Мюррей, наш казначей, наверное, самая скучная, заурядно мыслящая личность из всех, кого я знаю, поэтому, заслышав, как он кричит и угрожает уволить всех крупье и дилеров нашего казино, я бегу сломя голову. Ворвавшись в его подвальный офис, где он обычно мирно чахнет над грудами медяков и никелей, я вижу его бьющимся в истерике за изрезанным ореховым письменным столом.
Стэн, владелец «Линии Кенгуру», толстый лысеющий человек, обычно одевающийся в пурпурные тона и напоминающий крупную гроздь винограда, впал в столбняк при виде бушующего казначея. Его подружка Пэмми повисла у него на руке, словно опасаясь, будто ее унесет взрывной волной, стоит ослабить хватку.
— Мошенники! Мошенники! Отъявленные, наглые жулики! — завывает Мюррей. — Прохвосты! Воры! Негодяи!
Мюррей — тощий, высохший тип с блестящими черными волосами, приклеенными к голове гелем «Греческая формула». В гневе Мюррей не страшен — он выглядит скорее больным, чем грозным.
— Успокойся, — грубовато приказывает Стэн. — Мюррей, если ты не утихнешь, я не смогу понять, кого следует уволить.
Это срабатывает, и Мюррей, испустив еще пару рыданий, падает обратно во вращающееся кресло. Решив, что лучше обнаружить свое присутствие, я деликатно откашливаюсь. Стэн оборачивается и жестом предлагает мне сесть.
— Дженис, — говорит он, радуясь возможности переключиться, — ты получила мою записку? Наверху все успокоилось?
— Вполне, — отвечаю я, устраиваясь в указанном кресле. — Некоторые еще не пришли в себя, но я послала Генри предупредить, чтобы они вели себя тихо. Мы упираем на то, что если они будут много болтать, то уж точно потеряют работу. Я вполне уверена, что они будут некоторое время держать язык за зубами. А теперь могу я, черт возьми, узнать, что происходит?
— Они все воры! — заводится Мюррей, словно в мозгу у него вновь закрутилась кассета со списком синонимов. — Жулики, прохвосты, прощелыги…
— Заткнись, — приказывает Стэн. — Дженис, каким-то совершенно невероятным образом почти каждый стол опустошен. Странно, но даже игральные автоматы высосаны. Трудно судить, но, кажется, они выдают гораздо больше денег, чем обычно.
— Все кроме никелевых и десятицентовых машин, — поправляет Мюррей. — Эти работают почти в нормальном режиме.
— Странно, — замечаю я. — Вы перепроверяете результаты?
— Да, — говорит Стэн. — Один раз, когда дилер или крупье сдает смену, и потом еще раз, когда пересчитываем здесь, внизу. Дело в том, что каким-то образом между этими двумя пунктами результат снижается иной раз весьма ощутимо.
— Они все воры, — повторяет Мюррей уже несколько спокойнее.
Стэн вздыхает.
— Дженис, ты возглавляешь нашу службу безопасности. Я собираюсь дать тебе неделю на то, чтобы вычислить, каким образом пропадают эти деньги. После этого мне, возможно, придется уволить всех до единого и надеяться на то, что у меня еще останутся деньги для работы с новым персоналом.
— Прекрасно, — говорю я, оправляясь от шока. — Могу я рассчитывать на полное содействие со стороны персонала «Кенгуру»?
— Да, — говорит Стэн. — Пэмми будет осуществлять связь между тобой и увеселительным персоналом, а среди охранников и работников казино у тебя уже есть своя сеть. Ты можешь предложить вознаграждение за информацию и сказать своей команде, что, когда вы найдете виновника, вас ждут премии.
Это звучит утешительно, но, покидая офис Мюррея и поднимаясь по ступеням в казино, я все же далека от оптимизма.
«Линия Кенгуру» — не самое крупное казино в Атлантик-Сити, но оно крепко стоит на ногах, в немалой степени благодаря тем людям, которых отпугивают сверкающие дворцы, господствующие на центральных улицах. По ярко-розовому лепному фасаду нашего здания прыгает гигантский неоновый оранжевый кенгуру, и те же самые оранжево-розовые мотивы преобладают в интерьере. Розовый плюшевый ковер на полу расцвечен оранжевыми гибискусами. Мебель либо оранжевая, либо розовая, либо комбинированная. Даже подсветка розоватая.
Наверное, наше заведение немного режет глаз, но я к этому привыкла. Кроме того, какого убранства помещения можно ждать от человека, который одевается, как виноградина?
Единственное, что мне нравится в моей работе, так это возможность одеваться во что хочу. Оранжевые и розовые смокинги, которые носят парни, весьма противны, но мини-платья и розовые, словно из сахарной ваты, парики на девушках из обслуги вообще тошнотворны.
На следующий день после истерики Мюррея я надеваю джинсы и новую бирюзовую футболку с эмблемой Атлантик-Сити. Темные волосы стянуты на затылке в конский хвост ярко-голубой заколкой. С широко раскрытыми глазами, с карманами, набитыми четвертаками и несколькими купюрами разного достоинства, я представляю из себя образцовую студентку на каникулах.
Я начинаю день с того, что заряжаю всю мою команду играть на разных столах и автоматах. После окончания каждой смены либо Генри, мой первый помощник, либо я сама присутствуем при пересчете выручки и ставим собственную печать на каждый мешок.
Поскольку при «Линии Кенгуру» нет отеля, заведение закрывается на уборку с двух ночи до десяти утра. В это время Мюррей производит большинство подсчетов. Когда я появляюсь с красными глазами, измученная длинным днем, проведенным в казино, он уже немножко поскуливает из-за того, что пришлось ждать меня для вторичного подсчета. Я вежливо выслушиваю его занудство насчет пяти секунд и с рычанием запираю дверь на замок.
— Если хочешь считать, то считай.
Он повинуется, но счастливое выражение быстро сползает с его лица, когда до него доходит, что общая сумма не совпадает с ведомостями.
Я тупо смотрю, как он вновь впадает в истерику, разрывая мешок за мешком и высыпая их содержимое на стол, словно градины на асфальт. Он складывает купюры стопками и перебирает их быстрее любой машины — не уставая сыпать проклятиями.
Когда он заканчивает, я стряхиваю с себя сон и достаю из бара апельсиновый сок.
— Не трудись объяснять мне, Мюррей. Большинство подсчетов не совпадает. — Я вытягиваю полоску бумаги из кармана джинсов. — Я посплю, пока ты переворошишь все эти деньги на столах и попробуешь отыскать там вот эти серийные номера.
— Почему ты меня раньше об этом не попросила? — взвывает он.
— Да ты не стал бы меня слушать, — говорю я, откидываясь в кресле и закрывая глаза.
Во сне я вижу кошмар с розово-оранжевым лесом. Между деревьями дрейфуют какие-то силуэты с прозрачными крыльями, они собирают фрукты, которые превращаются в монеты, и листья, которые становятся зелененькими купюрами разного достоинства.
Бродя среди деревьев, я радостно набиваю карманы отмененными кеннедевскими полудолларами. Мюррей старается предупредить меня и кричит: «Они здесь! Они здесь! Они все здесь! Черт возьми, Дженис. Они все здесь!» Я поднимаю голову и вижу, как крылатые люди приближаются ко мне с угрожающим видом.
Я в ужасе просыпаюсь. Мюррей раскачивается в кресле, разбрасывая вокруг монеты и нечленораздельно мыча.
— Что за черт? — спрашиваю я. — Мюррей, прекрати швыряться мелочью, не то Стэн возьмет на твое место машину.
— Дженис, — раздается деревянный звук, отдаленно напоминающий голос Мюррея, — все серийные номера, которые ты велела мне отыскать, здесь. Это невероятно. Если кто-то крадет выручку, то он имеет доступ и к твоим записям.
Я вскакиваю, окончательно стряхивая сон. В голове у меня кое-что проясняется. Мне кажется, я немного приблизилась к разгадке.
— Что это за мусор у тебя на столе?
— Я не знаю, — говорит он, сметая коричневатые крошки в кучку сложенной пятеркой. — Эта гадость высыпается из мешков последние два дня. Сначала она была в тех мешках с мелочью из игорных автоматов. Я хотел было сказать Стэну, чтобы он поговорил с прачечной, но потом меня отвлекла от этого история с пропажей денег.
— М-м-м, — начинаю я. — Что ж, попробую сообразить, имеет ли это какое-то значение.
В течение следующих нескольких дней я предпринимаю для поимки воров все, что в моих силах. Мюррей проверяет тщательно — в этом я не сомневаюсь. Он может часами пересчитывать даже небольшие суммы, несмотря на то что шеф высмеивает его педантизм.
Остальные сотрудники тоже смотрят в оба, но даже обещанная Стэном награда информатору не способствует выявлению воришки среди своих. Удостоверившись в том, что прочесала «Линию Кенгуру» изнутри, я концентрирую внимание на гостях.
Часами сидя перед мониторами в контрольной комнате и изучая поток посетителей, я истощаю и свое терпение, и терпение дежурных охранников. Игра начинается сразу же, как только раскрываются парадные двери и казино заполняют престарелые леди с голубыми и седыми волосами, которые начинают ожесточенно терзать игральные автоматы. У них существует какая-то своя иерархия, согласно которой они распределяют между собой машины, никогда не позволяя посторонним приближаться к ним.
Серьезные игроки на столах повинуются своему собственному графику. Большинство из них я уже хорошо знаю. Они приходят играть пунктуально, словно чиновники на службу, отличаясь от последних лишь фанатичным блеском в глазах.
Случайных посетителей классифицировать труднее. Одни оторвались от автобусных экскурсий, они сжимают в руках билеты и талоны на питание. Иные забрели из других казино в поисках удачи на новом месте.
Я наблюдаю за ними в зале до полудня. Затем сдаю пост Генри. Генри — худощавый негр тридцати пяти лет, который легко может сойти за двадцатилетнего. Раньше он поигрывал, но не слишком в этом преуспел и постепенно перешел на секретную работу.
Сегодня он неузнаваем в серой хлопчатобумажной рубашке и китайских штанах. Его излюбленный прием — каждые полчаса менять аксессуары: добавлять темные очки или яркий галстук, серьгу или бейсболку с немного похабной надписью. При этом он меняет позу и манеру себя вести, так что вы можете наблюдать за ним весь день и не будете вполне уверены, тот ли это человек или нет. Я знаю, я наблюдала.
Около шести я посылаю Генри передохнуть несколько часов перед вечерним наплывом посетителей. На это время моим партнером будет Лорен, эффектный блондин с точеным лицом копа из «мыльной оперы». Мы с ним одеваемся, как мистер и миссис Лонг-Айленд — образ, требующий дизайнерского вдохновения и не слишком больших актерских способностей.
Мы фланируем из зала в зал, прогуливаемся вдоль рядов автоматов, кружим вокруг столов. Мы ставим не слишком мало, чтобы поддержать свой имидж, и не слишком много, чтобы наше быстрое исчезновение не было воспринято со смехом. Около полуночи я замечаю Пэмми, появляющуюся в дверях, ведущих в фойе и зал варьете, где она хозяйничает.
Пэмми затянута в ярко-розовое вечернее платье, на голове парик в виде пучка сахарной ваты, обсыпанной розовым хрусталем. Она выглядит так, словно голова ее так же свободна от мозгов, как сахарная вата от питательной ценности, но это впечатление обманчиво. Она заправляет делами варьете с недюжинной хваткой. На самом деле единственным ее слабым местом является то, что она убеждена, будто Стэн очень умен.
Дергая Лорена за рукав и жалуясь, что у меня устали ноги, я направляюсь в варьете. Пэмми подводит нас к столику на полпути до сцены.
Принимая у нас заказ, она роняет салфетку на стол. На ней она заранее написала оранжевыми чернилами: «Что-то не в порядке с двумя парнями за соседним столиком. Ваше мнение».
Мысленно желая ей в дальнейшем быть поточнее, я слегка поворачиваюсь, чтобы взглянуть на соседний столик. Оба гостя, сидящие там, одинаково стройны, если не сказать субтильны. У одного темные волосы и зеленые глаза с сеточкой морщин вокруг вздернутого носа. Другой смахивал бы на недавнего выпускника колледжа, если бы не волосы, седые, как иней, и легкие, как паутина. Они хорошо одеты в легкие брюки и оксфордские рубашки — не высший класс, но вполне достойно.
Певица на сцене заводит какую-то балладу об обманутых надеждах. Голос у нее не слишком воодушевляющий, но вполне терпимый и, что самое главное, тихий, так что мне удается прислушаться к беседе, которую парни ведут позади меня.
— Эй, придержи! Не расплачивайся этим, Робин, — говорит седовласый. — Час слишком близок. Ты же не хочешь, чтобы нас застукали?
— Нет. — У Робина обиженный голос. — Просто мне не хочется возиться с этой мелочью. Все сложенные бумажки у тебя, Паутинка.
— Не все, — отвечает Паутинка. — С час назад пришел Оберон и забрал большую часть. Но у меня все же осталось достаточно настоящих, чтобы расплатиться за выпивку. Куда ты хочешь направиться дальше?
— Лучше к автоматам, — говорит Робин. — Как ты верно заметил, час приближается.
Они платят по счету и уходят, причем у каждого в руках, помимо обязательной коробочки из оранжевого пластика, еще и холщовый мешочек.
Теперь меня уже разбирает любопытство. Прежде чем направиться вместе с Лореном к автоматам, я посылаю Пэмми быструю улыбку. Они находят два свободных автомата рядом, а мы устраиваемся за третьим неподалеку.
Они действуют энергично. Робин высыпает небольшой холщовый мешочек четвертаков в одну из оранжевых коробочек и ставит его сверху на автомат так, чтобы обоим было легко дотянуться. Паутинка расставляет несколько таких же коробочек на полу.
Затем они начинают опускать четвертаки и дергать рычаги с небрежной грацией, выработанной в результате долгой практики. Когда Паутинке выпадает «джек пот», они не тратят времени на проявления восторга. Робин просто помогает ему собрать лавину серебряных монет в коробочку, и они продолжают играть.
— Как-то странно они играют, — шепчу я Лорену, когда он наклоняется, чтобы собрать наш выигрыш. — Настораживает их уверенность и еще что-то, чего я не могу уловить.
Он передает мне несколько четвертаков.
— Ты права.
Десятью четвертаками позже он триумфально хлопает меня по спине.
— Понял, — говорит он, пряча свое возбуждение за деланной радостью от выигрыша. — Они играют только монетами из верхней коробочки, никогда не бросая в автомат те, что выиграли. Ты заметила, как Робин наполнил ее? Он достал еще один холщовый мешочек с мелочью.
— Фальшивомонетчики? — вырывается у меня вслух. — Толково, Лорен. Послоняйся вокруг и присмотрись, нет ли здесь еще играющих по той же системе. А я послежу за этими. Который час?
— Начало второго, — говорит он.
— Если увидишь Генри, пришли его ко мне.
— Понял.
Через несколько минут рысью появляется Генри.
— Видишь этих двоих? — говорю я вместо приветствия.
— Седоволосый и тот, что рядом? — отвечает он вопросом на вопрос.
— Ага. Не спускай с них глаз. Возможно, они скоро отчалят. Засеки, куда они двинутся. Если они соберутся покинуть здание, придумай что-нибудь, чтобы задержать их. Думаю, Мюррею будет интересно с ними потолковать.
Его лицо освещается просветленной улыбкой.
Кружа по комнате, я замечаю мужчину с дамой, играющих по той же системе, что и Робин с Паутинкой. Кавалер рыжеволосый, в слаксах и длинной рубашке. У женщины роскошные золотые волосы того самого цвета, который, если наивно верить рекламе «L’Oreal», должен получаться при смешивании жидкости из бутылочки и крема из тюбика. На ней шелковое платье цвета морской волны, которое, вероятно, стоит больше, чем я зарабатываю за месяц.
Что-то в их внешности неуловимо напоминает мне Робина и Паутинку. Может быть, это семейная банда?
Через несколько минут после того, как я начинаю наблюдать за ними, мужчина начинает упаковывать выигрыш. Я испытываю определенное удовлетворение, убедившись в том, что они связаны неким таинственным сроком, на который ссылались и те двое в варьете.
Женщина продолжает невозмутимо кидать монетки в щель даже после того, как ее напарник припрятал весь их выигрыш.
— Титания, — говорит он, когда становится очевидно, что она его игнорирует. — Мы должны прерваться.
— Я знаю, Мотылек, — холодно отвечает она. — Но сначала я доиграю этими последними.
— Они могут исчезнуть, — возражает он. — Час близится, и Оберон нас ждет.
— Пусть ждет, — огрызается она.
Я так возбуждена фактом обнаружения членов той же шайки, что чуть не пропускаю настоящее чудо.
Титания как раз собирается опустить в прорезь очередной четвертак, когда монета в ее руках, слабо вспыхнув, превращается в маленький пожухлый лист. Она щелкает длинными пальцами, растирая его в пыль, но я все же успеваю убедиться в том, что у меня не галлюцинация.
С неприятным холодком внутри я быстро звоню Стэну и тенью следую за парочкой, выходящей из зала. Они быстро проходят через вестибюль, пока не оказываются у конференц-зала, который, я это точно знаю, заперт. Однако это им вовсе не мешает, поскольку дверь легко распахивается и они исчезают за ней.
Когда дверь за ними закрывается, Генри и Лорен выходят из ниши, в которой прятались все это время.
— Робин и Паутинка уже вошли, — докладывает Генри.
— И моя парочка, — говорит Лорен. — Два молодых человека со странными именами — Душистый Горошек и Оберон.
Генри смотрит на него со странным выражением, но у меня нет времени на расспросы.
— Нахальная публика, а? — говорю я с деланной храбростью. — Генри, пойдем за ними. Лорен, я позвонила Стэну. Дождись его здесь и подготовь, прежде чем входить.
— Хорошо.
Я смотрю на Генри.
— Ну, идем?
— После вас, Бесстрашный Командир, — говорит он, собираясь услужливо распахнуть дверь.
— Спасибочки.
Войдя в дверь, я попадаю на зеленую поляну — во всяком случае, таково мое впечатление. Я быстро осознаю, что конференц-зал чуть не до потолка завален густыми зелеными ветвями. Овальный стол для заседаний настолько засыпан листьями, монетами и баксами, что я с трудом могу разглядеть его огненно-оранжевую поверхность.
Во главе стола сидит здоровенный бородатый человек в твидовом пиджаке и пурпурной рубашке, которая, вероятно, понравилась бы Стэну, и помахивает руками над грудой листьев. Паутинка, Мотылек и тот, кого, очевидно, называют Душистым Горошком, срывают с веток листья. В другом конце комнаты сидит женщина, пересчитывая четвертаки и ссыпая их в холщовые мешочки.
Пока я, раскрыв рот, смотрю на все это, за спиной бородатого возникает Робин с пучком веток в одной руке и дымящимся подносом в другой.
Готовая к встрече с гангстерами, фальшивомонетчиками, даже с наркодельцами, я так остолбенела, что внезапно ворвавшийся Генри буквально врезается в меня.
— Что здесь происходит? — обращаюсь я к присутствующим, обретая если не веру в собственную вменяемость, то, во всяком случае, некоторую долю самообладания. — Вы и есть те самые люди, которые грабят наше казино?
Бородатый человек внимательно смотрит на нас гранитно-серыми глазами, при этом губы его изгибаются в печальной улыбке.
— Мы разоблачены, — говорит он глубоким мелодичным голосом. — Игра окончена. Наши ставки биты.
— Разве? — Титания продолжает как ни в чем не бывало пересыпать четвертаки в мешочек. — С ними нетрудно договориться.
Я извлекаю пистолет из глубоких складок своей юбки. Генри достает свой из мешковатых карманов китайских штанов.
— Не рассчитывайте на это, леди, — говорю я. — Этими штуковинами мы задержим вас здесь до прихода наших людей.
К моему удивлению, женщина вздрагивает с таким ужасом, словно я уже кого-то застрелила.
— Гром и молния, Титания, — говорит бородатый. — Я же говорил тебе, что этот гамбит можно разыгрывать лишь до тех пор, пока нас не обнаружат. Эти современные смертные представляют гораздо большую угрозу для нас, чем те, из стародавних времен.
— Вот именно, — говорю я, держа пистолет наготове. — Обыщи их, Генри.
— Хорошо, — отзывается он, шагая вперед. С его лица все еще не сходит озадаченное выражение.
Не обращая на него внимания, я сосредоточиваюсь на бородатом.
— Вы Оберон? — спрашиваю я, припоминая услышанное имя.
— Да, — отвечает он, — а это та, кто временами становится моей супругой и королевой, Титания. Эти джентльмены сопровождают нас: Паутинка, Мотылек, Душистый Горошек и Добрый Малый Робин.
Я слышу, как открывается дверь и входят Стэн, Пэмми и Лорен. Комната наполняется людьми, но я стараюсь не отвлекаться.
— Паутинка, Мотылек, Душистый Горошек? Довольно странные имена, мистер Оберон, Смотрите на меня. Нам понадобятся ваши подлинные имена, когда явится полиция.
— Уверяю вас, мадам, — говорит Оберон, — что это не шутка.
Я как раз собираюсь сказать что-то ехидное по этому поводу, когда Генри внезапно перебивает меня:
— Я знаю, откуда эти имена — «Сон в летнюю ночь» Шекспира. Мы это ставили в летнем лагере. Я играл там сразу двоих — Паутинку и Пигву.
Бандиты смотрят на него с дружелюбным интересом.
— Лицедей, — говорит Титания, улыбаясь впервые за все время. — Значит, мечтатель. Возможно, мы сможем убедить тебя.
— Сначала попробуйте убедить меня, — говорит Стэн. — Я как раз тот, кого вы обкрадываете.
— Так вы, стало быть, владелец дворца, воздвигнутого в честь Фортуны? — спрашивает Оберон. — Мы можем предложить вам компенсацию, сэр. Не соблаговолите ли выслушать нас?
— Конечно, — говорит Стэн, расчищая себе стул от веток. — Вот так-то лучше. Что это за кустарник?
— Все это часть моей истории, — говорит Оберон. Ваш человек узнал нас верно. Я Оберон, царь эльфов и фей. Это моя супруга…
— Временами, — бормочет Титания.
— …Титания, а это некоторые из наших слуг.
— Допустим, — говорит Стэн. — Продолжайте.
— В течение тысячелетия, — продолжает Оберон, — мои люди платили десятину — дань Преисподней. С незапамятных времен мы отдавали им своих лучших людей. Позже мы научились заменять их подставными смертными. За много веков наше могущество иссякло, и украсть человеческого ребенка почти не в наших силах. Не можем мы и лишаться членов нашего собственного поредевшего сообщества. В конце концов мы восстали против Преисподней. Увидев, что в скором времени они лишатся своей десятины, обитатели Преисподней пересмотрели условия нашего долга. Они были жесткими. От нас не требовалось ничего, кроме огромных сумм человеческих денег. Если мы не сможем заплатить, то лишимся всех своих людей.
— Ваши банки и сокровищницы закрыты от нас железом и сталью, — говорит Титания. — До простого воровства мы опуститься не можем. Вот казино — в них деньги льются рекой, и они всякого зазывают поставить на удачу — и стали для нас превосходным решением. Мы выбрали ваше казино среди прочих, ибо оно удобно по размерам и имеет веселое убранство.
Стэн самодовольно фыркает, а Пэмми сжимает его плечо.
— Была лишь одна трудность, — продолжает Оберон. — У нас не было денег, чтобы ставить в ваших играх — во всяком случае, в тех количествах, что нам требовались. Наконец, после некоторых усилий, я обнаружил, что могу превращать листья в банкноты и монеты, как некогда я творил волшебное золото для развлечения смертных. Однако всякий раз через двадцать четыре часа после превращения они вновь становятся листьями.
— Потому-то, — вмешивается Титания, — нам приходится собираться здесь, чтобы пересчитать выручку и сотворить новые монеты. Робин улетает за новыми листьями, а затем относит наш выигрыш в тайник, где мы накапливаем дань Преисподней.
Она умолкает, и воцаряется долгое молчание. Почему-то ее слова не вызывают недоверия. Как ни странно, рассказанная история полностью объясняет все имеющиеся факты. Становится ясным не только факт исчезновения денег, но и разница в подсчетах. Даже появление странного мусора в мешках вполне объяснимо. Остается единственный вопрос: что теперь делать?
— Нельзя их арестовывать, босс, — почти умоляюще говорит Генри. — Ни один суд не поверит в эту историю. В лучшем случае их запрут в психушку.
Стэн кивает.
— Но разрешить им воровать дальше я тоже не могу, к тому же встает вопрос о компенсации потерь.
Оберон простирает руки вперед.
— Мы обладаем некоторыми возможностями, кроме наличных — их мы не должны тратить, над нами висит долг Преисподней. Робин может принести вам чудеса со всего света. Возможно, они восполнят то, что вы потеряли.
— У меня идея, — осторожно начинает Генри. — Может быть, эти ребята могут делать фокусы, о которых упоминает Шекспир. Это принесет Стэну доход, который пойдет на пользу «Кенгуру» и даже поможет им выручить необходимые деньги для расплаты.
— Я весь внимание, — говорит Стэн.
Титания задирает было нос, но Оберон смотрит на нее и говорит одно слово: «Нет». Затем он оборачивается к Генри.
— Что ты предлагаешь?
Таким вот образом «Линия Кенгуру» заполучила лучшее магическое шоу в Атлантик-Сити да и где бы то ни было, Я ничего плохого не хочу сказать про дрессировщиков тигров или юмористов, развлекающих публику, но никто не может сравниться со «Спящими в летнюю ночь».
Оберон, Титания и их команда классно разыгрывают сценки из Шекспира, но гвоздем программы являются фокусы. Никто до сих пор не догадался, каким образом они проделывают трюк с ослиной головой (а они достаточно любезны, чтобы заставить голову исчезнуть прежде, чем смущенный доброволец из публики отправится домой). Под конец Робин каждый раз совершает чудо, притаскивая через сорок минут какую-нибудь экзотическую штуковину, которую тут же продает с аукциона.
Стэн доволен — «Кенгуру» фантастически процветает. Я тоже довольна. Доволен и Генри — он менеджер шоу, и руководство поговаривает о том, чтобы давать небольшие рекламные представления в других местах.
Единственный человек, чье счастье нельзя назвать совершенно безоблачным, это Мюррей. Хотя мы обрисовали ему ситуацию в общих чертах, он до сих пор божится, что выручка запорошена трухой заколдованных листьев.
Учитывая слабость Титании к игральным автоматам, я не поручусь, что он ошибается.