Колыбельная для бронехода

06. Сад Милосердия

— А мы и не предлагаем тебе сражаться за нашу родину, Кирин, — сказал Антон. — Мы заплатим тебе, чтобы ты сражался за свою.

Я несколько раз прокрутил фразу в голове и не понял.

— А это вообще как?

Антон откинулся на спинку стула.

— Начну немного издали. Нова Эдемо от начала колонизации и до захвата власти Саламанкой была «вольной» планетой, подпадающей под действие так называемого «закона Оноды-Плахова-Лундгрена». Короче говоря, тут поначалу было три города — каждый со своим управлением и своими законами, и куча индивидуальных колонистов. Потом началась интеграция, все такое, но в целом общество Нова Эдемо оставалось вольным, свободным. Как «дикий Запад», но без стрельбы. Райское место, откуда и название. Мирное. Еще пятьдесят лет назад тут было по три ствола на каждые десять тысяч населения, чтоб вы понимали. Потом тут нашли редкие ископаемые, и пришли транспланетные корпорации. Началось стремительное процветание. Всех все устраивало, причем до такой степени, что даже «Тринити» и «Куэй-До» тут соседствовали мирно, заключив соглашение…

— Да ну, они враждуют давно и ни за что не станут заключать соглашение друг с другом.

— Верно, но тут они заключили договоры каждая со своим городом, то есть, мы выступили посредником. Доступ к нашей горнодобывающей промышленности оказался вкусняшкой, которая пересилила их взаимную ненависть. Некоторое время все играли по правилам, и мы процветали. Но потом… Увы, сюда добираться хоть и сложновато, но начали залетать пираты, привлеченные нашим процветанием. Корпорации в ответ притащили сюда свои силы безопасности и снова все было хорошо некоторое время. Но вот двадцать лет назад на Нова Эдемо вернулся Гектор Саламанка, который покинул ее еще за двадцать лет до того, в юности. Вернулся, что характерно, в составе службы безопасности одной из мелких корпораций. Некоторое время он был активным общественным деятелем, сумел создать объединенные силы самообороны, чтобы не зависеть от корпораций, ну а потом… в общем, он создал армию, подчиняющуюся лично ему, и захватил власть, объявив себя «президентом переходного периода». Отец государства хренов.

Я пожал плечами:

— Свято место пусто не бывает. Только это, а каким образом тут я?

— А тут все просто. Придя к власти, Саламанка национализировал всю промышленность, которая принадлежала корпорациям. Вам что-то говорят слова «Армахэм» и «Синергия»?

— Хм… Ну «Армахэм» знаю, конечно, они делают броневое покрытие для наших бронеходов. «Синергия»…

— Это дочерняя корпорация крупнейшего промышленного Дома Содружества. Несколько крупных корпораций вашей родины, защиту которой вы сделали своей профессией, потеряли тут немеряно собственности. Вот я и предлагаю вам принять участие в восстановлении «статус-кво».

Я усмехнулся.

— А, так вы сражаетесь, чтобы вернуть корпорациям их собственность, да? Аж не верится.

Кастильо вздохнул.

— Понимаете, таков был наш образ жизни. Так мы построили процветающее общество. Корпорации принесли с собой промышленность, инструменты и рынок сбыта, а мы, местные жители, владели планетой и продавали эти самые ископаемые и свой труд, получая одновременно высокие зарплаты в шахтах и проценты прибыли от концессий. Мы процветали. Вот, глядите.

Он показал мне планшет, на экране я увидел фотографию двух людей — старого и молодого — на фоне бескрайней равнины, упирающейся одной стороной в море.

— Это кто?

— Мои дед и отец. За ними — главная площадь Просперон, столицы Нова Эдемо.

— Не вижу города.

— На фото и нет города, в то время его не было. Город на четверть миллиона человек вырос менее чем за пятьдесят лет, и Просперон, то есть Процветание, его назвали не от фонаря. У нас был еще более впечатляющий план развития, и прямо сейчас, если бы не Саламанка, Нова Эдемо была бы жемчужиной, главным центром туризма во всей галактике. Сущий рай, в котором возможно то, что невозможно больше нигде. Ну например, где еще вы сможете во время операции под местной анестезией слушать шелест пальм, шум прибоя и наслаждаться бризом и морским пейзажем?

Я скептически усмехнулся.

— У вас странные предпочтения. Я бы предпочел во время операции наслаждаться кондиционером в операционной.

— Хе-хе… Вся планета — одна огромная стерильная операционная, Кирин. Она не просто так называется «Новым Эдемом». Секрет в том, что вся здешняя жизнь хиральна нам.

— Херо… чего?!

— Хиральна. Хиральность — от слова «рука». Ваши руки симметричны, но направлены в разные стороны, несовместимы в пространстве. Зеркальны, понимаете? С цепочками ДНК и всей прочей органикой та же картина: одна и та же молекула может быть «закручена» в двух разных направлениях. Но тут, внезапно, возникает явление гомохиральности, то бишь хиральной чистоты. За редкими исключениями, природные хиральные аминокислоты и моносахариды представлены в виде единственного изомера из двух возможных. Миры, в которых существовали бы оба варианта, пока не обнаружены. Так вот, вся местная органика хиральна земной органике. И это главная причина, почему мы не можем питаться органикой этой планеты… а жизнь этой планеты не может питаться нами. Точнее, кушать можно, многие виды частей растений съедобны и даже добавляются в пищу для вкуса… Но у них нулевая калорийность, они не усваиваются организмом человека. С микроорганизмами та же картина. В наших аптеках нет антисептиков — тут они не нужны, потому что здешние бактерии не способны выжить в наших телах. Здесь кровотечение останавливают, залепляя рану глиной, а воду можно пить без опаски, даже если она грязная. Здешние джунгли кишат смертельно ядовитыми существами — но для нас они не опасны, максимум аллергическая реакция на отдельные компоненты ядов. Здешние хищники не нападают на человека, потому что чуют нашу несъедобность. Здешние москиты практически идентичны земным — эволюция ходит теми же путями везде — но нас не донимают. Они вообще не способны нас обнаружить как свою пищу, мы для них «ходячие камни». Наконец, высаженные в почву земные семена дают всходы без помех. Никакие болезни им тут не страшны, главное — внести в почву нужные земные микроорганизмы, которые вступают в симбиоз с растениями. Ну а если вы обнаружите в своем саду погрызенный плод — поищите, вредитель валяется неподалеку. Даже в тех случаях, когда вредители могут есть земные растения — они все равно погибают от голода или от разрыва пищеварительного тракта, так как не могут насытиться. Знаете, Кирин, если бы я был религиозным человеком — я бы считал, что именно тут и находится рай. Верней, тут действительно находится рай, только не слащавый воображаемый, как у религиозных общин, а настоящий и честный.

— В каком смысле — честный рай?

Антон пригладил бороду.

— В таком, что тут вы ничего не получите даром, без труда. Нельзя даже фрукт с дерева сорвать, потому что он для вас несъедобен. Тут все добывается только своим трудом и никак иначе. Даже в некотором роде тут многое труднее, чем в других местах — выращивание тут земных культур и разведение скота имеет свои сложности. Но главное — все, что вы добыли и заработали — ваше. Планета ничего не даст вам даром, но при этом ничего не отберет. Ваши посевы не сожрут вредители и болезни, здесь никогда не бывает ни засухи, ни потопа, и если случится лесной пожар — то только по вине человека. Здесь толстая кора и минимум тектонической активности, ни вулканов, ни землетрясений, ни цунами. Обвалы в шахтах — только по халатности шахтеров. Стабильная погода без предельных значений, умеренный ветер без ураганов. Здесь вы не заболеете никакой болезнью, которую не наживете себе сами своим образом жизни или не принесете заразу с собой или на себе. Было дело, один приезжий поэт знаете как назвал нашу планету? «Сад Милосердия». В том смысле, что здесь Мироздание сжалилось над человеком и даровало ему защиту от собственных жестокости и произвола. Живущие здесь в полной мере защищены самой вселенной от любой напасти и любого стихийного бедствия…

— Но только не от самих себя, да?