Комната смеха

Глава 23

Я слышала, что в передней что-то произошло, но все звуки, которые донеслись до моего слуха, я отнесла к встрече любовников. Я не слышала голосов, никто там не сказал ни слова. Просто какой-то шорох, тяжелый хрипловатый вздох…

Я стояла возле плиты и думала о том, что действительно одним словом можно легко убить человека. Насмерть. Вот и меня убила Анна Майер, когда сказала, что Вадим женится на ней. Сказала между прочим, так, словно это было не самым главным событием в ее жизни. Больше того, заявилась ко мне без приглашения, чтобы оставить в моем доме какие-то свои вещи. Стала рассказывать мне о своем свихнувшемся зяте, как будто мне есть до этого дело. Конечно, я догадалась, что она пришла ко мне не столько для того, чтобы оставить свои пакеты и сумки, а, скорее всего, из любопытства. Ей хотелось узнать, на каких правах и в каких условиях, рядом с какой именно женщиной живет ее любовник. И это при том, что она уже имела возможность видеть меня. Судя по всему, Вадим представил меня в качестве своей племянницы. Что ж, ему виднее, как он ко мне относится. Особенно родственные чувства, вероятно, он испытывал ко мне этой ночью…

Не знаю, сколько времени я простояла вот так, без чувств, оглушенная своим горем, пока не поняла, что в квартире что-то уж слишком тихо. Ни Вадим, ни его новоиспеченная невеста и не думали показываться мне на глаза. Но не могли же они уйти, даже не попрощавшись?! Это было бы слишком. И тогда бы моя жизнь превратилась в сплошную, безостановочную месть. Все темные силы, дремавшие во мне, проснулись бы и захлестнули меня, быть может, даже подтолкнули к самым безрассудным поступкам…

Я, ничего не видя перед собой, решительно двинулась в сторону двери, ведущей в переднюю. Первое, что я увидела, – это распахнутая входная дверь. И только позже мой взгляд остановился на сидящей возле шкафа темной фигуре. Это была Анна. В этом не приходилось сомневаться. Вот только она была явно не в себе. Или ей стало плохо, или… Я позвала ее, но мне не ответили. И вдруг стало очень страшно. Так страшно, вероятно, как там, в больнице, куда меня привезли после того, что со мной случилось на улице Бахрушина. Страх смерти, вот как это называется. И перед глазами возникло мертвое лицо Баськи, моей дорогой подружки.

– Анна, вам плохо? – спросила я еще раз, после чего сделала несколько шагов к двери. – Кто там?

Я ногой, словно боясь, что меня кто-то невидимый, кто притаился в подъезде, вытащит из квартиры, пнула дверь, и она с силой захлопнулась. Вот теперь в прихожей стало совсем темно. Я бросилась в ванную, где на полочке уже пару месяцев лежала запасная лампочка, которую я так и не собралась вкрутить в светильник. Притащила из кухни табурет, встала на него, вкрутила лампочку, отнесла табурет, выбросила картонку от лампочки в мусорное ведро и только после этого включила свет. Это была стоваттка. Яркий свет залил привалившийся к шкафу труп Анны Майер. На горле зияла свежая горизонтальная рана, вся грудь была залита кровью… В крови был и весь пол вокруг нее. Что-то произошло в эту минуту со мной, потому что перед глазами заплясали фрагменты кошмарного, не менее отвратительного по своей смертельной сути фильма. Я увидела мужчину, насилующего бесчувственную, не подающую признаков жизни Баську. Глаза ее были закрыты, руки раскинуты… Но все это я видела словно через какую-то непонятную муть. Странное состояние между сном и явью. И еще тошнота, реальная тошнота и дурнота. Я понимала, что таким вот странным образом, посредством шока, вызванного внезапным убийством Анны Майер, ко мне постепенно возвращается память. Я знала этого мужчину, знала, но пока еще не могла понять, откуда я его знаю и как его зовут. Это было хорошо знакомое мне лицо, хотя и сильно искаженное гримасой болезненного сладострастия.

Я снова посмотрела на труп и вдруг отчетливо поняла, что женщина, которой я в глубине души еще несколько минут назад желала отомстить за то, что она отняла у меня любимого мужчину, уже все получила сполна. Но получила причитающееся не ей, а мне. Это было ясно, как бьющий в глаза свет стоваттки. Позвонили в мою дверь, значит, и открыть ее должна была я. Убийца Баськи охотился за мной в страхе, что ко мне вернется память и я вспомню его. Но вместо меня дверь – и это просто невероятно! – открыла Анна Майер. Словно кто-то толкнул ее в спину и сказал: иди! И вместо того чтобы перерезать мое горло, убийца лишил жизни мою гостью. Кто в этом виноват? Быть может, Вадим, который, предав меня, пообещал жениться на Анне. Или сама Анна, соблазнившая Вадима. А может, Алексей, который преследовал свою свояченицу и вынудил ее обратиться ко мне за помощью, чтобы спрятать какие-то свои вещи… Стоп. Ведь если, как она говорит, он преследовал ее, то почему бы не предположить, что это именно он, а не убийца Баськи, выследил, куда она зашла, а потом позвонил в дверь и, увидев ее на пороге, убил?! Ведь он же не в себе!

Меня колотила нервная дрожь. Я бросилась к телефону и позвонила Вадиму. Я не знала, какие найти слова, чтобы сказать ему о том, что произошло. На работе его не оказалось, поэтому я позвонила на мобильник. Услышав его голос совсем близко от своего уха, я сказала:

– Вадим. Ко мне пришла Анна Майер…

– Валя, успокойся… Я сейчас к тебе приеду и все объясню. Это просто игра такая, понимаешь? Я нарочно ей все это сказал, чтобы посмотреть, как она будет себя вести… Извини, что я дал ей твой телефон и адрес, мне надо было сразу догадаться, что она захочет все увидеть своими глазами… Она недоверчивая… Она могла почувствовать, что я обманываю ее… Что она тебе сказала? Что? Что она выходит за меня замуж? Все это пустое…

– Вадим… Теперь это уже не имеет значения.

– Вот и правильно. Ты должна верить мне. Пойми, у меня работа такая… сволочная… Иногда приходится манипулировать чувствами людей… Но ты не подумай, к тебе это не относится… Я уже еду к тебе. Ты покормишь меня?

– Вадим… Я не знаю, как тебе сказать… Анна Майер… Ее уже нет в живых. Ее убили. Только что. В моей квартире. Приезжай быстрее… У меня кружится голова… Мне плохо…

Мне казалось, он едет ко мне целую вечность. Но самое страшное испытание мне еще предстояло. Когда раздастся звонок, мне нужно будет перешагнуть через труп и открыть дверь. Значит, надо осторожно обойти лужу крови. Я решила сделать это заранее. Открыть дверь до того, как он придет, не спеша… Что я и сделала. Я понимала, что убийца уже далеко. Что он не станет ждать, пока его схватят. К тому же мне были слышны голоса соседок, разговаривающих на лестничной клетке. Так что в этом плане мне явно везло. Словом, я, осторожно ступая, перешагнула через труп, открыла дверь и шагнула на бетонный пол лестничной площадки. Поздоровалась с двумя соседками и даже зачем-то спросила их, который час. Два часа. Анну Майер убили средь бела дня. Одним движением руки, вернее, ножа… Я знала, что с минуты на минуту распахнутся двери лифта и появится Вадим. Быть может, поэтому мне так не хотелось возвращаться в квартиру одной. Я решила поддержать разговор женщин – они говорили о возросшей квартплате, – но не успела этого сделать. Мое внимание привлек один небольшой предмет, который я увидела под ногами одной из соседок. Это была красная серьга, вернее, клипса. Пластмассовый шарик, похожий на вишенку. Я, обернув пальцы носовым платком, подняла клипсу, спросила женщин, не они ли ее обронили. Мне ясно дали понять, что в их возрасте такую дешевку не носят. Я извинилась и отошла от них в сторону, продолжая всматриваться в клипсу и пытаясь вспомнить, где же я могла видеть ее раньше. Ее или, скорее всего, похожую на нее. Я спрятала шарик в карман и вдруг поняла, что мне очень холодно. А что, если Вадим не появится в ближайшие пять минут? Мне нельзя простывать. Я и так представляла собой почти инвалида с разбитой головой и больными костями. Не хватало мне еще гриппа или, того хуже, воспаления легких.

– Послушай, Валентина, – вдруг обратилась ко мне одна из соседок, – да это же клипса той женщины, которая звонила в твою дверь с полчаса назад. Я как раз открыла дверь, чтобы посмотреть, не к Раечке ли звонят… Оказывается, к тебе. Она же приходила к тебе, эта женщина?

– Женщина? Ну да… Ко мне… Да только она тоже не носит такие клипсы… Вы имеете в виду красивую стройную женщину лет сорока, в черном пальто…

– Нет. Ей не сорок лет, она постарше будет, я думаю… невысокая плотная женщина, да, пальто вроде бы черное, во всяком случае, темное. На голове темно-красный берет, а на берете – черная блестящая пуговица. Сейчас такие береты-то и не носят… Валентина, тебя что же, дома не было, что ли?

– Была… – ответила я растерянно, вдруг представив себе, что уже через короткое время эту же соседку будут допрашивать другие люди, и вопросы будут звучать жестко, требовательно. Ведь если женщина, которую видела соседка, действительно звонила в дверь моей квартиры, то она, выходит, – свидетельница… Ведь именно полчаса назад раздался звонок, и Анна поспешила открыть дверь… Она, получается, открыла дверь собственной смерти. И впустила ее… Но тогда почему же, если женщина в берете звонила в мою дверь, я не слышала звонка? Ведь был всего один звонок. Разве что она, эта тетка, и есть убийца?

Наконец послышался звук поднимающегося лифта. Он остановился, двери раскрылись и выпустили Вадима, который сразу же бросился ко мне, молча обнял меня и прижал к себе. Женщины, наблюдавшие эту немую, но вызывающую любопытство сцену, сразу же примолкли. Вадим увлек меня за собой к двери.

– Осторожно, – едва успела шепнуть я прежде, чем открыть дверь. – Она прямо здесь…

…Спустя несколько минут мы сидели на кухне, и Вадим, держась обеими руками за голову и раскачиваясь из стороны в сторону, говорил, чуть не плача:

– Я же не знал… Как я мог предположить такое… Да, я нарочно сказал ей об этом, чтобы посмотреть, как она будет вести себя дальше, к кому переметнется… Я ждал от нее искренних признаний, но психологически сам не был готов к тому, чтобы открыться ей и сказать правду. Мне становилось не по себе, когда я представлял, что мне придется объясняться перед ней и признаваться в своей лжи… Но она… Она сразу же клюнула на мои квартиры и, как мне показалось, немного успокоилась, узнав, что я не нищий. Помнишь Тамару, дачную соседку Алексея, она говорила о том, что Анна сильно нуждается… Вот я и решил сыграть на этом… И в результате – она мертва…

– Вадим, ну почему ты решил, что во всем виноват ты? Это судьба, разве ты не понимаешь? Она сама спросила у тебя мой телефон и адрес, она рвалась сюда, думаю, она хотела поговорить со мной, выяснить, быть может, о тебе чуть больше, чем она знала… Кроме того, ты ничего не слышишь… Я же только что сказала тебе, что она пришла не с пустыми руками. У нее была сумка и пакет. Она сказала, что в них хранится все самое ценное. И знаешь, о чем я подумала? А что, если она принесла мне не свои вещи?

– Как это? – Вадим отнял руки от лица. – О чем ты?

– Подумай сам, ну что такого она могла принести ко мне, чем мог бы заинтересоваться ее сумасшедший зять? Он, по ее словам, преследовал ее, а не собирался ее грабить. Тогда зачем же ей хранить что-то у чужих людей?

– Ты хочешь сказать, что она хотела спрятать здесь что-то, не принадлежащее ей?

– Да, вот именно! Она могла спрятать здесь вещи своей покойной сестры Эммы! Она еще по телефону сказала мне, что сможет приехать приблизительно через два часа, но может и раньше. Другими словами, перед тем как приехать ко мне, у нее было дело, исход которого ей был пока еще неизвестен, и она не знала, сколько на него потребуется времени. Думаю, она заезжала к Алексею…

– Покажи эти сумки.

Я принесла сумку и пакет. В сумке оказалась красивая и очень тяжелая шкатулка с женскими золотыми украшениями, а в пакете – картонная коробка, наполненная долларами. Вадим, увидев все это, присвистнул от удивления.

– Да, похоже, ты и на этот раз права. Все это принадлежало, скорее всего, Эмме, и Анна на правах сестры решила по-своему распорядиться ее имуществом. Интересно, а как себя поведет теперь ее странноватый зять? Возьмет ли на себя расходы на похороны? Будет ли страдать?.. Валя, я не могу поверить, что все это происходит с нами! Я всего пару часов назад разговаривал с ней, обещал жениться на ней, сочинял на ходу слова, которые могли помочь мне убедить ее в том, что именно во мне она может найти своего единственного мужчину, на которого можно опереться в жизни, а в результате нахожу ее у тебя с перерезанным горлом… Это не укладывается в голове. В морге – Эмма, здесь – Анна. Погибают красивые женщины… Так. Стоп. Хватит разговоров. Надо немедленно звонить в прокуратуру… Ты готова к тому, что сейчас твоя квартира наполнится людьми, которые будут задавать тебе вопросы, снимать отпечатки пальцев, рыться в твоих вещах – словом, работать?..

– А разве у меня есть выбор? Вот только что мне сказать им? Ведь я почти незнакома с Анной. Как мне объяснить им, что она делала у меня? Еще эти деньги, золото… Научи, как мне быть, что делать, говорить. Ведь если я скажу правду, все узнают о твоей связи с ней… Тебе это надо?

– Нет. Я не думаю, что смогу объяснить им, зачем мне понадобилось давать ей твой телефон и адрес… К тому же я боюсь за тебя. Ведь я живу здесь не только потому, что мне негде жить. Я взял на себя ответственность за тебя… Мы с тобой теперь не такие уж и чужие люди… Мне бы не хотелось, чтобы тебя травмировали эти жуткие допросы и чтобы на твоих глазах врач работал с трупом…

– Что ты предлагаешь?

– Предлагаю тебе прямо сейчас, не медля ни минуты, исчезнуть отсюда. Поезжай куда-нибудь в центр, походи по магазинам, зайди в какой-нибудь музей или возьми билет в кино – словом, найди себе занятие часа на три-четыре. Телефон у тебя есть. Как только здесь все успокоится, я тебе позвоню и приеду за тобой.

– А ты? Ты сам встретишь их?

– Да. Я скажу им, что Анна пришла сюда ко мне. Что мы собирались обедать. Мои люди знают, что я живу у тебя, поэтому ничего удивительного в том, что меня застанут здесь, нет. Я скажу им, что находился в кухне в тот момент, когда раздался звонок в дверь. Анна была ближе к двери, поэтому подошла и открыла. В сущности, ведь так оно все и было. Она просто подошла и открыла дверь. И в эту минуту человек, который позвонил, перерезал ей горло. Первое, что приходит мне в голову, так это то, что на ее месте должна быть ты… Я, быть может, зря тебе это сказал, но ты должна быть осторожна, предельно осторожна…

– …И в то же время сам предлагаешь мне выйти из дома, – заметила я. – А что, если убийца понял, что ошибся, убил не ту… Понял, причем в последний момент, после того как сделал это… Ты не думаешь, что он может находиться где-то рядом и поджидать меня?

– Тогда сделаем так. Я провожу тебя до метро, ты поедешь в гостиницу, поселишься в номере и будешь там ждать моего звонка.

– В какую еще гостиницу?

– В «Космос», у меня там хорошая знакомая, она все устроит в два счета. К тому же это на проспекте Мира, отсюда по прямой… Больше пока ничего в голову не приходит. Ты как, согласна?

– Конечно, согласна. Но меня же потом обязательно вызовут в прокуратуру… Ведь убийство произошло в моей квартире.

– Я постараюсь оградить тебя от этого. Ты здесь ни при чем. Ты – жертва. Ты, наконец, одна из «асфальтовых девушек». Не думаю, чтобы следствие заинтересовалось тем, где именно ты была в момент совершения убийства. Главное, что в последнее время здесь жил я.

– А как же соседки? Они же видели меня, когда я выходила из квартиры, я еще спросила у них, который час… Еще эта клипса…

– Между временем убийства и тем моментом, когда ты вышла из квартиры, прошло слишком мало времени, поэтому не составит труда представить себе это дело таким образом, что смерть Анны наступила после того, как ты покинула квартиру… Я что-нибудь придумаю…

Он подошел ко мне совсем близко, и я губами почувствовала прикосновение его шелковистых волос, затем и его губы коснулись моих.

– Ничего не бойся, я с тобой. Собирайся и идем, сейчас я позвоню Маргарите в «Космос», и она все устроит. Она многим обязана мне… Возьми деньги на гостиницу, поешь что-нибудь в ресторане…

…Не помню, как я снова перешагнула через неподвижное тело Анны Майер, как спускалась вниз, как ехала в гостиницу. Маргарита, знакомая Вадима, действительно довольно быстро поселила меня в скромный одноместный номер с телевизором и ванной комнатой, где я наконец могла побыть одна, все осмыслить и подумать о том, как мне жить дальше. Тишина давила на уши, поэтому первое, что я сделала, оказавшись в номере, – это включила телевизор. Включила и, едва услышав звуки рекламы, тотчас вспомнила, где я видела дешевые красные клипсы. Достала красную горошину из кармана куртки… Перед моими глазами всплыло полноватое лицо немолодой женщины. Черный надвинутый на лоб берет, черная глянцевая пуговица, мочка уха с болтающейся на ней красной дешевой клипсой и толстые губы со старческими темными усиками. «Вот эта женщина первая обнаружила несчастную девушку здесь, возле дома… Скажите… вы рядом живете?» – «Нет, я живу далеко, но работаю неподалеку. Возвращалась домой, шла к метро, вдруг вижу: прямо передо мной, на асфальте, – девушка». Это была свидетельница, та самая женщина, которая первая наткнулась на труп одной из «асфальтовых девушек». «Вы никогда прежде не видели жертву?» – «Может, и видела… Лица-то не видно, волосы растрепались и закрыли половину лица… Видно только, что молодая, красивая…» Дальше перед глазами возникло желтое пятно, и я услышала голос: "…С некоторых пор я не могу спокойно слышать, как смеется женщина»… Странные загадки загадывал мне мой собственный мозг. То он превращал меня в мужчину, которого раздражали смеющиеся женщины, то в женщину, которую брал мужчина… Так недалеко и до сумасшествия… Все это бред, бред, я просто переутомилась. К тому же много нервничала. Одна только смерть Баськи чего стоила… А тут еще Вадим, любовь, страсть, еще одно сумасшествие… И вдруг эта нелепая смерть Анны Майер… Надо взять себя в руки, принять красную таблетку и выспаться. Я освежилась под душем, выпила лекарство, легла на чистую постель и закрыла глаза. Телевизор продолжал работать, и я вспомнила, что погиб мой любимый артист, совсем еще молодой, ему не было и двадцати пяти. Красивый, сероглазый, с темными спокойными глазами и нежным, как у мальчика, лицом… Дима Аронов. Умер вчера сероглазый король… Умирали красивые люди: сестры Майер, Дима Аронов, Бася…

Слезы душили меня…