На то, чтобы выяснить, что произошло, ушел весь день.
Лагерь Муньеса был одним из передовых запасных лагерей, ближайшим к столице, и в нем находилось примерно сорок человек. При том, что основные дороги, по которым мог бы подойти неприятель, находились под наблюдением, Муньес и его люди имели как средства обороны в виде неплохого минного поля, так и пути отхода, а посему чувствовали себя в безопасности. К тому же еще утром к ним поступила информация о том, что группа из шести бронеходов под командованием «Черной Пантеры» и с сопровождением выдвинулась в сторону северных шахт, так что Муньес совершенно резонно полагал, что ему ничто не угрожает, потому как выдвинуть две группы сразу значит отправить из столицы и гарнизона почти все механические силы и значительную часть людей. Поскольку об экстренной мобилизации по тревоге всех ССО повстанцы всегда узнавали оперативно, а сейчас ничего подобного не было, у Муньеса не было веских оснований опасаться нападения.
И тем не менее, лагерь был атакован бронеходами, и это застало повстанцев врасплох. Радист слышал на той стороне мощные разрывы управляемых мин, но затем связь прервалась.
Кастильо пошел даже на то, чтобы задействовать дрона. Поскольку весь импорт идет через Саламанку, то такие простые вещи как дроны повстанцам банально недоступны, при всей их дешевизне. Игрушечные дроны, управляемые с телефона, которых можно накупить в как угодно большом количестве по цене три с половиной стандарта за сотню в любом магазине на любой планете, на Нова Эдемо банально не работают в силу отсутствия сотовой связи. Так что повстанцы располагали всего четырьмя самодельными дронами, которые были собраны несколькими умельцами, причем в качестве начинки использовались чипы, привезенные контрабандой, то есть, больше взять неоткуда. Раньше дронов было больше, но постоянные потери привели к нехватке оных, и теперь Кастильо пришлось принимать не самое легкое решение.
Однако дрон, управляемый оператором с замаскированного пункта наблюдения в сорока километрах от нужной точки, сумел благополучно добраться до лагеря Муньеса и передать оператору картинку. По словам этого самого оператора, в лагере не нашлось ни единой живой души, сам лагерь уничтожен, материальные ресурсы сожжены. Несмотря на обилие воронок, не нашлось ни единого указания на то, что атакующие бронеходы понесли какие-то потери.
— Ну а что ты хотел? — задал я риторический вопрос. — Пехота даже при наличии противотанковых средств может бороться против бронеходов только в том случае, если им благоприятствуют позиция и условия боестолкновения. Если лагерь Муньеса такой же, как этот — ну, тут без вариантов.
— Проклятье… Но как же так вышло, что бронеходам удалось подкрасться незамеченными?
Я пожал плечами.
— А в чем тут сложность? Ты же и сам мог заметить, что бронеход производит меньше шума, чем машина. Просто потому, что двигатель внутреннего сгорания, сжигающий ПКЖ, шумит, а псевдосустав Роя-Батти — нет. Когда бронеход идет по бетону или асфальту — львиная доля шума от громыхания. Аккуратное продвижение по лесной почве куда тише. Ну и я держу пари, что подошли они не со стороны дороги, а через лес напрямую.
— М-да… Но как же они успели вернуться так быстро после отправки к северным шахтам?!!
— А что, если это не та группа?
Дани переглянулась с Хуаном и Антоном.
— Погоди… ты хочешь сказать, что в этот раз бронеходы Саламанки действовали не под руководством «Черной Пантеры»? Или же «Пантера» пересела в другой бронеход, а ее собственный с другим пилотом ушел прочь для отвода глаз?
Я хмыкнул.
— Спорю, что нет. Если бронеходчик красит свой бронеход, то явно не для того, чтобы ходить в бой на некрашеном или позволить самозванцу кататься на своем. Напоминаю, что хоть «Пантера» и не ровня мне в плане боевых талантов, у нее все же имеется стаж слегка побольше моего, потому что к моменту моего первого боя в роли ведомого она уже командовала звеном в четыре машины. И я не вижу ничего удивительного в том, что она за не такой уж и короткий промежуток времени натаскала бронеходчиков Саламанки настолько, что они стали способны на самостоятельные действия.
Ближе к вечеру появилось несколько человек из лагеря Муньеса, которым удалось улизнуть живыми, и от них мы узнали, что в действительности произошло. Как я и предположил, четверка бронеходов появилась не со стороны просеки, выводящей на дорогу, а из чащи. Они шли без какого-либо сопровождения, только лишь вчетвером, потому атака застала лагерь врасплох. Попытки подорвать мины ничего не дали, потому что часовой на пункте управления минами попутал триггеры, да и мало было мин с той стороны.
Затем бронеходы метнули по гранате — в каждой примерно по пятнадцать килограммов взрывчатки — и в одно мгновение уничтожили половину лагеря, а затем принялись расстреливать разбегающихся повстанцев из пулеметов винтовочного калибра на поясе и тяжелых автоматов. По словам выживших, это были более крупные образцы, нежели уже известные им «тринадцатки», но более точной информации от них я не получил: узнать тип оружия издали мог бы только я, но не они.
Никто из спасшихся не видел там черного бронехода, но нам стали известны бортовые номера двух машин: «нольпервый» и «нольшестой».
— Ну вот, все сходится, — сказал я. — Саламанка отправил в рейд четырех своих пилотов, командовал звеном один из «старой гвардии». Шесть идут в обманный маневр, четыре в рейд, пять защищали столицу. Грамотно. И сам рейд грамотный. По большому счету, чего-то такого я и ожидал: ты принял контрмеры после появления у Саламанки «Пантеры», а Саламанка принял контрмеры после появления у ПЛА меня. В общем, самое время вернуться к утреннему обсуждению: либо мы изо всех сил пытаемся выиграть эту войну, либо ее выиграет Саламанка. А вот эта твоя недовойна в духе «и то не тронь, и это не разрушь» — путь к поражению.
Кастильо, Дани Рохас и некоторые другие командиры провели несколько часов в весьма напряженных спорах, а я тем временем спросил всю наличную информацию по космопорту и силам, его обороняющим.
— Так у тебя все-таки есть идея, как удушить Саламанку через космопорт? — спросил Антон.
— У меня ее пока что нет, потому что нет никакой информации. Но захват космопорта и прочное его удержание — это, конечно, самый простой способ выиграть войну, ничего не разрушая.
Разумеется, это был очень неправдивый ответ: нельзя захватить кусок бетонного поля, укрепленного только дотами и траншеями, имея менее пятисот человек и один бронеход. Верней, захватить-то можно, а вот удержать против пятнадцати бронеходов не получится совсем никак. Мой план немного в другом: если ситуация повернется совсем худо, у меня останется последний выход. С учетом того, что площадка, занятая чужим шаттлом, является территорией того государства, которому принадлежит шаттл, Саламанка не сможет вести ожесточенные боевые действия вблизи от космопорта. И тут уже неважно, сильно ли уважает диктатор международное право, важно, что нападение на шаттл сделает планету «черной дырой», местом вне маршрутов, запрещенной территорией, куда очень нескоро кто-либо рискнет прилететь, и в результате колонию ждет скорый крах. Если же на шаттле еще и жертвы будут — могут случиться и более тяжелые последствия, нежели изоляция, и крах настанет совсем уж быстро.
Собственно, мой расчет даже не на то, что я прорвусь к шаттлу, а на то, что я, сидя в бронеходе, подойду к космопорту и выдвину простой ультиматум: если я не улетаю на этом шаттле — это будет последний визит невоенного судна в истории Нова Эдемо. Саламанка будет даже рад, если я покину его планету без боя.
И у этого плана всего один изъян: дома мне придется очень многое объяснять, причем отнюдь не с позиций триумфального героя в сверкающих доспехах, а список обвинений будет длиной с мою руку. Тем не менее, все-таки у меня есть запасной выход. Наличие альтернативы — всегда хорошо.
Так что Кастильо придется принимать волевое решение: либо он воюет, либо к черту всю эту затею.