Конец капитализма?

Почему случаются финансовые кризисы? В 2007 году американская экономика процветала. Люди зарабатывали деньги. Они покупали дома и дорогие машины. Рынок акций был активен. Все должны были преуспевать и дальше.

Однако если вы рассмотрите ситуацию более детально, вы увидите, что уже тогда появились предупреждающие сигналы. Люди получили слишком много кредитов, дома продавались лицам, которые не могли себе их позволить, жадные банки стремились получить максимальную прибыль, кредитно-рейтинговые агентства давали неправильную оценку своим объектам, органы контроля бездействовали, чтобы затормозить процесс, и затем вдруг Lehman Brothers объявил о своем банкротстве, действия всех финансовых институтов в одночасье оказались заморожены, и мировая экономика начала терять миллиарды долларов.

Никто не мог определить потенциальные риски банков. Из-за торговли производными финансовыми инструментами невозможно было оценить надежность банка. Банки не спешили давать в долг другим банкам. Никто не мог предвидеть, что какой-то финансовый институт внезапно заявит о своем банкротстве.

До экономического кризиса 2008 года

Соединенные Штаты наслаждались периодом экономического роста и благополучия с 1945 по 1970 год. Мы преуспевали, являясь мировым экономическим лидером и сильной военной державой. Отчасти наш успех обуславливался тем фактом, что на нашей территории не велась Вторая мировая война и нас ни разу не бомбили в течение этого периода. Вторая мировая разрушила огромную часть инфраструктуры в Европе и Азии. Эти страны обратились к США за необходимым оборудованием, материалами и продовольствием. Наша промышленность росла и процветала. Профсоюзы были сильны. Американские рабочие привыкли к постоянно растущей зарплате и расширяющимся объемам потребления.

К 1970-м годам многие страны в Европе и Азии смогли восстановить свою инфраструктуру и производство. Германия вновь стала производить автомобили и другие товары более высокого качества, заставляя американцев понижать цены. Также на рынке США появилась Япония с более дешевыми товарами, которые зачастую были сделаны лучше, чем американские. Япония стала завоевывать свою долю в ряде американских отраслей, занимающихся поставкой автомобилей, мотоциклов, фотоаппаратов, радиоприемников, часов и различных небольших приборов. Чтобы составить достойную конкуренцию упомянутым странам, американские компании переместились за рубеж, чтобы сэкономить на рабочей силе и материалах. Это означало потерю рабочих мест в США. Кроме того, женщины стали работать больше. Также возрастала иммиграция, и новоприбывшие были согласны на крайне низкую зарплату. Все это привело к переизбытку рабочей силы, который не давал зарплатам подняться выше. Профсоюзы, не имея возможности добиться от менеджеров более высоких зарплат для рабочих, становились все слабее и теряли своих членов.

Зарплаты начали стагнировать в середине 1970-х годов. Чтобы прожить на низкий заработок, людям приходилось работать сверхурочно и в нескольких местах. Продолжительность их рабочего дня увеличилась на 20 %, тогда как во Франции правительство на столько же эту продолжительность уменьшило. И муж, и жена в американской семье вынуждены были работать, а их старшие дети устраивались в McDonald’s. Однако американцы по-прежнему хотели получать удовольствие от высокой степени потребления, поэтому они стали брать кредиты для удовлетворения своих запросов. Изначально это были кредиты под обеспечение – как правило, залогом был дом. Позже, для удовлетворения своего потребительского аппетита американцы переключились на кредитные карты, которые уже представляли собой негарантированный кредит, однако широко рекламировались. Результатом стал растущий потребительский долг. Для многих рабочих их долг равнялся их годовому доходу.

Банки были полны деньгами, которые они предоставляли потребителям. На самом деле они предоставляли средства даже тем, кто не мог выплатить их обратно с процентами. General Motors, пытаясь продать больше машин, создала Акцептную корпорацию General Motors (General Motors Acceptance Corporation – GMAC) для предоставления денег покупателям автомобилей под высокий процент. GM была счастлива продать автомобили дешевле и увеличить прибыль благодаря процентам. Оставаясь производителем машин, GM стала банком и смогла увеличить прибыль благодаря процентным выплатам, а не продаже авто.

В 1980-х годах компьютер все больше стал входить в обращение и уничтожил огромное число рабочих мест, которые занимали секретари и офисные рабочие. Компьютеры наряду с прогрессом в заводской автоматизации сильно увеличили производительность компании и ее прибыль. Относительно низкие зарплаты при растущей производительности обеспечили мощный рост доходов.

На что пошли эти возросшие прибыли? Во-первых, на постоянно растущие зарплаты начальников: сегодня генеральные директора получают в 200 или 300 раз больше, чем среднестатистический рабочий, зарплата которого никак не изменилась. Во-вторых, денежные средства были потрачены на поддержку политиков, партий и лоббистов для расширения и укрепления привилегий крупных капиталистов. В-третьих, часть денег пошла на благотворительность, чтобы поддержать тех, кто страдает от нищеты, низких зарплат или безработицы, а также на финансирование больниц, церквей, музеев и культурных организаций. В-четвертых, большая часть этой прибыли отправилась на хранение в банки, где она выдавалась рабочим в виде кредитов, чтобы они могли продолжать потреблять товары. Потребление стало своеобразной компенсацией для сотрудников, призванной возместить низкую зарплату в компании. По иронии судьбы, вместо того чтобы наслаждаться хорошими временами наряду с управлением компании и получать более высокую зарплату, рабочие вынуждены были брать в кредит денежные суммы, которые могли бы принадлежать им, и выплачивать их обратно, да еще и с процентами. Сегодня процентная ставка по кредитной карте нередко составляет целых 18 %{167}.

Великая рецессия в США (2008–2011)

В промежутке между 1945 и 2007 годами США пережили 11 экономических спадов, которые длились в среднем шесть лет. Их называли рецессиями и считали, что они – неотъемлемая часть капиталистической экономики американского типа. Однако кризис 2008 года оказался самым суровым со времен Великой депрессии 1930-х годов.

И американская, и мировая экономики испытали на себе катастрофический финансовый кризис. Часть компаний прекратили свое существование, среди наиболее заметных – Lehman Brothers и Bear Stearns. Другие компании (AIG, Fannie Mae, Freddie Mac и General Motors) были спасены государством. Не стоит забывать и о $ 204 млрд. для помощи нескольким сотням банков. И это без учета $ 860 млрд. государственных средств по закону «О восстановлении и реинвестировании американской экономики» в 2009 году.

Правительство критиковали за то, что оно спасало компании и банки, которые были «слишком крупными, чтобы обанкротиться». Некоторые возмущались по поводу «дефицитного финансирования» и грозили, что это приведет к гиперинфляции. Однако факт остается фактом – быстрая реакция администрации Обамы позволила избежать стране экономического краха. Благодаря дальнейшему финансированию в размере $ 4 млрд.{168} безработица понизилась с 10 % в 2009-м до 7,3 % в сентябре 2013-го, а к концу 2012 года постепенный пострецессионный прирост ВВП составил 2,2 %. Рынок ценных бумаг вернулся на тот уровень, на котором он находился до кризиса, в основном благодаря сокращению затрат и росту дивидендов от корпоративных резервов денежной наличности.

Однако экономика США по-прежнему борется с серьезными проблемами, возникшими в результате финансовой катастрофы. Учитывая огромное число людей, потерявших свою работу еще до кризиса и просто ушедших с рынка труда, а также увеличение числа рабочих, которые заняты неполный день, Институт Гэллапа подсчитал, что неполная занятость (учитывая выбывших ранее и рабочих с неполным трудовым днем) составила 17,2 % в октябре 2013 года, в то время как «официальная» безработица была объявлена на уровне 7,5 %{169}.

Сегодня долговое бремя США крайне высоко, и налогоплательщики недовольны огромными процентными ставками, с которыми им приходится иметь дело, покупая у кредиторов ценные бумаги американских эмитентов. Согласно данным на 2013 год, американские процентные платежи по федеральному долгу составили $ 416 млрд.{170}, или, другими словами, 7 % федеральных доходов. «Дядюшке Сэму придется раскошелиться на более чем $ 5 млрд. процентных платежей в течение следующих десяти лет, – предсказывают в Бюджетном управлении Конгресса. – Через десять лет более 14 % всей выручки федерального правительства уйдет на процентные платежи»{171}. Однако здесь мне не хотелось бы осуждать рост государственного и местного долга.

К сожалению, не существует способа выплатить этот долг целиком. В таком случае потребовалось бы использовать весь годовой ВВП, что само по себе невозможно, потому что тогда бы не осталось экономических сил для создания ВВП. Страх общества перед постоянно растущим долгом стал причиной активных дискуссий. Однако много уважаемых экономистов говорят о том, что в ближайшее время у нас нет причины паниковать. Например, Пол Кругман утверждает, что если мы будем бороться с безработицей и увеличивать доход населения, то сможем значительно сократить долг. Есть специалисты, которые предлагают решения вроде мер жесткой экономии, которые скорее сделают экономику еще слабее (вспомните кризис в Греции) и навсегда уничтожат возможность выплатить долг. Однако большинство экономистов все же различают среднесрочный и долгосрочный экономический кризис перед лицом снижающегося темпа роста ВВП. С политической точки зрения нам приходится сталкиваться с общественным и народным недоверием, с тех пор как размах проблемы превысил все известные пределы, обычно допустимые в подобных ситуациях.

Это правда: более 60 % этого долга распределены внутри страны и принадлежат ФРС[8], банкам и пенсионным фондам. В то время как эти институты становятся все богаче благодаря процентам, американцы начинают постепенно осознавать, что все меньший процент выручки США будет идти на правительственные операции, трансфертные платежи (программа социальной защиты, страхование здоровья престарелых, «Медикейд») и социальные программы, например образование. Избранным представителям власти нельзя позволять уходить от разговора об этом. Движение «Чаепитие» смогло заручиться поддержкой большого количества людей, настаивая на сокращении затрат бюджета, однако до сих пор ведется обсуждение того, что именно необходимо урезать.

В 2010 году была предпринята смелая попытка официально решить эту проблему: комиссией Симпсона – Боулза был представлен новый план по сокращению дефицита бюджета, который предполагал сокращение дефицита на $ 4 трлн. в ближайшие годы. Однако план не нашел поддержки и в жизнь было воплощено лишь его жалкое подобие. В 2013 году удалось сократить дефицит примерно на $ 85,4 млрд. (против $ 42 млрд. денежных расходов). Однако, несмотря на эти сокращения, Бюджетное управление Конгресса подсчитало, что федеральные денежные расходы продолжат расти в среднем на $ 238,6 млрд. в год в течение следующих десяти лет{172}.

А как насчет опасности инфляции? Несмотря на то что базовая инфляция осталась под контролем, цены на еду, энергию, медицинские услуги не включены в соответствующий индекс. Все эти и другие неиндексированные единицы товара давно превысили базовую инфляцию. Многие люди считают, что чем выше инфляция, тем невозможнее выплатить долговое бремя, которое является результатом масштабных расходов правительства и низкой налоговой нагрузки.

Растущее неравенство доходов

Сильные опасения в отношении растущего неравенства доходов существуют до сих пор (см. главу 2). В 2012 году доходы 1 % самых богатых людей выросли на 20 %, в то время как доходы остальных 99 % населения выросли всего лишь на 1 %. 5 % самых богатых семей заработали 22,3 % всего дохода нации в 2012 году. Доход этих самых богатых американцев полностью восстановился после кризиса, в то время как доход медианной американской семьи упал на 8 %{173}.

Средний класс, привыкший к дискреционному доходу и хорошим кредитам, теперь вынужден признать, что стоимость медицинских услуг и высшего образования слишком высока для его заработка. Поэтому он стал более осторожен в своих тратах. Многие люди переживают, что они могут перейти из среднего класса на более низкий уровень. Средний класс всегда являлся опорой капитализма. Или же средний класс с 1945 по 1970 год был всего лишь отклонением от нормы в истории капитализма? Капиталистам стоит задуматься о сокращении среднего класса и тех угрозах, которые этот процесс в себе таит, – сокращение привилегий состоятельного класса.

Личные сбережения в Соединенных Штатах возросли до 4,6 % в августе 2013 года. Увеличение сбережений в совокупности с сокращением потребительской активности обусловили отсутствие роста рынка и числа рабочих мест.

Потребительские расходы отвечают за 70 % экономической активности. Учитывая их сокращение, ФРС подсчитала, что в 2013 году рост ВВП составит около 2 %⁸. Несмотря на три операции по количественному смягчению после 2008 года, расходов внутри страны все равно недостаточно, чтобы достичь здорового, по мнению ФРС, роста ВВП в 2,5 %.

Приходится признавать два факта. Первый факт гласит, что Соединенные Штаты, которые были крупнейшим кредитором мира в 1970 году, сейчас являются крупнейшим должником на планете. Второй факт заключается в том, что экономика США претерпела радикальные изменения, превратившись из страны-производителя с большим числом работников, получающих достаточно высокую зарплату, чтобы относиться к среднему классу, в экономику, двигателем которой является финансовый сектор, притягивающий наряду с Уолл-стрит большую часть доходов и капитала. Эти финансовые сектора растут, в то время как численность среднего класса сокращается. Банки, брокерские компании, инвестиционные банки, страховые компании, хедж-фонды и другие, подобные им, сегодня определяют будущее направление экономики США.

В 1970 году производство давало 26 % всех рабочих мест, в 2010-м уже только 9 %. Должности в торговле, транспортной сфере, сфере коммунальных услуг сократились с 21 до 16 % от общего числа рабочих мест. Называя оба эти сектора рабочими, мы видим общее снижение рабочих мест в этих сферах с 47 до 25 %. Даже рабочие места в правительстве сократились почти на 2 %, однако мы не будем останавливаться на этом подробнее.

Совсем иначе дело обстоит в других секторах. Число рабочих мест в сфере финансового обслуживания увеличились с 15 до 22 % за тот же период времени; рабочие места в сфере профессиональных услуг и бизнес-обслуживания выросли с 5 до 12,5 %; в то же время резко увеличилось число рабочих мест в сфере здравоохранения – с 4 до 8 %. Давайте назовем эти последние три области профессиональным сектором. Итак, с 1970 по 2010 год профессиональный сектор вырос с 24 до 42,5 % (который характеризуется крайне малым числом профсоюзов){174}.

Разница между 47 % «рабочих» должностей, большинство из которых подразумевают членство в профсоюзе, и 42,5 % «профессиональных» должностей, как правило, не связанных с профсоюзами, говорит нам о грядущем перераспределении доходов и потребительских возможностей, а также о социальном неравенстве. Однако разница в доходах рабочего сектора гораздо меньше разницы в доходах в финансовой сфере, сфере бизнес-услуг и в профессиональном секторе. Может показаться, что «профессиональный» звучит как характеристика для более высоко оплачиваемых работ, однако среднестатистический доход в этом секторе ниже, чем в «рабочем» секторе производства, торговли, коммунальных и транспортных услуг; а следовательно, на «профессиональный» класс приходится и меньше потребительских расходов{175}.

5 % самых богатых семей, заработавших в 2012 году 22,3 % от всего национального дохода, все расположились в профессиональном классе, не в рабочем. 1 % людей с самым высоким заработком (минимальный доход – $ 350 000) вышли из класса инвесторов, а не из класса потребителей{176}. Большая часть их дохода вкладывается в управление состояниями, а не идет на покупку потребительских товаров и услуг. Представители этого класса имеют несколько вилл и яхту, однако эти затраты на них не сравнятся с тем, что они расходуют, инвестируя в финансовые продукты. Очень мало от этих 22,3 % идет на настоящую потребительскую экономику.

В то время как многочисленный бедный и средний классы тратят свои доходы на 70 % экономики США, богатые на потребление отдают относительно мало. Эта трансформация отражается в следующих трех чертах: (1) сокращение медианного дохода; (2) историческое снижение годового роста ВВП и (3) сокращение процента рабочей силы по отношению к населению.

Приведенные выше числа также демонстрируют структурный парадокс, который заключается в том, что страна существует в условиях неравенства доходов и пытается при этом увеличить национальный ВВП. Каким образом такое большое количество семей, имеющих более низкий доход, чем в прошлом, должны начать тратить больше, чтобы увеличить ВВП? Разгадка тайны ВВП кроется в потребительских кредитах и личном долге большинства семей, в то время как 1 % самых богатых членов общества инвестируют огромные деньги в финансовые структуры. Оба этих вида денежной циркуляции характеризуют основную деятельность растущего финансового сектора.

Долг населения

В 2011 году средний индекс зарплаты составлял $ 42,979. Предположив, что для получения кредитной карты нужно иметь работу, мы подсчитали, что в 2014 году на среднестатистическую американскую семью с кредитной картой приходится $ 15,607 долга{177}. Сравните эту цифру с 1970 годом, когда задолженность потребителей равнялась почти нулю. Неоспоримым является тот факт, что рост потребительских расходов с 1970 года по сегодняшний день был обусловлен именно увеличением использования потребительских и других личных кредитов, а вовсе не ростом свободного дохода рабочих. Грубо говоря, большинство представителей среднего класса добавляют к доходу, которым они располагают, еще и кредитные карты. Более 50 % американцев владеют кредитными картами.

Печально, что норма сбережения у граждан Америки крайне низкая. В 2013 году она составила 4,6 %. Это представляет разительный контраст с Китаем, где в 2012 году среднестатистическая семья сохраняла 50 % своего дохода, и это несмотря на растущий заработок. В Западной Европе семьи тоже копят денежные средства. В 2012 году в Германии норма сбережений составляла 11 %, во Франции – 16,1 %, а в Норвегии, в которой ВВП на душу населения ($ 54,947) выше, чем в США ($ 54,101) эта цифра составляет 8,1 %. Несмотря на то что в этих странах циркулируют дешевые кредиты и проценты по кредитным картам, ипотекам, кредитам на машину и другие нужды гораздо ниже, жители этих государств все равно копят больше.

Искушение купить что-нибудь слишком велико, если у вас есть кредитная карта или возможность воспользоваться похожими финансовыми схемами. Слишком большое число американцев покупают лотерейные билеты, имея почти нулевой шанс выиграть что-то, вместо того чтобы положить эти деньги на сберегательную карту. Я слышал о предложении привязать покупку лотерейного билета к размеру сбережений, т. е. сделать так, чтобы шанс выиграть зависел от количества средств на сберегательной карте.

Однако простой потребительский кредит не главный источник долга среднего класса, который отвечает за 70 % американской экономики. В 2010 году средний долг по ипотеке составил $ 147,133, а средний студенческий долг – $ 31,509. В 1950-е годы долг населения был около нуля, а в 2012-м уже насчитывал $11,13 трлн., среди которых $ 849,8 млрд. – долг по кредитным картам, $ 7,81 трлн. – долг по ипотеке, $ 996,7 млрд. – долг по студенческим кредитам. Долг населения как доля от располагаемого дохода поднялся с 68 % в 1980 году до своего максимального уровня в 128 % в 2007 году, однако затем несколько опустился до 112 % в 2011 году. Долг населения как доля от номинального ВВП вырос с 47 % в 1980 году до 77 % в 2012 году. Итак, задолженность американского населения, будучи около нуля в 1950-е годы, поднялась до $12,9 трлн. во втором квартале 2012 года{178}.

Студенческий долг становится все выше и выше, приближаясь к отметке в $ 1,2 трлн., и является тяжкой ношей для 40 млн. американцев, которые имеют, по крайней мере, один открытый студенческий кредит. Эта ситуация наихудшим образом тормозит развитие экономики. Сегодня молодые люди не покупают машины, дома или мебель. Некоторые не могут пожениться, потому что один не хочет брать на себя ответственность за студенческий долг другого. Экономисты видят в этом основную проблему. Кто-то предлагал решить данный вопрос так называемым прощением долгов студентам, однако это привело бы к огромным убыткам в государственной казне. Еще одним предложением является проект по снижению процентов по студенческим кредитам. Некоторые студенты все еще вынуждены платить 7 % по кредитам, несмотря на то что процентные ставки были значительно понижены в последние годы. В частности, предлагается установить процентную ставку по всем кредитам на обучение – и существующим, и будущим – размером в 3,8 %. Конечно, такой поворот событий также будет ударом для Министерства финансов, которому придется наполнять бюджет страны за счет увеличения налогов. Кроме того, предлагается принять закон, по которому студенты не должны выплачивать ежемесячно более 10 % своего настоящего дохода.

С социоэкономической точки зрения рыночную систему в Соединенных Штатах можно охарактеризовать скорее как долговой, а не накопительный капитализм. Все виды долга населения обеспечивают увеличение годового потребления как минимум на 25 % выше, чем может позволить располагаемый доход. Таким образом, рост долга объясняет, каким образом сокращение медианного дохода может все-таки увеличить ВВП!

Сегодня медианная американская семья несет долговое бремя в размере $ 75 600. 25 % американцев совсем не имеют сбережений. Большинство из них не в состоянии скопить хоть что-нибудь в период от зарплаты до зарплаты. Около 35 % американцев просрочили свои платежи на более чем 180 дней. Сегодня каждый шестой гражданин США получает продуктовые талоны, при этом 46 млн. имеют право на дебетовую карту на продукты, и среднестатистическому участнику программы платят $ 150 в месяц. В действительности у американцев не так-то много шансов взять еще кредиты, чтобы продолжать покупать товары в большом объеме.

Главная функция капитализма – не только создать рабочие места и предоставить семьям деньги для приобретения товаров, но и заставлять рыночный долг двигать 70 % экономики потребления. Капитализм, который исторически возник как кредитная система для поддержки предприятий, сегодня представляет собой долговую систему для частного потребления. Успех капитализма стал зависеть от возможности заставить людей «покупать сейчас, платить потом». Капитализм смог перекинуть долг на семьи, несмотря на то что им часто приходится платить высокие проценты по своим кредитным картам: от 20 до 28 %. Обратите внимание, что эти выплаты идут в карман банкам и финансовым структурам, а не производителям товаров.

Мы продолжаем считать, что ключом к экономическому росту является создание рабочих мест и получение дохода, хотя по факту ключевым моментом оказывается возможность перенести долговое бремя на плечи американских семей. Ежемесячный индекс долга из расчета на семью был бы лучшим показателем экономического роста, чем ежемесячные данные по безработице. Экономика может расти и без роста занятости. А как по-другому можно объяснить рост ВВП США в 2,2 %, даже когда безработица составляет 7,4 %?

Сегодня появляются признаки того, что банки вновь возлагают больше долгового бремени на тех американцев, которые не в состоянии его вынести. Автомобильные компании предлагают купить машину с нулевым первоначальным взносом и нулевыми процентами! Огромное число американцев со скверной кредитной историей могут воспользоваться рискованным кредитом на автомобиль, даже если они, очевидно, не в состоянии его выплатить и закончат тем, что их машина будет конфискована{179}. Индустрия «подожди до зарплаты», которая способствует возникновению краткосрочных кредитов, заставляет людей постоянно брать кредиты под чудовищные проценты. В должностной инструкции одной подобной компании говорилось о том, что сотрудникам необходимо создавать «ощущение нетерпения» и предложить проштрафившемуся должнику рефинансировать либо продлить кредит даже после того, как он сказал, что не может его выплатить{180}. Недавно созданное Бюро по финансовой защите потребителей в данный момент разрабатывает правила для защиты заемщиков от беспринципных кредиторов, чтобы избежать взрыва еще одного пузыря.

Финансиализация американской экономической системы

Гэри Харт, который однажды баллотировался в президенты, поделился следующим мнением по поводу неудачной трансформации капитализма:

«Наше замешательство в отношении капитализма связано с уходом нашей экономики от производства и продажи вещей к манипулированию деньгами… и включает в себя слияние и поглощение, венчурный капитализм, покупки контрольных пакетов акций, работу с задолженностью, спекуляцию с ценными бумагами, валютную спекуляцию, скупку и продажу ценных бумаг. В то время как денежная культура расцветала […] производство сокращалось»{181}.

С момента высказывания Гэри Харта финансовая индустрия США выросла намного больше по сравнению с американским ВВП. К 2010 году она увеличилась до 50 % несельскохозяйственного ВВП. Доход от финансового сектора вырос до 7,5 % в соотношении с ВВП и до 20 % всего корпоративного дохода{182}.

Мы стали свидетелями того, как возросла роль Уолл-стрит и всего финансового сектора в провоцировании экономических спадов и подъемов, совсем недавно – в продвижении нездоровых ипотек, в избыточном кредитовании с неэффективным резервным капиталом, в страховании непонятных производных ценных бумаг и в деятельности хедж-фондов. Ральф Нейдер, известный критик корпоративной Америки, выступил с серьезным обвинением против банков, которые финансируют крайне спекулятивные вложения, захватывают компании и устраивают махинации с их активами, помогают фирмам перенести их акции за рубеж, оставляя американских рабочих без работы, удостаивая себя огромными окладами благодаря высоким прибылям{183}.

Первый шаг на пути к финансиализации американской экономики произошел в 1996 году, когда Citicorp планировала объединиться со страховой компанией Travelers. Такое слияние было нелегальным по Закону Гласса – Стиголла, который запрещал банкам владеть компаниями в других финансовых секторах, таких как сфера банковских инвестиций и страхование. Роберт Рубин, тогдашний министр финансов при президенте Билле Клинтоне, лоббировал отмену ограничений для банков, и в 1999 году большинством голосов был принят новый законопроект, отменяющий положения Закона Гласса – Стиголла. На следующий день после принятия закона Рубин покинул должность министра финансов и был принят на работу конгломератом Citigroup с окладом в $ 15 млн. в год, не неся при этом никакой ответственности за совершенное{184}.

Финансиализацию американской экономики также усиливает тот факт, что налог на долгосрочный (более 1 года) доход от прироста капитала составляет всего 15 %, в то время как обыкновенная ставка подоходного налога составляет от 30 % до 39 %. Большая часть дохода богатых людей идет от прироста капитала (который также называют «незаработанный доход»), так, например, обстоит дело с Миттом Ромни и Уорреном Баффеттом, которые платят всего лишь 15 % налога, в то время как средний класс вынужден платить 30–39 %. По иронии судьбы эти финансисты не производят настоящих товаров и не предоставляют услуги, они зарабатывают прежде всего через управление денежным потоком.

Финансиализацию подтверждает и появление огромного количества новых видов продуктов, разработанных изобретательными финансовыми инженерами. Главной идеей оказалась секьютеризация, означающая привлечение финансирования путем выпуска ценных бумаг, обеспеченных активами, создающими стабильные денежные потоки (например, портфель ипотечных кредитов, автокредитов, лизинговые активы, коммерческая недвижимость, генерирующая стабильный рентный доход, и т. д.). Некоторые из них включают в себя субстандартные ипотеки с крайне низким качеством. Добавьте к этому другие производные финансовые инструменты и скрытные, нерегулируемые хедж-фонды, и вот перед вами еще одна причина для беспокойства.

Конечно, это не относится ко всем новым финансовым продуктам, особенно к тем, чьей целью является разработка новых программ страхования для покрытия еще не защищенных рисков. Термин «отсутствующие рынки» используется для описания рисков, которые должны быть покрыты, однако до сих пор не существует рынка, который мог бы это сделать. Роберт Шиллер, получивший Нобелевскую премию по экономике, описывает эти «отсутствующие рынки» в своей книге «Новый финансовый порядок» (The New Financial Order){185}. Он заговорил об идее рынка, на котором любой человек мог бы купить «страхование в случае потери средств к существованию»: оно могло бы ему понадобиться, если бы его профессия оказалась больше не востребована или он сделал ошибку, выбрав не тот род деятельности. Шиллер предложил создать «страхование собственного капитала домовладельца», чтобы люди могли покрыть риск снижения стоимости их дома. Он также сделал предложение ввести «кредиты по доходу», размер процентной ставки по которым отличался бы для людей с разным доходом, местом жительства или определенной профессии. Не все из этих идей можно применить на практике, однако они выражают потребность застраховать современные риски в обществе{186}.

Финансиализация американской экономики также подтверждается быстрым ростом лидирующих банков и инвестиционных компаний, называемых «слишком большими, чтобы обанкротиться» во время рецессии 2008 года. В 1990 году пять крупнейших американских банков имели 9,67 % финансовых активов банковской системы; по данными SNL Financial, к концу 2013 года пять крупнейших банков владеют уже 44 %, или $ 6,46 трлн. В 1947 году на финансовый сектор приходилось всего лишь 2,5 % ВВП. К 2006 году его доля возросла до 8 %. В течение последнего десятилетия на него стало приходиться около 41 % всей прибыли, полученной американскими компаниями{187}. Итак, выходит, что финансовый сектор экономики превратился в «самодостаточный вечный двигатель, который высасывает деньги из остальных секторов экономики»{188}. В докладе Международного валютного фонда под названием «Слишком много финансов?» делается следующий вывод: при высоком уровне финансового долга большой финансовый сектор является причиной низкого роста экономики. Было бы хорошо, если бы финансовый сектор несколько уменьшился в размерах и тем самым сократил вероятность нерационального распределения капитала и возникновения кризиса.

Некоторые говорят о том, что экономика США из «прорыночного» капитализма превратилась в «проделовое» кумовство. Тысячи лоббистов пытаются протолкнуть законы, интересные бизнесу, но идущие вразрез с желаниями обыкновенного гражданина. Луиджи Зингалес в своей книге «Капитализм для людей» (A Capitalism for the People: Recapturing the Lost Genius of American Prosperity) утверждает, что движения «Захвати Уолл-стрит» и «Чаепитие» пытаются бороться с одним и тем же врагом{189}. Представители первого обращают свой гнев против делового мира, в то время как вторые недовольны правительством, однако Зингалес говорит, что бизнес и власть сидят в одной лодке.

Поиск решений: меры по регулированию финансовой системы

Если реструктурирование не может изменить положения банков («слишком важны, чтобы обанкротиться»), то можно попытаться ограничить их сферу влияния и их передвижения в другие секторы экономики. Ни Конгресс, ни Белый дом еще не приняли необходимых мер, которые бы гарантировали, что финансовый сектор больше не будет переступать все допустимые границы, выпуская ненадежные ценные бумаги и выдавая чрезмерное число кредитов, чтобы в конечном счете свалить с ног всю экономику. К сожалению, сейчас мы наблюдаем очень сильное лоббистское движение, которое стремится вернуть секьюритизацию без должной системы регулирования{190}.

Давайте подумаем над тем, что необходимо сделать, чтобы финансовый сектор действовал надежно и приносил прибыль{191}. Первая задача – убедиться, что ни один американский банк не станет настолько крупным и значимым в экономике, что его банкротство повлечет за собой крушение всего. Мы не можем печатать деньги для спасения таких банков за счет средств налогоплательщиков и провоцируя огромную инфляцию{192}. Эти банки необходимо разбивать и заставлять работать с четкими разграничениями того, что разные виды банков могут и не могут делать, при этом нужно различать сберегательные банки, розничные/коммерческие банки, инвестиционные банки и запрещать им вмешиваться в другие сферы, такие как страхование, туризм и брокерский сектор. Есть также предложение вернуть Закон Гласса – Стиголла, запрещающий коммерческим банкам заниматься инвестированием, брокерским делом и страхованием. Банковская отрасль категорически против этого, особенно если учесть, что инвестиционные банки, несмотря на большее число рисков, приносят гораздо более высокую прибыль, чем коммерческие. Этим можно частично объяснить нежелание коммерческих банков финансировать малые и средние компании, так как те же самые деньги могут принести гораздо более солидную выручку, если их отправить в финансовую торговлю и использовать в качестве инвестиций.

Еще одно предложение гласит, что необходимо заставить банки подстраховывать свои кредитные операции собственным капиталом. Профессор Стэнфордской школы бизнеса Анат Адмати в своей книге «Новые одежды банкиров» (The Bankers’ New Clothes), написанной совместно с Мартином Хеллвигом, задается вопросом: почему банки имеют право распоряжаться 95 % ссудных денег, хотя ни одной компании это не разрешается? Неудивительно, что у нас в таком случае возникают банки, крах которых способен обернуться для каждого катастрофой. Она предлагает поднять планку собственного капитала до 20–30 % балансового итога. Это может привести к тому, что банки будут меньше давать кредитов и перестанут столь стремительно и масштабно расти. Адмати признает: есть вероятность, что в таком случае банки станут предоставлять меньше кредитов малым фирмам, и компаниям будет уже не так просто заручиться их финансированием. Однако не намного более медленный экономический рост лучше, чем высокий риск падения теснейшим образом связанных между собой банков, которое может погубить всю экономику. Она выступает против огромной прибыли банков, не несущих никаких личных рисков и ответственности налогоплательщиков за ошибки, совершенные ими.

Пол Волкер, бывший президент Федерального резервного банка, предложил отделить подстрахованное государством коммерческое кредитование от рискованных торговых операций банка. 10 декабря 2013 года федеральные власти приняли Правило Волкера, запрещающее банку торговать в личных целях и ограничивающее его инвестирование в хедж-фонды. Правило устанавливает, что рынки, а не вкладчики банка должны финансировать рискованную торговлю. Федеральная корпорация по страхованию депозитов (Federal Deposit Insurance Corporation, FDIC) запрещает подвергать риску депозиты до $ 250 000. Основная цель этих правил – заставить банки иметь больше доступного капитала (и меньше кредитных рычагов) для выплат по кредитам и выдачи депозитов, когда есть такая необходимость.

Излишне говорить, что более 2000 банковских лоббистов смогли остановить принятие некоторых перечисленных выше мер или смягчили их действие через денежные манипуляции. Их агрессивное и хорошо финансируемое лоббирование не дало реализовать 60 % Закона о реформировании Уолл-стрит и защите потребителей Додда – Франка, проекта, который бы позволил сделать банковскую систему более надежной. Проблема в том, что политики обеих партий получают слишком много средств от представителей банковских интересов и не готовы голосовать за ограничение банковской активности. В середине декабря 2014 года Конгресс свернул Закон Додда – Франка, позволив банкам вновь работать с производными финансовыми инструментами{193}.

Вторая задача заключается в более качественном рассмотрении и регулировании новых видов финансовых инструментов, которые появляются в мире финансов. Производные финансовые инструменты, обмен дефолтами по кредиту и другие различные финансовые продукты – в том числе и фонды денежных рынков, которые не застрахованы FDIC, – были названы потенциальным оружием для массовогого финансового поражения. Многие инвесторы и институты не до конца понимают, как данные инструменты работают, поэтому внезапные изменения в их стоимости могут стать причиной паники на финансовом рынке. Необходимо определить, какие из существующих новых финансовых продуктов приемлемы, следовательно, нужно сделать так, чтобы они были прозрачны на предмет рисков и прибыли.

Третья задача: заставить банки вернуться к выполнению своей главной миссии – удовлетворение нужд и следование интересам малых, средних и крупных компаний как внутри страны, так и за рубежом. Несмотря на огромное количество денег в руках банков, многие из них неоправданно сокращают кредитование. Они не очень-то охотно предоставляют кредиты отдельным гражданам или компаниям, которым нужны средства для покрытия затрат, покупки товаров или для обеспечения производства. Им гораздо более удобно использовать деньги для приобретения ценных бумаг Казначейства США. Они могут платить ФРС полпроцента в год, чтобы получить деньги, напечатанные ФРС, и затем купить на эти средства облигации Казначейства США, которые принесут 2–3 %. Нет никакого риска в процессе получения этого вида дохода. Банки также выдавали деньги биржевым торговцам, что частично объясняет повышение цен на акции. А тем временем эти действия банков никак не способствуют улучшению экономики США и повышению уровня жизни обычных людей.

Крупнейшие банки не хотят заниматься выдачей малых кредитов, в то время как они могут заработать гораздо больше в высокочастотной торговле и через международные банковские инвестиции. Осталось слишком мало небольших независимых банков, интересующихся жизнью местного бизнеса. Возможно, нам придется создать отдельный вид банка для обслуживания сектора малого бизнеса, используя тот же принцип, по которому в прошлом сберегательные и кредитные банки стали работать на ипотеку.

Финансовая отрасль функционирует в рамках многих благоприятных условий. Например, существует государственный налог с продаж товаров и услуг, однако нет такого же налога для финансовых операций. Если бы государство ввело хотя бы однопроцентный налог на покупку и продажу акций и облигаций, то это позволило бы не только предоставить городам столь необходимые миллиарды долларов, но и охладить спекулятивную горячку.

Есть также предложения по созданию более качественной системы оценки кредитоспособности банков. Классические кредитно-рейтинговые агентства – Standard and Poor’s, Moody’s и Fitch – оказались абсолютно не в состоянии увидеть риски, ставшие причиной Великой рецессии, отчасти из-за того, что их финансируют банки, которые они оценивают. Нам также необходимы более квалифицированные, лучше оплачиваемые инспектора. Мы не должны ожидать от них многого, если их зарплата намного ниже зарплаты банкиров и адвокатов контролируемых ими банков. Нам нужно быть строже с финансистами, которые делают возможным выдачу огромных ненадежных кредитов. Банкиров также стоит учитывать в Законе Сарбейнза – Оксли, заставляющем генеральных директоров нести ответственность за серьезные ошибки. И в конце концов если банк продает сомнительные ценные бумаги и приобретает для них страхование, то нам стоит прежде всего задуматься, почему он решил их продать. Финансисты должны нести ответственность за действия, способные привести к финансовому кризису.

Мартин Вольф, один из самых проницательных финансовых экономистов в Financial Times, указал на необходимые реформы финансовой системы в своей книге «Сдвиги и шоки. Чему мы уже научились и что еще должны извлечь из финансового кризиса» (The Shifts and the Shocks: What We’ve Learned – and Have Still to Learn – from the Financial Crisis). Выражая ранее крайне консервативный взгляд в отношении финансовой свободы, теперь Вольф начал высказывать глубокое беспокойство по поводу финансовой нестабильности, растущего неравенства и того урона, который эти факторы могут нанести демократическим институтам. Он утверждает, что следующий финансовый кризис может оказаться настолько суровым, что «наша открытая всему миру экономика сгорит в огне»{194}. Вольф предлагает ввести более строгие требования по капиталу для финансовых институтов, попытаться сократить неравенство таким образом, чтобы кредитное бремя стало меньше, увеличить налоги для богатых и осуществлять более серьезное кейнсианское бюджетное стимулирование во время рецессий.

Также обращаясь к этой проблеме, Марк Карни, управляющий Банка Англии, 27 мая 2014 года сказал на Конференции по инклюзивному капитализму, что банки существуют в условиях «невозможного проигрыша» и «готовы во многих ситуациях пойти на сделку с совестью ради собственной выгоды»{195}. Банкиры имеют высокий доход в хорошие времена и, как правило, нормальный доход – в плохие. Именно это обстоятельство позволяет им идти на такие риски.

Президент Федерального резервного банка Нью-Йорка Уильям Дадли предложил вместо выплаты всех премий авансом, выплачивать их в течение пяти лет небольшими порциями. Если у банка возникают проблемы, отложенные премии пригодятся для рекапитализации операций банка и выплаты штрафов, если такие появляются{196}.

Очевидно, настало время для реформ, если даже наши самые светлые головы в финансовом мире начинают бить тревогу и требовать преобразований.