Колхозное строительство 2

Глава 24

Мария Нааб, она же Вика Цыганова тоже была в Свердловске при делах. Нужна была певица с низким почти мужским голосом. Да, те же песни Любаши Успенской петь. Ну, и других хватает. "Tombe la neige" к примеру, для гастролей вещь необходимая. Желательно найти девушку с контральто. На худой конец низкий альт.

Когда она озвучила свою идею Петру Мироновичу, он заржал.

– Извини, Вика, представил картину. Сидишь ты как Пуговкин, закинув ногу на ногу, тростью помахиваешь и прослушиваешь девиц из консерватории и филармонии.

– И в чём юмор? – обиделась Вика.

– Тебе десять лет. Ладно, девушки будут петь, а вот как на эту сцену будут смотреть преподаватели и разные другие руководители?

– Нам нужна девушка с низким голосом. Ваши предложения, – Вика рассердилась. Это тело доставляло на каждом шагу кучу неудобств. Плюсы? Ну, если считать плюсом прыщики и сопли, то плюсы были. А так, одни минусы. В Краснотурьинске почти привыкли к причудам соплячки. Тем более что практически всегда она оказывалась права. Даже побаивались. Ну, и стоящий за спиной первый секретарь горкома партии. А в Свердловске? А в Москве??? И так ещё лет десять Ужас!

Отдушиной были репетиции. Там забывала о возрасте. Постепенно и окружающие стали забывать. Один Богатиков из хохляцкой вредности всегда начинал со споров, один раз даже замахнулся на девочку. И это случилось при Петре Оберине – телохранителе и шофёре "папы" Пети, как иногда в шутку называла его Вика. Что уж там сделал здоровущий "Майор" (так его все знакомые называли) и как объяснил зазвездившемуся певцу политику партии, неизвестно, но с тех пор Богатиков ведёт себя как шёлковый, лишь иногда позволяет себе посылать глазами убийственные взгляды.

Ещё бесятся изредка диссидентки. Особенно Наталья Евгеньевна Горбаневская. Поэт непризнанный! Нет, признанный, на Западе! О, этот манящий Запад. Там свобода. Там дышать можно полной грудью. И бесполезно что-то говорить, как со стеной. "Tаити, Tаити… Не были мы ни в какой Таити! Нас и здесь неплохо кормят". Ну, а Вика была. И на Таити тоже. Особенно потряс Лиссабон. Идёшь себе за гидом по туристическим местам и вдыхаешь запах океана и вечности, запах истории. А сверни в проулок, отклонись от маршрута. Помойка! И как на всякой помойке там очень сильно воняет, особенно в маленьких тесных переулках. Пахнет тухлой едой, мочой, под ногами валяется мусор и бегают крысы. Везде стоят битые разукомплектованные машины. Всё в граффити, часто с изображением половых органов. В переходы просто страшно спускаться – это общественный туалет. Даже всякие Гарлемы отдыхают. Проститутки, наркокурьеры, всё на виду. Показать бы этот Запад диссиденткам. И ведь даже не расскажешь. Не поверят и подозрительно спросят, а информация-то откуда. "От верблюда"! Нужно свою страну делать прекрасной, а не захлёбываться слюной от зависти.

– И что же делать, Пётр Миронович?

– Попробую договориться.

Интересно, а есть вещи, о которых не смог бы договориться Тишков. Прямо чудеса. Словно, кто подыгрывает. Договорился и тут. С помпой всё пройдёт. В малом зале филармонии, нет, в "Камерном" зале, состоится прослушивание всех певиц Свердловска с низкими голосами. И всего один звонок секретарю Свердловского облисполкома. Глинских Василий Иванович лично сопроводил девочек и Марка Яновича Макаревича к роялю. В смысле зашёл с ними на сцену и поприветствовал собравшихся. Но рояль! "Rönisch", Санкт-Петербург 1909 год. Сказка.

– Это председатель колхоза "Крылья Родины". Все ведь слышали песни ко Дню 8 марта и Дню Космонавтики? Это их рук дело. В ансамбль "Крылья Родины" для записи нескольких песен нужна певица с низким голосом. Победительница этого конкурса через месяц будет одной из самых знаменитых певиц страны. Постарайтесь, – и под шёпот тёток и девиц гордо удалился.

Руководитель. Умеет народ на подвиг воодушевить. Вот только насчёт "рук"? Хотя Сенчину с Толкуновой уже и руками двигать научили, не только челюстью. Что можно сказать о самом прослушивании? Долго, нудно, нервно. Сначала пришлось распрощаться с пожилыми толстыми тётками, хотя у одной вполне себе голос. Намного выше среднего. Точнее, намного ниже и с такой замечательной хрипотцой. Заметочку с данными певицы Вика оставила в блокноте. Показывать нельзя, а вот запись на пластинку?

Ещё двоих отсеяла тоже из-за внешности, тоже толстые. И голоса слишком оперные. Уже не переучить. Осталось четверо. Одно контральто и три низких альта. Хотелось бы контральто. Оказалось, что не получится. А ведь голос у женщины круче, чем у певицы Шер. Валентина Николаевна Левко пришла из любопытства. Она солистка труппы Большого театра.

– Похвастаться пришли? – насупилась Вика.

– Интересная ты девочка. Ходят по Москве слухи, что все эти замечательные новые песни ты придумала, – погладила по голове, как упирающегося котёнка.

– Только музыку.

– Ну, да, ну да. И "Танцы на Марсе"? Сюда нужен голос?

– И туда не помешает.

– Жаль, что вы не в Москве? Я бы пару песен с вами записала, – а на вполне симпатичном личике нет сожаления. Как же, оперная ДИВА!

– Жаль, что вы не сможете переехать в Краснотурьинск.

– Где это?

– Там, где будут мечтать побывать всякие Паваро́тти. Хочется "Гремми", а победить на Сопоте? Дать концерт на Уэмбли? Вы будите петь для нескольких сотен избранных. А та певица, которую я сегодня отберу, будет петь в той же Венской опере и лондонском "Ковент-Гардене" в "Ла Скала" для королев и министров, за гонорары соизмеримые с ценой этого здания.

– Да, ты Наполеон в юбке, – снова погладила по головке.

– Валентина Николаевна, мне ещё вон тех трёх будущих звёзд слушать.

– Будешь в Москве, звони, – и протягивает визитку. Хайтек. Точно ДИВА!

Прошла на троечку последняя девушка, аспирантка кафедры "Сольного пения" Уральской консерватории имени М. П. Мусоргского.

– Гибалин Борис Дмитриевич, ректор консерватории, – дядечка всё это время сидевший в последних рядах Камерного зала подошёл к Марку Яновичу.

– Рад знакомству. Марк Янович Макаревич.

– А можно и мне вашу девочку послушать? – опа, неожиданный поворот.

– А цель какая? – устала Вика.

– Необычная девочка и судя по песням даже не талант, а просто гений. Я со многими композиторами знаком. Всегда есть узнавание. Не скажу, что произведения похожи, но есть общие моменты. А тут, ни одна песня не похожа на предыдущую, словно их десятки композиторов писали. И ведёт себя Маша как взрослая.

Ну, вот, что там Штирлиц говорил, про провал.

– Тут, наверное, Борис Дмитриевич дело в том, что я как таковые песни не пишу. Пётр Миронович Тишков их сочиняет и мне напевает, а я просто превращаю его хрипы и стоны в музыку. Аранжировку помогает делать Гофман, это руководитель Краснотурьинского Академического симфонического оркестра, – попыталась выкрутиться Вика-Маша.

– Вот! Ещё не лучше. Человек, не знающий нот, сочиняет песни, без преувеличения великие песни. Девочка десяти лет пишет для них музыку. А человек, который нигде не учился музыке, создаёт академический симфонический оркестр в городе, где даже нет музыкального училища. И он без сомнения справляется с аранжировкой. Мне тут Светланов звонил, пообщались, поперемывали вам косточки. Больше всего это похоже на мистификацию, и меньше всего на правду. Плюс, Фурцева, что с вами носится, как с писаной торбой. Даже не чудеса. За гранью. Ойстрах назвал вас троих инопланетянами. Что скажите? – и голову седую на бок положил, руки за спину завёл. Следователь, блин.

Высоцкий тоже нигде не учился, даже в музыкальную школу не ходил.

– И это чувствуется. Мелодии простоваты, – не сдавался ректор.

– Борис Дмитриевич, лет тридцать ведь ваша консерватория работает. А ещё есть Москва, Ленинград, Киев. Подскажите дальше? Десятки консерваторий. Десятки тысяч выпускников. Сколько из них стали писать "великие песни"? И сколько "великих" песен написано выпускниками консерваторий? – решила уделать метра "пигалица".

Ректор не сдался.

– Твоя правда, Машенька. Обидно. Может, выход предложишь? – и опять в позе следователя.

– Борис Дмитриевич, Маше десять лет, – попытался защитить девочку Макаревич.

– То-то и оно, уважаемый! То-то и оно! Так есть выход? – отмахнулся как от мухи.

– Борис Дмитриевич, мне на самом деле десять лет. А выход? Может нужно больше свободы. Разрешить создавать студентам всякие ВИА. Театры миниатюр. С использованием музыки. Проводить конкурсы на лучшую песню, – Вика пожала плечами.

– Я три дня назад был на репетиции в ТЮЗе. Ученик бывший пригласил. Он там за музыку отвечает. Они сейчас музыкальную сказку ставят. Опять вы! И песни хороши. Несколько штук даже не "великие". Следующая ипостась. "На века". Не пригласите в Краснотурьинск на репетицию?

– С удовольствием. Приезжайте числа 7 мая. На три дня. Увидите и генеральную репетицию и концерт. А если приедете с мальчиком, лет десяти, с хорошим высоким голосом, то вообще замечательно. Есть несколько песен. А вот исполнителей хороших нет, – Вика вспомнила свою идею поискать "Серёж Парамоновых" в Свердловске.

– Договорились. А сейчас, может, споёте что?

– Слушайте, – Вика села за рояль, вещь!

Плакал ректор. Не навзрыд. Просто слёзы катились. Не замечал.

– Сюда мальчик и нужен? – прокаркал, когда отзвучали последние аккорды.

– И сюда.

– Найду. Весь Свердловск перерою.

Штирлиц вытер пот. Вместо врага – соратник.