– Погибшую звали Вера Кулик. Ей двадцать один год. Студентка консерватории, вокалистка. Квартира, в которой произошло убийство, принадлежит Галине Викторовне Утешиной, тоже пенсионерке. Причем эта Утешина последний год живет на две квартиры: у себя и у дочери, сидит с маленькой внучкой. То есть квартира ее надолго остается без присмотра. Следов взлома не обнаружено, как и в двух предыдущих квартирах на Татарской и Бахрушина. Напрашивается вывод, что у преступника были ключи от всех трех квартир…
Вадим слушал Васильева и думал: мало того, что у убийцы были ключи от всех квартир, которые он использовал для своих гнусных целей, так он еще и отлично знал время, когда эти квартиры пустуют. Значит, он следил за пенсионерками и подгадывал, когда лучше всего прийти, чтобы не столкнуться с ними в их же собственных жилищах. На это требуется время и терпение. Если бы эти три женщины, к примеру, ходили к одному врачу, который принимает строго по расписанию, то было бы проще вычислить человека, который мог бы быть в курсе этих посещений. Он мог быть и сам пациентом этого врача или что-нибудь в этом роде. Но пенсионерки хоть и жили в одном районе (улицы Татарская, Бахрушина и Озерковская набережная тянутся параллельно друг другу), но каждая из них отсутствовала по своей причине. Одна гостила у сестры в Одинцово, другая ходила к врачу, третья на три дня отправилась к дочери и внучке. Между собой эти женщины незнакомы. И все три производят впечатление порядочных людей. Но как убийца мог узнать об их образе жизни, привычках? Кто больше других имеет дело с пенсионерами? Социальные работники – раз, почтальоны – два, врачи – три…
– Я назначил всем трем – Ванеевой Виктории Владимировне, что живет на Татарской, Тихоновой Людмиле Борисовне с улицы Бахрушина и Утешиной Галине Викторовне с Озерковской набережной – сегодня на три часа. Надо бы устроить им очную ставку, посмотреть, как они будут себя вести, о чем говорить… – сказал Васильев, заметно раздражаясь от того, что Гарманов почти не слушает его. Он не понимал, как это можно не слушать и делать вид, что слушаешь, когда ему, Гарманову, можно сказать, на блюдечке приносят важную информацию. Когда за него делают всю черную работу. Петр Васильев злился, но, с другой стороны, не переставал восхищаться Вадимом, его способностью все же улавливать все самое главное и делать свои, часто очень нестандартные, оригинальные выводы.
– Дело в том, что при всей внешней порядочности этих женщин они могли из нужды или просто элементарного желания подзаработать к пенсии сдавать свои квартиры на время! – вдруг сказал Гарманов и сразу же оживился, как шахматист, сделавший удачный ход. – Я слышал, многие так делают. Но обычно, конечно, они сдают свои квартиры постоянным парам. Что стоит пенсионерке на полдня уехать к какой-нибудь своей приятельнице и переждать там определенное время, получив за это рублей пятьсот, а то и тысячу. Она приезжает домой, а на столе уже приготовлены деньги… или же она берет вперед, так надежнее… Да я и сам на старости лет сдавал бы свой угол любовникам. Вот только правду эти старушки – божьи одуванчики никогда не скажут. Посуди сам, зачем им связываться с милицией, прокуратурой, когда речь идет о таких громких убийствах? К тому же они не могут не понимать, что в случае, если они только откроют рот и назовут имя человека, которому они сдавали свою квартиру, им самим грозит смерть. Поэтому, когда они придут сегодня сюда, ты подготовься к этому заранее, запасись корвалолом, валидолом или нитроглицерином. Эти старушки будут стоять до последнего. Представь себе, что с ними будет, если они признаются в том, что сдавали квартиру убийце. Во-первых, позор на весь двор, на весь дом… А для большинства людей такого возраста это целая трагедия, поскольку они очень дорожат общественным мнением. Во-вторых, страх, что их привлекут как соучастников. Они, как правило, не знают законов и смертельно боятся последствий… А в-третьих, страх непосредственно перед убийцей. Зачем им ввязываться в эти истории, когда можно спокойно все отрицать? Так что там с Верой Кулик? Молодая, подающая надежды певица?
– Да. Все, что я о ней выяснил, ничего, конечно, не проясняет. Вера была девушка веселого нрава, с ней было легко и весело. Все ее подружки ревмя ревут, говорят, что Вера не могла пойти с чужим незнакомым парнем домой. При всей ее веселости она была человеком осторожным и предусмотрительным. Сама родом из Калуги, но благодаря своей общительности сумела окружить себя целой компанией друзей, преимущественно музыкантов. Снимала квартиру неподалеку от консерватории. Вернее, их шестеро снимало квартиру, шесть девушек… Я разговаривал с ними и понял, что все они любили Веру, уважали ее за мягкий нрав и доброту. Она умела сглаживать конфликты и была в своей среде как мама…
– У нее были деньги?
– Были. Ее родители занимаются медом. Но она всегда охотно давала в долг, входила в положение…
– Слушай, каких девок убивают! Басова, к примеру, тоже веселой была, хохотушкой… Убийца будто специально таких ищет, словно его раздражает смех… Но это я так, к слову… Петрович, дело Майер закрыто, ты знаешь. Но я хотел попросить тебя все же навести о ней справки. Выяснить, где конкретно и кем она работала, чем занималась, кто ее окружал. Список сослуживцев, знакомых с адресами и телефонами. Возможно, что это был не несчастный случай, что ее убили, и это убийство связано не с ее личной жизнью, как это может показаться на первый взгляд, а с профессиональной деятельностью. Сделай это для меня.
– Тебе не дают покоя эти дурацкие посылки? Или ты запал на ее сестру? Если ты хочешь знать мое мнение, то я в первую очередь заподозрил бы именно ее. Думаю, они не поделили мужика. А все эти разговоры о том, что она не любила мужа, – это так, для отвода глаз. Да и деньги, я думаю, были не у Эммы, а у ее мужа, и Анна, которой ты так веришь, нарочно напустила тумана, чтобы запутать тебя окончательно, кто и сколько зарабатывал, чтобы представить Тарасова в самом неприглядном свете… Она же стерва, это видно без очков.
– Кто, Анна?
– Да, представь себе. И я буду рад помочь тебе разобраться в этом. Терпеть не могу стерв. Они опасны, как гиены. Так что будь осторожен…
Вадим в душе согласился с ним, чувствуя, как все больше и больше увязает в этой истории и как крепко теперь зависит от женщины. Анна притягивала его к себе, завораживала какой-то таинственностью, недосказанностью или даже тем обманом, который сквозил в ее словах при упоминании о погибшей сестре. Что касается стервозности, то и этого в Анне хватало с избытком. Чувствовалось, что это матерая хищница, сильная и изворотливая, которую не взять голыми руками. Такой женщине ничего не стоит обратить любовь мужчины к ней в свое оружие. И, несмотря на все это, вспоминая ее, Вадим приходил в приятное возбуждение и хотел вновь и вновь слышать о ней, пусть даже самое неприглядное, таящее в себе опасность. Ему хотелось обладать именно такой женщиной.
Поговорив с Васильевым, Вадим прямо из прокуратуры решил отправиться на дачу Эммы. Было самое время встретиться и поговорить с ее соседями. По дороге позвонил Валентине. Телефон не отвечал. Вспомнив, какое сегодня число, он догадался, что она может быть у Басовых, и позвонил туда. К счастью, Валентину тотчас позвали к телефону.
– Это я. Как ты?
– Басю хороним, – услышал он приглушенный голос Валентины и понял, что она не может говорить.
– Я только хотел выяснить, где ты и что с тобой. Ты извини, что я ночью сорвался. Работа.
– У тебя хорошая работа, – услышал он неожиданно. – Раз кормят на убой…
Она упрекала его. Даже перед лицом смерти не смогла промолчать и не кольнуть.
– Не злись. Сегодня ночую с тобой. Точно. Я хотел спросить, ты поедешь на похороны?
– Да, обязательно. Хотя видеть, как Баську опускают в могилу…
– Вот и я о том же… Предлагаю тебе проститься с ней сейчас и поехать со мной в лес. Чистый воздух и тишина – вот что тебе нужно. Я готов заехать за тобой. Тем более что мне сейчас как раз нужно проведать одну дачку… Майерши, помнишь?
– Помню.
– Ну как? Согласна?
– Приезжай… Думаю, успеешь…
Он едва успел – похоронная церемония приблизилась к концу. Бравые ребята из похоронного бюро шустро сновали в гуще траурной процессии, распределяя людей по автобусам, подсказывая убитой горем матери, как себя вести и что следует делать. Во дворе дома, где жила Бася, собралось много зевак. Вадим, увидев заплаканную Валентину, подошел вместе с ней к Зое Петровне и выразил соболезнования.
– Моя фамилия Гарманов, я занимаюсь делом вашей дочери и очень переживаю за Валентину, – сказал он искренне. – Думаю, ей не следует ехать на кладбище.
– Конечно, пусть она останется с вами, а вы проводите ее домой… Она приехала к нам ночью, сама не своя от страха… Бедная девочка, как же много ей пришлось пережить…
Басова хорошо держалась в отличие от сына, Германа, лицо которого опухло от слез.
Вадим посадил Валентину к себе в машину и дал ей большой носовой платок.
– Успокойся и вытри слезы. Сейчас я привезу тебя в лес, и ты немного придешь в себя.
– Ты думаешь, я не понимаю, что у тебя есть женщина и ты не знаешь, как мне об этом сказать, – всхлипнула не то по инерции, не то из жалости к себе Валентина и шумно высморкалась. – Сбежать от меня ночью, отказавшись от вкусной еды? Да кто тебе поверит, что ты помчался на работу? Ты должен быть честен со мной хотя бы для того, чтобы во мне не развивались комплексы. Ты думаешь, так приятно быть жертвой или очередной мишенью для убийцы? Я не знаю, сколько времени мне понадобится для того, чтобы по-настоящему прийти в себя и жить нормальной жизнью, но пока я еще не готова к этому. И что мне твой лес? Разве ты не понимаешь, что сейчас я все, абсолютно все воспринимаю в несколько искаженном, мрачном свете, и в лесу под каждым кустом мне будут мерещиться трупы?!
– Да что такое ты говоришь? Какие еще трупы?
– Маньяк продолжает убивать, он дееспособен настолько, что отдает себе отчет в действиях. Мало того, что у него цель – поиздеваться и убить, так он еще разрабатывает план, похищает ключи или, что еще хуже, договаривается с хозяйкой квартиры, где не сегодня завтра будет совершено очередное убийство.
– Успокойся. Давай поговорим о чем-нибудь другом.
– В день похорон Баськи?
– Постарайся об этом не думать. Мы вот сейчас едем на дачу Эммы Майер, помнишь, я тебе о ней рассказывал?
– Конечно, помню. Это та самая женщина, которая отправилась на дачу в вечернем платье и которая терпеть не могла мужа?
– А откуда тебе известно, что она терпеть не могла мужа?
– Видимо, откуда-то знаю… – ушла она от ответа. – И что мы будем делать на этой даче? Искать вещественные доказательства? Но ведь это же был несчастный случай.
– Тебе вот кажется, что только ты одна такая несчастная и тебя мучают страхи. А на самом деле кругом много людей, испытывающих и не такие страхи… Взять, к примеру, Алексея, вдовца… – И Вадим, сгущая краски, принялся рассказывать Валентине о необычных посылках, получаемых вдовцом от неизвестного лица.
На какое-то время этот рассказ отвлек Валентину от своих проблем.
– Это личные счеты. Кто-то, у кого не все в порядке с головой, но кто имеет зуб на этого Алексея, решил таким экзотическим образом отомстить ему за что-то.
– В том-то и дело, что никто не знает, за что именно.
– А ты думаешь, сам Алексей кому-нибудь признается в истинной причине таких поступков? Людям свойственно многое скрывать из своей жизни. Но мне кажется, что эти посылки и желание насолить вдовцу связаны прежде всего с его погибшей женой. Возможно, кто-то, кто сильно любил ее, в ее смерти винит мужа. Даже если тот виноват косвенно. Ну, предположим, это он, по мнению того, кто это делает, должен был в тот день поехать на дачу и укрыть розы.
– Думаешь, этого достаточно, чтобы так изводить человека?
– Больных много.
Машина свернула с основной трассы и запетляла по узкой, но гладкой и ухоженной асфальтовой дороге вдоль хвойных зарослей, чуть присыпанных ноябрьским снегом. Когда из-за деревьев показалась красная остроконечная черепичная крыша двухэтажного дома, Вадим притормозил возле массивных ворот и заглушил мотор.
– Это их дача? – спросила Валентина.
– Нет, это дача их соседей. И, как видишь, они здесь живут: из печки дым идет, окна освещены… Да и дорожки расчищены, видно, что за воротами недавно машина стояла. Значит, так: хозяйку зовут Тамара. Тамара Седова. Пойдем?
Валентина первая заметила на калитке кнопку звонка. Вадим позвонил. И через несколько секунд вспыхнули светом окна веранды, за занавесками мелькнул силуэт. Дверь открылась, и они увидели высокую худую женщину в джинсах и свитере.
– Мужа нет, – заявила она с порога, выпуская изо рта облачко пара. – И не скоро будет.
– Да вообще-то мы не к мужу, а к вам, – сказал Вадим и достал удостоверение. – Следователь прокуратуры по особо важным делам Гарманов Вадим Александрович.
– Следователь? – удивилась соседка. – Что-нибудь случилось?
Она внимательно прочитала все, что было написано в удостоверении, и вернула его Вадиму.
– Я хотел бы расспросить вас о вашей соседке, точнее, соседях по даче – Эмме и Алексее…
– Об Эмме? Разве вы не знаете? Она же умерла!
– Да, поэтому-то я здесь…
– Неужели убийство? Проходите, пожалуйста.
Она распахнула дверь, и Вадим с Валентиной прошли в теплый уютный дом, где пахло горячим молоком и сосной. В большой комнате полыхал камин. На столе, купаясь в оранжевых бликах, стояла желтая стеклянная ваза с нарциссами.
– Как у вас здесь хорошо. Теперь понятно, почему вы остаетесь тут даже на зиму, – сказал Вадим, подходя к камину и протягивая руки к огню. – Вас, кажется, зовут Тамарой?
– Да. Откуда вам известно?
– Алексей сказал. Вы хорошо знали свою соседку?
– Эмму? – Тамара подставила к столу стулья, приглашая незваных гостей присесть. – Да как вам сказать… Мы, конечно, общались, особенно по выходным, когда наши мужья засиживались на свежем воздухе за бутылочкой… Эмма была очень приятной в общении женщиной, с ней можно было поговорить на любую тему. Исключение составляло, пожалуй, только одно: это ее личная жизнь. Так, если не присматриваться и не обращать внимания на какие-то мелочи, которые не сразу бросаются в глаза, то можно было сказать, что это хорошая, гармоничная пара. Но на самом деле Эмма, как мне думается, не была счастлива в браке. Она не уважала своего мужа, хотя внешне оказывала ему подобающие знаки внимания и никогда не старалась представить его в невыгодном свете. Она была с ним ласкова, нежна, но отчего-то чувствовалось, что все это неискренне, что она словно бы отбывает какую-то повинность, находясь рядом с мужем. Я знала одну женщину, которая в этом походила на Эмму. У нее была своя история… Словом, она не могла бросить мужа, потому что была очень обязана ему. Так и жила без любви, из жалости…
– Может, у Эммы кто-то был?
– Не знаю. Если и был, то она никогда об этом не говорила и не намекала. Хотя мы не были с ней в столь доверительных отношениях, чтобы она мне рассказывала о чем-то таком… Но у такой женщины должен был быть мужчина, другой мужчина… Не знаю, как это объяснить…
– Она была порочна, вы хотите сказать?
– Нет, что вы! – замахала руками Тамара и достала сигареты. – Если хотите, вот сигареты, пепельница… Курите. Порочна?! Нет, я не то хотела сказать. Просто она была очень красива, и было в ней что-то притягательное для мужчин. Во всяком случае, моему мужу она всегда нравилась. Думаю, ей ничего не стоило бы соблазнить его. Но скажите мне, почему вас заинтересовала ее смерть? Разве это был не несчастный случай?
– Тамара, у вас есть розы?
– Розы? Да, конечно, а что?
– Вы укрываете их на зиму?
– Разумеется. Я многое укрываю, а как же иначе?
– А Эмма? Она следила за своим садом, ухаживала за ним? Разбиралась, когда и что надо укрывать, поливать, окучивать?
– Нет. Всем руководил Алексей. Но Эмма могла подолгу возиться на грядках, полоть, что-то делать. Она не была бездельницей, но и страсти особой к земле не испытывала. Думаю, в первую очередь ей нравилось просто проводить время на свежем воздухе, она любила подолгу спать в саду, в тени деревьев. Эмма вообще была натура романтическая, возвышенная, однако не старалась выпячивать это. Ей хотелось, чтобы о ней думали, будто она такая же, как все. Но и я, и мой муж, мы понимали, что она более чувствительная, что ли, более подвержена страстям…
– Вы что-нибудь знали о ее работе? Где она работала и кем?
– Знала только, что она биолог, работает в каком-то институте и получает неплохие деньги. Знаете, мы чужих денег не считаем.
– Понятно. Так что же с розами? Вы не знаете, она так и не успела укрыть розы?
– Это не по ее части. Я сама видела, как розы укрывал Леша, ее муж. Это было еще за неделю до смерти Эммочки.
– Значит, она ехала сюда вовсе не из-за роз?
– Понятия не имею. Но осенью, когда холодно, ей здесь как будто делать нечего… Тем более одной.
– Скажите, Тамара, вы когда-нибудь видели на ней такое красивое темно-синее платье… совсем новое…
– Вот сколько знаю Эмму, она всегда приезжала на дачу во всем простом – джинсах и куртке. Летом в джинсовых шортах и майке. Я ни разу не видела ее в красивом женственном платье. Даже когда мы собирались за столом, она всегда надевала что-то, повторюсь, простое, без затей. Но ей, знаете ли, все шло. Я даже как-то сказала Алексею, мол, твоя жена, даже если наденет на себя мешковину, все равно будет выглядеть как королева. Да-да, именно так я ему и сказала.
– А Алексей? Может, у него кто-то был?
– Нет, не думаю. Он слишком любил свою жену, чтобы изменять ей. Впрочем, как я могу отвечать за другого человека, тем более за мужчину?
– Да, конечно. И все же, как часто здесь бывала Эмма?
– Почти каждые выходные, с мужем.
– Такая примерная замужняя женщина… – в раздражении произнес Вадим, почему-то не веря соседке Эммы Майер и испытывая к ней необъяснимую антипатию. – Я понимаю, мои вопросы могут показаться вам странными, и все же скажите мне, куда, по-вашему, могла отправиться в тот роковой день Эмма Майер, надев на себя свое самое новое и дорогое платье, да еще и туфли на высоком каблуке?
– Туфли? Понятия не имею! Но уж точно не на дачу. Здесь ей на каблуках делать нечего. Туфли… – Тамара пожала плечами и покачала головой. – Говорю же, если бы она собиралась только на дачу, то на ней были бы джинсы, свитер, куртка и кроссовки. Это точно. Возможно, сначала она заехала куда-то, где надо было выглядеть как следует и где к месту вечернее платье с туфлями, а потом уже, с оказией, решила заехать на дачу… Но что вам так далось это платье? В чем проблема?
Но Вадим, который уже понял, что Тамара даже если что-то и знает, то ничего не расскажет, свернул разговор. Он распрощался и, на всякий случай оставив свой номер телефона, взял за руку все это время молчавшую Валентину, вышел из дома.
– Ложь! – твердил он по дороге к соседнему дому, где еще недавно обитала красивая Эмма Майер. – Все ложь. Я кожей чувствую, что она покрывает подружку. Возможно, что в тот день Эмма приехала сюда и рассказала что-то Тамаре. Скорее всего, она была сильно взволнована чем-то, иначе бы ни за что не надела синее платье. Может, Тамара давала ей ключ от своей городской квартиры, где Эмма встречалась с любовником, может, наоборот, Эмма давала Тамаре ключ…. Вас, женщин, не поймешь, что вам нужно. Казалось бы, Алексей. Приличный, положительный человек. Любил свою жену. А вот она его нет. Ее сестра, Анна, утверждает, что он был недостоин своей жены. Но почему? С чего они все взяли? Разве что она сама говорила… Да и вообще, я не понимаю, зачем я приехал сюда. Что я хочу выяснить? Какие преследую цели? Эмма Майер погибла в автокатастрофе. Вероятно, уснула за рулем, ее машина выкатилась на встречную полосу, а оттуда, возможно, зацепленная кем-то встречным, опрокинулась в овраг, покатилась кубарем, ударилась о деревья и от сильного удара взорвалась. Эмма погибла. Это ужасно, когда погибает молодая красивая женщина. Но почему в этой несправедливости следует непременно обвинять ее мужа? Ну и что, что он в этот день не смог поехать на дачу? А кто говорит, что она вообще ехала на дачу? И если на дачу, то почему непременно к себе? Разве вокруг мало дач?..
– Да успокойся ты, – не выдержала Валентина. – Что это ты так раскипятился? Ничего же особенного не произошло.
Вадим между тем достал ключ от дачи, который ему дал на время Алексей, помог Валентине подняться на скользкое, чуть припорошенное снегом крыльцо и открыл дверь дачного дома Тарасова и Майер.
– Тебе не кажется, что как-то странно пахнет? – Вадим замер на пороге, прислушиваясь и принюхиваясь.
Он включил свет и сделал несколько шагов по направлению к большой комнате.
Но Валентина его не слушала. Она, не в силах шевельнуться, стояла слева от камина и не могла оторвать глаз от сидящей в самом углу комнаты женщины. Кресло, в котором она сидела, было скрыто тенью, падавшей от старого, с высокой спинкой, стула, обращенного к камину. Хрупкая женская фигурка утопала в мягких складках толстого клетчатого красно-черного пледа. На голове ее была маленькая черная шапочка. Глаза закрыты. В кисти правой руки была зажата записка, которая терялась в складках грубой шерстяной материи.
– Вадим, я сейчас закричу… – прошептала Валентина, цепляясь за рукав Гарманова и почти повисая на нем. – Господи, разве ты не видишь, что она мертвая?..
Вадим подошел и осторожно вынул записку из рук неподвижного тела. Развернул ее и прочел: «Алексей, похорони меня».