Комбриг

Глава 9

Событие двадцать пятое

Звонок в дверь. На площадке опрятный человек с саквояжем:

- Крысы, мыши, тараканы, клопы есть?

- Нет.

- А, нате, — говорит человек, открывая саквояж.

Не часто, но бывает же, смотришь на глобус политический, и Польша — это фентифлюшка, которую подушечкой большого пальца закрыть можно, а если плюнуть смачно, то и плевком обязательно всю Речь Посполитую затопит. А когда по этой заплёванной Польше едешь за медленно ползущим «Фордом», то кажется, прямо, что это огромная страна. Не от можа до можа, но за день на таких скоростях не одолеть. Добираться до городка Кельце надо два дня, первый кусок до Люблина гнали, как могли, и въехали в город в полночь. Расстояние-то плёвое. От Львова до Люблина двести с чем-то километров по карте, а ушло часов шесть на дорогу. И это при том, что дороги вполне себе. Только опять её — эту Польшу затопило. Дождь нудный всю дорогу, и не весенний, а холодный мелкий — осенний.

Ни в какие гостиницы и «хотели», естественно, не поехали. Скорее всего, во Львове шумиху подняли и зелёный крутой «Мерседес» с бойней в школе связали. Остановились на заправке, при этом «мерс» не светя, в кустах у дороги оставили. «Форд» сам заправился, а в две пустые канистры набрали бензина и ещё купили канистру и её тоже заправили. Плюс ведро кожаное было. Так что, вторую машину удалось, не вынимая её на свет божий из кустов, полностью заправить. Ласло поинтересовался у косматого мужика, отпускающего горючее, где можно поесть и поспать не заезжая в город. Чего уж там звероподобный бугай наговорил, Брехт не понял, только рычание и шипение.

Полковник понемногу стал некоторые слова польские понимать. Если взять обычное русское слово и букву «Р» заменить на «Ш» или «Ж», то, как раз, польское слово и получится. Как такое могло произойти? Да просто, ходили ляхи вечно с выбитыми зубами, и всегда за дело, вот и шепелявили. А дальше пошло поехало, модно стало шепелявить. Ни какими другими способами такое произойти не могло. Пример? Моря — можа. Как иначе это слово можно исковеркать?

А объяснил заправщик следующее, что если вернуться на полкилометра, то там есть придорожный трактир и на втором этаже сдаются путникам комнаты на ночь и кормят там хоть и дёшево, но не вкусно. Так что лучше всё же в город. Хотя в город уже бесполезно, так как ночью никто их кормить не будет.

Тьфу. Полчаса потеряли, эту тудым-сюдыму выслушивая. Расплатились с косматым бугаем и вернулись, как он и говорил. Взад. Точно, проезжали они этот домик, но ни неоновой рекламы, ни даже фонаря с вывеской не увидели, и потому, дальше проехали. Теперь и вывеску разглядели. Благо небо очистилось, и луна над дорогой почти в полном размере показалась. Прямо ночь с полнолунием и красной волчьей луной. Только оборотней и вампиров и не хватает. Тётка, что открыла им дверь заведения, на оборотня не походила. Эдакая упитанная мадама веселушка-пышечка с милыми ямочками на розовых щёчках. Мечта Остапа Бендера. Однако, первое впечатление оказалось неверным. Тётка брюзжала и брюзжала, Иван Яковлевич даже обрадовался, что язык не понимает. Накормила кашей подгоревшей перловой с прогорклым маслом и чёрствым хлебом. Не соврал заправщик и тут. Еда даже ниже, чем «так себе». И плюсом или вишенкой на торте — клопы. В комнате, куда их завела брюзга полноватая, все стены в раздавленных кровососах. Ну, что же за жизнь-то такая?! Рожу саднит и шрамик, еле заметный пусть, но останется, на ноге настоящий шрам и она побаливает. Ванны в этом заведении нет, а клопы, мать их, есть. Всё, после городка Кельце и его тюрьмы со Степаном Андреевичем Бандерой, домой. Хватит. Напутешествовался.

Думал Иван Яковлевич, что не уснёт. Накрутил себя, представляя, как, вот, уснёт он, а клопы здоровущие и чернущие выползут изо всех щелей и облепят его молодой цветущий организм с головы до пят, как в фильме про мумию египетскую, скарабеи облепливали. Только там фильма, хоть и хорошая, а тут жизнь и тушка не чужого мужика, а его собственная. Хоть бы гамак был. Да, нет, не поможет. Читал где-то Иван Яковлевич, что клопы нашли способ борьбы с гамаками. Они забираются на потолок и пикируют сверху на кусок мяса с кровью. Ну, а дальше, как и положено, облепливают и сосут. Сосут!!!

— Иван Яковлевич, просыпайтесь, — говорят ему клопы на хреновом немецком. И трясут.

— Ванька?! — Брехт подскочил на кровати.

— Светло уже, петух горланит хозяйский, мы уже все внизу, в корчме, собрались, а вас всё нет и нет.

Нда, вот это он храпанул. Нервы, всё, не каждый день три десятка человек в Ад посылаешь. Да, ещё по кускам. Это он «товарищам», как англичане, «дыхание ветра» устроил. Тоже их будут хоронить из разных, родных и чужих кусков, собирая. И не попадут на перерождение хлопцы. Кустами придорожными прорастут. Баобабов не растёт на Украине. Как там в песне: «Через четыре года, тут будет город — сад!». Рододендронами прорастут и азалиями.

Блин, спросонья всякая муть в голову лезет. Воды в кране, в раковине, не было. Причина банальная. Нет крана. Да, и раковины тоже нет.

— Ванья, а где тут можно опростаться, умыться и побриться? — Брехт на сияющего Хуана недовольно зыркнул. Чего разбудил, такой хороший сон не дал досмотреть. А нет, сон был нехороший. Ну, просто — чего разбудил?

— На дворе есть рук мойнька, — показал, как руки моют. Артист … разговорного жанра.

Помылся, побрился, зубы почистил, «Шипром» надушился и прошествовал на приём пищи. Не в коня корм. Никакой разодетой в шелка публики не было. Ну, хоть одно полезное дело всё же совершил. Промыл, как следует, одеколоном шрамик на правой щеке, что в школе себе заработал. Ерунда, не сильно глубокий, может, и не останется рубца.

В обеденной зале кроме их компании было трое. Веселушка-хохотушка, с ямочками на щеках и скрипучим брюзжащим пшеканьем, и двое мужчин. Один был в сутане, в тонкостях одежды слуг божьих Иван Яковлевич не разбирался, но тут не промахнёшься, на голове попика имелась тонзура. Католик. Вон, в венце кучерявых блондинистых волос сверкает свежевыбритая плешь. Читал, как-то Иван Яковлевич, откуда это действо пошло. Выбритая в форме круга макушка означала терновый венец, который, как известно, римские воины надели на голову Иисуса Христа. Аж с VI века пошло. А в 1972 году папа отменил. Слово «тонзура» переводится незамысловато — «стрижка».

Вторым мужчиной оказался хозяин этого постоялого двора. Клоповника. Едва Брехт зашёл в зал и огляделся, как сухой, но широкоплечий мужик с постриженной под горшок головой двинулся в его направлении.

— Пан Барерас?

Событие двадцать шестое

Акция от правительства: Пережившим три месяца зимы — четвёртый в подарок!

- Моя девушка просила котёнка ей подарить, нашёл красивого и пушистого, а она передумала и не хочет брать его. Что с животным теперь делать?

- Ну, думаю животное нужно вернуть родителям, а котёнка оставь.

Совпадения и подарки судьбы бывают. В этом полковник Иван Яковлевич Брехт убедился буквально через несколько минут.

— Пан Барерас? — испытывающе так глянул на него мужчина, вопрос задал дальше на польском, не полиглот. — Мне сказали ваши люди, что вы направляетесь в город Кельце?

Ох уж эти люди. Это просто праздник какой-то для следователей, сами всё расскажут и покажут, ни пыток не надо, да даже вопросы задавать не надо. Пообещал себе Брехт, после завтрака всех разложить на лавке и высечь. Особенно Малгожату. Прямо представил, как задирает ей платье и … Ладно пусть живёт.

А плечистый ответа ждёт. Это всё гормоны.

— Да, пан …

— Пиндюра.

— Да, пан Пиндюра. Это украинская фамилия?

— Так точно. — А, так он ещё и служил в царской армии. — Пан Барерас, у меня к вам просьба. Не могли бы вы взять с собой Отца Иосифа.

Тут и сам монах подошёл, поклонился.

— Иосиф Кладочный.

Ух ты. Знакомая фамилия. Знакомая … Стоять. Бояться. В памяти переключили цепочки нейронов, доступ к подзабытым файлам открыв. Точно — ух, ты. Так бы, конечно, не вспомнил. Только они ехали в этот Кельце, и там сидит в тюрьме «Свенты Кшиж» Степан Бандера. Тут-то память и выдала на гора прочитанное. Это священник, который в тюрьме исповедовал Степана Андреевича, и через которого тот поддерживал связь с внешним миром. Удачно. Вот через кого можно будет послать отравленный пирог.

— Конечно, святой отец, мы возьмём вас с собой.

— Благослови тебя господь, сын мой, — перекрестил его ксендз, или как в греко-католической церкви эти саны младших священников называются, и ручку протягивает для поцелуя.

А хрен вам за пазуху ваше преподобное преподобие. Ещё рук он не целовал, нет, там у Кати-Куй пальчики целовал или у детишек, но у чужого мужика волосатую длань. Не боится протягивать, обрыгает же шуйцу. Или отломит. Сделал вид, что не заметил жеста «доброй воли» полковник.

— Мы сейчас позавтракаем, отец Иосиф, и поедем. Вы тоже перекусите, в дороге вряд ли будем останавливаться. Спешим.

— Так и я спешу, сын мой. Очень удачно наши цели совпадают. Нужно успеть отпеть души убиенные. Несчастье-то какое, — полненький человечек в сутане перекрестился снова. Трижды. — Прими Господь их души.

— У вас кто-то помер? — так спросил, разговор поддержать, пока хохотушка-веселушка стол накрывала.

— А вы не знаете? — снова перекрестился.

— Чего? Расскажите? — знания — сила.

— Немцы вчера на рассвете бомбили Кельце. Там ведь завод механический стоит. А заодно прошлись и по городу. Разрушена ратуша. И несколько бомб попало по тюрьме «Свенты Кшиж». Почти все заключённые погибли. А там было много борцов за свободу нашей страны.

— Вашей страны?

— Оговорился, извините. — ксендз потупился.

— У меня есть сведения, которые я должен передать Степану Бандере от Мельника Андрея Афанасьевича — члена сеньората УВО и Председателя Сената ОУН, а также управляющего владениями Украинской грекокатолической церкви. — А почему собственно не попробовать. Прямо свербело предчувствие.

— Вы видели господина Мельника? — и снова креститься.

— Вчера утром, вот как вас.

— Так он тоже погиб, вы не знали?

— Тоже? Погиб? А кто ещё? Извините, святой отец, ерунда какая-то. Мы, как выехали вчера из Львова в девять утра, так весь день до темноты в дороге. Машина ломалась. Еле живыми добрались, устали как черти. — Отец Иосиф опять рукой перед лицом замахал. — Ой, простите. Не до новостей, да и кто их тут в глуши нам расскажет?

— По радио передали. Вчера во Львове погибло более тридцати человек, от взрыва фугасной бомбы. Среди них и Мельник Андрей Афанасьевич.

— Ничего себе. Что же теперь делать? Постойте, вы сказали «тоже». Кто ещё погиб?

— Так Степан Бандера и многие узники тюрьмы в Кельце

— Степан Бандера погиб? Это точно? — фу, ехать не надо. Можно теперь и домой. Ну, в смысле в Киев. Есть там одно дело. И оно, как бы, не важней ликвидации националистов. Человек, что сейчас там проживает, причинит вреда СССР в тысячи, да и в миллионы раз больше чем все Бандеры и Шухевичи вместе взятые.

— Точнее некуда, я еду на их похороны. Я в Люблине был по делам. Так нашли и по телефону известили. Вот срочно выехал утром, а машина сломалась. Хорошо, что вы здесь оказались. А что просил вас Андрей Афанасьевич передать Степану …

— После, отец Иосиф. После. Давайте поедим да и поедем, дорога долгая, наговоримся. И вы, и мы, спешим.

Чудес не произошло. Опять чуть подгорелая каша, на этот раз гречневая и опять с привкусом прогорклого масла. Ну, хоть хлеб свежий, даже горячий ещё. Только выпекли. По корчме этой запах сдобы обалденный, так и витает, в ноздри заползая и щекоча там всякие рецепторы. Прямо хочется дышать этим запахом полной грудью. Тем более после таких замечательных известий. Нет Бандеры и ещё до кучи множества, как сказал ксёндз этот «борцов за свободу нашей страны».

Событие двадцать седьмое

Двое парней выбирают пиво.

Подходят к продавщице:

- Два "Козла"!

Продавщица:

- Я вижу! Что брать будете?

Нечего делать в этом Кельце. Можно прямо отъехать от корчмы пару километров и сломать шею отцу Иосифу. Или вывести его из машины и пристрелить в лесочке. Так бы и сделал Брехт, но есть два но. Первое. Этот, с позволения сказать «святой отец», является связником между ОУНавцами сидящими в тюрьме и волей. Вот и хотелось бы узнать, кому он эти сведения и послания от Бандеры передавал. С какой целью? Ну, скоро ведь РККА захватит (освободит) эту часть Польшу. Ошибочка, пусть не совсем до сюда дойдут, но вдруг и на присоединённых землях Западной Украины у товарища святого есть контакты, можно будет потом анонимно слить их Берии.

Это раз. Есть и два. У него, не у отца Иосифа, у Брехта, справка от врача, на выписку из больницы во Львове, где он лежал со сломанной ногой, подписана 29 апреля. Сам так попросил. Рассчитывая, что задержится на недельку в этом Кельце. А теперь, что получается? А получается, что приедет он, а тут такое несоответствие в документах. Начнут копать и выбьют признание, а то и ещё проще поступят. В Москве есть рентген-аппараты. Сфотографируют его сломанную ногу, а там нет следа от перелома. Специалист сразу поймёт, что и фото и шрам липа. И хана.

Вывод из этих размышлизмов — сильно в родные Пенаты спешить не следует. Да, нужно ещё в запасе иметь пару дней на акцию по устранению злейшего врага СССР в Киеве, но это только пару, а у него целая неделя не пляшет. Так, что Брехт решил использовать предоставленную судьбой возможность на все сто процентов. В долгой дороге делать нечего, прикинется тем самым оберстом из Абвера. А Мельник, якобы, готовил побег Бандеры и Брехт ему должен был передать, что двадцать пятого, пусть будет, апреля, охрана будет частично подкуплена, а частично перебита. Кто же теперь проверит. «Провод» они, конечно, «Провод», но даже по проводам мёртвые информацию передавать не могут.

Поели невкусной подгоревшей гречневой каши без мяса с прогорклым сливочным маслом и стали рассаживаться по машинам. С ксендзом они говорили на смеси немецкого украинского и русского. Получалось так себе. Брехт этот западный Украинский не понимал почти, а отец Иосиф по-немецки всего пару десятков слов знал. Так что, пришлось на заднее сидение «Мерседеса» усаживать справа ксендза плотненького, посредине Малгожату, а сам слева еле-еле втиснулся. Тесно. Есть минус у зелёного чуда. За рулём пришлось оставить Ваньку, а итальянца отправить в «Форд». Меньше подозрений. А то не понятно, чего тут итальянец делает. И так уж больно интернациональный коллектив и национальности то всё для Абвера не сильно подходящие. Поляки, итальянец, испанец. И эти, с позволения сказать, абверовцы не знают немецкий. Хрень. Всё, не просто белыми нитками сшито, а прямо на скотч приклеено.

Первые минут пять, ехали молча. Иван Яковлевич всё не мог повода найти для начала выуживания информации. И тут увидел бредущего вдоль дороги мужика с козой на привязи. И ряд ассоциаций выстроился. Коза, козья морда, маска козла, маска.

— Святой отец, давайте так, я полковник Абвера и прибыл сюда с определёнными целями, и цели эти напрямую касаются движения ОУН. У руководства Третьего Рейха есть намерение раздробить Польшу, и на территории Западной Украины создать независимое государство. Я встретился с Мельником и Сциборским Николаем Орестовичем … Подождите, вы говорите, что их убили. Взорвали фугасом. А, не про это. Что-то я тут запутался. Давайте я вам их опишу, ну, лица фигуры, а вы мне скажите это они или нет, а то я тут стал опасаться, что дефензива меня разыграла, ряженых подсунула.

Ксендз молча кивнул. Уже хорошо. Брехт, как мог, описал двух главарей ОУНа и вопросительно глянул на Отца Иосифа.

— Да, скорее всего, это именно они. И они точно погибли.

— А что случилось. Постойте, они спешили куда-то, на какую-то встречу?

— Мне об этом ничего не известно, сын мой. — Вытер платком бритую голову священник.

— Ага. Яснее не стало. Они погибли, Бандера погиб. Шухевич умер в тюрьме, и с кем мне теперь поддерживать связь?

Отец Иосиф помолчал. Долго минуты три — четыре. Потом понизив голос до шёпота сказал. (Вообще, смешно, до Брехта-то донесла вполне громко его шёпот Малгожата).

— Я сведу вас в Кельце с некоторыми людьми. Это не уровень Мельника и Сциборского или Бандеры, но в Проводе эти люди пользуются заслуженным авторитетом.

— Вот и замечательно.