Кромешная тьма и тишина. Это все, что вижу и ощущаю, открыв глаза. Голова болит, просто раскалывается и снова тошнит.
Господи! Да когда уже это все закончится!
Последнее, что помню, был удар, там на дороге. И все. Но вот где я сейчас нахожусь, даже представить себе не могу.
Но все, в одно мгновение, становится неважным, когда рядом я слышу какое-то копошение, а затем детский плач.
— Катюша?! — зову девочку, потому что ее голос я уже не перепутаю ни с чьим.
— Ира! — плачет она, — Ира, ты где? Мне страшно!
Сердце стучит в груди бешено и мне кажется, что только этот стук сейчас слышен нам обеим.
— Катюш, сейчас, подожди! — на ощупь пытаюсь найти ребенка, ползая вокруг себя.
В конце концов, натыкаюсь на что-то маленькое и по визгу девочки понимаю, что нашла.
— Это я, Катенька! Не бойся!
Сгребаю ребенка в охапку и глажу по голове, пытаясь успокоить. Теперь я окончательно понимаю, что нас снова похитили и заперли непонятно где. А эта авария была лишь поводом для похищения.
А что с Богданом? Он же весь удар принял на себя! Неужели… Даже думать об этом не могу, да и не хочу. Включаю логику, которая хоть немного, но внушает оптимизма. Если бы с Богданом что-то случилось, то нас бы не прятали. Значит мы им нужны. А значит, он все равно нас найдет рано или поздно, в этом-то я точно не сомневаюсь. Надо только потерпеть немного.
Катя вся холодная, даже ледяная, но все также сжимает в руках плюшевого медведя. Я это поняла, когда ощутила что-то мягкое. И я начинаю растирать ее ручки своими и дышать на них, поднеся к своему лицу.
— Замерзла? — спрашиваю у нее.
— Угу, — уже клацает зубами Катя, — Здесь очень холодно и мокро.
— Прижмись ко мне сильнее и расслабься. Так будет намного теплее. Ну же, девочка!
Катюша делает то, что ей говорю и я чувствую сладкий запах ее волос. Теперь я понимаю, что значит натуральный запах человека, о котором мне говорил Богдан. Это то самое, что притягивает, заставляет чувствовать свое.
И сейчас я понимаю, что эта девочка моя. Никому ее не отдам. Сама горло перегрызу за нее.
Во мне словно материнский инстинкт просыпается. И мне нравится то, что я сейчас чувствую, защищая ее. И если учесть то, что возможно, я ношу под сердцем еще одного, ребенка Богдана, то не дай бог кому-то встать сейчас на моем пути.
— А где Богдан? — тихо спрашивает Катя.
— Не знаю, родная. Пока не знаю.
Не хочу врать ей, тем более, что она и так все понимает.
— Но он же спасет нас? Правда же, Ира?
— Конечно, Катюш! Даже не сомневайся! Просто нам с тобой нужно чу-у-уточку подождать и быть смелыми.
Проходит еще какое-то время, а ни к нам, ни за нами так никто и не приходит. Катя совсем окоченела уже и даже начала подкашливать. И это меня выводит из себя. Я не знаю зачем, но принимаю решение кричать. Не уверенна в том, что это хоть как-то поможет, но больше придумать нечего.
— Родная, закрой ушки ручками и не бойся, — прошу Катюшу и она сразу делает то, что ей говорят.
Я поднимаюсь с пола и, приподняв голову вверх, начинаю орать.
— Эй! Вы меня слышите?! Идите сюда, хоть кто-нибудь!
Так продолжается минут десять или даже больше, и я уже отчаялась в своей попытке докричаться хоть до кого-то. Но звук поворачивающегося ключа в замке, даже заставил улыбнуться. У меня получилось? Или за нами просто пришли.
Дверь со скрипом открывается, запускаю яркую полосу света внутрь. От этого сразу режет глаза и я не могу понять кто сейчас передо мной стоит.
— Очухались? — до меня доносится знакомый голос с каким-то акцентом.
И когда глаза немного привыкают, я пытаюсь разглядеть стоящего в этой полосе света мужчину. Высокий, очень, шатен и сразу видно, что силен. Да он просто огромный. Он до боли мне знаком, и тут я узнаю в нем его. Это же тот самый чех, который тоже был тогда в доме Райского. Мало того, он его друг и партнер по бизнесу. Томаш!
— Томаш?! — у меня горло сжимается.
— Хорошая память, красавица, — смеется негромко, — Жаль мне в тот вечер не перло в карты. Я бы не был с тобой так груб, как Генри.
— Считай тебе повезло! — бросаю в его сторону, — Быстрее сдохнешь и без особых мучений!
— Да ты дерзишь, девочка! Это тебя сынок Райского научил так с мужчинами разговаривать?
— Не с мужчинами, а с тварями! Ведь по другому вас и назвать нельзя! И ни один из вашей веселой многонациональной компании и рядом не валялся с Богданом!
Томаш начинает громко смеяться, а потом выдает то, чего я вообще не ожидаю.
— Я знаю, что это он прикончил психопата Генри, да и пропажа Урбаноса тоже, скорее всего, его рук дело. Но скоро и его настигнет та же участь. Райский не любит, когда нарушают договор.
— О чем ты? — с недоверием в голосе уточняю.
— О том, что в городе обитает Хищник, которому твой Богдан и в подметки не годится. Райский найдет его и приструнит с его помощью дорогого сынка. И он, поверь мне, в доску расшибется, но отыщет этого зверя. А пока, чтобы вы все не сбежали, вы с девчонкой побудете у нас под присмотром.
Теперь наступает моя очередь смеяться. Неужели они, со своими связями, не знают, кто на самом деле Хищник? И что Богдан с ними сделает?
С другой стороны, это же ненормально от слова совсем. Родной отец желает смерти своему сыну! Да он же не человек, а кассовый аппарат какой-то. Ради своих денег и статуса готов родную кровь пролить. И только хныкающая Катюша, заставляет меня сдерживаться.
— Забери нас отсюда, быстро! Девочка уже продрогла до костей. Еще немного, и она заболеет. Не думаю, что Райскому это понравится, — играю вслепую, но другого варианта не вижу.
О том, что Богдан и есть Хищник, решаю умолчать. Пусть хоть какой, но козырь в рукаве. Хотя признаться, довольно весомый козырь. За эту информацию многое можно получить. Только вот я не знаю, могу ли ее разглашать или нет.
Томаш не двигается со своего места, и видимо, мои слова возымели смысл, потому что он смотрит на Катюшу не отрываясь, пытаясь понять вру я или нет.
— Бери девчонку и за мной! — командует он.
Два раза мне повторять не нужно. Поднимаю свою девочку, которая уже на ногах еле стоит и помогаю идти вслед за Томашом.
Мы движемся по какому-то темному коридору при тусклом освещении. А потом яркий свет снова резко слепит глаза. Я жмурюсь, прикрывая лицо рукой, а второй прижимаю к себе Катюшу.
— Не останавливайся! — приказной тон эхом разносится по огромному залу.
Томаш специально идет быстро, не давая нам возможности осмотреться, чтобы запомнить расположение входов и выходов. Думает, наверное, что мы попробуем сбежать? но это точно вряд ли. Пока обнимаю Катю, чувствую, что она вся горит. Щечки и губы красные, глаза закрыты и еле волочит свои маленькие ножки. Все, как говорится, приплыли.
Доходим до какой-то двери и Томаш жестом указывает, что нам с Катюшей туда.
— Вызови врача, — прошу его умоляюще, — Она заболела, вся горит!
Томаш молча закрывает за нами дверь и закрывает нас снаружи.
— Сука! — ору, что есть мочи, — Какие же вы все уроды!
Слезы начинают литься из глаз, потому что я не знаю как помочь Кате.
Осматриваю комнату, в которой нам теперь неизвестно сколько придется находиться. В ней только кровать и окно, на котором предусмотрительно установлены решетки. Но хотя бы туалет есть и раковина.
Подхватываю Катю на руки и кладу на кровать. Сейчас ей точно не холодно, потому что температура явно очень высокая. Отрываю от простыни кусок ткани и бегу в ванную, что бы намочить его холодной водой. Прикладываю к голове девочки, а потом обтираю хрупкое тельце.
Меня так мама обтирала в детстве, когда я болела. А еще она пела мне песенки и мне становилось так спокойно, что я сразу же засыпала. Вспоминаю ту самую мелодию и тихонько пою. Не знаю сколько проходит времени, но дыхание ребенка становится ровным и спокойным. Прижимаю ее к себе и тут же засыпаю.