжествующий царь с опричниками устроил публичные издевательства над посольством Скротошина. Послов обижали, грабили, оскорбляли.

На этом злоключения Скротошина с товарищами в Москве не закончились: царские слуги во главе с неким Булатом приезжали на двор к литовцам, угрожали расправой, пугали и издевались. Так же вызывающе вело себя в Литве и посланное подтверждать перемирие посольство Г. Ф. Мещерского. Оно получило приглашение на торжественный обед у короля, но узнало, что сам Сигизмунд не придет, сказавшись занятым, а пришлет вместо себя панов рад. Царские дипломаты гордо отказались от обеда вообще.



Загрузка...